Текст книги "Новая история стран Европы и Америки XVI–XIX века. Часть 1"

Первоначально государственные советы были крайне малочисленны (9–10 человек) и разрастались крайне медленно. В Англии при Стюартах число допущенных в «личные замыслы короны» достигло 40–42 персон, во Франции при Ришелье совет состоял из 35 вельмож. Большое количество родового дворянства в этих советах скорее объясняется желанием монархов иметь носителей старых традиций под непосредственным контролем, чем реальной необходимостью. В процессе дальнейшего реформирования процент знатного дворянства неукоснительно сокращается.

Одним из самых решительных и последовательных субъектов в реализации подобной практики стал французский абсолютизм. Целенаправленное отстранение пэрства от власти стало одной из основополагающих доктрин во французском государственном строительстве. По регламенту 1584 г. из 33 должностей Государственного совета 21 место отводилось родовому дворянству, 6 прелатам и 6 так называемым робенам – дворянам мантии, получившим личное или наследственное дворянство в силу занимаемых государственных постов. По регламенту кардинала и первого министра Франции Ришелье от 1628 г. из 35 советников только 8 мест отводилось клирикам и аристократам. Правительственный кризис 1643 г., вызванный смертью Людовика XIII и необходимостью формировать регентский совет (по завещанию из числа «достойных» в нем значился только герцог Орлеанский), убедил дофина в правильности проводимой предшественниками линии. В Государственный совет 1657 года вошло 26 робенов и только по 3 поста досталось дворянам шпаги и церковным иерархам. При этом на доверенных постах нельзя найти ни одного отпрыска древнего рода. Все «аристократическое» крыло было укомплектовано представителями дворянства 3–4 поколения. Людовик XIV в «Мемуарах в назидание дофину» утверждал, что не в интересах короля искать слишком знатных советников.

Так же решительно в борьбе с аристократией и ее самоуправством повели себя Карл XI в Швеции и Фредерик III в Дании. Последний вполне осознанно позволил торгово-ростовщическим представителям потеснить родовую аристократию. Он создал новые рыцарские ордена (Слона и Даннеброга), ввел европейские титулы графа и барона, попутно сформировав окружение, верное новым идеалам. Более скромные успехи можно констатировать в Испании. Единственным достижением «христианских величеств» стало количественное ограничение «рикос омбрес» (дословно – «верхушка дворянства») главами родов: Арагон, Гусман, Мендоса, Веласкес.

В Англии и Дании этот процесс шел медленнее. После войны Роз, сопровождавшейся целенаправленным истреблением Йорков и Ланкастеров, английское пэрство пострадало, как ни одно другое в континентальных странах. Ко времени Генриха VII представителей старых аристократических фамилий в парламенте осталось всего 29 человек. Перед короной встала проблема укрепления столь необходимой опоры. Пэрство стало пополняться из числа худородных провинциалов. Елизавета I Тюдор довела их число до 61, Яков I Стюарт до 91. К началу Английской буржуазной революции 1640 г. более половины английского парламента были новыми людьми, носившими старые фамилии. К концу XVII в. в предках лорда Тильнейского и лорда Беринга значились суконщики, а в прадедах лорда Лонсдейла – купец. Однако попытки расширить социальную базу абсолютизма на английской почве дали прямо противоположный результат. За столетие периферийное дворянство настолько обуржуазилось, что, привлекая к управлению этих лиц, корона автоматически вводила во власть представителей Нового времени. Так, за лордом Конвей скрывался клан оптовиков Шортеров, за герцогом Бьюфордом – суконных магнатов Чайльдов.

Датская аристократия традиционно представляла собой крайне малочисленную узко корпоративную группу. Вес благородного сословия не превышал 0,2 % от общего числа жителей. Законодательно запретив пополнение второго сословия за счет высшего чиновничества и городской элиты, датское дворянство настолько ослабило собственные позиции в государстве, что по существу собственными руками спровоцировало монархический переворот.

Несмотря на свою большую политическую значимость, созданные государственные советы оказались в административном плане слишком малоэффективными перед лицом грандиозности поставленных задач. Поэтому в дальнейшем система советов подверглась реорганизации. Из специальных секторов советов формировались отделы (канцелярии) с собственным штатом секретарей и клерков. Во Франции, начиная с 1547 г., на основе небольших бюро, развивалась система министерств (военное, иностранных дел, двора, флота), в которых служили наемные чиновники. Среди таких органов, особенно со второй половины XVI в., важнейшим становится финансовое ведомство во главе с интендантом. Интендант считался королевским комиссаром и мог быть в любой момент уволен. Однако господство во Франции ростовщической кредитной системы позволяло занять пост интенданта только очень состоятельному человеку, что в известной степени сохраняло ему свободу воли. В дальнейшем во Франции была построена целая система интендантств – специальных агентств короны при губернаторских советах в провинциях учреждены должности интендантов юстиции, финансов и полиции.

Со второй четверти XVII в. Швеции и Дании оформляется коллежская система, до середины XIX в. ставшая эталоном для многих европейских стран. Камер-, берг-, статс-, мануфактур-, армии и флота, иностранных дел коллегии за столетие создали стройную систему управленческого аппарата, охватившую все сферы деятельности государства. Фогты, бургомистры были выведены из-под сеньориальной юрисдикции, подчинены королевским губернаторам. Они составили слой провинциальной администрации, получавший твердое жалование от короля.

Любопытная деталь – там, где прослеживалась неспособность выйти из кризиса собственными силами, или ощущалось активное сопротивление приверженцев старого порядка, корона не стеснялась приглашать специалистов со стороны. Заслуга в проведении первых мероприятий в Швеции в конце 30-х гг. XVI в. принадлежит известному немецкому юристу Конраду фон Пюхю. Ранние реформы суда и ленного института в Дании связаны с именами немецкого профессора А. Карлштада и голландки Сигбрит Виллумсен. В дальнейшем в качестве известных реформаторов выступали во Франции – шотландец Лоу, в Испании – ирландец О’Рейли, в Дании – швейцарец Э. Ревердиль и французский граф К. де Сен-Жермен. Будучи иностранцами, все они не имели социальных корней и соответственно были не только активными, но и преданными слугами в проведении монаршей воли.

Обратной стороной процесса формирования королевской бюрократии, стало неуклонное ущемление старых сословно-представительных институтов, как на государственном, так и на провинциальном уровне. Перестают собираться всесословные национальные собрания, проводившие свои заседания в присутствии короля. В 1615 г. закрылись Генеральные штаты во Франции, в 1652 г. – Большой ландтаг в Бранденбурге, с 30-х гг. XVI в. в Дании перестают созываться херредаги. Постепенно перестают испытывать нужду в постоянном присутствии кортесов испанские короли. С 1490 г. кортесы еще собирались 1–2 раза в год, а впоследствии – только в случае крупных политических кризисов. Даже в Англии, где существование Парламента освящалось традицией, появляются периоды беспарламентного правления короны. На местах отменяются общие сельские тинги и городские советы.

Реформы затронули основы местной власти – провинциальные парламенты. Задачи этих структур заключались в вотировании налогов, в осуществлении судебных функций, обеспечении безопасности территории. Большая часть прерогатив (сбор ополчения и охрана границ, муниципальное законодательство) ко второй половине XVI в. в значительной степени превратилась в фикцию. С другой стороны, осуществляя непосредственный контакт с податным сословием, т. е. отвечая перед короной за сбор налогов, при сохранении судебной юрисдикции за сеньорами – членами этих самых парламентов, провинциальные органы оказались способными к адаптации. В Испании до 1707 г. провинциальные кортесы управляли самими же созданными внутренними таможнями (около 200), а милицию и коммунальные службы контролировали вплоть до революции 1813 г. В Австрии, сословные ландтаги просуществовали до 1788 г. Реформа представительных органов в Швеции явила собой пример компромисса. Запретив в 20-х гг. XVII в. земельные ригсдаги и передав их функции наместникам – губернаторам, монархия узаконила существование общенационального четырехсословного ригсдага.

Падение престижа и значимости провинциальных органов проходило на фоне создания нового административного деления государств. Появляются территориальные округа, во главе которых стоят назначаемые королем чиновники: губернаторы, бургомистры, фогты, коррехидоры (главы муниципалитетов). Переход от ополчения к профессиональной регулярной армии привел к появлению военных округов. Наместники короны отвечали за ход рекрутских наборов и формирование территориальных полков. Первым реформы провел шведский король Густав II Адольф, и его опыт в дальнейшем использовали многие монархи: датский – Фредерик IV (1701), Фридрих-Вильгельм I в Пруссии (кантональный регламент 1733 г.) австрийский – Иосиф II (1782 и 1785).

Столь масштабное государственно-административное строительство потребовало значительных затрат. Обеспечить материальное благополучие и создать финансовый резерв для проведения реформ стало насущной проблемой для всех ранних форм абсолютизма. Решить подобную задачу можно было двумя способами: совершенствуя налоговую систему страны и укрепляя ряды податного сословия.

Самым распространенным методом, призванным улучшить материальное положение короля, с одной стороны, и обеспечить расширение социальной опоры абсолютизма, с другой, стала организация под протекторатом короны различного рода торговых предприятий. Помимо чисто меркантильных интересов, подобные компании способствовали упорядочению всей хозяйственной жизни страны в интересах самого монарха. Первый опыт организации монопольной торговой компании был проведен датским королем Кристианом II. В 1520 г. предполагалось создать на основе монопольного патента Общескандинавское купеческое общество со стапельным правом. В условиях королевского контроля над сбором Зундской пошлины, взимавшейся за пользование северными морскими проливами, и ластовыми сборами, осуществлявшимися чиновниками в Копенгагене, появление монополиста на внутреннем рынке позволяло бы существенно пополнить казну. Однако первой жизнеспособной компанией стала не датская, а английская Московская компания, организованная в 1554 г. В дальнейшем на аналогичных принципах были учреждены Балтийская (1579), Левантийская (1581) и Ост-Индская (1600) компании. Монопольные компании было гораздо легче контролировать. На них можно было возложить ответственность за организацию и охрану грузов в пути и на складах. Учитывая высокую доходность таких торговых предприятий, в частности в начале XVII в. доходы Московской компании достигали 90, а Ост-Индской 500 % на вложенный капитал, корона, присваивая часть прибыли в виде налогов и продавая патенты на монопольное ведение дел, получила необходимые средства для собственных нужд. В дальнейшем по схожему пути прошли почти все монархи Европы. В 1666 и 1670 гг. появляются Вест-Индская и Ост-Индская датская, в 1664 г. Ост-Индская и Вест-Индские французские компании. В XVIII в., в связи с освоением новых территорий, созданы различные «азиатские», «африканские» и прочие фирмы, главными принципами существования которых, оставались государственный протекционизм и монопольный патент. Иным путем пошли испанские императоры, открыв для заокеанской торговли девять портовых городов и взяв под контроль королевской казны доходы от эксплуатации колоний.

Другим направлением государственного протекционизма стали промышленность и ремесла. Самый грандиозный европейский проект связан с именем Жанна Батиста Кольбера, но и прочие европейские монархи использовали схожие схемы. Создание королевских мануфактур, ограничение цеховых регламентов, запретительная импортная и льготная экспортная политика. Оказывая протекционистские услуги, абсолютизм помимо материальных выгод, увеличивал таким способом защиту государственных интересов на мировой арене. Опираясь на государство, национальный капитал стал активнее участвовать в колониальном освоении мира.

Заработанные средства с помощью протекционистской политики стали базой для реструктуризации финансово-банковской системы. При поддержке короны открываются частные (Гамбургский в 1619 г., «Ассигнационный, Вексельный и Заемный банк» в Дании в 1736 г.), затем государственные и акционерные банки. В 1668 г. в Швеции появился старейший в Европе национальный банк. В дальнейшем аналогичные институты были созданы в других государствах (Берлинский – в 1765 г., Банк Дании и Норвегии – в 1791 г.). Эти структуры стали серьезным инструментом международной и внутренней политики абсолютизма.

Там, где элементы средневековья оказались наиболее живучи, будь то в духовной, или экономической жизни, монархия не редко попадала в финансовую зависимость от иностранцев. В Испании, где сохранялся религиозный запрет на ростовщичество, к 1601 г. не осталось ни одного национального кредитного учреждения. До 1557 г. династия ходила в должниках у аугсбургских Фуггеров, до 1627 г. – у генуэзцев, затем у голландцев и англичан. В схожем положении находились Стюарты (Английский банк возник в 1694 г.), французские Бурбоны и австрийские Габсбурги. Получая внешние, в основном через Амстердамский банк, кредиты, монархия была вынуждена уступать взамен политические инициативы, государственные территории, или национальные сокровища. Так, Генриетта Мария Английская и Максимилиан Баварский, закладывали коронные драгоценности, Карл II – остров Силли.

Реформировать налоговую систему оказалось не в пример сложнее. Для достижения цели надо было решить традиционную дилемму: как перенаправить налоговые потоки из карманов феодала в государственную казну, и не уничтожить дворянство как класс. Традиционная независимость сеньора основывалась на праве собирать налоги и корректировать их нормы. Лишая дворянство этого права, монарх неизбежно втягивался в пересмотр всей системы сеньориальной юрисдикции. При отсутствии единых правовых традиций на территориях новообразованных государств, решить вопрос унификации суда, права, налогового кодекса и прочих юридических основ представлялось делом невероятным. Дело в том, что на значительной части Европы еще сохранялись общинные нормы юрисдикции: гуфное право – в Германии, кутюмное – во Франции, ландслаг – в Швеции, зеландское – в Дании. На юге Франции и Германии сохранились элементы римского права. Поэтому реформы суда и налоговой системы в Европе взаимосвязаны.

Простейшим выходом из создавшейся ситуации было назначение королевских чиновников, ответственных за каждую провинцию или графство. Однако во Франции, при наличии дворянства мантии, устоявшейся системе откупов, появление королевских чиновников не реформировало, а дублировало систему, увеличив бюрократию и не улучшив механизм. Налоговое бремя возросло, а пополнение казны осталось на прежнем уровне. Назначение герцогом Ришелье финансовых интендантов в провинции, с последующим правом устанавливать размер налогов, запоздало. XVI век для французского королевства оказался тяжелым. Не успели восстановить разрушенное в ходе Итальянских войн (1494–1559) хозяйство, как в 1572 г. разразилась почти тридцатилетняя религиозная война, расколовшая страну на два лагеря. В таких условиях королевская власть была вынуждена пойти по традиционному пути. Так возникли «Компания пяти больших откупов», отвечавшая за таможенные сборы (1598), «Компания большой габели» (1598), «Компания эда» (1604). Другие налоги собирали более мелкие компании или субкомпании провинций. Каждая такая компания имела разветвленную систему налоговых инспекторов, сборщиков и конторских служащих. Единственное, что в тот период удалось королевской власти, – узаконить талью, эд, габель в качестве прямых государственных сборов. Такое признание урезало права провинциальных представительств, ранее занимавшиеся их вотированием. Засилье офисье в управлении государством сделали невозможным дальнейшее переустройство. Закономерно, что предложения Кольбера о кодификации земельных угодий и стандартизации налогов не прошли. Поэтому в дальнейшем вся политика монархии свелась к попыткам адаптировать существующую налоговую систему к новым условиям и потребностям государства.

Более серьезный подход продемонстрировали в Дании. Здесь провели реформу всей ленной системы. О степени сопротивления королевским инициативам можно судить по событиям 1521 г., когда гофмейстер Кристиана II М. Гойе, проверяя счета ленсманов, брал с собой в сопровождение палача. Расширяется Камера, – так ранее назывался главный финансовый орган. В ее составе были выделены два отделения. Первое – камера доходов, ведавшая сбором налогов и расходами. Вторая – счетная палата, контролировавшая финансовые ведомости местных чиновников – фогтов, которые стали назначаться королем. Во главе Камеры был поставлен камеральный совет (казначейский совет), первоначально состоящий из 3 человек. Страна подверглись новому административно-финансовому делению. Вместо средневековых ленов вводится амт во главе с чиновником из центра. Вершиной налоговой реформы стал введенный в 1688 г. единый земельный кадастр. Аналогичный способ решения вопроса был выработан в Швеции.

Третий вариант решения проблемы предложил Фридрих-Вильгельм – курфюрст Бранденбургский. С 1660 г. в курфюршестве создается система комиссаров – штейератов, отвечавших за сбор налогов и акцизов. Но подчинены они были не гражданскому чиновнику, а генерал-кригскомиссару. Опираясь на мощь военной машины, корона за два десятка лет укрепила свое право, лишив провинциальные ландтаги возможности влиять на сбор налогов.

Разрушение основ экономической зависимости податного сословия от сеньоров привело к кодификации всей системы юридическо-правовых норм. В 1683 г. в Дании появляется единый свод законов. Верховная судебная власть переходит в руки королевского суда. В Швеции единое общешведское уложение, вместо городского закона и ландслага, было разработано еще в 1686 г. королем-реформатором Карлом XI, но удалось утвердить его только после окончания Северной войны. Свод, состоящий из 9 частей, увидел свет в 1734 г. Он включал уголовный, гражданский, процессуальный и прочие кодексы. Наиболее долгий срок унификации законодательной базы прошли монархии в Польше, Австрии и Франции. В первой – из-за господства дворянской олигархии и самовластия провинциальных собраний. Польская конституция была выработана только накануне очередного раздела, в 1791 г. В Австрии – из-за сохранявшихся национальных парламентов – общегосударственные гражданский и уголовный кодексы появились в 1786 и 1787 гг. Во Франции гражданский и уголовный кодексы были созданы еще во второй половине XVII в.

Таким образом, в процессе эволюции государственных институтов и формирования абсолютистских режимов прослеживаются две основные тенденции. Во-первых, укрепление центральных органов власти с опорой на дворянство и буржуазию, при параллельном ущемлении прав представительных органов средневековья (парламентов). Во-вторых, подавление всеми доступными средствами сепаратистских тенденций аристократии и клира. Такое единство представителей буржуа и дворянства было возможным до определенной степени. Усиление первых привело к появлению так называемого просвещенного абсолютизма.

Являясь ответом на кризисные симптомы, такой абсолютизм не имеет ярко выраженных хронологических и территориальных параллелей. Как правило, проводить реформы новые правительства вынуждала необходимость консолидации внутренних ресурсов перед лицом угрозы национальному суверенитету и целостности страны. Характерное для средневековой Европы и Европы Нового времени представление о легитимности существования правительств базировалось на двух незыблемых основаниях: преемственности монархического строя и признании Божественного закона (соблюдение государственной религии). Не случайно, что многие «конституции» абсолютистских режимов подчеркивали обязанность короны соблюдать устоявшиеся правовые нормы, при относительной свободе в остальных сферах деятельности. XVIII век, с этой стороны, стал периодом наибольшего испытания традиционных порядков и мировоззрения.

Династические проблемы в Испании и Австрии вылились в международные войны за испанское наследство (1701–1714) и австрийское наследство (1740–1748). Перед шведским абсолютизмом задача реформ вытекала из необходимости ликвидации последствий «Эры свобод» (1720–1772), приведшей к власти дворянско-олигархический блок. Элементы просвещенной монархии можно обнаружить в Пруссии, Франции, Дании.

Стремление ликвидировать промышленное отставание, в условиях развития капиталистических отношений в Европе, при относительной слабости национальных экономик, вынуждал монархов идти на широкое допущение предпринимательской инициативы, на участие буржуазных элементов в управлении государством. Разрабатываются программы финансовой поддержки предприятий, в Восточной и Центральной Европе распространяется практика найма иностранных специалистов на современные мануфактуры и фабрики. В Австрии и Пруссии принимаются, так называемые, урбариальные законы, положившие начало ликвидации крепостного состояния крестьянства. В Швеции реформа 1783 г. завершила правовое оформление крестьянской частной собственности. Вместе с тем реформы были принуждены укрепить монархические устои. Другими словами, это была попытка приспособить элементы индустриального общества к уже существующим системам государственного управления.

Объективным обстоятельством эволюции абсолютизма стало распространение научных знаний и реальное падение престижа церковных институтов. Начиная с 1715 г., и особенно после 1750 г., европейское общество обогатилось трудами французских просветителей. Период охарактеризовался появлением трудов Руссо и Монтескье, Дидро и Д’Аламбера, Гельвеция и Вольтера. В германских и австрийских землях разрабатываются труды по экономике и праву. Публикуются английские трактаты по сельскому хозяйству В. Маршалла и А. Юнга. Наступил поистине «век просвещения». Призыв просветителей «дерзай познать» стал нормой поведения и мышления в обществе. Это стало возможным благодаря расцвету книжного дела. Так, просветитель Анж Гудар отмечал тенденцию увеличения книгоиздания на французском языке. По его сведениям, в Амстердаме насчитывалось таких издательств – 40, в Гааге – 20, Антверпене – 4, Базеле – 16, Лондоне – 36, Женеве – 6, Лозанне – 16, Базеле – 12, Милане – 5 и в Венеции – 40, и это, не считая изданий на национальных языках. Появляются частные и общественные библиотеки, доступные для всех слоев общества. В 1774 г. обороты книгоиздателей Парижа, по данным синдикальной камеры печати, составили 45 млн ливров, вчетверо больше, чем обороты лондонских печатников. И это не случайно, дух коммерции и наживы, царивший в английском обществе не оставлял места для занятий «убыточным» делом.

Потребности дорожного строительства, мануфактурного производства, флота, заставили открывать все большее количество школ, как общих, так и специализированных. Во Франции в 1698 г. был издан указ об открытии начальных школ и обязательном бесплатном образовании детей до 14 лет. На родителей, запрещавших обучаться своим детям, распространялся штраф. Аналогичная мера принята в 1717 г. прусским монархом. В австрийской народной школе Иосиф II ввел обязательное 7-летнее образование и двойной налог на родителей, не пускавших детей в школу. Увеличивается количество высших учебных заведений как инженерных, так и гуманитарных. Расширяется состав прогрессивной профессуры. На кафедры приходят последователи Готфрида Лейбница и Христиана Вольфа: Свитен, Риггер, Мартини, Эйбель, Снеедорф. В качестве обязательных дисциплин вводятся история, естественное и государственное право, родной язык. В 1752 г. декан кафедры «немецкого красноречия» Венского университета Иоганн Валентин составил грамматику немецкого языка (примечательно, что прусский и австрийский двор говорили только на французском языке, а датский двор – на немецком).

Распространение гуманитарных основ в обществе сопровождается широкой социальной программой. Вольтер стал инициатором либерализации уголовного законодательства. В Дании, Австрии и землях империи по его просьбе отменены пытки заключенных и жестокие формы смертной казни. В качестве воспитательной меры применяется полезный труд: при тюрьмах, особенно женских, создаются пошивочные мастерские, вводятся трудовые и гражданские кодексы, ограничивающие продолжительность рабочего дня, особенно для детей. Распространяется практика оказания врачебных услуг для работников мануфактур. Даже в копенгагенских публичных домах вводится обязательный медицинский осмотр. В семейных отношениях появляется брачный контракт, призванный законодательно защитить самую бесправную категорию предыдущего периода – бастардов.

Парадоксально, но в то время как континентальные монархии проводили гуманитарные преобразования, основанные на эмансипации личности, в самой передовой стране Европы – Англии, продолжали существовать худшие формы эксплуатации человека. На 142 фабриках было занято в 1788 г. 35 тысяч детей в возрасте от 4-х лет (для сравнения: 26 тысяч мужчин и 31 тысяча женщин). Француз, герцог де Ларошфуко Лианкур, совершивший поездку по английским текстильным предприятиям, был возмущен формой организации детского труда: партии, работавшие по 12 часов, по очереди сменяли друг друга у станков и в койках. На шотландских рудниках сохранилась практика продажи рабочих вместе с копями. Проект закона 1792 г., предложенный королем Георгом III, о взимании штрафов за жестокое обращение с детьми на производстве, так и остался на бумаге.

Реформы «просвещенного абсолютизма» были во многом взаимосвязаны с крушением религиозного догматизма. Благодаря государственной власти, реформационные процессы получили дополнительный стимул. Пионерами антицерковной политики выступили германские клирики. Николас Хонтгейм, служивший заместителем трирского архиепископа, в книге «Настоящее состояние церкви и законная власть римского понтифика», сформулировал новую доктрину, получившую название регализм. Суть доктрины – преобладание светской власти над церковью. В 1786 г. немецкие князья и церковные иерархи развили существующую теорию, опубликовав «Тезисы Эмса». Корона воспользовалась сложившейся ситуацией. Людовик XV во Франции закрыл 500 монастырей. Под давлением власти белое духовенство во Франции в 1762–1763 гг. запретило иезуитский орден. В Австрии Иосиф II подчинил церковь государству, закрыл 700 мужских и 2000 женских монастырей, конфисковав церковной собственности на 60 млн флоринов. Запрещалась связь местных орденов со своими генералами, подача жалоб или прошений Папе, минуя королевские инстанции. Такие же реформы провел его брат – тосканский герцог Леопольд, и Венецианская республика. Борьба за примат светского начала в государстве затронула даже самое сердце католической реакции – Испанию. По настоянию председателя Кастильского совета графа Аранды, в 1767 г. орден иезуитов также был запрещен, его имущество конфисковано, а члены высланы из страны. Затем аналогичные действия последовали в колониях.

Борьба против господства папской курии сочеталась в политике «просвещенного абсолютизма» с распространением веротерпимости. Начиная с 1685 г. в Пруссии, с 1726 г. в Швеции, 1781 г. в Австрии представителям других конфессий (кальвинистов, лютеран, униатов, православных, католиков) разрешили открывать свои школы, строить свои кирхи или церкви. Даже иудеям – сторонникам самой презираемой в средневековой Европе религии, разрешили строить синагоги и получать образование.

Специфика европейских абсолютных монархий

Несмотря на универсальность процесса становления абсолютных монархий, в границах европейского общества можно выделить ряд вариантов такого государственного строительства. Условно их можно разделить на северо-западный, юго-западный (средиземноморский), скандинавский, центральноевропейский и восточно-европейский абсолютизм.

Под северо-западным вариантом абсолютной монархии традиционно понимают государственный строй, возникший в дореволюционной Англии и во Франции XVII в.

На путь формирования абсолютной монархии Франция встала раньше остальных европейских стран. Уже в середине XV в. корона получила право собирать экстраординарные налоги без согласия сословного представительства. Причиной этого раннего начала стала Столетняя война, которая потребовала от короны выступить в новом качестве – опоры национального единства. Но именно поэтому у французских королей не было аналогичного опыта соседних держав, и темпы складывания абсолютизма оказались замедленными, опирающимися на значительный авторитет и законодательство традиций. Так, на первом этапе административные функции короны тесно сочетались с другой важнейшей функцией любого сюзерена – судебной. До середины XVI в. глава судебного ведомства, канцлер Франции, был одновременно и главой гражданской администрации. Королевский совет был одновременно и судебным и административным органом. Он не переставал судить даже после того, как из первоначального состава выделилась специальная судебная палата – Парижский парламент, и после появления Большого Совета в XV в. Аналогичная система объединения судебных и фискальных функций действовала и на местах.

В XVI в. распространилось повсеместно новое явление: продажа не только финансовых должностей (продажа на откуп налоговых должностей – явление, характерное для всей средневековой Европы), но и чисто судейских должностей. Для короны это было выгодно по двум причинам. С одной стороны, корона получала внутренний источник финансирования, с другой, вербовала чиновников для государственного аппарата, не связанных со старейшими феодальными родами. В 1604 г. собственность на должности была закреплена. Если чиновник уплачивал «полетту» – специальный сбор, названный в честь финансиста Поле, его должность становилась наследственной. Появилась и особая категория – дворянство мантии, представители которой занимали должности в различных магистратах, контролировавших в жизнь королевских указов (парижский парламент и парламенты провинций, бальяжные суды и элю). Вместе с тем, дворянство мантии нельзя назвать подлинными чиновниками в современном понимании этого слова. Для данной категории существует особый термин – «офисье». От современного чиновника «офисье» отличало многое. Владение должностью, отсутствие необходимости в выслуге лет и дисциплине позволяли ему не опасаться потери своего места. Сместить «офисье» можно было, только выкупив его патент. Такие случаи были единичны, и серьезно сократить штат этих чиновников корона не могла. Сложилась узко корпоративная группа, фактически независимая от короны и зачастую сильно ей мешающая.