Текст книги "«Русская Правда»: проблемы происхождения и изучения памятника права. Правопонимание и правовое регулирование в истории России (К 1000-летию появления писаного права на Руси)"

Доказывание в древнерусском уголовном судопроизводстве (к 1000-летию Русской Правды)

Загорский Г.И. профессор кафедры уголовно-процессуального права, криминалистики и судебной экспертизы им. Н.В. Радутной РГУП, д-р юрид. наук, профессор, заслуженный юрист РСФСР, заслуженный деятель науки РФ, действительный член РАЕН

G.I. Zagorskii

Substantiation in Old Russian criminal proceedings (in relation to thousandth anniversary of Russkaya Pravda (The Russian Justice)

Аннотация: На основе анализа норм первоисточника российского уголовного судопроизводства – «Русской Правды», 1000-летие которой отмечается в этом году, рассматриваются основные способы доказывания, применяемые в древнерусском уголовном судопроизводстве: свидетельство, клятва-присяга и суд Небесный, реализуемый в различных видах: испытание железом, испытание водой, судебный поединок и жребий.

Annotation: On the basis of regulations’ analysis of Russian criminal proceedings original source – «Russkaya Pravda» (The Russian Justice), which thousandth anniversary is celebrated this year, the fundamental ways of substantiation and proof which were used in Old Russian criminal proceedings – such as testimony, oath and the Divine Judgement implementable in different ways: ordeal by red-hot iron, water-ordeal, trial battle and lot, are being considered.

Ключевые слова: «Русская Правда», обвинение, суд, доказывание, свидетельство, клятва-присяга, испытание, судебный поединок, жребий, обычаи, религиозные нормы, уголовный процесс, иск, Древняя Русь, виновность, правосудие, исторический опыт.

Keywords: «Russkaya Pravda» (The Russian Justice), «Truth the Russian», accusation, court, substantiation, oath, ordeal, trial battle, lot, custom, religious regulations, criminal procedure, suit, Old Rus, guilt, justice, historic experience.

«Русская Правда», пожалованная новгородцам в 1016 г., устанавливала процедуру судебного рассмотрения уголовных дел. Уголовный процесс в тот период по существу не отличался от гражданского и рассматривался как спор «сутяжников» – истца и ответчика и поэтому «каждый иск считался обвинением, т. к. всякое притязание носило деликтный характер»[53]53
  Владимирский-Буданов М.Ф. Очерки истории русского права. Ростов н/Д: Феникс, 1996. С. 174.


[Закрыть].

В первом письменном законодательном источнике, известном под названием «Русская Правда», были зафиксированы старинные обычаи, княжеские постановления, прослеживается влияние греческих законов и принятие христианства на Руси[54]54
  См.:Учебникъ русской истории. Элементарный курсъ. Составитель М. Острогожский. 14-е изд. СПб, тип. Френке и Фюсно, 1907. С. 18–21.


[Закрыть]. Можно предполагать, что в этом законодательном источнике применена нравственно-аналоговая реализация религиозных норм, при которой нормы религии дословно не воплощаются в уголовно-процессуальные, но непосредственно влияют на их формирование[55]55
  Загорский Г.И. Христианские представления о суде и правосудии и их реализация в российском-уголовно-процессуальном законодательстве. В кн. Антология научной мысли. К 10-летию РАП. Сб. статей. М.: Статут, 2008. С. 733–743.


[Закрыть]. Такая форма реализации религиозных норм в праве, по утверждению профессора А.А. Тер-Акопова, «не явная, но тем не менее значимая для права, учитываемая в процессе правотворчества и правоприменения»[56]56
  Тер-Акопов А.А. Христианство. Государство. Право. К 2000-летию христианства: Монография. М.: Изд-во МНЭПУ, 2000. С. 13.


[Закрыть].

На основании «Русской Правды» суд был менее суровым, чем в предшествующие времена, и устанавливался единый порядок судопроизводства для всего населения Древнерусского государства[57]57
  История России с Древнейших времен до конца XVII в. / Вдовина Л.Н., Козлова Н.В., Флоря Б.Н.; Под ред. Л.В. Милова. М.: Эксмо, 2007. С. 107–109.


[Закрыть].

«Русская Правда» предусматривала три основных способа доказывания: свидетельство, клятву-присягу и суд Небесный, который находил свою реализацию в нескольких видах: испытание железом, испытание водой, судебный поединок и жребий[58]58
  Ключеский В.О. Русская история. М.: Эксмо, 2005. С. 69–76.


[Закрыть].

Главным способом доказывания признавались показания, видоков, послухов и пособников, т. е. лиц, которые способны своими личными показаниями либо доказать, либо опровергнуть указанные в заявлении истца обстоятельства, имеющие отношение к преступлению. При этом словам непосредственного очевидца преступных действий ответчика придается особое значение, ибо его показаниям суд должен был доверять, «как поверил бы своим глазам, если б сам был на месте совершенного события»[59]59
  Дювернуа Н.Л. Источники права и суд в Древней России: Опыты по истории русского гражданского права. СПб.: Юрид. центр Пресса, 2004. С. 200.


[Закрыть]. Послухами и пособниками признавались лица, которые могли подтвердить добросовестность истца либо ответчика, т. е. являлись свидетелями их «доброй славы», хотя сами не являлись очевидцами события преступления.

Однако на практике применялась и дополнительная процедура для признания показаний свидетеля абсолютно верными, клятва, подтверждающая их правдивость. Клятва произносилась свидетелем устно с использованием атрибутов христианской веры, в подтверждение того, что свидетель дает правдивые показания. При этом к числу добросовестных свидетелей по аналогии с «доброй порукой» относились добропорядочные христиане, лица духовного звания и иные категории граждан, заслуживающие доверия в силу своего положения в обществе.

По отдельным категориям уголовных дел устанавливались особые основания для признания виновным в его совершении. Вполне возможно, что они были заимствованы из религиозных норм, согласно которым «одного свидетеля недостаточно, чтобы осудить на смерть»[60]60
  См. Евангелие от Матфея (Втор. 17, 6 Матф. 18,16).


[Закрыть]. Аналогичные правила предусматривались и в «Русской Правде»: при обвинении в убийстве требовались показания не менее двух свидетелей[61]61
  Тихомиров М.Н. Пособие для изучения «Русской Правды» / Под. ред. Б.А. Рыбакова. М.: Изд-во МГУ, 1953. С. 130.


[Закрыть].

Доказывание отличалось и в зависимости от положения ответчика. Так, ст. 10 «Русской Правды» устанавливала правило, что для обвинения полноправного гражданина в совершении преступления необходимо «видока два выведеть», но если подозреваемый является «варягом», которыми признавались наемные воины-выходцы из скандинавских стран и купцы, либо «колбяги» – представители финно-угорского населения Северо-западной части Руси – то уже требовалось проведение «роты»,т. е. судебной клятвы.

Следует отметить, что словесные формулы в виде клятв являлись необходимым атрибутом большинства религий. Так, а Писании под «клятвой» подразумевается «торжественное обращение к всемогущему Богу, верному и нелицемерному Свидетелю того, что утверждается или отрицается»[62]62
  См.: Библейская энциклопедия. Вып. 1. М.: Типография А.И. Снегиревой, 1841. С. 401.


[Закрыть].

Применительно к уголовному процессу клятва произносилась в знак отрицания своей вины, либо поддержки какого-либо утверждения, касающегося обстоятельств совершения преступления, и получила достаточно широкое применение.

Предусмотренная в «Русской Правде» клятва-присяга допускалась «во всех тяжах» (ст. 22), когда нет других средств доказывания. Однако ограничение в применении этого доказательства состояло в том, что ее доказательственная сила расценивалась меньше, чем доказательственная сила других видов суда Божия. Вместе с тем по возмездному соглашению сторон решительная сила присяги могла быть применена на всякое дело[63]63
  Дювернуа Л.Н. Указ. соч. С. 201.


[Закрыть]. Из анализа статей «Русской Правды» можно сделать вывод, что клятва применялась лишь при рассмотрении в судебном разбирательстве мелких и незначительных исков. Так, по искам до двух гривен серебра предусматривалось уже назначение испытания водой, а по искам до полугривны золота даже предусматривалось испытание железом насильно (ст. 17 «Правды Русской» по Троицкому списку).

К третьему способу доказывания по законам Древней Руси, первоначальным источником которых следует считать «Русскую Правду», относился небесный суд Божий. В тот период главенствующее значение этого способа доказывания было общепризнанным: ввиду недостаточности доказательств с целью выяснения правоты участника уголовного процесса с той или иной стороны допускалось судебное испытание огнем, водой, поединком тяжущихся, во время проведения которых считалось, что высшие силы обнаружат виновного[64]64
  Тайлер Э.Б. Первобытная культура / Пер. с англ. М.: Политиздат, 1989. С. 509.


[Закрыть]. Само упоминание «небесный суд Божий» указывает на источник своего происхождения – религиозные верования. Согласно религиозным взглядам, Бог на небесах открывает все тайны и его высшую компетенцию следует признавать во всех делах, в том числе и судебных. Достаточно четко это прослеживается в религиозных положениях христианства: все тайное, потаенное и сокровенное сделается по воле Божьей «явным» и «известным», «выйдет наружу» (Марк 4, 22; Лук. 8,17) или «всем грешникам видящий тайное, воздает тебе явно» (Матф. 6: 4, 6, 18).

Из этих религиозных основ следует, что результатом суда Небесного при осуществлении правосудия по уголовным делам должен быть ниспослан свыше какой-либо знак, указывающий на виновность лица в совершении преступления либо его непричастность к преступлению.

При анализе древнерусской системы доказательств Н.Л. Дювернуа делает, на наш взгляд, вполне закономерный вывод, что испытания относятся к дополнительным видам доказательств и применяются в известной последовательности: «от более сильных испытаний до менее сильных. В делах большей ценности – железо, меньшей – вода, наконец, последнее место принадлежит присяге»[65]65
  Дювернуа Н.Л. Указ. соч. С. 195–197.


[Закрыть]. Испытание применялось и при отрицании ответчиком своей виновности в совершении преступления.

Так, согласно ст. 81 и 82 «Русской Правды» по Троицкому списку, допускались испытания железом в том случае, когда против обвиняемого есть свидетельство не только холопа, но и свободных людей. В случае благоприятного исхода испытания обвинение отпадает[66]66
  См. «Правда Русская». Т. II. С. 337, 377.


[Закрыть]. Если против обвиняемого говорит истец, против него говорит его холоп или свободные люди, но обвиняемый не признает себя виновным; прибегают к суду Божьему, в форме испытания железом, и дело решают на основании результата этого испытания[67]67
  Сергеич В. Лекции и исследования по древней истории русского права. 3-е изд. СПб., 1903. С. 587.


[Закрыть]. Существо этого испытания состояло в том, что «обвиняемый брал в голую руку железо раскаленное или вынимал ею кольцо из кипятка: после чего судьям надлежало обвязать и запечатать оную. Если через три дня не оставалось язвы или знака на коже, то невиновность была доказана»[68]68
  Карамзин Н.М. История государства Российского. М.: Олма-Пресс, 2003. С. 71.


[Закрыть]. От правильности испытания железом и его результатов зависело существо приговора. Если «ответчик по испытании явится прав» (ст. 87 «Правды Русской» в Пространной редакции), то значит невиновен, а если прошедший через «испытание явится виновен, то истец получает с него свой иск, а ежели явится невиновен, то лишается своего иска, и сверх того платит ответчику за претерпение испытания гривну, понеже по холопьеву показанию вызвал его на испытание» (ст. 85 «Правды Русской» в Пространной редакции).

Вторым способом испытания считалось испытание водой. В основе его прослеживаются явно религиозные истоки. Эта церемония заключалась в «освобождении себя от ритуальной скверны, вины против закона и нравственного греха… преимущественно путем погружения в воду»[69]69
  Мюллер М., Вундт В. От слов к вере. Миф и религия. М.: Эксмо, 2002. С. 650.


[Закрыть]. Божественное происхождение водной стихии служит своеобразным правосудием – Божьим судом и применяется для установления виновности заподозренного в преступлении лица.

При этом предполагалось, что священная водная стихия отвергает нечестивого и принимает праведного, так что виновный плавает, а невиновный – тонет. На Руси «при испытании водой подозреваемого бросали в воду: если он выживал (вода его не принимала), то тем самым подтверждалась его виновность»[70]70
  Кутафин О.Е., Лебедев В.М., Семигин Г.Ю. Судебная власть в России. История. Документы. В 36-ти тт. М.: Мысль, 2003. Т. 1. С. 60.


[Закрыть].

Считалось, что, помимо воды, очистительной силой обладает и огонь,т. е. речь идет об испытании огнем. Сама идея огненного очищения в самых различных формах присутствует буквально во всех религиозных учениях. Она нашла свое воплощение и в уголовном судопроизводстве: предполагалось, что если кто из подозреваемых при испытании сожжет себе руку, то он повинен и должен понести наказание за преступление, в котором его обвиняют.

К суду Небесному, помимо испытания водой, железом и огнем, относился и поединок. Он заключался в вооруженном состязании представителей сторон перед лицом суда – «поле». При этом предполагалось, что Всевышний помогает людям разрешить возникший спор и установить правду. Поражение на «поле» признавалось бесспорным доказательством вины, а победа означала выигрыш в судебном процессе. Обычно к этому способу доказывания прибегали в тех случаях, когда обвиняемый не соглашался с показаниями свидетельствующих против него допрошенных судом лиц и требовал проведения поединка, вручая себя правосудию божию[71]71
  Карамзин Н.М. Указ. соч. С. 340.


[Закрыть]. При проведении поединка декларировалось равенство сражающихся сторон в физической силе, принимая во внимание при этом принадлежность тяжущихся к той или иной социальной категории. При поединке могло применяться различное оружие: пика, топор, кинжал и т. п. Следует отметить, что, по мнению исследователей «Русской Правды», проведение поединка в судебной практике встречалось достаточно редко и судьи старались, несмотря на желания сторон, разрешить уголовное дело при помощи иных доказательств[72]72
  Герберштейн С. Записки о Московии. СПб., 1866. С. 83–84.


[Закрыть]. Постепенно поединок как способ доказательства виновности в уголовном процессе как высшего правосудия изживает себя, однако в законодательном порядке поединки были запрещены Манифестом Екатерины II лишь 21 апреля 1787 г.[73]73
  Загорский Г.И., Зюбанов Ю.А. У истоков российского уголовного судопроизводства (к 1000-летию «Русской Правды»): Монография. М.: Проспект, 2016. С. 64–65.


[Закрыть]

К разновидности суда Небесного относится и способ установления виновности человека путем гадательного приема-жребия, основанного на древнегреческих суеверных предсказаниях будущего[74]74
  Дювернуа Н.Л. Указ. соч. С. 195–197.


[Закрыть]. В своем исследовании Н.Л. Дювернуа утверждает, что это был весьма распространенный способ решения спорных вопросов и на суде к жребию обращались нередко[75]75
  См. Правда Русская. Т. II. С. 337.


[Закрыть].

Краткий анализ норм одного из первоисточников уголовного судопроизводства – «Русской Правды», относящихся к видам доказательств, позволяет сделать вывод о государственно-обвинительном характере этих норм, сформировавшихся под значительным влиянием существовавших в тот период религиозных взглядов и обычаев. Из содержания этих норм усматривается воля законодателя к защите прав своих подданных, недопущению нанесения вреда своим подвластным, а также интересам общества и государства. Этот исторический опыт весьма интересен и достоин внимания и в настоящее время. Необходимость осмысления наших исторических корней в области уголовного судопроизводства, заложенных еще в первых законодательных актах, и базовых ценностей нашей цивилизации является одной из насущных задач науки уголовного процесса с учетом вызовов XXI в.

Библиографический список:

1. Библейская энциклопедия. Вып. 1, М.: Типография А.И. Снегиревой, 1841. С. 401.

2. Владимирский-Буданов М.Ф. Очерки истории русского права. Ростов н/Д: Феникс, 1996. С. 174.

3. Герберштейн С. Записки о Московии. СПб., 1866. С. 83–84.

4. Загорский Г.И. Христианские представления о суде и правосудии и их реализация в российском-уголовно-процессуальном законодательстве. В кн. Антология научной мысли (К 10-летию РАП). Сб. статей. М.: Статут, 2008. С. 733–743.

5. Загорский Г.И., Зюбанов Ю.А. У истоков российского уголовного судопроизводства (к 1000-летию «Русской Правды»): Монография. М.: Проспект, 2016. С. 64–65.

6. Карамзин Н.М. История государства Российского. М.: Олма-Пресс, 2003. С. 71.

7. Ключеский В.О. Русская история. М.: Эксмо, 2005. С. 69–76.

8. Мюллер М., Вундт В. От слов к вере. Миф и религия. М.: Эксмо, 2002. С. 650.

9. Правда Русская. Т. II. С. 337, 377.

10. Тер-Акопов А.А. Христианство. Государство. Право. (К 2000-летию христианства): Монография. М.: Изд-во МНЭПУ, 2000. С. 13.

Обычай, закон, правда и истина в отечественной правовой культуре (XI–XVII вв.)

Золотухина Н.М. гл. научный сотрудник отдела теории права и судебной власти РГУП, д-р юрид. наук, профессор, заслуженный юрист РФ

N.M. Zolotuhina

Custom, law and truth in native legal culture (XI–XVII centuries)

Аннотация: В статье выясняется содержание и взаимоотношение таких понятий как «правда», «закон», «истина» и «справедливость». В раннее Средневековье (X–XII вв.) термины «закон» и обычай» употреблялись как синонимы. После принятия христианства термин «закон» получил сакральное значение: Законы Бога, Законы Моисея, Законы Вселенских соборов и т. п. Правила поведения, установленные властью, и обеспеченные ее принуждением, стали обозначаться термином «правда». Княжеская «правда», в том числе, и первый сборник законов «Правда Ярослава», должны были соответствовать Закону, как высшей справедливости, составляющей содержание Божественных велений.

В период позднего Средневековья в Московском государстве (XV – первая половина XVII вв.) в связи с принятием ряда «Судебников» (1497, 1550, 1589, 1606 гг.) термин «закон» начинает употребляться в значении общеобязательного правила поведения, установленного государственной властью, не утрачивая при этом и своих нравственных характеристик, но сокращая объем своего содержания (нормативно-правовой акт).

Термин «правда», напротив, расширяет свою семантику, обозначая понятие «справедливости и истины», распространяя свое действие на характеристику всей политической и юридической деятельности государства. В результате термины и обозначаемые ими понятия как бы поменялись местами. В данном варианте уже «закон» должен в своем содержании соответствовать «правде», как высшей справедливости. Диалектика развития этих понятий и взаимоотношений между ними составляют не только основу правопонимания в средние века, но оказывают свое влияние и на современное его восприятие.

Annotation: The matter and mutual relation of such notions as «truth», «law» and «justice» are being elucidated in the article. In the early Middle Ages (X–XII centuries) the «law» and «custom» terms were used as synonyms. After the adoption of Christianity the term «law» got a sacred meaning: The Laws of God, The Laws of Moses, The Laws of Ecumenical councils etc. The rules of conduct, set by the authorities and provided by its compulsion started to be identified with the term «truth». Princely «truth» including the first statute roll «Yaroslav’s truth», had to comply with the Law as a superior justice, which made up the substance of the Divine dictate.

During the period of later Middle ages in the Muscovy (XV – first half of the XVII centuries) in connection with adoption of several Law Codes (1497, 1550, 1589, 1606) the term «law» starts to be used as a meaning of an obligatory rule of conduct set by the state power and not losing its moral character, but at the same time reducing the volume of its contents (legal act).

The term «truth», on the contrary, expands its semantics, identifying the concept of justice, equity and truth, expanding its effect on the characterization of all political and judicial activity of the state. As a result, the terms and their meanings traded their places. In this case, it was the law, which had to correspond to the truth as the higher justice.

The dialectics of these terms’ evolution and their correlations are arranging not only the basis of legal consciousness in the Middle Ages, but also exerts their influence on its modern perception.

Ключевые слова: правда, право, обычай, закон, истина и благодать, право понимание.

Keywords: truth, law, custom, statute, truth and grace, legal consciousness.

В области правоведения наиболее сложными для современного понимания являются понятия и обозначающих их термины: «обычай», «правда», «закон», «истина» и взаимоотношения этих понятий между собой.

Основы отечественной правовой теории были заложены еще в раннем Средневековье митрополитом Иларионом, в первом русском политико-правовом трактате «Слово о Законе и Благодати» (XI в.). Иларион, излагая свою концепцию понимания права, пользовался терминами: «закон», «правда», Истина и Благодать[76]76
  Иларион – Киевский митрополит, современник и соратник Ярослава Мудрого (1019–1054) (См: Слово о Законе и Благодати. М: Скрипторий, 1994).


[Закрыть].

Для правильного представления об истории развития российского правопонимания необходимо выяснить семантику всех вышеозначенных терминов, проследить сложный процесс их дальнейшей эволюции и, складывавшихся между ними взаимоотношений.

Термин «право» позднего происхождения, он возникает на рубеже XVI–XVII вв., когда в Россию стали проникать теории естественного права с их представлением о «прирожденных правах человека» (А.М. Курбский, И.С. Пересветов). В русской средневековой правовой культуре юридические понятия обозначались терминами: «обычай», «закон», «правда», «справедливость», «истина». Эти термины не только употреблялись в Средние века, но дошли и до настоящего времени. Проблема заключается в том, что термины и обозначаемые ими понятия меняли свое содержание в различные исторические эпохи, а, следовательно, изменялись и взаимоотношения между ними, однако при этом их лексические обозначения оставались неизменными.

В настоящее время стоит вопрос о необходимости установления наиболее адекватной экзегетики этих терминов – т. е. выяснении понимания и употребления их современниками.

В эпоху Средневековья лексика и фразеология языка юридических актов и, соответственно, их употребления в законодательстве и политико-правовых доктринах, имела особую терминологическую организацию. Термин мог обозначать понятие со сложным смысловым содержанием, передаваемое одним словом или группой слов, составляющих целую формулу.

В дохристианский период термины: «обычай», «закон», «покон», имели синонимическое значение[77]77
  Большой знаток древнерусского языка И.И. Срезневский, рассматривая содержание и употребление в Древней Руси терминов: «обычай», «закон» и «покон», пришел к выводу, что содержание и значение всех трех понятий на первом этапе существования русской государственности было синонимичным (несмотря на различие терминов). (См.: Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. СПб., 1893. Т. 1. Стб. 921–922; Т. 2. Стб. 1111; см. также: Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 16. М.: Наука, 1990. С. 168. «Покон» – греч. обычай; закон, основанный на обычае».


[Закрыть]; ими, как правило, обозначались обычные нормы, регулирующие поведение сторон, защищенные системой санкций, принятых в обществе: штрафы, возмещение ущерба, принуждение к определенным действиям в пользу потерпевшей стороны, принятые правила наследования и т. д. Ю.С. Степанов заметил, что «в традиционное русское понимание термина «закон» автор «Повести временных лет» включает «обычай» и «предание отцов своих»[78]78
  Степанов Ю.С. Словарь русской культуры. М.: Языки русской культуры. 1997. С. 436.


[Закрыть]. В первых дошедших до нас юридических памятниках – «Договорах Руси с греками» русская сторона при определении своего правового положения, ссылалась на «Закон русский», под которым подразумевались обычные нормы, наделенные правовым содержанием. Например, за воровство какого-либо имущества, ущерб взыскивался в тройном размере; за убийство полагалась смертная казнь, за удары и избиения, причиняющие ущерб здоровью, предусматривались штрафы, размер которых колебался в зависимости от степени причинения вреда. Санкции ряда нормативных правил «Закона Русского» строились по принципу: «око за око, зуб за зуб».

В 988 г. Русь приняла христианство в православной конфессии и унаследовала развитую догматику, обрядовую технику исповедания религиозного культа и соответствующую терминологию. В Византии термин «закон» обычно употреблялся в сакральном значении. На Руси в связи с принятием христианства он также подвергается сакрализации и начинает употребляться для обозначения величин высокого порядка: Законы Бога, Законы Ветхого и Нового Заветов, Законы Иисуса Христа, Законы Святых Отцов, Законы Вселенских Соборов. Но иногда, в силу издавна сложившихся традиций, этот термин употреблялся и для обозначения общеправового понятия, в абстрактном значении – Закон государя. В связи с тем, что ранее, в течение длительного времени, термином «закон» обозначались конкретные правила поведения, за нарушение которых предусматривалась ответственность (материальная или физическая), то возникает некоторая особенность в его употреблении: он расширил объем своего содержания за счет усвоения сакрального смысла, но, при этом, не утратил полностью и своего прежнего юридического значения. Это привело к возможности его употребления в широком (нравственно-религиозном) и ограниченном (юридическом) смыслах. В результате «сплав языческого и византийского мировоззрений привел к тому, что термин «закон» начал употребляться как в светском, так и религиозном значениях»[79]79
  Рогов В.А. «Закон» и «обычай» в древнерусской правовой идеологии // Femis. М.: МГИУ, 2001. С. 78–79.


[Закрыть], включая в свое содержание юридические и нравственные характеристики.

Нравственные правила в схеме, предложенной Иларионом, восходят к Новозаветной этике, и обозначены термином «Истина», носителем которой является Иисус Христос. «Исполнение закона» Иларион рассматривал как подчинение чужой воле: Бога, государя, господина, а «Истину» – как самостоятельный выбор правил поведения, осуществляемой свободной волей человека, руководствующегося в своих поступках нравственно-этическими Заветами Иисуса Христа. «Закон» Иларион воспринимал как первый шаг в общении между людьми, обеспечивающий сохранение их безопасности, а «Истину» как высшую ступень в организации жизни христиан. Вначале, до распространения христианства, человек воспринимал «Закон», который, регулируя поведение людей, способствовал их самосохранению, затем, вступив на путь веры в Иисуса Христа, он осеняется Благодатью, указывающей ему путь к познанию «Истины»: прежде Бог дал людям «Закон, потом она, «Благодать», прежде тень (т. е. Закон – Н.З.), потом «Истина»[80]80
  Иларион. Слово о Законе и Благодати. М: Скрипторий, 1994. С. 33.


[Закрыть]. Закон дан людям «на приуготование к Истине и Благодати; да в нем обыкнет человеческое естество». Прежде всего, человечество как «скверный сосуд» омывается водой – Законом, и только затем в чистый сосуд наливается «млеко Благодати», помогающее ему постигать Истину[81]81
  Иларион. Слово о Законе и Благодати. М: Скрипторий, 1994. С. 31–32.


[Закрыть].

Б.П. Вышеславцев, анализируя предложенное Иларионом соотношение «Закона», «Благодати» и «Истины» заключил, что к качественно иному состоянию своей духовной жизни человек приходит через «Благодать», которая, в свою очередь не отменяет «Закон», а только восполняет его[82]82
  Вышеславцев Б.П. Этика преображенного эроса. М.: Республика, 1994. С. 32.


[Закрыть]. Н.А. Бердяев более точно, как представляется, установил соотношение «Благодати» и «Истины», заключив, что «Истина», познанная через «Благодать», не только восполняет, но и превосходит «Закон»[83]83
  Бердяев Н.А. О назначении человека. Париж: Современные записки, 1931.


[Закрыть].

В XII в. в повседневной юридической и обыденной лексике термин «закон» начинает постепенно вытесняется термином «правда». Все властные распоряжения властей, предназначенные для реализации их в обществе и соблюдения их всеми его членами, стали в большей степени обозначаться термином «правда». Первый легитимный, письменный сборник правовых норм – «Правда Ярослава» представлял собой утвержденные княжеской властью обычаи, превратившиеся, тем самым, в нормированные правила поведения, санкционированные высшей властью и защищаемые ею.

Иларион рассматривает и толкует термин «правда» как обозначение обязательного правила поведения, исходящего от верховной власти, но включающего в свое содержание такие нравственные категории, как «справедливость» и «истина». Понятия «правды» и «истины» у него в определенной степени сближаются, т. к. законодательство, исходящее от власти воспринимается им как справедливое.

При проведении анализа необходимо учитывать, что термин «правда», известный на Руси издавна, имеет много значений в русском языке: производные от него слова связаны, как с юридическим значением: «правда», «истина», «справедливость», «свод законов», «закон», «право суда», «дать суд по правде» (оправдать)[84]84
  Термины «оправдание», «оправдать» в древнерусском языке обозначали: «дать суд по правде». При этом совершенно не обязательно, что человек будет оправдан в современном значении этого слова. «Дать суд по правде» значило – предоставить скорый и правый суд любому человеку независимо от его социального положения. Например, ст. 56 Пространной редакции «Суд Ярославль Володимирович. Правда Руськая» гласит: «Если закуп бежит от господина…из-за обиды на своего господина, то не работять его» (не возвращать господину), но дати ему правду», т. е. рассмотреть его дело по закону и с учетом всех обстоятельств, вынудивших его на совершение побега, приняв затем, справедливое решение.


[Закрыть]; так и нравственными категориями: «правдиво», «честно», «благочестиво», «правильно без обмана»; «справедливо», «истинно, правильно, разумно»[85]85
  С.Л. Франк писал, что в категории «правда» практическую и теоретическую сферу разделить невозможно. Н.К. Михайловский отмечал, что только по-русски «истина и справедливость называются одним и тем же словом / «правда/ и как бы сливаются в одно целое. (Цит. по: Зеньковский В.В. История русской философии. Париж, 1948. Т. 1. Кн. 1. С. 17).


[Закрыть]. Антонимом данному термину является термин «неправда», толкуемый как «несправедливость», «беззаконие, насилие, противозаконный поступок». «Неправда» – несправедливость, беззаконие, насилие; «неправдование» – совершение беззакония, непорядочных, несправедливых поступков; поступать «нечестно, фальшиво, притворно», т. е. действовать не только незаконно, но и безнравственно, непорядочно, нечестно[86]86
  Словарь русского языка XI–XVII вв. Указ. соч. Вып. 11. С. 238–239.


[Закрыть].

Таким образом, термином «неправда» может быть обозначено как преступление в юридическом значении этого понятия, так и поступки, противоречащие понятию христианской морали и совести. В этом плане необходимо отметить, что Иларион, первым в «Слове о Законе и Благодати», утвердил определенную традицию, согласно которой слово «правда» стало употребляется как юридический термин (законы христианского государства), включивший в свое содержание нравственную мотивацию.

В раннем Средневековье (XI–XII вв.) в соотношении понятий «Закон» (с высоким сакральным содержанием) и «правда», «Закон» занимал более высокое положение, как воплощение велений Бога; «правда» же воспринималась как часть этого закона, предназначенная для реализации высшей справедливости в обществе, наместниками Бога на земле – великими князьями.

Древнерусские законодатели и мыслители обычно выражали свое правопонимание, прибегая к понятию «правда». Без адекватного представления о таком ключевом термине в понятийном аппарате русских правоведов историк права не может правильно представить «проспект развития правовой теории», вплоть до настоящего времени[87]87
  А.В. Поляков утверждает, что «правда», сформулированная Иларионом, является понятием пригодным в России для выражения правопонимания во все века. «Соборный, надындивидуальный характер этой «правды» является отличительной чертой правосознания российского общества». (См.: Поляков А.В. Общая теория права. СПб., 2001. С. 288, 316–317).
  Н.А. Бердяев полагает, что в силу традиционности мышления русские коммунисты в своем нравственном кодексе также исходят из сопоставления «закона» и «правды», в котором «правда» толкуется как христианское отношение к социальной жизни, со всеми присущими ей атрибутами справедливости и человеколюбия. (См.: Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 153). Действительно в кодексе строителя коммунизма взаимоотношения «закона» и «нравственности» весьма напоминает схему, предложенную Иларионом в «Слове о законе и Благодати».


[Закрыть]. При этом необходимо учитывать, что русская политико-правовая теория на всех этапах обнаруживает глубокую преемственность в основных категориальных структурах, без учета которой невозможно представить ход размышлений в каждую последующую эпоху. Значительную роль в процессе познания содержания законов и правовой идеологии играет изучение терминологии, ее эволюции, происходившей в различное время, без исследования которой многие проблемы недоступны для понимания и в нашей современности.

С течением времени и изменением исторических, политических и юридических условий, содержание понятий «правда» и «закон» и их взаимоотношения между собой, подверглись существенным изменениям. В Московском государстве, после принятия ряда «Судебников» (1497, 1550, 1589, 1606–1607 гг.), а затем и «Соборного Уложения 1649 г.» термин «закон» входит в юридический словарь, а затем и бытовую лексику в значении: нормативный акт, обязательный для исполнения всеми подданными государства, и защищенный санкцией государства. Понятия «правда» и «закон» как бы меняются местами: у Илариона «Закон» по своему теологическому значению имеет более широкий объем содержания по сравнению с «правдой», обозначающей княжеское законодательство, и в сего схеме, соответственно, «правда» соотносится с «законом», определяющим ее семантическое значение.

Законодателями, мыслителями и публицистами XV–XVI вв., напротив, предлагается более широкое содержание понятия «правды», как организации всей жизни в государстве на законных и справедливых основаниях: реализация верховной власти, «вершение» правого суда, полное исключение из практики всех форм объективного вменения и внесудебной расправы, недопустимость жестокого и несправедливого законодательства.

Под «правдой» стал фактически пониматься весь правопорядок в государстве, тогда как термином «закон» обозначалось только нормированное правило поведения, исходящее от верховной власти и защищаемое ею. Общественное правосознание начинает оценивать «закон» в зависимости от его соответствия – несоответствия «правде», или, как уточнил И.И. Срезневский, «истине без обмана, справедливости, добродетели»[88]88
  Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. СПб, 1895. Т. 2 Стб., 1355–1356; См. также: Даль В.И. Толковый словарь. М.: Изд-во национальных и иностранных словарей, 1955. С. 370.
  В.И. Даль: «правда – истина на деле, истина во образе, во благе, правосудие, справедливость: творите суд и правду».
  И.И. Срезневский в «Материалах для словаря древнерусского языка» рассматривает термины «правда» и «справедливость» как синонимы. В подтверждение этого тезиса, он дает такие разъяснения: «правда – правый суд»; «судить в правду – справедливо». Он приводит цитату из «Ярлыка хана Узбека», данного митрополиту Петру: «… а знает Петр митрополит правду и право судит своих людей / по закону/» (См.: Там же. Т. II. Стб., 1353–1354).


[Закрыть]. В позднее Средневековье «правда» воспринимается как всеобъемлющая категория, обязательное соблюдение которой необходимо как в процессе законотворчества, так и при реализации нормативных актов.

В политико-юридической публицистике XV–XVI вв. термин «закон» начинает толковаться как часть «правды», реализуемой нормированным правилом поведения, изданным высшей властью с обязательством его защиты. Такое правопонимание предоставляет мыслителям и политическим деятелям возможность критиковать законы государства как не соответствующие «правде», а, следовательно, не выражающие в своем содержании «справедливость».

Максим Грек одним из первых в русской правовой теории предложил понимать под термином «правда» все формы законной деятельности властей, особенно выделяя при этом правосудие. «Правда» в его понимании – это, прежде всего, наличие в государстве справедливого и немздоимного суда. Отсюда его знаменитая, ставшая крылатой формула: «правда – сиречь прав суд»[89]89
  Максим Грек. Сочинения. Ч. II. Казань, 1860. Ч. 2. С. 184.


[Закрыть], т. е. наличие в государстве такого правосудия, при котором тяжба каждого человека, независимо от его социального положения, рассматривается на основании закона, нелицеприятно, с кротостью и милостью.