Текст книги "Ночной дождь"

Перечитывая Ботева

Божидару Грозеву

 
Пока искренне любим друг друга,
Одеваемся скромно, тогда,
Словно лошади – в цирке по кругу —
Пролетают незримо года.
 
 
Пока искренне что-нибудь пишем,
Пока думаем задним числом.
Никогда на земле не услышим,
Как с тобою из жизни уйдём.
 
 
Никогда не взойдём на вершины,
Не оставим автографов там,
И сильней, и спокойней мужчины
Кровь подарят на память горам.
 
 
Даже сокол ослепнет над кручей,
И волчица прижмётся к земле,
Значит, кто-нибудь нас да научит
В этой жизни держаться в седле.
 
 
Может, женщины нас пожалеют,
Зарыдают над кручей с тоски?
Но на них по осенним аллеям
Сбросят сети свои пауки.
 
 
Вероятно, мы духом ослабли,
И спиной повернулись к полям.
И ломаются добрые сабли
Пополам.
 

Пловдив[5]5
  Пловдив – город в Болгарии на реке Марица.


[Закрыть]

 
Я такого ещё не слышал,
Что рассказывает она.
Только осень и дождь по крыше
И не скоро придёт весна.
 
 
Но она говорит о лете,
И на спелых губах июнь.
Есть же город такой на свете
Светлый-светлый, куда ни плюнь!
 
 
Я тихонько встаю со стула,
Поднимаюсь из-за стола.
Да она ж меня обманула,
Да она ж не меня ждала!
 
 
Потому, что твердит о смерти
И считает её игрой.
Я кричу ей в лицо: «Не смейте
Разговаривать так со мной!»
 
 
И она замолкает тут же.
Нет ни осени, ни весны.
Лишь глаза западают глубже,
Чтоб не видеть своей вины.
 

По ту сторону

 
Такой травы не видел я давно,
Такого лета не припомню тоже!
И ни кому на свете не дано
Траву косить. Топтать и то негоже.
 
 
Но женщина идёт через закат,
За нею горизонт всё холоднее.
Но женщину в траве не отыскать,
И не понять, что дальше будет с нею.
 
 
Она не станет думать о беде,
Пойдёт к реке, зажатой берегами,
И ощутит, как в ледяной воде
Рыбёшки проплывают под ногами.
 
 
Услышит, как беснуется река,
Сорвав мосты непрочные в теснине…
Хотя и не оглянется пока,
Но от волненья кровь моя застынет.
 
 
Да, я её узнаю по шагам,
По запаху волос, духов и тела.
И побегу к тем самым берегам,
Пока она исчезнуть не успела.
 
 
Но с берега свалюсь в песок, а там
Ломают лодки хмурые мужчины.
Что их ругать за этот самый хлам?
Да и ругать нет никакой причины.
 
 
Они же строят новую корчму,
Дома возводят, стрельбища из тёса.
Я не скажу ни слова никому,
И не возьмусь в безумии за весла.
 
 
Лишь удивлюсь, что вновь через закат,
За горизонт далёкий исчезая,
Идёт она, как много лет назад.
И тру, и тру уставшие глаза я.
 
 
И вдруг пойму, тебя никто не ждёт,
И женщина, конечно же, чужая,
И по другому берегу идёт,
Свою и чью-то осень провожая.
 

Последняя весна

 
Последняя в жизни весна,
А листья не видели лета.
Как знать, может быть, семена
Напьются осеннего света.
 
 
Последняя в жизни весна.
А крона не знает, что корень
Уже как гнилая стена
С землёю расстанется вскоре.
 
 
Последняя в жизни весна.
И старость уходит в сторонку
Послушать, как плачет струна,
Как сладостен смех жаворонка.
 
 
Потом ото всех в стороне,
Упав, запылает несмело,
И корчиться будет в огне
Её неподъёмное тело.
 

Почти чайка

 

I

Лежим в обнимку с летом,
А дюны холодны.
Корчма на пляже этом
Не знает тишины.
 
 
И сердце вновь несмело
Войдёт туда опять.
Но то, что пило, ело
Ему откуда знать?!
 
 
И губы не оттают,
Не вспомнят ничего,
И снова обсчитают
Наивного его.
 
 
Оно, хмельное, утром,
Притащится назад,
И отругает, будто
Я в чём-то виноват.
 
 
Не вспомню о загуле,
Давно молчать привык.
Тем более, в июле
Не помнит слов язык.
 
 
Орда голодных чаек
И сборище акул.
И как я тут случайно
Ещё не утонул!
 
 
Но сердце будет биться,
Как птица сквозь пургу,
И я ему забыться
Немного помогу.
 
 
Прикроет сердце глазки,
И станет оживать,
И будет слушать сказки
И не перебивать.
 
 
Я расскажу такое
О смысле бытия,
Что даже рот откроет,
Крестясь, душа моя.
 
 
Я дам ему в дорогу
И песню, и восход,
Коня, стихи и много
Дождей на целый год.
 
 
Ладонь своей любимой
И многое ещё,
Шагай, приятель, мимо,
Взвалив всё на плечо!
 
 
Иди, но, знай, шутил я,
И так же, как и ты,
Хоть и имею крылья,
Пугаюсь высоты.
 
 
Но надо что-то делать,
Ведь неразлучны мы,
Верну его я в тело,
И вырву из корчмы
 
 
Любви два чемодана,
Болгарский плач родной,
Чтоб было постоянно
Оно уже со мной.
 
 
Чтоб никого не мучить,
Тревоги позабыть,
И самую из лучших
Уже зимой любить.
 
 
Но как войду я в зиму,
Спалив любовь в вине,
Без женщины любимой
И без креста на мне?!
 

 

Ii

Вздохну глубоко и отправлюсь в дорогу,
Не буду сходить, как и прежде, с ума.
И осень в Бургасе, что та недотрога,
Расскажет, откуда прибудет зима.
 
 
Гляжу на дома и на женщин неспешных,
Смотрю на утопшего в диком пруду.
Молюсь неустанно с рассвета за грешных
И слушаю листьев дыханье в саду.
 
 
А в тёмных корчмах не хватает муската,
Хорошая выдержка в этом вине,
И я запечалюсь о прошлом, тогда-то
И выпить муската захочется мне.
 
 
Но я не успею, появится поезд
И выскочу я из позвавшей корчмы.
И брошусь в вагон, а потом успокоюсь,
Подумав, что скоро увидимся мы.
 
 
Я встану и гляну в окно осторожно,
А вдруг кто-то в путь провожает меня?
Но с улицы глянет навстречу тревожно
Какая-то девочка, счастьем маня.
 
 
Испачкает платье мороженым сладким,
Кофейное платье заплачет её.
И жизнь полетит от посадки к посадке,
Чтоб счастье короткое встретить своё.
 
 
Я всё же запомню и снег тот бургасский,
Тяжёлый фонарь, что под снегом с дождём,
Себя у окна и последние краски
Той женщины яркой, что в сердце моём.
 

 

Iii

Последним поездом осенним
Я возвращаюсь вновь домой.
И у корчмы, где только тени,
Ждёт мама раннею зимой.
 
 
Нет ни гроша в моём кармане,
В нём ветер странствия поёт,
Но только сердце не обманет,
Что мама любит, мама ждёт.
 
 
И если стал бы вне закона,
Цепями тяжкими звеня,
Я был бы для неё иконой,
Она б молилась на меня.
 
 
Жаль, ничего ей не привёз я,
Не смог умерить скорбный взгляд,
Но все ж глаза её, как розы,
Как казанлыкские, горят.
 
 
Она и так сегодня рада,
Светла как прежде и чиста.
Ведь ей давно уже не надо
Моих подарков и креста.
 
 
Мне подмигнут наутро окна:
Ты дома! С матерью! В тепле!
И надо ль знать, какой там срок нам
Господь отмерил на земле?!
 
 
Живи, дыши, ещё не скоро
Зима сюда свернёт с пути,
Последний раз из дома в город
Уже ты можешь не уйти.
 

«Пусть снова гитара заплачет…»

 
Пусть снова гитара заплачет,
Пусть фрукты исходят вином,
Пусть очи голодные прячет
Живущий за мутным окном.
 
 
Об этом молился я Богу,
Попавшись судьбе на крючок.
Но песня не шла на дорогу,
Сжав сердце своё в кулачок.
 
 
И дочь она мне не простила,
За то, что в преддверье зимы,
У птицы уснувшей решила
Взять крепкие крылья взаймы.
 
 
Чтоб после, порхая по свету,
Насытиться радостью всласть.
Но дочь не поверила в это,
Что с неба возможно упасть.
 
 
И сердце моё до каленья
Доводит, меня не храня,
В дорожной пыли, на коленях,
Прощенье прося у меня.
 
 
И хочет присесть на пригорке,
Как в детстве обняться со мной,
Сказать, как обидно и горько,
И холодно стало одной.
 
 
Что ждут меня прежние други,
Гитара моя и орех,
Как будто один я в округе
И сразу в ответе за всех.
 
 
Как мать её ждёт меня дома,
Считает своим дорогим,
А на ночь уходит к другому
И спит с этим самым, другим.
 
 
Мне больно и стыдно немного
Теперь возвращаться назад
Туда, где петляет дорога,
И дышит вином виноград.
 
 
Но вновь заживают колени,
И жизнь наполняет сосуд,
И ноги, не знавшие лени,
Без устали к дому несут.
 
 
Дойду, на крылечке присяду,
За крылья на небе ночном
Я буду платить виноградом,
Тяжёлым и чёрным вином.
 
 
Раздвину массивные ставни
И окна открою чуть свет.
Пригоршню вина я оставлю
Для тех, кого рядышком нет.
 
 
Забывшей, ослепшему другу.
А вдруг да прозреет сейчас?!
И, чарку пуская по кругу,
Мы выпьем безмолвно за нас.
 
 
А если и друга не стало,
То снова гитару возьму,
И также как раньше бывало,
Спою на прощанье ему.
 
 
Достану ботинки в заплатах,
Отправлюсь в последний поход,
Бродить от восхода к закату,
Где кто-нибудь помнит и ждёт.
 

Путь

 
Нет места покою на свете для всех,
А, значит, зимою и летом
Берём рюкзаки и, поверив в успех,
Уходим в дорогу с рассветом.
 
 
Была бы дорога, коль знали маршрут,
А мы без дороги шагаем,
И там, где и ноги уже не несут,
Друг другу идти помогаем.
 
 
Сидим у костра и глядим на костёр,
Едим не остывшую кашу,
И звёздное небо господь распростёр
На всю экспедицию нашу.
 
 
Тот хлеб доедает, тот просит вина,
Тот моет кастрюли и ложки.
И смотрит в пустые тарелки луна,
Где тонут ослепшие мошки.
 
 
Мы молимся на ночь, а с гимном встаём,
И знаем в дороге порядки.
Все лучшие песни на свете поём,
И ставим привычно палатки.
 
 
Мы долго шагали, молчали в пути,
А к нам прибивались другие.
Но как не хотелось порою идти,
За солнцем, мои дорогие!
 
 
Мы слушали птиц, чей-то смех, чей-то плач,
И видели море и скалы,
А чья-то душа в череде неудач
Всё это с рожденья искала.
 
 
И снова закат опустился в казан,
И солнца палящего нету,
И умные чьи-то большие глаза
Полны и любви, и секрета.
 
 
А вы говорите, что жизнь коротка!
Есть время и будут восходы.
И водит по жизни нас чья-то рука,
Бросая в объятья природы.
 

Сезон после дневных ветров

 
Тишина приходит неожиданно,
Перестали ветры песни петь.
Вы скажите, где же это видано,
Чтобы можно было всё успеть:
 
 
За сезон влюбиться и наплакаться,
Жизнь прожить и что-то в ней понять?..
Сок лозы утихший в корни спрятаться
Хочет, чтоб вином бурлить опять.
 
 
Всё ведь повторяется и жалко,
Если в этот час на мостовой,
Брошенная кем-нибудь фиалка
Биться в камни будет головой.
 
 
Будут плакать женщины над нею,
И, в глаза заглядывая ей,
Встретятся и с юностью своею,
И с любовью прошлою своей.
 
 
Золотое тёплое знамение!
Как всегда, природа не права!
Никакого светлого значения
Не имеют многие слова.
 
 
Вот и произносятся бездумно,
Сотни слов, родившихся от нас.
Сколько появляется их, умных,
Беллетристов, в этот тихий час!
 
 
Всё они и видели, и знают,
С ног они не валятся едва,
Только в разговоре применяют
Словно гвозди, крепкие слова!
 
 
Грустно мне друзей пришедших слушать,
Дышащий словами – не жилец.
Но зато, какие это души!
И какие люди, наконец!
 
 
Будет жарко, будет лето мучить,
Но опять придёт сезон ветров.
Вот и запасаемся на случай
Мы большой охапкой добрых слов.
 
 
И с балконов белые рубашки
Убираем, в поле рвём цветы.
Будем мы бессмертны, как ромашки,
Не умрём во имя красоты.
 

Скрипки

 
Стон тысяч скрипок… На краю земли
Последний снег, и он замёл дороги.
И нашу боль снега не обошли,
И все слова вчерашние в итоге.
 
 
А как всё начиналось хорошо!
Как пели скрипки, как слова летали!
Снег за окном, не прекращаясь, шёл,
Две сигареты горько угасали.
 
 
А наши руки были в серебре,
И словно струны, и они стонали.
Моя душа проснулась на заре,
А вот твоя, я думаю, едва ли.
 
 
Душа и сердце – не одно и то ж.
Но оглушили пением их скрипки…
Простить-то ты простишь, но не поймёшь,
И в снег уйдёшь под утро без улыбки.
 

Снег

Владимиру Левкову

 
Я воскресал, пройдя и дождь, и муть,
И к жизни снова возвращалось тело.
И я сумел несчастье обмануть,
Когда оно добить меня хотело.
 
 
Преодолел немыслимую боль
И дошагал до первых хлопьев снега.
Забыл разлуку и познал любовь,
И фальшь познал раскатистого смеха.
 
 
А я-то думал, мы обречены
Пропасть в снегу загадочного сада,
И все считал, у жизни нет цены,
И что ценить мгновения не надо.
 
 
Я понял всё, и я не удивлюсь,
Когда во сне услышу голос неба.
Я сигаретой с ближним поделюсь,
Кроватью, жизнью, а не то, что хлебом!
 
 
Вот и спешу хорошее сказать,
Пока живу, пока общаюсь с вами.
Пока готов в единое связать
Сердечное сердечными словами.
 
 
А снег летит, седеет голова,
Всё реже мы зимой бываем вместе.
Но тишина, но светлые слова,
Но белый снег идёт с небес и крестит.
 

Стара-загора[6]6
  Стара-Загора – город в Болгарии.


[Закрыть]

 
Жизнь – как зеркало в прихожей,
Не смотрелся, не поймёшь.
То, что ближе и дороже,
На поверку часто ложь.
 
 
В нужный час возьмёт, обманет.
У неё свои счета.
Говорить в глаза не станет
То, что женщина не та.
 
 
Поведёт по коридорам
К новым комнатам и дням.
И своим суровым взором
Не доставит счастья вам.
 
 
Будут лестницы и розы,
Сны, ключи, монастыри.
Но за это будут слёзы,
Что ты там не говори.
 
 
И пройдя сквозь расстоянья,
Хочешь, верь, хочешь, не верь,
Ты не будешь в состоянье
Постучаться в ту же дверь.
 
 
И увидеть в час пригожий,
Об удачах не трубя,
В этой жизни, как в прихожей,
Туфли, зеркало, себя.
 

Харманли[7]7
  Харманли – город в Болгарии.


[Закрыть]

 
На швейцарскую роту похожа
Осень ярким нарядом своим.
И мороз пробегает по коже,
Пока с нею в обнимку стоим.
 
 
Все мужчины – на велосипеды —
Дарит осень – бери, не хочу.
Вот и женщины двинулись следом,
Сумки с йодом приладив к плечу.
 
 
Там бинты, там таблетки и вата
Сумки, всё-таки, с красным крестом.
Снег под вечер пошёл виновато,
Но набег отложил на потом.
 
 
Но под вечер в четверг, не позднее,
На оранжевых резвых авто
Появилась зима, а за нею
Шубы, куртки, дублёнки, пальто.
 
 
Розы, женщины, дети, собаки
Заявляются в город гурьбой,
И какой-то слепой в снежном мраке
Плачет горько сейчас над судьбой.
 
 
Не простившись под старою липой,
Разминутся они навсегда.
Только снег будет сыпать и сыпать
И белить до утра города.
 
 
Будет снег этот белый, как кошка,
Что, побегав, вернётся домой.
А зима будет жить у окошка,
Для людей оставаясь зимой.
 
 
Так сложилось и так уже будет
Чай гонять, пока снег не сойдёт,
И рыдать, как забытые люди,
Чьи дома одиночество ждёт.
 

Хорал

 
Давай побудем в октябре,
Пока мы живы.
Пусть души спорят во дворе
Неторопливо.
 
 
Они померкли от дорог
И вечной пыли,
Но среди будней и тревог
Они любили.
 
 
Давай очистимся дождём,
Он грязь смывает,
И мы с тобой туда придём,
Где свет бывает.
 
 
Пусть ветер стонет, не орган,
И мрак ютится
В углу, где глаз чужих обман
Кричит, как птица.
 
 
Лавины, пристани, мосты
Вода в ладошке…
И мрак глядит из пустоты
Чернее кошки.
 
 
Забудем всё и помолчим.
Любовь воскреснет,
Вобрав в себя огонь свечи,
Тепло и песни.
 
 
Пусть под глазами синяки
Недосыпанья,
Но воскресают дрожь руки
И пониманье.
 
 
Пройдут и лето, и зима…
Всё может статься…
Не дай нам, Бог, сойти с ума!
Не дай расстаться.
 

Хороший день

 
Завтра будет день хороший,
День родится голубой.
Будет солнце бить в ладоши
И смеяться над собой.
 
 
Будет ветер в этом сквере,
На афише – некролог.
Кто-то в смерть свою поверил,
А ведь в жизнь поверить мог.
 
 
Некролог неспешно ветер
Прочитает и сорвёт.
Так и жизнь на белом свете
По-людски без нас пройдёт.
 

Эпилог

Весне и Ивану Есенским

 
Адресами осеннего лета,
Не взирая на то, что гроза.
Ходит зимняя кошка с рассвета
И весенние носит глаза.
 
 
А порой и по небу блуждает!
По деревьям, по снегу бродя,
Ничего она не ожидает,
Кроме пыли, снегов и дождя.
 
 
Об одном, вероятно, мечтает,
Чтобы с ней не случилось беды,
И пушистым хвостом заметает
И свои, и чужие следы.
 

Ямбол[8]8
  Ямбол – город в Болгарии на реке Тунджа.


[Закрыть]

 
Я, наверное, был плугом
В прошлой жизни, если я
Знаю запах поля, луга
И вчерашнего жнивья.
 
 
Знаю я, как пахнет кровью
Чернозём в моем краю.
Потому такой любовью
Землю я люблю мою!
 
 
Где любовь, там враг и пули,
Подползает смерть тайком.
И едва ветра подули,
Я из плуга стал штыком.
 
 
И один на стены вышел,
Поднял флаг и гимн пою.
Всходит солнце выше, выше,
Смотрит в сторону мою.
 
 
Я над крепостью блистаю,
Я сейчас опора тем,
Кто, послушно сбившись в стаю,
Перестал ходить совсем.
 
 
Вот и враг об этом знает,
Вот и с некоторых пор
Он огня не применяет,
А использует измор.
 
 
Я уже предвижу беды,
Что обрушатся на нас.
А врагу нужна Победа
И она нужна сейчас.
 
 
Открываются ворота,
Крепость пала и сдалась.
И врывается пехота,
Устанавливает власть.
 
 
А меня как будто нету —
Солью слёз своих давлюсь,
В новой жизни в поле где-то
Снова плугом становлюсь.
 

Ваха Хамхоев,
Перевод с ингушского языка

Голос

 
Каких оттенков нет в тебе, скажи?!
Как многозвучен, человек, твой голос!
Он так же многогранен, как и жизнь,
И, как впитавший солнце, тучный колос.
 
 
Он при рожденье полон серебра —
Что колокольчик, звонок и прекрасен,
А жизнь проходит, и ему пора
Стенать и отправляться восвояси.
 

Песни

 
Я верю песням, в них живёт душа.
А как, скажи, душе людской не верить?!
Сижу и размышляю не спеша,
Пока меня не тронули потери.
 
 
Я верю песням, что звенят вокруг,
Без устали их мудрости внимаю,
И если песни не поёт мой друг,
То я его почти не понимаю.
 

«Вор»

 
Карают вора, значит, поделом,
Но не считают вором и напрасно
Того, к кому сошло с небес стило,
Кто мог писать и коротко, и ясно.
 
 
Но взял, да и зарыл талант навек.
Вот он-то и заслуживает кары.
А не зарой, не стал бы человек
Ни злым, ни алчным, и, пожалуй, старым.
 

Пути-дороги

 
Трудные и лёгкие дороги,
Узкие, широкие пути.
Подводя прошедшему итоги,
Вас нельзя в итоге обойти.
 
 
Горные, степные, неземные,
Долгие, короткие мои…
Я вас помню все, мои родные,
Самые желанные мои!
 
 
Нам судьбой предписано немало,
Но стезя у каждого своя,
И у всех одна на свете мама,
И свои подруги и друзья.
 
 
Но, даруй, судьба, такое счастье,
Чтоб однажды в вечность уходя,
Я к земле остался б сопричастным
Хоть единой каплею дождя.
 

Отчизне

 
Люблю тебя, мой отчий край,
Люблю тебя безмерно я!
Всё мило мне в тебе: ветра,
Травинка, лугу верная,
 
 
Цветочек нежный под окном,
Пчела, в поля летящая,
И муравей в лесу родном,
Колосья, хлеб родящие.
 
 
В тебе во всём величье есть,
Оно легло на плечи нам.
И для меня большая честь
Тобою быть отмеченным!
 

Родной язык

 
В устах у старца он кинжал,
Он кладезь древней мудрости,
И если старец слово взял,
То он не скажет глупости.
 
 
Над колыбелью тёплой мать
Младенцу шепчет ласково,
И он спешит сейчас понять
Язык, рождённый сказкою.
 
 
Молчат джигиты в трудный час
И не придут в отчаянье
Гроза и мужество у нас
Порой сродни молчанию
 
 
Воркуют девушки, сойдясь,
И как мозги не пудри им,
В речах их родовая связь,
Покой и целомудрие.
 
 
Слова коверкают мальцы,
Поёт привычно радио,
И радостно бубнят отцы
На языке прапрадедов.
 

Железо

 
Ну, что же ты наделало, железо?!
Да лучше б камень и пещерный век,
Когда кинжалом ближнего не резал
Такой же неразумный человек.
 
 
Да, ты в походах воина спасало,
Став в бранной сече для него щитом.
И ты вначале людям плугом стало
И только лишь оковами потом.
 

Пламен Григоров,
Перевод с болгарского языка

Ночь без любви

 
Не сплю, моё дыханье снова
Всю ночь танцует надо мной,
И я, как ветер, что без крова,
И сны кошмарные стеной.
 
 
И вкусно пахнут травы луга
Ночною горькой тишиной,
И я её, как руку друга,
Поймать спешу порой ночной.
 
 
Мне снятся всякие кошмары.
Охотник духов, там и сям,
Несчастный, бедный, с пылу-с жару,
Я ночь разгадываю сам.
 
 
Я ночь и небо, шаг за шагом
В глуши к рассвету исходил.
Ни за рекой, ни за оврагом
Я ласк твоих не ощутил.
 
 
Но, чувствую, ты дышишь рядом,
Ты, словно камень, холодна.
И стонет вновь звезда над садом,
И вновь мечта воспалена.
 

Почтовый ящик

 
Никто не смотрит в свой почтовый ящик,
Никто не ждёт хороших новостей,
В себя уходят люди, словно в чащи,
Болея страхом и виной своей.
 
 
На почтах нет ни бомб и ни тротила,
Они и так из шёпота и слёз.
Там жизнь себя сквозь тромбы пропустила,
Чтоб, как лоза, произрастать до звёзд.
 
 
Найти бы ключ, чтоб исключить мгновенно
Усталость нашу общую и ложь,
Чтоб заглянуть в свои больные вены,
Встряхнуть бы душу, где печаль и дрожь.
 
 
Чтоб ни один простой почтовый ящик
Последний вздох земной не испустил,
Чтоб солнце людям улыбалось чаще
И соловью свистеть хватало сил.
 
 
Откройте, люди, свой почтовый ящик,
Не дайте Богу в исступленье взвыть,
Пусть вечный свет, от мирных звёзд летящий,
Земле поможет зло остановить.
 

Бунт

 
Поём о свободе глухой
И с правдой дружить не устали.
А праздник большой-пребольшой,
А будни реликвией стали.
 
 
На дереве вечном цветёт
Любви моей ранней улыбка,
И в мутном потоке плывёт
Она, как последняя рыбка.
 
 
Отравлено веретено,
Крутившее вечную пряжу,
И больше не видит оно
Настигшую прошлым пропажу.
 
 
Не умник, а фокусник я,
Но жизнь обошла меня мимо,
И чёрная шапка моя
Не так оказалась вместима.
 
 
Гляжу, а в ней знамени нет,
Там только рубаха в заплатах…
За яркий, живительный свет
Всегда наступает расплата.
 
 
Куда я рубаху прибью?
Какою развею мечтою?
Шипит на свободу мою
Идея, которой не стою.
 

Победа

 
В меня вошли враги и звёзды,
И незаметно мстят и мстят.
Едва вдыхаю светлый воздух,
Как беды звёздные летят.
 
 
Нет милости и правды нету,
Любая крепость может пасть,
Как конь троянский, сжить со свету
Готовы люди… Лишь бы – власть!
 
 
И тишина от ран звеняща,
Развратны и больны мечты,
И слышишь обо мне всё чаще,
Всё то, что шепчут, слышишь ты.
 
 
Бог молча на меня взирает,
За споры с тьмою не виня,
Но дьявол мне не доверяет,
В испуге смотрит на меня.
 

Лицо

 
Лица усталого не видно,
Не видно грустных рук в ночи,
И мне за то сейчас обидно,
Что тут бессмысленны врачи.
 
 
Беспомощно блуждают руки,
Во тьме стекает с пальцев кровь.
Они не помнят, что в разлуке
Дешёвой сделалась любовь.
 
 
Моё лицо, что капля крови.
И как его нарисовать?
Художник должен в не любови
И жизнь чужую проживать.
 
 
А он берёт такие краски,
Которым верить не могу.
Художник может жить и в маске,
Симпатизируя врагу.
 
 
Но будет призрачно и зыбко
Сиянье на чужом челе,
Когда безликая улыбка
Восторжествует на земле.
 

Бездна

 
А может быть, даже не бездна,
А мысли ничтожной душа
Откроется мне и исчезну
Ворота искать не спеша.
 
 
В себе – к тёплым образам детства,
К печалям, дарующим свет.
От этого бедствия деться
Мне в жизни возможности нет.
 
 
Но, если себя открываю
Я солнцу, то крылья горят
Незримо. И я забываю,
Что люди о том говорят.
 
 
А память в окошко стучится,
И ангел разводит крыла.
И бездна уже не случится,
Она в моей жизни была.
 

Икона

 
Ты говоришь, а я не слышу,
Я лишь икона на стене.
Я только слышу, тени дышат
В ночной холодной тишине.
 
 
Я лишь икона церкви этой,
Где только свечи и кресты,
Где столько излучаешь света
Одна единственная, ты!
 
 
Я ничего в богах не смыслю,
Слезам не верит красота.
Лишь ты меня уносишь в выси
И возвышаешь до креста.