Текст книги "Технологии сохранения и воспроизведения когнитивного опыта"

Что же позволяет опытному профессионалу, эксперту справляться с такими задачами? В работе Б. М. Теплова впервые описываются приемы и средства, которые использует профессионал. Прежде всего, речь идет об особой организации опыта. Б. М. Теплов говорит о заготовках синтеза, как мы их называли. Профессионал имеет опыт реализации своих решений имеющимися средствами, в соответствии с которыми у него формируются излюбленные приемы, привычные подходы к анализу и критике возникающих идей. Из опыта также формируются и определенное видение каждой ситуации, склонность структурировать ее (синтез) определенным образом. Эти отработанные и проверенные подходы к воссозданию ситуации, адекватные индивидуальным особенностям профессионала и имеющимся освоенным средствам, своеобразные «заготовки синтезов», нередко описываются в работах психологов. Прежде всего, у Б. М. Теплова, где говорится, что для ума полководца характерен опережающий синтез, что аналитическая работа происходит через посредство «систем-анализаторов»: анализ с какой-то точки зрения, в свете каких-то идей и комбинаций (Теплов, 1961, с. 247). «При построении тактической модели, – пишет А. В. Родионов о спортсменах, – связываются два момента единоборства. Все ситуации, близкие по характеру к какой-то эталонной, вызывают одинаковые решения» (Родионов, 1968, с. 52). Центром синтеза в практическом мышлении становится комплекс средств и обстоятельств возможной реализации решения. Арсенал средств, комплексы реализации для данного профессионала в известной мере повторяются, формируя направленности синтезирования, «заготовки синтезов».

Этой особенностью организации опыта объясняется и специфическое видение той или иной ситуации, что позволяет профессионалу уже на самых ранних этапах мыслительного процесса правильно оценивать, отделять «разрешимые» ситуации от «неразрешимых». Заготовки синтеза, возможно, также становятся психологическим компонентом инструмента, который является весьма важным средством в «арсенале средств». Отсюда и специфика видения окружающего «инструментальным человеком» (Рабардель, 1999).

Получается, что способ реализации решения (способ внесения изменений в объект), «кристаллизованный в инструменте, «распредмечивается» в субъекте, профессионале, прорастая не только в индивидуальные особенности или навыки субъекта, но и отражаясь в направленностях его мышления, в механизмах и тенденциях синтезирования, организации ситуации, выдвижении гипотезы, структурировании задачи. Интересно, что в своих работах Г. Саймон и К. Гилмарин (Simon, Gilmarin, 1973), выполненных на материале решения шахматных задач, которые в какой-то части подобны комплексным задачам, показали существование у шахматистов в долговременной памяти огромного количества типичных паттернов, схем позиций фигур на доске. С каждым паттерном в памяти игрока ассоциируется определенный план действий, что и объясняет успешность мастеров в нахождении хороших ходов. Схемы срабатывают очень быстро, в результате чего профессионал видит наиболее существенные аспекты ситуации.

Рассмотрение особенностей практической деятельности приводит к выводу, что для описания особенностей практического мышления правомерно выделение линии дифференциации свойств объектов по оси «адекватные – неадекватные» целям деятельности, а не по оси «существенные – несущественные». Важными оказываются свойства объекта, выделенные с точки зрения требования целей деятельности, существенных в данный момент времени в силу определенной связи данного объекта с другими объектами. Правомерность такого выделения отмечается многими исследователями, поскольку практический и теоретический виды мышления исходят из разных целей.

Практическое мышление не стремится выделить «существенные» свойства, в смысле «надситуативные», присущие объекту вне зависимости от ситуации. Субъект практического мышления использует те свойства, которые ему необходимы в данной конкретной ситуации. Процесс мышления в этом случае должен быть направлен на выделение не существенных свойств, а свойств, необходимых для реализации целей деятельности. Такое рассмотрение свойств объектов делает понятие существенного относительным и позволяет говорить о том, что результатом практического мышления не может являться теоретическое понятие (и даже эмпирическое). Результатом, формой фиксации результата практического мышления должна являться форма, отражающая некую «ситуативную ценность» свойств объектов. Другими словами, обобщения практика будут ситуативными в отличие от обобщений теоретика. Эти обобщения, если учитывать особенности практической деятельности, будут, кроме того, еще и «индивидуализированными» (как предлагал их называть А. В. Брушлинский, 2006), «личностными», т. е. обобщениями конкретного индивида.

Но каким образом, с помощью каких структур практик может осуществлять перенос знаний из одной ситуации в другую? Механизм переноса в этом случае заключается в том, что в понятии фиксируются существенные свойства объектов, которые проявляются независимо от ситуации. Однако выход за пределы ситуации (Монпелье, 1973, с. 126) связан с формированием трех типов структур: когнитивных, сенсомоторных и кинестетических. Исследователи не связывают эти структуры однозначно с понятийной формой знания. Существуют данные, которые говорят о том, что у взрослых испытуемых вербальное обозначение стимула однозначно не ведет к улучшению реакции различения перцептивных стимулов. Существуют формы фиксации знания, не связанные с вербальной.

В экспериментальных исследованиях А. А. Васищева (2004) и А. В. Варенова (2004) было показано, что при решении «неопределенных задач» испытуемый ищет информацию, чтобы построить некую картину, модель искомого. При этом для теоретического мышления прежде всего характерно стремление отнести ситуацию к какому-либо классу, категории. Поэтому «теоретик» задает вопросы, касающиеся отношений между объектами, анализа понятий. Для «практика» же оказываются более естественными вопросы о том, что происходит, чтобы найти реальный способ разрешения проблемы, который бы воплощался в реальном действии с наименьшими затратами. Поэтому у него преобладают вопросы, направленные на анализ действий, событий, происходивших в ситуации. Авторы делают выводы о том, что: 1) процесс анализа проблемной ситуации испытуемым-теоретиком направлен на анализ структуры ситуации, что соответствует его познавательной модели; 2) процесс анализа проблемной ситуации испытуемым-практиком, детерминированный соответствующей познавательной моделью, направлен на анализ событийного пласта проблемной ситуации.

В современной литературе мы встречаем некоторые представления об изменяющихся ситуациях, об обобщениях, так или иначе их отражающих. Так, Й. Хоффман говорит о событийности понятий, соответствующих практическому знанию. В них заключены знания о переходе от одной ситуации к другой (Hoffmann, 1986). Событийность характерна для «поведенческих» понятий, которые могут иметь признаки как объектных, так и контекстуальных понятий. Поведенческие понятия подчиняют произвол нашего мышления, что создает возможность строить новые виды поведения. Близкими нам представляются взгляды Ж.-Ф. Ришара: «знания организованы, исходя из целей и процедур; схема является не только действием, совершаемым с объектом, но она есть и способ для обнаружения этих свойств объекта» (Ришар, 1998). Рассуждения о «процедурном» знании вообще становятся весьма распространенными. Но само введение этого понятия мало что объясняет.

Между тем в отечественной литературе мы встречаем ряд работ, где достаточно глубоко обсуждается вопрос о природе знаний о преобразовании, о возможном строении знания, позволяющего строить обобщения, не теряя ситуативности и событийности. Так, С. Л. Рубинштейн и В. В. Давыдов обсуждают вопрос об удивительной способности понятия отражать и всеобщее, и частное, единичное. С. Л. Рубинштейн прямо отмечает возможность существования понятия в действии – основы, корня и прототипа собственно понятия как осознанного обобщения (Рубинштейн, 1946, с. 356). В. В. Давыдов считает, что «единство всеобщего и единичного выступает в мышлении не как „единство“ понятия и образа-представления, а как переход от всеобщего к особенному, осуществляющийся именно в форме понятия. Понятие характеризуется не по признаку „отвлеченности“, а по наличию у человека всеобщего способа воспроизведения и построения соответствующего предмета» (Давыдов, 1972, с. 213–214). Понятие выступает у В. В. Давыдова и как обобщение, и как процесс, осуществляющий упомянутый переход. Точно так же можно предположить, что обобщения практического мышления содержат в себе способ перехода к конкретной ситуации взаимодействия или к воспроизведению события – преобразования, внесения изменений в объект. Таким образом, обобщения теоретического и практического мышления, имея одинаковое строение, обладают разным содержанием перехода – в соответствии со спецификой целей этих обобщений.

Полученную в ходе экспериментального исследования концептуальную систему описывает В. Н. Пушкин (1978). Эта система «благодаря своей ситуативности является конкретной и одновременно, по способу кодирования признаков элементов, выступает как абстрактная» (там же, с. 109). «Понятие „ситуативный концепт“ показалось нам вполне приемлемым. Это понятие говорит о некоторых абстрактных свойствах объекта и о возможности использования системы данных свойств в конкретной ситуации. Как раз такими особенностями характеризуется та абстрактно-динамическая схема, о возникновении которой в процессе решения задач свидетельствуют результаты наших исследований» (там же, с. 110).

Многократно пишет об особенностях обобщений практического мышления Б. М. Теплов. По его данным, успешный полководец стремится «преодолеть хаос войны», упорядочить бесформенную массу фактов и свойств. При этом упорядочение производится на основе специфических синтезов, в основе которых лежит тот или иной вариант действий. Опытные полководцы много знают, но часто эти знания отличаются особой готовностью. Они готовы к реализации, они адекватны действованию. В своей работе автор описывает особую форму упражнений, когда полководец в разных ситуациях конкретизирует свои знания (Теплов, 1961). Так на разном конкретном материале отрабатывается переход имеющихся знаний в готовую форму.

В ходе обсуждения нашей проблемы мы имели дело с различными элементами, условиями, обстоятельствами, так или иначе участвующими в преобразовании. Практическое мышление, направленное на преобразование объекта, не может абстрагироваться от этих обстоятельств взаимодействия, от орудия и способов преобразования, оно должно учитывать и актуальные в этом взаимодействии свойства самого субъекта и т. п. Попробуем учесть основные элементы этого взаимодействия.

Итак, к элементам взаимодействия относятся активный действующий субъект и преобразуемый объект. Кроме того – представление о преобразованном объекте, т. е. цель преобразования, само преобразующее действие и хотя бы самые предварительные мысли о пути преобразования, иными словами, о переходе объекта из одного состояния в другое. Существенными также оказываются условия этого преобразования, его средства, способы.

Этот комплекс элементов мы обозначили как взаимодействующая система. Она определяется ситуацией и условиями осуществления деятельности, но несводима к ним. Существенную роль во взаимодействующей системе играют мотивы субъекта труда и образ цели, формирующийся у него, а также культурно опосредованные способы и приемы осуществления деятельности.

Все эти элементы взаимодействующей системы не всегда полностью осознаются, но так или иначе учитываются субъектом в ходе преобразования. Важнейшей особенностью взаимодействующей системы является ее динамика, ее движение. Понятно, что субъект преобразует объект, а это значит, что происходят изменения в объекте. Объект О под влиянием действий субъекта изменяется и становится несколько иным объектом, в какой-то степени с другими свойствами – О*. Это изменение более или менее соответствует задуманному, цель более или менее достигнута. Важно, что изменения происходят и в других частях взаимодействующей системы. Не только объект, но также и условия, и сам субъект изменяются в ходе выполнения действий. Происходит изменение как объекта, так и самого субъекта преобразования. Могут измениться условия осуществления деятельности, мотивация субъекта труда или характеристики инструмента (он может потерять свою функциональность). Все это вызывает подстраивание системы под изменяющиеся в процессе взаимодействия условия, провоцирует уточнение решения. Особую роль в этих изменениях играет изменение видения средства преобразования и, следовательно, выбор инструмента, необходимого для реализации замысла. Именно инструментом человек пробует изменяемость, «податливость» объекта и определяет его гибкость или пластичность, хрупкость, твердость. А значит, от самого этого инструмента зависит измеряемое качество. Но оно также зависит и от ряда других обстоятельств.

Как было показано в предыдущей главе, в ходе деятельности происходит познание объекта. И это преобразование учитывает уникальные характеристики преобразуемого объекта – податливости. Эти знания являются частными и единичными и характеризуют конкретный объект в конкретных условиях преобразования. Вот она, взаимодействующая система, определяющая, измеряющая актуальное свойство сопротивляться данному конкретному преобразованию. Но часто фиксируемое в опыте свойство мы приписываем только объекту, абстрагируясь от условий и средств преобразования. Нас интересует именно и только свойство этого объекта, а не разные привходящие обстоятельства выявления этого свойства. По существу же, каждое такое фиксируемое свойство является свойством всей взаимодействующей системы, так как зависит не только от объекта, но и от других частей системы. Для практического мышления важны частные свойства объекта, в конкретной, частной ситуации себя обнаруживающие и проявляющие. Именно от них зависит успешность преобразования.

Свойства объекта, если они обозначены словами, абстрагированы от условий преобразования, т. е. от взаимодействующей системы. Свойства объекта преобразования отражают особенности объекта в ходе его преобразования. Они конкретны и учитывают условия и средства преобразования, т. е. взаимодействующую систему. Конкретность и единичность некоторого свойства объекта в данной ситуации существенно препятствуют задаче обобщения. Кажется странным, что ситуативное знание может как-то обобщаться, что может накапливаться опыт преобразования. В самом деле, речь идет о сугубо индивидуальном знании, различном у разных людей, слишком сильно зависящем от обстоятельств преобразования. Известны многочисленные сведения о невербализуемости знаний опытных, знаний экспертов. В связи с этим представляет интерес инструмент как возможный носитель знания, как специфическое ядро обобщения.

Глава 3. Инструментальное опосредование и активность субъекта[3]3
  В этой главе использованы материалы книги Rabardel P., Pastré P. «Modèles du sujet pour la conception: dialectiques activités développement» (2005).


[Закрыть]

В этой главе пересекаются несколько линий исследования, выполненного на разных этапах нашего научного поиска. Одна из них касается инструментальной деятельности, или деятельности, опосредованной инструментом. Другая исследовательская линия связана с размышлениями об эпистемологических основах концептуализации человеческих деятельностей, понимаемых как обладающих ресурсами, но одновременно их развивающих. Третья линия возникла в конструктивных дискуссиях, проводимых в рамках группы «Модели субъекта», которая объединила представителей подходов «концептуализация в действии», «клиника деятельности» и «инструментальная деятельность» (Rabardel, Pastré, 2005).

Глава состоит из шести взаимосвязанных разделов. В первом разделе дается интерпретация модели субъекта, способного действовать. Во втором обсуждается понятие субъективного инструмента, а также вопрос опосредования продуктивной деятельности. Вопрос опосредования поднимается также в третьем разделе, но уже применительно к проблеме инструментального генеза и, более широко, – к проблеме конструктивной деятельности. Четвертый и пятый разделы этой главы касаются различий между, с одной стороны, понятиями «делать» и «действовать», а с другой стороны, между «способностями» и «возможностями» в рамках представлений о действии и деятельности. Затем вернемся к вопросам продуктивной и конструктивной деятельности, чтобы рассмотреть их диалектическую связь, а также обсудим изменения, которым подвержен субъект в ре зультате снижения его способности действовать. И наконец, мы обоснуем представление о способном к действию субъекте как о развивающемся субъекте.

Здесь будет говориться о прагматичном и способном к действию субъекте, который также понимается и как субъект познающий. Эти две позиции не противопоставляются друг другу. Способный к действию субъект связан, прежде всего, с утверждением «я могу» в его двойственном смысле: «я способен сделать…» и «я располагаю средствами для…», т. е. я действительно могу (Ricœur, 2004). Не то чтобы способный к действию субъект может быть незнающим, но его «я могу» означает направленность деятельности на преобразование мира в широком смысле, тогда как деятельность познающего субъекта направлена главным образом на продуцирование знаний.

Речь идет о различии, касающемся взаимозависимости и подчиненности знания и действия. Для способного к действию субъекта (субъекта способности) познавательная деятельность является подчиненной и в определенном смысле управляемой активностью, в то время как для познающего субъекта характерно обратное отношение: то, что он делает, определяется познавательными целями. Иными словами, отношение подчиненности между знанием и действием оказывается инвертированным.

Это различие соответствует двум из многих возможных путей применения психологии: как научной и как практической дисциплины. Разумеется, любой индивид является в реальности одновременно субъектом познания, способным к действию, но также и субъектом, обладающим телом, субъектом права, социальным субъектом и т. д. Другими словами, является человеком, очевидно, целостным, участвующим в деятельности, которая включена в некоторую систему деятельностей; он вписан в культурные и социальные отношения жизни и труда, иначе говоря, – в человеческие отношения. Любой человек мотивирован и целенаправлен, а его деятельность и действия должны отвечать ограничивающим нормам, инициирующим мотивам и направляющим целям, которые могут противоречить друг другу. Эта точка зрения была обобщена Б. Ф. Ломовым в представлении вектора «мотив – цель» (Lomov, 1979). Мотивы и цели, действия и операции являются составляющими любой деятельности субъекта в целом. Мотивы и цели выражают и определяют общую ориентацию личности субъекта на уровне деятельностей и, в свою очередь, вызывают специфические мотивы и цели на уровне действий в соответствии с задачами и условиями. Соответствие или расхождение между этими разными составляющими, позитивная или негативная связь между целями субъекта и результатами его воздействия на мир являются для субъекта источниками смысла, значения, эмоций, которые определяют его устремления, окрашивают и организуют его деятельности (Рубинштейн, 1958).

Способный к действию субъект располагает совокупностью как внутренних, так и внешних ресурсов, которыми определяется его активность, которые он мобилизует в рамках своих деятельностей и которые опосредуют и придают форму его разнообразным отношениям к миру: к объектам деятельностей, к другим субъектам и к себе самому (Леонтьев, 1977; Рубинштейн, 1958). Эти деятельности являются орудийными и опосредованными в самом полном психологическом смысле терминов. Субъект составляет единое целое со своим орудием (становясь совокупностью внутренних и внешних компонентов), специфическими функциональными органами (Леонтьев, 1975; Kaptelinin, 1996; Rabardel, 1995).

Проходя через будничность, субъект, способный к действию, оказывается субъектом в становлении. Не только потому, что, как любое живое существо, он через годы проходит эволюцию онтогенеза, но также и потому, что это субъект своего собственного движения и своей собственной динамики развития. Способный к действию субъект является одновременно субъектом повседневных продуктивных деятельностей и субъектом конструктивных деятельностей, через которые он формирует свои системы ресурсов и ценностей, свои области, ситуации и условия для деятельности в будущем. В совокупности значимых и валидных для своей деятельности измерений он является субъектом в развитии, субъектом собственного развития. Это деятельный субъект в становлении, а его развитие осуществляется благодаря формам и направлениям его конструктивной деятельности, которые отражают как его собственную историю, так и историю его сообществ, коллективов или групп его социальной принадлежности в тройственном движении приспособления, обновления и наследования.

Акцент на способном к действию субъекте показывает наш выбор одновременно научного и операционального пути. В научном плане работы по познавательным аспектам деятельности настолько многочисленны и разнообразны, что требуется упорядочить анализ сложной связи между знанием и действием. Акцентирование на способном к действию субъекте помогает сбалансировать психологические знания о человеческой деятельности в естественной ситуации. Что касается операционального плана, разработка артефактов и устройств, ситуаций и систем труда, а также подготовка специалистов касаются прежде всего проблематики активности субъекта. Именно способный к действию субъект начинает преобразование мира, а созданные (или находящиеся в разработке) объекты представляют (или будут представлять) ресурсы, условия или даже ситуации для его деятельностей. Поэтому для эргономики и психологии особую значимость приобретают знания и модели, касающиеся способного к действию субъекта.