Текст книги "Сравнительное правоведение. Национальные правовые системы. Том 1. Правовые системы Восточной Европы"

В современном мире сохранилось восемь сообществ правовых систем, объединенных общностью духовных ценностей, – семьи христианской, мусульманской, индуистской, буддистской, иудейской, конфуцианской, синтоистской и языческих традиций права.

Кроме того, существует еще два сообщества правовых систем, которые строятся на отрицании духовных (этических) ценностей. Это правовые системы тоталитарных и технократических сообществ.

Различны формы воздействия религии на право. В сообществе христианской традиции права связь религии и права не столь заметна, как в большей части других сообществ. Во многом это предопределено требованием самого Евангелия: «Отдайте кесарево кесарю, а Божие Богу».[320]320
  Евангелие от Матфея. Глава 22. Стих 21.


[Закрыть] Осуществив это требование, христианство сделало государство и право свободными. Впрочем, эта свобода не была безусловной, поскольку в своем развитии право следовало как за путеводной звездой за христианскими заповедями свободы, справедливости, равенства, милосердия и любви. Эти заповеди и сейчас определяют дух и основные начала христианской традиции права, несмотря на то, что конституции большей части государств отрицают связь религии и права.

Впервые отторжение религии от права было закреплено первой поправкой к Конституции США, запретившей Конгрессу издавать законы, устанавливающие религию либо не допускающие ее свободное исповедание. Этой нормой, по словам Т. Джефферсона, была возведена «стена разделения» между церковью и государством.

Впрочем, в самих Соединенных Штатах она долгое время не препятствовала взаимопроникновению религии и права. Об этом свидетельствуют многие акты, принятые в XVIII и XIX в. Так, в Ордонансе о Северо-Западных территориях 1787 г. (повторно утвержден в 1791 г., в год принятия первой поправки к Конституции США) содержалась следующая норма: «Религия, мораль и знания необходимы для доброго правления и счастья человечества и должны всегда поощряться, также как школы и образование».

И только с середины XX в. в США происходит заметное ослабление роли религии. К ней все реже обращаются политики. Законодательство практически полностью исключает упоминание о ней. В немалой степени этому способствовала позиция Верховного суда США, который потребовал в решении по делу Эверсон против Управления образования (1947 г.) полного отделения религии от государства. На ее долю была отведена сугубо церемониальная роль. Президент Соединенных Штатов, иные высшие должностные лица федерации и штатов при вступлении в должность приносят присягу на Библии.[321]321
  После выборов 2006 г. впервые в американской истории один из членов Палаты представителей принес присягу на Коране.


[Закрыть] На американских банкнотах имеется надпись «В Бога мы веруем». В каждой из палат Конгресса остались службы капелланов (священнослужителей), созданные в 1791 г.

В наши дни «стена разделения» между религией и правом существует в большей части государств христианской традиции права. И только некоторые из них сохраняют более тесную связь религии и права. Так, в Великобритании монарх является главой англиканской церкви. Конституция Норвегии закрепляет статус евангелическо-лютеранской религии как официального вероисповедания (параграф 2). Конституция Коста-Рики указывает, что Римско-католическая апостольская религия является государственной религией и что «государство оказывает ей поддержку, не препятствуя свободному отправлению в Республике других религиозных культов, не противоречащих общественной морали и добрым нравам» (ст. 75).

Более полно связь религии и государства раскрывается в конституциях Греции и Ирландии.

Конституция Греции закрепляет не только «господствующую» роль в государстве православной религии (ст. 3), но и особый статус Святой горы Афон, сохраняющей право самоуправления под «духовной юрисдикцией» Вселенской патриархии (ст. 105).[322]322
  Текст Конституции см.: Конституции государств Европы. М., 2001. Т. 1. С. 639–696.


[Закрыть]

Конституция Ирландии провозглашает, что Пресвятая Троица является источником всех властей и что к ней как к «последней надежде должны быть направлены все действия человека и Государства».[323]323
  Текст этого акта см. Лафитский В. И. Поэзия права: страницы правотворчества от древности до наших дней. М., 2003. С. 317–358; Конституции государств Европы. М., 2001. Т. 1.С. 778–816.


[Закрыть]

Впрочем, отметим, что такие конституционные нормы для стран христианской традиции права в общем нетипичны. Преобладает тенденция к формальному отрицанию роли религии, что, однако, не мешает ей оказывать глубокое воздействие на развитие права.

Совершенно иным образом дело обстоит в странах исламского мира, где право и религия не теряли кровного родства.

Так, Конституции Ирака прямо указывает, что «ислам – официальная религия государства и основной источник законодательства» и «ни один закон не может быть принят, если он противоречит установленным нормам ислама» (ч. 1 и 2 ст. 2).

В Конституции Афганистана 2004 г. сказано, что Афганистан является «исламской республикой» (ст. 1), его религией является «священная религия ислама» (ст. 2) и ни один закон не должен противоречить ее догматам.

По Конституции Йемена 1994 г. ислам провозглашен государственной религией и источником всего законодательства (ст. 2, 3). Такая же формула содержится в Конституции Объединенных Арабских Эмиратов (ст. 7).

А в Саудовской Аравии установлено, что ее Конституцией является «Книга Всевышнего Аллаха и сунна Его Пророка» (ст. 1) и основами правления, в соответствии с исламским шариатом, являются «справедливость, принцип консультации и равенство» (ст. 1 и 8 Основного Низама о власти Королевства Саудовская Аравия 1992 г.).

Наиболее последовательно связь права и религии закреплена и в Конституции Ирана 1979 г. Так, ст. 2 указывает, что система правления в Иране строится на вере в единого Бога, а также в то, что Он устанавливает законы шариата, и человек должен покориться Его воле; что божественным откровениям принадлежит основополагающая роль в толковании законов; что существует Страшный суд и он играет созидательную роль в совершенствовании человека на пути к Богу; что Божественная справедливость проявляется в создании и установлении законов шариата; что признается преемственность имамов и им вверяется опека над обществом; что человек, его благородство и свободы являются высшей ценностью и он несет ответственность перед Богом. Символ конституционной веры, закрепленный в ст. 2, находит отражение и в других нормах Основного закона Ирана. Так, ст. 5 и 110 закрепляют обширные властные полномочия Духовного лидера как главы государства. Статья 4 устанавливает, что все гражданские, уголовные, финансовые, экономические, административные, культурные, военные и политические законы и уставы Ирана должны быть основаны на нормах ислама. Контроль в этой сфере осуществляют факихи (исламские правоведы) Совета по охране Конституции и исламских норм.

Тесные связи религии и права присущи не только исламскому миру, но и государствам других религиозных традиций.

Так, Конституция Бутана подчеркивает, что «буддизм является духовным наследием Бутана, содействующим принципам и ценностям мирного существования, отказа от насилия, сострадания и терпимости» (ст. 3). А Конституция Шри-Ланки устанавливает, что буддизм занимает в Республике «ведущее место» и что обязанностью государства являются «защита и содействие учению Будды» (ст. 9).

Значительна роль иудаизма в Израиле, синтоизма в Японии, индуизма в Индии, языческих (традиционных) верований в государствах Тропической Африки и т. д.

Более того, можно отметить тенденцию к определенному усилению роли религии в развитии права государств Азии, Африки, Латинской Америки. Такое явление объясняется одним обстоятельством. В условиях глобализации расшатываются основы существующих цивилизаций. Поэтому все чаще обращаются к тем религиям, которые дали им жизнь, с надеждой обрести в них новые силы.

Уровень третий. Семьи и группы правовых систем

В рамках многих сообществ выделяются семьи правовых систем, которые объединяются общими национальными и историческими корнями, едиными целями, структурно-функциональными и стилевыми особенностями права. Это – следующая «линия разлома» правового пространства мира.

Так, в семье христианской традиции права можно выделить семьи романо-германского или континентального права, англо-саксонского или общего права, скандинавского, латиноамериканского и славянского права.

Между ними много общего, прежде всего, потому, что они входят в единое правовое сообщество с единым мировоззрением, общими ценностями и образами права, берущими начало в христианстве. Именно этим предопределено сходство, например, романо-германского (континентального) права и славянского, в частности российского, права, а не тем, что одно было поглощено другим. В связи с этим отметим, что в большей части славянских правовых систем заимствование отдельных чужеродных моделей имело ограниченный характер и не влияло на правовое развитие в целом.

Многие семьи правовых систем разделяются на более дробные группы. Так, в рамках общего права можно выделить группы правовых систем государств Британского Содружества, а в нем – более узкие подгруппы правовых систем Австралии и Новой Зеландии, а также государств Карибского бассейна. В славянском праве обособленно предстают правовые системы западнославянских, восточнославянских и южнославянских государств.

Столь же неоднородной предстает сообщество исламской традиции права. В нем отчетливо различаются правовые семьи суннитской (Египет, Сирия, Иордания и т. д.) и шиитской (Иран, Йемен) традиций права, а в их рамках – обособленные правовые группы, формировавшиеся под воздействием различных доктринальных течений и школ (мазхабов).

В буддистской традиции права два основных течения: тхеравада и махаяна. Тхеравада («Учение старейших») господствует в Шри-Ланке и в государствах Юго-Восточной Азии – Камбодже, Лаосе, Мьянме, Таиланде. Махаяна («Великая колесница») преобладает в тибетских государствах – Бутане и Непале.

Многообразно сообщество языческих традиций права, сохраняющихся, главным образом, в государствах Тропической Африки.

Деление на семьи характерно и для сообщества бездуховной традиции права – технократической и тоталитарной, в том числе социалистической и национал-социалистической (фашистской).

Остальные сообщества правовых систем действуют в основном в границах тех государств, в которых они изначально появились: индуистское – в Индии, конфуцианское – в Китае, синтоистское – в Японии, иудейское – в Израиле.

Отнесение национальной правовой системы к тому или иному сообществу, семье или группе зависит от того, какой из факторов либо совокупность факторов преобладает.

Так, группа романо-германского (континентального) права объединяет правовые системы государств, образованных романскими и германскими народами Западной, Южной и Центральной Европы. Право в этих государствах формировалось под мощным влиянием древнеримского права. При этом многие из них не только заимствовали его отдельные правовые конструкции, но и признавали прямое действие его норм. Этот феномен исторического развития права романских и германских народов подробно описан в классическом труде П. Г. Виноградова «Римское право в средневековой Европе» (1910).

Конечно, романо-германское право развивалось не только под влиянием древнеримского права. Глубокое воздействие на него оказывали национальный дух, проявляющийся в особенностях национального языка, стереотипах мышления, обычаях и традициях. Они, по словам Ф. Савиньи, формируют «истинное право»[324]324
  Von Savigny F.Ch. The Vocation of Our Age for Legislation and Jurisprudence. Birmingham. 1986. P. 33.


[Закрыть] – море, берегами которого являются писаные законы.[325]325
  Сравнение действующего права с морем принадлежит знаменитому французскому юристу Ж. Порталису, одному из основных разработчиков Кодекса Наполеона. См.: Von Savigny F.Ch. Op. cit. P. 96.


[Закрыть]

Как в зеркале, национальный дух отражен в языке. Поэтому столь важно исследовать его особенности, выявляя те мыслительные образы, которые он создает, и которые в конечном счете определяют подлинное содержание права.

В подтверждение можно привести несколько примеров, раскрывающих основы другой ветви христианской правовой семьи – славянского права.

В славянских языках право тесным образом связано с такими понятиями, как «справедливость», «правда», «праведность», «правильное». Все они имеют один корень. Такую же семантическую связь можно обнаружить и в других языках. Но что отличает славянские языки, так это то, что в них право ассоциируется не только с правдой и справедливостью, но и с такими понятиями, как «править», «правитель», «правительство». В результате в сознании возникают устойчивые мыслительные образы, в которых право предстает в основном как продукт воли правительства, народ – объектом управления, а справедливость – как то благо, которое дарует правительство.

Еще одна черта, присущая славянским языкам: они связывают право не только с материальной, но и с духовной жизнью.[326]326
  По этой теме большой интерес представляют исследования Ш. Курильски-Ожвэн (Курильски-Ожвэн Ш., Арутюнян М. Ю., Здравомыслова О. М. Образы права в России и Франции: учебное пособие. М., 1996), монография Б. А. Осипяна (Осипян Б. А. Дух правометрии или основание межерологии права. М., 2009).


[Закрыть] В нем часто звучат религиозные либо мистические мотивы. Так, корневая основа слова «закон» – «кон» означает рубеж, предел, границу, начало и вместе с тем конец. Неслучайно на протяжении многих столетий слово «закон» ассоциировалось в основном со Священным писанием – Библией.

Ноты другого мира звучат во многих словах, определяющих природу и пути развития права: «суд» – это судьба, от которой невозможно уйти, «богатство» – это то, что исходит от Бога и человек не может присвоить себе.

Еще одна важная черта славянских языков: они отражают приоритет общественного над личным. Так, слово «порядок» означает строй, установленный по договору («ряду») между членами общества, а слово «общество» – такую социальную организацию, основу которой составляют общие экономические, политические и духовные связи. Примечательно, что даже слово «счастье» понимается как единство части и целого.

Отметим еще черты правового языка славян – драматичность и глубину его звучания. На это впервые обратила внимание французская исследовательница Ш. Курильски-Ожвэн. В частности, описывая звучание таких терминов, как «преступление», «наказание», она отмечала, что они звучат очень драматично, напоминают нам о Достоевском, и «эти понятия вызывают моральное осуждение, частота и сила которого удивительны для французского менталитета».[327]327
  Курильски-Ожвен Ш., Арутюнян М. Ю., Здравомыслова О. М. Образы права в России и Франции: учебное пособие. М., 1996. С. 38.


[Закрыть]

Заметное воздействие на право оказывают национальные обычаи и традиции, что было блистательно показано в классических работах С. Мэна и М. М. Ковалевского, а в наши дни в трудах Н. Рулана, Н. А. Крашенниковой, А. И. Ковлера, ряда других авторов. К сожалению, систематического исследования этих вопросов в наши дни нет, что не только обедняет науку, но и оставляет власти в неведении о том, в какой среде действуют и как трансформируются в жизни принятые ими акты.

В связи с этим заслуживает внимания опыт правительства царской России, которое «в интересах хорошего управления» создавало центры проведения этнографических исследований для изучения обычаев и нравов народов, населявших Россию.[328]328
  Подробнее см.: Ковалевский М. М. Клан у аборигенных племен России// Социологическое наследие. № 5. С. 130.


[Закрыть]

Такие же центры должны создаваться и в наше время, поскольку очевидно, что без учета национальных обычаев и традиций, иных факторов, влияющих на развитие права, невозможно обеспечить не только его полноценное изучение, но и эффективное применение.

Конечно, деление правовых систем на сообщества, семьи и группы во многом условно. И дело не только в условности любых классификаций. Национальные правовые системы постоянно трансформируется под мощным воздействием разных факторов, о чем будет сказано ниже.

Национальное право может сочетать в себе признаки различных правовых традиций. Так, во многих федеративных государствах (государствах с автономными образованиями) существуют смешанные правовые системы и «анклавы» иных правовых групп и сообществ. Так, в состав Российской Федерации входят республики, в которых возрождаются традиции исламской и буддистской традиций права. В американском штате Луизиана сохраняются традиции романо-германского права. Такая же ситуация складывается в канадской провинции Квебек.

Несомненно, что такие «правовые анклавы», а также национальные и местные традиции оказывают мощное влияние на развитие национальных правовых систем. Они препятствуют проникновению общенационального права в те отношения, которые традиционно регулируются ими на протяжении многих веков. Нередко они заполняют вакуум, образованный пробелами в праве. Иногда вытесняют его, обеспечивая то регулирование, которое в большей степени отвечает потребностям экономики и ожиданиям общества.

Такие процессы взаимовлияния разных правовых систем и традиций, безусловно, должны быть предметом исследования как общего, так и «внутреннего» сравнительного правоведения.[329]329
  Термин «внутреннее сравнительное правоведение» для изучения права государств с усложненной формой государственного устройства был предложен Созер-Холлом (см.: Sauser-Hall. Fonction et methode du droit compare. Geneve, 1913).


[Закрыть]

Уровень четвертый. Формирующиеся правовые системы и сообщества

Границы между сообществами, семьями и группами правовых систем достаточно подвижны. Они меняются в соответствии с законом диалектики о переходе количественных изменений в качественные. Например, рост численности населения иного вероисповедания приводит к трансформации системы права в другое правовое сообщество Так было, в частности, в Ливане, где численность мусульманского населения возросла с немногим более 40 % в 1920-е годы до 60 % в 1950-е годы.

Новые либо смешанные правовые системы могут формироваться и насильственно – в результате военной экспансии, как это было в период многих религиозных и иных войн.

Они могут формироваться и под влиянием процессов региональной интеграции.

Самым ярким примером, безусловно, является Европейский Союз. В настоящее время он объединяет 27 государств Западной и Центральной Европы, сочетая в себе признаки как международного, так и государственного образования.

Сходным образом может пойти развитие в Центральной Америке, в Африке, арабских государствах, Содружестве Независимых Государств.

Так, еще в 1907 г. был учрежден Верховный суд Центральной Америки. С декабря 1960 г. действует общий рынок государств региона. А в 1991 г. был сформирован Центральноамериканский Парламент. В его состав входят представители шести государств: Гватемалы, Гондураса, Доминиканской Республики, Никарагуа, Панамы и Сальвадора. Из центральноамериканских государств в нем не представлена только Коста-Рика.

Конституционный акт от 11 июля 2000 г. преобразовал Организацию Африканского Единства в Африканский Союз. В настоящее время он объединяет 53 государства «черного континента» (в состав Союза не входит только Марокко). Уже сформированы Общеафриканский Парламент, Комиссия, Центральный банк развития, ряд других институтов, созданных по «образу» общеевропейских институтов и органов.

В марте 2005 г. начался новый этап в развитии Лиги Арабских Государств. Были поставлены задачи формирования общего рынка, парламента, иных учреждений, объединяющих усилия 22 арабских стран.

Иная модель региональной интеграции, в которой не предусмотрено формирование наднациональных органов, сформировалась в Северной Америке. Ее основной целью было создание общего рынка: на первом этапе – Соединенных Штатов и Канады (Соглашение 1989 г.), на втором этапе – США, Канады и Мексики (Соглашение 1994 г.). Вскоре наступит третий этап развития общего рынка, когда он охватит все государства Америки, за исключением Кубы. По той же модели идет развитие таких международных объединений, как Азиатско-тихоокеанское экономическое сотрудничество (21 государство) и Ассоциация стран Юго-Восточной Азии (10 стран).

Процессы региональной интеграции оказывают мощное влияние на национальные правовые системы. При этом отметим, что конституции не только отражают, но и нередко, как в Латинской Америке, опережают достигнутый уровень региональной интеграции.

Так, Конституция Бразилии 1988 г. провозглашает, что Бразилия стремится к экономической, политической, социальной и культурной интеграции народов Латинской Америки в целях формирования латиноамериканского сообщества наций (ст. 4).

Ту же цель ставит Конституция Венесуэлы 1999 г.: «Республика стимулирует и способствует взаимной интеграции со странами Латинской Америки и Карибского бассейна в целях создания содружества народов и защиты его экономических, социальных, культурных, политических интересов и окружающей среды… В политике интеграции со странами Латинской Америки и Карибского бассейна Республика отдает приоритет отношениям с Иберо-Америкой. Нормы, принятые в рамках договоров об интеграции, являются неотъемлемой частью действующей правовой системы, имеют прямое действие и верховенство по отношению к внутреннему законодательству» (ст. 153).

Аналогичные нормы содержит ст. 227 Конституции Колумбии 1991 г.: «Государство содействует экономической, социальной и политической интеграции Колумбии с другими странами, особенно с государствами Латинской Америки и Карибского бассейна, посредством заключения соответствующих договоров, основывающихся на принципах справедливости, равенства и взаимности, а также участвует в учреждении наднациональных организаций, в том числе для поддержания общности, образованной на базе латиноамериканского сообщества наций. Закон может устанавливать порядок проведения прямых выборов в Андский парламент и Латиноамериканский парламент» (ст. 227).

На этом фоне очевидно несовершенство правовой базы государств – участников СНГ тем задачам, которые должны быть решены в целях обеспечения региональной интеграции.

Остановимся на одном примере. Ялтинское соглашение «О формировании Единого экономического пространства» от 19 сентября 2003 г. составлено… на трех страницах. Оно ограничивается в основном декларациями. Но такой «правовой инструмент» действовать не может. В Соглашении нет четкого плана действий. Оно не предусматривает системы органов, иных механизмов обеспечения его исполнения, в том числе принудительных. Оно разительно отличается от учредительных документов о формировании единого экономического пространства Европейского Союза, Северной Америки, ряда других регионов мира, содержащих тщательно сформулированные нормы об основах организации единого рынка, механизмах его действия, согласительных, третейских, судебных процедурах. Этим вопросам, например, в Договоре об учреждении Европейского Сообщества посвящено около 100 страниц. Не менее подробно они регламентируются в учредительных документах иных межгосударственных объединений. Так, Соглашение о свободе торговли в Северной Америке содержит около 150 страниц. При этом отметим, что указанный документ даже не ставит задачи какого-либо дальнейшего сближения трех государств Северной Америки, развития (углубления) форм региональной интеграции по примеру Европейского Союза.

Уровень пятый. Национальные правовые системы Следующий объект сравнительного правоведения – национальные правовые системы. Основное внимание на этом уровне обращено на историю формирования, источники и отрасли национального права, основные тенденции его развития. Значительно реже исследуются вопросы правовой идеологии и правового сознания, правоприменительной практики, юридической профессии. И практически не затрагивается такой вопрос, как факторы внешнего воздействия и внутреннего развития национальных правовых систем. Поэтому остановимся на этой теме подробнее.

Факторы внешнего воздействия. В сравнительно-правовых исследованиях помимо воздействия общего правового пространства, права наднациональных образований необходимо учитывать факторы взаимовлияния национальных правовых систем. Модели правового регулирования, законодательные акты, нормы права государств, доминирующих в экономике и внешней политике, часто служат образцом для других государств. Вместе с тем и они находятся под влиянием других правовых систем, в том числе тех, которые сложились под их воздействием.

Так, право бывших колоний Великобритании – США, Канады, Австралии, Новой Зеландии, островных государств Карибского бассейна – формировалось в основном в русле английской традиции общего права.

Право большей части государств Латинской Америки и сейчас сохраняет тесную связь с испанским правом. А право государств постсоветского пространства – с теми традициями, которые складывались во времена имперской России и Советского Союза.

Иногда право государств, доминирующих в экономике и во внешней политике, полностью заменяет право тех государств, которые находятся в орбите их влияния. Так было в период строительства социалистической системы, когда право СССР было воспринято законодательством многих стран социалистической ориентации. Так было и во время крушения социалистической системы, когда государства так называемых новых демократий стали создавать новые правовые системы, взяв за образец западные модели права.

Влияние других национальных систем проявлялось не только в форме колониальной экспансии либо «экспорта» актов государств, доминирующих в экономике и внешней политике. Часто вступал в действие другой механизм – добровольного заимствования или рецепции наиболее действенных правовых моделей других государств.

Так, на конституционное развитие большое воздействие оказала Конституция Соединенных Штатов. Заимствовались не только ее базовые принципы: верховенство права, разделение властей, федерализм, – но и более частные конституционные решения по организации власти, регулированию экономических отношений и т. д.

В сфере гражданского законодательства самый яркий след оставил Гражданский кодекс Наполеона 1804 г. Он и сейчас, по прошествии двух столетий, служит образцом регулирования в сфере частного права. Заметное влияние на правовое развитие многих государств Европы оказали Германское гражданское уложение 1900 г., Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 г.

Впрочем, слепого копирования не было. Конституции, кодексы, иные законодательные акты государств Европы, Азии, Латинской Америки меняли содержание заимствованных актов, вводили новые нормы, которые способствовали их политическому, экономическому и социальному развитию.[330]330
  Так, например, при разработке Гражданского кодекса Чили 1857 г. его автор, А. Бело, помимо законодательства Испании, использовал все доступные ему гражданско-правовые акты, начиная с Кодекса Юстиниана.


[Закрыть]

Так, появились нормы, направленные на поддержку конкуренции, ограничение прав крупной собственности, усиление регулирующей роли государства. Они опережали уровень экономического развития, прокладывая дорогу для структурной перестройки экономики и ее дальнейшего роста.

Наиболее стремительно эти процессы развились после Второй мировой войны. С этого времени право начинает базироваться на новых идеях социальной роли государства, усиления его регулирующей роли, ограничения прав собственности, защиты окружающей среды. Они оказывают мощное воздействие на право всех государств мира, вне зависимости от уровня их экономического и политического развития, религиозных и идеологических факторов.

Впрочем, следует отметить, что «инородное» право может проникать в национальную правовую среду не только через законодательство, но и по другим каналам, в частности через обычаи и традиции мигрантов, которые живут не по законам страны пребывания, а по законам собственной страны. Этот феномен «кочевого права» впервые описал Ю. А. Тихомиров в «Курсе сравнительного правоведения».[331]331
  Тихомиров Ю. А. Указ. соч. С. 139–141.


[Закрыть]

Заключая вопрос о взаимовлиянии правовых систем следует отметить, что оно может быть не только созидательным (или позитивным), но и разрушительным. В связи с этим уместно вспомнить слова французского ученого М. Анселя: «Право любой страны – это часть ее национального достояния. В определенном смысле оно – порождение традиций, наследие предков и способ самовыражения данного общества. Поэтому нужно не сближать право с другими системами, а, наоборот, обеспечить его независимость, охранить от искажений иностранного происхождения».[332]332
  Ансель М. Методологические проблемы сравнительного права // Очерки сравнительного права. М., 1981. С. 37.


[Закрыть]

Факторы внутреннего развития. Закон занимает ведущее место в системе источников права большей части государств. Помимо международных обязательств, о чем сказано выше, его ограничивают только конституционные рамки. Как правило, они касаются разграничения функций между законодательной, исполнительной и судебной ветвями власти, а также гарантий демократических прав и свобод.

Разделение властей определяет цель закона – формулирование общих правил, исполнение и применение которых возложены на исполнительную власть и суды.

Гарантии прав и свобод указывают те границы, через которые закон не может переступить, не вторгаясь в сферу гражданского общества. При этом проявляется следующая закономерность: чем подробнее в конституциях регламентируются социально-экономические и политические отношения, тем более узким становится поле регулирования в рамках закона.

Общая схема регламентации сферы законодательства в федеративных государствах дополняется разграничением предметов ведения между федерацией и ее субъектами, при котором каждый из двух уровней государства имеет право осуществлять законодательную власть в установленных конституцией границах. Во многом сходным образом определяются предметы ведения в государствах с автономными образованиями.

Ограничение сферы законодательства применяется и как способ ущемления демократических институтов. И происходит это не только при тоталитарных государствах, но и в отдельных демократических государствах, таких как Франция и Нидерланды. Так, Конституция Франции устанавливает особый перечень вопросов, по которым допускается издание законов. Столь необычное для унитарного и демократического государства решение объясняется стремлением не только сузить власть парламента, но и закрепить за исполнительной властью право фактически ничем не ограниченного нормотворчества.

В конституционной практике ограничения подобного рода имеют исключительный характер, но они отражают общую для всех государств тенденцию к усилению роли исполнительной власти.

Рост правительственного и ведомственного нормотворчества вступает в противоречие с конституционными требованиями многих государств. Если следовать логике разделения властей, ни один государственный орган, кроме парламента, не может издавать общенормативные акты. Однако фактически во всех государствах сложилось своеобразное разделение труда между парламентом и исполнительной властью, при котором за первым остается решение общих вопросов, а за второй – конкретизация законодательных норм. Во многих государствах эта практика конституционно оформлена признанием права исполнительной власти издавать подзаконные акты, причем нередко они подменяют закон.

Этим вторжение исполнительной власти в законодательную сферу не ограничено. Парламенты большей части государств наделяют правительства (главу государства в президентских республиках) правом регламентировать общественные отношения, еще не охваченные законодательством, тем самым уступая или делегируя исполнительной власти функцию законодательства в ее полном объеме.

В целом в последние годы роль закона в системе источников права снижается, несмотря на то, что только законодательный процесс позволяет обеспечить должный учет интересов различных социальных и политических сил.

Основная цель закона – найти адекватный ответ на требования и веления общества, которые нуждаются в едином решении – в том, по словам Г. Иеринга, «конечном пункте», где сходятся, переплетаясь, интересы многих социальных сил.[333]333
  См.: Иеринг Г. Цель в праве. СПб., 1906. С. 30.


[Закрыть] В противном случае закон не сможет достигнуть поставленной цели, и общество отторгнет его.