Текст книги "«Дни науки» факультета социотехнических систем. Выпуск III"

Сидоров Д.С.
КНИТУ, гр. 3111-41, науч. рук. ст. преп. Исаков А.А.
Промежуточные итоги кампании по борьбе с коррупцией в РФ

В России во многих сферах жизнедеятельности уже достаточно долго идут реформы, итоги которых еще рано подводить. Какие-то из них легко принимаются обществом, другие вызывают бурные обсуждения, а иногда и неприятие.

Уничтожение традиционных институтов и жизненных укладов нередко влечет за собой социальную дезорганизацию, хаос и аномию, рост девиантного поведения и преступности. Ярким примером такой дезорганизации является возникновение такой системы взаимоотношений, которая строится на основе принципов и взаимодействий, отличающихся от установленных действующим законодательством. Одним из элементов таких взаимоотношений, носящих деструктивный и девиантный характер является коррупция.

Коррупция – использование должностными лицами своих властных полномочий и доверенных ему прав в целях личной выгоды, противоречащее законодательству и моральным установкам. Характерным признаком коррупции является конфликт между действиями должностного лица и интересами его работодателя либо конфликт между действиями выборного лица и интересами общества. Многие виды коррупции аналогичны мошенничеству, совершаемому должностным лицом, и относятся к категории преступлений против государственной власти.

О борьбе с коррупцией с высоких трибун заявляли уже не раз, однако результаты этой борьбы пока не впечатляют. Так, социологи фонда «Общественное мнение» (ФОМ) выяснили, что растет количество граждан, полагающих, что уровень коррупции в России высокий. Если в 2010 году так считали 75 % респондентов, то в июле 2012-го их количество увеличилось до 80 %. Средним уровень коррупции в стране считают лишь 11 %, а низким – 1 %. В сфере государственных закупок ситуация также не улучшается. Еще в октябре 2010 года действующий тогда президент РФ Дмитрий Медведев оценил объем воровства в 1 триллион рублей, а 20 ноября 2012 года Глава Счетной палаты Сергей Степашин заявил, что ежегодно из бюджетных денег, выделенных на государственные закупки, расхищается все тот же 1 триллион рублей.

При этом так и не удалось обеспечить суровость и неотвратимость наказания по отношению к коррупционерам. Например, в дотационном Северо-Кавказском федеральном округе только около 7 % осужденных в текущем году коррупционеров получили реальное наказание в виде лишения свободы. Часто из выпусков новостей мы слышим, как очередной чиновник лишился своего поста из-за коррупции в его ведомстве, однако, в России такое увольнение чиновника не влечет для него значимых негативных последствий, так как ничто не мешает ему вновь устроиться на госслужбу, и тем более не идет и речи о лишении чиновника льгот, стажа, наград и т.п. Даже громкие коррупционные скандалы не удается расследовать до конца и показательно наказать виновных. Вспомним лишь несколько эпизодов из нашего недавнего прошлого:

В сентябре 2010 года Юрий Лужков покидает пост мэра Москвы с формулировкой «утрата доверия Президента РФ». По центральным телеканалам проходят передачи, в которых в адрес Лужкова выдвигаются крайне жесткие обвинения в коррупции, в том числе в покровительстве бизнесу своей супруги Елены Батуриной. Однако итогом этих разоблачений стало то, что он смог спокойно продать семейный бизнес и недвижимость и сейчас спокойно проживает на территории Австрии. Никаких обвинений ему так и не предъявили. С не меньшим треском пост покинул министр обороны РФ Анатолий Сердюков, а также многие главы субъектов РФ. И все они сейчас чувствуют себя абсолютно спокойно. Дальше разоблачительных телепередач дело, увы, не пошло. Возникает вопрос: почему же в ходе этих расследований предполагаемые коррупционеры так и не дошли до суда? Если они оказались честными людьми, то получается, что необходимо было привлечь к ответственности тех, кто их публично оклеветал и обязать СМИ выпустить опровержение обвинений в их адрес. Чего естественно тоже не было сделано. Про эти дела теперь стараются, видимо, просто не вспоминать. Вспомним выделение Следственного комитета РФ из-под подчинения прокуратуре, которое началось с громкого коррупционного скандала в Подмосковье. Выяснилось, что целое преступное сообщество покровительствовало сети нелегальных казино. Главный фигурант– заместитель прокурора области. СМИ говорили о том, что ниточки данного дела ведут в самые высокие кабинеты. Итог: несмотря на солиднейшую доказательную базу, абсолютно все фигуранты данного дела были отпущены на свободу.

Помимо того, что не расследуются даже столь громкие дела, до сих пор не выработаны ясные и четкие механизмы взаимодействия с институтами гражданского общества. Государство тратит огромные средства на проведение различных мероприятий по борьбе с коррупцией: создаются различные антикоррупционные комитеты при ведомствах, проводятся форумы, дискуссии, доходит даже до чтения лекций чиновникам о том, что брать взятки нехорошо, но при этом оно фактически отказывается взаимодействовать с независимыми организациями занимающимися борьбой с коррупцией. Яркий тому пример – проект «Роспил», который занимается контролем за расходованием бюджетных средств в сфере государственных и муниципальных закупок. Сумма контрактов заказов, по которым ему удалось пресечь нарушения закона за один год работы, составила более 40 млрд. рублей. Однако проект по-прежнему существует лишь за счет частных пожертвований, а ни Прокуратура, ни Счетная Палата, ни Следственный комитет не желают проводить расследования по выявленным проектом нарушениям. К тому же до сих пор не ратифицирована и 20-я статья Конвенции ООН против коррупции («Незаконное обогащение») Она гласит: «При условии соблюдения своей конституции и основополагающих принципов своей правовой системы каждое государство-участник рассматривает возможность принятия таких законодательных и других мер, какие могут потребоваться, с тем чтобы признать в качестве уголовно наказуемого деяния, когда оно совершается умышленно, незаконное обогащение, то есть значительное увеличение активов публичного должностного лица, превышающее его законные доходы, которое оно не может разумным образом обосновать».

Контроль расходов госслужащих осуществляется почти во всех развитых странах. Без ратификации этой статьи снизить коррупцию крайне сложно. Ведь в западных странах инициировать проверку чиновника можно уже только по факту покупки им какой-либо дорогостоящей вещи, которая несоразмерна уровню его дохода, что изрядно облегчает работу общественных организаций.

Важной причиной высокой коррупции является и безотчетность чиновников перед обществом, заинтересованность лишь в «оценке» со стороны вышестоящего начальника. Нарушен основной принцип: служение основным интересам гражданина, общества, закона, государства – он подменен на служение интересам начальника, группы, корпорации. Необходимо дать возможность гражданам участвовать в оценке работы чиновников. Определенные подвижки в этом вопросе уже имеются, в частности, возвращены прямые выборы глав регионов. Однако этого недостаточно, необходимо увеличивать количество выборных должностей, расширить область дел, которые могут рассматривать суд присяжных, а оценивать качество работы правоохранительных органов должны сами граждане, а не их вышестоящее руководство. До сих пор наблюдается и высокая финансовая зависимость регионов от поступлений из федерального центра. В условиях, когда более 50 % собираемых в регионах налогов уходит в федеральный бюджет – это неизбежно. Дальнейшее распределение средств из федерального бюджета создает множество коррупционных схем. Перераспределение финансовых потоков в пользу регионов, позволит сделать местных руководителей более самостоятельными, а также снизить количество откатов при трансфертах из центра в регионы.

Следует также отметить, что результаты у кампании по борьбе с коррупцией все же есть. По данным ФОМ за последние 3 года в два раза уменьшилось количество людей, дававших взятку (с 30 % до 15 %), а с 67 % до 82 % увеличилось количество людей взятки ни разу не дававших,с 60 % до 70 % увеличилось количество осуждающих взяточничество. С одной стороны эта статистика обнадеживает, но с другой, она может говорить лишь о том, что борьба идет в первую очередь с бытовой коррупцией. Коррупционный рынок в России оценивается в $300 млрд в год, и формируют его вовсе не врачи, учителя и постовые милиционеры, против которых и направлено основное острие машины наказаний. По существующей статистике свыше 80 процентов осужденных – это представители низовой коррупции: врачи, учителя – мелкие взяткодатели. В этой статистике практически нет крупных глав регионов, крупных руководителей министерств и ведомств, федеральных структур, судей, сотрудников спецслужб. Опять же, президент Медведев еще в 2008 году заявил, что это не борьба, а имитация. До сих пор России не было ни одного процесса, в котором за коррупционную деятельность на скамью подсудимых отправляли несколько десятков чиновников с их руководителями разных уровней.

Таким образом, можно сделать вывод, что реальная борьба с коррупцией в стране практически не ведется. В первую очередь создается лишь видимость этой борьбы, цель которой снизить недовольство населения верховной властью. Во вторую, под видом борьбы с коррупцией проходят межведомственные конфликты. При этом, как мы видим из социологических опросов, общество перестает верить обещаниям политиков снизить уровень коррупции. Запрос общества на реальную борьбу с ней будет лишь нарастать. Рано или поздно власть будет вынуждена отреагировать на запросы общества и начать реальную борьбу с коррупцией, иначе будет сменена сама эта власть. Общество ожидает от государства суровости и неотвратимости наказания за преступления, развития институтов гражданского общества, обеспечения реальной независимости судей и органов местного самоуправления, то есть всего того, что и президент, и премьер-министр и другие влиятельные политики обещают уже много лет. А вместо исполнения своих обещаний мы получаем закрытия независимых СМИ, уголовное преследование А. Навального, ужесточение контроля над распространением информации. А без свободы СМИ говорить о какой-либо реальной борьбе с коррупцией, на наш взгляд, вообще неуместно.

Ограничение коррупции неотделимо от коренного реформирования всей государственной системы, что требует серьезного политического обеспечения и специфических условий. В качестве движущей силы такого подхода видится разработка и реализация государственной антикоррупционной политики на основе консолидации большей части политических сил и при тесном взаимодействии с институтами гражданского общества.

Токарев А.С.
КНИТУ, гр. 3111-41, науч. рук. проф. Сергеев С.А.
Информационно-психологическая война как эффективный способ политического противоборства

Противоборство как феномен, а также его крайнее проявление, которое в общем смысле может быть названо войной, является неотъемлемой частью человеческой истории – даже на самых ранних ее этапах.

По мере своего развития, военное противостояние видоизменялось по всем направлениям – совершенствовалось в своих масштабах и эффективности, вовлекало все больше участников, достигнув своего апогея во Вторую мировую войну. После этого, у мирового сообщества произошло осознание всей деструктивности открытых войн, а появление оружия массового поражения только усилил страх перед полным уничтожением человечества.

В то же время, развитие науки, а также различных средств информации, дало новые возможности для информационно-психологического воздействия на массы.

В совокупности, оба этих фактора, а также дальнейшее развитие средств передачи информации привели к тому, что привычные формы ведения войны активно вытесняются информационно-психологическими методами. В связи с этим, возникает актуальность данной тематики, а также необходимость ее освещения.

Итак, информационная война – воздействие на гражданское население и/или военнослужащих другого государства путём распространения определённой информации. Психологическая война – психологическое воздействие на войска противника и население с целью их деморализации и склонения к прекращению сопротивления. Анализируя два этих термина, можно сказать, что в первом случае акцент сделан на конкретный способ ведения действий, а во втором – на сферу воздействия жизнедеятельности человека. Тем не менее, оба понятия, фактически, говорят об одном и том же, поэтому термины: информационная война, психологическая война, информационно-психологическая война – могут считаться, в целом, синонимичными. Также необходимо дать определение термину пропаганда, которое очень часто сопутствует в данном дискурсе. Это популяризация и распространение политических, философских, религиозных, научных, художественных или иных идей в обществе посредством устной речи, средств массовой информации, визуальных или иных средств воздействия на общественное сознание7676
  Философия: Энциклопедический словарь / под ред. А.А. Ивина. – М.: Гардарики, 2004. 100


[Закрыть].

Последним важным термином, который включает в себя все предыдущие, является информационно-психологическое противоборство – воздействие одного субъекта на другого с помощью различных информационных средств с целью изменения его мнения так, как это необходимо одному из субъектов. Таким образом, информационное противоборство – наиболее широкое явление, которое также может происходить и в невоенной сфере.

Все представленные явления, по сути, представляют одно целое, поскольку их цель одна и та же – достижение устойчивого результата в формировании мнения, закладывание установок и паттернов поведения в подсознание. В последствии, при воздействии на такие установки, происходит управление психическим сознанием. Все это может быть применимо как к отдельным индивидам, так и к огромным массам людей, что подчеркивает ее универсальность и масштабность. Тем не менее, методы информационной войны наилучшим образом подходят для работы с различными группами.

Прежде, чем начинать какие-либо действия, необходимо провести анализ потенциального субъекта воздействия – что он представляет из себя, группа ли это или нет, и если да – то насколько она большая и т.д. Наибольший интерес, конечно же, представляют психологические особенности данной группы, как связанные с национальностью ее членов, так и с особенностями характера и темперамента. Помимо общих характеристик, необходимо учитывать текущее морально-психологическое состояние субъекта. В целом, можно сказать, что при подготовке к информационной войне используются методы изучения, свойственные, в основном, социологии и психологии. Это опрос, тестирование, анализ документов, наблюдение и т.д.

После подготовки, можно предпринимать уже более активные действия. Среди методов психологической войны можно выделить два основных:

– Убеждение – это метод воздействия на сознание людей, обращенный к их собственному критическому восприятию7777
  Крысько В.Г. Секреты психологической войны. Цели, задачи, методы, формы, опыт. – Минск: Харвест, 1999. – С. 102.


[Закрыть]. Используя метод убеждения, психологи исходят из того, что оно ориентировано на интеллектуально-познавательную сферу человеческой психики. Его суть в том, чтобы с помощью логических аргументов сначала добиться от человека внутреннего согласия с определенными умозаключениями, а затем на этой основе сформировать и закрепить новые установки (или трансформировать старые), соответствующие поставленной цели.

– Внушение – это метод психологического воздействия на сознание личности или группы людей, основанный на некритическом (и часто неосознанном) восприятии информации7878
  Крысько В.Г. Указ. соч. – С. 112. 101


[Закрыть]. При внушении сначала происходит восприятие информации, содержащей готовые выводы, а затем на ее основе формируются мотивы и установки определенного поведения. В процессе внушения интеллектуальная (аналитико-синтезирующая) активность сознания либо отсутствует, либо она значительно ослаблена, а восприятие информации, настроений, чувств, шаблонов поведения базируется на механизмах заражения и подражания.

Оба эти метода должны применятся для соответствующих субъектов и в соответствующий момент. Например, убеждение, соответствующие адекватному и логически правильному мышлению, может быть применено в мирное время, а также по отношению к достаточно просвещенному населению. Напротив, внушение может лучше сработать во времена кризисов и военных кампаний, а также по отношению к менее развитым и более эмоциональным людям.

Также можно выделить специальные:

– Дезинформирование – это способ психологического воздействия, заключающийся в намеренном предоставлении противнику такой информации, которая вводит его в заблуждение относительно истинного положения дел7979
  Там же. – С. 127.


[Закрыть].

– Манипулирование – это способ психологического воздействия, нацеленный на изменение направления активности других людей, осуществляемый настолько искусно, что остается незамеченным ими8080
  Там же. – С. 132.


[Закрыть]. Манипулирование в то же время – это такой способ применения власти, при которой обладающий ею влияет на поведение других, не объясняя им, чего он от них ожидает.

– Распространение слухов, т.е. специфического вид информации, появляющейся спонтанно в силу информационного вакуума среди определенных слоев населения, либо специально кем-то распространяемого для воздействия на общественное сознание8181
  Там же. – С. 134. 102


[Закрыть].

Эти три метода носят более негативный характер, а также возможность их применения может быть связана с определенным риском.

Однако, грамотное применение всех этих методов, вкупе с правильной подготовкой, могут дать ощутимые плоды, т.к. подчинив волу противника себе, можно не только, фактически, нейтрализовать его, но и сделать его своим союзником, что дает колоссальное преимущество.

И такое преимущество не должно оставаться без внимания исследователей. Кроме того, развитие интернета значительно расширяет возможности информационного противоборства, но, в то же время, в некотором роде усложняет их, что тоже должно стать еще одним поводом для исследовательского интереса. А наличие эффективного результата по изучению данной тематики может повысить защищенность граждан от психологического воздействия извне.

Однако, пожалуй, наиболее важным преимуществом информационного противоборства является то, что в случае поражения люди остаются живы, что демонстрирует также и гуманистическую направленность данного явления.

Таким образом, информационно-психологическая война – вступающее в полную силу явление, которое, при существующих тенденциях развития, может значительно потеснить открытые войны как феномен.

Файзрахманова А.Н.
К(П)ФУ, гр. 18-049, науч. рук.проф. Сергеев С.А.
Политическая мифология как конфликтообразующий фактор в нацистской Германии

С окончанием Первой мировой войны происходит быстрое нарастание влияния консервативных и правых течений во многих странах Европы, в том числе и в Германии. Собственно деятели течения «консервативной революции» и затем нацисты сумели распространить мифологический взгляд на окружающий мир тогда, когда стало ясно, что рационалистические идеологические установки не работают. Человеку потребовалось найти новые способы для отождествления себя с какой-либо социальной общностью. Новые политические движения, которые использовали мифологическую символику, в первую очередь нацизм, предложили собственный путь выхода из сложившейся ситуации, суть которого как раз-таки заключалась в обеспечении того самого отождествления с определенной общностью и противопоставлением остальным группам.

Важно отметить, что лежащая в основе нацизма политическая мифология не была чем-то поверхностным, она уходила глубоко в коллективное бессознательное, представляя собой определенного рода архетип8282
  Юнг К.Г. Душа и миф. Шесть архетипов [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://www.litmir.net/br/?b=146184&p=39, свободный. – Проверено 16.04.2014.


[Закрыть]. Мифы, покоящиеся на архетипах массового сознания, неспособны возникнуть в одночасье и завладеть умами миллионов людей. Процесс их возникновения и выхода наружу носит долговременный характер и, в том числе, сопряжен с политической культурой германского общества. В предшествующий нацизму период истории сформировалась определенная база, включавшая в себя такие мифы, как: миф нации, антисемитизма и расы8383
  См. об этом: Пленков О.Ю. Мифы нации против мифов демократии: немецкая политическая традиция и нацизм. – СПб., 1997.– С. 244-299. 103


[Закрыть]. Эти мифы уже вобрали в себя определенный конфликтогенный характер, поскольку представляли собой национальные страхи и убеждения немцев. В общем, нацизм, как и любая другая тоталитарная система, строился на эксплуатации т.н. мифологического слоя сознания.

Здесь же нас интересует вопрос следующего характера: какие именно мифологемы использовались нацистской политической элитой для создания символического поля «свой-чужой», имевший повышенную степень конфликтности, что впоследствии и нашло свое воплощение в 30-40 е гг. ХХ века как внутри самой Германии, так и вне её?

Собственно, на наш взгляд, необходимо выделить следующие мифологемы, ставшие весьма эффективным инструментом в руках нацистской элиты для мобилизации масс и создания повышенной степени конфликтогенности по отношению к определенным группам.

1. Мифологема хорошего/плохого пространства. Деление на хорошее и плохое пространство – одно из самых архаичных представлений. Германия – хорошее пространство. За ее пределами находится пространство с плохими свойствами. Критерием хорошего пространства является отсутствие в нем врагов. Поэтому предполагалось, что выполняя свою миссию, А. Гитлер расширяет внешние и внутренние рамки хорошего пространства с помощью борьбы с врагами. К примеру, невозможность становления евреев гражданами Германии предусматривалась в программе НСДАП, а это означало лишение их каких-либо прав на территории Третьего рейха и возможность высылки. Защищали от проникновения из плохого пространства военные. Благодаря данному противопоставлению «свое – чужое» они поднимались на мифологический уровень.

2. Мифологема войны. Важное место в любой тоталитарной систематике занимает война. Есть множество примеров внедрения военных представлений в ментальность гражданского человека. Все это вновь совпадает в сильной степени с архаическими представлениями. М. Элиаде считал, что битвы, конфликты, войны носят чаще всего ритуальный характер. Гвидо фон Лист видел в войне способ очищения от зла и перехода в новую эпоху8484
  Цит. по: Гудрик-Кларк Н.Оккультные корни нацизма. Тайные арийские культы и их влияние на нацистскую идеологию.– СПб., 1993. – С. 47.


[Закрыть].

Активно использовалась связь мифологемы войны с мифологемами страха, врага, жертвы. Косвенным доказательством может служить категория престижности. Мифологема войны возвышала профессию военных, которые, впрочем, с древних времен почитались на германской земле.

3. Мифологема врага. Она продуцировала все новую и новую систему врагов – дезертиры, евреи, большевики, марксисты, социал-демократы, паписты, космополиты, шпионы и т.д. Враг всегда присутствовал в сознании, он постоянно акцентировался в идеологических схемах. Если парады и демонстрации символизировали возрождение мифологического времени раз в году, то борьба с врагом давала пульсацию государственной машине ежедневно.

Враг – это Другой. На образе Другого, как отмечает Майкл Биллиг строится политика ненависти8585
  Цит. по: Почепцов Г.Г. Психологические войны. – М., 2000. – С. 430. 104


[Закрыть]. Наличие Другого подталкивает людей менять свою свободу на безопасность и стабильность, обеспечиваемую тоталитарным режимом.

4.Мифологема страха имела большое влияние в стране. Она создавала чувство неуверенности. Никто не был застрахован от возможного ареста, если в их число попадали даже первые лица. К примеру, «ночь длинных ножей» – расправа Гитлера с Э. Ремом и штурмовиками СА. Подобная ситуация облегчает действия власти, она цементирует общество, позволяет вводить определенные ограничения.

5. Другая мифологема, которая является центральной для периода нацизма – мифологема авторитета. Гнет авторитетов осуществлялся во всех областях жизни. Достигалось все это жестким введением единомыслия. Центральными понятиями стали унификация, однообразие. Тексты не стремились к многообразию, повсюду практика постоянного повторения8686
  См.: Почепцов Г.Г. Тоталитарный человек. Очерки тоталитарного символизма и мифологии. – Киев, 1994. – С. 49. 105


[Закрыть].

Таким образом, проанализировав конкретные мифологемы, использовавшиеся нацистской политической элитой для создания повышенной степени конфликтности в немецком обществе, можно сделать следующий вывод. Нацистские мифотворцы и пропагандисты воспользовались и проинтерпретировали наиболее распространенные, лежащие на поверхности, но при этом в наибольшей степени способствующие воздействию на массовое сознание психологические архетипы и мифологемы.

Кроме того, эти архетипы и мифологемы не являются исключительно присущими немецкой политической культуре. Если указанные выше мифы нации, расы и антисемитизма еще можно привязать к конкретным историческим условиям формирования немецкой нации (да и то условно, поскольку такие элементы политической культуры можно найти и в других обществах, пусть и в немного измененном контексте), то технология мифотворчества является, в общем и целом, универсальной.

Подтверждением последнему тезису служит современность. Опора на разнообразные мифологемы захватчика (в образе еврея – у нацистов) и врага явно наблюдается в ирландском националистическом движении, когда образ англичанина воспринимается именно как поработитель и противник. Также и культ жертвенности стал очень распространенным явлением, который характерен и для ирландского, и баскского, и для курдского национализма.