Текст книги "Испытание реализмом. Материалы научно-теоретической конференции «Творчество Юрия Полякова: традиция и новаторство» (к 60-летию писателя)"

П.В. Калитин
доктор философских наук, профессор НИЯУ (МИФИ), председатель комиссии по критике и литературоведению МГО СП России
«Расчисленный хаос бытия»

1

В современном русском, скажем так, реализме царит странная: по своей хамовато=молодцеватой и – убийственной! – наивности – атмосфера, ей-ей, весьма успешно буквализированная З. Прилепиным: «Реальность очевидна, она вопиет о себе, ни к чему лезть в книгу, чтобы раскрыть свои светлые очи и познать все (! – П.К.). Все видно – иди и смотри». И без каких-либо «скрытых смыслов» (см. эссе «Кто виноват – колобок?» – простим «всеведущему» автору хотя бы невежественную тавтологию в последнем выражении…) Перед нами – настоящий, ядреный апофеоз эсхатологически– и – порнографически: обессмысленного! – реализма, закономерно да и органично предполагающего Россию как «свеже-убиенного животного на бойне: четыре ноги вверх, внутренности настежь – хоть подходи и руки грей» (из того же эссе).

Нельзя не подчеркнуть, что по праву, получается, патологоанатомическому (как минимум!) едва ли не самый премированный и «наибольший» на сегодня национальный реалист, мало сказать, с осознанной циничностью – и просто элитарно! – афиширует свой всевсепостигающий и аж «тепленький» абсурдизм: с одними «открытыми глазами» – «это не каждому дано» (см. эссе «Печальный плотник, сочиняющий стихи»)…

Действительно – не каждому… Только животным, распустившимся растениям. И просто трупам – еще с открытыми глазами…

Но вернемся к человеческой жизни.

В лице З. Прилепина мы получили ницшеанского человека моргающего, который добился у нас – не без эсхатолохизированного глянца: гламура – воистину исключительно: «нового» – мудроносного! – статуса, который подразумевает: нонсенсно – лишь убитую, буквально и – тропно убитую реальность России…

2

Спасибо З. Прилепину за публицистически безоглядную честность, пусть и хамовато=циничного пошиба… Такого реалистичного: е-ре-алис-тичного! – откровения: небытия=бытия – русская литература да и культура в целом – еще не знала…

Наш автор чувствилищно и – «по мелочам» – (что невольнее, объективнее и ценнее!) – оживил: опарышево – смерть, но, конечно, не собственно: ipsa реальности, а ее классического – идущего от бемовских «обозначений», равносущих вещам  – познания, наиболее полно и тождественно проявившего себя в системе Шеллинга и Гегеля. А также у их адептов из русской интеллигенции… И особенно: в творчестве великих отечественных писателей со столь характерными для них воистину правдолюбивыми «энергиями заблуждения» (по определению Л.Н. Толстого)…

Ф.М. Достоевский – как всегда пошел дальше, за горизонт, и утвердил: с принципиальным беспределом – «вполне фантастический» характер и прямо «русской» «истины» – «даже фантастичнее всего, что́ мог бы налгать и напредставить себе повадливый ум человеческий» (см.: Нечто о вранье. Дневник писателя. 1873)…

На поверку – оригинальнейшая диалектическая метаморфоза = выкрутас истины: во всеединую! – ложь, разумеется, со сверхфантастическими – в натуре – коннотациями. На «всеотзывчивую» энергию любому классику=реалисту. И антихристу – во Христе…

Твори: тотально – вытваривай! – что вздумается – что вбредет в твое онтологическое, мягко говоря, «подполье», и ты – конкретно: гений – хоть истины, хоть добра, хоть красоты… Или всего по-русски, или по-немецки – вместе… Диалектически: системно…

Каков – в конгениальную легкость – культурнейший соблазн «малых» сил! Отсюда – один – нигилистично=наиреалистичне йший!! – толчок в сторону массового исторического творчества и – декаданса…

Казалось бы, преимущественно русская российская катастрофа 1917 года должна была раз и навсегда отучить нас от такой классической: литературоэксцентричности! – ведь именно она, и «всеотзывчиво» послужила «духовной», точнее, «одержимой» (по бердяевскому слову) навь=основой оного буквально=исторического сонебытия, разумеется, с небесными: по-кладбищенски – органично – коннотациями… И под надежной эгидой левитановского откровения: «Над вечным покоем»…

Вот почему едва ли не все дожившие до той катастрофы отечественные гении: от Н.А. Бердяева, В.В. Розанова до В.И. Иванова и И.А. Ильина, от А.А. Блока, М.И. Цветаевой до В.Т. Шаламова – признали конгениальную личностную предтечность Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого относительно уже массовой исключительности и непосредственно пролетарского гегемонизма – в новом, социалистическом контексте…

В результате умеющие слушать и действовать большевики очень скоро постарались развеять опаснейшую «реалистическую иллюзию» классической литературы с ее адекватным «идолопоклонством» перед онтологизированным: нигилистически – текстом, как отметил бы Ж. Женетт вслед за П. Валери; постарались развеять – в заведомо модернизированном: через «инженерно»-конструктивистское целеполагание – «социалистическом реализме»… Уже с идеально заявленной «фантастичностью»: должно=сущего (=нового) человека и мира. Без всякого классического (по-белински: критического) тождества истины:правды с настоящей, очевидной действительностью: не катастрофического ничто – сверхдержавного СССР…

3

Но 1991 год опять и аж официально: с танка – высвободил классического беса тождества: бытия=мышления – разумеется, в его нигилистической (=«чернушной») реалистичности… Диалектической вселжи=всепонимания… З. Прилепин же, ей-ей, оригинально и с Я-зычным успехом приписал им однозначно=абсурдную онтологичность, понятно, и не снившуюся ни Гегелю, ни Ф.М. Достоевскому… Впрочем, Н.А. Бердяев уловил-таки гносеологическую перспективность «бездыханного трупа» России, но – маргинально (в «Духах русской революции»)… Не говорю про Ф. Ницше…

Да, сегодняшняя участь классического русского реализма – смешна и – эсхатолохична… Тем паче его «новые» и – навьии заклятия своей «очевидности». И трупно-опарышево живого успеха…

Однако ситуация с нынешними выморочными наследниками Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского – куда оскорбительнее и хуже. Она теперь подлинно: эсхатологична. И совершенно (=безысходно) автор-и́чна – даже при их несомненной одаренности…

Ведь мы – наверно лет 15 – как начали архетипично существовать в действительно новых условиях, я бы сказал, супервсеединства, которое и естественно, и метафизически определяет принципиально: телеологический безысход тождественности как истины, так и лжи; как свободы, так и рабства; как бытия, так и небытия… Совсем в духе патологоанатомически чуткого З. Прилепина!..

Ж. Бодрийяр еще в 70-е годы прошлого века назвал этот претотальнейший феномен: «гиперреальностью», «всегда уже воспроизведенною» – «галлюцинаторным [«эстетическим»] самоподобием реальности» – через основополагающий «код нормальности»… И антиномического «безумия»… (см.: «Символический обмен и смерть»)…

Так что твори=дерзай=обезьянничай – вволю! – все равно совершенно: гуманно не вырвешься из прекрасно=беспредельных застенков твоего – на-личного – мира: Я=не-Я – уже с фихтеанским колоритом автор-и́чности… И то́п-ос: прода-! – важности… С потребительским самоедством неисчерпаемой: чувствилищно и объе-д-ивно – объективности. Да и трансцендентности: на зубочист-n-ый (в n-ой степени) – десерт…

4

Но Юрию Михайловичу Полякову с его по-пионерски и  – знаменательно! – задорным «Гипсовым трубачом» – вдруг: видано – непредви-данно! – удается реально и конкретно прорваться сквозь совершенно=замкнутую гиперреальность=супе рвсеединства…

И оригинально: экзистенциальной порукой этой невозможно: русской победы стал буквально: дискурсивный вход: через опыт реального умирания – (пусть «лишь» главного героя повести) – создателя «ЧП районного масштаба» – в отечественную прозу. Ее классическую и неклассическую – не-а-сущую: антиномично! – смерть: жизнь: бессмертие… Благодаря чему только и возникает «ясновидение, прозрение, чудесный взлет «я»», как заметил автор «Волшебной горы» (во Введении к ней для студентов Принстонского университета).

Сразу отмечу: именно через антиномическое и особенно амбивалентное понимание Юрием Михайловичем Поляковым реальности, причем в ее без преувеличения энциклопедическом выражении – она торжественно (не тождественно!) сдается ему  – в своей не-о: классической истинности как «расчисленный хаос бытия» (см. одноименную гл. «Гипсового трубача»). Далекий и от однозначно-, и от диалектически-, и от супервсее-дино-синтезированной бесовщины… И вбирающий, органично и антиномично: «безумно» – вбирающий ее в себя…

5

Уже приоритетно: непосредственная авторская (здесь собственно композиционная) реальность романа «Гипсовый трубач» – начинаясь с классически: теургичного – (если не буквально креационистского) – утреннего света, «когда жизнь еще имеет хоть какой-то (именно тождественный с бытием! – П.К.) смысл» – очень скоро модернизируется в фигуру «амбивалентного мозгляка» (гл. «Третий дубль»): главного персонажа, Андрея Львовича Кокотова (как автора рассказа «Гипсовый трубач», а также письменного варианта сценария фильма и, конечно, многих историй: воспоминаний), и его же плодотворнейший спорный дуэт с режиссером Дмитрием Антоновичем Жарыниным (творцом и отдельных сюжетов)… Обе эти постоянно возобновляемые содержательнейшие формы: персоналии не менее органично разветвляются в неистощимого афориста Сен-Жон Перса, пикантных рассказчиков: обитателей «Ипокрении», среди которых, несомненно, выделяется лейтмотивнейший Ян Казимирович Болтянский, и просто номинально: в «бездарного конъюнктурщика и удачливого приспособленца» «Юрку Полякова» (гл. «Любовь и картошка»)…

Авторский реальный круг: бифуркаций – адекватно и амбивалентно – замыкается – при всей своей теургической: классичности – и ее по-настоящему не-а-сущих модификациях. Вплоть до Полякова: не Полякова – дубль… не 2… Не говорю о профессиональном, если не мастерском аспекте смыслополагающей теургичности писателя Кокотова и режиссера Жарынина, аспекте – опять же антиномическом – особенно в претворении Дмитрия Антоновича…

Таким образом, перед нами сокровенно: открывается – с линейно=привычной: одновременностью! – круглого окреста – множествен-n-ный (в n-ой степени) – бездонно: целостный – вид: как раз не-пред-ви́д-д-а́н-n-ая! – оригинальная невидаль – уже «просто-напросто» авторской реальности «Гипсового трубача», которая неслиянно: по-халкидонски-догматически! – соединяется в своей экзистенциально: теургически: персо-нажно-объемной и – живой – самобытности с заведомо полисемантической и постоянно-! – противоречивой: соткровен-n-о – истинностью, особенно в форме целого множества: почти поабзацовых! – оксюморонов… Вплоть до номинального все: ничто – «Юрки Полякова»…

6

В результате амбивалентно: заостряется и – разрешается – на страницах романа – едва ли не ключевая для мировой литературы XX– начала XXI веков проблема реальности: вымысла – во всей многозначности ее не-о: классических интерпретаций: от «монархической» (см. гл. «Лягушки райского сада») онтологической доминанты первой над вторым (см., например, начало гл. «Кто же отец?») и – до наоборот: не без собственно постмодернистских заклятий=абсолютизмов (см., например, концовку гл. «Зилоты добра»)… Налицо – оригинальная органичная амбивалентность – при постоянно уравновешенном подчеркивании «искусства» как «безумия, запертого в золотую клетку замысла» (гл. «Сосцы неандерталки»), как «всего лишь неверной тени жизни» (гл. «На сыро-матерной земле») – ради актуального предупреждения его нигилистических=реалистических редукций, вновь «внезапно» сказавшихся на постсоветском пространстве (см. гл. «Из истории урюковых революций»)… С передачей освежеванного привета катастрофе 1917 года…

Так уже собственно авторски н-е-а-суще: онтологически  – начал рождаться и бытийствовать: буквально по-гречески – генерировать действительно свободный роман Ю.М. Полякова – с антиномично-, да и «безумно-» – истинным «отвязыванием» (см. эссе «Как я ваял «Гипсового трубача»») от «реалистической иллюзии». И в этом глубинном фарватере продолжая великую модернистскую традицию «социалистического реализма» – до сих пор абсолютно: однозначно! – не понятого феномена советской культуры.

7

Принципиально и последовательно усугубляя амбивалентно: множествен-n-ую онтологию своего детища, Ю.М. Поляков в первой главе второй части («Коитус Леталис») уже явно постмодернистски и – точечно обыгрывает утренний «хоть какой-то смысл», придавая ему статус «метафизической», «параллельной» реальности: сна – с естественно: смертоносным соитием – по «любви»…

На поверку – воистину «безумно»: летальное и без преувеличения: как минимум – «страстное» (см. гл. «Роман в эсэмэсках») сопряжение: акдуализация! – ipsa бытийности и ее потенциала. Вернее, меонической всевозможности – в любой ее естественно становящейся сокровенности: откровенности… «Вагинальная», по удачному выражению Николая Переяслова, реальность в творчестве Ю.М. Полякова приобретает, без сомнения, тотально=пансексуалистический размах, но – с виртуальным, но – с убийственным – атрибутивным противосмыслом… Тем самым, н-е-а-суще усиливается сатирический гипер-удар нашего свободного романа наверно по кардинальнейшему гипер-порабощению современного человечества: «нормальным» сексом – его подлинно: подл-ИНН-ой – намертво – генитальностью: конца! И с ощутимо: эсхатологическим – оргазмом…

8

Та же антиномично: «безумно»: истинная – всеприемлемость бытия: небытия: все возможности – заключает в себя и собственно смерть: с ее тремя – мета-физически: триедиными!

– «возрастами» (хотя Ю.М. Поляков пытается классически и – не-о– – развести их во времени; см. одноименную гл.): «зияюще-ужасным» – «отложенным» – по-младенчески-наивным (со своим «после-после»…) – в «первом лице» – периодам, уточним согласно автору фундаментального танатологического труда «Смерть»: Владимиру Янкелевичу…

Вновь и вновь мы – «трупоносцы, пока не уверовали» (см. гл. «По дороге в труполечебницу») – получаем удивительный отрицательно-положительный онтологический сплав, аутентично обуславливающий, мало сказать, органичную – живительную! – пульсацию заведомо полисемантического поляковского слова, не слиянно единого с бытием, а теперь и с самой смертью, ей-ей, «сюжетно»: Промыслительно: воскресительной (см. гл. «Девятая симфония Малера») и – «мертвой: буквально – лет-ер-а́ль-n-о! – по-апостольски – на страницах «Гипсового трубача». И непосредственно в у-топной: «ЧП» – судьбе нашего писателя. Опять же в авторском дву:тре:n-единстве, но – вопреки Сен-Жон Персу (для которого «Смерть – это самый главный жизненный опыт, но воспользоваться им, увы, нельзя» – см. гл. «Зилоты добра»)…

Амбивалентно: позитивное – «невозможно: примирительное» (см. гл. «Рыбка плывет – назад не отдает») – представление смерти вполне закономерно и – гомеостазно: вдруг! – сопрягается с тремя браками Натальи Павловны и в целом с тремя дублями романа как такового (не только «естественно»: с тремя стадиями рака)… Да и н-е-а-сущая модернизация «того света» до «работы над ошибками» то ли здесь, то ли там (см. гл. «По дороге в труполечебницу»), равно как и «рая» – до «пьянства без похмелья», а «ада» – до «похмелья без пьянства» (см. гл. «Польский вермахт и ипокренинский бювет») – опять же видано: не-видано – ожидаемо: не-пред-ви́-д-ан-n-о́! – сигнализирует о том же имманентном трансцендировании в контексте неимоверно: уравновешенного у Ю.М. Полякова понимания полибытия, не исключающего и собственно смерть, и веру… И даже «нетленно»: спиртовые «мощи» Агдамыча (см.: «IV Дедушка Кокотов» («Конец фильма. Эпилог»)).

9

Отсюда – и само время приобретает в романе не-о: классическую объемность – прежде всего амбивалентного прошлого: настоящего – что особенно ярко запечатлелось в рассказе «Гипсовый трубач» (см. гл. «Гипсовый трубач»). Да и психология едва ли не каждого заметного персонажа получила ретроспективно: онтологизированное измерение. Без, скажем, прустовских однозначно-модернистских к-рай-ностей субъективизма.

Это позволило Ю.М. Полякову вновь органично и зиждительно посмотреть на сегодняшнюю Россию в целом – при всей ее, казалось бы, «безупречной» обреченности (подобный пессимизм наиболее наглядно и – эсхатологизированно сказался в гл. «Зилоты добра»). Я бы здесь уточнил вслед за Ж. Бодрийяром – при всей ее гиперреальной: «нормальности» – исчезновения…

И именно историческая: в первую очередь победоносно-советская – протяженность нашего социального бытия дает автору «Гипсового трубача» надежду на успешный исход из «капиталистического коммунизма» с «гастрономической» составляющей – особенно противной «лютой покорности дворни» (см. гл. «Человек-для-смерти» и «Профессия хороший человек»)…

Да, Ю.М. Поляков приницпиально и н-е-а-суще далек от всякого непротиворечиво: серьезного (=«патриотического») или игривого (=«либерального») – скудоумия нынешних политоло́хов – он прозревает ключевую причину гибели СССР: антиимперское «восстание озверевших потребителей» (см. гл. «Змеюрик, его друзья и враги»; «Слезы императрицы») – которые весьма результативно и быстро построили как раз супертотальную: гиперреальность – РФ… Но в том-то и дело, что слишком отвратительна, слишком паскудна, – слишком продажна она – тем прода́-ва́-жнее, тем пова-плен-нее, тем гламурнее пиарится. Цепляясь, отчаянно и цинично цепляясь за диалектически: демо́нократи́ческую! – перспективу «экологически чистого» «навоза» – «может, потом, лет через двести, вырастет [на нем] что-нибудь приличное!» (см. гл. «Зилоты добра»). Чем не пос тмарксистски=постмодернистская программа строительства «коммунизма» для обыдленных масс?! При коммунизме уже настоящем: для олигархов?! С беспредельно=официозным удовлетворением их потребностей, и – без всяких «совковых» способностей… Но слишком, слишком подло сие – хотя и подл-ИНН-о «в законе» (см. гл. «Зилоты добра»). Хотя и «в натуре» едва ли не общечеловечески: потребительской. И буквально антропофагической!

Даже русский язык сопротивляется «потребительству» с откровенно «истребительными» коннотациями. Сопротивляется ему и Россия, да, пока тоже преимущественно «навозно» и – с кладбищенским шиком: небытия. При утешительно=«духовном» прилепинском тождестве с у-НИКА-льным «бытием»…

Но такова ныне только одна – пусть и самая модная  – ус-пеш-еч-ная! – будущность страны с ее, право же, новыми: внавь-и-внавь – е-ре-алис-тичными глашатаями. И «нормально»=эсхатоло́хи́ческим бызысходом=исходом – под «классическую» стать просто гиперреальности…

Есть, точнее, есть и не есть зараз: н-есть – и другая – прямо-противоположно: эсхатологическая перспектива – в неслиянном и н-е-а-сущем единстве с прошлым (=имперским): настоящим (=пиаро=«демократическим»). С не-пред-ви́-да́н-n-ой по-бедой: поражением – «животворного (подч. мной – П.К.) русского бардака» (см. гл. «Кто же отец?»), питающего: «безумно»: антиномично: истинно – нашу адекватную, но – не уловимую, но – не управимую никакой, получается, уже и не гиперреальностью! – действительно нашу – оригинально: креационистическую – реальность. Со всем ее энциклопедическим и – спасительным множеством: полибытия. С ее сугубо: русским и – имперским, и – православно: халкидонским «символическим обменом», который, «естественно», и не предполагал слишком бессознательно: зауженный – по-европейски  – Ж. Бодрийяр. Который – с гомеостаз-n-о-рганич-n-ым и – у-то-n-ым дерзновением смертника: творца – выразил: и на-яву – не в «общепринятом», как сказал бы В.В. Набоков, мире! – Ю.М. Поляков…

10

Да, нас, будем считать, со времен Ю.В. Андропова преследует стойкое незнание того конкретного окреста, в котором мы живем. И чем больше, чем «прогрессивнее» становится это невежество, тем чаще, тем заклинательнее заводятся речи о нашем формационно-цивилизационном: социально-политическом – экономическом – или литературно-художественном реализме. Не важно, в прагматично-рыночной, неоколониально-кризисной или «новой» и даже «метафизической» упаковке… Главное – воистину Я-зычно: со всякостным гума́ну́сноантропоцентрическим самовыражением…

Скучно, господа-товарищи от столь учеловечного предела!

Солнечный зайчик: реальности – уже давно превратился у нас в замысловатые мел-очные разводы на а́вто́ри́чно школьной доске – подумать только! – бездонной сегодняшней России… Мы конкретно и – добровольно прячемся от нее в каком-нибудь плотьско: буквально– вымышленном застенке «реальности». С культурнейшей «оторопью перед наступившим», по удачному выражению Алексея Шорохова (в «Литературе сегодня…»). И емкое молчание В.Г. Распутина, как раз в последние тридцать лет , а теперь и навеки – наиреалистичнейшее: исихастно! – тому подтверждение… Мы искусственно преисполнились: набычились – даже забронзовели – собственной, субъективной пустотой, не важно «объективно»=идеологизи рованного или просто «нового»: совершенно запсихологизированного – безысхода. И настоящая российская действительность – воистину объективно! – остается вне нашего адекватного и, тем более, творческого: просто непредвиденного – постижения…

11

Ибо она неподдельно и откровенно: эсхатологизированно – страшна. Требуя от нас аутентично непосредственно: крестной! – страсти. И как минимум: крайне– гоголевского авторского самоотвержения – в духе: судьбе – и В.Г. Распутина…

Но некоторые как «новые», так и «старые» реалисты решили, пусть, и честно, и глубоко, но только психологизировать эту страшно: страстну́ю – стра́шстну́ю! – синергию. И, тем самым, лишили ее духовно: цивилизационно: трансцендентно-просветленной истовости: исхода. Зря: не зря! – один, понятно, гума́ну́сный безысход – и для себя, и для нынешней России в целом, вернее, в ее обрезанной по-гитлеровски=глобалистским лекалам – частности. Органично и, ей-окей, политкорректно усугубленной «благодатно»=халявной и «божественно»=абсол ютизированной приватизацией…

Так, казалось бы, совершенно «чернушная» литература позволяет «задушевно» = «оправданно» – мало сказать, официозно – влегкую: свободно и аж гламурно: светски(=секулярно) – комильфо! – смиряться с сегодняшним: «прогрессивно» – продолжающимся – обрезанием и – пожиранием России… Кому – «либерально»=генитальные ножки?! Кому – «патриотично»=вы́сбре́нные крылышки?! Кому – еще усча́стьли́вее и «нормальнее» – «самодержавно»: «третейское» висенье=сиденье между поссорившихся голов гербового орла – по наиус-пе́шечному смирительно=диалектическому принципу и нашим и вашим?! Ничего себе! – от советской законности…

И какая здесь может быть объективно: эсхатологизированно: стра́-ш-ст-на́я – реальность не аппетитной: вкушно РФ: не́доро́ссльии – России?!! Только совершенно и зациклен-но «чернушная» – по «образу» себя «сугубого» и «подобию». В безысходно=гума́ну́сное: «божественно» – оправдание своей налично-реалистической и прода́важной! – подлИННости… Коллаборационистско = глобалистски = «нормального» по́ши́бка…

12

Так что преимущественно «чернушный» характер нашего современного литературного реализма вполне органично, «задушевно» и – официозно отвечает политкорректнОООбрезанной РФ, лишь с субъективно-косвенным абстракционизмом, если не черно-квадратно выражая ее суверенный культурно-исторический – безысход. И гума́ну́сно= «задушевно» не заморачиваясь ее «планово-барбаросским» – в натуре – распятием. Ее, ей-окей, политкорректным, нет, не поражением, а, наоборот, победоносным освобождением… от нас, победоносных. И не только антропоцентричных – тотальных: имперских: по-русски…

И как тут – опять же органично и официозно – не преисполниться «нормальной», да и «справедливой», «праведной» русофобией?! Во избежание по меньшей мере – реально: смыслократического бунта ныне действительно опозорищных потомков Г.К. Жукова и А.В. Суворова. Во избежание по максимуму – реально: революционного восстановления политико-экономического суверенитета России, а также чести и достоинства простого и в статистической основе – как раз русского человека. Человека: созидателя, и, прежде всего: своей независимой от корысти личности. А не не́доро́ссльской=на-личности заведомо а́-в-т-о́-р-и́ч-ного (=авторского + вор + вторичного + торного), прода́важного и, конечно, легко управимого: до свободнейшего с обязательной лихвой самоуправства! – образчика… Которого, к тому же, так «естественно» и – с буквально = «божественным»! – «патриотизмом» лестно признать недонациональной «глиной» для любых психо= «реалистических» манипуляций, что прямо и не скрывает «живой дух» Прилепина (и в эссе «Русские люди за длинным столом», и в эссе «Как же я послужу – да не повоюю?»)…

В лучшем случае русофобский «чернушный» кураж проявляет себя в различных «бредовых», «чудны́х», «шатунных» «правдах», и здесь, безусловно, выделяются «метафизические» авторы, особенно Ю.В. Мамлеев, А.В. Афанасьев, С.Ю. Сибирцев. Они вполне искусно и не без амфиболично-«безумного» самоотвержения пытаются заговорить: зацепенить: зачаровать стра́шстну́ю: эсхатологизированно – действительность современной России. Ища спасение для нее в иррационально: «чудесной» брутальности по сути бесхарактерных и «вечно бабских» персонажах = стихий. Другое дело, что сгущенная до беспредельно: метафизического отчаяния «чернуха» этих авторов – вплоть до категорического отказа нынешним русским в «праве на существование» за их «сопротивляемость на нуле», «массовый суицидальный синдром», как подчеркивает один из афанасьевских «субъектов» (в романе «В объятьях олигарха») – такая мета-«чернуха» просто не может, и даже инстинктивно, не поднимать на восстановление падшего во всех смыслах потомка россов-победителей наполеоновского = гитлеровского ЕэСэс… Воистину от противного: шоково! – выполняя ключевую сверхзадачу романного вымысла: «рождать в душах некий (духовный. – П.К.) восторг» добродетельного преображения, согласно Ж. де Сталь.

13

И все-таки есть в современной России один, исключительный реалист, который потому и не попадает ни в какие «ново»– «старые» «реалистические» писательские обоймы, – это Ю.М. Поляков. По-настоящему народный автор! Какое забытое сегодня слово, и поделом – для массы «новых» и «старых» «писодеев»: совершенно=безысходных – психокопателей.

В его романе «Гипсовый трубач», повторимся, напрочь отсутствует достоевская – едва ли не архетипичная – наивность: с ее приоритетной одержимо=целомудренной верой, пусть, в «фантастическую», но – тождественность слова = словно = бытия… Чем не колдовская, вампирическая магия: катастрофичность мертвых-мертвых букв?! И с диалектически-синтезированной индульгенцией, выданной – «подчистую» – и ныне – заведомо а́вто́ри́чным «реалистом»…

Но Ю.М. Поляков оригинально охватывает современную РФ во всевозможно: энциклопедично: бездонных реалистических ракурсах, причем и без их постмодернистски=игривых упрощений = опошлений. В результате, перед нами предстает не столько «чернушная», не столько «бредовая» или «метафизическая», но истовая: в своей амбивалентной и похалкидонски: неслиянно-единой! – полноте – антиномично: распятая – Россия. Догматическая и – юродственно: апостольская – ортодокса́лосьная! – зараз. С той или иной степенью проявления своей антиномично: «безумно»: истинной стра́шстно́й природы – в различных поляковских творениях. И, конечно, в ее органично: беспредельном! – апофеозе: «Гипсового трубача».

И эта логосная, эстетическая, эта бытийно: выраженная и вместе с тем не выраженная – воистину: победоносность Ю.М. Полякова просто обреклась на массовый читательский успех в многомиллионном тиражном исчислении. Но куда существенней и – народней качественное начало реалистического триумфа нашего автора, связанное с конкретным описанием успешно=бизнесменовских и героических характеров. Ю.М. Поляков целенаправленно и дерзновенно придает им по-карамазовски = «широкие», «лишние» и – сакраментальные черты, мало сказать, талантливости (например, в образе Свирельникова из «Грибного царя» и соответственно в образе Джедая из романа «Замыслил я побег…»), но и самоубийственной самокритики (например, в образе Шарманова из «Неба падших» и соответственно в образе Жарынина из «Гипсового трубача»). Нынешний положительный россиянин, по Ю.М. Полякову, реально: целостен лишь в своей амбивалентно: «безумной» природе и только потому позитивно: эффективно деятелен. Деятелен: свободно: исповеднически: рискованно – в духе особого ортодоксалосьного – юродства! Не исключающего даже лобково-нацистский прикид (в случае бизнесменов и их девиц – см. гл. 39 «Грибного царя») и «клоунской» гибели «тряпичной куклы»: Жарынина…

Что это? Салтыков-щедринская саркастическая насмешка??

Крайняя степень скепсиса касательно нынешнего потомка того же Жукова?! Да, несомненно! Здесь конкретная поэтика Ю.М. Полякова прямо смыкается с «метафизической» «чернухой» и – расходится: неклассически – параллельно! – в сторону приниципиальной всевозможности добродетельного преображения для Свирельникова (см. гл. 44) и без преувеличения гумилевского гордого торжества Жарынина над своим врагом, да и над соавтором Кокотовым (см.: Конец фильма. Эпилог. XII. Подвиг игровода)…

Да, настоящую Россию не спасет и никогда не спасало! – никакое «узкое» – особенно гума́ну́сно: «интеллигентское» – чувство меры – вот что стра́шстно́ сообщает нам Ю.М. Поляков через своих ключевых, суверенных героев, кстати, иногда буквально: объективно – вопреки себе. И без антиномично-последовательной тождественности… Но на то и живем: по-русски – не методично. И вдруг снова – самоотверженно – с амбивалентно: победоносной – предсказуемостью, все равно ошеломительно не отразимой для– в наших врагов. Как сам Христов крест и Его священное безумие… В русской народной преисполненности!