Текст книги "Российский колокол №3-4 2020"

Для Метерлинка как для писателя-символиста сущность мира заключается не в материальной действительности, но в некой иной духовной сфере. Для его героев, как и для героев Набокова, великие потрясения и катастрофы не так важны, как минута общения с этими высшими сферами.

Видимость и сущность и для Набокова, и для Метерлинка – не одно и то же, они даже противопоставлены друг другу. У Метерлинка в пьесе «Обручение» все девушки, из которых Тильтиль должен выбрать невесту, довольно грубы и вульгарны, наделены разными недостатками – в то время как в иной сфере бытия, куда они попадают при помощи волшебства Феи, они становятся самоотверженны, благородны. Набоковский Цинциннат слаб перед своими угнетателями и кажется нелепым, косноязычным, но на самом деле он обладает великим даром, который трепетно оберегает от посторонних.

В своих статьях «Трагизм повседневной жизни» и «Сокровище смиренных» Метерлинк пишет, что обычного общения между людьми недостаточно и в идеале должно существовать непосредственное общение душ без слов. В доказательство этого он вводит в свои произведения духовно слепых и физически незрячих персонажей: например, Голо – зрячий, но он не замечает истинных событий, а слепой король Аркель из драмы «Пелеас и Мелисанда» видит и угадывает то, что скрыто от других, – так же, как и слепой Дед в драме «Непрошенная».

Это общение душ прекрасно показано в пьесе «Слепые», где все герои незрячие, причем слепота у кого-то из них врожденная, у кого-то приобретенная в разные периоды жизни, но они прекрасно понимают друг друга и замечают мелочи, часто незаметные для зрячих. Например, Юная слепая замечает Первому слепорожденному: «Вы не слушаете, когда он говорит». Она также чувствует свет луны на своих руках.

Общение душ у Набокова показано в фразе Гумберта об Аннабелле, предшественнице Лолиты: «Долго еще после ее смерти я чувствовал, как ее мысли текут сквозь мои»[11]11
  Набоков В. Лолита: Роман. – С. 21.


[Закрыть].

Набоковские герои также часто слепы в своей недалекости, а Бруно Кречмара вслед за слепотой любви настигает физическая слепота, и тогда Магда и Горн с удовольствием насмехаются над ним.

Обращение к высшим сферам выражено у Набокова и в том, что Цинциннат уже после казни приближается к людям, похожим на него, то есть – к близким душам.

Тема бессмертия сознания являлась озарением и для Метерлинка, и для Набокова.

У Метерлинка она ясно выражена в «Синей Птице», в диалоге двух еще не рожденных детей из Царства Будущего:

«Первый Ребенок. Когда она спустится на Землю, меня уже не будет!..

Второй Ребенок. Я его там не увижу!..

Первый Ребенок. Мы будем так одиноки!»[12]12
  Метерлинк М. Синяя птица.


[Закрыть]

Также доказательства этой темы можно видеть и в «Обручении», в диалоге Души Света и Тильтиля о душах еще не рожденных детей:

«Душа Света. В царстве бесконечности никто не скучает… А кроме того, в этом царстве им надлежит узнать все, что они потом забудут на Земле.

Тильтиль. Тогда, значит, не стоит и узнавать.

Душа Света. Очень даже стоит! Что-нибудь да останется, и это как раз и составит подлинное счастье их жизни.»[13]13
  Там же.


[Закрыть]

У Набокова бессмертие сознания показано в словах Кончеева из «Дара»: «Настоящему писателю должно быть наплевать на всех читателей, кроме одного: будущего, – который, в свою очередь, лишь отражение автора во времени».

И напоследок маленькое, но веское по своей редкости доказательство. Такое далекое, мистическое слово, как «асфодель», встречается только у Метерлинка и Набокова. Вспомните, что одна из книг Себастьяна Найта называется «Неясный асфодель». У Метерлинка в пьесе «Слепые» недалеко от мертвого священника «в ночной темноте цветут высокие асфодели».

Я рассматриваю параллели творчества Владимира Набокова с творчеством Мориса Метерлинка в первую очередь, поскольку именно Метерлинк – предвестник Набокова, впервые обозначивший такие темы, как общение близких душ вне рамок жизни и смерти, утрата земного рая детства, трагизм жизни героев, одиночество озаренной истинами личности, восхищение ускользающей красотой, метафизическая насмешка, желание разгадать загадку перехода из жизни в смерть и бессмертия человеческого сознания. Тем самым он заключил в себе в сжатом виде схему будущего творчества великого писателя Владимира Набокова, и первый осколок у меня уже есть.

Александр Солженицын как-то сказал, что Набоков был «совершенно неожидан для литературы XIX века» и что «из XIX века его предвидеть было невозможно». Спешу не согласиться! Даже если иметь в виду только русскую литературу, то при беглом сравнении произведений таких классиков, как Пушкин, Толстой, Гоголь и Чехов, с набоковскими мы легко можем проследить будущие, пока неясные тени и отголоски, а порой и очень близкие по смыслу словосочетания и интонации, которые и есть пусть маленькие, но осколки Набокова. И сегодня я хочу рассмотреть самый значимый из этих осколков – Николая Васильевича Гоголя.

Почему именно Гоголь, а не Пушкин, например? Потому что Пушкин – ближе к натурализму, Гоголь же – писатель иррационального, те. потусторонности. А Набокова потусторонность интересовала более всего. Именно ей посвящены все его произведения. Выражена она более или менее явно для восприятия, наиболее ярко и очевидно как в стихах, так и в прозе (особенно явно в стихотворении «Влюбленность», в автобиографии «Другие берега» и в романе «Истинная жизнь Себастьяна Найта»).

И в творчестве Набокова, и в творчестве Гоголя раскрыты одни и те же основные темы. Если рассматривать девять основных тем творчества Набокова – трагичность судьбы героев, утрата земного рая детства, восхищение ускользающей красотой, наличие двойников, одиночество творческой личности, возвращение в Санкт-Петербург, метафизическая насмешка, желание разгадать загадку жизни, смерти и бессмертия сознания и литературная преемственность, – то параллели с Гоголем будут по всем девяти, что очень редко бывает.

Кроме того, у Набокова и Гоголя есть схожие стилевые особенности, что вообще встречается крайне редко.

Сразу хочу заметить, что Набоков включает Гоголя в свои художественные произведения. Тут можно вспомнить, как в юности Цинциннат занимался изготовлением мягких кукол, изображающих известных писателей, и среди них был «похожий на крысу Гоголь в цветистом жилете»[14]14
  Набоков В. В. Приглашение на казнь. Камера обскура. Отчаяние: Романы. Примеч. О. Дарка, В. Шохиной. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2004. – С. 180–181.


[Закрыть]. Хотя само по себе такое «включение» в виде аллитераций, игры слов и прочих драгоценностей набоковского стиля в случае с Набоковым вовсе не является доказательством влияния этих авторов на него. И тем более – доказательством того, что творчество данного писателя Набокову, что называется, нравилось. Часто – даже наоборот.

Важно другое. Набоков внимательно изучил жизнь и творчество Гоголя и создал о нем эссе-шедевр под названием «Николай Гоголь», в котором с присущей ему доскональностью и многогранностью Великого Писателя и Великого Читателя не только рассмотрел и «слишком человеческое» Гоголя, и его иррациональный художественный мир, предложил наиболее полное и точное понимание гоголевского творчества, но и дал подсказку к пониманию собственного творчества, и обозначил трансцендентность отношений между Писателем и Читателем вообще. Именно поэтому я включаю эссе Набокова «Николай Гоголь» в свое исследование, чего не сделала при сравнении с любым другим автором, например с Метерлинком.

Итак, мои доказательства.

Параллели по теме «Трагичность судьбы героев».

У Набокова трудно найти такого персонажа, который бы прожил долгую и счастливую жизнь. Словно в подтверждение этого правила, рассказчик в «Пнине» говорит: «Беда случается всегда»[15]15
  ¹ Набоков В. В. Bend Sinister: Романы. – С. 173.


[Закрыть]. Это правило начинает работать уже в ранних, юношеских стихах Набокова (1916) и не находит завершения в «Лауре» (1977). Эта трагичность выражается в утрате жизни или определенного состояния (например, детства) или удачно сложившейся комбинации вещей. «…Всем своим беззащитным бытием я служил заманчивой мишенью для несчастья»[16]16
  Набоков В. Истребление тиранов: Изобр. проза. Сост. Б. И. Саченко; вступ. ст. О. Н. Михайлова. – Минск: Маст. Лит., 1990. – С. 471.


[Закрыть], признается Смуров. Ганин никогда не увидит Машеньку. Умирает Марта из «Король, дама, валет». Умирает ослепший Бруно Кречмар, а незадолго до него – его маленькая дочь Ирма. Цинциннат проходит через смертную казнь. Лужин делает спасительный ход в окно. Умирает под колесами грузовика Артур из «Волшебника», умирает при родах Лолита, в которой за несколько лет до этого умирает нимфетка. Ее дочь рождается мертвой. Под колесами автомобиля гибнет мать Лолиты Шарлотта. Умирает на войне и рыжий Чарли. Из рассказа Гумберта мы также знаем, что несколько лет назад умерли и отец Лолиты, и ее младший брат. Умирает великий мыслитель Себастьян Найт. Умирает некрасивая дочь Шейда…

Это правило Мак-Фатума работает практически без перебоев, исключение – разве что Ван Вин и Ада.

В произведениях Гоголя также много трагичных судеб. Но трагическое правило Мак-Фатума начинает работать в его сочинениях не сразу. Повести из его первого сборника «Вечера на хуторе близ Диканьки», будучи достаточно страшными и с «чертовщинкой», заканчиваются обычно хорошо, потому что личности Гоголя-художника в них еще не так много, а происходят они из малороссийского фольклора. Например, повесть «Сорочинская ярмарка» заканчивается свадьбой Грицко и Параски, так же, как и «Майская ночь» – свадьбой Левко и Ганны, «Ночь перед Рождеством» – свадьбой Вакулы и Оксаны, а в «Пропавшей грамоте» дед благополучно возвращается домой. Исключение здесь составляет повесть «Страшная месть», где Петро из зависти к подаркам короля убивает своего брата Ивана вместе с маленьким сыном – скидывает его в пропасть, за что и будет обречен на вечные муки.

Но уже совсем другое дело в отношении повестей из сборника «Миргород» (1835). В «Старосветских помещиках» старики, муж с женой, Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна, доживают свой век, и уже само это обстоятельство наполнено мягким, но устойчивым трагизмом уходящей дворянской культуры. А тут вскоре и смерть приходит: сначала за Пульхерией Ивановной, а затем и за Афанасием Ивановичем. Хому Брута из «Вия» настигает смерть от проклятия ведьмы, прекрасной панночки, которая напустила на него разных чудовищ, в том числе Вия, взгляд которого и стал роковым для Хомы. Трагичную любовь переживет и герой «Невского проспекта». Никогда так и не помирятся Иван Иванович и Иван Никифорович. Ужасна судьба героев повести «Тарас Бульба». В сражении с поляками Тараса предает один из сыновей, Андрий, который влюбляется в прекрасную польскую панночку и переходит на сторону войск Потоцкого. В сражении под Дуб-но отец и сын – теперь противники – сталкиваются лицом к лицу в бою, и Тарас убивает Андрия. Затем другого сына Тараса, Остапа, поляки захватывают в плен. Тарас присутствует при его казни и слышит его последние слова – обращение к отцу. В конце повести поляки убивают и самого Тараса. Художник Чартков, попав под влияние необычного портрета, сходит с ума и скоропостижно умирает. Аксентий Иванович Поприщин из повести «Записки сумасшедшего» попадает в сумасшедший дом. Так и не выйдет замуж Агафья Тихоновна…

Кроме того, все персонажи произведений Гоголя подвержены какой-либо странности, которая тяготеет над ними. В каждом из них есть изначальный изъян, который никак не позволил бы нам назвать данный персонаж счастливым. Потому, что на каждом из них лежит печать пошлости. Это относится ко всем героям и «Ревизора», и «Мертвых душ». Первым, конечно, вспоминается Плюшкин, жадность которого возведена в ранг абсурда. А Чичиков? Кто он такой? У него нет человеческого прошлого, нет семьи, нет какой-либо цели в жизни, кроме скупки всеми правдами и неправдами у помещиков мертвых душ их давно умерших крестьян. Набоков, по-моему, очень подходяще называет Чичикова в своем эссе о Гоголе «агентом дьявола» и «адским коммивояжером»[17]17
  Набоков В.В. Лекции по русской литературе. URL: http://nabokov-lit.ru/nabokov/kritika-nabokova/lekcii-po-russkoj-literature


[Закрыть]. В постоянном беспокойстве живут все герои «Ревизора», которые затрачивают большие деньги, как они думают, на взятки для ревизора, а на самом деле просто отдают их проходимцу Хлестакову. А Городничий еще и успевает выдать за него замуж свою дочь.

Параллели по теме «Утрата земного рая детства».

Тема «Утрата земного рая детства» является одной из основных для Набокова. Доказательства этому содержатся практически во всех его произведениях – данная тема, начинаясь со стихов Набокова и его ранних романов и рассказов (утрата первой любви в «Машеньке», трагедия гениального ребенка в «Защите Лужина», «Рождество» и др.), получает максимальное раскрытие и усложнение в «Лолите» и не завершается в «Лауре».

Ответ, почему детство имеет для Набокова священный смысл, можно найти в «Других берегах», где Набоков признается, что, пытаясь узнать, о станется ли его личность в какой-либо форме неизменной после смерти, он изучил все религии, множество мистических учений и практик, но, не найдя ответа, обратился к своему детству как к состоянию, максимально приближенному к смерти, – только с другой стороны, не к моменту нашего ухода, а к моменту нашего еще не-существования.

В «Других берегах» Набоков не только с феноменальной точностью воспроизводит даже самые мелкие детали своего детства, но и мифологизирует его, те. придает ценность, не требующую доказательств, и признание того, что изъятие этой ценности невозможно. Тема счастливого детства часто переходит у Набокова в трагедию утраты детства (Ганин, Эдельвейс, Смуров, Адам Круг, Лужин, С. Найт и брат его В., Гумберт, Пнин, Вадим Вадимыч, Ван Вин, Ада, Кинбот и др.), которая выражается в трагичных судьбах детей, особенно в их смерти (Давид Круг, Лолита, Люсетта, дочь Шейда, сын героя рассказа «Рождество» и др.), включая и смерть нимфетки в ребенке-девочке (Лолита). А завершается эта тема гротескным трагизмом судьбы дочери Шейда, которая является некрасивым ребенком (Как! Ребенок всегда красив!).

Если читать только художественные произведения Гоголя, то трудно найти доказательства тому, что тема «Утрата земного рая детства» является для Гоголя и Набокова общей. Но если обратиться к гоголевской переписке с друзьями, становится видно, что детство является для него самым ценным периодом жизни. Именно об этом Гоголь делает запись в альбом В. И. Любича-Романовича: «Свет скоро хладеет в глазах мечтателя. Он видит надежды, его подстрекавшие, несбыточными, ожидания неисполненными – и жар наслаждения отлетает от сердца… Он находится в каком-то состоянии безжизненности. Но счастлив, когда найдет цену воспоминанию о днях минувших, о днях счастливого детства, где он покинул рождавшиеся мечты будущности, где он покинул друзей, преданных ему сердцем» (Нежин. 10 мая 1826 г.)[18]18
  Гоголь Н. В. Собрание сочинений: в 9 т. Т. 8: Исторические наброски. Заметки о русском быте. Словари, записные книжки. Выписки из творений святых отцов. Сост., подг. текстов и коммент. В. А. Воропаева, И. А. Виноградова. – М.: Русская книга, 1994. – С. 321.


[Закрыть].

В письме к М. П. Балабиной в 1839 г. Гоголь пишет: «Я вспомнил мои прежние, мои прекрасные года, мою юность, мою невозвратимую юность, и, мне стыдно признаться, я чуть не заплакал. Это было время свежести молодых сил и порыва чистого, как звук, произведенный верным смычком»[19]19
  Гоголь Н. В. Собрание сочинений: в 9 т. Т. 9: Письма. Сост. и коммент. В. А. Воропаева, И. А. Виноградова; худож. Ю. Ф. Виноградова. – М.: Русская книга, 1994. – С. 130.


[Закрыть].

Параллели по теме «Одиночество творческой личности».

После чтения гоголевских произведений меня больше всего поразило то, как сильно Гоголь похож на набоковского Цинцинната! Это было одним из самых больших и неожиданных открытий для меня. Я говорю: «Гоголь похож на Цинцинната», а не наоборот, оттого, что изучаю мировую литературу по сноскам в книгах Набокова. Хотя понимаю и осознаю: Гоголь жил раньше Набокова, и можно было бы говорить о влиянии гоголевского творчества на набоковское, но не наоборот.

Все герои Набокова – одинокие творческие личности: Ганин, тяготящийся обществом Алферова, решившийся на побег Эдельвейс, одаренный литературным даром Смуров, непревзойденный мыслитель Цинциннат, великолепный писатель Себастьян Найт, индивидуалист Адам Круг, насмешливый интеллигент Гумберт, давший свое определение Времени и Пространству Ван Вин, профессор Пнин, заметивший, что главная характеристика жизни – это «отъединенность»[20]20
  Набоков В. В. Пнин. URL: http://lib.ru/NABOKOW/Pnin.txt


[Закрыть], и многие-многие другие герои Набокова.

Гоголевские персонажи – не творческие личности. Их трудно назвать и одинокими. К ним больше подходит именно понятие «отъединенность». Это можно сказать и о Чарткове, и о Башмачкине, и о Плюшкине, и о Коробочке, и о Собакевиче, и о Хлестакове, и о Поприщеве, который, кстати, в своем роде писатель, ну и, конечно же, о Чичикове. Характерно, что это очень яркие, запоминающиеся персонажи, но напрочь лишенные признаков человечности – чувств, состояний.

Есть у Гоголя письмо, в котором видны параллели с Федором Константиновичем из набоковского «Дара», признающимся, что никому и ничему всецело отдать свою душу не способен[21]21
  Набоков В. В. Дар: Роман, рассказы. Коммент. О. Дарка; худож. В. Норазян. – Харьков: Фолио; М.: ООО «Издательство АСТ», 1997. – С. 184.


[Закрыть]. Вот эти строки: «…Одаренный… многими сторонами характера и способностей, я бы никогда не мог высказать себя всего никому, и потому, что за всякую глупую попытку быть откровенным некстати и не у места платил уже и тогда весьма дорого»[22]22
  Гоголь Н. В. Собрание сочинений: в 9 т. Т. 9: Письма. – С. 287.


[Закрыть].

Вообще при чтении гоголевских писем больше всего параллелей напрашивается, конечно, с Цинциннатом.

Гоголь признается в письме к М. П. Погодину в 1840 году: «О! ты должен знать, что тот, кто создан сколько-нибудь творить во глубине души, жить и дышать своими творениями, тот должен быть странен во многом»[23]23
  Там же. С. 147.


[Закрыть].

И в письме к Н. М. Языкову от 1842 года Гоголь пишет: «Я был болен и очень расстроен, и признаюсь, невмочь было говорить ни о чем. Меня мучит свет и сжимает тоска, и, как ни уединенно я здесь живу, но меня все тяготит: и здешние пересуды, и толки, и сплетни. Я чувствую, что разошлись последние узы, связывавшие меня со светом. Мне нужно уединение, решительное уединение»[24]24
  Там же. С. 158.


[Закрыть]. Тут видна параллель и с Цинциннатом («Тоска, тоска, Цинциннат. Опять шагай, Цинциннат, задевая халатом то стены, то стул. Тоска!»[25]25
  Набоков В. В. Приглашение на казнь. Камера обскура. Отчаяние: Романы. – С. 197.


[Закрыть]), и с Себастьяном Найтом, который «приговорен к благодати одиночного заключения внутри себя»[26]26
  Набоков В. В. Bend Sinister: романы. – С. 38.


[Закрыть].

В письме А. С. Данилевскому от 14 февраля 1843 г. Гоголь признается: «Ты спрашиваешь, зачем я не говорю и не пишу к тебе о моей жизни, о всех мелочах, об обедах и проч. и проч. Но жизнь моя давно уже происходит вся внутри меня, а внутреннюю жизнь (ты сам можешь чувствовать) нелегко передавать»[27]27
  Гоголь Н. В. Собрание сочинений: в 9 т. Т. 9: Письма. – С. 189.


[Закрыть].

Набоковский Цинциннат рассуждает о своей тайне: «С тех пор, как помню себя, – а помню с беззаконной зоркостью, – собственный сообщник, который слишком много знает о себе, а потому опасен, а потому… Я исхожу из такого жгучего мрака, таким вьюсь волчком. до сих пор ощущаю тот исконный трепет, первый ожог, пружину моего я. Как я выскочил, – скользкий, голый! Да, из области, другим заказанной и недоступной, да, я кое-что знаю… <…> Я еще многое имею в виду, но неумение писать, спешка, волнение, слабость. Я кое-что знаю. Я кое-что знаю»[28]28
  Набоков В. В. Приглашение на казнь. Камера обскура. Отчаяние: Романы. – С. 226.


[Закрыть]. Сравните с письмом Гоголя к Н. М. Языкову от 4 ноября 1843 года: «В труде творчества ему «такие открываются тайны, которых не слышала дотоле душа». Поупражнявшись хотя немного в науке создания, становишься в несколько крат доступнее к прозренью великих тайн Божьего создания»[29]29
  Гоголь Н. В. Собрание сочинений: в 9 т. Т. 9: Письма. – С. 219.


[Закрыть]. Здесь заключена важная мысль о том, что связывает Гоголя с набоковскими героями, – это непростое счастье быть создателем. Как мы узнаем из романа «Приглашение на казнь», главная ценность личности Цинцинната в том, что он писатель. Именно поэтому его последним желанием было «кое-что дописать», чтобы преодолеть пошлость жизни и конечность собственного существования и чтобы была «хотя бы теоретическая возможность иметь читателя»[30]30
  Набоков В. В. Приглашение на казнь. Камера обскура. Отчаяние: Романы. – С. 300.


[Закрыть]. Вот его слова: «Небольшой труд. запись проверенных мыслей. Кто-нибудь когда-нибудь прочтет и станет весь как первое утро в незнакомой стране. То есть я хочу сказать, что я бы его заставил вдруг залиться слезами счастья, растаяли бы глаза, – и когда он пройдет через это, мир будет чище, омыт, освежен. Но как мне приступить к писанию, когда не знаю, успею ли.»[31]31
  Набоков В. В. Приглашение на казнь. Камера обскура. Отчаяние: Романы. – С. 198.


[Закрыть] «В душе у поэта сил бездна»[32]32
  Гоголь Н. В. Собрание сочинений: в 9 т. Т. 9: Письма. – С. 216.


[Закрыть], -будто отвечает ему Гоголь.

«Душе моей тогда были сильно нужны пустыня и одиночество»[33]33
  Там же. С. 160.


[Закрыть], – признается Гоголь. И в этом самом одиночестве, подобно Цинциннату, была для Гоголя «загадка его существования»[34]34
  Там же. С. 161.


[Закрыть]. И теперь его мысль будто продолжает Цинциннат: «Я не простой. я тот, который жив среди вас. Не только мои глаза другие, и слух, и вкус, – не только обоняние, как у оленя, осязание, как у нетопыря, – но главное: дар сочетать все это в одной точке. Нет, тайна еще не раскрыта.»[35]35
  Набоков В. В. Приглашение на казнь. Камера обскура. Отчаяние: Романы. – С. 199.


[Закрыть]

В письме к художнику А. А. Иванову от 14 декабря 1847 г. Гоголь пишет: «Но помните, что ни на кого в мире нельзя возлагать надежды тому, у кого особенная дорога и путь, не похожий на путь других людей»[36]36
  Гоголь Н. В. Собрание сочинений: в 9 т. Т. 9: Письма. – С. 418.


[Закрыть].

О своей «непроницательности» и «непрозрачности» говорит и Цинциннат.

Он воспринимает жизнь, смотря на нее глубокими глазами истины. «Ошибкой попал я сюда – не именно в темницу, а вообще в этот страшный полосатый мир: порядочный образец кустарного искусства, но в сущности – беда, ужас, безумие, ошибка»[37]37
  Набоков В. В. Приглашение на казнь. Камера обскура. Отчаяние: Романы. – С. 226.


[Закрыть].

«В снах моих мир был облагорожен… К тому же я давно свыкся с мыслью, что называемое снами есть полудействительность, обещание действительности, ее преддверие и дуновение, то есть что они содержат в себе в очень смутном, разбавленном состоянии больше истинной действительности, чем наша хваленая явь, которая, в свой черед, есть полусон, дурная дремота, куда извне проникают, странно, дико изменяясь, звуки и образы действительного мира, текущего за периферией сознания. Он есть, мой сонный мир, его не может не быть, ибо должен же существовать образец, если существует корявая копия»[38]38
  Там же. С. 226–228.


[Закрыть].

«Все сошлось. Все обмануло, сойдясь. Вот тупик тутошней жизни… Есть у нее свой губительный изъян. Я его обнаружил. Я обнаружил дырочку в жизни – там, где она отломилась, где была спаяна некогда с чем-то другим, по-настоящему живым, значительным и огромным»[39]39
  Там же. С. 308–309.


[Закрыть].

Подобные фразы и у Гоголя, и у набоковских героев есть признаки разочарования из-за нарушения некоего идеального состояния мира. Они откуда-то помнят, что когда-то было все по-другому. В этом ощущается дуновение потусторонности и у Гоголя, и у Набокова.

Тема «Одиночество творческой личности» – одна из главных связующих творчество Набокова и Гоголя. Только в случае набоковских героев речь идет об одиночестве творческой личности, а в случае гоголевских – об одиночестве личности, если исключить творческую личность самого Гоголя.

Параллели по теме «Восхищение ускользающей красотой».

Красота набоковских женских персонажей имеет две отличительные черты. Первое. Красота набоковских женских персонажей очень яркая, очень теплая, очень живая и запоминающаяся. Вот как он описывает девочку в «Волшебнике»: «оживленность рыжевато-русых кудрей», «веселый, теплый цвет лица», «летняя краска оголенных рук с гладкими лисьими волосками вдоль по предплечью»[40]40
  Набоков В. В. Тень русской ветки: Стихотворения, проза, воспоминания. – М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс: Изд-во ЭКСМО-МАРКЕТ, 2000. – С. 509.


[Закрыть]. Магда из «Камеры обскуры» обладает «медленным погасанием продолговатых глаз»[41]41
  Набоков В. В. Приглашение на казнь. Камера обскура. Отчаяние: Романы. – С. 55.


[Закрыть]. У Колетт из «Других берегов» «эльфовое, изящное, курносенькое лицо» [42]42
  Набоков В. Другие берега: Сборник. – Л.: Политехника, 1991. – С. 116.


[Закрыть]. У Аннабеллы «медового оттенка кожа», «тоненькие руки», «подстриженные русые волосы», «длинные ресницы», «большой яркий рот»[43]43
  Там же. – С. 8.


[Закрыть]. Лолита же является «светом жизни» и «огнем чресел»[44]44
  Набоков В. В. Лолита: Роман. – С. 6.


[Закрыть]! Второе. Красота набоковских женских персонажей дарит рай, приправленный адовым снадобьем смерти. Эта двойственность и ведет к трагическому финалу. В набоковских книгах всегда интересно предугадывать и сопереживать нарастание подобных трагедий. Мы начинаем это предчувствовать уже в момент первой встречи героев, как в сцене знакомства Гумберта и Лолиты на веранде гейзовского дома, или в сцене встречи Кречмара и Магды в темном зале синематографа, или при появлении Мариэтты на пороге квартиры Адама Круга. Потом мы наблюдаем все измены и козни героинь, которые всегда охотно прощаются. И в конце книги смерть, как правило, настигает всех.

Итак, Набоков использует удивительные, притягательные и живые метафоры для описания женских персонажей. Его образы остаются в памяти навсегда. Его понятие «нимфетка», как и предсказывал придуманный самим же Набоковым профессор Джон Рей, стало именем нарицательным, а тема нимфеток получила развитие в произведениях других авторов. Я думаю, этим в том числе определяется сила набоковского таланта.

Главные отличительные черты красоты по Набокову – это ее утилитарная бесполезность и быстротечность. Набоков так пишет в 1938 г. в романе «Король, дама, валет»: «Красота уходит, красоте не успеваешь объяснить, как ее любишь, красоту нельзя удержать, и в этом – единственная печаль мира»[45]45
  Набоков В. Король, дама, валет: Роман. – СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2012. – С. 248.


[Закрыть].

Набоков был убежден, что пародирующая окраска у бабочек избыточна для защиты от хищников и что узоры на крыльях бабочки созданы для того, чтобы порадовать человека.

При создании литературного произведения Набоков отдает предпочтение красоте стиля, а не идеям. В «Лекциях по русской литературе» он пишет: «Всякая великая литература – это феномен языка, а не идей»[46]46
  Набоков В. Лекции по русской литературе. URL: http://nabokov-lit. ru/nabokov/kritika-nabokova/lekcii-po-russkoj-literature


[Закрыть], а в «Лекциях по зарубежной литературе» неоднократно подчеркивает превалирующее значение стиля для писателя, так как стиль связан с личностью автора и его талантом, а значит – с искрой Божьей в человеке.

Чтобы придать относительному понятию красоты более устойчивую характеристику, Набоков и выдумывает на основе античности понятие «нимфетка», подразумевая главным образом его демоническую составляющую, ограниченную временными рамками. Описывая нимфеток, Гумберт говорит: «Надобно быть художником и сумасшедшим, игралищем бесконечных скорбей, с пузырьком горячего яда в корне тела и сверхсладострастным пламенем, вечно пылающим в чутком хребте (о, как приходится нам ежиться и хорониться!), дабы узнать сразу, по неизъяснимым приметам – по слегка кошачьему очерку скул, по тонкости и шелковистости членов и еще по другим признакам, перечислить которые мне запрещают отчаяние, стыд, слезы нежности, – маленького смертоносного демона в толпе обыкновенных детей: она-то, нимфетка, стоит среди них, неузнанная и сама не чующая своей баснословной власти»[47]47
  ¹⁴⁷ Набоков В. Лолита: Роман. – С. 26.


[Закрыть].

Преодолеть быстротечность красоты может только бессмертие, то есть дарованная автором своему персонажу вечность. Поэтому Гумберт мысленно и обращается к Лолите из своей камеры уже в самом конце книги: «И не жалей К. К. Пришлось выбрать между ним и Г. Г., и хотелось дать Г. Г. продержаться месяца на два дольше, чтобы он мог заставить тебя жить в сознании будущих поколений»[48]48
  Там же. С. 421.


[Закрыть].

Гоголь также неоднократно говорит о быстротечности красоты. Например, в письме к М. П. Балабиной от 1839 г.: «Я ни во что теперь не верю и, если встречаю что прекрасное, тотчас же жмурю глаза и стараюсь не глядеть на него. От него несет мне запахом могилы. Оно на короткий миг, шепчет глухо внятный мне голос. Оно дается для того, чтобы существовала по нем вечная тоска сожаления, чтобы глубоко и болезненно крушилась по нем душа»[49]49
  Гоголь Н. В. Собрание сочинений: в 9 т. Т. 9: Письма. – С. 126.


[Закрыть].

В письме к В. А. Жуковскому, как писатель писателю, Гоголь говорит: «Что нам до того, производят ли влиянье слова наши, слушают ли нас! Дело в том, остались ли мы сами верны прекрасному до конца дней наших, умели ли возлюбить его так, чтобы не смутиться ничем, вокруг нас происходящим, и чтобы петь ему безустанно песнь даже и в ту минуту, когда бы валился мир и все земное разрушалось. Умереть с пеньем на устах – едва ли не таков же неотразимый долг поэта, как для воина умереть с оружием в руках»[50]50
  Гоголь Н. В. Собрание сочинений: в 9 т. Т. 9: Письма. – С. 437.


[Закрыть].

У Гоголя также двойственный характер женской красоты: божественный и демонический. Владимир Набоков в упомянутом мной эссе «Николай Гоголь» обращает внимание на то, что и в «Невском проспекте», и в письме к матери Гоголь упоминает, что встретил в Петербурге прекрасную девушку, «чистейшего ангела», и признается, что не может более находиться в городе, и заявляет, что должен немедленно уехать за границу. Тогда он уезжает в Италию. Набоков относится скептически к этой «роковой любви». Я склонна верить в нее, и доказательством служит для меня то, что этот образ остался в «Невском проспекте». Вот отрывок, посвященный встрече на Невском проспекте: «Это прелестное существо, которое, казалось, слетело с неба прямо на Невский проспект и, верно, улетит неизвестно куда»[51]51
  Гоголь Н. В. Собрание сочинений: в 9 т. Т. 7: Юношеские опыты / сост. и коммент. В. А. Воропаева, И. А. Виноградова; худож. Ю.Ф. Виноградова. – М.: Русская книга, 1994. – С. 13.


[Закрыть], эта «Перуджинова Бианка». «Боже, какие божественные черты! Ослепительной белизны прелестнейший лоб осенен был прекрасными, как агат, волосами. Они вились, эти чудные локоны, и часть их, падая из-под шляпки, касалась щеки, тронутой тонким свежим румянцем, проступившим от вечернего холода. Уста были замкнуты целым роем прелестнейших грез. Все, что остается от воспоминания о детстве, что дает мечтание и тихое вдохновение при светящейся лампаде, – все это, казалось, совокупилось, слилось и отразилось в ее гармонических устах»[52]52
  Гоголь Н. В. Собрание сочинений: в 9 т. Т. 7: Юношеские опыты. -


[Закрыть].

В письме к матери он не указывает, почему они с этим «ангелом» не могут быть вместе. В «Невском проспекте» же говорится, что красавица могла одарить только продажной любовью. Отсюда и пойдет трещина через жизнь Гоголя – оказывается, что внешняя красота не соответствует душевной. Отныне красота станет для Гоголя чем-то настолько возвышенно сакральным, насколько и низким, и разрушающим жизнь.

Этот двойственный образ предстанет в виде женщины в белом в отрывке «Фонарь умирал»: «Все для студента в чудесно очаровательном, в ослепительно божественном платье – в самом прекраснейшем белом. Как дышит это платье!.. Сколько поэзии для студента в женском платье!.. Но белый цвет – с ним нет сравнения. Женщина выше женщины в белом. Она – царица, видение, все, что похоже на самую гармоническую мечту. Женщина чувствует это и потому в отдельные минуты преображается в белую. Какие искры пролетают по жилам, когда блеснет среди мрака белое платье! Я говорю – среди мрака, потому что все тогда кажется мраком. Все чувства переселяются тогда в запах, несущийся от него, и в едва слышимый, но музыкальный шум, производимый им. Это самое высшее и самое сладострастнейшее сладострастие»[53]53
  С. 14.


[Закрыть]. Студент любуется ею незаконно, подглядывая в узкую щель в двери. И обрывается его восхищение внезапным появлением безобразного мужского лица. Заметьте, как эта сцена похожа на ту, что описывает Гумберт о том, как он любовался, глядя с балкона, на нимфетку в окне, – и тут же он добавляет: «Но с бесовской внезапностью нежный узор наготы, уже принявший от меня дар поклонения, превращался в озаренный лампой отвратительный голый локоть мужчины, читающего газету….»[54]54
  Набоков В. Лолита: Роман. – С. 30.


[Закрыть]

Восхищение женщиной достигает у Гоголя экзальтированной вершины в отрывке «Женщина», в словах Платона, обращающегося к своему ученику Телеклесу: «Что женщина? – Язык богов…Она поэзия! Она мысль, а мы только воплощение ее в действительности. И когда душа потонет в эфирном лоне души женщины. тогда она повторяет в себе прежние звуки, прежнюю райскую в груди Бога жизнь, развивая ее до бесконечности.»[55]55
  Гоголь Н. В. Собрание сочинений: в 9 т. Т. 7: Юношеские опыты. -


[Закрыть]

Гротескно-роковыми красками окрашена и любовь главного героя Поприщева из «Записок сумасшедшего» к дочери начальника. Это видно из его слов: «О, это коварное существо – женщина! Я теперь только постигнул, что такое женщина. До сих пор никто еще не узнал, в кого она влюблена: я первый открыл это. Женщина влюблена в черта. Да, не шутя. Физики пишут глупости, что она то и то, – она любит только одного черта»[56]56
  С. 60–61.


[Закрыть]. Этот отрывок выполнен совершенно в модернистском стиле, опередившем свое время.