Текст книги "Великие любовницы"

Каким бы глубоким ни было их волнение, оба участника «праздника» оказались на высоте их ожиданий, если верить свидетельству, от которого Диана не смогла удержаться на другой день после своего «поражения»:

 
Прекрасным утром предо мною вдруг возник
Амур и подарил цветы.
– Хочу, – сказал, – я ваш украсить лик
Цветами небывалой красоты.
Фиалками меня он осыпал,
Подснежниками сердце покорил
(Прекрасны были те цветы, что он бросал,
А сам он – свеж, красив и очень мил).
Сам, как цветок, дрожал и глаз не подымал.
– Не будьте столь жестоки, – мне Амур сказал
И мне рукою трепетной подал
Ветвь лавра, что в Раю сорвал.
– Но лучше мудрой быть, чем королевой, —
Волнуясь и дрожа, смогла пробормотать,
Диана пала. Вам легко понять,
Какое утро я в виду имела…
 

При прочтении этих очаровательных стихов мы с радостью констатируем, что Диане не чужды были эмоции, которые не шли из головы, что на какое-то время она стала обычной женщиной, отзывчивой к желаниям любви, отзывчивой также к призыву сладострастия…

А Анри был восхищен. Он никак не мог поверить в свое счастье: ведь он держал в объятиях эту такую желанную «богиню», которая отдала в его распоряжение свое тело статуи. И статуя ожила, задрожала от его ласк, ответила клятвами на его клятвы… В то утро из объятий Дианы вышел уже не мальчишка, а мужчина; когда слились их тела, Диана не только удовлетворила желания Анри, она дала ему веру в себя, уверенность, чего у него никогда раньше не было. С того дня все были вынуждены считаться с дофином. Понимая, что своим внутренним превращением он обязан своей прекрасной даме, Анри в стихах – тогдашняя мода вынуждала – выразил свое счастье:

 
Увы, о Боже, как я сожалею,
Что много времени пришлось мне потерять.
Был молод, думал, скоро повзрослею,
Тогда смогу любовником Дианы стать.
Я опасался, что моя богиня
Ко мне не пожелает снизойти.
Ведь всякое могло произойти…
 

Итак, рыбка попалась на крючок, и теперь Диане оставалось пожинать плоды своего «чудесного греха». С той ночи и до последнего дня своей жизни Анри будет к ней привязан. Но, наслаждаясь победой, Диана постаралась сделать так, чтобы не пострадала окружавшая ее легенда о респектабельности. Дама из Ане постоянно заботилась о том, чтобы на ее репутации не было ни малейшего пятнышка. Кто-то посчитает это поведение лицемерным и будет прав, но Диана, зная, что ее окружали завистники, старалась не давать пищи их злословию. Анри же был далеко не так скрытен, у него не было ни малейшего намерения делать тайну из своего счастья. Поэтому начиная с того самого дня он стал одеваться только в черно-белое, цвета Дианы, и подписывать свои письма буквой «Н» и двумя полумесяцами, которые, сплетаясь, образовывали букву «D», начальную букву имени Дианы. Эту же монограмму он приказал вышить на своих одеждах, инкрустировать на воротах своих замков, даже на одеянии, которое было на нем в Реймсе во время его коронации!

Но далеко не все были рады этому успеху Дианы. Герцогиня д’Этамп, официальная «королева сердца», не могла согласиться с тем, что ей надо поделиться властью. Между женщинами произошел разрыв, и самое малое, что можно сказать по этому поводу, это то, что дамы эти не щадили друг друга в своих высказываниях. Анна не только сама распускала сплетни о «старухе»[53]53
  См. предыдущую главу.


[Закрыть], но и наняла некоего Вутэ, поэта бесталанного, но язвительного, который для описания любовницы дофина употребил такие эпитеты: «ее размалеванное лицо, ее морщины, ее вставные зубы и ее увядший цвет лица». Любезнее некуда! Клевете мадам д’Этамп суждено было прожить долгую жизнь – уже в следующем столетии известный историк XVII века Мезерей написал: «С великим сожалением можно сказать, что юный принц обожал увядшее, полное морщин лицо, поседевшую голову, наполовину потухшие и часто покрасневшие глаза, короче, то, что можно назвать объедками со стола многих прочих».

Этот написанный ненавистью портрет ничем не походил на реальность. Все современники Дианы во главе с Брантомом были единодушны в восхвалении ее красоты, равно как и в удивительной долговечности этой красоты. Диана сама давала понять, что секрет ее вечной молодости заключался в чудесном напитке, который она якобы выпила еще девочкой. Во всяком случае, если Анри и приходилось довольствоваться «объедками», как говорил Мезерей, Диана умела прекрасно приспосабливать их для счастья своего любовника, который был как никогда под властью ее любви. О чем он ей и написал:

 
Как новый принц, лишь вас, моя принцесса, я люблю.
Любовь мою я вам навеки отдаю.
Пройдут года, а чувства все останутся нетленны.
Ни рвы глубокие, ни каменные стены
Мне не нужны. Нет крепостей для веры.
Вас сделал госпожой, любовницей, царицей
И знаю, что любовь навек продлится.
 

До поры до времени Диана не отвечала на нападки. Она знала, что будущее принадлежало ей, потому что в один прекрасный день на трон должен был взойти ее защитник. А она должна была подняться вместе с ним в качестве его «королевы сердца». В ожидании дня, когда она сможет отомстить, Диана собирала вокруг себя верных людей, которые, как и она сама, делали ставку на будущее. Диана умела очень хорошо сдерживать свой гнев и ждала удобного случая, когда можно будет нанести удар обезоруженной сопернице. Этот случай представился ей спустя несколько лет, в августе 1544 года, во время очередных баталий между Франциском I и Карлом V. Последнему попал в руки секретный код французской армии, и, по словам летописца того времени, «некоторые решили, что ключ от кода был прислан германскому императору Анной де Писсле». Кроме того, утверждалось, что мадам д’Этамп передала ради красивых глаз своего любовника, продавшегося Карлу V, графа де Лонгваль, некоторые важные государственные тайны. Другой историк тех времен по фамилии Бейль написал по этому поводу:

«Герцогиня была столь близка к императору, что тот во всех подробностях знал обо всех тайнах двора и Королевского совета. Причиной этого безобразия была женщина. Женщина эта могла бы свергнуть монархию, если бы у Карла V голова не повернулась в другую сторону. Франциск I был продан по сходной цене»[54]54
  Цитируется по Ф. Эрланже.


[Закрыть]. Потом историки опровергли это обвинение. В частности, Филипп Эрланже, который увидел в них происки Дианы.

Диана и впрямь умело воспользовалась слухами, которые тогда ходили. В войне между женщинами допускаются любые удары, даже самые подлые. Про этих женщин Монтескье написал: «Они завидовали друг другу во всем, даже в пороках». Это суждение удачно отразило обстановку при французском дворе, раздираемом двумя кланами, которые поочередно брали верх друг над другом. Глядя в будущее, Диана одобряла и поддерживала могущество семейства де Гизов и склоняла Анри к тому же. И совершенно напрасно, поскольку эти самые Гизы станут потом активно плести заговоры против сынов Генриха II и даже будут в нескольких шагах от того, чтобы вырвать у них корону Франции. Диана и ее партия, кстати, проявили себя яростными противниками реформаторов, которых они называли еретиками и которых требовали сжигать на костре.

Поддерживавшая другую партию, Анна уговаривала Франциска I проявлять терпимость к протестантам. Эта двойственность позиций двора отразилась на отношениях между королем и его сыном. До самой смерти Франциска I дофин, не осмеливаясь открыто выступить против отца, критиковал его политику, используя доводы, которые предоставляла ему Диана де Пуатье. Для того чтобы обеспечить себе гарантии на будущее, а также чтобы найти противовес дофину, Анна д’Этамп привлекла в свой лагерь третьего сына Франциска I герцога Шарля Орлеанского. Это был блестящий жизнерадостный молодой человек, чей открытый и прямой склад характера разительно отличался от характера его старшего брата. К несчастью для мадам д’Этамп, ей не суждено было долго пользоваться этой великолепной поддержкой – увы, принц преждевременно скончался, пав жертвой одной из загадочных эпидемий, которые регулярно охватывали страну.

Эта смерть глубоко огорчила короля, но отнюдь не мадам де Пуатье и не дофина, который видел в младшем брате угрозу своей власти. В любом случае, как и раньше, когда смерть старшего брата открыла ему дорогу к престолу, смерть герцога Орлеанского была только на руку будущему Генриху II. Тогда все снова заговорили об отравлении – в те времена яд был в большом ходу. Поскольку от этих разговоров до обвинения Дианы был всего один шаг, Анна легко его сделала, чтобы отомстить сопернице за недавние обвинения в измене. Маловероятно, чтобы вдова сенешаля была замешана в таком преступлении, но не было ли среди ее сторонников и слуг кого-нибудь, кто смог проявить такое усердие? То, что мы знаем о нравах тех времен, о загадочных и столь своевременных смертях, которые вехами надгробий отмечают вторую половину XVI века, позволяет делать любые предположения. Со смертью Франциска I закончилась эра романтики рыцарства, уступив место прагматизму, который не обременял себя ни угрызениями совести, ни чувствами: правление трех сынов Генриха II прошло в трагической обстановке и в дьявольских мизансценах, которые устраивала одна женщина, настоящая героиня трагедии – Екатерина Медичи.

Но в тот момент, когда Анри стал дофином, никто не догадывался, какую роль в истории страны суждено было сыграть его супруге. Более того, многие не без основания считали, что эта женщина из семьи флорентийских торговцев недостойна того, чтобы взойти на французский престол. Она сама дрожала от мысли, что над ней, как дамоклов меч, висит угроза развода. Положение ее было тем более угрожающим, что за девять лет замужества ей так и не удалось подарить мужу отпрыска мужского пола. Несмотря на все сеансы лечения, которые она проходила, на все снадобья, которые она принимала, на все более или менее магические заговоры, которые она совершала, Екатерина продолжала оставаться бездетной. И поэтому в окружении принца все чаще и чаще стало произноситься слово «развод». К счастью для Екатерины, у нее при дворе были два союзника: прежде всего, свекор с его благородным сердцем, который жалел эту иностранку, испытывавшую явное пренебрежение всех придворных. А другой ее самой неожиданной союзницей оказалась сама Диана де Пуатье. Для нее Екатерина не была соперницей, она не представляла никакой опасности, серая мышка и более ничего. И фаворитка не опасалась того, что любовник когда-нибудь сможет бросить ее и вернуться к столь малопривлекательной жене. Поэтому Диана всячески противилась разводу Анри и многократно ему об этом говорила. Более того, поскольку принц выказывал явное отвращение к тому, чтобы «удостоить почестями» свою жену, мадам де Брезе требовала от него делить супружеское ложе «по меньшей мере один-два раза в неделю». Но несмотря на все его благие усилия, у Анри по-прежнему не появлялось наследников. И это притом, что во время одной из военных кампаний в Италии, несмотря на всю свою любовь к даме сердца, зов плоти оказался сильнее верности, и у него приключился военно-полевой роман с одной молодой крестьянкой по имени Фелиппа Дюк. И спустя девять месяцев эта Фелиппа Дюк произвела на свет девочку, которой дали имя… Диана. Графиня лично настояла на этом и ничуть не была шокирована изменой своего любовника. Напротив, она, как и всегда, предпочла держать руку на пульсе всех его галантных похождений.

Несмотря на все старания сохранить в тайне рождение внебрачной дочери, это дело получило все-таки огласку и нанесло новый удар по и без того сложному положению Екатерины. Поскольку дофин мог иметь детей, это означало, что она их иметь не могла! И Королевский совет немедленно порекомендовал королю отправить назад в Италию «это бесплодное чрево». Именно тогда Диана решительно выступила на защиту Екатерины и спасла ее от изгнания. Чувствуя себя обязанной заступничеству всемогущей фаворитки и проявив тем самым гибкость своего характера, Екатерина стала служить Диане. Как написал Филипп Эрланже, «Франциску I пришлось пожинать плоды договора, под которым Медичи подписалась без колебания. Пожертвовав удовольствием, которое он испытывал от разговоров с ней, Екатерина предала его ради своей же соперницы, любовницы своего супруга! Вторая дама Франции[55]55
  Первой дамой была, естественно, королева Элеонора, вторая жена Франциска I, оттесненная на второй план Анной д’Этамп, «королевой сердца».


[Закрыть] стала шпионкой. Она льстила каждому, каждого обхаживала, ласкала… Она со всеми была мягка, добра, услужлива, всем улыбалась, всем старалась понравиться. По вечерам она докладывала своей дорогой покровительнице обо всем, что ей удавалось узнать за день. Чтобы понять, как низко она пала, следует отметить, что Екатерина продолжала обожать своего неверного муженька и что за ее нежными манерами скрывалась трагическая ревность. С каким пренебрежением относилась великолепная Диана, эта высокомерная вдова коннетабля, к этому созданию, которое терпело такое унижение ради того, чтобы сохранить свой призрачный титул! Спустя двадцать лет, увидев подлинное лицо без маски, все придут в ужас».

Флорентийка действительно заставила Диану и ее клику дорого заплатить за все ее унижения, за все накопленные ею обиды. Но время для мщения еще маячило в туманной дали, и Екатерине приходилось кланяться в ножки своей благодетельнице за то, что та изволила направлять в ее постель ее же собственного мужа! И вот, 16 января 1544 года наступил час триумфа супруги и любовницы! Екатерина произвела на свет мальчика, нареченного именем Франсуа, который позднее стал королем Франциском II, но славы не снискал, ибо скончался семнадцати лет от роду. В течение следующих тринадцати лет за первыми родами последовали еще девять. Словно по волшебству, «бесплодное чрево» Медичи превратилось в плодородную почву, на которой генеалогическое древо королевской власти пустило свои корни. Думаете, эта внезапная плодовитость вернула Екатерине ее законное место? Ничего подобного! Наследнице торговцев пряностями пришлось продолжать играть роль фигурантки при дворе, где все плохо себе представляли, что когда-нибудь ей придется царствовать. Даже ее дети, как и она сама, находились под пятой могущественной Дианы, которая оказывала супруге дофина протекцию только при условии признания ею первенства любовницы. Впрочем, к Элеоноре, официальной королеве, Франциск I относился ничуть не лучше, чем Анри относился к Екатерине. Фактической королевой Франции была «королева сердца» герцогиня д’Этамп, но как долго ей еще оставалось царствовать? Здоровье Франциска I, несмотря на его богатырский вид, было серьезно подорвано. Венерическая болезнь, от которой он страдал и которой суждено было свести его в могилу, временами утихала, и он спешил воспользоваться этим для путешествий из одного замка в другой, чтобы выезжать на охоту и… служить богине любви. Это при таком недуге! 12 марта 1547 года король прибыл в Рамбуйе. Всем, кто его увидел, стало ясно, что дни его сочтены. Два враждующих лагеря: партия герцогини д’Этамп и партия графини де Брезе, следили за развитием событий, испытывая при этом совершенно разные чувства: Анна всеми силами цеплялась за власть, которая ускользала от нее по мере того, как Франциску становилось все хуже. Находившиеся рядом с фавориткой те из придворных, кто поддерживал ее, уже не знали, какому святому молиться, и считали дни, которые оставались им перед неизбежной опалой.

В лагере их противников, напротив, царила эйфория, даже несмотря на то, что в силу обстоятельств приходилось не показывать свои подлинные чувства. Диана с огромным нетерпением ждала, когда король испустит последний вздох, каковой должен был стать первым этапом ее возвышения. Окружавшие ее Гизы были столь же нетерпеливы. Им предоставлялся случай дать волю своей алчности, которой суждено было в течение последовавших сорока лет обрушиться на Францию смертельной бурей. Что же касалось дофина Анри, то его чувства были двоякими: он никогда не любил отца и не разделял его политических взглядов, но вид этого богатыря на смертном одре вызывал у него большое волнение. Сейчас, когда надо было перехватить скипетр, рука его дрожала. Но Диана взялась за укрепление его воли.

29 марта смертельно больной король с присущим монархам достоинством решил отчитаться перед небесами. Для этого ему, естественно, пришлось удалить от себя «предмет грехов». Понимая, что властвовать ей осталось последние деньки, Анна изобразила страдания, но ей пришлось подчиниться[56]56
  См. предыдущую главу.


[Закрыть]. Когда герцогиня д’Этамп уехала в свой замок Лимур, Франциск призвал к изголовью сына. И в час последней встречи оба они забыли про конфликты, что так часто их разделяли. Они забыли про сеть интриг и козней, которые плели царедворцы, чтобы их разлучить. В комнате остались только умиравший отец и оплакивавший его сын. В смертный час мудрость внушила королю слова, адресованные наследнику. Эти слова были тем более неожиданными, что Франциск мудростью не отличался. Но это показывает, что стать мудрым никогда не поздно:

– Сын мой, остерегайтесь семейства Гизов, – прошептал умирающий. – Заклинаю вас, не вводите в состав Совета этих отпетых честолюбцев. Я также прошу вас не возвращать ко двору Монморанси.

Потом он вспомнил про Анну:

– Отдаю герцогиню д’Этамп под ваше покровительство. Она хорошая женщина.

Но тут он вспомнил, во что обошлась эта дама ему и казне, и дал последний важный совет:

– Не давайте другим подчинять свою волю, как это делал я.

В миг, когда его глаза покрывались мраком, король, казалось, увидел замыслы «прекраснейшей из прекрасных». Ведь он мог по личному опыту судить о той разнице между удовольствием, которое приносит фаворитка, и неудобствами, которое она вызывает. Как жаль, что он не подумал об этом раньше!

Охваченный волнением, Анри пообещал исполнить заветы отца. Был ли он искренен в сей скорбный час? Он попросил отца благословить его и «рухнул на кровать короля, который держал его в своих объятиях и не давал освободиться».

Это трогательное обещание умерло вместе с Франциском I, и Анри постарался поскорее про него забыть: память королей короткая. А пока отец умирал, а сын его лил горячие слезы, в соседней с королевскими покоями комнате Диана и Гизы начали уже делить власть, словно грабители добычу. Время от времени Диана интересовалась состоянием умирающего, чьи стоны уже доносились сквозь стену комнаты. Тут раздался особенно громкий стон, и лицо Дианы осветилось торжеством. «Вот и ушел наш распутник!» – воскликнула она. Странная надгробная речь по королю, который был также и рыцарем. Это словечко слетело с губ Дианы де Пуатье не просто сгоряча, оттого, что умер ее старый недруг, бывший когда-то ее другом. Бывают обстоятельства, когда человеку не удается скрыть свое настоящее лицо…

31 марта 1547 года Франциск I отошел в мир иной. Королем Франции стал Генрих II, а Диана была возведена в ранг «королевы сердца»! Это был удивительный и парадоксальный успех: почти пятьдесят лет от роду, в возрасте, когда в те времена женщины обычно забывали окончательно про свои любовные похождения, она достигла той цели, к которой стремилась. С непоколебимым упорством и несгибаемой волей она навязала всю себя, не сделав ни малейшей уступки. Диана стремилась стать не просто фавориткой: ее честолюбие простиралось на абсолютную власть, и теперь она эту власть получила. Как написал Ж. Гиффрей, «она не черпала силы в слабости своего пола, а нашла несгибаемую волю в своем естестве». Даже и не знаешь, осуждать такую женщину или восхищаться ею?! И вот она уже была на пороге того, чтобы реализовать два своих замысла: как можно больше обогатиться и убрать с дороги всех тех, кто выступал против нее в годы правления усопшего короля. Задача эта была не столь легкой, как могло показаться со стороны: кроме расправы с врагами, надо было считаться с друзьями, поскольку и они должны были разделить с ней «пирог». К последним прежде всего относился коннетабль де Монморанси. В силу его морального влияния на нового монарха, он мог стать соперником Дианы. К счастью для нее, дама эта была весьма изобретательна: чтобы противостоять коннетаблю, у нее была замечательная поддержка в лице Гизов, чья жадность могла сравняться разве что с алчностью самой графини, как это проявилось впоследствии.

Как мы помним, на смертном одре Франциск I запретил сыну вводить эту милую семейку в Совет, и дофин дал слово не делать этого. Но спустя три дня после кончины отца Генрих II очень быстро забыл о своем обещании. Обладание властью погрузило его в эйфорию тем более удивительную для тех, кто знал его мрачный характер. Обрадованный восхождению на престол, он захотел прежде всего удовлетворить свою возлюбленную. 2 апреля был предпринят опустошительный набег на сторонников покойного короля, а новые члены Королевского совета были обязаны своим возвышением протекции «королевы сердца». Среди них можно выделить пять человек: разумеется, Диана, два Гиза, Сент-Андре, ну и Монморанси – куда без коннетабля. Из старого Совета остались только два человека, в том числе Клод де Л’Обеспин, который охарактеризовал сложившееся положение, то есть триумф Дианы, следующими словами: «Эти пятеро были выбраны за их поведение и за руководство делами. Это – поле и нива, в которую брошены зерна соблазна»[57]57
  Цитируется Ф. Эрланже: «Диана де Пуатье».


[Закрыть].

Монморанси, человек весьма высокого мнения о своей персоне, столь высокого, что оно превосходило реальность, был уверен в том, что сможет возглавить новое правительство. Он не больно-то уважал Гизов, которых считал необузданными честолюбцами. Он даже дошел до того, что наградил одного из них, Шарля Лотарингского, будущего кардинала де Гиза, прозвищем, весьма непочтительным по отношению к епископскому сану последнего. Он назвал его «быком»[58]58
  Там же.


[Закрыть]. Между двумя враждовавшими кланами Диана была чем-то вроде мощного буфера. Она поддерживала то одних, то других, то давая им власть, то отдаляя их от власти. По этому случаю процитируем еще раз Клода де Л’Обеспина: «Как и на небе есть два великих светила, солнце и луна, так и Монморанси и Диана имели абсолютную власть в этом королевстве: первый над короной, вторая над человеком»[59]59
  Там же.


[Закрыть].

При этом раскладе сил Диана, естественно, имела преимущество, поскольку влияние ее на любовника позволяло ей направлять решения Генриха в нужное ей русло. Едва успев занять места, четверо «грабителей» набросились на «добычу» и поспешили урвать для себя и для своих родственников должности, провинции для управления, замки, доходы, почести и пенсии. Как написал Филипп Эрланже, «характеры этих хищников помогли их сближению. Но если алчность Монморанси превосходила его честолюбие, то Гизы, несмотря на любовь к золоту, ставили славу выше богатства. Поэтому именно с ними легче всего было договориться фаворитке, которая, как и ее бывший союзник[60]60
  Монморанси.


[Закрыть], любила только деньги».

Действительно, при дележе добычи «прекраснейшая из прекрасных» урывала себе лучший кусок. Начала она с того, что забрала себе отнятые у герцогини д’Этамп земли, дома и драгоценности, которые бывшая «королева сердца» в свое время сама выцарапала у щедрого Франциска I. Но это «возвращение» было всего лишь авансом: ей достались сокровища короны, которые, однако, не насытили ее алчность. Она добилась еще того, чтобы ей выплатили триста тысяч экю из собранных чрезвычайных налогов, которые должны были пополнить казну. И, поскольку даже этого ей было мало, она получила во владение многочисленные «спорные земли», то есть не имевшие официальных владельцев. Затем, как добрая католичка, чья вера и набожность должны были быть «вознаграждены», Диана прибрала к рукам имущество, конфискованное у протестантов и евреев. Таким же образом она заполучила замок Шенонсо, который принадлежал короне и по закону был неотделим от нее. Но закон, как известно, что дышло, куда повернешь, туда и вышло. Пользуясь своей абсолютной властью, Генрих II «повернул» закон для того, чтобы сделать любовнице сей скромный подарок. И наконец, «королева сердца» добилась неслыханной привилегии: она получила право контролировать все доходы государственной казны, что позволяло ей походя утолять свою прожорливость.

Все эти маневры, которые в наше время называются «казнокрадством», не мешали Диане заботиться о своей репутации набожной и безупречной женщины. Совету было предписано озаботиться поиском «мудрых и добродетельных решений». Следовало проводить больше праздников, больше балов, а экономия должна была стать завесой лицемерия. Диана развязала войну греховности и поставила смех вне закона. Отныне в окружении короля было предписано скучать! Франциск I, наверное, перевернулся в гробу!

А Генрих все одобрял, все принимал, все подписывал. Не имея желания противиться желаниям любовницы, он вел себя очень покладисто. В течение последующих лет он был счастлив только рядом со своей дамой. Когда очередной раз пришлось воевать со злейшим врагом Франции Карлом V и король был вынужден расстаться с Дианой, она напоминала ему о «прекрасных моментах» вот такими страстными письмами:

 
Прощайте, радости, уехал ты один.
Прощай, хозяин сердца моего, мой господин,
Прощай, хранитель благородства вящий,
Прощайте, поцелуи меда слаще,
Прощайте, игры нежные, которым в тишине
Мы предавалися с тобой наедине,
Прощай, прощай, моей души услада,
Прощай, король, моя награда.
 

В ответных письмах Генрих был так же нежен, но ему случалось писать и прозой. «Я не могу жить без вас, – писал он своей пассии. – Если бы вы знали, как я мало здесь отдыхаю, вы бы пожалели меня».

Видите, какой тон… Конечно, несмотря на все его утверждения, «отдохновения» короля не были столь уж редкими, но это ничуть не влияло на яркость пламени его страсти. У Дианы повсюду имелись свои шпионы, она была в курсе всех любовных похождений короля, но не обращала на них большого внимания. На подробности у нее не было времени… Нет, ей решительно не приходилось опасаться за свое «место», письма Генриха свидетельствовали о его полной покорности. Вот один из образчиков таких писем. Отправившись на завоевание Трех Епископств[61]61
  Мец, Туль и Верден.


[Закрыть], король томится без своей «дамы»:

«Молю вас помнить от том, у кого всегда был только один бог и одна подруга, и спешу заверить вас, что вам не придется стыдиться того, что вы удостоили меня имени слуги, которое прошу вас оставить за мной навсегда».

Насчет этого Генрих II беспокоился совершенно напрасно: нечасто французские короли хотели быть слугами, а Диана не имела ни малейшего намерения менять «лакея»! То обстоятельство, что Генрих сам применил к себе этот эпитет, дорогого стоит: он был намерен служить своей «даме» так, как это сделал бы герой «Песни о Роланде», в лучших традициях рыцарства. Столь безграничная преданность покажется необычной, если вспомнить то, что «дама» была на двадцать лет старше своего любовника! Но это не мешало ему при этом быть ревнивым:

 
Не верю слухам я, что ходят повсеместно,
Нет в верности твоей сомненья.
Ведь никому мое ты не предложишь место,
Дав мне такие заверенья!
 

Значит, Диана была вне всяких подозрений? Вполне возможно. Она не только дорожила своей репутацией, но и была слишком занята денежными делами, чтобы заниматься еще и делами сердечными. Нам ведь известно, что эти проблемы ее никогда особенно и не беспокоили. Она прекрасно приспособилась к мужу на сорок лет старше ее и поэтому не слишком требовательному в погоне за наслаждением, а если уж она и пожертвовала своей хваленой добродетелью, то не кому иному, как будущему королю. Она считала, что подарок, преподнесенный ею монарху в лице своей драгоценной персоны, должен был окупиться огромными привилегиями, которыми она была усыпана с головы до ног, что позволяло ей выставить напоказ свою связь. Любовь короля сделала ее подлинной государыней французского королевства, она хотела, чтобы все об этом знали, и использовала это в своих целях. Придворные, уловив ветер перемен, не заставили себя просить и возложили свои почести к ногам королевы сердца. Поэты – эти папарацци стародавних времен – последовали примеру придворных. Так, Жоашем дю Белле приветствовал Диану в таком тоне:

 
Бог велел вам, как видно, не зря,
Перед нами, как чудо, предстать
И могущественного короля
Сердце навеки забрать.
 

Даже сам Клеман Маро, еще недавно поддерживавший партию герцогини д’Этамп и, следовательно, бывший противником Дианы, решил, что надо примкнуть к лагерю победителей, и капитулировал… в стихах, на то он и поэт:

 
Король – рыцарь ясный
Шатер свой разбил
И даме прекрасной
Любовь подарил.
Ее имя прелестное
Писать смысла несть,
Даст созвездье небесное
Его ночью прочесть.
 

Диана принимала почести как должное, с достоинством и высокомерием, подобающим ее новому положению. А Екатерина Медичи, напротив, воспринимала их как очередное оскорбление собственной персоны. Вынужденная подчиниться, она улыбалась, сгорая от желания завопить от ярости, глотала обиды вместо того, чтобы дать волю своему гневу, обхаживала соперницу, которую готова была задушить… В течение многих лет она накопила столько обид, что, когда они смогли выплеснуться наружу, они смели всех и вся. Но пока, в ожидании прихода этого долгожданного дня, она понимала, что у нее было слишком ограниченное поле для маневра и что ее участь зависела от расположения к ней вдовы сенешаля. Это было крайне унизительно: если муж время от времени и появлялся в постели Екатерины, то лишь потому, что делать это его заставляла Диана. И супруге приходилось утром следующего дня горячо благодарить любовницу мужа за ее доброту! Однажды произошла вот такая невероятная сцена: королева подарила пять тысяч ливров «мадам де Брезе в качестве вознаграждения за ее услуги»! И мадам де Брезе их приняла! Ведь она, как нам уже известно, была не из бессребреников…

Таким образом, видя эти последовательные капитуляции, наблюдатели не смогли понять подлинную личность мадам Медичи. А в Диане их приводили в восторг, как писал Ж. Гиффрей, «регулярная организация постоянного разлада в королевской семье, кротость оскорбляемой супруги, снисходительность придворных и народа по отношению к измене законной супруге. Казалось, все в этом королевстве прекрасно приспособились к тому, что следовало выражать уважение к персоне фаворитки, начиная с короля, который дал ей такое могущество, и кончая его женой, которая это влияние на себе испытывала, и королевскими подданными, которые хмурили брови, постоянно упоминая имя любовницы в своих выступлениях за верность и любовь. Диана являлась в какой-то мере вершиной семейного треугольника и тем самым дополняла гармонию».

Королеве не только не удалось вырвать мужа из щупальцев любовницы, но и пришлось уступить ей управление домашними делами и воспитание детей. Диана дала ей понять, что дети появились на свет только потому, что она этого захотела. Единственное, чего удалось добиться Екатерине, так это то, что мало-помалу был забыт тот режим экономии, который поначалу ввела Диана. И тогда двор стал наполняться очаровательными созданиями, которые съезжались со всех уголков Франции и даже из-за границы. Они сформировали знаменитый «Летучий эскадрон», а позднее стали ценными осведомителями Екатерины. Как сообщил Брантом: «Двор Екатерины Медичи – это настоящий земной рай и средоточие красоты, украшение Франции…»