Текст книги "«Я поведу тебя в музей…» Истории, рассказанные музейщиками России"

Людмила Шилина
журналист, редактор
(Воронеж)
Встреча на Эльбе. Yanks meet reds
Богучарский историко-краеведческий музей

[2]2
  © Л. П. Шилина, текст, 2017


[Закрыть]

В славный городок Богучар, что в Воронежской области, мы приехали на юбилей к другу детства. По указу Петра I, слободу Богучар на реке Богучарке более 300 лет назад заселили казаки, жившие в Острогожске. И имя слободе по легенде дал он же, вылив якобы чарку вина в реку со словами: «Сия Богу чарка!» Но это просто красивая легенда. С 2002 года город входит в список исторических городов России и относится к историческому региону Слобожанщина. Он весь – как большой музей, и если бы не война… Но сохранилось в городе здание мужской гимназии, где в 1915–1918 годах учился будущий лауреат Нобелевской премии по литературе писатель М. А. Шолохов. В 1826 году здесь родился А. Н. Афанасьев – выдающийся собиратель русского фольклора, автор сборника «Народные русские сказки». Чевенгур Андрея Платонова – это и есть наш Богучар. А минеральная вода открытого в 1931 году источника «Белая горка» по своему составу аналогична водам знаменитых немецких курортов Висбаден и Крейцнах.

Приехали мы в чудесный городок Богучар немного заранее, за пару часов до назначенного времени. Все-таки 250 км от Воронежа, лютая январская стужа – выехали с некоторым запасом. Въехали в город. Спросили дорогу и поехали по нешироким старинным улочкам в указанном направлении. И вдруг увидели здание, напоминавшее храм, а на нем табличка «Богучарский историко-краеведческий музей». Решили остановиться, посмотреть, интересно же!

Зашли. К нам со второго этажа спустилась девушка, заулыбалась на наш вопрос – можно ли посмотреть музей? «Да, конечно, только не раздевайтесь, у нас холодновато!» Нам выделили экскурсовода, и мы отправились по залам.

И действительно: музей сегодня располагается в здании бывшего собора Рождества Пресвятой Богородицы с приделом пророка Илии, только верхняя часть храма снесена. Война прошлась по этим местам страшным катком, все было разрушено. Епархия церковь восстанавливать не взялась, и было решено отреставрированное основное здание отдать краеведческому музею.

Мы шли по залам музея, наполненным интересными, самобытными экспонатами. Чего здесь только не было выставлено – от древних орудий труда, найденных на археологических раскопах, до гордости музея, самого большого в мире несшивного «Гобелена века» размером семь на четыре метра(!), занесенного в Книгу рекордов Гиннеса. Он выполнен народным художником Беларуси А. М. Кищенко, тоже родившимся в Богучаре.

Вошли в зал, где все было посвящено Великой Отечественной войне. Мужчина-экскурсовод стал рассказывать военную историю Богучара, вел от стенда к стенду, от экспоната к экспонату. А возле одной невзрачной фотографии остановился и будто посветлел лицом.

– А это наша гордость! Наша знаменитая землячка Любовь Козинченко!

Мы заинтересованно придвинулись ближе. На мутноватом серо-белом снимке были изображены солдаты – наши и чужие, судя по форме. Да это же американцы! Неужели… Встреча на Эльбе?!

– Да, она самая! – торжественно произнес наш экскурсовод. – А Люба наша, прошедшая всю войну медсестрой, была самым первым человеком, который встретил самого первого американского солдата, сошедшего на наш берег Эльбы. Им оказался медбрат – Карл Робинсон. На этой фотографии она дарит ему букет цветов.

Медсестра Любовь Козинченко преподносит цветы медбрату Карлу Робинсону (фото Александра Устинова)

Я не могла пройти мимо такой информации и, схватив блокнот, стала записывать имена и фотографировать стенд со снимком. Наш рассказчик, видя такой интерес, сделал мне знак: «Сейчас» и принес небольшую книжечку. Она называлась «Встреча на Эльбе. Yanks meet reds». Я вцепилась в нее и осторожно перевернула страницу… Все уже ушли в другой зал, а я все не могла от нее оторваться. Экскурсовод с сожалением заметил:

– Один экземпляр… Но она есть в интернете, поищите!

И я ее нашла. Не могу передать словами свои чувства и ощущения, когда читала рассказы людей, видевших все это собственными глазами! Думаю, что испытывала эмоции, по силе равные тем, что испытали когда-то они, бойцы двух дружественных армий, встретившиеся на берегу Эльбы. Прочитайте эту книгу, и вы многое для себя откроете и поймете. Есть в ней и небольшой рассказик Любы Козинченко о том событии.

Позже узнала, что Александр Устинов стал единственным советским фотокорреспондентом, которому удалось заснять встречу союзников – советских и американских солдат, произошедшую 26 апреля 1945 года на реке Эльба недалеко от города Торгау. Его снимки запечатлели радость, волнение, ощущение невероятности происходящего, о котором вспоминали позже участники события. Фотография Устинова, на которой санинструктор Люба Козинченко протягивает букет сирени Карлу Робинсону, первому сошедшему на берег солдату, стала одной из «визитных карточек» встречи на Эльбе. Оригинал снимка находится в Центральном музее Вооруженных сил, в зале Победы, среди реликвий, рассказывающих о сражениях Красной армии. Сергей Леонов, старший научный сотрудник Центрального музея Вооруженных сил, загорелся идеей узнать, кто оказался на снимке.

Вот отрывок из его статьи:

«На фотографии у Козинченко заметна медаль „За отвагу“. Через наградной отдел главного управления кадров Министерства обороны удалось узнать ее адрес. Немедля написал ей письмо с просьбой откликнуться. К счастью, и адрес не устарел, и Любовь Михайловна оказалась в добром здравии. Она сообщила, что замужем, фамилия ее теперь Андрющенко и что хорошо помнит тех, кто запечатлен на фотографии. Узнать адреса наших офицеров снова помог наградной отдел Минобороны. Фамилии двух американских военнослужащих помог установить генерал-майор в отставке Александр Васильевич Ольшанский. Таким образом, памятную фотографию, сделанную на Эльбе у поселка Крейниц, удалось расшифровать полностью почти через полвека. Справа на снимке командир 175-го гвардейского Висленского ордена Александра Невского стрелкового полка 58-й гвардейской стрелковой дивизии гвардии подполковник Александр Тимофеевич Гордеев, далее начальник штаба артиллерии той же дивизии гвардии майор Анатолий Михайлович Иванов, санинструктор полка, та самая Любовь Михайловна Козинченко, с которой я вел переписку. Американские военные все из 273-го пехотного полка 68-й пехотной дивизии 1-й американской армии: Байрон Шивер, Эдвар Рафф, медбрат Карл Робинсон, он с букетом сирени, и Джозеф Ковальски» («Московская правда», 07.05.99).

А это воспоминания самой Любови Михайловны, опубликованные в книге:

«В середине дня мы спустились с высокого обрывистого берега реки к переправе, расположенной на южной окраине поселка Крайниц. Благодаря дружным усилиям молодых американских парней плот, собранный из надувных резиновых лодок, быстро скользил по воде вдоль стального троса, натянутого через Эльбу. У причала плот встретили саперы старшего лейтенанта Федора Верхотурова. Первым на берег сошел американец, на каске которого белой краской был нарисован большой крест. Случилось так, что я, советская медсестра, преподнесла букет сирени медбрату Карлу Робинсону. Первыми встретились и поздравили друг друга представители самой гуманной профессии в мире…

На другой день, 26 апреля, американские солдаты и офицеры, снова прибывшие к нам, были одеты в парадную форму из шерстяной ткани. В полевой форме были только солдаты из разведпатруля Котцебу и поисковой группы майора Крейга.

Встречи проходили весело, дружелюбно, в атмосфере доверия и предчувствия скорого окончания войны. Каждый американский солдат хотел заполучить какой-нибудь сувенир на память. Нам пришлось отдать не только звездочки с пилоток и погон, но и пуговицы…» [3]3
  Встреча на Эльбе. Воспоминания советских и американских ветеранов Второй мировой войны / Ред. – сост. С. Красильщик (СССР), М. Скотт (США). М.: Изд-во Агентства печати «Новости», 1988. С. 49–51.


[Закрыть]

Любовь Михайловна Козинченко (Андрющенко) после войны вышла замуж, у нее было двое детей. Долго работала медсестрой и жила в Волгоградской области.

Вот такую историю рассказала нам небольшая фотография в маленьком музее старинного районного городка Богучар.

Светлана Даценко
представитель центра «Эрмитаж Амстердам»
(Санкт-Петербург)
Очередь на мосту,
или История одной сумасшедшей идеи

[4]4
  © С. А. Даценко, текст, 2017


[Закрыть]

Когда Михаил Борисович Пиотровский еще только вступал в должность директора Эрмитажа, к нему приехал тогдашний директор выставочного центра «Новая Кирха» в Амстердаме и предложил делать совместные выставочные проекты. Это были тяжелые годы – начало 90-х. Никаких средств, одно только желание работать. И тем не менее первая выставка в Голландии прошла успешно. Отсчет истории нашего выставочного центра «Амстердам Эрмитаж» мы можем вести с 1996 года, с того декабрьского дня, когда в «Новой Кирхе» открылась выставка «Екатерина Великая». В этот день оба директора объявили о создании Общества друзей Эрмитажа в Нидерландах. К тому моменту Государственный Эрмитаж уже основал Международный клуб друзей Эрмитажа, и первыми в Европе этот проект поддержали Нидерланды. Потом, уже в клубе, появились Америка, Канада. Но Нидерланды были первыми.

Благодаря петровскому Великому посольству, появившемуся в Нидерландах 300 лет назад, нашего первого императора голландцы помнят до сих пор.

Как-то в центре Амстердама освободилось историческое здание на реке Амстел, и мэрия города не знала, что с ним делать, потому что оно было в достаточно плачевном состоянии. Это был огромный комплекс в 12 000 квадратных метров, в два с половиной этажа, построенный в 1683 году. Там, говорят, еще сам Петр Первый бывал. В здании очень долго располагался дом престарелых. Но социальная защита Нидерландов посчитала, что находиться в центре города старикам плохо, что им необходимо построить два здания за городом. Таким образом здание освободилось.

На эту тему среди музейщиков ходит такая байка-легенда. Однажды февральским утром тогдашний директор Кирхи, прогуливаясь по набережной с Михаилом Борисовичем Пиотровским, кивнул на это здание и сказал:

«Как ты думаешь, может, нам здесь сделать филиал Эрмитажа?..»

Михаил Пиотровский ответил: «Сумасшедшая, но фантастическая идея!»

Она, собственно, и легла в основу того, что мы сейчас имеем: в 2004 году эта «сумасшедшая» идея была реализована, и наш центр «Амстердам Эрмитаж» начал свою работу, и работает уже тринадцатый год.

Выставочный центр «Амстердам Эрмитаж». Фото Яник Дам

Конечно, упомянутая идея легла на благотворную почву – до этого мы провели в «Новой Кирхе» не одну выставку. К тому же было уже начало двухтысячных, когда активизировались экономические отношения между Россией и Голландией. Поэтому быстро нашлись организации, взявшиеся поддержать «сумасшедшую» идею.

Сначала на территории освободившегося помещения сестринского корпуса мы стали делать маленькие выставки. Это способствовало «привыканию» голландских экспозиционеров к научным сотрудникам Эрмитажа. Ведь это – две разные профессии, два разных мира – экспозиционер и научный работник. Постепенно с помощью этой выставочной деятельности мы передали научным сотрудникам Эрмитажа многие принципы экспозиционирования, а голландские экспозиционеры, в свою очередь, тоже очень многое узнавали от ученых и «просвещались».

Во главу угла была положена идея Эрмитажа как энциклопедического музея. Один раз выставка художественная, другой – археологическая, потом – сборная историческая. Особенно хорошо воспринимаются в Голландии выставки о династии Романовых.

Кстати, здание нашего центра практически полностью повторяет архитектурную схему Эрмитажа: каре с внутренним двором, фасад, выходящий на реку. Только у нас в Эрмитаже вход с Дворцовой площади, а у них – с реки. Кроме того, голландское здание с четырех сторон окружено водой. То есть, чтобы попасть в него, нужно перейти через мост. Так вот, вход расположен со стороны канала и подъемного моста. А в Голландии все мосты работают по режиму светофора. Если какой-то барже надо пройти, все движение на мосту перекрывается и мост поднимается…

И вот через месяц после открытия центра мы получаем письмо от мэрии Амстердама: «Уважаемые работники центра, перенаправьте, пожалуйста, очередь к вам, заверните ее как-нибудь так, чтобы она не стояла на мосту. Потому что у нас из-за нее скапливается „пробка“ на канале…»

Поскольку я работаю представителем этого центра в Петербурге, то, конечно, в памяти за это время собралось множество историй, связанных с перевозкой, организацией выставок. Есть и забавные. Одна произошла, когда стартовала трилогия выставок, посвященных искусству Франции второй половины XIX века. Первая выставка называлась «От Матисса до Малевича». Очень сложно было делать этот проект, потому что Эрмитаж не может отдать все – музей в Петербурге тоже должен работать полноценно. Но и мы не можем привозить работы из одних только запасников. Для того чтобы сделать выставку, часто приходится брать произведения из экспозиции.

В результате мы договорились, что повезем только шедевр шедевров – «Танец» Анри Матисса. И не на весь срок экспонирования, а только на пять-шесть недель.

Был организован специальный рекламный проект, заказан специальный трансатлантический самолет из Голландии, ведь картина эта огромная – три на четыре метра: ни в одно багажное отделение маленьких самолетов, летающих обычно между Амстердамом и Петербургом, она поместиться не могла…

Первыми, кто испытал шок, были бедные пассажиры в Амстердаме, которые, пройдя на посадку, увидели на летном поле вместо своего привычного маленького самолета вот эту трансатлантическую махину и стали сомневаться – туда ли они полетят?

А в Петербурге мы планировали из этой транспортировки сделать акцию. Мы решили, что на ящик наклеим огромный постер «Танца» такого же размера, что и оригинал, – три на четыре метра. Мы хотели, чтобы во время выгрузки ящика в Амстердаме вся встречающая пресса сразу поняла: «Вот он, Матисс, приехал!»

Но сначала мы привезли голландских журналистов в Петербург. И вот восемь утра, еще совсем темно, в Эрмитаже пусто. Мы идем с рабочими, которые несут ящик, по темной галерее. И вдруг я слышу сзади стук каблуков и громкий крик:

– Кто? Кто разрешил распаковать картину? Остановитесь!

Это бежит реставратор, которая должна была ехать с Матиссом в Амстердам. В зале было темно, и в свете фонарика от телекамеры она увидела этот ящик, а на нем постер. Она, конечно, решила, что это – картина, которую зачем-то вытащили из ящика, распаковали. И тут же приняла меры…

От директора Эрмитажа она потом премию получила. За бдительность.

Сергей Некрасов
директор Всероссийского музея А. С. Пушкина
(Санкт-Петербург)
Поэт в музее

[5]5
  © С. М. Некрасов, текст, фото, 2017


[Закрыть]

Литературные музеи, особенно мемориальные музеи, посвященные русским классикам, всегда привлекали писателей и поэтов последующих поколений. Появление в литературном музее современных писателей можно считать неотъемлемой частью жизни музея. Эти посещения могут носить частный характер, а могут быть одним из элементов определенной формы музейной работы, например литературных вечеров или творческих встреч с писателем. Так, поэты всей России уже несколько десятилетий собираются в канун дня рождения А. С. Пушкина на поляне в Михайловском, чтобы почтить память «солнца русской поэзии». Возникшие на рубеже XX–XXI веков ежегодные писательские встречи в Ясной Поляне собирают прозаиков России и зарубежья.

Однажды я спросил одного известного поэта о причине его появления на Мойке, 12. Он мне ответил: «Хочу постоять в кабинете Пушкина». И он стоял там довольно долго, пока очередная экскурсионная группа не нарушила его созерцательности. У каждого из литераторов «свой Пушкин», все они, быть может подсознательно, испытывают потребность не только в чтении пушкинских произведений, но и в посещении пушкинских музеев и памятных пушкинских мест. И уж, конечно, стремятся побывать в последней квартире А. С. Пушкина – на Мойке, 12. Вероятно, музей писателя не оставляет равнодушными литераторов последующих эпох, поскольку хранит овеществленную память о нем совершенно особого свойства. Он дает возможность ощутить присутствие великого предшественника в условиях привычного для него бытия.

Когда-то А. С. Пушкин заметил: «Настоящее место писателя есть его ученый кабинет». В самом деле, именно в кабинете поэта можно наиболее сильно ощутить его присутствие, энергетику.

Помню, какое сильное впечатление произвела на меня находка наших польских коллег. В Музее польской литературы им. А. Мицкевича они создали большую экспозицию, посвященную писателям XX века, на которой представили их рабочие кабинеты. Каждый кабинет, наполненный мемориальными предметами его хозяина, так выразительно повествовал о своем герое, что потребность в каких-либо комментариях была минимальна.

Роль А. С. Пушкина в российском общественном сознании столь велика, что находится за пределами обычных мерок, применяемых к великому писателю и национальному герою. Именно поэтому шли и сегодня идут к Пушкину, в пушкинские музеи и памятные пушкинские места почитатели его гения. Особую категорию «паломников» составляют писатели и поэты. Они нередко принимают участие в днях памяти Пушкина, в праздновании Пушкинского дня России, приуроченного ко дню рождения поэта, в Литературной гостиной Международного Лицейского фестиваля «Царскосельская осень» в канун 19 октября – Дня Лицея. Только за последние 20 лет посетили музей и приняли участие в музейных мероприятиях прозаики Виктор Астафьев, Даниил Гранин, Андрей Битов, Михаил Глинка, Михаил Кураев, Михаил Веллер, поэты Евгений Евтушенко, Белла Ахмадулина, Андрей Дементьев, Александр Кушнер, Владимир Костров, Александр Городницкий, Александр Дольский и многие другие. В залах Всероссийского музея А. С. Пушкина проходили заседания и встречи писательских организаций и союзов, ежегодно проводимые Пен-клубом конференции «Феномен Петербурга», вручались литературные премии.

В середине 1990-х годов мы решили брать видеоинтервью у известных людей страны, в том числе у писателей и поэтов, с тем, чтобы понять, чем же для них является Пушкин, что он значит в их жизни и чем их привлекают музеи А. С. Пушкина. Одним из тех, кто согласился сказать об этом, стал Андрей Битов, которого, однако, пришлось довольно долго уговаривать. Поначалу он просто заявил, что его мало интересуют пушкинские музеи: «Я изо всех сил стараюсь не посещать и всегда избегаю всяческого рода „святых мест“, в том числе пушкинских – Михайловского, последнюю квартиру на Мойке, 12. Это стало для меня уже своего рода неким принципом. То же относится и к Царскому Селу», – заявил он.

Однако сформулированный им принцип писатель соблюдает не слишком строго. Мы встречались с ним и на Мойке, 12, и в Лицее, и в Пушкинском музее на Пречистенке, а в Михайловском он явился инициатором установки «на границе владений дедовских» памятника Зайцу. Заяц перебежал некогда дорогу А. С. Пушкину, который отправился было в Санкт-Петербург, где мгновенно попал бы в собрание друзей-декабристов, выходивших в то утро 14 декабря 1825 года на Сенатскую площадь. Вероятно, у каждого писателя свое отношение к литературному музею и его герою. И если Андрей Битов заявляет о желательности соблюдения определенной дистанции между писателем и литературным музеем, то Евгений Евтушенко, напротив, подчеркивает, что в каждый свой приезд стремится прийти к Пушкину, в дом на Мойке, 12.

Вряд ли стоит придавать слишком большое значение тому, что декларируют по данному вопросу писатели и поэты. Гораздо важнее попытаться понять, в чем причина их прихода в мемориальный пушкинский музей. А она в том, что эта тяга литераторов к музею Пушкина – существует, мы имели возможность в этом убедиться, неоднократно принимая у себя мастеров слова из разных уголков страны. Каждый вторник во Всероссийском музее А. С. Пушкина выходной день. А в последнюю пятницу каждого месяца – санитарный. В эти дни экспозиции музея закрыты, и мы ни для кого не делаем исключений.

Впрочем – почти ни для кого.

Е. А. Евтушенко и С. М. Некрасов

Однажды именно в санитарный день 1990 года на пороге моего кабинета появился Евгений Евтушенко с горестным выражением лица и развел руками:

– Как же так, я приехал в Питер всего на один день, у меня сегодня премьера в Доме кино. Неужели нам с женой не удастся побывать в квартире Пушкина?

Разумеется, я ответил, что мы найдем возможность показать нашим гостям жилище поэта, и пригласил следовать за мной.

Осмотрев пушкинскую квартиру, гости обратили внимание на отсыревшие стены цокольного этажа здания. Пришлось объяснить, что это результат отсутствия гидроизоляции.

– А почему же ее нет?

– Вопрос закономерный, однако сегодня необходимо провести целый комплекс работ с применением современных технологий. Вот финны это делают очень хорошо, даже на некоторых зданиях в нашем городе, в том числе в Эрмитаже. Готовы провести этот комплекс работ и на Мойке, 12. Однако на это необходимо около ста тысяч долларов, которых у нас нет.

– Так может, напишем Ельцину? Я готов это сделать хоть сейчас.

И, отодвинув в сторону чашечку кофе, Евтушенко попросил листок бумаги и начал писать. Письмо вышло большим, на двух страницах. Евтушенко пообещал сам отправить его в Кремль и пригласил на премьеру своего фильма. К сожалению, в тот вечер пойти в Дом кино не удалось и, извинившись перед гостем, мы пригласили его вновь побывать у нас.

Недели через две мне позвонили из Министерства культуры и сообщили, что им переслали письмо Евгения Евтушенко и что мы должны срочно представить все материалы относительно работ по гидроизоляции Пушкинского музея.

В тот раз решить вопрос о проведении этих работ даже с помощью знаменитого поэта и депутата не удалось. Однако комплект документов вскоре нам очень пригодился, так как в преддверии пушкинского юбилея музею было выделено необходимое финансирование «для проведения полномасштабных ремонтно-реставрационных работ, включая проведение работ по гидроизоляции здания», которые были выполнены в полном объеме.

Прошло четырнадцать лет.

В начале апреля 2004 года в Большом зале Санкт-Петербургской филармонии состоялся юбилейный творческий вечер Евгения Евтушенко. Незадолго до этого Царскосельскую художественную премию решено было присудить Евтушенко, а мне предложили ее вручить на сцене Большого зала филармонии. Юбилейный вечер вел известный сатирик Михаил Задорнов. Когда, выйдя на сцену, я сказал добрые слова юбиляру и вручил ему премию, я заметил в кулисах ведущего. Скажу честно, мне показалось, что сейчас сатирик прокомментирует этот момент юбилея. К счастью, этого не произошло.

По окончании вечера Евтушенко пригласил своих гостей в знаменитую «Бродячую собаку» – прибежище поэтов Серебряного века, с любовью восстановленное в конце XX столетия. Расходились мы, как и принято было в «Бродячей собаке», уже в ночи. В тот вечер здесь не только пировали, но и читали стихи юбиляра, а также слушали его истории и комментарии к их появлению на свет.

На другой день поэт с женой вместе со своим другом, художником Олегом Целковым и его супругой, прибывшими из Парижа, появились на Мойке, 12. Разумеется, в директорском кабинете за чашкой чая вспоминали вчерашний вечер. Евтушенко сказал:

– Как давно я здесь не был. Уже лет двадцать.

– Да нет, меньше. Всего четырнадцать лет, – ответил я.

– Не может быть. Я точно не был у вас не менее двадцати лет.

Спор становился бессмысленным, и я положил перед гостем ксерокс его письма, написанного в этом же кабинете ровно четырнадцать лет назад.

– Надеюсь, вы хорошо знаете свой почерк.

– Да, это моя рука. А я уже и забыл об этом. Действительно, прошло четырнадцать лет. Ну что, помогло вам это письмо?

– Не сразу. Однако оно стало одной из тех капель, что стену точат. И в итоге весь объем работ был завершен к двухсотлетию Пушкина.

Мы пошли осматривать музей. Я заметил, что к пушкинскому юбилею мы открыли на втором и третьем этажах дома над квартирой Пушкина литературную экспозицию, посвященную его жизни и творчеству.

Гости с интересом осмотрели ее, а закончили обход, разумеется в пушкинской квартире на первом этаже.

– Да, – задумчиво произнес Евтушенко, – сюда надо приходить как можно чаще.

– Надеюсь, вы появитесь здесь не через четырнадцать лет.

– Обещаю, раньше.

Свое обещание он сдержал, появился в музее через три года. И опять в выходной день. И вновь, как пятнадцать лет назад, развел руками:

– Я всего на день в Питере. Не могу не побывать в пушкинской квартире.