Электронная библиотека » Колин Харрисон » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Кубинский зал"


  • Текст добавлен: 3 октября 2013, 18:12


Автор книги: Колин Харрисон


Жанр: Зарубежные детективы, Зарубежная литература


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Колин Харрисон
КУБИНСКИЙ ЗАЛ

Посвящается Дане



Пробудившись к жизни из мрака подсознания, воля осознает себя личностью, живущей в бесконечном и широком мире среди бесчисленных индивидуальностей, каждая из которых стремится, страдает, ошибается; желания воли не имеют границ, ее амбиции неисчерпаемы, и каждое утоленное желание порождает желание новое. Никакое удовольствие не в силах обуздать ее стремлений, стать конечной целью ее вечных поисков и заполнить бездонную пропасть сердца…

Шопенгауэр

1

Начнем с той ночи, когда закончилась моя прежняя жизнь. Начнем с теплой апрельской ночи, когда тридцатидевятилетний мужчина в слегка помятом костюме выбрался из такси на углу Парк-авеню и Семьдесят седьмой улицы. Вокруг грохочет и дымит Манхэттен. Он мечтает о плотном домашнем ужине, хорошем супружеском сексе и крепком, спокойном сне до утра, желательно – в указанном порядке. Такси трогается с места и быстро уезжает. Времени час ночи. Мужчина поднимает голову и глядит на свой дом с глубоким, всеобъемлющим выдохом, в самой полноте которого с отчетливым «х-ха» – вся его жизнь, все желания и мечты, радость и грусть, победы и неудачи.

Он хотел вернуться домой без предупреждения, чтобы попасть на празднование дня рождения сына и устроить ему сюрприз. Его не ждет даже жена. Но самолет, на который он взял билет, сначала не мог вылететь из Сан-Франциско, потом долго кружил над «Ла-Гуардией» [1]1
  «Ла-Гуардия» – международный аэропорт, один из трех аэропортов, обслуживающих Нью-Йорк. (Здесь и далее прим. перев.).


[Закрыть]
, да и автомагистраль Бруклин – Квинс, несмотря на поздний час, была основательно забита «городскими внедорожниками» с тонированными стеклами и мелкой шпаной за рулем, наглыми лимузинами и медлительными кемперами, выползающими на дорогу исключительно ночью. Но вот он почти дома, и, стоя на мостовой с: чемоданчиком в руке, мужчина ослабляет узел красного шелкового галстука и расстегивает верхнюю пуговицу сорочки. Он устал от этого жесткого ошейника, но не смог бы обойтись без прилагаемых к нему поощрений, премий и прочих маленьких наград. В самом деле, разве он не вознагражден? Разумеется – да, ведь он получает и премии, и дивиденды, и сложные проценты, и налоговые послабления. И разве не ожидают его в будущем другие приятные вещи – минеты, которые раз в полгода делает ему жена, уважительное обслуживание в химчистке, готовность секретарши исполнить любое поручение? Конечно, ожидают; почему бы и нет? В конце концов, он работал, чтобы всего этого добиться.

Наш мужчина – преуспевающий адвокат. Я был им. Он – мое утраченное «я». Он проработал в фирме почти четырнадцать лет и давно сделался одним из партнеров. Среди его постоянных клиентов присутствует некий важный – действительно очень важный – банк (которым управляют настоящие драконы в дорогих костюмах, а владеет им никому не подотчетная династия саудовских королей), а также несколько риелторско-строительных компаний (те еще придурки!), одна телевизионная сеть (марионетки в руках марионеток и множество широко известных частных лиц – наследники состояний, крупные воротилы, разводящиеся знаменитости. Наш адвокат умеет хорошо обращаться с такими клиентами, можно даже сказать, это его конек. Оперативный телефонный звонок нужному человеку, продуктивный бизнес-ланч, безупречная работа с документами – вот его главные козыри. Наш адвокат вполне надежен, хотя ему, пожалуй, недостает нахрапистости, напора. Он не сутяжничает, не упивается властью; у него нет волшебной палочки, по взмаху которой сами собой заключаются самые выгодные соглашения; при его появлении двери не распахиваются настежь, а секретарши не встают навытяжку. Пожалуй, ему малость недостает шика, но тут уже ничего не поделаешь: волосы у него на макушке начинают редеть, а на талии наросла жировая подушка толщиной в воскресный выпуск «Нью-Йорк тайме». И все же мир держится именно на таких, как он, – надежных, лишенных показного блеска людях, и наш адвокат это знает. С ним люди чувствуют себя увереннее. И юридическая фирма, где он работает, тоже чувствует себя уверенно. Именно поэтому наш адвокат не тревожится о будущем и лишь изредка задумывается о том, что вряд ли является по-настоящему незаменимым работником. Вместе с тем он понимает, что его карьерный рост не будет быстрым. Каждого значительного повышения придется ждать лет пять, не меньше, а впереди уже маячат кризис среднего возраста, седина, негнущиеся колени, склероз сосудов. Но этого еще нет – пока нет. И хотя наш адвокат не знает наверняка, каков его «потолок», он не исключает, что когда-нибудь у него будут и собственная яхта, и гольф с сильными мира сего, и долгое лечение у уролога. Но все это кажется ему приемлемым или почти приемлемым. Быть может, где-то глубоко внутри него сидит фаталист, однако он старается не давать ему воли. Напротив, наш адвокат мечтает о самых разных вещах, хотя и знает, что многих из них он не добьется, как бы ни старался. Например, он хотел бы быть выше ростом, стройнее, богаче, хотел бы перетрахать побольше девушек до того, как женился. Но с другой стороны, его жена Джудит на пять лет младше него и по-прежнему очаровательна. Он желал бы только, чтобы она относилась к нему чуть благосклоннее. Джудит знает, что все еще хороша собой и останется красивой по крайней мере до тех пор, пока – а об этом она заявляла уже много раз – ее шея не станет такой же, как у матери. (Будет ли это раздутый зоб или просто обвислый мешок кожи? Этого наш адвокат не знает: в семье Джудит давно и успешно пользуются достижениями пластической хирургии.) Как бы там ни было, все годы, проведенные в браке, он хранил верность жене и остается верен ей и сейчас; кроме того, наш адвокат неплохо обеспечивает семью и даже сменил один-два памперса, когда их с Джудит сын был маленьким. Постоянство – вот что он сумел сделать своей сильной стороной; годы идут, а наш адвокат остается все тем же надежным парнем. Джудит, напротив, верит в возможность обновления всего – включая себя – и уже испробовала шиатцу, ароматерапию, йогу и бог знает что еще. Но этого ей мало, и она продолжает желать чего-то новенького. Должно быть, поэтому ему иногда кажется, будто Джудит пресыщена абсолютно всем, в том числе и собственными оргазмами. Она хочет, отчаянно хочет большего. Но чего же? Разве ей не хватает того, что у них уже есть? Разумеется, не хватает. Увы, стремление к большему чревато опасностями; отсюда постоянное желание меняться. Наш адвокат этого не понимает; в конце концов, считает он, ты тот, кто ты есть, и изменить это невозможно.

Впрочем, сам он не прочь изменить собственную зарплату. Ему платят достаточно много, но он знает, что стоит большего. Старшие партнеры – старые самодовольные козлы – только и делают, что сосут из фирмы деньги, а сами почти ничего не приносят. И хотя они с Джудит уже давно могут позволить себе квартиру в одном из тех респектабельных многоквартирных домов, где седовласый консьерж знает всех жильцов по имени, наш адвокат все равно хотел бы получать процентов этак на восемьдесят больше. И это не прихоть – это просто необходимо, так как в ближайшем будущем Джудит намерена обзавестись еще одним ребенком, а дети в Нью-Йорке обходятся недешево. В каком-то смысле, дети – своеобразный символ, показатель благосостояния родителей. Чтобы вырастить пару малышей в Манхэттене, – учитывая врачей, услуги приходящей няни, учебу в частной школе, музыкальные занятия и поездки в летний лагерь, – человеку нужно, чтобы после уплаты налогов у него оставалось как можно больше наличных денег. Дело даже не в необходимости образования и воспитания, которые стоят достаточно дорого; дело в создании своего рода буфера безопасности. Городские дети и так были сильно напуганы нападением террористов на Центр международной торговли. Им вовсе ни к чему видеть попрошаек с гноящимися ранами, психов всех мастей и заселивших подземку бродяг. Именно поэтому родители стремятся оградить своих чад от любых возможных опасностей, обеспечить им надежный присмотр. Ни о каких прогулках без взрослых, ни о каких самостоятельных походах в парк или в кино не может быть и речи, потому что даже малейшая задержка по пути из школы домой чревата самыми неприятными неожиданностями. Похитители детей, извращенцы, хулиганствующие подростки с монтировками и бритвенными лезвиями – на Манхэттене обитают любые чудовища, если не в действительности, то в воображении.

Воображение, разумеется, можно усмирить при помощи все тех же денег, однако душевный комфорт с каждым днем обходится все дороже. И наш адвокат – этот хозяин своей и моей судьбы, эта безволосая обезьяна в костюме пятьдесят четвертого размера – прекрасно это понимает. Что припасешь, то и на стол понесешь, говорит он себе. Больше добудешь – сытнее поешь. Если у них с Джудит появится еще один ребенок, им понадобится более просторная квартира и новая машина. Кроме того, придется еще несколько лет пользоваться услугами их приходящей няни Сельмы, а он и так платит ей сорок восемь тысяч в год, учитывая доплаты, подарки и двойной тариф за праздники и выходные. Вместе с налогами выходит почти сто тысяч – больше, чем он зарабатывал, когда только поступил на работу в фирму! Удивительно, что он в состоянии столько платить; поистине ужасно, что ему приходится тратить такие большие деньги. А ведь Джудит по-прежнему надеется, что когда-нибудь у них будет просторный летний дом в Нантакете – совсем как у ее подруг. Пятнадцать комнат, теннисный корт, отделанный торкрет-бетоном бассейн с подогревом и японский пруд с декоративными золотыми карпами. «У нас обязательно будет такой дом; я знаю – ты сумеешь этого добиться!» – жизнерадостно восклицает она. В ответ он только уныло кивает, прикидывая, сколько лет упорного труда понадобится, чтобы осуществить этот план. Наверное, достаточно, чтобы от работы у него вырос самый настоящий горб.

Деньги, деньги, деньги, ему нужно больше денег. Он зарабатывает много, но им все равно не хватает. Отдел финансовых начислений возглавляет жадный крохобор Ларри Кирмер, и наш адвокат – опытный специалист, получивший свою квалификацию в Йельской школе права – глубине души лелеет мечты о том, как однажды изобьет его в кровь. Эти сценарии настолько согревают ему душу, что, встречаясь с Кирмером в коридорах или на совещаниях, наш адвокат вполне способен держаться уверенно и даже приветливо. Кирмер и не догадывается о полученных им воображаемых увечьях – о выдавленных глазах, свирепых пинках в область паха и об ударах заточенной спицей прямо в сердце. Но если бы ему вдруг пришло в голову удвоить нашему адвокату зарплату, эти фантазии исчезли бы, и жизнь вновь стала бы прекрасной.

Между тем наш адвокат делает шаг к подъезду, любуясь высаженными под окнами вишневыми деревьями, которые – как и он сам – уже начали ронять лепестки. В этот поздний час наш герой показался бы любому прохожему совершенно заурядным; если когда-то он и был хорош собой, то теперь его внешность сделалась ничем не примечательной, если когда-то он был подтянутым двадцатилетним парнем, то теперь отрастил небольшой животик, а его единственный спорт, которому он предается регулярно, – игра в мяч с сыном по воскресеньям. Это человек, чья жена, по-видимому, не возражает, когда, предлагая ей заняться сексом, он использует полушутливые метафоры то из области водного спорта («Не хочешь прокатиться на моих водных лыжах?»), то из баскетбола («Не хочешь сегодня побросать в колечко?»). Видимо, эта его мужественность весьма и весьма по душе Джудит, ибо за годы, проведенные вместе, она стала чем-то вроде привычки. Иными словами, это часть жизни Джудит, часть ее стиля жизни, если быть точным, и хотя супруг со всеми его привычками все же отличается от таких составляющих упомянутого стиля, как модный диван или новенький минивэн [2]2
  М и л и в э н – класс автомобилей размером меньше стандартных микроавтобусов (до 8 мест). С 80-х гг. стали популярны как семейные автомобили.


[Закрыть]
, вместе с тем он практически неотделим от них. Подобное положение дел Джудит вполне устраивает, и единственной опасностью, угрожающей их благопристойному браку, является не внешняя угроза, не какой-нибудь чужеродный элемент в лице неотразимого черного рыцаря, а внезапная потеря главой семьи весьма комфортабельной способности и дальше поддерживать привычный и предсказуемый уровень семейного благополучия. Наш адвокат еще не понимает подобных вещей, что, в свою очередь, означает, что он не совсем понимает собственную жену. Увы, он и в самом деле кое-что смыслит только в делах фирмы, в проблемах собственного сына да в спортивных новостях. Он действительно очень схож с диваном или минивэном. Наш адвокат никогда не терял и не приобретал слишком много. Только зубы и пятна непонятного происхождения на одежде. Его огорчения не глубоки, увлечения – заурядны, и даже когда он идет на риск, на самом деле он почти ничем не рискует; его достижения по службе, пожалуй, способны впечатлить, но если принять во внимание его пол, принадлежность к белой расе и вполне определенной социальной группе, то они покажутся только естественными. Если даже в нем и есть скрытые способности к глубокому изумлению или настоящей жестокости, то покуда они никак не проявились.

Не слишком ли я жесток к нему, не слишком ли предвзято и пренебрежительно мое описание?… Возможно… Ведь по большому счету наш адвокат – человек достаточно симпатичный, пользуется неплохой репутацией, а на его слово можно положиться. В фирме он – настоящая рабочая лошадка. Что называется, парень без закидонов, всегда говорит, что думает, и не держит камня за пазухой. Общаться с ним легко и приятно. Честно говоря, у него на боках даже нет жировой подушки толщиной в воскресный выпуск «Тайме»; на самом деле он в достаточно приличной форме. Но мне можно передернуть, преувеличить признаки слабости и разложения, потому что так мне проще объяснить его судьбу.

А еще я имею на это право, потому что этим человеком – как вы уже знаете – был я, Билл Уайет.


В последний раз я позвонил Джудит вскоре после полудня и сообщил, что приеду на следующий день. Это был самый обычный супружеский разговор, полный сдерживаемого раздражения и скрытых намеков.

– Тимми очень скучает по тебе, – заявила Джудит. – Ему хочется, чтобы ты был здесь.

Я едва не сказал, что собираюсь вылететь в Нью-Йорк раньше, но мне хотелось устроить сюрприз и Джудит. Моя командировка продолжалась четыре дня. Тимоти исполнялось восемь, и в свой день рождения он собирался сходить с друзьями в боулинг, побывать на тренировке «Никсов» [3]3
  «Нью-Йорк Никс» – профессиональная баскетбольная команда.


[Закрыть]
и поесть в детском ресторане в центре города, где все официанты были переодеты пришельцами. Получив свои тридцать три удовольствия, дети должны были заночевать у нас, и едва переступив порог квартиры, я сразу же заметил все признаки присутствия в доме этих молодых волчат: в прихожей на полу валялись разноцветные кроссовки, на вешалке висели яркие курточки и шапки, в углу громоздились пакеты из-под подарков. Мелкого мусора тоже хватало – горошинки мармелада, карточки с портретами звезд бейсбола, растоптанные сладости, вставные зубы Дракулы, воздушные шарики, одноразовые пластиковые ложки, ленты серпантина, шоколадное печенье и даже резиновые пальцы, истекающие резиновой кровью, так и перекатывались под ногами. Тот, у кого есть дети, рано или поздно начинает разбираться в домашнем беспорядке не хуже эксперта-криминалиста, просеивающего обломки потерпевшего крушение самолета. Глядя на весь этот разор, я понял, что Джудит загнала детей спать, но прибрать за ними ей уже не хватило сил. Взгляд, брошенный в приоткрытую дверь нашей спальни, подтвердил мою догадку: Джудит лежала на кровати в позе донельзя измотанного человека, и только ее груди тихонько поднимались и опускались в такт дыханию. Она кормила Тимоти совсем недолго, и я часто шутил, что «на рынке» ее бюст все еще «котируется», а Джудит выслушивала меня со смесью негодования и удовольствия. Впрочем, мы оба знали – ив скором времени мне суждено было в этом убедиться, – что это чистая правда: даже в тридцать четыре года груди Джудит все еще обладали рыночной стоимостью – и даже большей, чем любой из нас был в состоянии представить тогда.

Осторожно прикрыв дверь в спальню (и, как оказалось впоследствии – в свою прошлую жизнь), я заглянул в комнату нашего сына, где на полу беспорядочной кучей спали в спальных мешках девять мальчишек, удивительно похожих на набегавшихся щенят. Кто-то засопел, кто-то заворочался, кто-то прошептал во сне имя своего кумира-спортсмена. На случай, если кому-то захочется в туалет, я не стал выключать свет в коридоре (кто из нас способен забыть жаркий стыд, когда спросонок никак не можешь справиться с пижамой и, таясь, сжимаешь через ткань собственный пах, чтобы не обмочиться?), а сам отправился в нашу новую кухню, которая обошлась нам почти в сто тысяч, и убрал со стола разбросанные в беспорядке тарелки и разорванную бумажную скатерть. Царивший в квартире разноцветный хаос больше всего напоминал последствия урагана, пронесшегося над маленьким городком на побережье и оставившего после себя ободранные деревья и перевернутые пикапы. Ничего удивительного, что Джудит так вымоталась.

На новеньком разделочном столе, отделанном сероватым с красными прожилками бразильским мрамором («Ну прямо… ну прямо как из монолита!» – шаманил приглашенный дизайнер по интерьеру, почуяв, что у нас еще остались кое-какие деньжата), лежал список мальчиков, напечатанный еще на прошлой неделе моей секретаршей. Кроме полного имени и фамилии каждого из гостей, список включал имена родителей (отца и матери, отчима или мачехи) или гувернанток, а также номера их телефонов: домашний, служебный и сотовый. Напротив фамилий некоторых из мальчиков почерком моей жены было надписано время, когда за ними приедут, количество ушных капель и прочие полезные сведения. Составленный с понятной практической целью, список представлял собой яркую социологическую картинку. Среди гостей Тимоти были отпрыски нескольких широко известных в городе сорокалетних (или в случае второго брака – пятидесятилетних) бизнесменов и их не столь знаменитых жен. Названия принадлежащих им корпораций и банков чуть не каждый день звучали в выпусках мировых финансовых новостей. «Сити-банк», «Пфайзер», «Ай-Би-Эм». Я прежде всего подумал о них. У Тимоти в классе были закадычные дружки, но папаши его дружков не принадлежали к числу тех, кого можно окучивать. Возможно, я предложил сыну позвать еще кое-кого из одноклассников, «из вежливости». Конечно, именно так я и поступил – и никаких «возможно»…

Джудит только вздохнула, мысленно оценив предстоящие трудности (моими стараниями число гостей возросло почти вдвое), меру моего лицемерия и возможные последствия, если ей вдруг вздумается со мной спорить – или не спорить.

– О'кей, – невесело согласилась она, хорошо понимая, какие цели я преследую. Ведь отчасти именно ради этого Джудит и вышла за меня замуж, не так ли? Наш сын тем временем в восторге хлопал в ладоши. Он не был жадиной и только радовался, что вместо пятерых к нему придут целых восемь мальчиков. Их поименный список – расплывшийся от пролитого апельсинового сока и слегка испачканный шоколадной глазурью – лежал сейчас передо мной.

Я отодвинул список в сторону и заглянул в холодильник. Там были только холодные макароны и упаковка из восьми баночек пудинга с маслом и жженым сахаром для школьных завтраков Тимоти. Ничего, что могло бы насытить голодного мужчину, я не обнаружил и, позвонив в ближайший тайский ресторан, где можно было заказать готовую еду на дом, выбрал горячее, жирное нечто, каковое и было доставлено через четверть часа. Мальчишка-рассыльный улыбнулся, опуская в карман положенные чаевые, и Билл Уайет – ваш и мой покорный слуга – провел последние несколько минут свой прежней жизни жуя, глядя по телевизору спортивные новости, вскрывая конверты с поступившими счетами и проверяя электронную почту. В этом одновременном утолении самых разных потребностей он даже обрел некоторое утешение. Некоторое, но еще не полное.

У Билла Уайета остается еще одна потребность, поэтому он снова прокрадывается в спальню, чтобы взглянуть на жену. Но Джудит продолжает крепко спать; ее дыхание чуть-чуть отдает болотом, рука отброшена на покрывало, словно она только что метнула ручную гранату в наступающего противника – в него, Билла. Джудит никогда не принадлежала к тем женщинам, которых можно разбудить среди ночи и устроить скачки. Ее приходится долго раскачивать, готовить, постепенно наращивая темп. В последний раз они занимались сексом накануне его отъезда в Сан-Франциско, но это было пять ночей назад, а Билл никогда не прибегает к гостиничному «сервису», боясь, что его забавы могут каким-то образом отразиться на счетах, полученных фирмой. Как адвокат, Билл лучше многих знает, что каждый щелчок мышью, каждый отобранный вариант навсегда сохраняется где-то в недрах Сети и эти сведения тянутся и тянутся за каждым из нас, словно паутина за пауком. Вот почему он очень надеялся, что его досрочное возвращение домой заставит Джудит проявить благосклонность, но ничего не вышло. Тем не менее, ему по-прежнему нужна разрядка, нужен хотя бы холостой выстрел. Биллу необходимо хоть какое-то утешение – пусть даже очень небольшое. В конце концов, после этого он будет лучше спать и, соответственно, чувствовать себя энергичнее и бодрее завтра, что, в свою очередь, поможет ему справиться и с работой, скопившейся на столе за время его отсутствия, и с застарелой неприязнью к Кирмеру.

Джудит поворачивается на спину, ее груди приподнимаются, и она тоже вздыхает влажно и глубоко. Билл Уайет глядит на жену, и его рука словно нехотя начинает поглаживать пах. Разочарован ли он? Трудно сказать… В сексуальном отношении он достиг, так сказать, века Примирения и Согласия. Билл Уайет мирится с собственной верностью жене. Он мирится со своим желанием отыметь как можно больше молодых (и не очень молодых) женщин, которые встречаются ему каждый день. Он сознает, что этого никогда не случится, но не отрицает, что это могло бы произойти, если предварительно обо всем договориться, заначить немного наличных и слегка подтасовать рабочее расписание. Он мирится с тем, что его жена стала недостаточно активна в постели: сказать «флегматична» было бы объективно, но чересчур мягко, «ленива» – было бы оскорбительно, но верно. Билл Уайет признает, что это может быть его вина, но не исключает и того, что он тут ни при чем. По его мнению, современный институт брака – самая подходящая форма делового соглашения для воспитания детей, хотя родителям это дается нелегко. Он догадывается, что многие (если не все) женщины, с которыми он хотел бы переспать, пережили в прошлом какую-то трагедию, и их интригующие переживания очень скоро станут невыносимо скучными; в свою очередь, это помогает ему думать, что его Джудит (учитывая все обстоятельства) – просто удивительный человек и ему очень повезло, что он женат именно на ней. Наконец, она – прекрасная мать их сыну; до сих пор Джудит чувствует себя виноватой в том, что почти не кормила его грудью, и отнюдь не возражает против связанных с материнством затрат времени и сил. Чтобы стать матерью, Джудит пожертвовала своей карьерой, и коль скоро она сама смирилась с этим, так же поступил и он.

Билл Уайет смирился даже с тем, что Джудит – его нежная, любящая, грудастая, добрая и чувствительная Джудит – так и не поняла, чего ищет в сексе ее супруг, хотя он и потратил немало времени, чтобы терпеливо и подробно объяснить ей: дело не в какой-то конкретной позиции или более откровенном поведении – совсем нет (хотя, строго говоря, он был бы не прочь кое-что поменять); дело в особом типе эмоциональной жертвенности, в некоей неторопливой щедрости, к которой, как ему порой кажется, он стремился всю жизнь и которую столь редко получал. Вместе с тем Билл понимает, что в глубине души его жена может желать самых разных, не похожих на него мужчин, ибо совершенно очевидно (достаточно только пройтись по улицам Нью-Йорка!), сколь бесконечно многообразными могут быть человеческие типы. Возможно, Джудит подумывает о женщинах; несомненно, ей очень нравятся седовласые, состоявшиеся мужчины старше него, и хотя она утверждает, будто чернокожие совсем не кажутся ей привлекательными, все же она повторяет это, пожалуй, слишком часто, чтобы ей можно было верить. Однако Билл Уайет смирился даже с этим, и точно так же он принимает факт, что в мире за окнами его квартиры – в реальном мире, а не только в той тонкой экономической прослойке, к которой он принадлежит, – люди трахаются, совокупляются, лижут, мастурбируют, засовывают друг в друга пенисы, пальцы, языки, руки, кулаки, вибраторы, овощи, награждают друг друга ударами, щипками, болезнями и прочим и что иногда все это делает их счастливее, а иногда – нет. Он принимает как неизбежное, что некоторые женщины спят только с безволосыми мужчинами, а некоторым мужчинам нужна партнерша, способная выжать лежа триста фунтов. Он допускает, что некоторые радикально настроенные лесбиянки делают себе инъекции полулегального тестостерона и что некоторые «голубые» потихоньку таскают таблетки эстрогена у собственных матерей, вступивших в постклимактерический период. Он соглашается с классической феминистской критикой мужской гегемонии, мужского шовинизма и прочего и одобряет новейшую феминистскую ревизию этой критики, касающуюся честной конкуренции между женщинами и мужчинами. Он понимает ужас, который испытывают женщины перед изнасилованием – настоящим изнасилованием, когда грубая потная ладонь зажимает рот, а чужой напряженный член жестоко терзает и рвет влагалище. И вместе с тем он считает вполне приемлемым свое собственное, всегда непроизвольное желание совершить нечто подобное и признаёт, что иногда, лежа в постели с Джудит, он бывает достаточно близок к тому, чтобы действительно сделать это. Он признаёт, что на самом деле это полная ерунда. Он мирится с тем, что иногда Джудит хочется, хочется, ХОЧЕТСЯ этого (о, его неистовая страсть!… О, ее сладостная беспомощность!), но чаще она воспринимает его ласки как рутинную обязанность, которую необходимо исполнить, – обязанность столь же возвышенную, как замена закончившегося рулона туалетной бумаги новым. Он согласен, что женоподобные мужчины, разрекламированные на последних страницах «Виллидж войс», часто выглядят привлекательнее настоящих женщин, и готов сознаться, что сам не раз гадал, каково это – сделать минет другому мужчине или предоставить свою задницу для анального секса. Билл твердо знает, что каждый человек отчаянно нуждается в реках, водопадах, потоках любви и чувственности и что все мы, как правило, лезем из кожи вон, чтобы добиться этого – или, в зависимости от обстоятельств, уклониться от чрезмерно обременительной привязанности. Именно поэтому мы то и дело разочаровываемся, сублимируем, мастурбируем, домысливаем, фантазируем, топим свою жидкую овсянку в остром психосексуальном соусе. Да, со всем этим он мирится, все это принимает смиренно и безоговорочно.

И с особенным смирением, во всяком случае – в настоящий момент, Билл Уайет принимает тот факт, что его жена спит и не может принять участие в сексуальных упражнениях. Да и вряд ли ей так уж этого хочется. И он ничего не предпринимает, по крайней мере – сегодня, и это тоже не вызывает в нем протеста.

Все еще с полным ртом горячей, отдающей цыплятиной и орехами тайской еды, Билл Уайет возвращается в свой кабинет и начинает переключать телевизионные кабельные каналы, надеясь найти какие-нибудь «сиськи-письки». После полуночи нравственные стандарты телевизионного вещания катастрофически падают: кабельные сети спешат уловить всех, кто еще не погрузился в порнографические глубины Интернета. Ему, впрочем, годится почти все. Он не слишком разборчив – типичный средний американец, человек-минивэн. Его рот забит цыпленком по-тайски, руки и рубашка испачканы маслом, и он убеждает себя, что – вздумайся ему наладить прямую связь между пенисом и мозгом или между мозгом и пенисом, – никто не обратит внимания, если он измажет маслом и брюки. Две дюжины каналов Билл Уайет пробегает с поистине профессиональной сноровкой, за считанные секунды успевая оценить эротический потенциал каждого шоу, прежде чем перейти к следующему. Ага, вот, кажется, то, что надо! На экране возникает что-то вроде весеннего концерта: пижоны в шляпах стоят за пультами, девчонки отплясывают в бикини. Их почти обнаженные тела щедро смазаны блестящим кремом для загара. Черные и белые девчонки скачут под музыку так, что их сиськи подрагивают и колышутся вверх-вниз, вверх-вниз. Да, это именно то, что надо, – не откровенная порнуха, но зрелище достаточно возбуждающее. Счет он оплатит позже; сейчас надо сделать дело, и Билл Уайет расстегивает брючный ремень, чувствуя, как рот горит от острой еды, а затем… затем он вдруг слышит шаги в коридоре.

– Кто там?! – в тревоге окликает он, вытаскивая из-за пояса подол рубахи, чтобы прикрыть растерзанную ширинку.

– Я пить хочу!… – раздается в ответ сонный детский голос.

– О'кей, сейчас! – добродушно отвечает он, испытывая огромное облегчение от того, что его не застали на месте преступления.

Это один из гостей сына, имени его он не знает; мальчуган стоит в дверях и трет кулаками глаза – теплый, взъерошенный, одетый в пижамку, имитирующую форму квотербэка из «Джетс».

– Я – папа Тимми. Ты хочешь попить?

– Да-да, пожалуйста…

Старина Билли Уайет вскакивает и спешит в кухню, чтобы налить мальчугану молока. Но какого? Обычного? Обезжиренного? Он выбирает обычное, зная, что оно дает ощущение тяжести в желудке и после него мальчишка будет спать крепче, и поскорее возвращается в коридор. Мальчуган спит на ходу, и Биллу приходится помочь ему держать стакан, который сделался скользким от прикосновения его жирных рук. Мальчик медленно пьет. Молоко – это именно то, что надо. Ребенок очень мил – длинные ресницы, примятые подушкой мягкие волосы в беспорядке торчат в разные стороны. Наконец он допивает молоко и опускает стакан, оставляя на верхней губе тонкую белую полоску. «Спасибо», – бормочет он и, пошатываясь, бредет обратно в спальню. Билл провожает его, перешагнув через спящих детей, он помогает мальчику забраться в спальный мешок и по-отечески похлопывает по спине.

Потом он возвращается в свой кабинет, надежно запирает дверь, вновь находит канал с танцующими цыпочками и аккуратно мастурбирует, используя жирную картонку из-под тайского цыпленка в качестве контейнера для отходов. Затем он оплачивает получасовой счет за пользование каналом, не забыв отправить небольшое пожертвование группе по охране окружающей среды, борющейся против глобального потепления. Ведь что ни говори, уровень мирового океана повышается, а площадь пустынь растет: иными словами, грядет полный апокалипсис!…


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации