Текст книги "Москва и Восточная Европа. Советско-югославский конфликт и страны советского блока. 1948–1953 гг."

На переднем крае: болгарское посольство в Белграде

Регулярные встречи болгарского посла в Югославии с советскими дипломатами, как показывают документы, стали неотъемлемой и существенной частью его работы. Оказавшиеся на переднем крае развертывавшейся борьбы против югославских «отступников» болгарские дипломаты, работавшие в Белграде, больше всего опасались неверных шагов. Контакты и консультации с советскими коллегами рассматривались как своеобразная гарантия от ошибок.

С точки зрения организации работы посольства основная роль отводилась упомянутой выше инструкции «О повышении бдительности в партии». Ее положения, как явствует из изученных нами материалов, не сходили с повестки дня партийных собраний коммунистов посольства. Было признано, что до опубликования бухарестской резолюции бдительность у сотрудников посольства «отсутствовала полностью». В решении партсобрания от 29 апреля 1949 г. указывалось, например, что «чуждые троцкистские влияния руководства КПЮ свободно проникали… в парторганизацию и мешали правильному выполнению служебных обязанностей», что у отдельных коммунистов проявились «гнилые примиренческие настроения»[263]263
  ЦДА. Ф. 1 Б. Оп. 32. А. е. 79. Л. 18.


[Закрыть].Поскольку, судя по протоколу собрания, ни в отчетном докладе, ни в выступлениях коммунистов ни о чем подобном не говорилось, решение, по всей вероятности, уже задним числом «дотягивалось» до необходимого уровня самокритики, чтобы избежать нареканий, а может быть, и оргвыводов вышестоящих софийских инстанций.

В числе предпринятых конкретных мер на первом месте оказалась чистка посольского аппарата. Сразу же были уволены почти все сотрудники-югославы, лишь в отношении «менее опасных» (таковых оказалось трое) было решено несколько отсрочить увольнение[264]264
  Там же. А. е. 239. Л. 16.


[Закрыть]. Была сформулирована жесткая установка, согласно которой дисциплина сотрудников посольства приравнивалась к «фронтовой»[265]265
  Там же. Л. 28.


[Закрыть]. Предлагалось усилить внимание к ведению делопроизводства и переписки, введя гриф секретности, регулярно проводить инструктаж сотрудников, «как и по каким вопросам говорить с югославами», отменить доступ на территорию посольства посторонним лицам и пр. Сотрудникам запрещалось громко разговаривать на улицах и в общественных местах. Предусматривались и такие меры, как установка на воротах посольства жестяных листов, «чтобы скрыть двор посольства от взглядов врага», а также смена замков и ключей в здании. Кстати, решение последнего, чисто практического и отнюдь не самого сложного, вопроса, судя по посольским документам, заняло несколько лет – с апреля 1949 по июль 1951 г. (!), и стало поводом для активной переписки с Софией[266]266
  ЦДА. Ф. 1 Б. Оп. 32. А. е. 79. Л. 3–4, 29; А. е. 239. Л. 27.


[Закрыть].

Ужесточение распорядка работы болгарского дипломатического представительства, по признанию самих сотрудников, негативно отражалось на выполнении его основных задач. В апреле 1949 г. констатировалось, что не поддерживался даже «минимально возможный контакт с югославскими кругами и товарищами, который необходим для правильного информирования посольства»[267]267
  Там же. А. е. 79. Л. 19, 20.


[Закрыть]. Затрудняли работу и введенные югославскими властями в апреле 1952 г. ограничения в режиме передвижения болгарских дипломатов по стране. (Заметим, что эта инициатива югославов вскоре вызвала ответную реакцию болгар: уже в июне сотрудникам югославского посольства в Софии были запрещены поездки в районы к западу от р. Искыр, южнее шоссе София–Пловдив–Хасково, севернее и северо-восточнее направления Русе–Разград–Шумен–Провадия, а также посещение значительного числа околий и нескольких крупных окружных центров[268]268
  Там же. Оп. 6. А. е. 1598. Л. 1–2.


[Закрыть]). В начале 1953 г. жизнь болгарского посольства в Белграде практически замерла: страну были вынуждены покинуть управляющий посольством советник К. Иванов, первый секретарь Б. Николов и военный атташе Н. Кривлев. До июня месяца в штате оставался всего один дипломат[269]269
  Огнянов Л. Отношенията между България и Югославия (1949–1956) // Минало. 1996. № 3. С. 90.


[Закрыть].

Позитивные изменения начались только после смерти советского лидера. В августе 1953 г. болгарская сторона приняла решение приступить к постепенной нормализации отношений в дипломатической сфере, в частности снять ограничения на передвижения по стране югославских дипломатов. Одновременно предстояло добиваться улучшения условий работы болгарских дипломатов в Югославии.

Развертывание пропагандистской кампании против «клики Тито»

Развернувшаяся после опубликования бухарестской резолюции Коминформбюро пропагандистская кампания против югославской компартии и ее руководства поначалу ограничивалась положениями, зафиксированными этим документом, и не выходила за его рамки. Положение начало меняться после появления 8 сентября 1948 г. на страницах «Правды» новой установочной статьи «Куда ведет национализм группы Тито в Югославии». Ее авторы, подписавшиеся «Цека»[270]270
  Югославская сторона была убеждена, что стиль изложения выдавал авторство Сталина (Едемский А. Б. От конфликта к нормализации. Советско-югославские отношения в 1953–1956 годах. М., 2008. С. 35).


[Закрыть], от имени руководства ВКП(б) открыто обвинили Тито в создании собственной «фракции», противостоявшей интернациональному большинству партии и установившей жестокий террористический режим. В подтверждение приводился факт гибели на югославско-румынской границе прославленного генерала Арсо Йовановича, выражавшего несогласие с политикой Тито и попытавшегося вследствие этого уйти за кордон[271]271
  Москва располагала датированной июлем 1948 г. директивой министра внутренних дел Сербии С. Пенезича уполномоченным госбезопасности в областях, граничивших с Венгрией, Румынией и Болгарией, в которой указывалось: «Любое лицо, задержанное на границе, необходимо проверять, и если задержанный окажется членом партии, убивать его на месте, невзирая на личность – будь то член ЦК, министр или кто-либо другой, но без шума… Нет надобности держать таких людей в тюрьме» (Совещания Коминформа. С. 653, 739).


[Закрыть].

Обвинения, содержавшиеся в статье, фактически снимали прежние ограничения в антиюгославской критике. Последняя начала ужесточаться, а ее лексикон – заметно грубеть, мало-помалу переходя границы дозволенного в международной практике. Вместе с тем давала знать о себе и инерция былых установок. К началу 1949 г. София, например, всё еще не оставляла надежд на возможное «исправление» Югославии, которое по-прежнему виделось в изменении отношения к Советскому Союзу и странам народной демократии. Об этом свидетельствовал, в частности, комментарий газеты «Работническо дело» в связи с созываемым в Москве зимой 1949 г. экономическим совещанием, принявшем решение о создании Совета экономической взаимопомощи (СЭВ). Югославия, писал болгарский официоз, сможет присоединиться к этой организации «только в том случае, если югославское правительство изменит свое враждебное отношение к Советскому Союзу, Болгарии и другим государствам народной демократии и вернется к политике искренней дружбы и честного сотрудничества с ними, что имеет жизненное значение и для самих югославских народов»[272]272
  Работническо дело. 1949. 18 февруари.


[Закрыть]. Судя по документам, руководство Болгарии некоторое время продолжало рассчитывать на внутреннее «сопротивление режиму Тито» как на залог перемен в стране. Однако подобные надежды мало-помалу рассеивались перед явлениями обратного порядка. В конце мая 1949 г. это фактически признал и Сталин: в беседе с Вылко Червенковым и Георгием Чанковым он согласился с выводом болгар о «всё еще слабом» сопротивлении режиму Тито в стране и назвал причину – «отсутствие марксистских традиций в рабочем движении Югославии», где «почва марксизма вспахана крайне слабо»[273]273
  ЦДА. Ф. 1 Б. Оп. 5. А. е. 37. Л. 67. Эта «земледельческая» метафора, видимо, была одной из любимых Сталиным. Задолго до описываемых событий, в беседе 28 октября 1944 г. с болгарским дипломатическим представителем в Москве профессором Димитром Михалчевым на вопрос, «почему Германия с многомиллионным рабочим классом ничего от него не почувствовала», советский руководитель ответил: «Потому что германские коммунисты пахали мелко», пояснив, что они действовали поверхностно и не проявили должной бдительности (ЦДА. Ф. 1485. Оп. 1. А. е. 1200. Л. 104).


[Закрыть]. «Это не Болгария, где был свой Благоев, – подчеркнул Сталин. – Там никого нет. Моше Пияде перевел “Капитал” Маркса и думает, что стал марксистом. Дурак! Вообразил себе, что стал марксистом. Американская разведка тоже сейчас больше всего переводит Ленина и Сталина». Советский лидер фактически обозначил перспективу затяжного позиционного противостояния, поскольку ни сформировать «марксистские традиции», ни «вспахать» югославскую целину и взрастить в ней семена марксизма по-большевистски – наскоком, «кавалерийской атакой» – было делом нереальным. Действия Москвы с учетом этого направлялись на усиление критики в адрес югославских «отступников» и активизацию в этом направлении союзников по «социалистическому лагерю».

Именно к этому сводились предложения по развертыванию борьбы против «троцкистско-националистической клики Тито», выработанные Секретариатом Информбюро в мае 1949 г.[274]274
  РГАСПИ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 84. Л. 143–146.


[Закрыть] Коммунистическим и рабочим партиям – членам Информбюро было рекомендовано представить план организационных и пропагандистских мероприятий, направленных на оказание всесторонней помощи «здоровым силам компартии Югославии». В перечне неотложных мер значилась постоянная и всемерная поддержка югославских коммунистов-политэмигрантов. Секретариат предлагал в конце июня 1949 г. созвать конференцию политэмигрантов-«коминформбюровцев» для принятия обращения к КПЮ с призывом усилить борьбу против «фракции Тито»; создать надежные связи политэмигрантов со страной и обеспечить получение проверенной информации о положении в КПЮ; организовать нелегальное радиовещание на Югославию со специальной радиостанции. Особо подчеркивалась необходимость качественного улучшения пропагандистской работы: выступления должны быть хорошо аргументированы и носить наступательный характер. От партий-участниц требовалось предоставление в Секретариат регулярной информации о борьбе компартий против «клики Тито».

Полученные материалы направлялись в ОВП ЦК ВКП(б), где анализировались и обобщались. Пример – представленный 18 мая 1949 г. заместителю заведующего отделом Л. С. Баранову блок информационных записок «О борьбе компартий против клики Тито». Среди них – датированная 15 мая записка референта А. А. Стручкова «О практических мероприятиях Болгарской коммунистической партии против националистической, предательской деятельности клики Тито»[275]275
  Там же. Д. 87. Л. 2–10.


[Закрыть].

Из основного раздела этого документа под характерным названием «Помощь Болгарской коммунистической партии, оказываемая КПЮ в ее борьбе против клики Тито» следовало, что практически основным видом такой помощи являлась печатная пропаганда. В разделе содержался подробный обзор болгарской печати за вторую половину 1948 – апрель 1949 г. Картина по меркам Москвы складывалась в целом неутешительная. Констатировались слабая популяризация в Болгарии резолюции Информбюро о положении в КПЮ, бессистемность действий, отсутствие наступательного характера и необходимой глубины критики, общий и декларативный характер публикаций и т. п. Неудовлетворительной была признана и статистика публикаций – в январе–апреле 1949 г. «Работническо дело» поместило «всего» 14, а «Отечествен фронт» – 7 антититовских статей. Кроме того, слабым было и качество материалов – вплоть до весны 1949 г. болгарские средства массовой информации (печать и радио) «не подчеркивали открытый переход клики Тито в лагерь англо-американского империализма и откровенно враждебную линию по отношению к ВКП(б), СССР и странам народной демократии», не разоблачали «троцкистскую идеологию титовцев», не показывали «на примерах и фактах» установленного в КПЮ и стране «по-настоящему турецкого (! – Т. В.) режима», – указывал автор документа. К числу существенных недостатков было отнесено и «длительное молчание руководителей БКП», которые ограничивались устными выступлениями, но избегали публикаций. После «дела» Костова, утверждалось в записке, это «могло быть неправильно истолковано среди компартий и международной общественности». Первая статья болгар, причем в органе Информбюро, газете «За прочный мир, за народную демократию!»[276]276
  По мнению итальянского исследователя Дж. Боффы, газета «была на практике не более чем бюллетенем, не имеющим реального политического значения» (Боффа Д. История Советского Союза: В 2 т. Т. 2: От Отечественной войны до положения второй мировой державы. Сталин и Хрущев. 1941–1964. М., 1994. С. 363). В газете преобладали материалы директивного характера и регулярная информация о выполнении решений Коминформа компартиями-участницами.


[Закрыть], появилась лишь 15 мая 1949 г. Ее автор Васил Коларов выступил с разоблачением «националистической позиции Трайчо Костова». (Заметим, что это не было случайным: именно Коларов явился главным «забойщиком» в эскалации обвинений своего бывшего соратника[277]277
  Подробнее о роли В. Коларова в «деле» Костова см.: Исусов М. Последната година на Трайчо Костов. София, 1990; Огнянов Л. Васил Коларов и политическата съдба на Трайчо Костов // Шуменци– строители на съвременна България. Шумен, 2004; в российской историографии – Волокитина Т. В. Советский фактор в судьбах политических деятелей Восточной Европы в 40–50-е гг. XX в. (Тр. Костов, Л. Райк, Л. Пэтрэшкану) // Историки-слависты. Кн. 6: Б. Н. Билунов. Материалы конференции, посвященной 60-летию Б. Н. Билунова. М., 2008. С. 253–271.


[Закрыть].)

Вместе с тем в связи с «делом» Костова наметились, по мнению Стручкова, некоторые позитивные подвижки: авторы публикаций резко критиковали «буржуазный национализм Тито» и проистекавшие из него «националистические ошибки» болгарского функционера. Однако правильные положения этих статей, указывал Стручков, чаще всего страдают декларативностью, отсутствием «достаточного обоснования фактами», «теоретических обобщений». Данное критическое замечание, думается, отразило объективную сложность, с которой сталкивались болгарские авторы: нехватку убедительного конкретного материала, подтверждавшего серьезность обвинений. Не случайно, что и на том этапе болгарские СМИ отдавали приоритет перепечатке материалов из советских, албанских, польских официозов, органа югославских политэмигрантов в Чехословакии «Новая борьба», а также газеты «За прочный мир, за народную демократию!». Об их содержании красноречиво свидетельствовали названия – «Как Тито перешел в лагерь империалистов», «Демагогия и террор клики Тито не сломят сопротивления широких масс КПЮ и югославских народов», «Травля титовцами честных коммунистов», «Кровавые плоды национализма Тито», «Темные планы титовцев и колишевцев[278]278
  Лазар Колишевский занимал пост главы правительства Народной республики Македония.


[Закрыть] в Пиринском крае», «Клика Тито разоружает Югославию перед ее внешними врагами», «Англо-американские империалисты аплодируют клике Тито» и т. п.

Болгарское руководство во многом соглашалось с критикой советской стороны. По оценке самих болгар, кампания по разоблачению Тито в печати длительное время пробуксовывала. Ранее, 17 февраля 1949 г., руководитель Дирекции печати Владимир Топенчаров в беседе с атташе посольства СССР Б. А. Дубенским признал явную недостаточность публикаций, отсутствие самостоятельности в работе Дирекции, подчиненной МИДу и непосредственно министру иностранных дел Коларову. «Во всяком случае, я еще не получил указания развернуть в нашей печати такую кампанию», – отметил Топенчаров[279]279
  АВП РФ. Ф. 074. Оп. 38. П. 151. Д. 11. Л. 25.


[Закрыть]. Только в середине августа 1949 г. заместитель министра иностранных дел Савва Гановский сообщил советнику посольства Ф. Н. Грязнову, что недавно в МИДе принято решение развернуть в печати более активную пропаганду по разоблачению Тито[280]280
  Там же. Л. 69.


[Закрыть]. В указанной выше записке от 15 мая 1949 г. Стручков, ссылаясь на свои беседы с Червенковым, Чанковым и другими руководителями, представил более детальное объяснение ими причин неудовлетворительной деятельности болгарской печати: «а) в свое время якобы из Москвы было подсказано, что с югославскими делами торопиться не следует; б) наблюдая в этом вопросе за деятельностью газеты “Прав-да”, они считают, что им не следует забегать вперед, т. е. помещать больше антититовского материала, чем это делает центральный орган ВКП(б); в) коммунистическая партия Болгарии имеет ограниченное количество кадров, особенно недостает журналистов; г) компартия и редакции газет не располагают необходимыми югославскими материалами, которые позволили бы выступать в печати с убедительными статьями». Стручков не согласился с объяснениями болгарских руководителей, считая истинной причиной «недооценку и недопонимание руководством компартии смысла югославских событий и их нежелательных последствий». Свой вывод он подкрепил ссылкой на беседу с ответственным сотрудником МВД Болгарии Каприеловым, который «в осторожной форме» якобы выразил ту же мысль. Сам Стручков в своей критике доказательных доводов по существу не привел. В частности, фактически осталась без серьезных комментариев принципиальная ссылка болгар на «подсказку» Москвы. Советский аппаратчик попросту опроверг такую возможность, сославшись на неоднократные постановки вопроса об усилении печатной пропаганды против троцкистского руководства Югославии на заседании редколлегии органа Информбюро. Понятно, однако, что речь шла о разных вещах. Думается, что «подсказка», или, выражаясь языком партийных документов того времени, «совет» московских «друзей» имел место: вряд ли болгары осмелились бы заявить об этом, не имея на то оснований. На это же указывает, с нашей точки зрения, и отмеченная выше «медлительность» Коларова[281]281
  Как свидетельствуют документы российских архивов, пассивность была присуща в той или иной мере и руководствам других партий – участниц Информбюро. В справке аппарата Секретариата «О мерах по активизации борьбы коммунистических и рабочих партий против клики Тито», подготовленной в мае 1949 г. к его заседанию, называлась и едва ли не основная причина пассивности, граничившей с «политической беспечностью»: среди части руководящих деятелей этих партий «до конца еще не изжиты иллюзии о том, что югославские националисты “опомнятся” и вернутся в семью братских компартий», наблюдается «стремление некоторых партийных руководителей “отмолчаться”, переждать, кое-кто (называлось руководство компартий Чехословакии и Венгрии. – Т. В.) даже не прочь проявить в отношениях с югославскими националистами из клики Тито акты доброжелательства». В сокращенном виде этот вывод вошел и в одноименную резолюцию, принятую на заседании Секретариата (РГАСПИ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 80. Л. 102–103, 109).


[Закрыть].

Архивные документы говорят о том, что средства массовой информации и далее оставались объектом постоянного внимания советской стороны. Важным источником информации являлись систематические встречи советских дипломатов с руководителями Дирекции печати. Обзоры центральной и местной печати регулярно поступали в Москву.

Упомянутым выше рекомендациям Секретариата Информбюро (май) отвечала принятая 11–12 июня 1949 г. на расширенном пленуме ЦК БКП специальная резолюция о «предательской и провокаторской деятельности клики Тито». Ее основные положения сводились к резкому осуждению «антисоветской кампании» в Югославии, «националистических позиций» югославского партийного и государственного руководства, выражению «симпатий и полной солидарности» с деятельностью югославских «революционных» эмигрантов в Болгарии.

В ноябре 1949 г. болгарская сторона была вынуждена отреагировать на заявление Милована Джиласа, сделанное им в одном из интервью во время пребывания в Нью-Йорке. Вернувшись к событиям полуторагодичной давности, Джилас сообщил о неофициально выраженном Г. Димитровым в апреле 1948 г. сочувствии югославам и его напутствии «держаться» и проявить твердость. 10 ноября болгарские газеты опубликовали текст заявления Васила Коларова и Вылко Червенкова в связи с интервью Джиласа. В тот же день заявление по ВЧ было передано в Москву[282]282
  АВП РФ. Ф. 074. Оп. 42б. П. 219а. Д. 1. Л. 97.


[Закрыть]. Болгарские руководители отрицали «мерзкую клевету» Джиласа, указывали на его «отвратительное бесстыдство» и утверждали, что к тому времени, о котором шла речь, позиция Димитрова окончательно оформилась: югославы должны признать ошибки и справедливость критики и заняться их исправлением. Личная встреча с Тито, о которой просил Димитров, как указывалось в заявлении, отражала последнюю «каплю надежды» на то, что югославские руководители «опомнятся и не пойдут по низкому пути измены». Именно с целью сделать попытку лично обратить внимание Тито и его окружения на «гибельные последствия опасного пути» и задумывалась белградская встреча. Однако, узнав о содержании резолюции Политбюро ЦК БРП(к) с осуждением позиции югославов, Тито отказался от каких-либо контактов. Поезд, на котором болгарская делегация (Коларов и Червенков входили в ее состав) возвращалась из Праги, изменил расписание и проследовал через югославскую территорию без остановки в Белграде[283]283
  Там же. Л. 95–96.


[Закрыть].

Об интервью Джиласа, правда, не называя его имени, напомнил, выступая в Будапеште на третьем совещании Информбюро и В. Поптомов. Болгарский делегат подчеркнул, что банда Тито не гнушается никакими подлыми средствами и провокациями, чтобы использовать в своих преступных целях «светлое имя товарища Георгия Димитрова»[284]284
  Совещания Коминформа. С. 687–688.


[Закрыть].

Вероятно, истину следует искать где-то посередине крайностей. Думается, что Димитров действительно осознавал несправедливость многих обвинений в адрес югославов (отсюда, видимо, и проистекал его совет «быть твердыми», «быть постоянными»). Но в то же время он не мог или не смел открыто усомниться в их ошибочности. Джилас не случайно отметил одно, по его словам, «пораженческое выражение» Димитрова, прозвучавшее на той встрече: «Так как об этом (об ошибках руководства КПЮ. – Т. В.) сказал ЦК советской компартии, то наверняка критика в чем-то справедлива»[285]285
  Цит. по: Фосколо М. Георги Димитров. С. 303.


[Закрыть].

Указанное раздвоение, впрочем, не отразилось на последовательных действиях болгарского руководства в поддержку решений Информбюро и советских инициатив по искоренению «титоизма» в братских компартиях.

Югославские «информбюровцы» в Болгарии

Вопрос о югославских политэмигрантах в Болгарии актуализировался к середине 1949 г. Представляется, что это явилось прямым следствием установки Секретариата Информбюро (май) на устранение серьезных недостатков в работе с политэмигрантами, прибывшими в страны «социалистического лагеря – Чехословакию, Румынию, Болгарию, Венгрию и Польшу. Несмотря на различия в численности эмигрантских групп в этих странах, деятельность «хозяев» была подведена под общий знаменатель: недостатками объявлялись слабая политическая работа в эмигрантской среде, игнорирование вопроса проверки кадров, недостаточная политическая, организационная и материальная помощь, малая активность в привлечении к практической работе, полная оторванность эмигрантских кругов от родины и пр. Последнее в первую очередь касалось граничивших с Югославией стран – Болгарии, Румынии, Венгрии[286]286
  РГАСПИ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 80. Л. 102, 105.


[Закрыть]. И в силу этого, в первую очередь, их компартиям адресовалась рекомендация обеспечить надежные каналы связи политэмиграции с Югославией для получения необходимой информации и заброски в страну пропагандистских материалов (газет, журналов, листовок и т. д.)[287]287
  Там же. Л. 105, 111.


[Закрыть].

По согласованию с советскими «инстанциями» югославские коммунисты-политэмигранты – руководители действовавшего в Москве координационного центра эмиграции П. Попивода и М. Савич ознакомились в апреле 1949 г. с положением эмиграции, посетив с этой целью Болгарию, Румынию и Венгрию. Составленные ими две записки из канцелярии Секретариата Информбюро в Бухаресте поступили в Москву в ОВП ЦК ВКП(б) Л. С. Баранову.

По информации Попиводы и Савича, болгарская колония насчитывала в тот момент 229 югославских граждан, в том числе 40 членов КПЮ и 76 – СКОЮ – югославского комсомола. Внутри нее существовал четкий водораздел: «эмигрантская группа» в Софии из «новых» эмигрантов-«информбюровцев» (видимо, именно в нее входили указанные выше коммунисты и комсомольцы) и собственно «колония» из югославов, прибывших в Болгарию в 1940–1941, 1944 и даже в 1937 г. по разным причинам, но «только не идеологического порядка». «Колония» – в плохом состоянии, констатировали Попивода и Савич: в ней много спекулянтов и дезертиров югославской армии. Большинство работают, живут у родственников в разных районах страны. Объединяют их только некоторые материальные выгоды, которые давала принадлежность к «колонии». «Новые» эмигранты бойкотируют «колонию», не поддерживают связей с ее руководителями. Особняком и от тех, и от других держатся македонские деятели – Б. Хаджипанзов и К. Попов.

Политэмигрантов, считали Попивода и Савич, приняли в Болгарии хорошо: разместили в гостинице, обеспечили двухразовым питанием, студентам выплачивают стипендию (как и болгарам – по 5 тыс. левов ежемесячно). Но в бытовом плане и материально им приходится нелегко («сами ищут работу», «сами стирают» и решают прочие повседневные вопросы).

Оценивая настроения среди политэмиграции, проверявшие отметили, что многие настроены по-боевому – «готовы пойти на любое задание»; среди студентов не отмечалось особого рвения к учебе («не время, надо бороться»). Вместе с тем указывалось и на тревожные факты: отсутствие «прочного коллектива», частые ссоры, склоки, драки, интриги[288]288
  РГАСПИ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 115. Л. 36–37.


[Закрыть].

Итоги своего пребывания в Болгарии Попивода и Савич оценили положительно: «положение эмиграции поправлено». Для организации связи с Югославией и заброски в страну пропагандистских материалов с согласия ЦК БКП были выделены три товарища – Андрич, Мишуревич, Павичевич. Они уже получили конкретный план и «сразу начнут работу». Дальнейшая помощь, считали Попивода и Савич, нужна в виде регулярного – каждые 2–3 месяца – посещения болгарских политэмигрантов. Что касается руководства БКП, подчеркнули они, то оно оказывает «максимальную помощь»[289]289
  Там же. Л. 38.


[Закрыть].

Во второй записке Попивода и Савич отметили некоторые негативные стороны положения эмигрантов. «Встреча товарищей, прибывающих из страны как следует не организована почти ни в одном из государств, граничащих с Югославией, – сообщали авторы. – Проверка происходит исключительно путем многомесячного заключения в тюрьме, что югославскими коммунистами воспринимается особенно тяжело. <…> Случается, что коммунист, месяцами сидевший в тюрьме в Югославии, после перехода границы опять попадает в тюрьму для проверки на такой же, а иногда и на больший срок. При этом случается, что нет причин не верить ему, если известно, что он с самого начала стоит за Резолюцию [Информбюро]»[290]290
  Там же. Д. 84. Л. 20.


[Закрыть].

Данные тревожные сведения не находят подтверждения в изученных болгарских документах. Не встретились автору подобные материалы и в болгарских коллекциях российских архивов, хотя последние рисуют картину явного неблагополучия в эмигрантских кругах. Но оно имело иной характер. Политэмиграция в Болгарии находилась в ведении Министерства внутренних дел, которое «принимает, проверяет их, обеспечивает питанием и жильем, и далее о них все забывают», – отмечалось в одном из документов, относящихся к весне 1949 г. Там же подчеркивалось, что ЦК БКП не вел работы среди политэмиграции вплоть «до самого последнего времени», когда наметились связи с ее активом из 30 коммунистов[291]291
  Там же. Д. 87. Л. 7.


[Закрыть]. Нерешенные проблемы трудоустройства (политэмигранты настаивали на предоставлении какой-либо работы, в том числе на производстве) приводили к нежелательным явлениям в быту, которые осуждали сами югославские коммунисты. «Мы уже начинаем разлагаться», – заявили они послу М. Ф. Бодрову[292]292
  Там же. Л. 8.


[Закрыть].

Впоследствии численность политэмиграции увеличилась. По югославским данным, к 1951 г. она насчитывала в Софии и девяти округах страны около 800 чел.[293]293
  Dragišić P. Jugoslovensko-bugarski odnosi. 1944–1949. Beograd, 2007. S. 243.


[Закрыть]

Документы, как болгарские, так и российские, подтверждают, что положение политэмигрантов главным образом в связи с бытовой неустроенностью, было действительно тяжелым. Отрывочные данные об обращениях политэмигрантов в ЦК БКП, которыми мы располагаем, свидетельствуют, что даже значительно позднее, в марте 1954 – январе 1955 г., наиболее частыми были просьбы об оказании материальной помощи, лечении, обеспечении жильем, а предпринятое в марте 1954 г. обследование состояния общежития по ул. Серди-ка, 14 в Софии выявило настолько жуткую картину, что вопрос стал предметом специального рассмотрения в аппарате ЦК[294]294
  ЦДА. Ф. 1 Б. Оп. 32. А. е. 435. Л. 1–4, 6–7, 9, 10–17.


[Закрыть].

Политико-пропагандистская работа среди эмиграции возлагалась в основном на печатные издания. С этой целью использовалась коминформовская пресса. В Москве выходила газета «За социалистическую Югославию», в Праге – «Новая борьба», в Бухаресте – «Под знаменем интернационализма». Печатались газеты также в Тиране («За свободу») и Будапеште («За народную победу»). В Софии 15 мая 1949 г. началось издание на сербском и македонском языках газеты «Вперед» («Напре́д»).

Поскольку основное предназначение указанных изданий заключалось в их нелегальном распространении в Югославии, то соответствующими были и тиражи. По данным аппарата ЦК ВКП(б)за август 1951 г., ежемесячно они достигали 115–120 тыс. экз.[295]295
  Восточная Европа в документах российских архивов. 1944–1953 гг.: В 2 т. / Отв. ред. Г. П. Мурашко. Т. II: 1949–1953 гг. М., 1998. Док. № 212. С. 591.


[Закрыть] Тираж газеты «Напред» составлял, например, 10 тыс. экз., по 5 тыс. – на каждом языке. Издание имело свою специфику: если в сербской версии активно цитировались (в виде лозунгов) установки Ленина и Сталина о национализме, то в македонском варианте регулярно приводились высказывания Г. Димитрова по македонскому вопросу.

В состав редколлегии газеты «Напред», утвержденный ЦК БКП, вошли Благой Хаджипанзов (ответственный редактор), Радослав Блажа Пешикап (помощник редактора), Ратомир Йован Андрич (Кмета) (помощник редактора по оргвопросам), Слободан Радослав Атич и Илко Христов Младенов. С болгарской стороны общее руководство и наблюдение за деятельностью редколлегии возлагалось на члена Политбюро Владимира Поптомова, а непосредственную помощь оказывал по решению ЦК журналист Цв. Драгнев. Становление нового печатного органа шло негладко. В редколлегии не имелось опытных журналистов, отсутствовал план работы, остро стоял вопрос о бумаге. По всем этим вопросам Хаджипанзов периодически обращался к болгарскому руководству, просил, в частности, выслать для примера план работы органа Информбюро «За прочный мир, за народную демократию!». Драгнев также отмечал крайнюю необходимость постоянной помощи редколлегии[296]296
  РГАСПИ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 87. Л. 8.


[Закрыть].

Руководители политэмиграции предлагали ввести своеобразное разделение труда: возложить на «Напред» публикацию конкретного материала и разъяснение политических событий, а обобщение фактов, теоретические и пропагандистские статьи оставить за газетой «За социалистическую Югославию». Они считали желательным оперативно освещать такие злободневные вопросы, как «провал пятилетнего плана в Югославии», состояние югославской деревни, положение трудящихся в странах народной демократии и в Югославии[297]297
  Там же.


[Закрыть].

Болгарское руководство достаточно критически оценивало содержание газеты «Напред». Выступая на будапештском совещании Информбюро, представитель БКП Владимир Поптомов указал на главный недостаток – газета «строится не на точном, а на довольно поверхностном знании положения вещей в Югославии, на случайных сообщениях и фактах. Поэтому проводимая пропаганда недостаточно убедительна и не может оказать нужного воздействия»[298]298
  Совещания Коминформа. С. 690.


[Закрыть]. Советская сторона, отслеживая содержательную и организационную стороны издания, также неоднократно адресовала газете критические замечания. Как отмечал референт-переводчик Секретариата Коминформа Л. Латышев, в номерах «Напред» отсутствовали обращения-просьбы к читателям присылать материалы, распространять газету; задачи издания упоминались мимоходом. «Бросается в глаза болгарский характер газеты», – подчеркивал Латышев: преобладают болгарские материалы о борьбе против «клики» Тито как борьбе между его «фракцией» в КПЮ и болгарскими коммунистами по вопросу о южнославянской федерации и Македонии[299]299
  РГАСПИ. Ф. 575. Оп. 1. Д. 115. Л. 23, 25.


[Закрыть].

Аналогичные по характеру претензии советская сторона имела и к передачам радиостанции София на Югославию, которая вещала дважды в сутки по 15 минут на сербско-хорватском языке на коротких и средних волнах. Отмечалась ее хорошая слышимость по всей территории Югославии (кроме южной части побережья Адриатики), особенно в Белграде и Македонии. Что касается содержания радиопередач, то в Москве констатировали их явный македонский «флюс»: они концентрировали внимание на пропаганде против «клики» Тито по македонскому вопросу, обвиняли югославское руководство в срыве планов создания федерации, широко пропагандировали политические и культурные связи болгарского и македонского народов, в определенной мере ревизовали историю создания и оценки действия Народно-освободительной армии Македонии (подчеркивалось, в частности, особое значение материальной помощи Болгарии в превращении НОАМ в регулярную) и пр. В связи с этим в обзоре болгарских радиопередач на Югославию, датированном 30 мая 1949 г., Л. С. Баранов с неудовольствием констатировал: «Получается, что Болгарская партия выступает против югославских националистов, главным образом потому, что неправильно решен македонский вопрос, или потому что титовцы недооценивают роль Болгарии и Болгарской [ком]партии в освобождении Македонии и Югославии от немецких оккупантов. <…> Только если речь идет о Македонии, софийское радио реагирует собственными материалами и более оперативно»[300]300
  Там же. Л. 188, 191–193.


[Закрыть].

Недостатки в радиопропаганде подтвердил в Будапеште и Поптомов, указав на недостаточно тщательный, «случайный», подбор материала, вследствие чего он «не всегда попадает в точку» и не доходит до сердца югославских трудящихся[301]301
  Совещания Коминформа. С. 689.


[Закрыть].