Текст книги "Страхослов (сборник)"

– А есть шанс, что над нами смилостивятся? – спросила девушка в ацтекском головном уборе.

– Конечно же, нет. Но мольбы, крики и плач развлекают некоторых членов Алого Круга. И раздражают других, которым просто хочется поглазеть на представление. Но многие только рады оттянуть мгновение услады. Кто знает, быть может, они проявят largesse[152]152
  Щедрость (фр.).


[Закрыть] к вашим близким, если вы хорошенько их попросите. Вы здесь, чтобы вернуть долг семьи, не так ли, Нини?[153]153
  Нини – актриса в кабаре на Монмартре, персонаж фильма «Французский канкан» Жана Ренуара (1894–1979).


[Закрыть]

Принцесса ацтеков, которой была уготована роль жертвы, кивнула.

– Следуйте своим инстинктам. Я уверен, вас ждет триумф. И ваш папенька будет спасен от позора.

Кэйт даже в голову не пришло, что кто-то мог намеренно передать себя во власть Гиньоля. Очевидно, все можно купить. Чем больше она узнавала об этом кровавом деле, тем страшнее оно казалось.

Старуха упала на колени, смяв платье, и запричитала, брызгая слюной. Морфо рывком поднял ее на ноги и, влепив пощечину, заставил замолчать. Подошла Малита с пуховкой и пудрой и начала восстанавливать испортившийся грим.

Султан повесил ружье за спину и принялся карабкаться по веревке под потолок над сценой – ловко, точно настоящая горилла.

Быть может, ей удастся сбежать, если она погонится за ним? Нет, не в этой ужасной обуви.

Подняв голову, Кэйт увидела, что Султан устроился в переплетении веревок и блоков. Достав ружье, он направил дуло в сторону сцены и, посмотрев на Кэйт, обнажил губы в ухмылке – фальшивые губы под маской, повторявшей его мимику. Да, то был человек-горилла многих талантов: чревовещатель, похититель женщин, акробат, меткий стрелок…

Пока Султан сидит там, нет никакого смысла предпринимать попытки к бегству.

Едва ли удастся и заручиться поддержкой других актеров. Кэйт не знала, кто еще пришел сюда добровольно, как Старый Солдат и Нини. Большинство же тех, кого принудили выступать на этой сцене, как Жанно-у-Гримерки или Герцогиня, были не в том состоянии, чтобы помочь Кэйт – или самим себе. Сироток – одну девочку нарядили в костюм рыбки, а вторую летучей мыши – явно морили голодом.

При таком положении вещей Кэйт разве что могла рассчитывать хотя бы перед смертью получит ответы на интересовавшие ее вопросы.

Она подняла руку, как на пресс-конференции.

– Мисс… э-э… Рид, верно? – откликнулся Орлофф. – Чем могу помочь?

– Если не принимать во внимание тот очевидный факт, что у меня нет ни малейшего желания участвовать в представлении, могу я хотя бы полюбопытствовать… зачем все это?

– Не понимаю. Что именно?

– Все. Это après-minuit, Алый Круг, ваши зрители – которых, могу поспорить, я готова перечислить поименно. Зачем все это?

Доктор Орлофф озадаченно посмотрел на нее. Неужели никто раньше не задавался этим вопросом?

– Полагаю, я могу просветить нашу гостью, – сказал кто-то за ее спиной, слегка повысив голос.

Оглянувшись, Кэйт увидела Жоржа Дю Руа.

Журналист и политик нарядился, точно пришел в оперу: цилиндр, костюм, на пальцах и булавке для галстука поблескивали драгоценности. Когда-то именно его ставшая притчей во языцех красота помогла Дю Руа войти в круги высшего общества – флиртуя в салонах, он обеспечивал материалом колонку сплетен, благодаря которой стал известен. С возрастом он немного располнел, но сохранил гладкую кожу и яркий цвет глаз. Он красил усы и укладывал их воском.

Кэйт прошла бы мимо него на улице и не заметила – и все же он-то и оказался настоящим монстром. Это пухлощекое розовое личико было его маской.

Дю Руа вел на поводке Гиньоля – тот шел на четвереньках, как охотничий пес.

– Признаю́, – сказал Дю Руа, – я, как и мои товарищи по Алому Кругу, испытываю зависимость. Да, мы знатоки таких радостей, безусловно. Мы привередливы – этого у нас не отнимешь. Мы разборчивы, конечно. Но мы зависимы от этих радостей, как наркоманы. Нам нужно то, что нам нужно. Мы должны заполучить это. Обязаны. Если уж мы сами не можем участвовать, мы должны хотя бы смотреть. Ведь это наибольшая, пусть и тайная, услада всего человечества, знаете ли.

– Убийство?

– Можно назвать это и так… но, право же, какое банальное слово. Убийство безыскусно. Люди могут застрелить или заколоть друг друга – во время ссоры или просто так, без причины. Дуэли, заказные убийства, несчастные случаи… Смерть наступает слишком быстро, ее не смакуют, ею не наслаждаются.

– Все это из-за Кровавой недели?

Дю Руа задумчиво взглянул на нее.

– Ну конечно. У некоторых из нас такие наклонности проявились раньше… во время осады Парижа, когда слонов в зоопарке забивали на еду… или на поле боя… или еще в школе. Мы трепетно застывали, останавливаясь у края дозволенного, не доходя до познания своей истинной сущности. Мы удовлетворяли свои потребности – но способом куда менее пикантным, чем нужный нам. А в ту славную великую неделю, в те великолепные дни мы в полной мере познали, что нам нужно. То было подлинное откровение. Наслаждение в избытке, дорогая моя. В избытке! Пиршество смерти! Оргия кровопролития. Убийство за убийством, резня за резней! Утонченнейшее искусство смерти…

Теперь Кэйт понимала, почему Клара Ватсон предала ее ради членства в Алом Круге.

– Вы просто… безумны. Безумны и богаты притом. Ужаснейшее сочетание.

Дю Руа улыбнулся, обнажив безукоризненные белоснежные зубы.

– Критиковать каждый может.

– Вы удовлетворены ответом, мадемуазель Pomme de Terre?[154]154
  Картошка (фр.). Картофельный пирог – национальное ирландское блюдо.


[Закрыть] – осведомился Орлофф. – Вам была дарована великая привилегия – интервью с нашим импресарио. Эксклюзив.

– Сомневаюсь. Он словно отрепетировал эти слова. Мне кажется, он уже говорил это раньше. И ему так же скучно от этого, как и мне.

Орлофф подал знак, и Малита отпустила Кэйт пощечину.

Ирландка сжала кулаки, но затем вспомнила о горилле с заряженным ружьем.

В Театре Ужасов царила необычная тишина. Дю Руа приподнял цилиндр, прощаясь с актерами, и удалился, вручив поводок Гиньоля Морфо. Тот ухмыльнулся, затягивая ошейник, и откуда-то из горла Гиньоля раздалось шипение – воздух прошел через пищик.

Итак, чудовища сцены сменились.

Это уже не представление Гиньоля. Это представление Алого Круга.

Доктор Орлофф выставил актеров на фоне декораций, точно у расстрельной стены. Кэйт в какой-то мере ожидала, что им завяжут глаза, но потом поняла – это было бы проявлением милосердия… а Алый Круг не был склонен к милосердию.

Морфо, Малита и Орлофф остались впереди сцены. Морфо оголил торс, демонстрируя боевые шрамы. Малита и Орлофф надели белые халаты и передники. За кулисами виднелась скамейка с реквизитом – там громоздились молотки, щипцы, ножи, серпы, дубинки, долото и другие пыточные приспособления, которые Кэйт не смогла распознать. Были там и бутылочки с ядом и кислотой. Рядом со скамьей стоял низенький, круглолицый и лысый парень с застывшей улыбкой, готовый в любой момент подать нужный инструмент. Очень профессионально.

Кэйт подумала, не схватить ли бутылку с кислотой, но потом поняла, что в таком случае ее застрелят. Она не сомневалась в том, что мужчина в костюме гориллы был отменным стрелком. И пусть ее быстрая смерть немного омрачит представление, ей будет уже все равно.

Поднялся занавес, вспыхнул свет рамп.

Кэйт слепило глаза, и она различала лишь смутные тени в зале.

Процессия спустилась по проходу и поднялась по ступеням на сцену, разрушая невидимую стену между зрителями и драмой.

Дю Руа вел под руку даму в багровой мантии с капюшоном и вуали.

Наверное, Алый Круг доволен новым участником их группы, подумалось Кэйт. Скорее всего, через год-два Кларе все это надоест, и она всех их отравит. Или же к тому моменту ей представится возможность соблазнить лаборанта в институте изучения экзотических болезней – и для этого убийства она раздобудет какую-нибудь новенькую, невероятно опасную бациллу. Дю Руа уже не будет смотреться таким щеголем, когда его лицо покроется гнойными нарывами.

За Королем и Королевой Ужасов следовали остальные.

Генерал Ассолант явился в полном боевом облачении, на груди у него поблескивали медали и ордена. В этом пространстве фантазий отец Керн произвел себя в кардиналы. Его красная ряса показалась бы слишком уж дорогой даже самому Ришелье. Ее подол волочился по земле, как фата подвенечного платья, и потому ткань придерживали чертики – два обнаженных ребенка, полностью покрытых красной краской. Дети спотыкались – они уже начали задыхаться. На Шарле Прадье была мантия судьи и «черная шапочка» – черный шелковый платок на парике. Такой платок набрасывали на голову английские судьи, вынося смертный приговор, – похоже, Прадье подражал британской моде. Эжен Мортен облачился в костюм придворного, правда, подпоясался триколором. С собой он привел какую-то пьяную проститутку. Белокурая девица хихикала и болтала без умолку, не осознавая всей торжественности мероприятия. Быть может, и ей придется принять участие в представлении? Такую блондиночку столь же легко заменить, как и желтую канарейку Максимилиана.

На всех присутствующих были красные полумаски, скорее по традиции, чем для сокрытия лица.

Слуги в красных ливреях выставили кресла для зрителей прямо на сцене, как можно ближе к месту, где будет проходить представление. К подлокотникам кресел были привинчены подносы, на которых громоздилась всякая снедь и стояли напитки. На каждое сиденье даже положили сложенную театральную программку.

Кэйт хотелось бы взглянуть, что запланировано на этот вечер. Учитывая присутствие несчастных сироток и ацтекской принцессы, едва ли она станет гвоздем программы. Скорее всего, ее поспешно задушат в конце первого акта, а труп бросят в канализацию, пока зрители будут наслаждаться интерлюдией и обмениваться мнениями о том, хорошо ли она сыграла свою роль.

Небольшой оркестр – как и говорилось, у всех музыкантов были завязаны глаза – заиграл отрывок из «Кармен»[155]155
  «Кармен» – опера Жоржа Бизе (1838–1875).


[Закрыть].

Зрители заняли свои места.

Любовница Мортена явно не представляла, что ей предстоит увидеть, – она звонко смеялась и флиртовала со всеми подряд. Остальные оставались напряженными и тихими – они предвкушали. Дю Руа то и дело облизывал губы, точно толстая ящерица. Ассолант сжимал рукоять меча, будто ему хотелось обнажить клинок и изрубить всех, кого он только видел, – Кэйт подумалось, что он вполне может наброситься на актеров. Таким людям недостаточно будет просто смотреть. Керн поставил чертиков на колени перед креслом и опустил на них ноги. Прадье вынул баночку, достал оттуда несколько таблеток, тщательно пересчитал их и запил, сделав глоток из серебристой фляги.

Единственным сюрпризом для Кэйт стала роль Гиньоля. Человек в маске так и остался на поводке у Морфо. Если раньше он был хозяином на этой сцене, то теперь стал марионеткой.

Кэйт увидела кровь, пропитавшую костюм Гиньоля. Его маска погнулась, нос съехал в сторону, словно Гиньоля сильно избили.

Даже в преддверии смерти она пыталась разобраться в происходящем.

Быть может, Гиньоль был невольным участником этого après-minuit? Она видела, что его глаза закрыты, точно он не хотел смотреть на все это.

Морфо привязал поводок к столбу и пнул Гиньоля.

Шоу началось…

Первым выступал Старый Солдат.

Оркестр заиграл марш, и Солдат отсалютовал зрителям оставшейся левой рукой. Он сел на стул и с отрепетированной сноровкой снял левый башмак правой ногой. Куда сложнее был стянуть носок и закатать штанину – та все время сползала.

Блондинка Мортена расхохоталась. Керн повернул голову – только голову, его плечи даже не шевельнулись, как у совы, – и взглядом заставил ее замолчать. Девушка потянулась к фляге. Голова священника вернулась на место, и он махнул рукой: «Продолжайте!» Вторая его рука скользнула под рясу и начала характерно двигаться.

Малита пришла Старому Солдату на помощь и взрезала штанину складным ножом, начав от лодыжки и проведя лезвием чуть выше колена. Ткань легко разошлась. Хотя Солдат явно был инвалидом, нога выглядела здоровой.

– Vive la France! – воскликнул он. – Vive la Republique![156]156
  Да здравствует Франция! Да здравствует Республика! (фр.)


[Закрыть]

Оркестр заиграл «Марсельезу», временами намеренно не попадая в ноты, – для пущего комического эффекта.

Орлофф вручил Старому Солдату пилу, и тот приступил к работе.

Он мужественно подавлял желание завопить и лишь тихонько постанывал и закусил усы, производя аутоампутацию. Кэйт поняла, что вообще-то он был правшой. Левой рукой он действовал неуклюже, и пила все время соскальзывала, не попадая в зияющую рану. Тем не менее Солдат сумел перепилить кость и только потом потерял сознание.

Любовница Мортена закусила костяшки пальцев от ужаса. Мортен взял ее за шиворот, как котенка, и заставил смотреть.

Старый Солдат упал со стула. Из перерезанных вен хлестала кровь.

Кэйт увидела в ране желтоватую кость и белесые хрящи.

Занося топор палача, подошел Морфо.

– Нет, – осадил его Дю Руа. – Он должен быть в сознании.

Доктор Орлофф наложил на рану жгут, чтобы остановить кровотечение, а затем поднос к носу Старого Солдата нюхательную соль.

– Простите… – По его лицу градом катились слезы боли. – Это была… минутная слабость.

Морфо обрушил удар топора. Угол был неудачным, и лезвие не прорубило ногу полностью.

Старый Солдат закричал. И опять принялся просить прощения.

Доктор Орлофф положил размозженное колено на стул – получилась импровизированная колода для рубки мяса. Морфо довершил начатое и, оторвав ногу, швырнул ее в Гиньоля. Тот дернулся, когда ступня отрубленной ноги попала ему в лицо.

Доктор затянул жгут.

Конечно, это была лишь временная мера, но кровотечение остановилось, и Орлофф принялся умело орудовать раскаленным железом, ниткой и иглой.

Заскучавшие зрители начали перешептываться. Музыканты заиграли африканский танец кекуок.

Кровь, заливавшая клеенку, уже подступала к ногам Кэйт. Ее собратья по беде либо пребывали в состоянии шока, либо сошли с ума.

Жизнь Старого Солдата была спасена, и его унесли прочь… Быть может, сейчас он думал о четвертом выступлении в этом представлении, хотя Кэйт не знала, какой еще трюк он смог бы провернуть.

Алый Круг не был особо впечатлен.

Жанно-у-Гримерки, протрезвев, попытался пуститься в бегство. Он поскользнулся на крови, прозвучал выстрел, и пуля пробила ему голову. Бедняга умер мгновенно. Тело дернулось, ноги оторвались от пола, и Жанно, повалившись на окровавленную клеенку, так и остался лежать в неестественной позе.

Послышались жидкие аплодисменты – зрители не оценили этот экспромт.

Малита прикусила губу от разочарования. Наверное, она собиралась потом поразвлечься с этим красавчиком сама.

Запахло порохом, на сцену упала гильза.

Гиньоль потянул за ошейник, пытаясь его ослабить. Шлюшка Мортена потрясенно молчала. Керн застонал от наслаждения. Ассолант возмущенно пробормотал: «Терпеть не могу трусов – всех их нужно расстрелять!» Дю Руа все еще скучал – он ведь сам сказал, что больше не получал удовольствия от обычных убийств.

Человек умер прямо у нее на глазах. Кэйт уже была за гранью ярости и ужаса.

Доктор Орлофф не был столь талантливым конферансье, как Гиньоль. Он занудствовал, запинаясь и хмыкая, и пытался оттянуть время до следующего представления.

Жанно-у-Гримерки сбил его с толку.

Пришлось убирать труп и вытирать лужу крови, а затем посыпать клеенку песком. Все это происходило при зрителях, а Орлофф только суетился.

Дю Руа раздраженно уставился на него. Кэйт подумалось, что актеры, впавшие в немилость Алого Круга, сами устраивают свое последнее блистательное выступление.

Малита выдернула ее из ряда ожидавших бедняг. Одна из сироток ухватилась за юбку Кэйт. Малита замахнулась, намереваясь влепить девочке пощечину, но Кэйт парировала удар и сказала малышке, что все будет хорошо. Ей едва удалось заставить себя произнести эту ложь, язык во рту не поворачивался. Малита подвела ее к скамейке с реквизитом.

Ассистент продемонстрировал ей нож и воткнул острие себе в ладонь. Лезвие скользнуло в рукоять. Затем он передал бутафорский нож Кэйт. Сумеет ли она как-то воспользоваться лезвием? Малита нетерпеливо показала ей, как спрятать оружие в сапог.

– В духе Монмартра, мы представляем знаменитый танец апашей! – провозгласил Орлофф. – Исполнят его звезда нашего театра Морфо и приглашенная гостья… мисс Кэтрин Рид из Дублина.

Так вот почему ее переодели французской уличной шлюхой.

Оркестр заиграл вальс из балета «Бабочки».

Малита вытолкала Кэйт на сцену. Морфо уже ждал. Одноглазый громила теперь нарядился в облегающую полосатую рубашку и красный шейный платок, в уголке рта – сигарета. Его щеки украшали красные и желтые полосы – индейская боевая раскраска, будто он был одновременно и апачем, и апашем.

Недавно Кэйт видела это представление – грубый танец-драка, при котором сутенер гоняет свою проститутку, чередуя шлепки и пинки с поцелуями. Но Кэйт, учитывая интересы Алого Круга, предполагала, что драка вовсе не будет постановочной и смягчать удары никто не собирается. Да и мысль о том, что ее поцелует Морфо, не казалась особо приятной.

Неудивительно, что ей дали бутафорский нож, которым никого не ранишь.

Морфо принял странную позу матадора: кулаки уперты в бока, таз вперед, грудь колесом, сам приподнялся на цыпочки. Он искоса взглянул на Кэйт единственным глазом. Чувствовалось в этой павлиньей позе какое-то тщеславное самолюбование.

Только теперь, когда Гиньоль был связан, Морфо стал истинной звездой сцены.

– Танцуй, девочка, – шепнула ей на ухо Малита. – Не разочаруй их, иначе они отомстят твоей семье.

Она толкнула Кэйт к Морфо.

Кэйт упала к нему на грудь, и Морфо схватил ее за волосы. Боль быстро привела ее в чувство.

Рваный мотивчик все длился – Оффенбах не предусматривал таких пауз! – а Кэйт волокли по сцене. Она сопротивлялась, но Морфо был силен и уже исполнял этот номер раньше. Он отпустил ее и сильно ударил по лицу. Еще пара таких ударов – и у нее сломается шея.

Кэйт попыталась пнуть его в голень. Должны же эти дурацкие сапожки хоть как-то ей пригодиться!

Морфо ловко увернулся и она, поскользнувшись на еще влажной клеенке, упала, оцарапав голое бедро. Он пнул Кэйт башмаком под ребра, и она перекатилась на другой бок, стараясь не обращать внимания на боль.

С такими темпами ее дебют вскоре завершится.

Схватив женщину за руки, Морфо рывком поставил ее на ноги, поднял над головой и закружил в воздухе. У Кэйт перед глазами все поплыло, в голове помутилось.

Вверху, на веревках под потолком, она увидела Султана. Дуло ружья медленно поворачивалось – он целился Кэйт в голову…

…а над ним вдруг возникла черная тень, очертаниями напоминавшая летучую мышь. Веревочная петля обхватила горло Султана. Пенджабская удавка!

Кэйт едва успела увидеть все это, но и одного взгляда было достаточно. Ее не бросили на произвол судьбы.

Ангел приглядывал за ней – буквально…

…и все же ей хотелось бы, чтобы месье Эрик появился на сцене чуть раньше.

Теперь предстояло лишь пережить это pas de deux[157]157
  Па-де-де (фр.) – балетный парный танец.


[Закрыть], чтобы ее не убили в процессе.

Морфо перехватил ее за руку и лодыжку и закружил над сценой. Волосы растрепались и трепетали, точно знамя на ветру. Мимо проносилась панорама, все быстрее и быстрее.

Алый Круг. Оркестр. Скамейка с реквизитом. Работники сцены. Привязанный к столбу Гиньоль. Черная пропасть зала. Забрызганные кровью декорации с пасторалью. Ждущие своей участи жертвы.

Кэйт пыталась смотреть на потолок.

Морфо отпустил ее и отбросил в сторону. Кэйт покатилась по сцене, оцарапав бок и порвав костюм. Шаль развязалась. Наконец Кэйт остановилась.

То было мгновение передышки.

Наверху, на бешено раскачивавшемся переплетении веревок, Султан в костюме гориллы дрался с так ни кем и не замеченной стройной тенью в плаще и белой маске. Тень обрушивала на него всю мощь боевого искусства сават. Месье Эрик вступил в игру.

Морфо насмешливо подозвал Кэйт.

Обычно в этом танце девушка подползала на четвереньках к сутенеру, вымаливая у него наркотики, а затем пыталась ударить его ножом, спрятанным за подвязкой. Но сутенер заламывал дурочке руку, пока та не роняла оружие.

Кэйт достала бутафорский нож из сапога. У лезвия была режущая кромка, но острие притупилось. Что если заклинить пружину?

Но на это не было времени.

Малита пнула ее в спину, и Кэйт покатилась в сторону Морфо.

Мортен, рассмеявшись, захлопал в ладони. Похоже, он был страстным поклонником этого танца. Его блондиночка тоже смотрела точно завороженная.

Если Кэйт попытается всадить в него нож, лезвие не причинит ему вреда.

Не желая умирать на коленях, Кэйт встала и жестом подозвала к себе Морфо, повторяя его движения.

Он достал собственный нож. Лезвие выскочило из рукояти. Это оружие не было бутафорским.

Кэйт позволила себе взглянуть наверх. Удавка месье Эрика затянулась на шее гориллы. Она не осмеливалась смотреть слишком долго, опасаясь, что этим привлечет внимание зрителей к происходящему наверху.

Выдув колечко дыма, Морфо, пританцовывая, направился к Кэйт. Она наотмашь ударила его ножом по лицу, вспоров кожу. Удар был режущим, а не колющим, поэтому лезвие не ушло в рукоять. Царапина была неглубокой, но по щеке громилы заструилась кровь. Охнув, он от неожиданности проглотил тлевший окурок – и закашлялся, задыхаясь и молотя себя в грудь. Вот теперь Кэйт представилась возможность как следует огреть его по голени.

Зрители вновь зааплодировали.

– Обожаю, когда они сопротивляются, – сказал Мортен, ослабляя узел кушака. – Encore, encore![158]158
  На бис (фр.).


[Закрыть]

Морфо, недовольный таким поворотом событий, двинулся к Кэйт, широко разведя руки, точно борец сумо. Если сейчас он поймает ее, то переломает ей позвоночник об колено.

Ружье Султана упало, и приклад пробил голову Морфо, раскроив ему череп. Глаз громилы налился кровью, затем остекленел. Ударившись об пол, ружье выстрелило – и Малита завопила, когда пуля вошла ей в лодыжку. Нищенка в костюме герцогини схватила Малиту за волосы и потащила за кулисы. Крики стали громче.

Воспользовавшись моментом, сиротки бросились наутек. Шмыгнув между ног рабочего сцены, они, петляя, побежали к оркестровой яме. Музыканты с завязанными глазами возмущенно вскрикнули, когда Генриетта и Луиза прыгнули туда. Затем музыка оборвалась – музыканты повскакивали со своих мест и сгрудились в центре ямы. В этой суете детям удалось скрыться в коридоре, ведущем к гримеркам. Кэйт мысленно пожелала им удачи, надеясь, что в следующий раз они выберут для себя другой театр, куда лучше этого.

Теперь уже все смотрели наверх. Кэйт почувствовала запах керосина.

Месье Эрик скрылся в тени.

Султан, покачиваясь, медленно опускался к сцене, подвешенный вниз головой за одну лодыжку. Он извивался в воздухе, из громоздких волосатых рукавов костюма торчали человеческие запястья. Мужчина мотал головой, точно пытаясь сбросить маску, и вопил. Его крики эхом отражались от стен зала, и казалось, что вопли доносятся со всех сторон. По клеенке на сцене застучали капли – весь костюм пропитался керосином.

– Что это? – крикнул Прадье.

– Это постановка По, – пропищал Гиньоль. – «Лягушонок»![159]159
  «Лягушонок» – рассказ Эдгара По в жанре хоррор (оригинальное название «Прыг-скок, или Восемь скованных орангутанов»).


[Закрыть]

Когда-то месье Эрик явился на бал-маскарад в костюме Красной смерти[160]160
  «Маска Красной смерти» – рассказ Эдгара По.


[Закрыть] из рассказа Эдгара Аллана По. Как и Гиньоль, использовавший в представлении рассказ «Система доктора Смоля и профессора Перро», директор агентства «Призрак Оперы» был большим поклонником мрачного, немного безумного американского писателя. Кэйт предпочитала Уолта Уитмена[161]161
  Уолт Уитмен (1819–1892) – американский поэт.


[Закрыть].

Ей вспомнился сюжет «Лягушонка». Настрадавшийся от короля придворный шут карлик обманом уговаривает жестокого обидчика и его свиту нарядиться орангутанами, мажет костюмы дегтем и обваливает в пеньке, а затем подносит к ним зажженный факел…

Пламя пробежало по веревке, перекинулось на пропитанный керосином костюм гориллы. Вспышка – и тело Султана охватило пламя. В воздухе распространилась вонь от горящего меха. Мужчина завопил – но его крик мгновенно оборвался, когда огонь проник в легкие. Тело корчилось в агонии, покачиваясь, точно маятник… а потом веревка прогорела. Султан упал, и доски сцены жалобно скрипнули. Ассистент по реквизиту догадался залить труп водой. Пламя зашипело и погасло, над сценой взвились клубы дыма. Идиот Прадье восторженно захихикал, приняв все это за часть представления.

Дю Руа вскочил. Он казался спокойным, но на его виске вздулась вена.

Он оглянулся в поисках призрака, испортившего представление, затем, охваченный подозрениями, повернулся к женщине в вуали, сидевшей рядом. Кэйт была не единственной, кто забыл, что не стоит доверять Кларе Ватсон.

Дю Руа выхватил небольшой пистолет из кармана пиджака. Женская модель. Приставив пистолет к шее женщине в багровом, он сорвал ее вуаль.

И глава Алого Круга увидел незнакомое лицо.

Юки Кашима сбросила мантию с капюшоном. На ней было кимоно.

И она даже прихватила с собой свой зонтик.

– Сюрприз! – проблеял Гиньоль.

Зрители отшатнулись от Юки, охваченные дурными предчувствиями.

– Ищите женщину, – вновь отозвался Гиньоль.

Шлюха Мортена сбросила белокурый парик, и по ее плечам разметались роскошные рыжие волосы.

Так значит, Юки изображала Клару, а Клара изображала блондинку.

И только Кэти оставалась сама собой – даже в костюме апаша.

– Кем бы ты ни была, – сказал Дю Руа, – сейчас ты умрешь.

Встав, он выпрямил руку, чтобы пистолет не дрогнул. Дуло было в дюйме от носа Юки.

Движение Юки было невероятно быстрым. Она выхватила меч из зонтика и нанесла сильный, но изящный удар.

Дю Руа уставился на красную полоску на запястье. Попытался нажать на курок. Нахмурился. Но сухожилия были перерезаны, и приказ из мозга не доходил до пальцев. Удивленный и слегка раздраженный, он все еще не чувствовал боли.

И тогда его рука медленно отделилась от запястья и шлепнулась на пол. Пистолет отлетел в сторону.

Фонтаном ударила кровь – но Юки увернулась, отступив.

– Музыканты! – резко окликнул Гиньоль. – Мелодия тринадцать, анданте!

…и те, повиновавшись, поправили повязки на глазах и заиграли, вернувшись на свои места.

И грянула мелодия, выбранная Гиньолем: «Три маленькие школьницы» из оперы Гилберта и Салливана «Микадо».

Юки продолжила свое кровавое дело – ее удары были необычайно точными, будто это была не резня, а хирургическая операция. Она набросилась на членов Алого Круга, то занося, то обрушивая меч. Заняв выверенную позу для того или иного удара, она не обращала внимания на потоки крови. Только сейчас Кэйт поняла, что платье нисколько не сковывало ее движения, в нем был боковой разрез до талии. Ее традиционные для японцев крошечные шажки просто должны были ввести противника в заблуждение.

Звучали крики. Из вспоротых животов вываливались внутренности. Отрубленные конечности и головы разлетались в стороны.

Теперь Алый Круг сполна вкусил своих ужасов.

 
Мы маленькие школьницы, три маленькие школьницы[162]162
  Песня приведена в переводе Н. Реутовой.


[Закрыть],
Проказницы и шкодницы, веселье через край.
Мы бойкие проказницы, лгунишки и разбойницы,
И даже пусть милы мы, ты рот не раскрывай.
 

Отец Керн пытался бежать, но чертики остановили его и затащили обратно в круг резни. Юки перерубила ему позвоночник, обнажив кость. Наружу хлынула мутная жидкость, как из раздавленной гусеницы.

 
Над всеми потешаемся, все выведать стараемся…
 

Мортен лишился внутренностей. Прадье лишился головы.

 
Никто не защищен от нас, и каждый – берегись!
 

Ассолант, вставая, напоролся на меч Юки головой. Его полумаска развалилась, и генерал отшатнулся, зажимая рукой глубокую рану.

 
Три маленькие школьницы, вовек мы не состаримся…
 

Кэйт подобрала ружье Султана, откинула ствол, вытащила стреляные гильзы, вставила новые патроны и занялась рабочими сцены. Морфо и Малита были мертвы. Доктор Орлофф, разинув рот, смотрел, как погибают его покровители.

 
Лишь начали мы шутку с названьем странным – жизнь!
 

Юки не совершала лишних движений. Она калечила и убивала, точно сочиняла хокку – количество взмахов было строго ограничено. И все это происходило молниеносно.

Оркестр доиграл песню.

Юки вернула меч в ножны и открыла зонтик, а затем присела в традиционном японском поклоне.

Только тогда Кэйт вспомнила, как сильно она испугалась.

Но страх не затуманил ее разум. Схватив ведро воды – его передал рабочий сцены, – она принялась оттирать спины чертиков Керна. Нужно было смыть краску, иначе дети умрут оттого, что кожа не дышит. Кем бы они ни были, Кэйт посчитала, что они будут благодарны ей за это.

Ассолант и Дю Руа были еще живы.

– Кэти, дорогая, – проворковала Клара, – ты не могла бы освободить нашего клиента?

И тогда Кэйт осенило. Она помогла Гиньолю высвободиться – и тот наконец-то получив возможность размяться, как следует потянулся.

– Вот так-то! – пропищал он.

Так значит, Гиньоля силой заставили впустить Алый Круг в свой театр. И он предпринял меры, чтобы избавиться от их власти над своим детищем.

– Тебе конец, Юло! – сплюнул Дю Руа.

Гиньоль пожал плечами.

Вот и еще одна тайна разгадана: за маской Гиньолья скрывался Жак Юло, когда-то считавшийся самым смешным клоуном Франции… якобы покончивший жизнь самоубийством… и вернувшийся в образе маэстро ужасов.

– Невыгодно быть комедиантом, – объяснил он Кэйт. – Толпе хотелось крови – и крови encore… Поэтому я создал новое представление. Я показывал правду, демонстрировал миру, каков он на самом деле. – Дурачась, он подошел к Дю Руа. – Но толпа не так кровожадна, как вы, жалкие сволочи. Мои ужасы – это зеркало, они не показывают мир таким, каким бы я хотел его видеть. Они – предостережение, а не руководство к действию. Лишь немногие принимают их за призыв к насилию. И лишь немногие из немногих обладают бессердечностью, необходимой, чтобы войти в ваш круг. Нужна утонченная жестокость, чтобы стать таким. Теперь вы довольны? Теперь вы вкусили довольно крови, вы, чудовища Франции?

Дю Руа выпустил кровоточащее запястье – и умер.

Так значит, у месье Юло не было наследников. Гиньоль, руководивший театром, и был Юло, а Théâtre des Horreurs оказался воскрешенным призраком Théâtre des Plaisantins.

И, невзирая на кровавые представления, клоун не мог избавиться от своей сущности. Гиньоль по-прежнему был смешон.

Живые статуи в конце его представления, восковые фигуры Легиона Ужаса – так он бросал вызов Братьям Алого Круга, проклинал их. Так он указывал путь Ангелам Музыки. Это преступники, это ваши преступники… придите, остановите их, ибо я – Гиньоль – в их власти и не способен противостоять им. Кэйт искала скрытый смысл там, где он был очевиден, и понять его можно было даже в задних рядах зала.

Генерал Ассолант застыл на месте, половину его лица заливала кровь. Все битвы, в которых он «принимал участие», заканчивались до его прибытия на поле боя, когда приходило время наблюдать за казнями. Теперь у него будут настоящие шрамы, а не только ордена.

Офицер, презиравший трусов, дрожал.

– Не бойтесь, генерал, – сказала Клара. – Вы должны выжить, чтобы рассказать остальным. Другим членам Алого Круга, не присутствовавшим сегодня. Любому, кто разделяет его интересы. Вы больше не правите здесь. Представление отменяется по приказу… месье Гиньоля и месье Эрика. Вы меня поняли? Вы получили приказ. Теперь убирайтесь отсюда, пока моя прелестная подруга не передумала и не захотела еще немного поиграть со своим зонтиком.