Текст книги "В поисках лучшей доли. Российская эмиграция в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. Вторая половина XIX – первая половина XX в."

Вторая часть эмиграции (низший воинский состав, а также часть гражданского населения) была подвержена рефлективной ностальгии¹⁸, преисполненной муки, тоски по Родине, ее идеализации. Для русских она, как и Отечество, всегда была с большой буквы, что неудержимо тянуло их домой. В конечном счете они предпочли вернуться в Россию не только по причине неимоверно отягощавшей жизнь ностальгии, но и в силу ряда объективных обстоятельств¹⁹, примирившись с Советской властью²⁰.

Третья группа – это представители гражданской интеллигенции среднего возраста; они начали свою жизнь с «чистого листа». Для них ностальгия – скорее «сердечная боль»²¹, своеобразное состояние психики, никогда их не покидавшее. Внезапно нахлынувшие воспоминания, в которые погружались русские эмигранты – одна из основных черт, отмечавшихся в воспоминаниях болгарских современников: «У нас было много преподавателей из числа русских. Был такой учитель труда – чудесный педагог и очень хороший человек. Когда мы хотели его отвлечь, произносили слово „Россия⁴⁴, и он сразу же в мыслях уходил куда-то, вставал у окна и смотрел вдаль неподвижным взглядом… И в таком состоянии мог пребывать часами». Эти люди никогда не адаптировались к Болгарии. Но в большинстве случаев они, уезжая в Советский Союз, возвращались обратно. СССР совсем не был похож на жившее в их памяти Отечество²². Эту общность отличала специфическая маргинальностъ (по аналогии с терминологией А. Ван Женепа) национальной идентичности²³. Именно такой тип идентичности, как об этом пойдет речь ниже, является наиболее характерным для эмигрантов первого поколения.

Четвертую группу составили более молодые люди, зачастую настроенные весьма либерально, которые предпринимали все возможное для адаптации к новым условиям. Они получили образование в Болгарии, создали здесь дома и обзавелись семьями, а также свой болгаро-русский круг общения, чтобы навсегда остаться в стране. Эта общность адаптировалась наиболее быстро, воспринимала Болгарию как свою вторую родину, успешно и относительно безболезненно интегрировалась в болгарское общество, стремясь стать его составной частью.

Своеобразной общностью являлась блестящая космополитическая часть российской интеллигенции, большая группа представителей которой быстро покинула Болгарию для того, чтобы занять свое место в мировых престижных культурных и исследовательских центрах.

Особый случай – эмигранты, попавшие в отдаленные населенные пункты, и оказавшиеся изолированными от основной массы своих соотечественников. Как правило, это люди не очень образованные, не без основания опасавшиеся любых вестей, исходивших как из СССР, так и от болгарского правительства. Они вступали в браки с болгарками, полностью принимали болгарский образ жизни (не намного отличавшийся от образа жизни российского крестьянства) и стремились раствориться среди местного населения, дабы не привлекать к себе никакого внимания.

Институты. Существование в чужой среде столь значительной группы эмигрантов, которые оказались перед необходимостью отвечать на вызов заново обустраивавшейся жизни, было связано со специфическими, базировавшимися на солидарности институтами. Их деятельность имела целью помочь выживанию и сплочению различных групп эмигрантов. Появился ряд эмигрантских организаций: военные (РОВС – «Общерусский войсковой союз», «Общество офицеров Генерального штаба», «Союз ветеранов русско-турецкой войны» и др.); политические («Русский национальный союз в Болгарии», «Союз легитимных монархических организаций», «Общество почитателей Николая II» и др.), профессиональные («Союз российских врачей», «Союз российских инженеров» и др.), культурно-просветительские («Союз российских профессоров», «Союз российских студентов», «Русские дома», «Русские клубы» и др.), благотворительные («Российский Красный крест», «Союз взаимопомощи русских в Болгарии» и т. д.) и ряд других. Они с помощью своей деятельности, опираясь на прессу и контакты, играли важную роль в жизни русской эмиграции в Болгарии²⁴. Постепенно русские иммигранты заняли свое место в болгарском обществе, формируя неоднородную, но консолидированную общность.

В период 1929–1933 гг. началась замена на болгарские нансеновских паспортов, с которыми русские жили в стране после бегства с родины. Этот процесс приносил чисто практическую пользу для эмигрантов. Облегчались поиски работы, уменьшался риск стать жертвой репрессий со стороны СССР, возрастало чувство уверенности в себе и единства с новой родиной.

Время самоопределения. Особое место в среде русской эмиграции занимала национальная идея, присущая всем ее организациям. Эта идея была естественной и необходимой для того, чтобы оградить общность от этнической и духовной ассимиляции (призывы к русской эндогамии, к русскому образованию, к сохранению языка и «крови»).

Представленные выше различные общности можно распределить на составляющие некоей шкалы, отражающей степень национализма русской эмиграции в Болгарии. Это выглядит так: национализм, присущий первой группе (для ее представителей Болгария оставалась «чужой и бедной страной с малокультурным населением»)²⁵; затем следует вторая группа («Нет страны лучше России»); третью отличает либерализм; четвертую – национально-гражданская «раскрепощенность»²⁶; и, наконец, пятая группа с ее полным национальным обезличиванием. Интересно, однако, что в Болгарии русские эмигранты первого поколения для местного населения навсегда остались «русскими».

Национализм становится особенно актуальным после усиления распространения в 30-х гг. XX в. в Европе идей научного социализма. Эти идеи не обошли стороной и Болгарию, равно как и обосновавшиеся здесь круги политически активных белоэмигрантов, которые внимательно следили за событиями в СССР, где множилось число жертв сталинских репрессий. Отношение к СССР в контексте существования там сталинского режима, а позднее разразившаяся Вторая мировая война разделили русскую эмиграцию, после 1941 г. поставленную перед необходимостью выбора. Часть эмигрантов сформировала Русский охранный корпус, а затем некоторые эмигранты вошли в армию под командованием генерала Власова. Болгарские власти содействовали РОВС в наборе добровольцев из числа русских; таковых оказалось около 2 тыс. человек²⁷. Но в большинстве своем русская эмиграция не приняла идеологию и повергавшую в шок «практику» фашизма применительно к «неарийцам». Несмотря на это, большинство оставалось пассивным. В данном случае не обошлось без определяющего влияния факта участия Болгарии в гитлеровской коалиции. Правда, формировались небольшие части для борьбы с фашизмом на Восточном фронте.

Ход войны и победа антигитлеровской коалиции принесли не только радость. Страх перед смертью, репатриацией, лагерями, сопровождавшими сталинский режим, стал поводом для бегства и самоубийств в среде белоэмиграции²⁸ при вступлении Красной армии в Болгарию в 1944 г. Часть белоэмигрантов накануне 9 сентября присоединилась к партизанским отрядам и к воинским подразделениям соотечественников.

28 октября 1944 г. Болгария заключила перемирие с антигитлеровской коалицией. В соответствии с ним, страна должна была «выселить этнически инородное население», а ее правительству надлежало «распустить незамедлительно все находящиеся на болгарской территории прогитлеровские или иные военные формирования, военизированные или иные организации, которые осуществляют враждебную по отношению к объединенным народам пропаганду». Из 26 существовавших на тот момент русских эмигрантских организаций было распущено 22, с конфискацией их имущества. Во многих случаях без всякого на то основания расформировывались неполитические организации с изъятием их собственности.

Для части белогвардейцев наступили трудные времена. Арестованы активисты РОВС, лица, сотрудничавшие с Германией, отправлены в воспитательно-трудовые лагеря, массово осуществлялась репатриация. Русская эмиграция в Болгарии начала жить с присущими сталинскому социализму идеологемами – шпионаж, диверсии, агенты-провокаторы и т. д. Одним из впечатляющих приемов стало доносительство в кругу родных, друзей, соседей. К примеру, классическая история а ля «Павлик Морозов», иллюстрирующая параноидальный характер атмосферы тех лет в Болгарии: «Мать A. была болгаркой. Отец ее (русский) умер в начале 40-х гг. Мать опасалась, что ее дитя – это «белогвардейский ребенок». Женщина жила в страхе перед своим 9-10-летним отпрыском, боясь «как бы чего не вышло». И, наконец, она решилась донести на дочь: «растет белогвардейский выродок». Так А. обзавелась досье и клеймом «ребенок белогвардейца»²⁹.

В 50-х гг. проблема белогвардейской эмиграции в Болгарии утратила свою актуальность. Было разрешено возвращение советских граждан в СССР (для освоения целинных земель, но без права жить в столице и Ленинграде)³⁰. В Болгарии остались около 7500 белогвардейцев, в большинстве своем граждане этой страны. Прекратил деятельность Союз советских граждан, а здание, в котором он размещался, перешло в руки созданного в тот момент Комитета болгаросоветской дружбы³¹.

Наследие белогвардейской эмиграции в Болгарии

Прежде всего можно выделить вклад русских высококвалифицированных военных, опыт которых широко использовался для нужд болгарской армии. Они активно выступали с лекциями и беседами в Военном училище, в софийских гимназиях, в военных клубах. Велики заслуги русских иммигрантов в развитии болгарской медицины и медицинского образования. Русские академики и профессора участвовали в создании медицинского факультета Софийского университета, врачи и медицинские сестры работали в русских и болгарских больницах. Больница Русского общества Красного креста получила широкую известность своим высоким уровнем хирургии. Среди русских медиков-преподавателей много имен с европейской известностью: академик Г.Е. Рейн, руководившей кафедрой акушерства и гинекологии и написавший первый болгарский учебник в этой области; профессор B. П. Воробьев – основатель и руководитель кафедры анатомии, издавший анатомический атлас и основавший анатомический музей.

Целый ряд специалистов были заняты в области физиологии, гистологии, биохимии, неврологии, психиатрии, патологоанатомии и т. д.

Довольно многочисленную категорию составляли представители гуманитарных наук, основатели национальных школ в Болгарии. К их ряду принадлежат известные историки (В. А. Мякотин, П.М. Бицилли, Э.Д. Гримм, Н.П. Кондаков) и филологи (М.Г. Попруженко и П. Созонович, Н.С. Трубецкой, К.В. Мочульский и др.). Все они являлись преподавателями Софийского университета.

Часть русских ученых весьма быстро покинули Болгарию, как, к примеру, известный филолог князь Трубецкой; для этих исследователей масштабы страны были явно несовместимыми с их научными амбициями. Они перебирались в Прагу, Париж или же за океан, оставив значительный след в болгарской науке.

В Болгарии существовало и русско-болгарское книгоиздательство, которое публиковало литературу политического, философского, богословского и других направлений, осуществлялся книгообмен с русской эмиграцией. Проживали в Болгарии и многие русские журналисты, издававшие свыше 100 русских газет и журналов.

Среди обосновавшихся в Болгарии русских были и представители изобразительного искусства – художники, сценографы, иллюстраторы, специалисты в области церковной живописи, карикатуристы. Большое значение имело появление Театра русской драмы, Русской оперной группы, чьи контакты с русской эмиграцией в Европе обеспечивали появление на софийских сценах русских исполнителей с мировой известностью. По приглашению Софийского народного театра в Болгарию прибыл Н.О. Массалитинов. Он оказал большое влияние на театральное искусство страны. В настоящее время часть из потомков русских артистов составили ряд известных деятелей болгарской культуры. Это такие личности, как Таня Массалитинова, Ю. Виннер-Ченишева И. Чмыхова, воспитавшие целые поколения болгарских эстрадных исполнителей, и др.

Одной из замечательных личностей, благоговейно почитающихся в Болгарии, является архиепископ Серафим Соболев. Авторитетный богослов и священник русской церкви Святого Николая Чудотворца, он покоится в крипте при этом храме. Еще при жизни архиепископ Серафим стал известен как чудотворец, а в наши дни почитается народом как святой. Его могила – одно из наиболее посещаемых святых мест в Софии. Там всегда много людей, которые оставляют обращенные к отцу Серафиму записки с просьбами в полной уверенности, что они будут выполнены.

Не менее важными являются сохранившиеся в среде болгар воспоминания о контактах с белогвардейцами. Почти все местные жители, кто был знаком с кем-то из представителей иммигрантов (представителями первого поколения – весьма пожилыми людьми), вспоминают с теплотой своих учителей, соседей, друзей, в ряде случаев оказавших влияние³² на их профессиональное или личностное становление³³, помогавших решать те или иные проблемы или же, оставивших приятное впечатление своей корректностью, сердечностью, добротой.

Советская волна эмиграции в РНБ

После 1944 г. Болгария коренным образом изменила свое отношение к СССР, что получило отражение в известных клише: «дружба навеки», «братский Советский Союз», «Россия и Болгария – две верные сестры» и т. д. В 1949 г. Болгария вступила в Совет экономической взаимопомощи, а в 1955 г. – в Варшавский договор. Началось усиленное «социалистическое строительство», появились планы и пятилетки, выполнявшиеся под руководством коммунистической партии.

В период 1945–1989 гг. во всех областях жизни Болгарии – социальной, экономической и политической – явным было присутствие «советских товарищей»: на промышленных объектах, в научно-исследовательских институтах, в партийных структурах трудились сотни советских специалистов – участников восстановления страны после войны, содействовавших превращению ее в современное государство советского типа.

Между двумя странами интенсивно осуществлялся обмен специалистами, учащейся молодежью, рабочими. Появились многочисленные смешанные браки и, как следствие, «русские невестки». Правда, термин этот был не совсем точен, поскольку такими «невестками» становились не только русские женщины, но и представительницы многих других этнических общностей многонационального СССР. Следует отметить, что в упомянутом потоке преобладали русские и украинки, они встречаются почти в каждом населенном пункте Болгарии и их сразу же можно распознать по характерному акценту. Как правило – это молодые образованные женщины, преимущественно с высшим или средним образованием. Часть из них быстро приспособились к новой родине, успешно реализуя здесь свои профессиональные амбиции. Среди этих женщин – педагоги и научные работники, часть из них заняла чиновничьи должности в различных учреждениях, влилась в состав руководящих кадров промышленных предприятий, а также в творческий контингент в области искусства и индустрии моды³⁴.

Помимо неформальной сети личных знакомств, весьма важных в плане адаптации только что прибывших в страну советских невесток, облегчавших им поиск работы, а также организацию досуга, известную роль в сплочении общности до 1958 г. играли многочисленные действовавшие в стране Русские клубы. Позднее им на смену пришли Дома болгаро-советской дружбы. Деятельность последних отличалась разнообразием (библиотеки, кино, театр, организация встреч с гостями из СССР). Она включала в себя и проведение праздников (Новый год, 7 ноября, 8 марта, 9 мая), организацию разного рода торжеств для советских граждан в Болгарии. В 1975 г. был учрежден Российский культурно-информационный центр с задачей объединения русских в Болгарии.

Несмотря на это, нельзя говорить об общности советских невесток, поскольку не существовало реальных институтов, которые бы их объединяли и отстаивали их интересы. В случае необходимости такие функции брало на себя посольство СССР в Болгарии.

Для «русских невесток» имела значение возможность стать выездными. Помимо чувств к избраннику, в такой закрытой стране, каковым являлся СССР (несмотря на успешную пропаганду о самом высоком там жизненном уровне³⁵), «труднодостижимая» жизнь за его пределами вызывала несомненный интерес у советских гражданок. Как правило, браки между болгарами и русскими – следствие «большой любви», зародившейся в результате контактов во время обучения в советских вузах, работы на предприятиях, пребывания на экскурсиях и в командировках в страны Восточного блока. Свою роль в таком плане могла сыграть и случайность (к примеру, незапланированная беременность), нестабильный социальный статус («Я была одинокой, с внебрачным ребенком. А болгары всегда стремились найти себе женщину, которая бы вела их хозяйство, пока они работали в Союзе. Так все и произошло, как бы в шутку. Для моего мужа это был второй брак, а его первая жена нанесла ему глубокую душевную рану»), порой в такие браки вступали женщины весьма зрелого, по меркам 60-х гг. XX в., возраста – старше 27 лет. Судьба смешанных браков была различной.

По известному выражению Л.Н. Толстого, «все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастна по-своему». «Счастливые браки», как правило, существовали между людьми с одинаковым, а точнее, с высоким образовательным цензом, сопоставимым культурным уровнем («Мы живем вместе почти 40 лет. Слова плохого никогда друг другу не сказали. Вырастили двоих детей, через что только не прошли! И мы счастливы»).

«Несчастливые браки» – результат контрастов в плане воспитания и культуры, столкновения патриархальности болгарской традиционной культуры с советской эгалитарной моделью брака, а также несходства характеров. Имеет значение и этноцентризм русских невесток, который так или иначе проявляется с их стороны³⁶.

Известно, что почти до 50-х гг. XX в. в Болгарии преобладала локальная (местная) эндогамия, скорее авторитарный тип семьи, где доминировал супруг, а его обязанности и обязанности супруги четко разграничивались. В СССР в это время сформировалось понятие «советская женщина» – независимая, самостоятельная, образованная и, в ряде случаев, авторитарная, чувствующая себя абсолютной ровней партнеру или даже превосходящей его. Сочетание двух таких составляющих (представлений болгарина о «настоящей» супруге и русской о «семейной жизни») породило ряд противоречий, которые, наряду с другими факторами (численность «невесток», плохая молва о русских туристках, отдыхающих на Черноморском побережье³⁷, и т. д.), создали некий классический миф, стереотипный образ «русской» в болгарском общественном сознании.

Миф об «ужасной русской».

Для большей части болгар (и прежде всего болгарок) «русская» – ленива, не умеет «экономно вести хозяйство», «не может с самоотверженностью болгарки посвятить себя детям», а также почитать мужа и его родителей. Ее отличают нахальство, вспыльчивость, дерзость. К тому же русская – «с разнузданными манерами»³⁸. В провинции к перечисленным порокам добавлялось и пьянство³⁹. Но самый большой грех «русской невестки» состоял в том, что она «окрутила» болгарского мужчину.

Сложившееся в Болгарии представление о русской женщине значительно разнится от такового, в те же годы бытовавшего на Западе и в США⁴⁰. Там все русские⁴¹ окутаны ореолом романтичности, распространено мнение о загадочности «русской души». На такой подход повлияли женские образы из русской классической литературы, а также живущие на Западе реальные русские женщины, воспринимающиеся там как блистательные и экзотические⁴².

Такой миф о «русских невестках» создан по формуле: «женщины о женщинах». Его авторство принадлежит болгарским женщинам – матерям, подругам, соседкам болгарских мужчин, женатых на русских. Он – порождение конфликтов, сопровождающих жизнь смешанных супружеских пар в Болгарии, особенно если она протекает совместно с родителями мужа.

Причины таких конфликтов кроются в самых разных обстоятельствах, как-то: несоблюдение болгарской традиции давать детям имена родителей отца, нежелание супруги посвятить все свое время исключительно дому («Вместо того, чтобы в субботу и воскресенье заняться капитальной уборкой дома, она предпочитает ходить в кино, на прогулки, встречаться с друзьями»); подрыв соответствующего традиционным болгарским представлениям авторитета мужа («Свекор и свекровь пришли к нам в гости на обед. Все прошло замечательно, но когда мы встали из-за стола, муж решил помочь мне помыть посуду, а потом подмести пол на кухне. Свекровь пришла в негодование: „Я не для того растила и учила сына, чтобы он мыл тебе посуду и подметал пол! Что ты думаешь на этот счет?⁴⁴ Самое забавное состояло в том, что у меня – высшее образование, а у мужа его не было… Свекровь сделала все возможное, чтобы наш брак распался», – поведала мне одна русская женщина); в этом длинном ряду причин уместно вспомнить и неприятие факта, что сыну «не выпало счастье найти себе в жены хорошую болгарку».

Такой миф получил настолько широкое хождение, что в существование «ужасных русских жен» начали верить даже их соотечественницы, которые «лично с ними незнакомы, но знают, что таковые есть».

Любопытно воздействие этого мифа на «русских невесток» в Болгарии. Если у них существует такая возможность (правильный болгарский язык), они стараются не раскрывать своей национальной принадлежности. Одна русская с детских лет жила с родителями в Болгарии. Она поступила на филологический факультет Софийского университета им. Климента Охридского и с грустью рассказывала о том, какое разочарование постигло ее болгарских однокурсников, когда те обнаружили, какой она национальности. «Ты не такая», – утешали они девушку.

Русские женщины, а также живущие в болгаро-русских смешанных браках мужчины⁴³ в свою очередь составили собственное мнение о болгарах. Они считают тех «дружелюбным народом», но с отличительными чертами. Выглядит это так: большие индивидуалисты, с развитым чувством собственности (в семье всегда звучит: «это мое»), эгоистичные, лишенные понятий солидарности и коллективизма, менее интеллигентные, чем русские, к тому же безответственные – «разгильдяи» (последнее – следствие длительного общения с турками и цыганами), а также «ориентальцы», «янычары» и т. д. Несмотря на довольно критическую характеристику местного населения, даже в случае неудачного брака партнер, как правило, остается жить в стране из-за детей, работы, потому что некуда возвращаться.

Дети.

Основная база, на которой строится идентичность детей в смешанных браках, это сохранение русского языка, а отсюда и культурных традиций. Семьи, где основной язык общения русский, составляют меньшинство. Обычно для того, чтобы супруга и дети легче интегрировались в болгарскую среду, в семье говорят на болгарском языке.

В том случае, когда русский являлся основным языком общения в семье, такая ситуация мотивировалась убеждением, что «болгарскому дети так или иначе научатся, но им нужно знать еще один язык».

Нередки случаи, когда супруг-болгарин дома говорит по-болгарски, а супруга по-русски. Несмотря на то, что дети иммигрантов в массе своей посещали существовавшие в Болгарии русские гимназии (наиболее часто ими избиралась специальность филолога-русиста), а многие из них продолжали образование в советских вузах и поддерживали контакты со своими родственниками в СССР, чаще всего они идентифицировали себя как болгары (по образу жизни) и имели болгарское гражданство.

Разумеется, были случаи устойчивой русской идентичности у детей, родившихся от смешанных браков. Они отдавали предпочтение русской культуре, ставя ее в разряд более престижных, Россию воспринимали как великую державу, а советский паспорт – «как более представительный».

Но в большинстве случаев русское происхождение, язык и культура для детей от смешанных браков отступали на второй план и не являлись определяющими при их национальной самоидентификации. Особенно это стало заметным в период позднего социализма, когда статус «советского» оказался непрестижным.

Переход.

После перемен, происшедших в Болгарии в 1990 г., там радикально изменились политические, экономические и идеологические ценности и ориентиры. В отличие от «братского Советского Союза» в прежней ситуации, в новой парадигме Россия превращалась в основную виновницу всех болгарских неудач и в первую очередь – бедности страны, которая «без советского произвола могла бы стать такой, как Швейцария или хотя бы как Финляндия»⁴⁴. Вторая родина больше не выглядела столь гостеприимной и привлекательной для «советских невесток», часть которых приняли болгарское гражданство для того, чтобы чувствовать себя более уверенно в изменившейся обстановке.

Однако под влиянием трудностей и длительности перехода к новой системе ценностей и реальностей существования на смену антисоветизму в болгарском обществе, где большая часть людей утрачивала социальные привилегии, предоставлявшиеся в условиях социализма, пришла ностальгия по спокойным и беззаботным его временам, когда отсутствовали инфляция, безработица, платные образование и медицинское обслуживание.

Более чем десятилетнее дистанцирование от русской культуры также привело к востребованности информации и возобновлению контактов со страной, близкой в историческом и культурном плане. Эта перемена стимулировала признание русской (украинской и т. д.) идентичности не только в среде «русских невесток», но и детей, рожденных в смешанных браках.

Общеизвестно, что идентичность – это определение постоянного процесса отождествления и разграничения на основе конкретных этнических или национальных (государственных) границ. Отсюда, соответственно, проистекает этническая или национальная идентичность. Этнические границы⁴⁵ распределяют индивидуумов между общностями на основе бесконечного множества различного рода признаков (этот диапазон обозначен вехами: от языка до характера пищи, одежды, обрядов и т. д.), в преломлении через призму оценивающей культуры.

Нации разделены и следующими из этого политическими, идеологическими, экономическими и прочими границами, которые, как правило, игнорируют границы этнические. Отождествление с нацией – отождествление с некоей «воображаемой общностью»⁴⁶. Это осуществляется с помощью образования, которое культивирует в сознании основные национальные опоры (от национальных символов – до литературного языка, национальной истории и т. д.), что формирует чувство единства с определенным национальным государством. Именно поэтому образование играет базисную роль в национализме отдельного индивидуума. Эти этнические и национальные границы должен преодолеть в силу тех или иных причин покинувший родину иммигрант. По сути, речь идет о фундаментальном переходе от одной этнической общности к другой и от одной национальной системы к другой. Каждая из таких систем наполнена вызовом на границе – языковой, культурной, экономической, социальной. А. Ван Женей⁴⁷ очертил основные этапы перехода, говоря о социализирующих обрядах (обрядах перехода). По его мнению, индивидуум преодолевает три основных этапа – сепаратизм (отделение от предыдущей общности), маргинализацию (на границе между двумя мирами и двумя общностями – прежней и новой) и, наконец, агрегацию (принятие нового социального статуса и приобщение к новой группе). Жизнь человека вне родины, без сомнения, долгий социализирующий процесс⁴⁸, нацеленный на приобретение новой национальной идентичности (в редких случаях и новой этничности). Процесс этот далеко не исчерпывается формальным получением права на постоянное жительство или нового гражданства.

Он был характерен для первого поколения эмигрантов⁴⁹, которые до конца жизни оставались в маргинальной фазе – все еще чуждыми новой общности и в силу разных причин (идеологических и политических⁵⁰ – для белогвардейцев, национальных, патриотических, культурных – для «русских невесток»⁵¹ и т. д.) уже чуждыми прежней общности. Вокруг них часто «витала» идеологема предательства⁵². Это поколение, навсегда застывшее на перекрестке, оказавшееся в плену у ностальгии, но не имевшее сил вернуться, распятое между прошлым и настоящим…

Их идентичность маргинальна, она закрепилась на границе, которая никогда не размывалась: «у нас в Болгарии» – «у нас в России». Их выбор той или иной родины зависел от определенных ситуационных рамок. Если болгарин критиковал Россию (или СССР), эмигрант зубами и ногтями отстаивал достоинство своего Отечества. Та же ситуация повторялась, если русские друзья позволяли себе иронию в отношении «солнечной Болгарии». Сердце русского трепетало, когда в Болгарии слышалась русская речь, равно как и у болгарина при звуках болгарской музыки по радио в России.

В условиях дестабилизации и отъезда в третью страну, что сделали многие болгарские русские и их потомки, реэмигрируя на Запад в «переходный» период, их идентичность вновь претерпевала изменения. Сохранивший свое советское гражданство в годы социализма русский, который в начале 80-х гг. твердил, что навсегда таковым останется, и категорически не желавший, чтобы его воспринимали как болгарина, в начале переходного периода изменил свою позицию под влиянием политической конъюнктуры. Он отказался от советского гражданства в пользу болгарского. Вынужденный в конце 90-х гг. уехать из Болгарии в США русский подчеркивал свое происхождение, которое для местного населения было значительно более престижным, чем болгарское. И начинался новый переход – это был путь к американскому обществу и американскому паспорту…

Таким образом, время и пространство, политическая и экономическая ситуация, национальная конъюнктура, настрой общества определяли мобильность.

Ситуация сегодня

Прослеживание «белогвардейской» идентичности у последующих поколений весьма любопытно в перспективе истекших семидесяти лет. Если, к примеру, часть детей и внуков белогвардейцев (в ряде случаев до третьего поколения придерживающихся эндогамии в рамках общности) эмоционально излагают историю гражданской войны или столь же эмоционально рассказывают о судьбе своих прадедов, то другая их часть – весьма лаконичны.

Вот несколько симптоматичных примеров, почерпнутых у внуков белогвардейцев, людей приблизительно одного возраста (около 45 лет) и схожей профессиональной реализации (научные работники). «Мой дед⁵³ был человеком исключительной эрудиции – владел русским, немецким, французским, латынью. Он интересовался всем: историей, политикой… В 1944 г. дед отправился на лечение в Вену, куда вошли советские войска. Деда депортировали в СССР, где его без суда и следствия отправили в лагерь. Он остался жить благодаря способности рисовать плакаты. Освободился дед в 1956 г. Вернулся в Болгарию <…>. Он так и не примирился с советской системой, поддерживал связь с эмигрантским Народным трудовым союзом во Франции. В 1973 г. к нему в дом в 5 часов утра внезапно нагрянула с обыском государственная безопасность. Были конфискованы все книги и газеты. В 1974 г. деда арестовали и отправили в Старозагорскую тюрьму. Он получил три года „за распространение утверждений, направленных против государственного и общественного строя НРБ и СССР, а также за ввоз из-за границы литературы антисоветского и антисоциалистического содержания'‘. Он читал А.И. Солженицина, С.И. Аллилуеву, М. Джилласа, НА. Бердяева, АД. Сахарова и др. Умер дед в 1975 г. в больнице г. Ловеча…»⁵⁴.