Текст книги "Ферапонтовский сборник. VIII"

Самих тканей и предметов праздничной одежды, вещей в свое время, в основном в ХIХ веке, изготовленных для приданого той или иной невесте, было невероятно большое количество. Во всех домах из амбаров и чердачных чуланов, из массивных окованных железом сундуков доставалось множество вещей, льняных заготовок тканей «в трубах». Казалось, будто во всех деревнях Кенозера все женщины, молодые и пожилые, на протяжении всей жизни занимались только тем, что пряли, ткали, вышивали и шили праздничные одежды для невест только одной, именно этой деревни. Однако, полюбовавшись богатством приданого в одной деревне, приобретя необходимое число экспонатов для музейной коллекции, мы переходили в соседнее село, и начинался тот же парад дорогих вышивок, многодельного браного тканья, набивных сарафанов, скатертей, низанных перламутром, речным жемчугом богатых кокошников с массивными многорядными очельями. Крайне редко, но встречались тяжелые белые платки, обшитые по краю поднизью из витых золотных нитей и наполовину заполненные рельефным золотым орнаментом из солнечных вихревых и лучевых розеток, солярных знаков и травных мотивах, изображенных в таком изобилии, что белая ткань основы становилась невидимой, оказывалась полностью скрытой под плотным золотым узорочьем шитья и причудливых изображений языческих богинь, прибогов, всадников, барсов, львов и птиц с процветшими перьями.

Больше всего дорогих, нарядно украшенных многоцветным узорочьем тканей, сарафанов, женских рубах, широких подзоров и полотенец оказывалось в домах, принадлежавших богатым немногодетным семьям. Так, например, в деревне Майлахта в огромном «двужильном доме» у одинокой женщины экспедиции удалось приобрести целую коллекцию. В нее вошли двадцать тканых и вышитых полотенец, множество затканных браным узором девичьих рубах и юбок, вышитых «досюльным» двухсторонним швом, широких подзоров, праздничных скатертей и три шитых кумачовых сарафана, изобильно украшенных многоцветной тамбурной вышивкой. Именно в этих домах наряду с домоткаными тканями и ручными вышивками сохранилось большое число предметов одежды и узорных тканей, купленных в городе и на осенних ярмарках в соседних селах и дальних городах.

Кенозерские деревни, известные богатством и красотой крестьянских одежд, в неурожайные годы ХХ века благодаря исключительно благоприятным условиям земледелия в этой волости, охотно меняли излишки зерна на дорогие ткани и изделия ткачих и вышивальщиц соседних волостей и деревень. Пожилые хозяйки обычно неохотно показывали купленные таким образом вещи, но с большим желанием, почти не торгуясь, продавали их в музей. Участникам экспедиции приходилось использовать особый такт в общении с владелицами подобных изделий, так как после многочасовых разговоров в том или ином доме можно было приобрести множество привозных вещей и не увидеть предметов кенозерского искусства, произведений местных ткачих, вышивальщиц, мастеров набойного дела. В ходе работы экспедиции была использована редкая методика, когда наиболее богатые, перспективные для находок деревни обследовались повторно. И самые редкие, важные для музея художественно выразительные изделия и ткани находились именно тогда, при повторных посещениях крестьянских изб.

В первые дни работы экспедиции в Кенозере в деревне Зихново нас ждало подлинно радостное открытие. Мы приобрели огромную резную прялку, а через несколько часов нашли и ее мастера Прокопия Прокопьевича Завьялова, восьмидесятичетырехлетнего старика, одиноко жившего в старом, изрядно прохудившемся ветхом доме. Прялка, изготовленная мастером в конце ХIХ века, оказалась классическим образцом кенозерской резьбы. Ее громадная, массивная лопасть покоится на низкой, плавно переходящей в плоское донце ножке. В верхней части лопасть прялки имеет треугольное, завершенное пятью круглыми разузоренными городками навершие. С лицевой стороны лопасть была обильно украшена резным геометрическим орнаментом. Главный мотив резной орнаментики прялки – большой круг, обильно заполненный сегментами с многократно повторенными мотивами расчерченных квадратов и треугольников. Чтобы подчеркнуть значительность главного мотива резного узора прялки, резчик обрамлял его идущими по кругу мотивами мелких и крупных трехгранных выемок. Таким образом, в середине широкой лопасти оказался разузоренный диск, ставший главным мотивом орнаментальной композиции прялки. Вверху и внизу лопасти резчик разместил ленты из повторяющихся мотивов геометрического узорочья – ряды расчерченных квадратов, дуг, зигзагов и больших треугольных фигур с чешуйчатым заполнением. Небольшие лучевые розетки и полурозетки, размещенные по сторонам, сверху и снизу центрального орнаментированного круга, завершают узорное богатство прялки, придают ей особую, праздничную нарядность и выразительность. На первый взгляд кенозерская прялка, исполненная в конце ХIХ века П.П. Завьяловым, могла быть отнесена к произведениям русского народного искусства, которые встречаются во многих областях страны, прежде всего на территории бывшей Вологодской губернии. Те же мотивы геометрического орнамента: круги, розетки, расчерченные квадраты, лучевые и лепестковые розетки. Сходны и приемы выемчатой резьбы, исполненной с помощью остро отточенного ножа. Но это не так. Сходство самое общее и далеко не распространяется на самобытные стороны и стилевые особенности народного искусства как Вологодской губернии, так и Каргопольского края. Вместе с тем кенозерская прялка явление исключительное в орнаментальном искусстве Русского Севера. Среди аналогичных произведений геометрической резьбы, прялок-лопат, широко распространенных в Вологодской и Олонецкой губерниях, она значительно выделяется прежде всего своими размерами и строем орнаментального украшения. Ее массивная вытянутая лопасть, сама тяжеловесность предмета подчеркнута малой высотой ножки. Тяжесть лопасти словно подчеркнута, наглядно выражена узором напряженных розеток, украшающих фигурные утолщения ножки. Иная и архитектоника узорного убранства прялки. Орнамент на лопасти размещается таким образом, чтобы всемерно выявить, подчеркнуть тяжеловесность предмета, создать впечатление величавой монументальности, усилить приземистость резного сооружения. Возможно поэтому главный, центральный мотив узора – заполненный диск – размещен в нижней части лопасти. На подобный эффект очевидно рассчитано и число орнаментальных полос, украшающих верхнюю часть лопасти прялки. Оно значительно превышает высоту узорочья в нижней части огромной прялки.

Участникам экспедиции удалось собрать сведения только о трех мастерах-резчиках, работавших в Кенозере во второй половине ХIХ века над узорным убранством прялок. Ни для кого резное дело не было основным занятием. Популярный резчик Иван Иванович Врагов (около 1841–1900), живший в деревне Тырнаволок (Тамбич Лахта), изделия которого встречались во всех деревнях округи, был потомственным рыбаком. Другой прялочный мастер Петр Пугачев (1850–1919) всю жизнь строил мельницы в кенозерских и каргопольских деревнях. Его ученик по ремеслу резьбы прялок, вальков, украшению узорными порезками ткацких станов Прокопий Прокопьевич Завьялов (1887–1967) из деревни Зихново был деревенским плотником и обрабатывал землю, сеял хлеб, косил сено, кормил скот и до коллективизации разводил выездных лошадей. Мастеров было немного на всю огромную Кенозерскую волость[89]89
  Мальцев Н.В. Типы народной художественной резьбы бывшей Олонецкой губернии. – Советская этнография, 197, № 4, с. 90–97; Тарановская Н.В., Мальцев Н.В. Русские прялки. Л., 1970, с. 36–41; Тарановская Н.В., Алексеева О.В. Резьба и роспись по дереву. – Народное искусство Каргополья. Альманах. СПб., 2006, с. 27, 28.


[Закрыть]. Однако число сохранившихся, дошедших до нас резных прялок, изготовленных во второй половине ХIХ – начале ХХ века, было огромно. В каждой избе кенозерских деревень было по две и более резных и полихромно раскрашенных прялок-лопат. По рассказам местных жителей прялочные заготовки, вырубленные из ствола толстых елей и их огромного корневища, постоянно встречаются в дальних, заросших вековыми деревьями лесах и по берегам лесных озер. Экспедицией было отобрано и приобретено для музея более 50 прялок, небольшая часть из них была отправлена в Сергиво-Посадский музей-заповедник, где собраны прялки из всех губерний и областей страны. На большинстве прялок резной узор бесконечно варьируется, но основное впечатление о монументальном облике прялки сохраняется, постоянно, настойчиво подчеркивается элементами декора, его строем. Порой резчики достигали этого же впечатления с помощью приемов крупномасштабной резьбы. Исполняя все элементы декора сочными крупными порезками, они при малом числе геометрических фигур создавали не менее выразительное произведение – прялку, способную затмить красотой все узорочье мелкой изощренной резьбы множества прялок, приносившихся на деревенские посиделки. Изредка встречались резные прялки, где при сохранении традиционной формы их узор поражал своей необычностью. На плоскости лопасти в технике выемчатой резьбы были исполнены изображения Великой Богини в позе одарации, с широко разведенными, поднятыми к небу, к огромному солнечному диску руками, а также разветвленного древа жизни и других не менее древних символов языческих верований. Все мотивы резного узорочья, техника исполнения трехгранно-выемчатой резьбы и форма кенозерской прялки указывали на то, что наряду с вышитыми узорами экспедиции удалось найти в озерных деревнях неизвестные ранее памятники местного искусства края – древние по истокам, мотивам орнамента деревянные резные изделия. Однако полного научного удовлетворения эти находки не принесли. Слишком поздними по времени изготовления были все предметы украшенные резьбой. Кенозерские прялки, собранные экспедицией, например, были изготовлены не ранее второй половины ХIХ века.

И вот, в самом конце экспедиции в притворе часовни деревни Горбачиха был найден недостающий экспонат – та самая «резная скамья», увиденная в свое время Евгением Демьяновичем Мальцевым в часовне деревни Зихново. Однако, хотя времени с момента, когда художник делал зарисовку, прошло немного, «скамья» кем-то была приведена в совершенно руинированное состояние. Ее рундук был разобран, верхняя доска-сидение утрачена. Деревянные нагеля, соединявшие вертикальные стамики-стояки с горизонтальными досками обвязки рундука, были выбиты из своих гнезд, из-за чего предмет мебельного столярного мастерства просто развалился, превратился в груду разрозненных досок. После небольших усилий, используя рисунок Е.Д. Мальцева, участники экспедиции восстановили переносной рундук с четырьмя фигурными ручками, стоящий на четырех невысоких, явно опиленных снизу ножках. Детали резного сооружения были размещены в полном соответствии с изображением на эскизном рисунке художника.

Оказалось, что художник все же ошибся. Этот предмет мебели изначально не был скамьей, хотя в последнее время в притворе часовни деревни Зихново он, возможно, использовался местными прихожанами в качестве скамьи. Это был переносной церковный стол ХVII века. Переносной, с резными выступающими фигурными ручками стол Е.Д. Мальцев обнаружил уже далеко не в первоначальном виде. Собственно от стола сохранилось только резное подстолье с большим вместительным ящиком-рундуком. Массивные ножки стола были опилены. Возможно, поэтому память художника зафиксировала это искаженное переделками сооружение как предмет мебельного ремесла – скамью. Между тем одна особенность подстолья, его резное узорное убранство указывало на культовое назначение предмета. Такая орнаментика не использовалась на обыденных изделиях, не могла служить украшением бытовой мебели, какой является скамья или стол. Торцовые и боковые стороны подстолья, в частности, заполнены резными киотцами. Врезанные в глубь доски киотцы с арочным верхом предназначались, очевидно, для размещения здесь небольших пядничных минейных живописных или медных литых икон. Верхние доски обвязки подстолья были богато украшены лепестковыми, радиальными, лучевыми, вихревыми, спиральными розетками и расчерченными квадратами. Подобные церковные столы широко использовались в церковном обиходе ХVII века, как столы «пешного действа» и столы, где велись службы страстного цикла (действо Страшного суда)[90]90
  Подобный церковный стол для выхода и действа Страшного суда, например, изготовил в 1671 году резчик Иван Данилов для Софийского собора в Вологде. См.: Мальцев Н.В. Русская деревянная скульптура ХVI – ХVIII веков. Художественные связи ремесленных центров. – Проблемы изучения, сохранения и использования наследия христианской деревянной скульптуры. Пермь. 2007, с. 265.


[Закрыть]. Кроме того, такие столы были предметами мебели в архиерейских домах и в больших просторных кельях игуменов крупных монастырей. Характерно и другое. При расчистке от пыли и грязи резной орнаментики подстолья и досок рундука реставраторами Русского музея не было обнаружено каких-либо следов жиров животного происхождения, обычно имеющихся на всех предметах мебели городских и сельских жилых помещений. Всюду были только капли воска.

Церковный стол ХVII века, обнаруженный в деревенской часовне, возможно, был изготовлен кем-то из кенозерских мастеров. На это указывает сходство приемов выемчатой резьбы и ряд одинаковых с кенозерскими прялками, местными каталками-рубелями мотивов орнаментики. В частности рисунок розеток, украшающих подстолье, почти буквально повторяется на ряде деревенских каталок-рубелей середины ХIХ века, приобретенных экспедицией.

Подстолье – уникальное произведение церковной мебели ХVII столетия. Уникально оно прежде всего потому, что церковной мебели сохранилось крайне мало. Лишь в Смоленском музее имеется церковный стол, поступивший сюда из коллекции княгини М.К. Тенишевой, подстолье которого сходно по форме с кенозерским. Но резное убранство этих подстолий совершенно разное не только по мотивам орнаментики, но и по приемам резьбы. Церковный стол в Кенозере сохранился потому, что в начале ХХ века он был перенесен в часовню. У высокого подстолья (не менее 80 сантиметров в высоту) при переносе его в низкую часовню были опилены на уровне проножек стояки-стамики (все четыре ножки) стола. И церковный стол, точнее уменьшенное по высоте (51 сантиметр) подстолье стало восприниматься как скамья. В часовнях Кенозера на протяжении некоторого времени оно использовалось во время редких служб и престольных праздников как переносной подпрестольный ларь[91]91
  Легкие передвижные и переносные престолы, на которых совершались упрощенные церковные обряды, часто упоминаются в ХVIII – ХIХ веках в указах Священного Синода. См.: Миненко Н.А. Христианизация народов Урала. – Миссионерство как феномен истории и культуры, т. 1. Пермь, 1997, с. 27, 28.


[Закрыть]. Вместительный рундук подстолья при этом служил местом хранения книг, свеч, подсвечников, кадил, необходимых для проведения священниками укороченных служб и молебнов в многочисленных деревенских часовнях Кенозера. Однако через некоторое время кем-то из священнослужителей было замечено, что кроме схематических изображений киотцев ничто не указывает на принадлежность найденного подстолья к культовым, церковным вещам. Напротив, вся резная орнаментика подстолья – солярные знаки, спиральные, лепестковые и лучевые розетки, расчерченные квадраты – является далеко не христианской по происхождению символикой. Это древние языческие символы – знаки солнца, луны, звезд и других небесных светил. Подобные древние символы почти не использовались в культовом искусстве православной религии. Обычно ими не украшались предметы церковной утвари, мебели, служебных сосудов. Лишь на небольших древних киотах, как правило, в углах разузоренной травным орнаментом иконной рамы, встречаются одиночные лепестковые и радиальные розетки. Но их роль в декоре киота имеет чисто декоративное значение, художественно облагораживает резкий переход от вертикальных деталей рамы к ее горизонтальным частям. В основном же древние солярные знаки – лучевые, лепестковые, вихревые и спиральные розетки – большей частью относились к числу неиспользуемых в культовом искусстве, по древней традиции запрещаемых христианской религией орнаментальных мотивов.

Кенозерское подстолье при всей обыденной простоте мебельного изделия, функциональной продуманности его частей и деталей является не только произведением столярного ремесла ХVII столетия. Это редчайший исторический памятник, в форме и резном декоре которого со всей полнотой проявился высокий уровень декоративного искусства каргопольских деревень, удаленных на значительные расстояния от мастерских мебельщиков ведущих художественных центров России. В этом произведении имеется целый набор элементов резного декора, орнаментальных мотивов – розеток, расчерченных квадратов, солярных знаков, которые были сохранены на протяжении нескольких веков деревенскими, в том числе и кенозерскими ремесленниками и использовались в убранстве прялок, вальков и других бытовых предметов вплоть до ХХ века. Одни орнаментальные фигуры, в частности выразительная пластичная спиральная розетка, почти не встречаются на деревянных изделиях – северных памятниках, датируемых ХVII – ХIХ веками, и известна главным образом по более ранним предметам из числа археологических находок. На кенозерском подстолье ей отведено одно из главных мест декоративного убранства церковного стола. Спиральная розетка занимает центральное место в длинном узорном резном фризе, которым украшена вся верхняя часть подстолья, доски ее обвязки. Мастер осознанно выделил этот древний мотив орнаментики не только его местоположением в центре узорной ленты, но и наделил его выразительной динамикой закрученных в спираль линий, пластичной моделировкой всей ребристой поверхности, с ее плавными, мягкими переходами от выпуклых мест к углублениям. Спиральная розетка – одно из древних символических изображений солнца – известна многим народам мира. Только в наиболее древних культурах этот символ сохранился и используется в изобразительном искусстве, в прикладном искусстве и архитектуре до наших дней. Многие народы утратили этот выразительный знак еще в ХV веке. В Кенозере, на древней земле Каргополья спиральная розетка и в ХVII столетии продолжала жить в произведениях народных мастеров, существовать не только как узорная фигура, утратившая древнее значение, но и как самый важный символ главного небесного светила – солнца. Возможно, что и другие фигуры орнамента, в частности солярные знаки, размещенные на стенках подстолья, со временем раскроют свой древний смысл и стройную связь не только в их узорной цельности, но и расскажут обстоятельно об еще одном, скрытом здесь языческом веровании. Однако в узорном строе резного подстолья вряд ли сохранилась какая-либо смысловая взаимосвязь между отдельными знаками-символами. Узорные ленты на верхней части подстолья с их сложной ритмикой чередования динамичных, наполненных движением спиральных и вихревых розеток со статичными расчерченными кругами и квадратами, построены по законам декоративного ряда. Хотя спиральная розетка выделена как главный мотив узора тем, что помещена в средней части подстолья, однако ее обрамляют близкие по рисунку парные вихревые розетки. По бокам динамичных розеток, в завершении узорной ленты мастер поместил статичный, заполненный сложной радиально расчерченной фигурой узорный круг и лучевую розетку, и тем самым погасил круговое движение центральных фигур, замкнул орнаментальный фриз. На другой стороне подстолья орнаментальный фриз построен по иному принципу. Всем узорным мотивам отведена равнозначная роль. Динамичная вихревая розетка здесь помещена сбоку. На центральной оси находится радиально расчерченный круг. Сложные по рисунку, заполненные статичными мотивами выемчатого геометрического узора розетки, круги и квадраты сливаются в единую фризовую ленту, заполняющую все свободное пространство плоской горизонтальной доски.

Музеефикация, реставрация и музейная каталогизация произведений, собранных Кенозерской экспедицией, растянулась на долгие десятилетия. Только в 2006 году в Государственном Русском музее в Петербурге была подготовлена выставка «Народное искусство Каргополья» и был издан сборник статей, посвященных большей частью произведениям деревенских мастеров Кенозера[92]92
  Народное искусство Каргополья. Альманах. СПб., 2006.


[Закрыть]. Вместе с тем за почти полувековой период исследователи народного искусства неоднократно обращались к коллекции кенозерских изделий резного дерева, предметам, украшенным цветочной росписью, тканым и вышитым подзорам, полотенцам, расшитым платкам, кокошникам и сарафанам[93]93
  Мальцев Н.В. Типы народной художественной резьбы бывшей Олонецкой губернии, с. 90–97.


[Закрыть]. В частности изучались и неоднократно публиковались кенозерские резные прялки, которые не встречаются нигде в Каргопольском районе, кроме деревень Кенозера. В классификации предметов народного искусства они были выделены отдельно в раздел «Прялки кенозерского типа», а их открытие было приписано нашей Кенозерской экспедиции (О.В. Круглова). Со временем и народное искусство Кенозерья, и сама обширная озерная волость была определена как исторически сложившийся регион, где реликтово сохранились и продолжали интенсивно развиваться древние пласты русской художественной культуры. Но это не так. Кенозерская резная прялка, например, форма и декор которой не получил распространения в Каргопольском уезде, между тем была широко распространена и часто встречается под названием «пудожская», например, в окрестностях города Пудожа и в ближайших к городу Олонцу деревнях. В узорном строе, в браных и вышитых двухсторонним швом тканях, напротив, много общего с тканями Каргопольского района, с искусством мастериц, живших в деревнях на Онеге и ее притоках.

Не без влияния городского декоративно-прикладного искусства соседнего Белозерского края, помещичьего и купеческого быта этой древней земли в народном искусстве Каргопольского уезда, в том числе и в кенозерских деревнях, в ХIХ веке широкое распространение в браном ткачестве и двусторонней вышивке получили крупнофигурные мотивы орнамента. Была заимствована форма огромных разузоренных подзоров и узких скатертей, подобных древним белозерским столешникам, в узорное украшение которых вводились крупные изображения птиц с распластанными крыльями, двуглавых орлов, фигурок человека и сохранившихся со времен Белозерского удельного княжества геральдических барсов и львов. В отличие от изысканных узорных тканей Белозерья, украшенных в основном сложной по технике исполнения белострочной вышивкой, на каргопольских тканях (подзорах, полотенцах, вышитых женских рубахах) крупнофигурные мотивы орнамента всегда исполнялись цветными нитями, окрашивались в красный цвет. Элементы узора и отдельные фигуры орнаментальных композиций часто исполнялись зелеными, синими и желтыми шерстяными нитками. Масштабность орнаментальных фигур при сохранении формы и размеров традиционных предметов одежды вызвала в искусстве вышивки и частично в ткачестве быстрое распадение традиционных трехфигурных и многофигурных композиций. Мастерицы-вышивальщицы и ткачихи смело вводили в узор праздничной, в том числе обрядовой и свадебной одежды разрозненные фигуры и орнаментальные мотивы из разных, древних по своему происхождению, имевших смысловую связь сюжетов и сцен. В ХIХ веке характерная для Каргополья мелкоузорная вышивка, имевшая несколько десятков узорных композиций с четко продуманными связями отдельных фигур и мотивов геометрического орнамента, была окончательно вытеснена яркими многоцветными фигурами и узорами, состоявшими из увеличенных фрагментов и трехчастных композиций (изображениями великой богини с прибогами, древа жизни, плывущих и летящих птиц) традиционной языческой орнаментики.

Творчество кенозерских мастеров народного искусства во всех его видах и материалах было творчеством, тесно связанным с историей края, с жизнью и бытом сельского и городского населения – этого обширного земледельческого района, называвшегося в разные исторические эпохи Каргопольем, Каргопольским уездом и Каргопольским районом. Торговые дороги, местные ярмарки и торжки порой кардинально меняли направление художественных связей отдельных волостей, влияли на вкусы и пристрастия мастеров, определяли их выбор техники резьбы, вышивки. Только наличием оживленного пудожского тракта может быть объяснено увлечение кенозерских мастериц вышивки тамбурным швом по кумачу, более характерным для Олонца и Пудожа. Напротив, в ХIХ веке вдоль этого же тракта, но в обратном направлении, по пудожским деревням распространилась и настолько прижилась в районе кенозерская прялка, что были забыты ее истоки, и она стала называться пудожской. В 1970–1974 годах, впервые публикуя экспедиционные находки, я, по сложившейся в науке традиции обозначать предметы термином по их принадлежности к определенной губернии, прялки кенозерского и пудожского типа отнес к единому Олонецкому типу. Таким образом, были объединены две художественные традиции, две линии развития художественного ремесла с их истоками и традициями развития, четко прослеживаемыми в произведениях народного искусства Карелии и в искусстве обширного Каргопольского уезда. В частности несомненно, что искусство орнаментальной резьбы Кенозера длительное время находилось по влиянием обширного региона соседней Карелии. Это проявилось в форме традиционных предметов и отдельных сходных для обеих территорий мотивах орнамента. Прежде всего следы этого влияния отразились на форме кенозерской прялки, имеющей характерное больше для карельских памятников треугольное с круглыми городками навершие лопасти, которое совершенно не свойственно каргопольским прялкам.

Народное искусство кенозерских деревень не было явлением ни локальным, ни замкнутым. Его расцвет, подлинный взлет во второй половине ХIХ – начале ХХ века был вызван не только тем, что на протяжении нескольких веков здесь сложились богатые традиции крестьянского творчества, был накоплен огромный арсенал орнаментальных и сюжетных мотивов, художественных приемов резьбы и росписи по дереву, узорного ткачества и вышивки. Художественная жизнь озерной волости постоянно обогащалась за счет соседних волостей и торговых городов. Сюда вливались все новые приемы и изобразительные мотивы декоративного, народного в своей основе искусства Каргополья. Культура этой огромной земли прошла многовековой путь развития. Она знала подлинные взлеты, достигла вершин в иконописи, деревянной скульптуре, иконостасной резьбе и, вместе с тем, вплоть до ХХ века сохранила особый, подлинно фольклорный колорит, местные стилистические особенности во всех проявлениях и видах самобытного художественного творчества.

1–4. Подстолье. XVII век. Кенозерская волость

5. Рубель. 1857. Деревня Тырнаволок, Кенозерская волость

6. Прялка. XIX век. Мастер П.П. Завьялов (1878–1967). Деревня Зихново, Кенозерская волость

7. Прялка. XIX век. Кенозеро

8. Прялка. XIX век. Кенозеро

9. Деталь домовой росписи. 1876. Мастер Иван Трофимов. Деревня Заовражная, Кенозерская волость

10. Набойная ткань. XIX век

11. Полотенце. Конец XIX – начало ХХ века. Мастер Д.И. Тырлова (1885–1912). Деревня Карпово, Кенозерская волость

12. Полотенце. XIX век. Деревня Майлахта, Кенозерская волость

13. Подол женской рубахи. XIX век. Деревня Тарасовка, Кенозерская волость

14. Полотенце. Середина XIX века

15. Полотенце. Конец XIX века. Автор А.Ф. Попова. Деревня Закумихинская

16. Полотенце. Конец XIX века. Автор А.Ф. Попова. Деревня Закумихинская

17. Деталь подзора. XIX век

18. Концы полотенца. XIX век

19. Подзор. Вторая половина XIX века. Деревня Вершинино, Кенозерская волость

20. Подзор. Конец XIX века. Автор А.И. Исакова (1897-?). Деревня Королевская

21. Головной платок. Деталь. Вторая половина XIX века

22. Головные уборы – кокошник и «перевязка». XIX век