Текст книги "Черная Африка: прошлое и настоящее. Учебное пособие по Новой и Новейшей истории Тропической и Южной Африки"

Часть IV
Россия и Черная Африка[40]40
  Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ («Африка в судьбе России, Россия в судьбе Африки»), проект 15-01-00032.


[Закрыть]

§ 33. Связи с Российской империей

Знакомство россиян с Черной Африкой началось с юга: с Мыса Доброй Надежды. Вести о плаваниях из Европы в страны Востока и о Мысе Доброй Надежды, как «морской таверне» на этом пути, доходили до России задолго до времени Петра I. Петр, а затем и Екатерина II, планировали плавание российских кораблей вокруг Африки – к Мадагаскару и Индии. Эти экспедиции не состоялись. Первой большой группой россиян, побывавших на Мадагаскаре и на юге Африки, стали ссыльные с Камчатки: они взбунтовались, захватили корабль, и в начале 1770-х проделали путь вокруг стран Востока и Африки, вплоть до Франции. В конце XVIII в. на мысе Доброй Надежды бывали Крузенштерн, Лисянский и другие русские офицеры, проходившие стажировку на британских кораблях. С первых десятилетий XIX в. русские корабли регулярно плавали из Петербурга на Дальний Восток и в Русскую Америку.

Моряки оставили немало интересных описаний жизни обитателей мыса Доброй Надежды и прилегающих мест. Наиболее обстоятельные сведения собрал В. М. Головнин, который командовал шлюпом «Диана», первым русским кораблем, приплывшим к мысу Доброй Надежды и пробывшим там в 1808–1809 гг. тринадцать месяцев. Очень интересны записки писателя И. А. Гончарова – он побывал там в 1853 г. и писал в Петербург письма, подписываясь «Обломов». И записки и зарисовки художника А. В. Вышеславцева из его кругосветного плавания конца 1850-х.

С начала 1880-х началась эмиграция из России на юг Африки. До Первой мировой войны эмигрировали от 40 до 50 тыс. чел., в основном евреи.

Накануне и особенно во время англо-бурской войны 1899–1902 гг. правительство России и российская общественность симпатизировали бурам. В 1898 г. Россия установила дипломатические отношения с бурской республикой Трансвааль. Во время войны российские добровольцы сражались на стороне буров. Среди них был и А. И. Гучков. Приезжали военные атташе и офицеры Главного штаба с заданием: собрать сведения о новейших методах ведения военных действий. Издавалось множество самых разнообразных материалов об этой войне. Сборники документов, в том числе многочисленные сборники Главного штаба. Воспоминания участников войны. Слагались русские песни об этой войне. Одна из них – «Трансвааль, Трансвааль, страна моя» – стала народной, и ее пели еще много лет.

В последние десятилетия XIX в. происходило развитие и укрепление русско-эфиопских отношений. Закономерен вопрос, почему именно к Эфиопии устремились взоры российской дипломатии, почему именно эта страна вызывала у русской общественности давний и глубокий интерес. Во-первых, к концу XIX в. Эфиопия оставалась единственным африканским государством, сумевшим в период «схватки за Африку» сохранить свою политическую независимость, свои традиционные институты. Во-вторых, важнейшим фактором, предопределившим интерес к Эфиопии, стал факт определенной схожести между русской православной и эфиопской монофизитской церквями.

Существование русского и эфиопского подворий в Иерусалиме позволяло священнослужителям с одной и другой стороны все больше осознавать религиозную близость обеих стран, которая вела к взаимному интересу в целом. В этом отношении особого упоминания заслуживает деятельность архимандрита Порфирия Успенского, который, возглавив в 1847 г. русскую православную миссию в Иерусалиме, стал активным поборником объединения обеих церквей, а также политического сближения России и Эфиопии. Его многочисленные статьи на эту тему привели к тому, что эфиопы стали восприниматься в России, как «наши черные единоверцы» и «наши черные единоверные братья».

В дальнейшем, при более тщательном изучении характера и особенностей обеих церквей выяснилось, что между ними существует достаточно много различий, хотя обе они принадлежали к восточной ветви христианства. Достаточным будет упоминание, что эфиопская церковь исповедовала монофизизм, который заключался в признании лишь божественной ипостаси Иисуса Христа, которая поглотила ипостась человеческую. Постепенно разговоры об объединении церквей закончились, сведясь к признанию просто религиозной близости народов обеих стран, что нередко использовалось в политических целях. Сохранялось и восприятие эфиопов как людей близких по вере.

В период, предшествовавший дипломатическому сближению обеих стран, связи между ними осуществлялись главным образом благодаря многим русским путешественникам, посетившим Эфиопию в последнее десятилетие XIX в. Их было немало, и практически каждый из них по возвращении на родину опубликовывал воспоминания о своем пребывании в Эфиопии. Особого внимания заслуживают две поездки в эту страну поручика В.Ф. Машкова, через которого обменивались посланиями русский и эфиопский императоры. Характер и тональность этой переписки свидетельствовали о взаимной симпатии двух стран и намерении их правительств всемерно укреплять взаимоотношения.

Моральная и дипломатическая поддержка Эфиопии Россией накануне и во время итало-эфиопской войны 1895–1896 гг., материальная помощь в виде 30 тыс. берданок, 5 млн патронов и 5 тыс. сабель, присылка в Эфиопию санитарного отряда Русского красного креста для оказания медицинской помощи раненым в ходе войны эфиопам – все эти обстоятельства логически привели к установлению между двумя странами дипломатических связей.

В начале февраля 1898 г. Русская чрезвычайная дипломатическая миссия, возглавляемая опытным дипломатом Π. М. Власовым, с приданным для охраны военным конвоем, прибыла в Аддис-Абебу, где ей был устроен пышный прием. Таким образом многолетние связи между Россией и Эфиопией были поставлены на прочную основу дипломатических отношений.

Отсутствие ярко выраженных политических и экономических интересов в Эфиопии позволило России в лице ее дипломатов занять место благожелательного советника при императоре Менелике II. «Видя в русских православных, братьев по вере, и пока ничем не заинтересованных, а следовательно, вполне бескорыстных друзей, – отмечал в своем донесении в Петербург Π. М. Власов, – они относятся к нам более предупредительно и дружелюбно, чем к своим соседям французам, англичанам и итальянцам (…)»[41]41
  ГАРИ. Ф. Политархив. Оп. 482. Д. 141. Л. 76.


[Закрыть].

Наиболее плодотворными были первые годы пребывания в Аддис-Абебе русской дипломатической миссии. Так, по просьбе эфиопского монарха, русские офицеры, прикомандированные к миссии, приняли участие в качестве военных советников в экспедициях эфиопских войск по присоединению соседних областей. В целом, Россия стремилась положительно реагировать на все просьбы, исходящие от правительства страны.

Заметное влияние на отношение эфиопов к России оказал исход русско-японской войны 1904–1905 гг. Поражение России пагубно отразилось на ее престиже, эфиопские правящие круги стали сомневаться, так ли сильна держава, побежденная маленьким азиатским государством. Эта ситуация была умело использована западными дипломатами в Аддис-Абебе в своих интересах.

В последующие годы официальные связи между Эфиопией и Россией постепенно сходили на нет. И дело было не только в исходе русско-японской войны. Все больше стала сказываться незаинтересованность российского правительства в африканских делах, определившая Эфиопии место не в центре политических интересов России, что обусловило неактивный и относительно вялый характер русского присутствия в этой стране. Достаточно сказать, что из всех великих держав Россия, имея на это больше оснований, чем любая другая европейская страна, так и не заключила с Эфиопией договора, обеспечивающего ей режим наибольшего благоприятствования. Отсутствие у МИД России четкой линии в отношении Эфиопии объяснялось, помимо прочего, финансово-экономической неконкурентоспособностью России по сравнению с ее основными соперниками и необходимостью сосредоточивать усилия на районах жизненно важных интересов в тот период – Европе, Дальнем и Ближнем Востоке.

В 1906–1907 гг. в условиях истощения государственной казны III Государственная Дума приняла решение о значительном сокращении бюджета Министерства иностранных дел, что привело к закрытию или сокращению состава дипломатических представительств, находившихся на периферии государственных интересов России. В их число попала и Эфиопия, что сократило финансовые возможности русского представительства в Аддис-Абебе.

Несмотря на ослабление интереса России в целом, а затем и революционные события в нашей стране в 1917 г., русская дипломатическая миссия в Аддис-Абебе сохранилась до 1919 г. Враждебное отношение императорской Эфиопии к происходившим в тот период событиям в России привело к окончательному разрыву дипломатических отношений между двумя странами.

§ 34. Африканская политика СССР

В советской геополитике внимание к Южной и Тропической Африке проявилось с конца 1920-х. Первоначально оно возникло в связи с идеей грядущей всемирной пролетарской революции, и выразилось в деятельности Коминтерна – Коммунистического Интернационала.

Коминтерновские университеты привлекали слушателей из Южной Африки, Кении, Золотого Берега (ныне – Гана) и других стран. Наиболее тесные отношения у коминтерновских организаций были с Коммунистической партией Южной Африки, единственной тогда компартией на Африканском континенте.

В начале 1930-х в Коммунистическом университете трудящихся Востока была создана Кафедра Африки – первая в нашей стране кафедра африканистики. Хотя ряд коминтерновских идей впоследствии не выдержал проверку временем, работа кафедры все же внесла вклад в мировую африканистику: изучались общественно-политические движения в Африке, прежде всего, антиколониальные.

В 1937 г., на пике сталинского террора тридцатых годов, когда под ударом оказался весь Коминтерн, было ликвидировано и африканское направление его деятельности.

В середине 1940-1950-х гг. Африка для СССР была одним из регионов, которые до времени (в силу ограниченности средств и ресурсов) не представляли геополитической ценности. В июне 1945 г. председатель Комиссии по подготовке мирных договоров и послевоенного устройства, заместитель наркома иностранных дел Μ. М. Литвинов направил наркому В. М. Молотову две совершенно секретные записки «К вопросу о получении подопечных территорий» и «Дополнительные соображения по вопросу о подопечных территориях». В них обосновывались, выражаясь современным языком, рейтинги мандатных территорий с точки зрения желательности установления над ними советского контроля. Последнее место занимали африканские территории, которые Германия потеряла после I мировой войны: Камерун, Танганьика, Того, Руанда-Урунди, Юго-Западная Африка. «Не думаю, – писал Литвинов, – чтобы <…> для нас представляли интерес подмандатные территории в столь отдаленной от наших морских баз части света». Судя по пометкам Молотова на документе, этот пункт вызвал у него возражения. Нарком обвел его дугообразной чертой и написал карандашом на полях: «Политич.<ески> могут!»[42]42
  АВП РФ. Ф. 06. Оп. 7. П. 17. Д. 174. Л. 60.


[Закрыть]

Это выглядело странным на фоне советской официальной позиции в отношении национальной буржуазии, возглавившей антиколониальную борьбу. По теории и коминтерновскому сценарию колонии могли добиться «подлинной» независимости, только если ими руководил пролетариат, ведомый компартией. А поскольку на практике происходило иначе, независимость Бирмы, Индии, Пакистана, Филиппин, Цейлона объявлялась советской пропагандой «фальшивой», «иллюзорной», «фиктивной», так как над ними сохранился империалистический контроль. Африканские политики, которые не придерживались коммунистических взглядов, считались «буржуазными реформистами», ненадежными, склонными к «предательству» людьми, готовыми полюбовно договориться с империалистами. И. В. Сталин писал в указаниях Молотову по вопросу о создании Совета по опеке, который Генеральная Ассамблея ООН обсуждала в ноябре-декабре 1946 г.: «Но не надо быть левее лидеров этих [мандатных] территорий. Эти лидеры, как тебе хорошо известно, в своем большинстве продажны и заботятся не столько о независимости своих территорий, сколько о сохранении своих привилегий в отношении населения этих территорий. Время еще не созрело для того, чтобы ломать нам копья из-за судьбы этих территорий и ссориться ради этого со всем миром. В том числе и с продажными лидерами».

Это не мешало Сталину считать, что для СССР как великой державы ценность представляют любые мандатные территории. В тех же указаниях он наставлял Молотова: «Прошли те времена, когда СССР мог считать себя несущественным государством в отношении всяческих мандатных территорий.<…> Только такая позиция дает нам возможность играть активную роль в вопросах опеки и в случае необходимости сделать своим партнерам уступки»[43]43
  Цит. по: Печатное В. «На этом вопросе мы сломаем их антисоветское упорство…» (Из переписки Сталина с Молотовым по внешнеполитическим делам в 1946 году) // Источник. 1999. № 3. С. 101.


[Закрыть]. Выходило, что и вроде бы «бросовые» территории в Африке могли принести пользу, хотя бы как предмет торга.

Оставшиеся «бесхозными» после поражения Италии во Второй мировой войне ее колонии (Ливия, Эритрея, Итальянское Сомали) обладали большой геополитической ценностью в плане достижения традиционных целей российской внешней политики на южном направлении: контроль над черноморскими проливами, затем выход в Средиземное море и создание там опорных пунктов, затем прорыв в Мировой океан.

Итальянские колонии занимали в «рейтинге» Литвинова почетное третье место (после Додеканесских островов и Палестины) и считались «подходящим объектом для приобретения». В Ливии «мы могли бы стать твердой ногой в бассейне Средиземного моря». Эритрея и Итальянское Сомали могли представлять интерес «как промежуточные базы между Черным морем и Дальним Востоком, а также как средство влияния на близлежащие арабские страны и Абиссинию». Порты Сомали являлись «военно-морскими (и авиационными) базами, угрожающими четырем важным морским путям, имеющим большое значение для Англии: кружно-южноафриканскому, Суэц-Бомбей, Суэц-Коломбо, Занзибар-Бомбей». Стратегическое значение Эритреи определялось следующим образом: «1) ворота в Абиссинию; 2) возможный плацдарм для военных действий против Абиссинии, Сомали, Английского Судана, Саудовской Аравии, Йемена и Адена; 3) контролирует морские пути через Красное море и Баб-эль-Мандебский пролив»[44]44
  АВП РФ. Ф. 0431/1. On. 1. П. 5. Д. 33. Л. 10.


[Закрыть].

О состоянии и перспективах развития революционного процесса в бывших итальянских колониях в записках не было ни слова. Литвинов ничего не писал о политическом лице национальной буржуазии, наличии компартий или пролетариата, возможностях коммунистической пропаганды и т. п. Идеологическая часть документов ограничивалась исторической справкой, где напоминалось, что в конце XIX в. «царское правительство делало попытки к овладению опорными пунктами на побережье Красного моря». В. М. Молотов в беседах с писателем Феликсом Чуевым вспоминал, что было очень трудно подвести внятную идеологическую базу под советские притязания и пришлось придумывать поддержку мифического ливийского национально-освободительного движения.

Решение судьбы Ливии, Эритреи и Итальянского Сомали оказалось одной из самых сложных проблем послевоенного устройства мира. Она была оставлена за рамками мирного договора с Италией 1947 г., обсуждалась на семи международных форумах, трёх сессиях ГА ООН и была окончательно урегулирована лишь в 1950 г. Советская позиция менялась пять раз в зависимости от хода переговоров с западными партнерами и изменения международной обстановки.

На I сессии Совета министров иностранных дел (СМИД) Лондон, сентябрь 1945 г.) делегация СССР высказалась за то, чтобы поручить опеку над каждой из колоний одному из государств – члену Совета ООН по опеке. М. В. Молотов заявил о готовности Советского Союза взять на себя опеку над Триполитанией, западной частью Ливии. Советское руководство предполагало сыграть на британско-американских противоречиях и заручиться поддержкой США. Когда стало очевидным, что этот сценарий не пройдет, советские представители на II сессии СМИД (Париж, апрель-май 1946 г.) выступили за коллективную опеку с участием Италии (принцип – союзная держава плюс Италия), а затем предложили оставить колонии за Италией, передав их от имени ООН под итальянскую опеку на определённый срок. Расчет делался на возможный приход к власти в Италии левых сил и на альянс с Францией, которая вела контригру против британско-американской линии. Этот план был блокирован Великобританией и США, к которым впоследствии присоединилась Франция. Идея передачи колоний под итальянскую опеку утратила для Советского Союза продуктивность после присоединения Италии к плану Маршалла и вступления в НАТО. Из тактических соображений СССР продолжал придерживаться этой позиции до 14 сентября 1948 г., когда за день до истечения срока, отведенного для решения проблемы колоний по условиям мирного договора с Италией, советские делегаты на совещании представителей четырёх держав (Лондон, сентябрь 1948 г.) высказались за концепцию коллективной опеки. Вопрос об итальянских колониях был передан на рассмотрение в ООН. На IV (ноябрь 1949 г.) и V (конец 1949 – начало 1950 г.) сессиях ГА ООН СССР предложил резолюции, суть которых сводилась к скорейшему предоставлению независимости всем колониям. Все они не прошли из-за скоординированных действий Великобритании, США и Франции. IV сессия приняла решение о предоставлении Ливии независимости через три года с сохранением на переходный период управления Великобритании и Франции (район Феццана). В состав консультативного комитета по подготовке страны к независимости вошли Великобритания, США, Франция и Италия. Советский Союз туда допущен не был, что явилось нарушением положений мирного договора с Италией. Итальянское Сомали было передано под опеку Италии при условии, что оно станет независимым по истечении 10 лет, если генеральная Ассамблея к тому времени не примет иного решения. V сессия приняла англо-американские предложения, предусматривавшие присоединение Эритреи к Эфиопии.

Позиция СССР в отношении бывших итальянских колоний – пример, когда прагматизм, геополитические резоны возобладали над идеологией. Ради «уголка в Средиземном море для своего торгового флота» (выражение В. М. Молотова в беседе с министром иностранных дел Великобритании Э. Бевиным 23 сентября 1945 г.)[45]45
  АВП РФ. Ф. 0431/1. On. 1. П. 5. Д. 33. Л. 43.


[Закрыть], а на самом деле военно-морской базы советское руководство было готово пожертвовать своей репутацией бескомпромиссного и последовательного борца против колониализма, заявив о своей претензии на опеку над Триполитанией. Советская дипломатия с завидным упорством и изобретательностью до конца билась за плацдарм в зоне традиционных российских геополитических интересов, где отсутствовали компартии и пролетариат, которые согласно официальной доктрине должны были быть проводниками советского влияния.

СССР активизировался в Тропической Африке с середины 1950-х гг., в связи с распадом колониальных империй, возникновением африканских государств и превращением Африки в один из фронтов холодной войны.

Главным фактором, определявшим политику СССР в Африке, была глобальная конфронтация с Западом, когда усиление собственных позиций в любой части света рассматривалось как ослабление противника. Бандунгская конференция (апрель 1955 г.), в которой участвовали представители Африки, выработала принципы политики неприсоединения. В марте 1957 г. была провозглашена независимость Ганы, в октябре 1958 г. – Гвинеи. 1960 г., когда независимыми стали 17 стран континента, ООН провозгласила «Годом Африки». Распад колониальной системы и становление освободившихся государств как субъектов международных отношений превратило Африку из прочного тыла Запада в его уязвимое место. Быстрая деколонизация произвела большое впечатление на советских руководителей, и они решили, что СССР может победоносно войти в Африку на плечах стремительно наступающего национально-освободительного движения.

Потребовалась разработка политических, военно-стратегических, экономических и других аспектов советской политики в Африке. Была создана концепция советского проникновения в Африку, сформулированы долгосрочные цели, разработаны меры для создания в СССР инфраструктуры изучения Африки и пропаганды на континенте коммунистической идеологии.

Период конца 1950-х – начала 1960-х гг. был временем «африканского бума» в Советском Союзе – невиданного роста интереса и внимания к «Черному континенту». Африкой вплотную стали заниматься государственные организации и учреждения. В ЦК КПСС сектор Ближнего Востока был преобразован в сектор Ближнего Востока и Африки, а затем появился сектор Африки. В 1958 г. в Министерстве иностранных дел был создан Африканский отдел, в 1960-е гг. африканских отделов стало уже три. Рос удельный вес африканского направления в деятельности общественных организаций – Советского комитета защиты мира, Союза советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами, Комитета советских женщин, Комитета молодежных организаций. Бурную деятельность развил созданный в 1958 г. Советский комитет солидарности стран Азии и Африки (СКССАА), являвшийся членом Организации солидарности стран Азии и Африки со штаб-квартирой в Каире. Комитет приглашал африканских политиков и общественных деятелей в СССР, проводил массовые акции солидарности с народами Африки, международные конференции, предоставлял стипендии студентам-африканцам советских вузов.

На изучение Африки были брошены солидные средства и ресурсы. В 1959 г. в Академии наук СССР был создан Институт Африки, которому предписывалось заниматься комплексным изучением континента, а в дальнейшем – отделы Африки в институтах всеобщей истории, мировой литературы и языкознания. В Ленинградском университете стали готовить больше африканистов, кафедра африканистики была организована в Институте восточных языков в Московском университете.

Африканская тематика быстро завоевывала страницы печати и планы издательств. В 1957 г. в системе Академии наук создано Издательство восточной литературы. Издательство иностранной литературы (с 1963 г. – издательство «Прогресс») выпускало все больше книг писателей и поэтов Африки, а затем и переводов литературы народов СССР на африканские языки. Пресса стала уделять больше внимания африканским проблемам и событиям. В 1958 г. открылся корпункт «Правды» в Гане, в 1959 г. – отделение ТАСС в Гвинее. В 1958 г. началось радиовещание из СССР на Африку – сначала на европейских языках, затем на суахили, амхарском, хауса, малагасийском, зулу, бамбара, сомали, лингала и еще нескольких африканских языках.

Начался прием африканцев в советские учебные заведения. По личной инициативе Н. С. Хрущева 5 февраля 1960 г. был учрежден Университет дружбы народов (УДН). Он задумывался как образцовое по мировым стандартам высшее учебное заведение, «отлично организованное, располагающее опытными кадрами, достаточно оснащённое материально, высоко авторитетное в научном, учебно-методическом и общественно-политическом отношениях»[46]46
  РГАНИ. Ф. 4. Оп. 16. Д. 806. Л. 21.


[Закрыть]. Массовый приезд африканцев на учебу в СССР имел и неожиданные, неприятные для советских властей последствия: расовые конфликты, «антисоветские настроения» у части африканских студентов, создание ими неформальных организаций, трудности отбора «благонадежных» абитуриентов в африканских странах. Около 25 тыс. граждан из стран Африки южнее Сахары окончили советские высшие и средние учебные заведения, 700 из них защитили диссертации и получили ученые степени.

Советское правительство стремилось установить тесные отношения со всеми африканскими государствами, но предпочтение отдавало тем из них, которые провозглашали социалистические лозунги. Торговые отношения со странами, ориентировавшимися на Запад, строились на прагматических подходах, соблюдении собственных экономических интересов. Странам, вставшим «на путь прогрессивного развития», предоставлялись льготные кредиты, предоставлялась безвозмездная помощь, нередко списывались долги. Распространенной формой экономического сотрудничества было сооружение промышленных предприятий на компенсационных условиях, когда долгосрочные советские кредиты оплачивались готовой продукцией. Советский Союз импортировал из Африки бокситы, ценные породы дерева, каучук, хлопок и другое сырье. Она являлась традиционным поставщиком в нашу страну какао-бобов, бананов, апельсинов. В африканских водах советский флот вылавливал сотни тысяч тонн рыбы. В Африку экспортировалась советская машиностроительная продукция, которая на западных рынках часто была неконкурентоспособной. СССР оказывал африканским странам помощь в строительстве крупных предприятий, геологической разведке и добыче полезных ископаемых, строительстве объектов здравоохранения и образования. В Африке работали советские инженеры, врачи, учителя.

Н. С. Хрущев и Кваме Нкрума в здании постоянного представительства СССР при ООН 22 сентября 1960 г. Из фонда РКАФД г. Красногорск.

В соответствии с межправительственными соглашениями к середине 1980-х гг. было построено и сдано в эксплуатацию 280 объектов, в том числе более 120 промышленных предприятий, 24 объекта электроэнергетики, 15 – черной и цветной металлургии, а также горнодобывающей промышленности, 8 объектов нефтегазовой промышленности, 26 – по металлообработке и ремонту оборудования, 14 – пищевой промышленности.

Важнейшей формой помощи была военная: обучение африканцев в советских военных учебных заведениях, направление в Африку советских военных советников, поставки оружия и военного снаряжения. Курс подготовки бойцов для движений, ведущих вооруженную борьбу за независимость, включал обучение стратегии и тактике партизанской войны, подпольной работе. Советскую военную школу прошли многие государственные деятели ЮАР, Анголы, Мозамбика, Зимбабве, Намибии, других стран. СССР поставлял военную технику, оружие и снаряжение в 21 страну региона.

В конце 1950-х – начале 1960-х гг. первыми государствами Африки, которые пошли на сближение с Советским Союзом, стали Гвинея, Гана и Мали. Две последние провозгласили государственной идеологией «африканский социализм». Затем их примеру последовали Танзания, Конго (со столицей в Браззавиле), Мадагаскар. В середине 1970-х Ангола, Мозамбик и Эфиопия заявили о приверженности «научному социализму» и стали союзниками СССР.

Судьба этих стран оказалась сложной. Там возникли однопартийные авторитарные режимы. У Советского Союза не было ресурсов для оказания этим странам необходимой экономической помощи, а Запад использовал их трудности для ослабления неугодных ему правительств, поддерживал оппозицию. Режимы, с которыми СССР наладил союзнические отношения, свергались или переориентировались на Запад.

Советский Союз входил в Африку, обладая серьезным преимуществом перед Западом. Он был «новичком», у которого не было колоний, страной, последовательно выступавшей за скорейшую деколонизацию континента, в защиту прав и экономических интересов африканцев. Многие из них считали социализм лучшей моделью общественного устройства, которая обеспечивает наиболее быстрые темпы развития. К концу 1980-х отведенная историей СССР «фора» растаяла. Советский Союз пытался адекватно отвечать на действия США и их союзников, но конкурировать с ними на равных он оказался не в состоянии.

СССР не смог и не мог заменить Запад экономически. Возможности «одного из беднейших доноров» были ограниченными. Многие гигантские, дорогостоящие объекты, построенные со всеми издержками тотально плановой экономики, оказались убыточными. Советские товары, поставляемые в Африку, часто не выдерживали конкуренции с западными. Сказалось и недостаточное знание африканских реалий советскими руководителями.

Проиграл Советский Союз и в информационно-пропагандистском обеспечении своей политики в Африке. Низкий уровень значительной части материалов для африканской аудитории, отсутствие учета ее специфики, плохая техническая оснащенность и неповоротливость пропагандисткой машины – все это делало советскую пропаганду малоэффективной. Поначалу притягательный для многих африканцев образ социалистического будущего, который олицетворял СССР, деформировался и размывался более умелой, гибкой и лучше организованной западной пропагандой.