Текст книги "Гражданская война в России (1918–1922 гг.)"

Революция и начало Гражданской войны в России по воспоминаниям Б. В. Никольского в контексте истории повседневности

О. А. Шимбирева

Аннотация. События 1917–1918 гг. не только повернули ход мировой истории, но и в корне изменили жизнь людей в нашей стране. Эти изменения особенно заметны при обращении к источникам личного происхождения, позволяющим реконструировать историю повседневности, в центре внимания которой находится изучение человеческой обыденности во множественных историко-культурных и политико-событийных контекстах, включая эмоциональные реакции на жизненные события и мотивы поведения. К таким источникам относится дневник одного из современников революционных событий Б. В. Никольского (1870–1919), записи которого отразили повседневность Петрограда времен начала Гражданской войны. Дневники Б. В. Никольского являются уникальным эго-источником в связи с тем, кем был их автор – убежденным монархистом, который принял власть большевиков, увидел в ней свой, пусть субъективный, но высший смысл для России. Проанализировав текст дневника, удалось выявить трудности того времени, которые касались каждого вне зависимости от социального статуса; повседневные вызовы далеко не одного Б. В. Никольского, но и многих других представителей интеллигенции, оказавшихся в тяжелых условиях постреволюционного периода и разразившейся Гражданской войны.

Ключевые слова: Б. В. Никольский, дневники, эго-источники, источники личного происхождения, история повседневности, монархисты, Октябрьская революция, Гражданская война.

O. A. SHIMBIRYOVA

THE REVOLUTION AND THE BEGINNING OF THE RUSSIAN CIVIL WAR ACCORDING TO THE MEMOIRS OF B. V. NIKOLSKY IN THE CONTEXT OF EVERYDAY HISTORY

Abstract. The events of 1917–1918 not only altered the course of the world history, they fundamentally changed the lives of people in our country. These changes are particularly remarkable from private sources of information, which allows researchers to recreate the history of everyday life. Its centerpiece is human mundanity in multiple historical, cultural, political and event-driven contexts, including emotional reactions to life events and behavioral motives. These sources include the diary of B.V. Nikolsky (1870–1919), a contemporary of the revolutionary events whose records reflect the everyday life of Petrograd in the early period of the Russian Civil War. Nikolsky’s diaries are a unique ego-source given the personality of their author – a staunch monarchist who accepted the power of the Bolsheviks, seeing in it a unique, albeit subjective, but higher meaning for Russia. The analysis of the diary uncovered the difficulties of that time, which concerned everyone regardless of their social status, and everyday challenges facing not only Nikolsky but many other representatives of the intellectual class who found themselves in rough conditions of the post-revolutionary period and the outbreak of the Russian Civil War.

Keywords: B.V. Nikolsky, diaries, ego-sources, private sources, history of everyday life, monarchists, October Revolution, the Russian Civil War.

Революции 1917 г. и начавшаяся Гражданская война, иностранная интервенция, политические трансформации и экономические преобразования этого периода хорошо изучены в российской и зарубежной историографии. Вряд ли можно найти эпоху, которая бы так привлекала научно-историческое сообщество. Изучая материалы различных партий, правительства, читая прессу или воспоминания большевиков, историки реконструировали в мельчайших деталях драматичные события 1917–1918 гг., которые не только повернули ход мировой истории, но и в корне изменили жизнь людей в нашей стране. Важно отметить, что влияние революций 1917 г., Гражданской войны особенно заметно при обращении к источникам личного происхождения, раскрывающих новые страницы и особые грани изучаемого явления, позволяющих «взглянуть на предмет своего изыскания глазами человека из прошлого, не просто узнать, что было, как было, но и что чувствовал автор»8282
  Петрова О. С. Читая мемуары: личные связи и частные контакты А. С. и П. С. Уваровых с иностранными учеными (по воспоминаниям графини П. С. Уваровой) // Вестник Московского университета. Серия 8: История. 2016. № 3. С. 35.


[Закрыть]. Именно этот ракурс представляется наиболее интересным и востребованным современной историографией. Что испытывали современники, оказавшись в пучине тех эпохальных событий, как они жили, каковы подробности этой обыденной жизни в отнюдь не обычных условиях? Все эти вопросы могут быть прояснены при обращении к воспоминаниям или дневникам очевидцев, прочтение которых позволяет перенести центр тяжести на такой предмет исторического исследования, как жизнь «маленького человека», находящегося в центре внимания истории повседневности, сосредотачивающей внимание на «истории снизу»8383
  См. напр.: Зубкова Е. Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945–1953 гг. М., 1999; Лебина Н. Б. Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920–1930 годы. СПб., 1999; Пушкарева Н. Л. Частная жизнь и проблема повседневности // Демоскоп weekly. 2002. № 57/58. С. 4–5; Она же. Частная жизнь и повседневность глазами историка // Города европейской России конца XV – первой половины XIX в. Ч. 1. Тверь, 2002. С. 49–63; Она же. История частной жизни и история повседневности: содержание и соотношение понятий // Социальная история. 2004. М., 2005; Сенявская Е. С., Сенявский А. С., Жукова Л. В. Человек и фронтовая повседневность в войнах России XX века. М., 2017; Тяжельникова В. С. Повседневность и революционные преобразования советской власти // Россия в XX в. Реформы и революции. Т. 2. М., 2002.


[Закрыть].

История повседневности, или так называемая «история подробностей жизни», является одним из самых популярных жанров исторического исследования в современной историографии. В центре внимания этого направления находится изучение человеческой обыденности во множественных историко-культурных и политико-событийных контекстах, включая эмоциональные реакции на жизненные события и мотивы поведения. Как отмечают исследователи, позитивность выведения категории «повседневность» на один из первых планов в интересе современной историографии заключается прежде всего в перенесении акцента с институциональной и макрособытийной истории на ее богатую конкретику8484
  Сенявский А. С., Сенявская Е. С. Военная повседневность как предмет исторического исследования: теоретико-методологические проблемы // 65 лет Великой Победы: в 6 т. М., 2010. Т. 3. Победа. С. 198.


[Закрыть]. Подобный переход был актуализирован еще Ф. Броделем в его фундаментальном труде «Структуры повседневности»8585
  Бродель Ф. Структуры повседневности: Возможное и невозможное // Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV–XVIII вв.: в 3-х т. М., 1986.


[Закрыть], который дал мощный импульс переориентации исторических исследований – переходу от событийной политической истории, от поисков общих закономерностей к изучению историко-психологических, историко-демографических, историко-культурных сюжетов. При изучении истории повседневности источники личного происхождения являются наиболее ценными. В современной историографии за подобными источниками прочно закрепилось понятие «я-документы» или «эго-источники», главное свойство которых – передавать действительность через субъективное восприятие8686
  Источниковедение новейшей истории России. Теория. Методология. Практика / Под общ. ред. А. К. Соколова. М., 2004. С. 270.


[Закрыть]. Всевозрастающий интерес к «новой биографической истории» и «истории через личность»8787
  История через личность: историческая биография сегодня: сборник статей / Под ред. Л. П. Репиной. М., 2010; Персональная история: сборник статей / Сост. Д. М. Володихин. М., 1999.


[Закрыть] связан с «лингвистическим поворотом» в историографии, со стремлением историков «историзировать историю» на основе сближения с литературой, использования социокультурного и личностно-психологического подходов в изучении прошлого8888
  Селунская Н. Б. Беллетризованные мемуары А. И. Куприна в контексте «новой биографической истории» // Феномен творческой личности в культуре: Фатющенковские чтения. Выпуск 8: Материалы VIII Международной научной конференции. М., 2019. С. 263.


[Закрыть]. В методологическом аспекте история повседневности представляет собой новую парадигму исторического знания: вместо «аналитичности» здесь доминирует «описательность», которая правомерно реабилитируется в данной области8989
  Сенявский А.С., Сенявская Е.С. Военная повседневность как предмет… С. 198.


[Закрыть].

Как нельзя лучше задачи нового направления решаются на материале источников личного происхождения – воспоминаний, дневников, эпистолярных памятников и пр. Именно благодаря дневниковым записям одного из современников событий революций 1917 г. и начавшейся Гражданской войны, монархиста-черносотенца Б. В. Никольского (1870–1919) могут быть представлены «исторические события в совершенно новой, порой неожиданной интерпретации»9090
  Источниковедение новейшей истории России… С. 279.


[Закрыть], через призму его восприятия можно судить о каждодневных вызовах, которые сопутствовали многим людям, переживающим трудности Гражданской войны в Петрограде.

С другой стороны, привлечение именно этих материалов представляется интересным в виду того, что Б. В. Никольский был необычным человеком. Он родился в семье профессора русской словесности, его отец был преподавателем Александровского лицея. Будущий монархист окончил юридический факультет Петербургского университета, в котором с 1899 г. являлся приват-доцентом гражданского права, а с 1900 г. преподавал. Кроме того, Б. В. Никольский являлся видным литературоведом – с 1900 г. он был приват-доцентом по кафедре русской словесности историко-филологического факультета университета. Его научный интерес особенно ярко проявлялся к творчеству А. А. Фета и А. С. Пушкина, описанию работы по изучению их творчества посвящены многие страницы дневника. После 1902 г. Б. В. Никольский отошел от преподавания и перешел к адвокатской практике: стал частным поверенным и присяжным стряпчим. Однако финансовые трудности заставили его вернуться в университет: с 1913 г. он преподавал в Юрьевском университете, заняв должность профессора.

Научную и юридическую деятельность Б. В. Никольский всячески пытался совмещать с общественно-политической. Уже в 1903 г. он стал членом первой крупной правомонархической организации – Русского собрания, активно учувствовал в его заседаниях, вечерах, чтениях, возглавлял отдел переписки, в 1905–1910 гг. постоянно избирался в совет собрания. Вершиной его политической карьеры стала должность личного секретаря генерала Е. В. Богдановича, члена Совета министра внутренних дел, которую он получил в 1905 г. На этой должности Б. В. Никольский участвовал в составлении писем к Николаю II, «записок» в защиту самодержавия. Сразу же после Манифеста 17 октября 1905 г., разрешавшего создание в России политических партий, Б. В. Никольский стал одним из организаторов и лидеров Союза русского народа (далее – СРН), наиболее влиятельной и массовой партии подобного рода: численность союза на пике популярности в 1908 г. равнялась 400 тыс. человек9191
  Кирьянов Ю. И. Правые партии России 1911–1917 гг. М., 2001. С. 83.


[Закрыть]. Свою энергию на общественном поприще Б. В. Никольский направил на организацию Всероссийских съездов русских людей, а также областных съездов русских людей, способствующих консолидации монархического движения на местах. Вплоть до 1917 г. Б. В. Никольский был активным участником монархического движения в стране, а убежденным адептом триады «Православие. Самодержавие. Народность» он оставался вплоть до самой гибели в 1919 г. Он был расстрелян по приговору Петроградского ЧК «за принадлежность к контрреволюционной деятельности».

Отметим и еще одно обстоятельство, актуализирующее выбор дневников Б. В. Никольского в качестве источника для изучения. Дело в том, что фактически никому из лидеров правых монархистов не удалось оставить дневники или мемуары, позволяющие реконструировать, каким образом они переживали непростые события 1917 г., Гражданской войны. Революцией с политической арены России было сметено большинство политических партий. В первую очередь это коснулось правомонархических сил. Вместе с самими партиями и организациями канули в лету и многие их лидеры. Большинство из них были арестованы и расстреляны: А. И. Дубровин (1855–1921) был арестован еще Временным правительством, расстрелян по решению ВЧК в 1921 г. Небольшому числу удалось эмигрировать. Так, Н. Е. Марков (1866–1945) в ноябре 1918 г. уехал в Финляндию, где принимал участие в Белом движении, весной 1920 г. эмигрировал в Германию, где в конце того же года со своими соратниками организовал Берлинское монархическое объединение и до самой смерти активно участвовал во всевозможных монархических движениях за рубежом. И хотя А. И. Дубровин и Н. Е. Марков и пережили своего соратника Б. В. Никольского, именно он в своих дневниках оставил картины повседневной жизни 1917– 1919 гг.

Согласно дневниковым записям Б. В. Никольского, он весьма спокойно воспринял события февраля – марта 1917 г. Он не испытывал сожаления о судьбе Николая II и династии. С одной стороны, это кажется удивительным для убежденного монархиста, с другой стороны, согласовывается с тем, что ряд членов, включая лидеров Союза русского народа, относились к последнему российскому императору весьма негативно: «Я думаю, что Царя органически (далее курсив автора. – Прим. авт.) нельзя вразумить. Он хуже чем бездарен: он – прости меня боже – полное ничтожество! <…> Одного покушения теперь мало, чтобы очистить воздух. Нужно что-нибудь сербское»9292
  Никольский Б. В. Дневник. 1896–1918. Т. 2: 1903–1918 / Изд. подгот. Д. Н. Шилов, Ю. А. Кузьмин. СПб., 2015. С. 55.


[Закрыть], – писал Б. В. Никольский задолго до событий 1917 г., имея в виду убийство короля Сербии Александра I Обреновича и его жены в 1903 г. Если падение династии не произвело негативного впечатления на Б. В. Никольского, то крушение самодержавия как политического института он воспринял крайне болезненно: «Величие России, существование России поставлено на карту; монархии в России не существует; впереди долголетние смуты, голодовки, нищета, новые войны; церковь в отвержении, не сегодня-завтра в гонении»9393
  Никольский Б. В. Дневник. 1896–1918. Т. 2. С. 281.


[Закрыть], – писал он в 11 марта 1917 г., во многом предвосхитив грядущие события российской истории.

Начало Гражданской войны, действия противоборствующих сторон на фронтах никак не обозначены в записях дневника. Впрочем, так же он реагировал и на другие эпохальные события, например Октябрьскую революцию, которой Б. В. Никольский не посвятил ни строчки: с 22 сентября по 20 ноября 1917 г. нет ни одной записи в дневнике. Б. В. Никольского не волновала фактическая сторона событий, однако дневник сохранил его восприятия и эмоциональные реакции. Октябрьская революция произвела на автора удручающее впечатление: «Прожить 47 лет в незыблемом убеждении, что Россия – незыблема, неколебима, нерушима, что перед ней – сияющая вечность, бесконечные победы <…> питать эту веру до конца, до сей минуты не поколебленной, и видеть Россию поруганной, оплеванной, преданной, битой, ведомою на позорное распятие <…> Я думаю, наступает самая скорбная часть моего существования»9494
  Там же. С. 320–321.


[Закрыть].

Отношение Б. В. Никольского к началу Гражданской войны было весьма противоречивым. С одной стороны, его подавлял тот хаос, что творился в стране, с другой стороны, «падение в бездну» автор воспринимал как путь к спасению: «О, подлое, подлое, подлое племя, праздный, ленивый, лукавый и распущенный народ! Какими испытаниями, какими палками вогнать тебя в честную, трудовую жизнь? <…> Господи, вразуми народ всею мерою столь заслуженных им наказаний и помилуй Россию!»9595
  Там же. С. 365.


[Закрыть]

В разжигании войны Б. В. Никольский откровенно обвинял союзников России по Антанте: «В Петрограде на почве голода настроение нервное, злобное и явно разжигаемое незримой агитациею. Положение мне совершенно ясно. Немцы заинтересованы в том, чтоб у нас был порядок, и мы пахали и сеяли. Благородные союзники, будь они трижды прокляты, заинтересованы в том, чтобы немцам ничего с нас не досталось, и потому не жалеют денег на «углубление революции», т. е. усиленно внедряют нам голод, анархию, разорение и нищание»9696
  Там же. С. 375.


[Закрыть]. Даже восстание левых эсеров в июле 1918 г. и убийство графа Мирбаха, посла Германии в России, он связывал с происками Антанты: «Англичане и французы денег не жалеют и горячо приглашают немцев на восток: пожалуйте – здесь многие до Вас бывали! Поставили горчишник на Мурмане, теперь делают пробный прокол в Москве – пожалуйте! Вот Вам и «союзническая» ориентация!»9797
  Там же. С. 413.


[Закрыть]

Однако если отклики творящихся в стране событий носят весьма фрагментарный характер в записях Б. В. Никольского, то описание каждодневных забот, наоборот, занимает значительное место в дневнике, что делает его весьма ценным источником с точки зрения реконструкции истории повседневности. Сразу же после Февральской революции Б. В. Никольский с головой ушел в работу – это было его спасением, «ширмой», которая позволяла уйти, спрятаться от событий, поглотивших страну. Полностью погрузившись в научный труд, написание статей, внесение корректур, правок, он жил, как бы отгородившись от действительности. Работал он много, боясь не успеть, не сохранить свои труды, мысли, научные прозрения. Но, как бы он ни отгораживался, ни бежал от реальности, бытовые проблемы, захватившие Петроград, его настигали. И главной из них был голод: «Вы знаете, что я не малодушен, но жизнь становится настолько невыносима, что душа начинает болеть вся, насквозь, томительно и тоскливо, сжигая тело каким-то полугорячим, исподтишка испепеляющим тлением. Каждый день становится тягостней и хуже. <…> Мы голодаем, изнемогаем, проклинаем, гибнем и ждем, что с нами кто-то сделает. И всего ужаснее, что это не конец. Пытаешься забыться, уйти, заглушить в себе ломовой усталостью, заботой о хлебе насущном, занятиями, начатыми в лучшие времена <…> Не будет ли откуда-нибудь, как-нибудь, сегодня, завтра, кусочка хлеба? И отовсюду, как темный туман, надвигается голодная и холодная смерть»9898
  Там же. С. 411–412.


[Закрыть]. Многие страницы дневника содержат пронзительные записи человека, который пытается выжить в тяжелых условиях военного Петрограда: «Голоданье сказывается глубокой слабостью. Сил нет. <…> Ничего не могу ни придумать, ни сочинить, ни изобрести. Способен только механически работать: чистить 1-й том Ефимова, держать корректуру, писать кое-какие бумаги…»9999
  Там же. Т. 2. С. 415.


[Закрыть]. Продовольственная проблема становится главным лейтмотивом жизни автора на протяжении всего 1918 г.: «Вот убили царя – ну и все: царство небесное, давно ждал. А вот сегодня вернули деньги, заявив, что картофелю не будет, – и я удручен»100100
  Там же. С. 420.


[Закрыть]. Б. В. Никольский, пытаясь выжить, часто ходил в гости, где могли накормить («Теперь ешь там, где прежде люди пили»101101
  Там же. С. 377.


[Закрыть]), зачастую даже несмотря на свое резко негативное отношение к хозяевам. Надо отметить, что автор в целом обладал крайне неприятным характером: был весьма высокомерен, мало о ком отзывался положительно. Но при этом он был человеком принципиальным, которому пришлось забыть о своих принципах ради куска хлеба: «До того изголодался без хлеба, что начало сердце сдавать и ноги вянуть. Одно горе. Пришлось есть, а деньги последние»102102
  Там же. С. 415.


[Закрыть]. Другой немаловажной проблемой Б. В. Никольского была денежная. Он был весьма небогат, еще до революционных событий многие страницы его дневника посвящены описанию способов «добыть» средства для существования. После революции и во время Гражданской войны ситуация еще больше осложнилась: «…где взять на все денег? Последнее всего мучительнее. Занять нынче негде, а запасы – какие запасы? А тут еще налоги, налоги, взыскания, – Боже праведный, смилуйся!»103103
  Там же. С. 377.


[Закрыть] Б. В. Никольский подробно и скрупулезно записывал многие свои траты: на проезд в трамвае, на обед в столовой, на продукты, радуясь возможности сэкономить или возмущаясь непомерным ростом цен. Выискивая средства для существования, он был вынужден поступить на советскую службу: в марте 1918 г. он был назначен консультантом по юридической части при Управлении главного руководителя Инженерной обороны г. Петрограда и подступов к нему, а в начале апреля, при реорганизации ведомства, зачислен на оклад корреспондента. Для Б. В. Никольского это не было «сделкой с совестью»: хоть большевики и были по своим политическим воззрениям полной противоположностью ему, убежденному монархисту, он в целом пишет о них без ненависти: «Я злобы к ним не питаю. Не говоря о личностях и личной честности, это единственные политически честные люди за все время революции. Они беспомощны, бессильны, жалки, но верны себе. Они не лгали политически»104104
  Там же. С. 454.


[Закрыть].

Главное же заботой Б. В. Никольского в этот период было спасение своей библиотеки: «Пускай помнят, что я изнемогаю, собирал умственные сокровища для моей родины. Погибнем, так вместе»105105
  Там же. С. 455.


[Закрыть]. Книги были страстью Б. В. Никольского, его «болезнью». Он был готов не доедать, отнимать деньги у семьи, по его собственному признанию, но умножать свое книжное богатство. Библиотека Б. В. Никольского была итогом многолетней деятельности библиофилов нескольких поколений106106
  См.: Грин Ц. И., Третьяк А. М. Б. В. Никольский (1870–1919). Судьба ученого, книжника на изломе истории // Публичная библиотека: люди, книги, жизнь: сб. статей. СПб., 1998. С. 46–57.


[Закрыть]. После Февральской революции Б. В. Никольский, не имея средств к существованию, принял решение продать библиотеку государству. Однако Октябрьская революция, начавшаяся Гражданская война помешали этому. Б. В. Никольский не терял надежды пристроить свою библиотеку в «надежные руки» (условием продажи было сохранение целостности собрания и назначение его хранителем коллекции), даже не сколько по материальным причинам, сколько по идейным. Обнищание Петрограда в 1918 г. привело к массовой продаже библиотек. Б. В. Никольский, будучи истинным библиофилом, не мог упустить такой возможности: голодный, не имея достаточно средств даже на продукты для себя и своей семьи, он в перерывах между научными трудами, ездил по всему городу в поисках новых книг: «Хлопочу, собираю, коплю, создаю дивную бесподобную библиотеку – а в какое время!»107107
  Никольский Б. В. Дневник. 1896–1918. Т. 2. С. 414.


[Закрыть] Вынужденный сменить место жительства, Б. В. Никольский первым делом перевозил и перепрятывал книги: «Сегодня снова день ломового труда <…> повез часть книг»; «Мне важнее всего спаси книги»108108
  Там же. С. 414, С. 389.


[Закрыть].

Даже аресту сына Владимира Никольский посвятил намного меньше записей в дневнике, чем своим трудам по комплектованию и спасению библиотеки. Аресты старых друзей и знакомых стали для Б. В. Никольского обыденным делом с начала Гражданской войны: он переживал, что «напрасно беспокоят стариков», или же недоумевал, зачем большевикам Полубояринова и другие в заложниках, ведь кому интересно их спасение? Обыск у себя в доме он описал весьма прозаично: «Можно ли сердиться на большевиков, что полуграмотным рабочим они поручают обыски и выемки бумаг и переписки у профессоров? Еще хорошо, что мое спокойствие, властный тон, бумаги о личности и твердая аргументация на них подействовали: они робели, смущались, терялись и уступали. Наконец, я выпроводил их»109109
  Там же. С. 390.


[Закрыть]. Будучи человеком честным и принципиальным, он не видел опасности для себя и своей семьи, в аресте сына его больше всего огорчал расход, связанный с этим: «Беда, если Володино сидение затянется: ведь оно расход, а жалование из полка прекратилось и все пайки тоже. Крайне печально. Удар жестокий»110110
  Там же. С. 393.


[Закрыть]. Задержание сына не продлилось долго, всего он провел под арестом не более двух недель. Очень характерно, как Б. В. Никольский описал освобождение сына – в этой записи проявилась вся его принципиальность и высокомерие: «Он (Володя. – Прим. авт.) держал себя с Урицким молодцом, – все хорошо, твердо и спокойно: заявил, что монархист, и был сразу отпущен. Урицкий спросил, не мой ли он сын, заявил, что хорошо меня знает по 1905 году. <…> курьезно, что эти двуногие беспомощно теряются перед людьми: им безумно хочется показать, что, мол, и они не лыком шиты»111111
  Там же. С. 394.


[Закрыть]. Однако опасность все же была, и в итоге она настигла автора: 17 мая 1919 г. он был арестован «в связи с фильтровкой служащих и сотрудников Комитета по военным делам»112112
  См.: Грин Ц. И., Третьяк А. М. Б. В. Никольский (1870–1919). Судьба ученого, книжника на изломе истории // Публичная библиотека: люди, книги, жизнь: сб. Статей. СПб., 1998. С. 50–57.


[Закрыть]. В июне 1919 г. Б. В. Никольский был расстрелян по приговору Петроградского ЧК «за принадлежность к контрреволюционной деятельности». Согласно постановлению ПетроЧК, Б. В. Никольский «как убежденный организатор Союза русского народа» проник «в военную организацию с целью шпионажа»113113
  Стогов Д. И. Никольский Борис Владимирович // Русский консерватизм середины XVIII – начала ХХ века: энциклопедия / Отв. ред. В. В. Шелохаев. М., 2010. С. 314.


[Закрыть]. После расстрела богатейшее книжное собрание Б. В. Никольского было конфисковано, а книги распределены по крупнейшим книжным хранилищам Петрограда.

Вот так весьма обыденно и прозаично автор описывал те страшные события, которые творились в Петрограде в 1918 г.: аресты, взятие заложников, обыск, «нищенское голодание». И хотя Б. В. Никольский не был обычным обывателем, «маленьким человеком», однако та повседневность, которая «считывается» со страниц его дневника, была характерна и типична для многих жителей Петрограда в годы Гражданской войны. Голод, отсутствие дров, керосина, непомерный рост цен, попытки раздобыть хоть какие-то средства к существованию – это приметы того времени, которые касались каждого вне зависимости от социального статуса. Попытки писать, править, публиковать свои работы, спасти бесценную книжную коллекцию – повседневные вызовы далеко не одного Б. В. Никольского, но и многих других представителей интеллигенции, оказавшихся в тяжелых условиях постреволюционного периода и разразившейся Гражданской войны. Дополнительную ценность данного источника представляет тот факт, кем был его автор – убежденным монархистом, который принял власть большевиков, увидел в ней свой, пусть субъективный, но высший смысл для России. С точки зрения новой биографической истории, находящейся под значительным влиянием микроисторического подхода, сосредоточившей свое внимание на изучении истории, показанной через личность114114
  Репина Л. П. Историческая наука на рубеже ХХ–ХХI вв. М., 2011. С. 289– 290.


[Закрыть], дневники Б. В. Никольского являются уникальным эго-источником, отразившим повседневность Петрограда 1918 г., времен начала Гражданской войны.