Текст книги "Гибкие этничности. Этнические процессы в Петрозаводске и Карелии в 2010-е годы"

В 2013 году финский язык в Карелии изучали 4256 школьников в 32 школах (в 2012 году – 4170, в 2011–4110 школьников, что приблизительно в два раза превышало количество детей, изучающих карельский язык) (Этнокультурное 2014). Количество школ с преподаванием финского и школьников, его изучающих, постоянно снижается (в 2007–2008 годах 56 школ и 5573 ученика, в 2013–2014 годах 32 школы и 4256 учеников), хотя одновременно в республике существует стойкий интеpec к финскому языку в связи с желанием многих молодых людей ехать в Финляндию учиться, о чем многократно говорилось в интервью. По моим подсчетам, в качестве языка углубленного изучения (то есть начиная со второго класса) его можно было изучать только в восьми школах республики, а в восьми обучение было организовано с 5–6 класса. В форме кружка обучение обычно менее эффективно: детей занимается меньше, и учатся они с меньшим энтузиазмом. По мнению Евгения Клементьева (2010), в обучении языкам, особенно «национальным», важен принцип непрерывности, то есть возможность изучать их с младших по старшие классы – если существует стремление освоить их настолько, чтобы школьник в принципе смог бы заговорить на них, при условии того, что языки уже не передаются в семье. Клементьев (2010) отмечает, что такого рода преподавание находится в настоящее время на спаде. И в чисто количественном выражении преподавание финского снижается. Клементьев (2010: 348) приводит данные об изучении финского в 1990-е годы: в 1989/90 учебном году он преподавался в 43 школах (5052 ученика), а в 1995/96 году в 103 школах (134223 ученика). Снижение количества учеников, изучающих финский в 2000-е годы, он объясняет демографической ситуацией. Очевидно, существуют и другие причины спада количества изучающих финский язык школьников.

Весной 2013 года в Петрозаводске сложилась ситуация, всколыхнувшая всю «национальную» общественность и широко обсуждавшаяся в местной прессе, в том числе в газете «Карьялан Саномат» (см., напр., Suomea vain 2013, Suomen kieli 2013). Директор гимназии № 17 решила не набирать детей в класс с преподаванием финского со второго класса. Надо сказать, что эта школа первой в республике возродила преподавание финского в 1963 году, и она до сих пор является символом финскости в Карелии в связи со своей историей. Школа еще в советское время считалась одной из лучших в городе, и в ней можно было изучать или английский, или финский языки со второго класса. Школа носит имя своего бывшего директора Павла Коргана[7]7
  Павел Оскарович Корган был директором школы в 1967–1996 годах. П. О. Корган и его сестра Мейми Севандер были одними из наиболее известных в Петрозаводске американских финнов. М. О. Севандер преподавала английский язык в Карельском педагогическом институте, а переехав в США в начале 1990-х, занималась исследованием истории финнов, переселившихся в СССР из США и Канады в 1930-е годы, в том числе истории своего отца, который был одним из организаторов этого переселения. (См., напр., Sevander 2000; Sevander, Hertzel 2004).


[Закрыть], создавшего в ней неповторимый коллектив преподавателей, для которых финский и английский были родными языками. Школа долгое время считалась лучшей в республике и была «кузницей кадров» для вузов, специализирующихся на этих языках. Собственно, многие выпускники «финских» классов продолжали свое обучение в Петрозаводском университете, и финский язык становился для них профессией. Решение директора школы прекратить преподавание финского языка по программе углубленного изучения объяснялось тем, что в финские классы приходит недостаточно учеников и что у школы нет необходимого набора учебников.

Я просила интервьюируемых объяснить мне это решение. Среди моих интервьюируемых были люди, работающие в системе образования и знакомые с этой ситуацией. В то, что в финские классы недостаточен набор учеников, никто из моих собеседников не верил – школа остается одной из самых популярных в городе. В качестве причин отказа от углубленного преподавания финского в этой школе назывались нововведения в управлении образованием. Преподавание финского по углубленной программе возможно только в том случае, если он преподается в статусе родного, а не иностранного языка. С другой стороны, образовательный стандарт требует регулярного обновления учебников.

…если раньше мы преподавали финский углубленно, как первый иностранный язык и как второй иностранный дополнительный тоже, то сейчас, к сожалению, в связи с тем, что наше министерство местное и федеральное не сделали то, что должны были они сделать вовремя: то есть выдать своевременно комплект новых учебников. А учебники по правилам должны обновляться каждые пять лет школьные. То есть их нельзя использовать, если они старше пяти лет. Даже просто, если без изменений, должно быть переиздание. <…> Много лет мы учились по тем учебникам, по которым мы с тобой вместе учились, семидесятых-восьмидесятых годов, чего абсолютно невозможно было допускать, значит. Но на это смотрели сквозь пальцы. В результате теперь вышло, как официальный документ, методическое рекомендательное письмо министерства образования Российской Федерации, по которому, именно в связи с отсутствием учебников, достаточного комплекта, разрешено преподавание финского только как второго иностранного с пятого класса. <…> А с углубленным изучением всё очень проблематично. Финно-угорская школа[8]8
  Средняя общеобразовательная финно-угорская школа имени Элиаса Лённрота была основана в Петрозаводске в 1994 году, и в ней преподаются карельский, вепсский и финский языки по программе родного языка.


[Закрыть], например, предлагает и предлагала и до сих пор она это делает: преподавать финский как родной, хотя по методикам иностранного. Но тем не менее, во всяком случае, в этой ситуации возможно с первого класса преподавание языка. Но снимаются часы с каких-то других предметов, как родного языка (С. К.).

Образовательные стандарты классифицируют преподаваемые языки по своей логике и в соответствии с ней определяют, каким образом язык должен преподаваться. В случае с гимназией № 17 это породило противоречивую ситуацию: существует традиция преподавания языка, учебники, ученики – но формальные требования стандарта не дают возможности продолжить обучение. Языки могут преподаваться как «родные» или «иностранные» (что в случае «национальных» языков не соответствует реальной ситуации, когда «родные» языки уже не являются языками бытового общения, но и не могут быть иностранными, так как бытуют в обществе и семьях в какой-то мере). В статусе «родного» язык может преподаваться с первого или со второго класса в количестве одного-двух часов в неделю с первого по четвертый класс, трех часов в неделю с пятого по шестой класс, двух часов с седьмого по девятый и один час в неделю с десятого по одиннадцатый класс. Если язык преподается в качестве «второго иностранного», то его можно преподавать в количестве двух часов в неделю с пятого по девятый класс и один или два часа в неделю в десятом и одиннадцатом классе[9]9
  Данные стандарты впоследствии поменялись, стандарт 2015 года определяет, что финский язык может преподаваться как иностранный начиная со второго класса, также выросло количество часов, выделяемых на изучение родного языка. (См. Этнокультурное 2015).


[Закрыть] (Методические 2011).

Также в наших разговорах указывали еще на один важный фактор управления преподаванием (иностранных) языков, а именно на введенный в 2009 году единый государственный экзамен. По мнению некоторых моих собеседников, этот экзамен совместно со стандартами преподавания языков ведут к тому, что количество учеников, изучающих финский в школе по программе углубленного изучения, уменьшается.

Вообще система и виновата. Появился экзамен ЕГЭ. ЕГЭ по финскому нет. Если нет ЕГЭ, нет смысла, с точки зрения родителей, отдавать ребенка в профильный финский класс, потому что нельзя сдать экзамен, соответственно, ни поступить в университет, ни продолжить обучение. Финский автоматически отодвинулся как второй язык. Сейчас его вообще не преподают как первый. В России, по-моему, если не ошибаюсь, есть четыре языка, по которым есть ЕГЭ: английский, немецкий, французский, испанский. Все остальные языки непрофильные. Ия думаю, что с этим связано, потому что в университет, значит, не идут студенты, не выпускаются преподаватели, и в школу не отдают, потому что знают, что… в университете маленький набор, факультет непрестижный (К. К.).

С введением ЕГЭ финский язык не преподается как первый иностранный, на него нельзя отвести учебные часы. Если так делается, то они отнимаются от других предметов. Преподавание финского возможно в статусе родного языка, и это делается в единственной финно-угорской школе Петрозаводска. В других школах преподаватели каким-то образом выходят из этой ситуации, отнимая учебные часы от других предметов, что, соответственно, родителями может восприниматься как урон учебному процессу.

Система среднего и высшего образования в России за последние двадцать лет претерпела большие изменения, связанные с присоединением России к глобальной экономике, а также рынку образовательных услуг, построенному на неолиберальной логике управления. (См. Piattojeva 2013; Eriksson 2013; Kaakkuriniemi 2013; Korteniemi 2013). Нелли Пяттоева (Piattojeva 2013) связывает введение ЕГЭ с реформой высшего образования. С введением ЕГЭ университеты утратили право принимать решение о приеме студентов, которое раньше базировалось на приемных экзаменах. Также формы и содержание общего образования унифицируются, соответственно, уменьшается власть регионов в принятии решений относительно образования. ЕГЭ – это неолиберальный high stakes test, который влияет на содержание учебных планов, представления о знании, а также на методы, используемые учителями. Таким образом посредством унифицированного экзамена цели государственной власти вписываются в институциональные структуры и в итоге направляют деятельность и решения тех, кто включен в институты. ЕГЭ перераспределяет власть в системе образования, формирует из школьника и его семьи «рациональных потребителей» «образовательного продукта». Одновременно усиливается контроль над всей системой школьного образования посредством регулярных аттестаций. ЕГЭ не только дает выпускникам школы возможность становиться студентами вузов без сдачи вступительных экзаменов, но и служит основой оценки школ, на основании которой выстраиваются рейтинги средних учебных заведений. Это увеличивает контроль школ со стороны государства, государство проникает в формы работы сотрудников и организаций, формирует субъектность сотрудников школ. Пяттоева (Там же) указывает также на то, что ЕГЭ ведет к уменьшению регионального компонента в обучении и ведет к унификации учебных планов по всей России[10]10
  Во время работы над этой статьей весной 2014 года я беседовала также с сотрудником Министерства образования РК, отвечающим за организацию преподавания национальных языков. Я попросила ее прокомментировать мнения интервьюируемых. Ситуацию с гимназией № 17 и ЕГЭ она оценила по-другому. В ЕГЭ должно входить четыре предмета, два из которых являются обязательными (русский язык и математика), и два на выбор. Если представить, что кто-то хотел бы сдавать финский язык в рамках ЕГЭ, то их было бы ничтожно мало, поскольку на отделение прибалтийско-финской филологии принимают всего 21 студента (сюда входят желающие изучать и финский, и карельский, и вепсский языки). Таким образом, ЕГЭ не оказывает фактического влияния на изучение финского языка. Снижение количества учеников, изучающих финский, по ее мнению, могло произойти из-за принятого в 2004 году базового учебного плана, в соответствии с которым второй иностранный язык можно начинать изучать со второго класса. Поскольку финский язык не имеет статуса иностранного (а таковыми являются только английский, французский, немецкий и испанский языки), на него приходится выделять часы за счет других предметов, и не все родители на это согласны. Тем не менее, сейчас школам разрешено организовывать обучение финскому наравне с первым иностранным языком (Васильева 14.05.2014).


[Закрыть]. Будучи частью реформ последних лет, ЕГЭ действует как технология неолиберального управления, где от субъекта ожидается самостоятельность в принятии «свободных» «рациональных» решений, которые фактически ведут к уменьшению изучения национальных языков в Карелии.

В 2013 году также система высшего образования Карелии претерпела большие изменения. Карельский педагогический университет был объединен с Петрозаводским государственным университетом, положение многих факультетов и кафедр изменилось. Факультет прибалтийско-финской филологии и культуры пострадал больше всего: он перестал существовать. Приказом ректора университета от 20.12.2012 кафедры финского языка и литературы, карельского и вепсского языков введены в состав филологического факультета ПетрГУ. В настоящее время эти кафедры объединены, и на кафедре прибалтийско-финской филологии обучается менее 100 человек, что более чем в четыре раза меньше, чем на факультете в начале 1990-х. Набор на кафедру сейчас составляет 21 человек, и ей все труднее получить места на магистерском уровне (Факультет прибалтийско-финской филологии 2013; Петрозаводский 2013). Большие трудности кафедра испытывает с набором студентов, желающих изучать карельский и вепсский языки мало. Наибольшим спросом пользуется переводческая специализация с финским и английским языком.

Подобные изменения в интервью все так же объясняли «демографической ямой» и высказывали радость, что преподавание этих языков вообще удалось сохранить. В обсуждении этой ситуации также интервьюируемые сравнивали нынешнее положение с тем, что было 20 лет назад, когда для поступления на факультет требовалось знание изучаемых языков. Сейчас его не требуют, с набором и без этого большие проблемы. Ожидания «национального возрождения» перестроечного периода не осуществились, и в разговорах на эту тему проскальзывало разочарование.

Изменения, произошедшие в системе обучения национальным языкам на высшей ступени, необходимо рассматривать в общем контексте реформы высшей школы РФ, и прежде всего ее гуманитарного сектора. Так же, как и в общеобразовательной школе, эти реформы во многом мотивированы выходом России на международный рынок образовательных услуг, а также стандартизацией и интенсификацией образовательного продукта. По описанию Тапани Кааккуриниеми (Kaakkuriniemi 2013), реформа включает в себя аттестацию вузов, и признанные «неэффективными» так или иначе будут ликвидироваться или реструктурироваться. Это касается прежде всего небольших, региональных вузов и гуманитарного образования, где многие направления сливаются, выделяется меньше мест в магистерских программах и т. д. Изменение статуса факультета прибалтийско-финской филологии совпало с этой реформой: одновременно происходит реструктуризация преподаваемых дисциплин, и многие специальности, бывшие популярными в регионе, находятся сейчас под угрозой, как, например, кафедра истории скандинавских стран (Вести Карелии 2014). Все эти изменения являются частью неолиберальной реформы системы образования в России, и именно местные, локальные и региональные элементы страдают от нее больше всего.

Можно сказать, что региональные законы и программы, направленные на поддержку этничности, находятся в противоречивых отношениях с общероссийскими процессами унификации систем образования. Неолиберальные технологии управления образованием, направленные на его унификацию и приведение в соответствие с международными стандартами, ведут к ослабеванию позиций предметов, важных с региональной точки зрения, и «потребители» образовательных услуг, школьники и их родители ощущают, что эти предметы не престижны и не востребованы. Мои собеседники, работающие в системе образования, были разочарованы тем, что поддержка «национальных» языков, несмотря на все программы и постановления, не является первоочередной задачей. Такую же оценку высказывает и Евгений Клементьев (2011, 2011а), который характеризует поддержку национальных языков скорее как декларативную и общую, чем конкретную; многие формулировки официальных документов он оценивает как не имеющие смысла. Государственные стандартизированные экзамены и связанные с ними процессы подталкивают учеников выбирать для углубленного изучения предметы, которые не соответствуют интересам поддержки региональных культур.

Очевидно, что система образования, бывшая в позднесоветское и раннее постсоветское время (1990-е годы) важным элементом в «производстве этничности» как на ступени общеобразовательной, так и высшей школы, постепенно теряет такое свое значение. Если на сегодня существует мнение, что современные институты этничности не способны обеспечить занятость всем выпускникам вузов, то в будущем этих выпускников просто не будет для того, чтобы подпитывать институты этничности. Система образования в каком-то смысле заменила семью в воспроизводстве этничности. Можно сказать, что неолиберальное управление системой образования в Карелии ведет к постепенному сужению «поля этничности», и об этом ощущении говорили и интевьюируемые.

Летом и осенью 2013 года в Карелии активно обсуждалась судьба финскоязычного «толстого» журнала «Carelia»: говорилось о планах учредителей журнала (в их число входит правительство республики, Союз финнов Карелии «Инкери», Союз карельского народа и Союз вепсской культуры) значительно сократить частоту выпуска журнала. До этого журнал выходил десять раз в год, говорили, что в скором времени, когда решение будет принято, он может сократиться до формата альманаха с частотой выхода четыре раза в год. Два номера предполагалось выпускать на финском, один – на карельском и один на вепсском языке. Данные изменения объяснялись уменьшением читательской аудитории. В качестве аргументов за сохранение журнала высказывалось, что «Carelia» – это одно из старейших изданий республики и в какой-то мере ее символ. Продолжение издания «Carelia» в старом формате обосновывалось обширными связями с Финляндией, сохранением Карелии как национальной республики, а также необходимостью модернизации Карелии как части России[11]11
  В феврале 2014 года решение об изменении формата издания журнала было обнародовано, и главный редактор Роберт Коломайнен в знак протеста против него уволился, также был сокращен практически весь коллектив журнала. В журнале остался единственный сотрудник, бывший заместитель главного редактора Армас Машин, и его задачей стало наладить выпуск двух номеров на финском и по одному на карельском и вепсском языках в год (Машин 2013).


[Закрыть].

О ситуации с журналом и вообще о положении прессы на финском языке я беседовала летом и осенью 2013 года с тогдашним заместителем главного редактора «Carelia» Армасом Машиным и Михаилом Незвицким, главным редактором газеты «Karjalan Sanomat». О журнале мы говорили также с сотрудником издательства «Периодика», которое выпускает газеты и литературу на национальных языках. Журнал и газета являются старейшими периодическими изданиями республики, в 2013 году «Carelia» отпраздновала свое 85-летие, a «Karjalan Sanomat» будет праздновать 100-летие в 2020 году. О положении журнала все говорили очень эмоционально, защищая как его сохранение, так и планируемое обновление. На мой взгляд, все аргументы «за» и «против» можно сгруппировать по оси «новое» («современное») – «старое» и таким образом проследить, как формируются эти категории, что воспринимается как «новое» или «старое».

Для Машина уже сам финский язык, литературный язык карельской национальной культуры, как, собственно, и советская политика в сфере создания национальности, является современным (modern), в противопоставление актуальному «многоязычию», которое ведет развитие Карелии как национальной территории вспять. Финскоязычная «Carelia», таким образом, представляет собой современное, модернизационное начало.

Я, при всем уважении, при всем уважении к нашим карельским коллегам, я не верю, что их язык сможет занять ту нишу, которую занимает финский язык. <…> я ни в коем случае не враг карельского языка, а наоборот человек, который хотел бы, чтобы карельское начало в Карелии было как можно более современным, как можно менее архаичным, как можно более адаптированным к условиям современного мира. И я вижу, что это начало связано именно с финским языком.

Армас Машин в качестве нового, «современного» говорил о требовании перехода печатных изданий в интернет и обосновывал несовместимость идеи «толстого» литературного журнала с формальными требованиями к текстам, размещаемым в интернете. В этом смысле журнал как печатное издание является «устаревшим».

Это очень важный момент, что в интернете – это всё совсем иначе, чем в бумажном контенте, как теперь принято говорить… Я встречался с шеф-редактором «Русского журнала», Морозов фамилия, по-моему, его. Очень… один из пионеров нашей интернет-журналистики российской. Он сказал правильные слова, что сейчас я ставлю задачу, что материал должен быть четыре – четыре с половиной тысячи знаков. А через два-три года будет две – две с половиной тысячи знаков и не больше. Это абсолютно правильно. Никто там… никто в интернете такое читать не сможет.

Машин последовательно защищал издание журнала в его нынешней, печатной форме. Журнал является каналом и средством поддержания финскости: важна именно его печатная форма и регулярность выхода, возможность передать его из рук в руки, собраться и обсудить напечатанное в нем. Журнал может способствовать созданию «старой» социальности в форме встреч, благодаря которым будет сохраняться и язык.

…у нас, у наших изданий, у нас иная цель. И когда мне довелось в конце прошлого года, в качестве представителя трудовых коллективов всех редакций издательства, быть на встрече с Александром Петровичем Худилайненом, где встречались главные редактора и руководство издательства, так вот на этой встрече говорилось в том числе о том, что наши издания, они особые. Очень важно, чтобы люди могли их взять в руки, потрогать, «обслюнить», взять с собой, ну, не знаю, на встречу каких-то пожилых людей в сельском клубе, за школьную парту, в студенческую аудиторию. То есть у нас… мы не можем перекочевать все в интернет. У нас очень большая просветительская образовательная функция, функция сохранения языка. <…> Поэтому, наверное, мы должны будем сохраняться и в бумажном виде.

Перемены в количестве издаваемых номеров журнала Машин объяснял прежде всего экономическими реалиями, которые затрагивают не только журнал, но и всю гуманитарную сферу. Политику государства диктуют экономические соображения, и в этом смысле «Carelia» – жертва «новой» экономической системы.

…есть такое слово – оптимизация. Этот процесс, он идет. В нем могут быть какие-то такие позиционные бои за сохранение позиций: torjuntataistelut, perääntymistaistelut [оборонительные бои, бои в отступлении ОДМ], если говорить военным языком. Но, на самом деле, такой страдательный процесс, он идет. Он, конечно, затронет у нас не только прибалтийско-финские языки и культуру. Он затрагивает культуру в широком смысле слова. У государства недостаточно при этой экологической системе средств и, видимо, воли и желания для того, чтобы сохранять такой высокий уровень образования, в том числе вузовского образования и академической науки, той же литературы.

Ситуацию с журналом мы обсуждали также с сотрудницей издательства «Периодика». Она говорила о том, что финскоязычные издания составляют большинство издаваемой ими продукции, и распространение их происходит частично благодаря спонсорству государства: например, на детский журнал «Kipina» стремятся подписать всех школьников, изучающих финский язык. Если «Carelia» перейдет в формат альманаха, ее будет значительно труднее распространять, например, в Финляндии, куда уходит большая часть его тиража. С другой стороны, она оправдывала грядущие перемены: функция журнала как инструмента сохранения финскости в республике устарела, и надо ориентироваться на другую аудиторию.

…сохранение чего бы то ни было, может быть, и всей другой прочей финскости просто как вот дань тому, что это было и всегда должно быть, к сожалению, в современном мире, ну, наверное, невозможно. То есть нам нужны какие-то новые формы понимания, что или мы доживаем до того, когда все финны <…> этнические кончатся. Не хотелось бы, да? Или мы ориентируемся на другую немножко уже аудиторию: вот на тех, которые изучают, которые пока, да, не достигли тех высот в языке настоящем литературном (Л. Т.).

Редакция журнала, по ее словам – представители старого поколения, для которых финский язык – родной; в газете «Karjalan Sanomat» работают представители уже следующего поколения. Старое поколение продолжает относиться к финскому языку иерархически, делая градацию на американских, финских и ингерманландских финнов, у молодого поколения этого нет, и вообще мотивация к изучению финского языка у молодежи значительно сильнее по сравнению со стремлением изучать карельский или вепсский.

В качестве примера «нового» стиля работы и издания, ориентированного на молодую аудиторию, изучающую финский язык и не участвующую в спорах относительно качества языка или этничности, сотрудница издательства приводила газету «Karjalan Sanomat» и ее главного редактора.

Это довольно яркий пример развития. И вот, конечно, он у нас образцовый. Иногда даже некоторые редакции его ревнуют. Нахваливать начинаем Незвицкого, потому что он всё делает вовремя. Он хватает. У него сайт там крутится. Он проекты сейчас находит. У него фейсбук там. Значит, всё это шевелится. И у наших коллег, там не такая – понятно… Понятно, литературный журнал наш – это другая история. Но, тем не менее, если мы должны теперь уже ориентироваться на то, чтобы вырастить себе читателя, то, может быть… Они всё думают, что… Мы против снижения качества. Кто вас призывает к снижению качества? Аудиторию имейте в виду и всё… Говорю, мы про это не будем говорить ничего, про язык, потому что, действительно, мы оценивать не можем по-настоящему. Мы только видим по формальным признакам: подписка, существование или отсутствие сайта заполняемого. Конечно, они нам претензии, что вы там не обновляете. А чего обновлять, если им никто и не будет пользоваться (Л. Т.).

Действительно, еженедельная газета «Karjalan Sanomat» размещает в интернете на своем сайте начальные абзацы статей, таким образом давая представление о своем содержании. Ее можно выписывать в формате pdf на электронную почту и в печатном виде. По сравнению с сайтом газеты, сайт журнала в 2013 году выглядел действительно устаревшим: его не обновляли с 2005 года[12]12
  После реформы журнала обновился и сайт. Сейчас на нем размещены материалы, написанные главным редактором Армасом Машиным, а также новости культуры (Carelia 2015).


[Закрыть]. Главный редактор Михаил Незвицкий в своем интервью подчеркивал современность газеты и ее направленность в будущее, ориентацию на молодых сотрудников, которых надо воспитывать и развивать их язык, но которые также являются энтузиастами своего дела. По поводу «Carelia» он высказывался с верой в то, что журнал сможет обновиться. Его аргументация была подчеркнуто «современной».

Я глубоко убежден, что журнал на финском, карельском и изредка на вепсском не был бы плох. Это вообще был бы… мог бы… можно было бы сделать неким таким мощным неким брендом, может, даже, в принципе, республики… Я вот, честно говоря, я снимаю шляпу перед моими отдельными коллегами. Там есть путевые люди, которые знают, великолепно знают финский. И я бы хотел, конечно, то же самое, у меня был бы финский и вот чутье именно финского языка, как у этого Роберта Коломайнена. И всё… Но при этом всем, вот они, так, мое мнение опять же, сильно зависли на прошлом.

Незвицкий обосновывал «устарелость» журнала возрастом его сотрудников – практически все они, за исключением заместителя главного редактора, в пенсионном возрасте – и соответствующим возрастом его читателей. Притока новых сотрудников нет. Молодых журнал в его нынешнем виде не интересует.

Первое: абсолютное отсутствие кадров молодых. Абсолютно нет. Причем они не пытаются даже найти. Понимаешь? Они всё говорят, что вот сложно. Понимаешь? Сложно выразить. У меня в этом году, в этом году у меня уже пришло трое новых, потому что люди уходят. А что делать? Они с ноля. <…> А у меня выхода нет. У меня еще одна ставка есть в штате. Нам сложно работать. Мне вот так нужен еще человек с финским языком. И у них нет… Lukijoita [читателей. – О. Д.-М.] тоже нет среди юных, потому что журнал для молодого читателя он неинтересен. А по финскому языку, каким бы качественным он ни был, он сложен. Потому что, как бы, это всё-таки, в принципе, журнал, и он предполагает, да, что человек уже как-то, ну, всё это умеет читать.

Незвицкий несколько раз высказывался относительно необходимости притока новых сил в редакцию, так как конкуренция среди сотрудников подстегивает всех. В журнале коллектив устоявшийся, новые силы туда не приходят – и в таком виде редакция не способна сделать журнал интересным молодежи. Конкуренция среди сотрудников издания представлялась как «современная» черта рабочих отношений.

Проблема, во-первых, в том, что у них нет какой-то смены все-таки в коллективе самом, да. <…> То есть, когда ко мне приходят на работу, к нам приходят новые, да, это заставляет. <…> Ну, и сейчас этот юный. Понимаешь? Вот я его взял. Когда сейчас вижу, как он начал работать, и финский язык, я так уже думаю: «Блин! Надо мне уже чесать репу». <…> То есть любое, новые силы, они дают и старым силам идти вперед и что-то делать новое. Понимаешь?.

Незвицкий также много говорил о клановости всего поля «финскости» и о ссорах и обидах, связанных с отношением к реформе журнала, повлекших за собой уходы людей с работы, невозможность работы с некоторыми общественными организациями. Это тоже, по его мнению, – остатки «старого» отношения к финскости.

Наибольшие сложности тем не менее и Незвицкий, и сотрудница издательства видели в изменениях в финансовой политике относительно «национальных» изданий. (См. также Пальцева 2014). Заработная плата сотрудников мала, составляет в среднем 15 тысяч рублей в месяц (в 2013 году), чего не хватает на жизнь в городе, особенно, если молодой сотрудник родом из деревни и у него нет собственного жилья. Зарплата в русскоязычных СМИ значительно выше. От главного редактора ожидаются огромные усилия по изыскиванию способов увеличить получаемые на руки деньги, и тут большую помощь оказывали финляндские организации, особенно в сложный период 1990-х годов. Перед изданиями и издательствами ставятся задачи зарабатывания денег, эти планы повышаются, денег собственно на развитие изданий не оставляют. Размещение заказов на издание литературы в издательство «Периодика» раньше проходило целенаправленно, сейчас же заказы должны проходить через конкурс, и издательство, не имеющее своей печатной базы, в этих конкурсах проигрывает. Даже «успешное» и «современное» издание ощущает на себе давление рынка, с одной стороны, и административных органов, с другой.

Если вот эти были бы, в принципе, некие ресурсы… И здесь, опять же, вина скорее не нас, а вина правительства, видимо, потому что они, вот, сколько тут издательство у нас есть, они никогда не давали нам… То есть, например, дают нам, скажем, пятнадцать муликов на год – пятнадцать миллионов. «Периодика» смогла заработать различными путями: levikki, projektiraha, kirjat [тираж, проектные деньги, книги. – О. Д.-М.], да, два мулика. Значит: «А! Два они смогли. Мы им дадим тринадцать». Понимаешь? Дали нам тринадцать. «Периодика» смогла заработать еще, там, полтора миллиона плюс. «А давай теперь», говорит. То есть вот каждый год – это, наверное, с конца… с девяносто девятого <…> пытаются сделать так. Бились, с трудом говорили: «Не забирайте у нас все. Оставьте нам на развитие. Мы можем купить хоть kirjapainokone [книгопечатный станок. – О. Д.-М.] сюда. Мы можем это…». А у нас вот всегда.

Подобное финансовое давление не дает газете развиваться, привлекать в достаточном количестве финских студентов-практикан-тов, делать ремонт обветшавшего помещения, которое, в свою очередь, могло бы быть базой для другой коммерческой деятельности в сфере финскости, например, организации курсов финского языка.

Очевидно, что положение традиционных «национальных» печатных изданий в современной Карелии находится под влиянием многих процессов. Это и переориентация «национальности» республики с финскоязычия на карельский язык, и размывание и ассимиляция, а также эмиграция «национального» населения, и декларативный характер политики, направленной на поддержку и возрождение «национальных» языков и культур. Сотрудники «национальных» институтов живут в обстановке постоянных перемен, которые они воспринимают по-разному. Финский язык, а также направленные на его поддержку институты могут быть охарактеризованы и как «современные», и как «устаревшие», в зависимости от представлений о том, какова должна быть «современная финскость». И в этом секторе, мне кажется, можно говорить о неолиберальном давлении: от изданий на «национальных» языках ожидается их рыночная успешность, что в современных условиях невозможно по многим причинам, в частности, в связи с изменениями системы книготорговли, а также с отсутствием реальной аудитории. Символической функции национальных изданий на финском языке не придается значения, достаточного для финансирования национальных СМИ в объеме, делающем их независимыми от рынка.