Текст книги "Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона в России (сборник)"

В коридоре тяжело затопало, громкие голоса подкатились к двери, и она распахнулась от мощного рывка.

Завойчинский скосил глаза. Ноги в грубых ботинках с высокой шнуровкой подошли очень близко к его лицу и остановились. С одного ботинка отслоился кусок бурой уличной грязи и сполз на полированный паркет. Завойчинский зажмурился. Больше он ничего видеть не хотел.

* * *

– Буквально еще одну минуту, господа, – кивнул Холмс вошедшим в Дубовую столовую полицейским.

Он аккуратно положил колье Марии-Антуанетты на стол перед Ирмой.

– Полагаю, это спасет репутацию вашего музея. – Холмс улыбнулся Ирме, взял со стола свою трубку и убрал ее в карман. – Что же касается убийства Григория Распутина… В то время еще не знали про генетически обусловленную акаталазию – врожденную способность организма к выработке своеобразного антидота к некоторым видам яда. Иначе заговорщики бы выбрали более простой и надежный способ убийства. Хороший удар битой по голове, например, еще никого не подводил. Или что у них было под рукой в том подвале? Кочерга?

– Возможно – табакерка? – охотно подсказал Ватсон. – Все же заговорщики были людьми не простыми, кочерга им как-то не к лицу.

Тайна Черной вдовы
Елена Ваулина

Ледяной ветер с канала обрушился на дом. Деревянные рамы окон сотрясались от резких порывов. Грохотали жестяные листы кровли.

В одном из окон на втором этаже горел тусклый свет. Хозяйка комнаты лежала на кровати и смотрела в потолок. Иногда ее взгляд падал на висящие на стене часы. Золотые стрелки чертовски медленно двигались по белоснежному циферблату и выводили ее из себя. Бронзовый круг маятника мягко отбивал ритм, трансформируясь в голове в жуткий грохот, отдающий в левый висок. Она прижала ладонь к больному месту и почувствовала, как задергался глаз.

«Только нервного тика не хватало!» – она поднялась с постели и заметалась по комнате. В доме было тепло, но ее знобило.

Стрелки часов показывали полночь. Пора. Снотворное, которое она щедро подсыпала в бутылку, должно было уже подействовать. Даже если он еще жив, то ничего не почувствует.

Сделать последний шаг оказалось трудно. Преодолеть подлый страх, который жил в ней и делал ее слабой, – почти невозможно. Но она знала, кто ей поможет. Теперь она могла заставить себе помогать. А на случай, если что-то пойдет не так, у нее есть запасной план…

Она остановилась перед зеркальной дверцей шкафа. Вглядываясь в отражение, она хотела навсегда запомнить свое лицо до того, как сделает это. Но то, что она увидела, ее смутило. Перед ней стояла незнакомка лет на десять старше, с огромными, почти черными от напряжения глазами. Короткие непослушные волосы торчали во все стороны, а бледная тусклая кожа и темные круги под глазами делали её похожей на вампиршу. Она попробовала растянуть губы в улыбку, чтобы хоть как-то приободриться, но получился лишь вымученный оскал раненого животного.

Боясь, что передумает и не сможет довести дело до конца, она собралась с силами и вышла в коридор.

* * *

В дверь номера не просто стучали. Ее уже выносили. Возможно, ногами.

Ватсон, еще не вырвавшись окончательно из сна, еще досматривая что-то теплое, уютное, мягкое, широко распахнул дверь, чуть не вывалившись в коридор. Мимо виска пролетел кулак, занесенный для очередного удара о дверь, и на Ватсона упал Антон Гирдяев.

– Восьмой час! Вы еще спите?! – жизнерадостно воскликнул криминалист.

– Уже нет. – Ватсон был гостеприимен, как Александр Невский на берегу Чудского озера.

– У меня потрясающее дело, Джон! – Гирдяев энергично протиснулся мимо него в номер. Странного выражения лица Ватсона он не замечал. – Шерлоку будет интересно.

– Шерлоку… – несколько потрясенно пробормотал Ватсон, наблюдая, как криминалист распахивает одну за другой двери ванной комнаты, гардеробной и, наконец, спальни Холмса. Беспорядочные завитушки волос на висках криминалиста колыхались, как пух одуванчика. – Антон, не сто́ит…

В открытую дверь спальни вылетела подушка. Она шваркнула Гирдяева по уху, свистнула над привычно присевшим Ватсоном и сшибла питерский пейзажик со стены.

– К дьяволу! О?! Антон? – На пороге появился Холмс, затягивая пояс халата. – Откуда ты взял… В смысле, не ожидал тебя увидеть.

– Так меня ж из Москвы поперли! За разглашение материалов следствия посторонним. За привлечение к расследованию неуполномоченных лиц, да еще и иностранных граждан. Такое было, мистер Холмс! – Гирдяев оживленно потряс руку Шерлока. – Если бы сэр Уильямс не выразил благодарность за мое участие в деле о трех головах, я бы исследовал сейчас трупы где-нибудь в деревне Гадюкино. Легко отделался – перевели сюда! Как я рад, что вы тоже в Питере!

– В последние десятилетия сложилась традиция карьерного роста с перемещением из Санкт-Петербурга в Москву. Возможно, наметился перелом, – усмехнулся Холмс. – Но ты же искал меня не для того, чтобы об этом рассказать?

– Давайте хотя бы позавтракаем. – Смирившийся с ситуацией Ватсон жестом остановил криминалиста, уже набравшего побольше воздуха в грудь. – Ресторан уже должен быть открыт.

– Понятное дело, на меня косятся. Приехал из Москвы, кто такой – неизвестно. Работаю по мелочовке: поножовщина, бытовуха. Для специалиста моего уровня это рутина. Что интересного в преступлении, когда полголовы потерпевшего снесено топором в пьяной драке, а убийца спит рядом с телом? – Гирдяев грустно махнул рукой, откусил одним махом полкруассана и вылил в себя остатки кофе. – Вчера просматривал материалы одного дела и вот на что я наткнулся, мистер Холмс! Согласно протоколу осмотра места происшествия в собственной квартире обнаружен труп бизнесмена Степана Щукина. Не самый безызвестный персонаж Северной столицы. В результате экспертизы смерть классифицирована как некриминальная, инфаркт миокарда. В крови обнаружен алкоголь в приличном количестве и снотворное. Доза большая, но не смертельная. Уголовное дело прекращено. А на шее и спине умершего имеются множественные следы укусов, которым никто не придал значения. Инфаркт – очевидная и удобная причина смерти в данном случае. Искать другую причину никто не стал. Но вы только посмотрите, какие изумительные укусы! Вот – я принес снимки.

– Действительно, примечательные, – согласился Холмс, отодвигая подальше чашку и раскладывая фотографии на столе. – Я бы сказал, что это укус насекомого. Ватсон?

– Паука, – подтвердил Ватсон, перебрав несколько фотографий. – Предположительно, каракурта. Это вид пауков из рода Черных вдов. Я видал такое в Афганистане и в Северной Африке. Страшная дрянь. После укуса жуткая боль распространяется по всему телу, наступает спазм мышц, одышка, повышенное сердцебиение… Но последствия легко устранить, если своевременно ввести сыворотку. Да хотя бы и новокаин или хлорид кальция внутривенно. Однако каракурты не выживают в холодном климате. Это ерунда какая-то.

– Не такая уж ерунда. Накануне Щукин вернулся из отпуска в Египте. В самолете выпил, потому что плохо переносил перелеты, боялся летать. Дома добавил еще и уснул в кабинете на диване. Домашние его беспокоить не стали, а утром – извольте видеть! – труп.

– Возможно, паук покусал его еще в Египте? – предположил Ватсон.

– Не думаю. Обратите внимание на воспаление вокруг проколов. Видите? Его практически нет. – Гирдяев азартно лег грудью на стол. Ватсон машинально выхватил из-под него блюдце с джемом. – То есть паук был, труп есть, но между укусом и смертью прошло всего несколько часов. Паук кусал его уже дома! А если учесть, что умерший бизнесмен был сильно пьян, да еще и снотворное принял…

– Резкая смена климата. Перепад давления во время полета. По совокупности сопутствующих обстоятельств множественные укусы паука могли спровоцировать быстрый летальный исход, – согласился Ватсон. – А смерть вполне могла диагностироваться как инфаркт. Но какие каракурты в Санкт-Петербурге весной? Это фантазии, Антон. Либо мы ошибаемся, и эти следы на коже все-таки не укусы.

– Тут еще надо принять во внимание личность нашего покойника! Степан Щукин был женат первым браком на Елизавете Армазаровой, известной художнице. Эпатажная дама, временами просто взрывная. Не в моем вкусе такая живопись, но публике нравилось. О ней много писали. И вот год назад она трагически погибла на морской прогулке – ночью ее смыло волной с палубы яхты. Степан с дочерью-подростком спали и ничего не видели. Степана подозревали в убийстве, но оправдали, а смерть сочли несчастным случаем. Работы Елизаветы Армазаровой хорошо продавались, и Степан использовал средства, полученные от продаж, для развития своего бизнеса. После смерти жены ему досталась часть шикарной квартиры в доме на Фонтанке. Кроме него квартирой владеет мать Елизаветы – Раиса Армазарова. Тоже личность интересная, в прошлом известная актриса. – Гирдяев перевел дух и отхлебнул из чашки Ватсона остывший кофе. Ватсон проводил чашку глазами и пододвинул к криминалисту блюдце с круассаном. Антон жадно принялся за сдобу и дальше говорил уже несколько невнятно: – А совсем недавно Степан женился во второй раз – на своей секретарше Кире, которая значительно моложе его. Отпуск в Египте был свадебным путешествием, куда Степан взял с собой и дочь, больную диабетом, поправить здоровье. И вот – внезапная смерть. Снова не криминальная, позвольте заметить! Как будто проклятие висит над этой семьей. Но я не верю в такие совпадения!

– Я тоже в них не верю, – задумчиво произнес Холмс, который все это время не сводил с криминалиста внимательного прищуренного взгляда. – Как и в семейные проклятия. Сил моих нет больше осматривать местные достопримечательности. Антон, пауками ты меня заинтриговал. Когда мы сможем выехать на место происшествия?

– Да хоть сейчас. – Криминалист с готовностью вскочил, выдергивая из кармана ключи от машины.

– Вы уверены, что уже прилично являться в незнакомый дом… – начал было Ватсон, но, заметив на брелоке с ключами эмблему «Дэу-Матиза», безнадежно махнул рукой. – Едем.

* * *

Антон ловко втиснул машинку между фургоном и джипом, намертво перекрыв последнему возможность выезда. Стукнувшись о крышу машины сначала головой, а затем зацепив плечом, Холмс выбрался на тротуар и огляделся. Небольшой трехэтажный особняк девятнадцатого века с обеих сторон подпирали ухоженные отреставрированные здания с надстроенными мансардами. Когда-то покрашенный в радостный голубой цвет, с облупленными колоннами у парадного входа, дом казался насильно конвоируемым своими соседями в светлое будущее. Холмс вскинул голову, рассматривая остатки герба на фронтоне.

Сзади бурно выругались.

– При внешнем сходстве тротуаров в Лондоне и Санкт-Петербурге, здесь они почему-то очень скользкие. – Ватсон раздраженно отряхнул мокрое грязное колено. – Холмс, осторожно! Посмотри на сосульки, они смертельно опасны.

– В этом городе, рассматривая сосульки, далеко не уйдешь. Лучше все-таки смотреть под ноги, – беспечно отозвался Гирдяев, уверенно нажал самые потертые кнопки на домофоне и толкнул плечом тяжелую дверь.

Эхо шагов вошедших заметалось между стен, украшенных остатками лепнины и кариатидами с отломанными носами, и унеслось вверх по мраморной лестнице. Цветные пятна света, лившегося сквозь оконные витражи на площадке, стекали по стертым до льдистой гладкости ступенькам с обломанными краями.

– Квартира Армазаровых занимает весь второй этаж, – рассказывал Антон своим спутникам, поднимаясь по лестнице. – После революции дом плотно заселили. Здесь были огромные коммуналки. Но так сложилось, что квартира Армазаровых со временем освободилась от многочисленных жильцов, и в ней осталась только одна семья. Кто-то умер, кто-то съехал. Сейчас квартира стоит бешеных денег.

– А что мы скажем хозяевам… – начал было Ватсон, но Гирдяев уже нажал кнопку звонка. За дверью послышался удар гонга. Некоторое время ничего не происходило. В полутьме площадки слышались только приглушенные звуки улицы из приоткрытого окна. Ватсон прижался ухом к деревянной обшивке двери. Криминалист снова потянулся к звонку. Створка распахнулась наружу так неожиданно, что Ватсон едва успел спасти голову. В проеме, залитая яркими лучами электрического света, стояла хрупкая фигурка.

– Ой, я думала это Кира опять ключи забыла. Она совсем бестолковая. Если вы к ней, то Киры еще нет. – Девушка глядела на гостей снизу вверх. На худом бледном личике ярко выделялись огромные неестественно сапфировые глаза, под которыми залегли глубокие, почти черные тени. Длинные малиновые волосы струились по узким плечам. Нежно-розовая пушистая хламида, накинутая на тело, превращала девушку в недокормленного эльфа.

– Мы из полиции. Из взрослых кто-нибудь дома есть? – Антон сделал неопределенное движение рукой, как если бы собрался достать удостоверение из внутреннего кармана, но передумал.

– А-а-а-а, вы из-за папы… Бабуля дома, я позову. Вы проходите. – Девушка посторонилась, приглашающе махнула рукой и исчезла в недрах квартиры.

Гости прошли.

– Вот это да, – пробормотал Гирдяев, изумленно озираясь. Стены гостиной сплошь покрывали картины самых разных размеров. Полотна были настолько ярких и насыщенных цветов, что казались последствием взрыва в лакокрасочной мастерской. Взгляды зрителей невольно заметались.

– М-м-м… живенько. – Холмс низко наклонил голову к плечу, пытаясь соединить в единое целое яростные желто-оранжевые изгибы чего-то, напоминающего плавающие в воде водоросли с пальцами на концах, и тщательно вырисованные человеческие глаза. Глаз было много. Из них изливалась на Холмса тягучая вселенская тоска.

– Фантасмагорический сад маньяка-селекционера! – Ватсон отступил подальше, чтобы охватить взором странные цветы с человеческими головами и руками вместо листьев. Вид огромного дерева с ногой вместо ствола и дуплом с острыми длинными зубами вызывал желание почесаться.

– Растения выглядят забавно! Вроде метафоры человеческой сущности. Но со светотенью что-то определенно не так… – Гирдяев, наоборот, сунулся носом к самому полотну.

– Я бы предположил у художника пограничное состояние психики, – негромко заметил Ватсон. – Когда доминировавшие темно-фиолетовые, черные и синие цвета вдруг сменяются красно-желто-оранжевой гаммой, это говорит об определенной симптоматике. Вспомните картины Ван Гога. И потом, рисовать человека по кусочкам – это не совсем здоровая фантазия. Но, безусловно, работы талантливые, меня аж передергивает. Посмотрите на паутину, изображенную в углу этой картины. Она настолько реальна, что, кажется, будто подрагивает от сквозняка.

– Гадость! Не смотрите туда, не надо! – Звонкий голос вернувшейся девушки заставил гостей вздрогнуть. Они обернулись разом. Лицо в обрамлении малиновых волос напоминало белую маску. Узкая ладошка машинально стирала со щеки что-то невидимое. – Она как сеть, душит, не выбраться… Липкая… Мерзость! Как мама могла написать такое?! Ненавижу эту картину!!!

Девушка круто развернулась и бросилась прочь. Антон с Ватсоном озадаченно переглянулись.

– А вот совсем другая работа. – Холмс как ни в чем не бывало рассматривал портрет молодой женщины с длинными развевающимися волосами цвета спелой пшеницы. В ее светло-карих глазах плясали искорки счастья. Она вся словно светилась и излучала тепло.

– Не может быть, чтобы эти картины писал один человек, – пробормотал Ватсон. – Немыслимо!

– Что значит, не может быть? Это картины моей дочери Лизы! Вы стоите перед ее автопортретом. Если бы этот ублюдок не убил ее, она добилась бы всемирной славы! – проскрипело сзади.

Гости снова дружно вздрогнули.

В дверном проеме, словно в раме парадного портрета, эффектно прислонилась к косяку сухонькая старушка в неуместном по утреннему времени когда-то черном вечернем платье. Боа из шкурки хорька прикрывало морщинистую шею и свисало с костлявых плеч. С одной стороны болтались облезлый хвост и трогательные лапки, а с другой смотрели с хорьковой мордочки грустные стеклянные глаза. Седые волосы, уложенные в пышные завитки, делали старушку похожей на одуванчик. Сухой морщинистой рукой она держала на отлете длинный мундштук с тлеющей сигаретой.

– Это который же ублюдок? – живо заинтересовался Антон.

– Мужчины стаями… но мимо, мимо, – следуя своим мыслям, задумчиво произнесла старушка, оглядывая троицу с ног до головы. Затем встрепенулась и продолжила бодрее:

– Понятно какой, зять мой – Степан Щукин. Лизоньке этот плебей был совершенно не пара. Я сразу ему так и сказала. Студентишка в затрапезном растянутом свитере. Но кто меня слушал! У дочери глаза были как у кошки, наглотавшейся валерианы. А негодяю нужны были только Лизонькины деньги и эта квартира. Представьте себе, он собирался настелить ламинат в гостиной. Паркет ему, видите ли, скрипел. Наглец! Никакого вкуса и воспитания. Еще и связь с секретаршей! Немудрено, что он убил Лизу. Заманил на яхту и сбросил в воду. Ему родная дочь стала мешать! Он на Алексу смотреть не мог, все убегал и дверями хлопал. А ведь единственно путное, что он сделал в своей жизни, – это моя внучка. Впрочем, и тут его заслуги на пару минут. Девочка безумно талантлива, вся в мать. Всех женщин в роду Армазаровых Бог целовал в макушку при рождении. Певицы, скрипачки, художницы, артистки… Помню, Сережа Бондарчук сказал как-то: «Эх, Райка…»

– Минуточку! – внезапно прервала сама себя старушка и нацелила мундштук Ватсону в солнечное сплетение. – Вы кто такие?!

– А… мы по поводу смерти вашего зятя, – попятился Ватсон, растерявшись от внезапности атаки. – Меня зовут Джон Ватсон. Это Шерлок Холмс, а это криминалист Антон Гирдяев. Мы бы хотели расследовать это дело. Нам кажется, что тут не все так очевидно, Раиса… э-э-э…

– Ты можешь называть меня просто по имени, годы еще позволяют, – отмахнулась Армазарова сухонькой ручкой. – Этих двоих знать не знаю. А ты, голубчик, не сынок ли Софочки Ватзо́н? Глаза больно похожи. И в фигуре что-то общее…

– Моя фамилия Ватсон, я из Лондона. – Ватсон беспомощно оглянулся на Холмса. У того в серых глазах скакало веселье.

– Ничего, и там, чай, люди живут, – посочувствовала Раиса и перешла к делу. – Что же вы собрались расследовать, когда все ясно? Степана убила эта шлюшка бездомная, секретарша Кира. И все из-за тех же денег и квартиры! Еще духи Лизонькины не выветрились, а он уже притащил ее ко мне на порог! На том смехотворном основании, что часть квартиры теперь его. Что там квартира! Это ведь родовой дом семьи Армазаровых! Герб видели под крышей? Если бы не революция, разве бы прозябала я в этой халупе? Я, Раиса Армазарова!

– Хороша халупа… – пробормотал себе под нос Гирдяев и обратился к старушке:

– Мадам, вы и способ убийства знаете?

Раиса умудрилась посмотреть на длинного криминалиста так, что роста в нем как будто поубавилось. На лице бывшей артистки появилось такое выражение, как если бы с ней заговорила вдруг морская свинка. Уши Гирдяева порозовели.

– Способ известный, молодой человек. Кира его отравила. – Старушка приложила мундштук к губам и выпустила в воздух кольцо дыма. – В полиции решили, что Степан умер от инфаркта, бестолочи! Если вам охота выяснять очевидное, извольте. Только имейте в виду – не заплачу ни копейки! Знаю я эту моду, деньги вымогать. Вместо того чтобы за зарплату свою работу делать, только чаю ведро выпьют и паркет грязью затопчут…

– Мы на чай не претендуем, мадам, – невозмутимо заверил Холмс. – Нам бы место осмотреть, где обнаружили тело…

Раиса Армазарова решительно втянула в себя воздух, но, натолкнувшись на твердый взгляд Холмса, моргнула, выдохнула и только пожевала губами.

– Прямо идите, – буркнула бывшая артистка. – Мимо кабинета не промахнетесь. Смотрите, что хотите. А я пока, пожалуй, ложки в буфет приберу. Ходят всякие, потом снотворное свое найти не могу…

Раиса эффектно забросила хвостик хорька себе на плечо и двинулась прочь, покачивая костлявыми бедрами не без изящества. Вдруг высокий каблук ее туфли скользнул по паркету, старушка проделала лихое антраша и чудом не грохнулась, успев вцепиться в дверь. Столкновение ее тела с деревянным косяком произвело сухой бильярдный звук, который заглушил свирепый вскрик:

– Твою ж мать!

– Обратите внимание, как ложится мазок в этой части картины! – восхитился Холмс, хватая Ватсона за рукав, тем самым напрочь пресекая его попытку броситься на помощь. – Как постепенно желтый переходит в шафран…

Гости заинтересованно склонились к полотну.

* * *

– Почему-то мне кажется, что Степан сам искал встречи с пауком, – проворчал Ватсон. – Не знаю, какой была Елизавета, но быть врагом Раисы – врагу не пожелаю.

– Не забывайте, Раиса Армазарова была очень неплохой актрисой. Никогда не знаешь, какую роль она разыгрывает перед тобой, – покачал головой Гирдяев. – Когда надо, старушка переплюнет Щепкина. Я бы не сбрасывал ее со счетов. Если будет доказано, что Степана убила Кира, и Киру посадят, Раиса становится опекуном несовершеннолетней внучки. Тогда квартира целиком достается великой Армазаровой, как и доходы от бизнеса Степана. А это приличные деньги!

– Круг заинтересованных лиц начинает вырисовываться. Полагаю, это комната Киры? – Холмс толкнул приоткрытую дверь.

С широкой кровати сползал на пол небрежно брошенный шелковый черный халат в белых цветах. Распахнутые зеркальные дверцы шкафа открывали ряд мужских костюмов и сорочек. На полу перед шкафом лежал почти полный чемодан с откинутой крышкой.

– Кира куда-то собиралась? – Ватсон заглянул в чемодан.

– Или не успела разобрать вещи после поездки в Египет, – предположил Холмс. – Осторожно, Антон!

Гирдяев замер, протянув руку к стильной серебряной ручке на туалетном столике. Движением фокусника Холмс извлек из кармана резиновые перчатки. Аккуратно взяв ручку за концы, он повернул и снял колпачок. Вместо стержня торчала тонкая игла.

– Это же инсулиновый шприц! – удивился Ватсон, рассматривая иглу. – Но диабетом болеет Алекса, что делает ее шприц в спальне Киры?

– Видимо, нас хотят убедить в том, что это Кира сделала смертельные инъекции, имитируя следы от укуса насекомого. – Холмс закрутил колпачок и убрал ручку в полиэтиленовый пакет. – Антон, нам нужно узнать содержимое шприца и выяснить, есть ли на нем отпечатки. Вдруг преступник оказался излишне самоуверенным или беспечным? Кстати, насчет уколов – такое возможно в принципе?

– Учитывая, что Степан был пьян и спал, проделать это было не сложно… – кивнул Ватсон. – Но что если инъекции действительно сделала Кира?! Воспользовалась шприцом Алексы и убила мужа. Она наследница первой очереди, часть квартиры и денег Степана достаются ей. Учитывая преклонный возраст Раисы, Кира вполне может стать опекуном Алексы. У нее весьма убедительный мотив, в этом Раиса права.

– Если на то пошло, уколы могла сделать и Алекса. Шприц-то ее. Диабетики – люди опытные, они делают инъекции с закрытыми глазами, – азартно включился в обсуждение криминалист. – Подобрать препарат, который бы стимулировал инфаркт, конечно, сложнее, но ничего нет невозможного для умелого пользователя интернета…

Ватсон решительно возмутился:

– Антон, ты видел девочку? Это больной ребенок! Ребенок, потерявший мать, а через год отца! Господи, да ей же пятнадцать лет…

– Вариантов становится все больше, а дело все любопытнее. – Холмс привычным движением откинул темную прядь со лба. – Кстати, о больном ребенке. Самое время побеседовать с Алексой. Где же наш розовый эльф?

Алекса сидела на кровати в наушниках, подложив под спину гору цветных подушек, и увлеченно рисовала в блокноте. Девушка ритмично покачивалась в такт неслышимой мелодии и иногда подпевала обрывки фраз тоненьким срывающимся голоском. Плюшевые медведи самых разных размеров, фасонов и цветов сидели на кровати в ряд, словно зрители в первом ряду партера.

Шагнув в комнату первым, Ватсон встал столбом – короткие светлые волосы на голове Алексы трогательно торчали во все стороны, закручиваясь на макушке в смешной вихор. Малиновый парик валялся на кресле гигантским ядовитым цветком.

Не успев притормозить, Холмс налетел на Ватсона плечом и тоже остановился. Алекса вздрогнула, вскинула светло-карие глаза и сорвала с головы наушники. Вошедшие потрясенно молчали. Перед ними сидела Елизавета Армазарова, только лет на двадцать моложе своего автопортрета.

– Привет, – Ватсон слегка помахал ладонью. – Мы к тебе. Так это были линзы? Яркие сапфировые глаза? Удивительно!

– Конечно, линзы. – Алекса снисходительно улыбнулась непонятливому взрослому. – Глаз такого цвета не бывает. Только у тех, кто приходит во сне. Иногда я надеваю линзы, чтобы увидеть цвет мира по-другому. Или когда это надо для образа. Мне нравится быть разной, понимаете? Тогда я смотрю на все и думаю иначе. Меня бабуля научила, когда я была маленькой…

– Как неожиданно. – Антон Гирдяев изумленно разглядывал огромные постеры Rammstein, Korn и Linkin Park, развешенные по стенам комнаты. На обоях в нежный желто-розовый цветочек постеры смотрелись как десантные ботинки с бальным платьем. – Тебе нравится их музыка?

– Нет. – Алекса покачала головой и серьезно посмотрела на криминалиста снизу вверх. Свет, падающий из окна, резко оттенял на бледном лице девочки темные круги под глазами.

– Я не слушаю такую музыку, но откуда-то хорошо ее знаю. А этих… – Алекса кивнула на постеры, – этих мне очень жалко. Мне кажется, они грустные и несчастные. Музыка счастливых звучит не так…

Громкий вскрик Антона прервал Алексу на середине фразы. Зацепившись ногой за гантели, торчащие из-под кресла, криминалист взмахнул руками и вцепился в зеркальные дверцы шкафа. Пальцы скрипнули по стеклу. Шкаф вздрогнул.

В тот же момент Алексу будто ветром сдуло с кровати. Она мгновенно оказалась возле Холмса, который задумчиво листал один из альбомов для рисования, лежавший на столе. Уловивший движение Холмс едва успел поднять голову, когда нога Алексы с силой ударила его по руке. Альбом взлетел к высокому потолку и шмякнулся об пол. Листы его вяло перевернулись и распластались на развороте, как крылья подстреленной чайки.

– Не трогай чужое, урод! – рявкнул злобный тенор. Алекса схватила альбом, захлопнула и яростно сунула в ящик стола. Ящик грохнул. В повисшей тишине стало слышно, как где-то далеко в доме неуверенные пальцы проигрывают на пианино спотыкающуюся гамму. Ватсон замер, пытаясь осмыслить увиденный мельком рисунок. В уверенной штриховке углем сплетение тел казалось удивительно натуралистичным, как черно-белая фотография. Мозг отказывался совмещать этот рисунок и хрупкую Алексу с сапфировыми глазами.

– Ой, простите… – чуть слышно прошептала девушка, прижимая к груди сжатые кулачки. В широко распахнутых глазах стояли слезы. – Я не хотела…

– Ничего страшного! Это реакция на стресс. Перепады настроения, гормоны… – очнувшийся Ватсон деловито заполнил паузу. – Активный рост организма, становление личности, поиск себя… да и вообще, подростковый возраст – сложный период. Не расстраивайся, тебя можно понять!

– Угу… – буркнул Холмс, потирая ушибленное запястье. – Можно…

– Гантели-то тебе зачем? – Гирдяев отлепил себя от шкафа. – Делаешь зарядку?

– Нет, что вы! – Алекса улыбнулась. От улыбки ее лицо стало очень милым и совсем детским. – Мне нельзя. Я ими листы прижимаю, чтобы распрямились. Я иногда работаю с ватманом.

– Могу я посмотреть вот эти рисунки? – Ватсон взял с кровати открытый блокнот. Изображенная в той же манере штриховки, со страницы смотрела на Ватсона сказочная птица с длинным хвостом. Ватсон моргнул. Ему показалось, что глаза птицы поворачиваются и следят за ним, когда он передвигает рисунок. – Это… очень талантливо, Алекса! Удивительно! Хорошо, что рисование помогает тебе отвлечься и пережить тяжелый период… Со временем ты привыкнешь к тому, что папы нет рядом и…

– Я очень на него злилась, – тихо произнесла вдруг Алекса ровным голосом и посмотрела мимо Ватсона в окно. – От удара фонарем мамина голова как будто треснула. Такой странный звук… Мама упала с палубы, и ее не стало. Черная вода сомкнулась, как пленка. А папа ничем не помог. Но он привел Киру! Я нехорошая, гадкая, желала им плохого… Ангелы наказали меня за плохие мысли и забрали папу тоже. Теперь осталась только Кира, но она меня ненавидит…

– Скажи-ка, шприц твой? – Холмс сунул под нос Алексе полиэтиленовый пакетик с серебристой ручкой внутри. Девушка сильно вздрогнула и удивленно кивнула:

– Мой. А где вы его… Он потерялся недавно. Вы мне его отдадите? Это мамин подарок.

– Возможно, отдадим, но позже. Сейчас он нам нужен. – Холмс убрал пакет в карман. – Где кабинет твоего отца?

– Дальше по коридору, – бросила Алекса, забралась на кровать, надела наушники и взялась за блокнот. Казалось, интерес к гостям она потеряла мгновенно, как штору опустила. На пороге Холмс быстро оглянулся. Алекса смотрела на него в упор черными от расширившихся зрачков, очень внимательными глазами, взгляд которых тут же нырнул в сторону.

– Холмс, я верно понял то, что успел увидеть на рисунке? – Ватсон взволнованно схватил Холмса за рукав, едва они оказались в коридоре.

– Верно. Я, правда, думал, что треск головы мамы этой юной особы произведет на тебя большее впечатление. И – да, аутоэротическая асфиксия, причем явно вышедшая из-под контроля. Дело приближалось к концу во всех смыслах. – Холмс был серьезен и сосредоточен. – Неожиданные фантазии, однако, посещают юных талантливых эльфов.

– А ведь на голове Елизаветы была рана, я помню отчет о результатах вскрытия, – задумчиво произнес криминалист. – Рана, которая вполне могла быть нанесена тяжелым предметом, например, судовым фонарем. Но травму списали на то, что Лизу било о яхту волнами, когда она пыталась выбраться из воды. Решили, что ее приложило головой о транец или кормовой трап…

– Откуда девочка может знать такие подробности? Ведь тело наверняка привели в порядок к похоронам, чтобы не пугать родственников, – Ватсон перевел взгляд с криминалиста на Холмса и обратно. – Что, если смерть Лизы не несчастный случай, и Степан действительно убил жену? Алекса была в ту ночь на яхте и видела это… Несчастный ребенок! Ничего удивительного, что она рисует кошмары.

– Такой вариант тоже возможен, – кивнул Холмс и вошел в комнату, которая служила Степану кабинетом.

Кабинет хозяина представлял собой небольшое прямоугольное помещение, обставленное аскетично. Крепкий дубовый стол около окна, зеленый кожаный диван у стены и пара кресел. Книжные полки со специализированной литературой висели в ряд, заполняя простенок. Рабочее кресло с удобными подлокотниками сиротливо притулилось у стола, дожидаясь своего владельца.

– Что мы хотим здесь найти? – Ватсон склонил голову к плечу, пытаясь прочесть названия книг на черно-белых корешках.