Текст книги "Экономическая история мира. Том 3. Англия: колониальный империализм. Германия: юнкерский капитализм. Франция: ростовщический империализм. Особенности империализма США и Японии. Развитие капитализма в России"

11. Кризис феодально-крепостнической системы России (Первая половина XIX века)

Кризис феодально-крепостнической системы – это прогрессивный по своему направлению процесс перехода от феодально-крепостнической системы к капитализму в России. В недрах феодально-крепостнического хозяйства рождается капиталистическое, но свободному развитию капиталистических отношений препятствует феодальная оболочка, крепостническая система. Происходит борьба между во многом уже капиталистическим содержанием экономики и феодально-крепостнической формой, которая кончается победой капитализма.

Крепостное право в России было отменено в феврале 1861 г. Но это совсем не значит, что, подписывая манифест, царь отменил феодализм и ввел капитализм. Крепостное право было лишь главной надстройкой феодализма, а не всем феодализмом. К моменту реформы в стране существовала уже довольно развитая капиталистическая экономика.

Но если бы дело исчерпывалось прогрессивным поступательным движением, слово «кризис» было бы неуместным. Кризисом было столкновение двух систем. Тормозя развитие буржуазных элементов в хозяйстве, феодальная оболочка тормозила развитие всего хозяйства страны.

11.1. Кризис феодально-крепостнической системы в сельском хозяйстве

В чем заключался кризис феодально-крепостнической системы в сельском хозяйстве? В том, что активная часть помещиков втягивается в рыночные отношения и старается превратить свои имения в крупные товарные, т. е. капиталистические хозяйства. Такие помещики, в сущности, выступают как предприниматели, но их предпринимательской деятельности препятствует феодально-крепостническая система. Как это происходит?

1. С 20-х гг. XIX в. в России растут сельскохозяйственные общества, появляется обширная агрономическая литература. Все новое в сельском хозяйстве, что возникает за границей, в России обсуждается и пропагандируется. Здесь испытываются все новинки европейской сельскохозяйственной техники. В ряде городов проводятся сельскохозяйственные выставки.

Некоторые помещики вводят научные севообороты, разводят породистый скот, устраивают в имениях мастерские по изготовлению машин. В тамбовском имении помещика Гагарина действовала паровая машина, которая молотила, веяла и сортировала по 200 копен пшеницы в день.

Но новая техника оставалась делом энтузиастов и модной темой разговоров. Один помещик писал: «Если весь хлеб обмолотится с осени, то что же будут делать крестьяне и их жены зимой? Молотильная машина стоит денег, требует ремонта и содержания лошадей, а работа крестьян ничего не стоит.» Именно то обстоятельство, что труд крепостных ничего не стоил помещику, и делало невыгодном применение машин.

2. Сельское хозяйство из натурального, каким ему положено быть при «чистом» феодализме, становится: все более товарным. В середине XIX в. товарность земледелия достигла 18 %.

Но рост товарности означал увеличение ренты. При натуральном хозяйстве рента была ограничена естественными пределами потребления феодала и его челяди. А для продажи требовалось больше продукции: теперь дополнительная продукция давала деньги, и помещики настолько увеличивают эксплуатацию крестьян, что выводят ее за рамки феодализма.

На черноземном Юге барщина иногда увеличивается настолько, что не оставляет крестьянину времени для работы в своем хозяйстве. Тогда помещик переводит крестьян на «месячину», т. е. принимает на себя их содержание, выдавая ежемесячно продовольствие. Поскольку крестьянин в этом случае уже не ведет своего хозяйства, такая эксплуатация уже не может считаться феодальной: Это уродливая, смешанная полуфеодальная – полукапиталистическая форма.

В нечерноземной полосе; где преобладал оброк, помещики его тоже увеличивали. За первую половину XIX в. средний размер оброка вырос в 2–3 раза. Такой рост крестьянское хозяйство обеспечить не могло. И теперь все чаще крестьяне занимались промыслами, нанимались на промышленные предприятия, и оброк платили не столько из доходов от сельского хозяйства, сколько из неземледельческого заработка. Но вычет из промышленного заработка не может считаться феодальной рентой.

Однако такое усиление эксплуатации крестьян феодальными методами не давало помещикам нужного экономического эффекта. Крепостной труд на барщине имел низкую производительность. Как писал один помещик, на барщине «крестьянин выходит на работу как можно позже, работает как можно меньше и отдыхает как можно больше».

«Барщина, – писал другой помещик, – отнимающая возможность у бедного выйти из бедности, у зажиточного разбогатеть, у человека, одаренного каким-либо талантом – развить этот талант, действует на всех крестьян подобно медленному яду, убивающему тело и душу».

По подсчетам статистиков того времени, наемный труд в сельском хозяйстве был в 6 раз производительнее крепостного.

Оброк тоже не стимулировал развития сельского хозяйства. Крестьянин знал, что с увеличением его доходов помещик увеличит оброк и дополнительный доход будет снимать оброком.

В старых центрах крепостного хозяйства посевные площади уже не растут, запашка не увеличивается. Ее рост почти прекратился в начале XIX в. Не увеличивается и урожайность. В середине XIX в. средний урожай по европейской части России составлял «сам-3,6». Учащаются неурожайные годы. Статистик Словцов насчитывал для первой половины XIX в. 39 неурожайных лет.

В результате помещики все чаще закладывали свои земли, жалуясь на разорение. Перед ликвидацией крепостного права было заложено уже 66 % помещичьих земель.

3. Видя недостатки барщины и оброка, помещики все чаще начинали применять наемный труд. Особенно широко он использовался в причерноморских степях, где помещики увеличивали товарное производство пшеницы. Своих крепостных им для этого не хватало, поэтому приходилось прибегать к найму со стороны, К тому же у некоторых помещиков там вообще не было крепостных. В этих степях, еще недавно присоединенных к России, можно было купить землю, но без крепостных. Крепостных можно было лишь купить «на вывод» из других губерний. Почему Чичикова называли «херсонским помещиком»? Потому что он якобы покупал души дня заселения купленного под Херсоном имения. Но покупать «на вывод» и переселять в степи крестьян было, конечно, довольно сложно. Приходилось нанимать. И ко времени жатвы туда тянулись сотни тысяч крестьян с косами наниматься для уборки урожая.

Наем теперь был постоянным явлением и в других губерниях, причем часто приобретал уродливые полуфеодальные формы. Например, теперь зажиточные крестьяне уже сами не ходили на барщину, а нанимали бедных соседей. Широко практиковалась такая форма: помещик брал с крепостных оброк деньгами, а на эти деньги нанимал их же в качестве наемных рабочих. Эта, казалось бы, абсурдная форма все же создавала некоторую материальную заинтересованность крестьян.

Рост наемного труда тормозил недостаток наемных рабочих в условиях крепостничества. Поэтому и рождались такие смешанные формы найма.

4. Развитие товарно-денежных отношений подрывало монополию дворян на землю. Если прежде иметь землю в собственности могли только дворяне, то теперь было разрешено землевладение не дворян. С 1801 г. была разрешена свободная торговля землей без крепостных. Земли разорявшихся помещиков начали скупать представители других сословий. Но даже и теперь помещичья земля еще не стала товаром. Купец не мог купить имение у помещика – там были крепостные. И поэтому земля без крепостных в это время стоила намного дороже, чем с крепостными.

И все же в России возникли районы, где установилась капиталистическая организация сельского хозяйства, где почти не было помещичьих имений – Южное Поволжье и Юго-запад. Вместо помещичьих хозяйств здесь были крупные капиталистические фермы, специализированные овцеводческие, зерновые, свеклосахарные хозяйства, использующие наемный труд. Впрочем, значительная часть этих фермеров прибыла из-за границы – это были немцы, греки, болгары.

В таких явлениях, как рождение новой техники, рост товарности, наемный труд, непомещичье землевладение – и выражался прогресс в сельском хозяйстве. Но их развитие тормозила феодально-крепостническая система, и поэтому прогрессивные явления получали уродливую полуфеодальную форму.

Таким образом, главные изменения в сельском хозяйстве, которые составляли содержание кризиса феодально-крепостнической системы, происходили в помещичьем хозяйстве. Можно ли считать помещика предпринимателем? Очевидно, в случае классического феодализма, когда феодал не вел своего хозяйства, а лишь брал оброк с крестьян, он не являлся предпринимателем. Но если он вел товарное хозяйство, например, занимался производством пшеницы на продажу, мы должны его признать предпринимателем. Он организовывал производство, определял севообороты, распределял рабочую силу, сбывал продукцию. И в этом случае он старался выйти за рамки крепостничества, применяя наемный труд и передовую агротехнику. Стараясь повысить доходность своего хозяйства, такие помещики заводили в имениях и промышленные предприятия. Итак, барщинное хозяйство – это крупное товарное производство, которое имело тенденцию превращаться в капиталистическое через «прусский путь» развития капитализма в сельском хозяйстве.

Зато оброчные имения способствовали развитию капитализма в промышленности. Помещик, отпуская крестьян на оброк, толкал их к найму на промышленные предприятия. Известно, что помещики приветствовали появление промышленных заведений по соседству с имением и даже предоставляли для этого землю в самом имении. Таким образом, если при барщине помещик сам выступал в качестве предпринимателя, то при оброке увеличивал рынок рабочей силы для других предпринимателей.

Крепостничество замораживало традиционную феодальную структуру общества: подавляющая часть населения составляли крестьяне, которые вели натуральное хозяйство, что крайне ограничивало рынок для промышленности.

Таким образом, все процессы, которые в это время происходили в сельском хозяйстве, сводились к прорывам крепостнической системы в рыночные отношения, в капиталистическое предпринимательство,

В этих условиях самая дальновидная часть дворянства начинает понимать, что крепостное право губительно для страны. Наиболее радикально выступили против крепостничества дворянские революционеры-декабристы. Но не только они. Читая журналы 30-40-х гг., получаешь впечатление, что необходимость ликвидации крепостного права была очевидна для всех – об этом все писали открыто.

Уже в первые годы XIX в. в письменных столах крупнейших сановников России лежали заготовленные проекты ликвидации крепостного права. Все ждали лишь сигнала со стороны царя, чтобы представить эти проекты на конкурс. Свой проект был даже у такого реакционера, как Аракчеев. Правда, Аракчеев составил свой проект не по собственной инициативе, а по предписанию императора.

11.2. Кризис крепостной промышленности

В промышленности противоречия феодально-крепостнической системы проявлялись сильнее, чем в сельском хозяйстве, потому что уже мануфактура, которая заняла господствующее положение в XVIII в., – это капиталистическая стадия производства, которая не соответствовала феодальным производственным отношениям.

А в первой половине XIX в. в России начинается промышленный переворот. Увеличивается импорт машин. Если в начале столетия в Россию ввозилось машин на 80 тыс. руб. в год, то в 50-х гг. – на 8 млн. Импорт машин за полстолетия увеличился в 100 раз. Но если машины ввозились, то, очевидно, они и использовались. Развивается и собственное машиностроение. В 1860 г. в одном только Петербурге действовало 15 машиностроительных предприятий.

Машины действовали, но не вытесняли ручного труда. Цепной реакции переворота не происходило. Промышленный переворот тормозила феодально-крепостническая система, и закончиться он мог только после ликвидации крепостного права.

В XVIII в. наша промышленность приспособилась к условиям крепостничества и приобрела форму крепостной мануфактуры, что и обеспечило ее успешное развитие, но теперь, в первой половине XIX в., по той же причине приспособленности к крепостничеству она испытывает застой, депрессию. На Западе заканчивался промышленный переворот, продукция российской крепостной мануфактуры оказывалась намного дороже западных фабрик, и Россию вытесняют с мировых рынков.

Каким образом крепостничество тормозило промышленный переворот и развитие промышленности?

1. Производительность крепостного труда была намного ниже производительности наемного. По подсчетам статистиков того времени, наемный рабочий в разных отраслях промышленности давал в 2, 3 и в 4 раза больше продукции, чем крепостной. Это должно было стимулировать внедрение машин, потому что машина не только повышает производительность труда, но и подчиняет рабочего своему темпу. При машинном производстве скорость процесса определяет машина, а не рабочий.

Но крепостной труд делал невыгодным применение машин. Ставя машину, заменяющую сколько-то рабочих, заводчик не мог их уволить, потому что они были его собственностью. Поэтому машина не сокращала, а увеличивала производственные затраты, а следовательно, и стоимость продукции.

2. Крепостное право заставляло хозяина содержать (за счет производства) безработных, т. е. резервная армия труда была не за воротами предприятия, а на его содержании. Заработная плата крепостных рабочих состояла из двух частей: 1) денежная, «задельная», плата, которая выдавалась только работающим за выполненную работу; 2) «провиант», т. е. бесплатный паек, который выдавался всем членам семей рабочих, числившихся на предприятии, в том числе и семей безработных. Так, на казенных и посессионных заводах каждому взрослому полагалось в месяц по 2 пуда муки, ребенку или подростку – по 1 пуду.

А между тем число крепостных рабочих постепенно увеличивалось путем естественного прироста. На уральских горных заводах к середине XIX в. уже до трети рабочих оказались лишними, безработными, «пустыми хлебоедами», как называли их заводчики. Эти не занятые в производстве рабочие занимались своими промыслами и торговлей. Поэтому уральские заводы стали центрами сундучных, подносных и иных промыслов.

Некоторые заводчики пытались перевести лишних мастеровых в крестьяне, посадить на землю, но безуспешно: мастеровые (т. е. квалифицированные рабочие) считали свое положение выше положения крестьян и заявляли, что не умеют заниматься хлебопашеством. Когда заводчик Лазарев, хозяин четырех уральских заводов, в начале XIX в. попытался посадить лишних мастеровых на землю, они подняли бунт, и попытку пришлось оставить. После этого было решено уговорить их это сделать добровольно. По заводам, при которых было несколько тысяч мастеровых, было объявлено, что согласившимся переселиться в деревню будет дана крупная денежная сумма, им помогут обзавестись хозяйством и на несколько лет освободят от повинностей. Уговаривали 10 лет. В результате нашелся один желающий переселиться в деревню, но лишь в качестве деревенского кузнеца.

В особенно тяжелом положении оказались посессионные предприятия. Согласно закону хозяин такого предприятия не имел права увольнять рабочих. В XIX в. владельцы посессионных мануфактур поднимают дружный вопль – просят их освободить от посессионных рабочих. Правительство идет навстречу – в 1840 г. специальным указом разрешает увольнять рабочих «в свободное состояние». В ближайшие годы в легкой промышленности посессионных предприятий уже не осталось. Они сохранились лишь в горной промышленности Урала.

3. Крепостничество тормозило развитие в той части промышленности, в которой крепостной труд не использовался. Оно повышало стоимость рабочей силы. Свободных рабочих не хватало. Основной контингент наемных составляли оброчные крестьяне, но они могли быть только сезонными неквалифицированными рабочими.

Крепостничество сужало внутренний рынок. Подавляющую массу населения составляли прикрепленные к земле крестьяне, которые вели натуральное хозяйство и почти не покупали промышленных изделий. Они сами ткали полотно и готовили из него одежду. Они мало покупали железных изделий: деревенские кузнецы перековывали сломанные изделия на новые.

Итак, крепостничество затормозило развитие российской промышленности. Европейские страны, где заканчивался промышленный переворот, обгоняют Россию, оставляя ее на одном из последних мест. Но в разных отраслях кризис феодально-крепостнической системы проявлялся в разной степени.

Горно-металлургическая промышленность. За период с 1800 по 1860 г. выплавка чугуна в России выросла с 10 до 18 млн пудов, т. е. на 80 %. Если в XVIII в. российская металлургия занимала первое место в мире, то к началу XIX в. ее догнала Англия, а к 1860 г. Россия по выплавке чугуна занимала лишь 8-е место, выплавляя металла в 13 раз меньше, чем Англия. Основной причиной этого было господство крепостного труда.

Горные заводы Урала было невозможно обеспечить наемным трудом. Если текстильная промышленность располагалась в густонаселенных губерниях, где крестьяне нанимались к промышленникам, чтобы заплатить оброк, то металлургия развивалась там, где была руда. 80 % российской металлургии было сосредоточено на Урале, где земли было много, почти не было помещиков, и крестьян ничто не заставляло наниматься в рабочие. Да и не годились эти крестьяне для заводской работы. Работа в цехах металлургического завода требовала выучки с детских лет, и сезонные рабочие не могли выполнять эту работу. Поэтому в отрасли и сохранилось господство крепостного труда.

Вторая причина застоя – то, что отрасль находилась под особым контролем и покровительством государства. Здесь было много казенных заводов, а из частных преобладали посессионные, которые подчинялись государственному регулированию. От конкуренции с заграницей защищали высокие пошлины, которые были вдвое выше цен на металл. Если предприятие оказывалось нерентабельным, терпело убытки, государство поддерживало его субсидиями. Академик Безобразов, который занимался вопросами экономики горнозаводского хозяйства, считал это главным злом. «Систематическая правительственная поддержка несостоятельных заводов развратила этот промысел», – писал он.

Поэтому и состав уральских заводчиков был особым. Первых заводчиков, предприимчивых людей сменили их потомки, для которых заводы были лишь источником доходов, т. е. типичным феодальным владением. Анатолий Демидов, потомок первого частного горнозаводчика, родился в Италии, русского языка не знал, и секретарь переводил ему на французский донесения с заводов. Он считался покровителем искусств и гордился тем, что по его заказу Брюллов написал «Последний день Помпеи». Павел Строганов участвовал во Французской революции, причем был даже членом клуба якобинцев, среди которых был известен как Поль Очер (от принадлежащего ему Очерского завода). Потом он остепенился, но жил все-таки за границей и в Петербурге и хозяйством заводов не занимался. Поэтому управление заводов оказывалось в руках приказчиков. На заводах процветали воровство, взяточничество, приписки.

Но даже в этой крепостной отрасли начинался переход к капиталистической организации производства. XIX век в металлургии начался со спада. К 1815 г. производство сократилось на 20 % по сравнению с уровнем начала столетия, а потом, к 30-м гг., восстановилось до этого уровня. Причиной было сокращение экспорта металла в два раза в связи с завершением промышленной революции в Англии. Англия теперь покупала меньше российского металла, а внутренний рынок не мог поглотить его возросшую массу, и цены на него упали. Пуд полосового железа, который к началу спада стоил 1 руб. 20 коп., теперь продавался за 50 коп.

С падением цен пришлось сокращать затраты, снижать себестоимость продукции. Возможным оказалось сократить затраты на заготовку угля и руды. Эти вспомогательные работы выполняли заводские крестьяне или сельские работники, которые жили в основном за счет своих хозяйств, и им можно было сократить плату. А зарплату мастеровым, работавшим в цехах завода, сократить было нельзя: у них не было иных источников существования. Некоторые заводчики совсем перестали платить за вспомогательные работы, превращая их в обычную барщину. Другие при сокращении производства освобождали часть крестьян от работ, заменяя эти работы оброком. А за счет этого оброка погашались затраты на заготовку угля и руды остальными крестьянами.

Такие затраты было легче снижать заводчикам, у которых при заводах было много заводских крестьян, т. е. большие сельские вотчины. А в наихудшем положении оказывались те, у которых не было этих феодальных резервов производства, у которых и вспомогательные работы выполняли мастеровые. Таким образом, первая перестройка в XIX в. происходила еще на феодальной основе.

Совсем иной характер имела следующая перестройка – в 40-50-х гг. В это время металлургическое производство росло, и практически весь прирост за 60 лет с начала века происходил за эти 20 лет. В эти десятилетия резко увеличился спрос на металл: нарастали капиталистические явления в стране, строились пароходы и разнообразные машины. Чтобы использовать благоприятную конъюнктуру, надо было расширять производство. Но увеличивать численность крепостных горнорабочих было невозможно. Следовательно, надо было повысить производительность труда. А это можно было сделать двумя путями – совершенствуя технику и используя экономическое стимулирование.

В железоделательных цехах происходит переход к пудлингованию при переработке чугуна в железо. В Англии эта технология стала частью промышленного переворота, потому что при этом древесный уголь заменялся каменным, что существенно снижало стоимость продукции. Но на Урале каменного угля не было, а леса пока было достаточно. Пудлингование велось на том же древесном угле, и стоимость железа не понижалась, лишь увеличивалась производительность труда в железоделательных цехах.

А на вспомогательных работах в эти годы происходит переход к наемному труду. Нанимали тех же крепостных заводских крестьян, менялась лишь форма оплаты их труда. Обычно их переводили на оброк, который можно было отработать, нанимаясь на прежние работы, а можно было и заплатить деньгами. Феодальная рента при этом отделялась от капиталистического найма, а это порождало материальную заинтересованность работника в результатах своего труда. Стали широко практиковаться и подряды, причем в качестве подрядчиков выступали наиболее предприимчивые из тех же заводских крестьян.

Таким образом, перестройка 40-60-х гг. имела уже капиталистическое содержание: заводы перестраивались на капиталистический лад, насколько это допускали крепостнические отношения.

Хлопчатобумажная промышленность. Как известно, «самой капиталистической» в России того времени была хлопчатобумажная промышленность. Именно с этой отрасли и начался в стране промышленный переворот. Первая российская фабрика, Александровская казенная хлопкопрядильная мануфактура, начала действовать в первые годы XIX в., а к середине века переворот в хлопкопрядильном производстве был завершен. Производство хлопчатобумажных тканей с 1800 по 1860 г, выросло в 39 раз, а потребление хлопка – в 66 раз. Это несоответствие объяснялось тем, что больше половины тканей производилось не на фабриках и мануфактурах, продукция которых статистически учитывалась, а в крестьянских промыслах, причем крестьяне использовали преимущественно покупную дешевую фабричную пряжу. Если в начале века Россия импортировала половину потребляемых тканей, то уже в 30-х гг. доля импорта сократилась до 5 %, т. е. внутренний рынок был уже насыщен отечественной продукцией.

Дело в том, что в хлопчатобумажной промышленности крепостной труд почти не применялся. Эта отрасль стала развиваться тогда, когда уже было запрещено основание новых посессионных мануфактур, поэтому купцы-промышленники могли использовать только наемный труд. А помещики хлопчатобумажных заведений не заводили: эта отрасль перерабатывала импортное сырье, а не сырье помещичьих имений, а к тому же она не работала на казну, поэтому никаких привилегий не давала. Наемный труд и работа на широкий народный рынок и ускорили развитие этой отрасли.

Совсем иначе развивалась старая льняная промышленность. В середине века Россия давала 64 % всего льна, поступавшего на мировой рынок. Казалось бы, имея такое неограниченное количество дешевого сырья, льняная промышленность должна была развиваться особенно успешно. В действительности с 1800 по 1860 г. предприятия льняной промышленности увеличили выпуск тканей только на 50 %. На душу населения они производили только 0,5 аршина тканей. Но больше половины продукции льняных мануфактур тоже шло на экспорт, а из оставшейся части значительную долю забирала казна: ткани нужны были для парусов, для белья солдат и матросов. Так что для рынка оставалось совсем немного тканей.

Между тем россияне ходили в основном в полотняной одежде. Дело в том, что в этой отрасли подавляющую массу продукции давали крестьянские промыслы и домашняя крестьянская промышленность, которые не поддавались статистическому учету.

Шерстяная промышленность к началу века была помещичьей отраслью с преобладанием крепостного труда, причем производила только армейское сукно, обслуживая казенные потребности. За 1800–1860 гг. производство шерстяных тканей выросло в 13 раз. Чем объяснялся такой рост помещичьей отрасли? Тем, что она перестала быть помещичьей. Когда тканей стали производить больше, чем требовалось для армии, пришлось менять ассортимент продукции. Армейское сукно не годилось для рынка. Рынок предъявлял спрос на дешевые и тонкие камвольные ткани. Но для этих тканей не годилась грубая шерсть российских овец. Для них была нужна импортная «гребенная» пряжа из шерсти мериносовых овец, причем эта пряжа производилась только на фабриках.

Для помещиков это было слишком сложно. Они продолжали изготовлять армейское сукно, а новые ткани на рынок стали выпускать купеческие предприятия в городах. Для купцов было легче заниматься импортом сырья, а потом они организовали мериносовое овцеводство на юге страны, стали строить фабрики по производству гребенной пряжи (первым стал выпускать такую пряжу Тучков на своей фабрике в 1845 г.). Таким образом, развитие капитализма в шерстяной промышленности происходило путем увеличения удельного веса купеческих предприятий.

Предприятия помещиков. Хоть В. И. Ленин называл уральских заводчиков «и помещиками, и заводчиками», предприятия помещиков отличались принципиально от горных заводов Урала. Для заводчиков главным были заводы, а земельные владения должны были обеспечивать заводы ресурсами. У помещиков мануфактуры были придатком к сельск им имениям, способом более рационально использовать ресурсы имений. Промышленное предпринимательство помещиков стало обычным явлением в первой половине XIX в., и в руках помещиков оказывались целые отрасли промышленности – свеклосахарная, стекольная, бумажная.

Свеклосахарная промышленность в России, так же, как во Франции и Германии, стала развиваться в результате континентальной блокады. Английский сахар из тростника перестал поступать на континент, и в континентальных странах научились готовить сахар из свеклы. Свеклосахарные заводы в России начали действовать в первом десятилетии XIX в., но до 30-х гг. это производство топталось на одном уровне -1-2 тыс. пудов песка в год. Дело в том, что вначале заводы вместе с посевами сахарной свеклы основывались помещиками центральных губерний, в том числе даже Московской. Сахарная свекла здесь росла, но содержала очень мало сахара.

Бурный рост свеклосахарного производства начинается в 30-х гг., и в 50-х гг. 400 свеклосахарных заводов производили 1,5 млн пудов песка. Чем это было вызвано? Во-первых, перемещением сахарной промышленности на

Украину. В 1860 г. Украина дала 80 % свекловичного сахара. Природные условия для выращивания сахарной свеклы здесь были гораздо лучше, а возможностей другими способами повысить доходность имений – меньше. Если помещики промышленного центра отпускали крестьян на оброк и брали дань с их промышленного заработка, то на Украине промышленных предприятий было мало, да и промыслы были развиты слабо. Правда, можно было выращивать пшеницу на продажу, но, как подсчитали помещики, площадь, засеянная свеклой, давала вдвое больший доход, чем площадь, засеянная пшеницей.

Во-вторых, развитие производства ускорил технический переворот в отрасли. Первые заводы были «огневыми»: свекловичный сок выжимался прессами с ручным или конным приводом и выпаривался на прямом огне в открытых котлах. В 40-х гг. начинается переход к «паровым» сахароварням – здесь сок выпаривался в закрытых аппаратах и действовали паровые гидравлические прессы.

Мощность парового завода превышала возможности среднего имения: он перерабатывал больше свеклы, и ее приходилось закупать у других помещиков. Зато и прибыль от реализации продукции превышала доходность имения. Теперь имение становилось придатком к заводу, а помещик – промышленником.

Поскольку отрасль была в руках помещиков, она находилась под покровительством государства. Пошлины на ввоз сахарного песка удваивали его цену. Поэтому и прибыль сахарозаводчиков была очень высокой – 50–60 % на капитал. Накануне ликвидации крепостного права в России производилось сахара в пять раз больше, чем в Австро-Венгрии, в три раза больше, чем в Таможенном союзе [т. е. Германии].

Развитие помещичьего стекольного производства было вызвано тем, что нуждавшиеся в деньгах помещики стремились превратить в деньги находившийся в имениях лес. Продать его не всегда было можно, если рядом не было сплавной реки. Гораздо выгоднее было развивать топливоемкое стекольное производство. Основное сырье для него – речной песок – можно было найти почти везде.

И эта отрасль находилась в привилегированном положении. В первой половине XIX в. ввоз стекла в Россию был запрещен, а в дальнейшем он облагался очень высокой пошлиной. Норма прибыли в отрасли доходила до 50–60 %.

В этой отрасли происходило сближение купцов и помещиков. Крупнейшие стекольные заводчики Мальцовы были из купцов, но для стекольного производства скупали имения с лесами, а затем получили дворянское звание. За полвека стекольное производство выросло в 6,2 раза.

Преимущественно помещичьей отраслью было и бумажное производство. Построить «бумажную мельницу» можно было только на реке с чистой водой, а подходящие места в центральных губерниях были, как правило, в собственности помещиков. Правда, закупать сырье – тряпичную массу – было сподручней купцам. Поэтому купец и помещик здесь чаще всего выступали в союзе: купец арендовал или землю для мануфактуры у помещика, или уже готовое предприятие с крепостными рабочими.