Текст книги "Ночной дождь"

Зима

 
Деревья уродливы, голы,
И всюду безумствует холод.
И ветер, такой сумасшедший,
На грешную землю сошедший.
О мире, спокойствии молится
В бурьяне за дальней околицей.
Дрожат голоса, как живые,
В которых отсутствую выи.
Слова их кусочками льда
Доносятся сквозь холода.
Находят для жизни сюжеты
Масоны и даже поэты.
Берутся за сложные темы
И светлые пишут поэмы.
Качалок и виселиц – тыщи!
Смеётся над ними снежище.
И лишь снеговик за оградой
Плюётся словами из сада.
Плюёт он, невзрачный, плешивый,
Слова, словно косточки сливы.
Сугробы – как тюрьмы из снега,
Где вечно печали и нега.
И Бог, весь в грязи по колено,
Клянёт себя нощно и денно
За то, что со дня сотворенья
В природе раздоры и тренья.
 

Приговор

 
Я твоею любовью наказан —
Я без крыльев летаю во сне,
И безжалостно, словно проказа,
Всё любовь убивает во мне.
 
 
Я иду и шатаюсь в дороге,
Звёзды прокляли и светлячки,
Порчу дьяволу вина в итоге,
Чтобы ангел не ведал тоски.
 
 
Не из рая я изгнан, из ада,
Торжествует безумная ночь,
И великая скорбь, как отрада,
Мне пытается ночью помочь.
 

Портрет

 
Он был красив, как будто Бог,
Тот человек, с которым спорил.
Не рисовать его не мог
И рисовал, себе на горе.
 
 
Я очень долго рисовал,
Он виделся мне чётко, часто.
Он то и дело оживал
И даровал надежду счастья.
 
 
В его глазах ни страх, ни боль
Со дня рождения не жили,
И он играл мужскую роль,
Где смех и боль на сцене были.
 
 
И я тогда его любил
И верил, что меня он любит.
И я поныне не забыл
Его обветренные губы.
 
 
Но я боялся за себя:
– А вдруг мой труд меня погубит?!
Вставал за холст, людей любя,
И верил, люди тоже любят.
 
 
И вдруг портрет заговорил,
Не человек на нём, а краски,
И вроде, был, и вроде, жил,
Не опасался он огласки.
 
 
Ему хотелось быть никем
И оставаться дальше серым.
В его глазах пустых совсем
Не виделось любви и веры.
 
 
И я не знал, что делать мне,
Спешил и делал только хуже.
Портрет, молчащий в тишине,
Мне абсолютно не был нужен.
 
 
Я всё же завершил портрет,
И этот холст попался сыну,
И он сказал, в нём жизни нет,
И, молча, обошёл картину.
 

Поэт

 
Чёрная ночь, как собака,
Снова вцепилась в меня.
Слёзы, усталость, однако
Вижу пришествие дня.
 
 
Только вот утром не помню
То, что увидел во сне.
И неожиданно понял,
Рушится что-то во мне.
 
 
Что-то спросила Денница,
Что мне в ответ ей сказать?
Солнце, подбитая птица,
Светом спешит наказать.
 
 
Только лишь дерево в поле
Может меня и понять.
Бьют её молнии, боли
Стойко готово принять.
 
 
И умирает победно,
И, догорев на земле,
Помнит, наверно, не беды,
Крону свою на стволе.
 
 
Слово моё – гильотина,
Там мне без страха висеть,
Духу святому и Сыну,
Богу о вечности петь.
 

Благое Вуйисич,
Перевод с черногорского

«На смену спящей меди леса…»

 
На смену спящей меди леса
Приходит время
Серебра.
 

«От пламени леса…»

 
От пламени леса
Сгорают ключи
И жар от ключей под ногами.
 

«Ночь вяжет тени на моём окне…»

 
Ночь вяжет тени на моём окне,
А солнце утром
Плавит эти тени.
 

«От поцелуев от твоих…»

 
От поцелуев от твоих
И вызревают в поле
Маки.
 

«Косарь отдыхает…»

 
Косарь отдыхает,
Но посвист косы
И дальше гуляет вдоль поля.
 

«Из двух лепестков розы…»

 
Из двух лепестков розы
Мальчик ваяет
Нежную бабочку.
 

«До сих пор я в памяти храню…»

 
До сих пор я в памяти храню
Сказочные
Бабушкины груши.
 

«Сосновый лес…»

 
Сосновый лес.
С коры смола слезится.
Я пью её янтарный аромат.
 

«В густом тумане…»

 
В густом тумане
Я не узнаю
Любимого загадочного края.
 

«В покинутом птенцами гнезде…»

 
В покинутом птенцами гнезде
Живёт в одиночестве
Плач птицы.
 

«Всё реже снег…»

 
Всё реже снег,
И люди молчаливы,
Всё чаще загораются огни.
 

«Глухое карканье ворон…»

 
Глухое карканье ворон,
И снег уже повсюду тает.
И на душе моей теплынь.
 

«Пернатая пальма…»

 
Пернатая пальма
Раскрыла свой зонтик,
Спасаясь от местной жары.
 

«Когда купальщики уйдут…»

 
Когда купальщики уйдут,
Слетятся голуби на пляже,
И станет чище этот пляж.
 

«Неубранный стол…»

 
Неубранный стол
Под орехом
Сейчас убирают птицы.
 

«А звёзды на небе цветут…»

 
А звёзды на небе цветут,
А в поле ромашки трепещут,
Храня мои светлые сны.
 

«Явилась изморось, орех…»

 
Явилась изморось, орех
Поспешно снял свою одежду.
А луг укрылся серебром.
 

«После ночи, почти неземной…»

 
После ночи, почти неземной,
И лоза загулявшая стала
Сразу синею и золотой.
 

«В чистом небе – весна…»

 
В чистом небе – весна.
Ночью звёзды – цветные,
Ну, а днём – голубые.
 

«Гора одела шапку белую…»

 
Гора одела шапку белую.
Не за горами и —
Зима.
 

«Остатки лета…»

 
Остатки лета
Сизые и жёлтые
Мать помещает в вазу, не спеша.
 

«Море целует купальщиц нагих…»

 
Море целует купальщиц нагих
И торопливо отходит
От них.
 

Николай Куулар,
Перевод с тувинского языка

Цветики

 
Вы, душу радуя, росли
В лугах, как синие букетики,
В вас нежность матери-земли
Дней детства незабвенных, цветики.
 
 
Вы память лучших юных дней,
Которые уже итожу я.
Я встретил ту, что всех нежней,
И красотой на вас похожая.
 

Дождь

 
Молния – взмах камчи
Перед большой грозою.
Небо! Скорей ключи,
Шлюзы твои открою!
 
 
Ливень, спеши туда,
Где меж камней витая,
Речка мои года
У бережка считает.
 
 
Мчи, дождевой поток
Волн жёлто-красно-синих.
Радуга, твой мосток
Через поток перекинем.
 
 
Родина, ты в тиши
Снова встречаешь утро.
Стали б дождём для души
Строки мои кому-то.
 

Николай Санджиев,
Перевод с калмыцкого языка

Аршань-Зельмень[9]9
  Аршань-Зельмень – посёлок (сельского типа) в Сарпинском районе Калмыкии.


[Закрыть]

 
Лежу в степи, и звёзды надо мною
Сияют и трепещут в тишине,
Но утром солнце встанет озорное
И смоет их, и улыбнётся мне.
 
 
А вот в душе звезда совсем другая,
Её не смоют радость или боль, —
Как родина, как мама дорогая,
Как первая и чистая любовь.
 
 
Как сибиряк, приучен я к терпенью,
Живу в степи и радуюсь тому,
Что всё несу звезду Аршань-Зельмень я
И не отдам на свете никому.
 

Гимн воде

 
Я гимн пою тебе, вода,
Чтоб не иссякла никогда!
 
 
Прозрачная, журчащая, живая,
Хранящая на свете от беды!
Я слёзы пред тобою проливаю,
Я не могу на свете без воды!
 
 
Откуда ты в степи моей, святая?
Ни океанов здесь и ни морей,
У нас нет гор, которые бы, тая,
Дарили влагу родине моей.
 
 
Какие ты облюбовала глуби,
Какие обманула холода,
Чтоб напоить как мать ребёнка, грудью,
Своей любовью чистою, вода?
 
 
Скажи мне, как, не ведая преграды,
Поля ты щедро поишь и сады,
И каждой капле всё живое радо,
И всё вокруг не может без воды.
 
 
Какое сердце у тебя большое,
Чтоб устремляясь из глубин земных,
Встать пред людьми с открытою душою,
И добрым взглядом посмотреть на них!
 
 
Так пой ключом, и проливайся с тучи,
Дари добро, когда в степи беда,
Ничто так человека не научит,
Как от него ушедшая вода.
 
 
Я гимн пою тебе, вода,
Чтоб рядом ты была всегда!
 

Кони калмыцкой породы

 
Всё уходит, но память жива,
Память крови вселилась в народы.
И нездешние слыша слова,
Мчатся кони калмыцкой породы.
 
 
В крепких жилах теснится огонь,
На ветру развеваются гривы…
Как стрела устремляется конь
Сквозь века, чтоб остаться счастливым.
 
 
Пусть не резв он, но это пустяк,
Он вынослив, хоть среднего роста.
Скачет степью джунгарский муштак
Через годы, а это непросто.
 
 
Узколоб, но спина – тетива,
Грудь широкая степи подобна.
И звенит от копыт синева,
И в степи отзывается дробно.
 
 
Целый день проживёт под седлом,
Только он ни за что не устанет.
Он-то знает, за гонку потом
Миг счастливый, как отдых, настанет.
 
 
Пьёт он ветер ноздрями взахлёб,
Никогда седока он не предал,
Столько раз без дорог и без троп
Мчался он сквозь столетья и беды!..
 
 
Средь ковыльной своей целины,
Не забывшие норов сквозь годы,
Путы рвут на себе скакуны,
Кони чистой калмыцкой породы.
 

Юй Цун (Су Син),
Перевод с китайского языка

Птицы и небо

 
Ветки и сухи, и невесомы,
А на ветках новое гнездо.
Разве может птица жить без дома?
Ей, как человеку, нужен дом.
 
 
Мой этюд, конечно, не об этом,
Он о той, что сердце жжёт моё.
В нём незримо притаилось лето,
Поцелуи сладкие её.
 
 
Память не предаст и не обманет —
До сих пор волненье не унять:
Прячется меж складками в кармане
Лето подступившее опять.
 
 
Птицы невещественны без неба,
Прилетают к людям в трудный час.
До сих пор я не пойму, а где бы
Мы ещё бы встретились хоть раз?!
 
 
Я уже, наверно, не узнаю
То гнездо, мелодию тех дней,
Только ни на что не променяю
Небо в птицах, как в цветах, над ней.
 

Валентина Татарова,
Перевод с хакасского языка

Ветры-кони

 
Кони диких осенних ветров,
Своенравной природы племя,
Где пасётесь вы, где ваш кров,
Вы в какое летите время?
 
 
Вы какие сейчас ковыли
На лету подминаете брюхом,
Не касаясь в полёте земли,
Что вы чутко поводите ухом?
 
 
И какие у вас впереди
Облюбованы новые страны…
Отзываются струны-дожди
И печально звучат по курганам.
 

Надия Степула,
Перевод с украинского языка

Лесная идиллия

 
Трава на цыпочки встаёт,
По кронам вязов ходит ветер,
Ежонку песенки поёт Ежиха.
Мир и тих, и светел.
 
 
И листья песенку поют
Ежонка в лапках мать качает.
И ничего не замечает,
Уйдя на время в свой уют.
 
 
По лугу тёмному цветы Бегут.
И вдруг застыли в танце.
И очень трудно разобраться,
Зачем так сумерки пусты,
 
 
Язык деревьев им подвластен…
Спит ёжик маленький в тепле
И улыбается от счастья,
Что тишина на всей земле.
 

На чужой свадьбе

 
То-то выкрикнул: «На счастье!»,
Взял бокал и с шумом встал,
И рассыпался на части
Ослепительный хрусталь.
 
 
А жених сложил осколки,
Пред собой сложил на стол,
Одного, я знаю, только
Он, счастливый, не нашёл.
 
 
Ну, куда же мог он деться?!
Я глядела и ждала,
Не поняв ещё, что в сердце
Тот осколок приняла.
 

Михаил Пасечник,
Перевод с украинского языка

Моя сверстница

 
Я родился в год смерти Сталина,
Год рожденья копейки – мой.
Так потёрта она, засалена,
На руке лежит трудовой.
 
 
Моя сверстница, грусти полная,
Как попала ты, невдомёк,
Из металла неблагородного
В мой потрёпанный кошелёк?!
 
 
Ты и здесь не осядешь, медная,
Не найдёшь у меня родства, —
Чтоб прославить, ты слишком бедная,
Не отлить из тебя слова.
 
 
Только в травы тебя не брошу я,
Не отправлю в металлолом.
И дорога твоя заросшая —
Между городом и селом.
 
 
Тридцать лет над судьбою плакала,
Выбивалась в рубли, ждала.
В этой жизни ты столько всякого
И купила и продала.
 
 
С миллионами зналась, бедная,
Но на свете жила одна.
Так и я, вот, живу, не ведаю,
Что быть может, мне грош цена.
 

Хлебороб

 
Пока стремглав сорвётся солнце с неба,
И глина сапоги облепит мне,
Иду на пашню я за чёрным хлебом,
А с белым возвращаюсь по стерне.
 
 
Так каждый год во все четыре стороны
В родную землю высеваю след.
Шагаю в поле щедрое, просторное,
По свой ржаной, по свой нелёгкий хлеб.
 

Кирпичный завод

 
Железных формочек ряды,
Но греют воздух эти банки.
И вот, из глины и воды,
Восходят ровные буханки.
 
 
Их не спеша сажают в печь,
Где властвует сожжённый ветер,
Чтобы такими их испечь,
Чтоб не найти прочней на свете.
 
 
Угаснет день и мужики
Возьмут из пламени не чёрный,
Положат красный на лотки
Свой тяжкий хлеб огнеупорный.
 

Зерно

 
I.
Красивее его, благородней,
Золотистей никто не найдёт.
Но посей это чудо сегодня,
Завтра утром в ладонях взойдёт.
 

 

Ii

Я славлю паденье его и приемлю,
Такое паденье сродни высоте.
Уж если падать, то истинно, в землю,
Чтоб к солнцу подняться во всей красоте.
 

«Всем поделились – неправдою, правдою…»

Всем поделились – неправдою, правдою.

Правому – свет, а неправому – тьма.

Как же разделим мы солнце и радугу,

Если сойти не сумеем с ума?

Всем поделились – дворцами, бараками,

И променяли судьбу на суму.

Вот бы узнать у ромашек заплаканных:

«Любит» – кому и «Не любит!..» – кому?

Нет ни конца и ни края раскаянью.

С каждою веткой, спешащей на свет,

Будет делить наша совесть веками нас,

Жизнь же казнить будет тысячи лет.

Рука

 
– У него «вверху» рука, —
Шепчет недоброжелатель, —
Ишь, как смотрит свысока!
Вот ужо тебе, приятель!
 
 
Эти россказни грубы,
В них сквозит сплошная злоба.
Я из этой вот избы,
Подступись ко мне, попробуй!
 
 
Есть, конечно же, рука,
Хоть доверчива крестьянски.
От сохи, от мужика…
Мне плевать на чьи-то сказки.
 
 
И у друга не в Москве,
И не в Киеве у брата.
Есть рука, точнее две,
От трудов тяжеловаты.
 
 
У меня рука? Тоска!
Не мелите, что попало!
Вон, у дяди есть рука,
Та, что без вести пропала.
 

У сестры

 
Гость долгожданный, а слеза – непрошенна: —
Ой, Миша, братик! – И рука – к глазам…
И мне – в плечо: «Чужими стали трошки мы,
Как у людей нельзя, наверно нам…»
 
 
На стол – клеёнку, выбитую астрами,
Платок – на плечи, встала у стола:
«Где наше Половецкое, где Астрахань?!
Какой же я отчаянной была!
 
 
А что же не приехал ты с невестою?..
Неплохо здесь, поверить можешь мне.
Лишь трудно привыкала к неизвестной я
Фамилии в далёкой стороне.
 
 
Рассказывай! А то я набалакала…»
И рюмочку навстречу поднесла.
И в этот миг тонюсенько заплакала,
Племянница свой голос подала.
 

Осенний лес

 
Спешил я, листвою опавшей шурша,
К деревьям озябшим, звенящим струною.
В осеннем лесу выпрямляйся душа,
Снимай, словно листья, с себя наносное.
 
 
Пусть ветер возьмёт, что уже отцвело.
Мне близкой зимы почему-то не страшно.
Я знаю, душа, на тебя наросло
Кольцо годовое с тоской о вчерашнем.
 
 
В холодных уже, золочёных дождях,
Меж веток, где завязь глубокая дремлет,
Душа, выпрямляйся, выравнивай шаг,
Срывай и бросай наносное на землю.
 

«Цветущая груша как будто маяк..»

 
Цветущая груша как будто маяк,
Чтоб мир среди волн травянистых не сбился.
Земля, что в цвету, дорогая моя!
На этой земле я на свет появился.
 
 
Расту и лечу я, подобно лучу,
То ивово вниз, а то вверх тополино.
Как вольная птица, куда захочу,
И светом весенним ты поишь, как сына.
 
 
Раскрыли цветы свои алые рты
И с жадностью бросились в солнечный омут.
И сердце готово в груди расцвести,
Успев пробудиться от сладкой истомы.
 
 
И в день этот добрый, куда ни пойду,
Я чувствую остро и вижу я всюду:
Я буду у добрых людей на виду,
А, значит, и лишним на свете не буду.
 

«Стеклит в озёрах воду тишина»

 
Стеклит в озёрах воду тишина.
В безветрии сентябрьском прохлада.
И в ожиданье ледяного сна
Скучают реки, грустно в небо глядя.
 
 
Уже и птицам время отлетать,
Уже и их тоска одолевает.
Летите птицы, я вас буду ждать…
Не снег, не дождь, а листья проплывают.
 
 
Я чувствую, что осень подошла,
Что август не сумеет повториться.
Проносятся над крышею села
Большие листья – сказочные птицы.
 
 
Деревья ниже. Тени всё длинней.
Какие нынче пасмурные тени!
И в сердце меньше тёплых ясных дней,
Лишь потому, что в сердце больше лени.
 

«Снег просветлил мою печаль…»

 
Свеча горела на столе…
 

Б.Пастернак

 
Снег просветлил мою печаль,
Луг замела позёмка белая…
Рисует профиль ваш свеча,
Но что я сделаю?!
 
 
Мне суждено на свете жить
С какой-то выстраданной силою.
О, как смертельно вас любить,
Как жутко, милая!
 
 
То снеговечность вижу я,
То вдруг мгновение летучее…
Стоит в слезах свеча моя,
Свеча горючая.
 

«В тесном небе мы жили одни…»

 
В тесном небе мы жили одни,
Но, как птицы, с тобой разминулись.
Улетал я в морозные дни,
Ты в духмяные травы июля.
 
 
Осень наши связала мосты,
Нам от грусти избавиться трудно.
Моя светлая ласточка ты,
Я твой тихий снегирь красногрудый.
 
 
Вместе мы, но ты птица не та,
И мы оба ничуть не повинны,
Что тебе дорога теплота
Мне холодная ветка калины.
 

«Древнейшая история не знала…»

 
Древнейшая история не знала
Таких захватчиц и батальных сцен:
Ты рубежи мои перетоптала
И я моё взяла надменно в плен.
 
 
Ты посмотри, в твоих темницах плачет
Моя душа, где помыслы светлы.
«Восстань!» – я слышу крови крик горячий,
Но руки подставляю в кандалы.
 

Кришна Пракаш Шрестха,
Перевод с языка непали автор гимна Вьякул Маила Раи

Гимн Непала

 
Гирлянда мы из ста цветов, свободны и едины.
Меж рек Мечи, Махакали не гнём сегодня спины.
 
 
Богат наш край и дивен он, щедра его природа.
В крови у нас течёт и свет, и героизм народа.
 
 
Земля любимая! На ней – Тераи, Гималаи.
Мы любим родину – Непал и счастья ей желаем.
 
 
Приют религий и культур! Сплелись в тебе навеки
Твои народности, Непал, и языки, и реки.
 
 
Цвети, небесная страна! В тебе лишь наша слава!
Да здравствует родной Непал! Вперёд наша держава!
 

Бхагавати Баснет,
Перевод с языка непали

Любовь

 
Я – река, стремящаяся к морю,
Ты – ныряльщик, взявший жемчуга.
В самом сердце ты моём, как горе,
Я – в твоём, не вижу берега.
 
 
Я – в твоём, а ты – в моём и это
Отраженье боли и тоски.
Только не Ромео, не Джульета,
Только две несчастные руки.
 
 
Никогда уже не буду юным,
На тебя, как прежде, не взгляну.
Нам с тобой, как Лейле с Маджануном
Не согреть в ладонях тишину.
 
 
В сердце боли и Ранджху, и Хира,
Нет на свете радостного дня,
Потому, что снова тучи мира
Не обходят в этот час меня.
 
 
Только свежий ветер, дуя с Нила,
Дарит песни милой стороны.
Потому и Родину любила,
Не боясь морщин и седины.
 
 
Мне с утра улыбку дарит Сани,
Но на лбу я вижу след намло[10]10
  Намло – лента с верёвками, держащими груз на спине.


[Закрыть].
Не желаю в жизни расставаний
С Родиной, с которой повезло.
 
 
Плечи согревая рваной шалью,
А точней, непальской маджетро,
Девушка, прикрывшись дальней далью,
Небу улыбается хитро.
 
 
Сагарматхи[11]11
  Сагарматха – официальное непальское название самой высочайшей вершины мира, известной как Эверест (8848 м). Тибетцы называют эту снежную вершину Джомолунгмой.


[Закрыть] видится сквозь годы,
Серпантины пройденных дорог,
Перевалы, чаутари[12]12
  Чаутари – каменная платформа с деревьями бара и пипала у горной дороги, где под сенью дерева путник имеет возможность отдохнуть.


[Закрыть], броды,
Что когда-то одолеть не смог.
 
 
Где бы ни был, вижу Гималаи,
И Тераи[13]13
  Тераи – равнинная плодородная полоса на юге Непала.


[Закрыть] снова снится мне.
Я от них себя не отделяю,
Я всегда живу в своей стране.
 
 
Сапта[14]14
  Сапта-коши – система семи рек Коши, текущих в горных районах восточного Непала.


[Закрыть]-коши бурные потоки
И Сатладж[15]15
  Сатландж – река, текущая в Пенджабе, берегов которой победоносно достигла непальская армия к 1814 году в процессе объединения единого государства.


[Закрыть], объединивший нас…
Там живут души моей истоки,
Свет победы нашей не погас.
 
 
Я пройти готов дорогой тою,
Острый меч кхукри[16]16
  Кхукри – национальное оружие Непала, являющееся обязательным элементом непальской армии и армейского полка гуркхов.


[Закрыть] зажав в руке.
Я чего-то всё-таки да стою,
Хоть сейчас в далёком далеке.
 
 
Я бы спел, шагая вдоль границы,
Как когда-то храбрые сыны.
Это же великие страницы,
Летопись родной моей страны.
 
 
Только я шагал себе пустыней,
Проливал в дали напрасно пот.
И душа моя от мысли стынет,
Что никто мне годы не вернёт.
 
 
Становлюсь и сам теперь пустыней,
Оторвавшись от родных корней,
От земли, от гор её и сини,
Некогда родившийся на ней.
 
 
Мне теперь любовь твоя дороже
И нужней душе во много раз.
Может быть, и Родина не может
Нас забыть и молится за нас.
 
 
Хорошо, чтоб так оно и было,
Чтоб заблудший шёл к себе домой,
Зная, что она тебя любила,
Знойным летом, лютою зимой.
 
 
Знаю я, как тяжко на чужбине,
Никаких не надо мне красот.
Родина любимая, и ныне
Я твой неизменный патриот.
 
 
Я стою, считаю волны Нила,
Я смотрю на жёлтые пески.
Родина, ведь ты меня любила,
Ты же избавляла от тоски.
 
 
Я не стал чужим птенцом на ветке,
И вдали от Родины моей
Помню я, как бились наши предки,
Помню самых храбрых сыновей.
 
 
Я люблю Непал своей любовью,
А не веришь, в сердце посмотри.
Всё оно покрыто алой кровью,
Всё оно изранено внутри.
 
 
Никогда уже не буду юным,
На тебя, как прежде, не взгляну.
Нам с тобой, как Лейле с Маджануном
Не согреть в ладонях тишину.
 
 
В сердце боли и Ранджху, и Хира,
Нет на свете радостного дня,
Потому, что снова тучи мира
Не обходят в этот час меня.
 

Дал Бахадур Гурунг,
Перевод с языка непали

Учитель

 
Я – образец никчёмного учителя
И жизнь свою не в силах изменить.
Все, кто могли, давно меня обидели,
Но продолжают до сих пор винить.
 
 
Не смог патуки[17]17
  Патуки – кусок длинной ткани, носимый женщинами как пояс, поворачивая вокруг талии.


[Закрыть] я купить для матери,
И в трудный час от боли излечить.
Чтоб хлеб душистый увидать на скатерти,
Я продолжал и день, и ночь учить.
 
 
Отцу пиджак купить не мог, как многие,
Жене – платок, чтоб слёзы утереть.
Иду никчёмный с болью по дороге я,
И всё надеюсь боль преодолеть.
 
 
Но бьёт нужда и снова издевается.
Откуда средства для семьи возьму?
И ничего пока что не меняется
И не встречают дома по уму.
 
 
И как мне быть? Чтоб прокляли родители?
Чтоб дети снова пухли без еды?
Моя жена! Не осуждай учителя,
Ему и так недолго до беды.
 
 
Прошу семью терпеть, покуда можется,
Мне не поднять нужды тяжёлый груз.
И я учу, людская мудрость множится,
Хоть я пока никчёмным остаюсь.
 
 
И тяжко мне, что не справляюсь с лодкою,
Когда на ней несметная толпа.
В святыню слов изящною походкою
Ведёт меня незримая тропа.
 
 
И вновь прошу прощенья у родителей,
И вновь молю прощенья у жены.
Не осуждайте лишний раз учителя,
Которому, быть может, нет цены.
 

Пики Гурунг,
Перевод с языка непали

Человек

 
В людской толпе мой взор потерян,
Сконфужена в своём кругу.
Я – человек и очень верю,
Что я другою стать смогу.
 
 
Я от рождения – мужчина,
Но выбираю женский лик.
И это главная причина,
К которой человек привык.
 
 
Я ела праздничные блюда,
Я помню сказочный их вкус.
Я – человек, которым буду,
Я измениться не боюсь.
 
 
Я человек и эту эру
Мне Будда просвещённый дал:
Во мне традиции и вера,
В моей душе родной Непал.
 
 
Я знала ненависть, но всё же,
Как человек, хочу любви.
Любовь, она не только в коже,
Она в сознанье и в крови.
 
 
Хоть мне порой бывало туго,
Но я всегда была своей.
Я – человек и только друга
Хотела встретить поскорей.
 
 
Я стала слабой и убогой,
Такой, наверно, выпал век.
Но я иду, как прежде, к Богу,
Борюсь, а значит, человек.
 
 
Добилась многого в итоге,
Но размышляю не спеша,
Что не такая же, как в Боге,
Живёт во мне моя душа.
 
 
Какая есть, пока не знаю,
Какою стану, не скажу.
Я человек, и я земная,
И я земле своей служу.
 

Лекхнатх Капхале,
Перевод с языка непали

Песня Земли

 

I

Я протянул печенье нищему,
Шагая сквозь бессмертный Рим.
И купленной в Пекине пищею
Спокойно поделился с ним.
 
 
В Нью-Йорке повстречал бездомного,
И яблоко подал ему.
Голландское, как мир, огромное,
Я затолкал в его суму.
 
 
Потом бомжа приветил в Токио,
Он, как осенний лист, дрожал.
Я молча вафли одинокому
Американские отдал.
 
 
Затем бомжу с глазами узкими
Орехи из Пекина дал
И переулками сеульскими,
От горькой доли зашагал.
 
 
Купил пирожное в Тайване я,
Я попрошайку пожалел,
А он, не обратив внимания,
Кокосовую сладость съел.
 
 
Купив печенье кукурузное
В Перу, шагал я не спеша —
По Рио, настроенье грустное
Всё не могла прогнать душа.
 
 
Не ходят под руку с фортуною,
Живут отчаянно бомжи.
В Сеуле, в Риме, под Хартумом ли,
На лицах их печаль лежит.
 

 

Ii

Я много походил по свету,
Я видел голод и нужду.
И понял, что страшнее нету
Тех, кто уже попал в беду.
 
 
Ни благодарности, ни слова,
Хоть целый мир им протяни,
Они людьми не станут снова,
Не станут прежними они.
 
 
Для них везде темно и голо,
Для них не будет райских кущ.
О, голод! Неизбывный голод!
Как ты сегодня вездесущ!
 
 
Ограниченья и оковы
Для тех, кто не приемлет лесть,
И голод в души им сурово
Глядит и не даёт им есть.
 
 
Зато живёт на свете каста,
Не обделённая судьбой.
Жирует на земле и баста,
И не поделится с тобой.
 
 
И этой касте счастья мало,
Земли ей мало и она
Поглядывать всё чаще стала
Туда, где Марс или Луна.
 
 
А бедняку хотя бы в сутки
Хоть крошку хлеба да воды.
Вся их Вселенная в желудке,
А не влекущий зов звезды.
 
 
Пустой желудок серенады
Уже не в силах петь во мгле.
И что-то делать, делать надо
С голодной песней на земле.