Текст книги "Библейский свет. Жемчужины русской поэзии. Сюжеты Ветхого и Нового Заветов от сотворения мира до Откровения Иоанна Богослова"

Гедеон
В. Крестовский

I.

 
Семь лет под гнетом Мадиама
Израиль в рабстве изнывал:
В стенах поруганного храма
Замолк отверженный кимвал.
И скрылся в дебри гор Ливана
Народ без судий, без главы,
И падал ниц пред истукана,
Поправ завет Иеговы.
 
 
Бывало, нивы ли дозреют –
Как туча жадной саранчи,
Враги с налету их усеют,
И только по полю белеют,
Как крылья птиц, их епанчи.
Но вот мигнул огонь зарницы –
Притуплен серп, в зубцах мечи,
И гнутся емкие кошницы
Под гнетом проса и пшеницы.
А к утру дань принес еврей:
Вино, фисташки и елей,
И сбор покончен… И до сроку
Уходит медленно к востоку.
В лилово‑розовый туман,
Их бесконечный караван.
 

II.

 
Все – смерть… безлюдье… Как руина,
Спала в обломках Палестина…
А зной удушливый мертвил
Всю землю… Сох по руслам ил,
И лишь змея, шипя от злости,
Скользила меж кремнистых груд,
Да чах неугнанный верблюд,
А по степи белели кости,
И череп сорванный глодал
Голодный пес или шакал…
И только ночью тихолунной
Один отверженный пророк,
С укором глядя на восток,
Бряцал на лире семиструнной,
Да звукам тем порой в ответ,
Сквозь плющ разрушенного зданья,
Как отклик скорби тяжких лет,
Дрожало робкое рыданье…
 

III.

 
Но чаша выпита до дна…
Воскрес угасший дух народа –
И вновь, как Божия весна,
Нисходит к страждущим свобода.
Разбит дряхлеющий кумир…
И в покаянном хоре снова,
В волнах лаванны, в стоне лир
Псалом внимает Иегова.
Народ с молитвой и постом
Скорбит и ждет…
Во время оно
Отметил Бог своим перстом
На бой свободы Гедеона.
 

IV.

 
В зловещих тучах Галаад,
На даль наброшена завеса…
И мутно катит из-за леса
Волну свинцовую Арад…
А триста воинов в засаде
В глуши пещер, на Галааде,
Сурово ждут, пока с вершин
Слетает мгла во глубь долин.
 
 
Сливает ночь и дол, и кручи
В одну безжизненную тень…
И в горы прячется олень,
Почуяв гнет нависшей тучи…
А за вершиною Море`,
И под горой, и на горе,
И вдоль полей, нахмурясь дико,
Заснула стража Амалика,
А там, за ними, по холмам
Шатры раскинул Мадиам…
И звяк, и молв, и конский топот
Слились в один невнятный ропот…
Но сон слетает на шатры,
И гаснут яркие костры.
 

V.

 
Раздался гром глухим ударом…
Звук медных труб рассек поля –
Вздрогнула сонная земля
И озарилася пожаром…
Грозой пронесся мощный крик:
«Меч Богу сил и Гедеону!..»
И встал средь ужасу и стону
И Мадиам, и Амалик…
Смятенье… Шум… Несутся кони.
Визжат мечи, тупясь о брони…
Туманит скорбь врагам глаза,
И, ошалелый в ночь от страху,
Брат брата бьет мечом с размаху…
Еще удар… Еще гроза…
И дрогнул враг, и до рассвета
Бежал к пустыням Вифасетта…
А утром, солнце – лишь взошло –
Багряным светом облило
Запасов брошенные груды,
Оружья, ткани и сосуды,
И под конем пронзенный труп
Меж киннамонами степными,
И ряд застывших, мертвых групп,
И стаю коршунов над ними…
 

VI.

 
Ликует радостно народ
С возвратом древнего закона,
И громко славит Гедеона,
И уж царем своим зовет,
И в дань несет кошницы дани…
Но вождь, отбросив гордый меч,
Простер к народу в страхе длани…
Народ замолк… И льется речь:
«О, нет!.. Да узрят же потомки
Родной страны одни обломки,
Когда воссядет хоть один
Над нами дерзкий властелин!..
Не ты ль, народ, из рода в роды
Пред Богом был – народ свободы?..
Из века в век, среди тревог,
И в мирный день, и пред врагами –
Над нами царь – единый Бог!..
И Бог да царствует над нами!»
 

ИСПЫТАНИЕ ХРАБРЕЦОВ. КНИГА СУДЕЙ ИЗРАИЛЕВЫХ, ГЛ. 7, СТ. 5. Он привел народ к воде. И сказал Господь Гедеону: кто будет лакать воду языком своим, как лакает пес, того ставь особо.

БЕГСТВО МАДИАНИТЯН. КНИГА СУДЕЙ ИЗРАИЛЕВЫХ, ГЛ. 7, СТ. 20. И затрубили все три отряда трубами, и разбили кувшины, и держали в левой руке своей светильники, а в правой руке трубы, и трубили, и кричали: «меч Господа и Гедеона!»

Скала семидесяти
К. Льдов

 
Исчадье пламенных начал,
Лукавый гений навещал
В ночи шатер Авимелеха
И тайным грезам отвечал,
Как искушающее эхо.
 
 
Он говорил ему: «Судьба
Несправедлива и слепа!
Дитя мечты и произвола,
Она склонится, как раба,
К ступеням нового престола.
 
 
Ты от наложницы рожден,
Но твой родитель Гедеон
Отверг венец самодержавный:
Израиль им освобожден
В борьбе жестокой и неравной!
 
 
Чуждаясь матери твоей,
Он семь десятков сыновей
Родил от жен сластолюбивых…
Восстань на гордых и развей,
Как пыль, твердыни нечестивых!
 
 
Ты будешь славен и велик!..
Низвергнув семьдесят владык,
Ты возвратишь стране свободу
И юных сил своих родник
Отдашь спасенному народу…
 
 
Роса ложится на траву…
Восстань от сна и наяву
Не верь мирскому суесловью:
Пути к земному торжеству
Дымятся жертвенною кровью!»
 
 
И совершил Авимелех,
Как небеса, великий грех:
Наемных рук слепая сила
Пленила семьдесят и всех
По воле брата умертвила…
 
 
Ты победил, внушитель зла!
Твоя мечта превозмогла,
Твой дух скорбящий веселится:
В степи кровавая скала,
Как жертва Каина, дымится…
 

ИЗБИЕНИЕ СЫНОВЕЙ ИЕРОВААЛОВЫХ. КНИГА СУДЕЙ ИЗРАИЛЕВЫХ, ГЛ. 9, СТ. 5. И пришел он в дом отца своего в Офру и убил братьев своих, семьдесят сынов Иеровааловых, на одном камне.

Авимелех
К. Льдов

 
Братоубийца воцарился,
Но, волю Божию творя,
Сихем преступный ополчился
На осужденного царя.
 
 
Кипит раздор… Тевец крамольный
Авимелехом разорен,
В одной лишь башне наугольной –
Спасенье воинов и жен.
 
 
Но царь нарубит сучьев кедра –
Жестокий гнев бушует в нем, –
Он в неприятельские недра
Проникнет с дымом и огнем!
 
 
Несут смолистые вязанки:
Авимелех спалит врагов!..
И вдруг из рук израильтянки
Скатился мельничный жернов.
 
 
Десницей женской Иегова
Братоубийцу поразил…
Душа его предстать готова
На грозный суд пред Богом сил:
 
 
«Я умираю… Смерть склонилась
И смотрит сумрачно в глаза…
О, как нежданно разразилась
Неумолимая гроза!
 
 
Но пусть… Мой дух неукротимый
Стоит бесстрашно у межи…
Оруженосец мой любимый,
Широкий меч свой обнажи!
 
 
Пронзи меня!.. Пусть черной тучей
Затмится взор! Руби сплеча!..
Смотри, народ: твой царь могучий
Погиб, как воин, от меча!»
 

СМЕРТЬ АВИМЕЛЕХА. КНИГА СУДЕЙ ИЗРАИЛЕВЫХ, ГЛ. 9, СТ. 54. …тотчас призвал отрока, оруженосца своего, и сказал ему: обнажи меч твой и умертви меня, чтобы не сказали обо мне: «женщина убила его».

Дочь Иеффая
С. Фруг

I.

 
Два раза всходила заря золотая
Над спящей безмолвной землею,
Леса и поля пробуждались, блистая
Душистой алмазной росою.
 
 
Два раза палящим полуденным зноем
Леса и поля обливались,
И дважды прибрежные скалы прибоем
Холодной волны затоплялись…
 
 
И дважды свирели пастушек звучали
Под гул отдаленного стада.
Вечерние звездочки кротко мерцали,
И веяла ночи прохлада…
 
 
А в мрачных полях Ароера кипела
Все та же борьба роковая,
Как львы разъяренные, буйно и смело
Стремились войска Иеффая.
 
 
Он шел перед ними. Грозою дышали
Его боевые знамена.
Два дня перед силой могучей стояли –
И рухнули рати Аммона.
 
 
Их трупы на мрачных полях громоздятся,
Вожди их поникли в печали,
Их башни разбиты, их села дымятся,
Посады пустынею стали…
 
 
Погасла заря. На кровавое поле
Спускается ночь голубая,
И с пляской и пеньем пирует на воле
Победная рать Иеффая…
 
 

II.

Под пышным шатром, на коврах разноцветных
Израильский вождь отдыхает;
На светлом челе и во взорах приветных
Сознанье победы сияет…
 
 
Изгнанник забытый – пред робкой толпою
Подъемлет он посох державный;
В кругу полководцев спокойной стопою
Он шествует, гордый и славный…
 
 
Окончена битва. Когда загорится
Заря над уснувшей землею,
С добычей к пределам родным возвратится
Он с ратью своей боевою…
Под сенью родною спит дочь Иеффая…
Прекрасные очи закрыты…
Спокойно колышется грудь молодая,
И пышут румянцем ланиты…
 
 
В тенистом саду, по кустам благовонным
Поют соловьи пред зарею
Из темного стойла к полянам зеленым
Верблюдицы вышли чредою,
 
 
За ними – отары, с веселым блеяньем
Дорожную пыль подымая…
Лучистою радостью, гордым сознаньем
Заискрился взор Иеффая.
 
 
И, тихо склонившись, он шепчет молитву:
«Господь мой, твердыня святая!
Ты шел предо мною, Ты вел меня в битву,
Отвагой мой дух укрепляя.
 
 
Мой меч закалил Ты под молнией жгучей,
Мой щит оковал Ты грозою,
От вражьего взора скрывал меня тучей –
И рухнул мой враг пред Тобою!
 
 
Звездой незакатной победа мне светит…
Внемли ж мне, Владыка вселенной!
Пусть то, что нас первым на родине встретит,
Взойдет на алтарь Твой священный.
 
 
И пусть в заповедном дыму всесожженья,
К надзвездному трону взлетая,
Раба твоего вознесутся моленья,
Господь мой, твердыня святая!..
Снимите шатры и – в дорогу!»
 

III.

 
Туманом
Клубятся поляны степные.
Верблюды и кони идут караваном
С добычей в пределы родные.
 
 
И шумно в раздолье синеющей степи
Течет боевая дружина…
Звенят и сверкают запястья и цепи
На смуглой груди бедуина.
 
 
Тимпаны и трубы гремят над полями,
И взрывы веселого смеха
Гремучими, гулкими льются волнами,
Будя отдаленное эхо…
 
 
Пред шумной дружиною, пестрой толпою
Блестящих вельмож окруженный,
На белом коне с золотою уздою
Виднеется вождь непреклонный.
 
 
Кипучим весельем кипят его очи,
И щеки румяные рдеют…
В таинственном мраке бледнеющей ночи
Уж горы родные чернеют…
 
 
«Живее! – кричит он. – Живее, родные!
Гремите, раскатные хоры!
Привет вам, луга и поля золотые!
Привет вам, Ливанские горы!..»
 

IV.

 
Туман поднялся над землей пробужденной,
Полнеба залито зарею…
Чьи крики несутся из рощи зеленой?
Чьи песни звучат над горою?
 
 
Зачем побледнел победитель?.. О горе!
То дочь его, дочь дорогая!..
К нему она первая вышла… В просторе
Звучит ее песня живая…
 
 
К отцу простирает она свои руки…
За гриву коня ухватилась…
И криком отчаянья, ужаса, муки
Широкая степь огласилась:
 
 
«Обратно, дитя мое!.. Боже, ужели
Ей жертвою быть?! Замолчите!
Разбейте тимпаны, разбейте свирели,
Рыдайте во прахе, вопите!
 
 
Я дочь свою… дочь я веду на закланье,
Невинную кровь проливая
За вашу победу… Я дал обещанье…
О дочь моя, дочь дорогая!..»
 
 
Он пал к ней на грудь и с безумной тоскою
Целует ее и рыдает…
Но, тихо его отстраняя рукою,
Отцу она так отвечает:
 
 
«Отец мой! Зачем ты мне не дал спокойно
Пропеть тебе ныне по праву
Ту песню, которой венчают достойно
Героя бессмертную славу?..
 
 
Хвала тебе, слава, отец мой! Высоко
И ярко горит над тобою
Святой благодати всезрящее око…
Хвала тебе, слава герою!
 
 
Гремите, тимпаны, свирели, киноры!
Шумите, леса и дубравы!
Склонитесь главами, Ливанские горы,
Пред мужем победы и славы!
 
 
Пролейтесь, Кедрона холодные воды,
Живительной, свежею влагой
На грудь ратоборца народной свободы,
На меч, закаленный отвагой!
 
 
Да будут вовеки кипеть песнопенья,
И громко, от края до края,
Да славят грядущих веков поколенья
Святые дела Иеффая!»
 
 
Так пела она, и, в тимпан ударяя,
Подруги ей вторили хором.
И звонко катилась их песня живая
Над мрачным, пустынным простором.
 

V.

 
И снова к отцу она речь обратила,
Восторгом глаза ее блещут;
Кипучая радость и юная сила
В устах ее свежих трепещут:
«Отец! Я одна у тебя, но одна ли
Я дочь у народа родного?
Уста твои в жертву меня обещали –
Да будет! Отец, я готова!
 
 
Умру не рабыней, но гордой, свободной!
Я жизни своей не жалею:
Что жизнь моя значит пред долей народной?
Что смерть моя значит пред нею!
 
 
Отец мой! Ты всех ли приводишь обратно,
Кого уводил ты с собою?
Одна ли погублена жизнь безвозвратно
Горячей, жестокой борьбою?
 
 
Один ли отец будет плакать о сыне
И мать ли одна возрыдает?
Там сотни лежат на кровавой долине!
Их звери степные терзают,
 
 
По темным оврагам, по дернам колючим
Разносят их трупы немые…
И в них ведь к блаженству порывом кипучим
Пылали сердца молодые…
 
 
Спокойно, беспечно они устремляли
Свой взор на грядущие годы!..
Их тысячи бились, и сотни их пали
В защиту народной свободы!..
 
 
Так дай же, отец, умереть мне свободной…
Я жизни своей не жалею:
Что жизнь моя значит пред долей народной?
Что смерть моя значит пред нею!..
 
 
Гремите же, бубны, тимпаны, киноры!
Шумите, леса и дубравы!
Склоните вершины, Ливанские горы,
Пред мужем победы и славы!
 
 
Да будут вовеки звучать песнопенья,
И громко, от края до края,
Далеких, грядущих времен поколенья
Да славят дела Иеффая!..»
 

VI.

 
Два месяца стонам и песням печальным
Дубравы и горы внимали –
То дочь Иеффая с приветом прощальным
И с нею подруги блуждали
 
 
По рощам, долинам и пажитям Това…
И дочь к Иеффаю явилась
И кротко сказала: «Отец, я готова!»
Алтарь задымился…
Свершилось…
 

ДОЧЬ ИЕФФАЯ. КНИГА СУДЕЙ ИЗРАИЛЕВЫХ, ГЛ. 11, СТ. 34. И пришел Иеффай в Массифу в дом свой, и вот, дочь его выходит навстречу ему с тимпанами и ликами…

СКОРБЬ ДОЧЕРИ ИЕФФАЯ. КНИГА СУДЕЙ ИЗРАИЛЕВЫХ, ГЛ. 11, СТ. 38. Она пошла с подругами своими и оплакивала девство свое в горах.

Самсон
С. Фруг

I.

 
Растерзанный лев за Фимнафской дубравой…
Спаленные нивы, и трупы врагов,
И гул, и смятение битвы кровавой
В ущельях Етама, и груды цветов,
И гимны герою, венчанному славой,
И песни, и крики победы кругом –
Все кажется смутным и сумрачным сном.
Напрасно в раздолье синеющей степи,
Где волей дышала могучая грудь,
Он рвется душою, чтоб волей дохнуть,
Напрасно он рвет непослушные цепи
И двери темничной тяжелый затвор,
Напрасно!.. Навеки потух его взор,
В темнице угрюмой, во мраке могильном
Умрет он рабом, одиноким, бессильным.
А радость былая, как солнечный луч,
Проникший в просветы редеющих туч,
Играя на листьях увядшей осины,
В душе воскресает, и светлой чредой
Утраченной воли живые картины
Рисуются в мраке темницы глухой.
 
 
Он видит ребенка с головкой кудрявой.
Скрываясь в тени виноградных кустов,
Малютка следит за полетом орлов
Над серой скалою, поросшей дубравой.
Вот меткая ручка пращу подняла,
Пытливый глазок нетерпеньем сверкает…
Малютка, скорее! Орлы улетают!..
Но камушек взвизгнул, летит, как стрела…
Мгновенье – и труп молодого орла,
Цепляясь за ветви, в траву упадает…
 
 
Он юношу видит. На быстром коне
Он мчится по голой, бесплодной равнине.
Гроза собралась и гремит на вершине,
И вихри кружат по песчаной пустыне…
Скорее же, всадник, с равнины степной
В шатер свой надежный, в приют свой родной!
Но отрок на тучи свой взор поднимает,
Движением быстрым коня осаждает,
Повязку сорвал с головы, и, в упор
Кипучему вихрю свой бег направляя,
Широко объятья свои он простер,
Как будто с грозою союз заключая,
Как друга, к груди прижимая ее
И в буре, и в ветре холодном купая
Горячее, буйное сердце свое…
 
 
И видит он битвы, набеги ночные…
Шатры бедуинов… Ночные огни,
Как звезды во мраке, – сверкают они.
Вот конница мчится… Слоны боевые,
В железных нагрудниках, пестрых коврах,
Стрелковые башни несут на спинах.
И вождь перед ними. Широкое знамя
В руке его веет. Кипучее пламя
Сверкает во взорах… Как раненый зверь…
 
 
Но грезы исчезли… Он вздрогнул, внимает:
К дверям его кто-то шаги направляет;
Вот звякнул затвор, открывается дверь,
Тюремщик угрюмый с лучиною входит;
Кругом озираясь, он стражу зовет,
На узника новые цепи кладет
И молча его из темницы уводит.
Куда?..
 

II.

 
На твердыне гранитных столпов
Красуется капище бога Дагона.
Узорные ткани парчи и виссона,
Повитые пуками пестрых цветов,
Нависли над храмом живыми шатрами,
Сверкая в сиянье вечерней зари.
А в капище ярко горят алтари;
В душистом дыму от курильниц толпами
Теснится народ, и звучат, и гремят
Веселые песни, и кубки звенят,
И влага хмельная кипит и сверкает.
То праздник победы над павшим врагом
Во храме Дагона газийцы справляют.
И крики, и хохот, и песни кругом…
«Где ж пленник? – в толпе голоса восклицают. –
Где муж твой, Далида? Пускай он придет!
Пусть вместе он с нами смеется и пьет,
Пусть нам о победах своих он расскажет
И силу руки своей чудной покажет.
Введите его: он наш пир усладит…»
 
 
Поруган, осмеян безумной толпою,
Склонясь на колена усталой главою,
Внизу, под колоннами, узник сидит.
Заря, догорая в сиянье огнистом,
С последним приветом лучом золотистым
Играет на бледном, унылом челе,
На веждах угрюмых Самсона.
Безмолвно сидит он – ни вздоха, ни стона;
И призрачно-дик его вид в полумгле.
Он только украдкой с глубокой тоскою
Поднимет главу и дрожащей рукою
Как будто во мраке кому-то грозит…
А там, наверху, из просветов оконных
Сверкают огни алтарей золоченых;
И песни несутся, и хохот звучит,
И пир безмятежный кипит и кипит…
 
 
Заря уж погасла… Звезда за звездою
Выходят из мрака лучистой чредою,
И месяц верхушки садов серебрит;
Из темных аллей задремавшего сада
Струями душистыми веет прохлада;
Кусты неподвижны, и озеро спит,
А пир наверху все кипит и кипит.
То праздник победы газийцы справляют.
Им можно спокойно и пить, и плясать:
Их враг – о, напрасно он цепи терзает,
Напрасно на помощь богов призывает, –
Прозреть ли ослепшему? Мертвому ль встать?..
Кипи же, кипи, искрометная чаша!
Свети нам, звезда незакатная наша!..
 
 
Газийцы! Не рано ль победу справлять?
Не рано ль, птенцы, за орлами летите?
Не искру ль, блеснувшую ночью вдали,
Своей незакатной звездой вы сочли?..
Взгляните!.. Ваш пленник… Безумцы! Взгляните:
Он пал на колена, трепещут уста
И шепчут молитву. Светла и чиста
Несется мольба его к небу ночному…
Не к вашим богам и не с рабской мольбой
Взывает из праха ваш пленник слепой.
Иную молитву и к Богу иному
Он шлет… О, взгляните: он вздрогнул, встает,
Встает, как архангел над мрачной могилой,
Оковы, как лен прогоревший, он рвет…
Уж новой, неведомой, чудною силой
Кипит его сердце. «Господь! – он зовет. –
Господь! Укрепи меня в это мгновенье!
Воззри на раба и услышь его глас!
Ушла моя сила, и взор мой угас,
Но дух мой воззвал Ты на славное мщенье,
Господь! Помоги же!..»
И в мрамор колонн
Всей грудью своей упирается он
Сильней и сильнее!..
Во храме Дагона
Шел пир безмятежный. Средь гула и звона
Толпа ликовала. Раскатно вокруг
И песни, и хохот веселый гремели,
Дымились курильницы, кубки звенели,
Толпа ликовала, шумела… И вдруг –
Все рухнуло! Все – алтари, пьедесталы,
Пилястры, карнизы, колонны, порталы
И бог златорогий с высот алтарей,
И жрец его с кубком веселого пира,
И дева, к подножью немого кумира
Манившая отрока лаской своей,
И старцы, и дети… Одно лишь мгновенье –
И ночь огласили проклятье и стон…
 
 
Так быстро свершилось последнее мщенье,
Так умер Самсон!..
 

ЮНОША САМСОН И ЛЕВ. КНИГА СУДЕЙ ИЗРАИЛЕВЫХ, ГЛ. 14, СТ. 6. И сошел на него Дух Господень, и он растерзал льва как козленка; а в руке у него ничего не было.

САМСОН И ФИЛИСТИМЛЯНЕ. КНИГА СУДЕЙ ИЗРАИЛЕВЫХ, ГЛ. 15, СТ. 15. Нашел он свежую ослиную челюсть и, протянув руку свою, взял ее, и убил ею тысячу человек.

Сампсон
Н. Языков

 
На праздник стеклися в божницу Дагона
Народ и князья Филистимской земли,
Себе на потеху они и Сампсона
В оковах туда привели.
 
 
И шумно ликуют. Душа в нем уныла,
Он думает думу: давно ли жила,
Кипела в нем дивная, страшная сила,
Израиля честь и хвала!
 
 
Давно ли, дрожа и бледнея, толпами
Враги перед ним повергались во прах
И львиную пасть раздирал он руками,
Ворота носил на плечах!
 
 
Его соблазнили Далиды прекрасной
Коварные ласки, сверканье очей,
И пышное лоно, и звук любострастный
Пленительных женских речей;
 
 
В объятиях неги его усыпила
Далида и кудри остригла ему, –
Зане в них была его дивная сила,
Какой не дано никому!
 
 
И Бога забыл он, и падшего взяли
Сампсона враги, и лишили очей,
И грозные руки ему заковали
В медяную тяжесть цепей.
 
 
Жестоко поруган и презрен, томился
В темнице и мельницу двигал Сампсон;
Но выросли кудри его, но смирился
И Богу покаялся он.
 
 
На праздник Дагона его из темницы
Враги привели, – и потеха он им!
И старый, и малый, и жены-блудницы,
Ликуя, смеются над ним.
 
 
Безумные! Бросьте свое ликованье!
Не смейтесь, смотрите, душа в нем кипит:
Несносно ему от врагов поруганье,
Он гибелью вам отомстит!
 
 
Незрячие очи он к небу возводит,
И зыблется грудь его, гневом полна;
Он слышит: бывалая сила в нем бродит,
Могучи его рамена.
 
 
«О, дай мне погибнуть с моими врагами!
Внемли, о мой Боже, последней мольбе
Сампсона!» – И крепко схватил он руками
Столбы и позвал их к себе.
 
 
И вдруг оглянулись враги на Сампсона,
И страхом и трепетом обдало их,
И пала божница… И праздник Дагона
Под грудой развалин утих…
 

САМСОН УНОСИТ ВОРОТА ГАЗЫ КНИГА СУДЕЙ ИЗРАИЛЕВЫХ, ГЛ. 16, СТ. 3. …схватил двери городских ворот с обоими косяками, поднял их вместе с запором, положил на плечи свои и отнес их на вершину горы.

Сампсон
Л. Мей

 
«Не любишь ты меня! – Сампсону говорила,
Змеей вокруг него обвившися, Далила. –
Не любишь ты меня, обманщик, мой еврей:
Таишься от меня – в чем мощь твоя и сила?»
И филистимлянке признался назарей:
«Силен обетом я: не стричь моих кудрей».
И, золотом врагов его заране
Подкуплена, коварная краса
Атлету сонному остригла волоса
И крикнула:
«Сампсон, вставай – филистимляне!»
От ложа страстного воспрянул назарей,
Как лев, но уж без ней, без прежней львиной мочи…
И вот поникнул он под тяжестью цепей,
И погасил ему нож филистимский очи,
И с торжеством был взят в позорный плен Сампсон
И жерновами хлеб молоть был обречен
На радость злобную и Тира и Сидона.
Но дни, недели, месяцы прошли,
И снова волосы густые отросли
И пали на плеча широкие Сампсона…
 
 
Справлялся праздник грозного Дагона.
Жрецы, с молитвой жертвенной, с зари
Цветочной вязию обвили алтари,
И мягкорунные овны пред алтарями
Склонялися извитыми рогами,
И из курильниц вверх вздымался фимиам:
И в солнечных лучах горел и таял храм…
В алмазах, в жемчугах, в парче и в багрянице,
Соперницы самой божественной деннице,
На кровле храмовой, все – ко цветку цветок,
Сплелись красавицы в один сплошной венок, –
И в каждой молодой и пламенной зенице
Стрелой грозил любви неодолимый бог…
Раздольный пир жрецам!.. Их набожная паства
Превозошла себя: причудливые яства
Едва-едва столов не ломят под собой,
И бьет вино кипучею струей
Через края сосудов… И, хмелея
От возлияний жертвенных, жрецы
Кричат соборне:
«Архонты-отцы,
Велите привести нам пленного еврея,
Да песнею своей возрадует нас он!..»
 
 
И в храм был приведен в цепях слепой Сампсон
И молвил отроку-вожатаю:
«Где он,
Где столп, что капища подпорой утвержден?»
И отрок указал подпорный столп Сампсону,
И ощупью нашел слепой атлет колонну…
И мышцы у него тревожно напряглись…
А с кровли храмовой торжественно неслись
Победоносные насмешки назарею:
«Спой, как Господь поведал Моисею –
Чрез море Чермное, в стенах послушных вод
Провесть, как посуху, израильский народ,
И как святой пророк, от громоносной дали
Спустившись вниз, разбил заветные скрижали
И с ними сокрушил божественный закон,
Затем, что вкруг тельца златого заплясали
Еврейки и он сам, их пастырь, Аарон!..
Да спой уж кстати нам, как у кого-то силу
Наш грозный бог Дагон потратил на Далилу,
И под ножом глаза, могучему, ему
Астартэ обрекла на вечный мрак и тьму!
Спой нам свои псалмы священные, покуда
С тобой не сбудется израильского чуда!»
 
 
И ото всей души провозгласил слепец:
«Днесь сыну Твоему поможешь Ты, Отец!»
 
 
И обнятой гранит прижал к себе до лона,
И капище потряс с конца он и в конец,
И разлетелася гранитная колонна,
И кровля вслед за ней… И рухнул храм Дагона,
Собою задавив всех бывших и Сампсона…
 
 
Ты, умственный атлет гремучих наших дней,
Певец, и ты силён как ветхий назарей:
Ты так же смел и горд пред силою земною
И так же слаб, как он, пред всякой красотою…
Но если б ты погиб и духом изнемог,
Но если бы тебя коварно усыпили,
И предали тебя врагам, и ослепили
О!.. За тебя тогда заступится сам Бог, –
И за тебя, за нового Сампсона,
Во прахе разгромит все капище Дагона.
 

САМСОН И ДАЛИЛА. КНИГА СУДЕЙ ИЗРАИЛЕВЫХ, ГЛ. 16, СТ. 17. И он открыл ей все сердце свое, и сказал ей: бритва не касалась головы моей, ибо я назорей Божий от чрева матери моей, если же остричь меня, то отступит от меня сила моя…

СМЕРТЬ САМСОНА. КНИГА СУДЕЙ ИЗРАИЛЕВЫХ, ГЛ. 16, СТ. 30. И уперся всею силою, и обрушился дом на владельцев и на весь народ, бывший в нем.