Текст книги "Российский колокол №3-4 2020"

Подобные женские образы встречаются и в других произведениях Гоголя. Они проходят чередой от Оксаны из «Вечеров на хуторе близ Диканьки» и панночки в «Вие» до Аннунциаты из отрывка «Рим».

Параллели по теме «Наличие двойников».

Практически каждый герой Набокова наделен двойником: Гумберт Гумберт – Куильти, Брукно Кречмар – Горн, Адам Круг – Падук, Герман – Феликс, Себастьян Найт – его брат, Вадим Вадимович – какой-то известный писатель – и, конечно, Смуров, который ищет свое истинное лицо в отражении мнений других людей.

У Гоголя сразу вспоминаются Бобчинский и Добчинский, а в «Шинели» введен удивительный ход с двойником. Когда у Акакия Акакиевича Башмачкина украли шинель, он обращался и к частному приставу, и к «влиятельному лицу», но ничто не дало результата. Он стал ходить в старой шинели, но она не могла защитить от холода. Он заболел и вскорости умер. Стали поговаривать, что призрак Акакия Акакиевича нападает на прохожих и снимает с них шинели. Этим, конечно, пользовались грабители. Получается, самого Башмачкина приняли за того, кто его ограбил.

Тема «Возвращение в Санкт-Петербург» также является общей и для Набокова, и для Гоголя.

Известно, какой великой трагедией было для Набокова его изгнанничество. После эмиграции жизнь его долгое время складывалась очень тяжело, денег не хватало, он перебивался случайными заработками. Но и после коммерческого успеха «Лолиты», когда Набоков был состоятельным человеком, он принял решение никогда больше не приобретать собственный дом, так как его единственный дом остался в Санкт-Петербурге – на Большой Морской улице, под номером 47.

Сначала Петербург и пора юности вновь и вновь воскресают в набоковских стихах («Расстрел», «Билет», «Россия», «Петербург», «С серого севера»), повестях и рассказах («Посещение музея», «Письмо в Россию»

и др.), а также в романах («Машенька», «Подвиг», «Защита Лужина», «Ада»). А в автобиографической книге «Другие берега» происходит мифологизация детства Набокова.

Гоголь приехал в Петербург в девятнадцатилетнем возрасте и поступил на государственную службу. Но вскоре служба его разочаровала и низким доходом, и отсутствием времени для творчества. Тогда Гоголь отправился за границу, в Германию, и с тех пор началась долгая череда его отъездов и возвращений, в числе которых он успел поработать преподавателем истории в Санкт-Петербургском университете. Здесь важно заметить, что Гоголь с 20 лет, с 1829-го, до самой смерти в 1852 году постоянно находился в дороге. Он посетил Германию, Италию, Францию, Швейцарию, Португалию, Испанию… В том, что Гоголь видел спасение в путешествиях, он был очень похож на собственного героя – Чичикова, и теперь кажется похожим на набоковских героев. В письмах друзьям и близким Гоголь неоднократно подчеркивал, что для творческого вдохновения ему необходимо находиться в дороге. В письме к М. П. Погодину: «Мне непременно нужна дорога. Дорога далекая»[57]57
  Гоголь Н. В. Собрание сочинений: в 9 т. Т. 9: Письма. – С. 147.


[Закрыть]. В письме к епископу харьковскому Иннокентию в мае 1842-го: «В Риме я пробуду никак не менее двух лет, то есть пока не кончу труд, а там в желанную дорогу!»[58]58
  Там же. С. 159.


[Закрыть]

Итак, Гоголь с готовностью покидал Петербург, но примечательно то, что лучшие его произведения, раскрывшие Гоголя как великого художника, написаны в Петербурге и с участием Петербурга: «Невский проспект», «Шинель», «Мертвые души», «Портрет», «Записки сумасшедшего», «Ревизор».

Параллели по теме «Метафизическая насмешка».

На мой взгляд, сами сюжеты и образы героев гоголевских произведений обнаруживают связь с метафизической насмешкой. Тот смех, который способны вызвать «Ревизор», «Шинель», «Женитьба» или «Мертвые души», вряд ли можно назвать добрым и светлым, каким его хотел видеть сам Гоголь. И его трудно назвать именно смехом. Смех – это то, что радует и умиляет. Здесь перед глазами возникает чудовищная бездна несовершенства – как человеческой личности, так и жизни вообще. В «Ревизоре» важные чиновники города принимают обыкновенного проходимца за важного ревизора из Петербурга, показывают себя с худшей стороны, дают ему взятки, а в результате оказывается, что все было напрасно… Это скорее насмешка над неприглядностью жизни. То же можно сказать и о «Шинели», где несчастный, нелепый Акакий Акакиевич незамедлительно лишается новой шинели, вещи, в которую он вложил и все средства, и всю душу. Не насмешка ли? Но точно не смех над, кажется, жадным и нелепым человеком, потому что слышны ноты пронзительной жалости и тоски. Тоски по чему-то более совершенному, по лучшему устройству мира. В пьесе «Женитьба» из-за совета Кочкарева Агафья Тихоновна так и не выйдет замуж, поскольку остановит выбор на Подколесине, который, как видно из его реплик и поведения, менее всех имел решимости жениться, и откажет Жевакину, который хотел взять в жены именно ее.

В «Мертвых душах» каждый помещик олицетворяет пошлость и вызывает, конечно, не смех, а недоумение и сожаление, а Чичиков путешествует с невиданной целью – скупает то, чего нет, – мертвые души. Сам стиль «Мертвых душ», говорит Набоков, «создает ощущение чего-то смехотворного и в то же время нездешнего, постоянно таящегося где-то рядом»[59]59
  Набоков В. В. Лекции по русской литературе. Николай Гоголь.
  URL: https://www.litmir.me/br/?b=156736&p=1


[Закрыть].

«Смехотворное и нездешнее», соединенные вместе, это и есть метафизическая насмешка.

Примечательно, что у Гоголя часто встречается само слово «насмешка». В «Женитьбе» Кочкарев называет Подколесина «насмешкой над человеком». Автор в «Театральном разъезде…» много рассуждает о смехе, о его роли в нашей жизни, о том, что в «Ревизоре» главный герой – возвышенный светлый смех. Вот фраза, что удивила меня: «.Кто льет часто душевные, глубокие слезы, тот, кажется, более всех смеется на свете». Здесь Гоголь имеет в виду добрый, глубоко духовный смех. Ему же принадлежат слова: «Насмешки боятся даже те, кто, кажется, ничего не боится».

У Набокова тема метафизической насмешки раскрыта гораздо шире. Кроме насмешливо-трагических судеб (преследуемый двойником Гумберт, ослепший и застреленный Кречмар, осужденный и казненный за непрозрачность Цинциннат и многие другие – все его персонажи), у Набокова появляются герои-насмешники, презирающие общечеловеческие нормы и всякие сокровенные ноты человеческой души (Горн, просто ради веселья поджигающий ткани в лавке торговца, все взаимозаменяемые тюремщики Цинцинната, занимающийся непристойными съемками Клэр Куильти, литературный критик м-р Гудмен и другие).

Герои Набокова уже рассуждают о насмешке. Главный герой в «Ultima Thule» «все рассыпается от прикосновения исподтишка: слова, житейские правила, системы, личности, – так что, знаешь, я думаю, что смех – это какая-то потерянная в мире случайная обезьянка истины»[60]60
  Набоков В. Полное собрание рассказов / сост. А. Бабиков. – СПб.: Азбука: Азбука-Аттикус, 2013. – С. 506.


[Закрыть].

Бабка Бредова в романе «Смотри на арлекинов!» говорит маленькому Вадиму: «Деревья – арлекины, слова – арлекины. Играй! Выдумывай мир! Твори реальность!»[61]61
  Набоков В. В. Смотри на арлекинов!: Роман / пер. с англ.; коммент. С. Ильина. – СПб.: Издательская группа «Азбука-классика», 2010. – С. 14.


[Закрыть]

Так что тема «Метафизическая насмешка» – общая у Гоголя и Набокова, но последним доведена до совершенства. Даже счастье для Себастьяна Найта «лишь скоморох собственной смертности»[62]62
  Набоков В. В. Bend Sinister: Романы. – С. 77.


[Закрыть].

Параллели по теме «Желание разгадать загадку жизни и смерти».

Тема «Желание разгадать загадку жизни и смерти» является главной для всего творчества Владимира Набокова. Начав ее исследование в «Других берегах», Набоков формулирует некоторые выводы в своих поздних произведениях и оставляет тему открытой в «Лауре».

Герои Набокова дают множество определений смерти. Адам Круг считает, что «смерть – это либо мгновенное обретение совершенного знания… либо абсолютное ничто»[63]63
  Там же. С. 434.


[Закрыть], но останавливается все же на «совершенном знании». Ван Вин называет смерть «господином всех безумий»[64]64
  Там же. С. 212.


[Закрыть]. Главный герой в «Ultima Thule» понимает смерть как «утрату личности»[65]65
  Набоков В. В. Собрание сочинений в 5 томах: пер. с англ. / сост. С. Ильин, А. Кононова. Комментарии С. Ильина, А. Люксембурга. – СПб.: Симпозиум, 1997. – С. 476.


[Закрыть]. Смерть Люсетты из «Ады» названа «более полным ассортиментом бесконечных долей одиночества»[66]66
  Там же.


[Закрыть].

Чарльз Кинбот говорит в комментарии к поэме Шейда, что «план поэта – это изобразить в самой текстуре текста изощренную «игру», в которой он ищет ключи к жизни и смерти»[67]67
  Набоков В. В. Собрание сочинений в 5 томах. – С. 251.


[Закрыть]. Ван Вин рассуждает: «Что в смерти хуже всего?.. Во-первых, у тебя выдирают всю память. ..Вторая грань – отвратительная телесная боль, и наконец. безликое будущее, пустое и черное, вечность безвременья, парадокс, венчающий эсхатологические упражнения нашего одурманенного мозга!»[68]68
  Там же. С. 558.


[Закрыть]

Тема смерти, притом страшной, роковой смерти – быть погребенным заживо – всю жизнь тревожила Гоголя. Лейтмотивом она возникает в его произведениях. Например, в письме «Исторический живописец Иванов» он пишет: «Клянусь, бывают так трудны положенья, что их можно уподобить только положенью того человека, который находится в летаргическом сне, который видит сам, как его погребают живого, и не может даже пошевелить пальцами и подать знака, что он еще жив». Или в «Кровавом бандуристе» ощущения Пленника описывает так: «Несчастный вздрогнул. Ему казалось, что крышка гроба захлопнулась над ним, а стук бревен, заваливающих вход его, казался стуком заступа, когда страшная земля валится на последний признак существования человека, и могильно-равнодушная толпа говорит, как сквозь сон: “Его нет уже, но он был”».

Это созвучно строчкам из поэмы Шейда в романе Набокова «Бледный огонь»:

«Нить тончайшей боли,

Натягиваемая игривой смертью, ослабляемая,

Не исчезающая никогда, тянулась сквозь меня»[69]69
  Набоков В. В. Бледный огонь: Роман / пер. с англ. В. Набоковой. – СПб.: Издательская группа «Азбука-классика», 2010. – С. 34.


[Закрыть].

Таким образом, можно сказать, что Гоголь не ставил себе задачу изучения загадки перехода из жизни в смерть, но наличие и возможность ужасной по форме смерти его постоянно тревожили. Набоков же гениально, в широком масштабе, исследовал этот вопрос и пришел к некоторым выводам по поводу преодоления смерти. Так что разработка этой темы – почти полностью набоковское достижение, при помощи которого Набоков и пришел к выводу о спасении в искусстве, о чем говорит и в «Подлинной жизни Себастьяна Найта», и в «Лолите».

Параллели по теме «Бессмертие души и сознания».

Многие герои Набокова мечтают о бессмертии. Смуров желает, чтобы его имя мелькало в будущем после его смерти – хотя бы как призрак в разговоре посторонних людей. «Вожделею бессмертия, – хотя бы земной его тени!»[70]70
  Набоков В. В. Дар: Роман, рассказы. – С. 365.


[Закрыть] – восклицает Федор Константинович в письме к матери.

В поэме Шейда Набоков дает одну важную подсказку преодоления ужасающей обезличенности смерти: Шейд «подозревал, что правда о посмертной жизни известна всякому, лишь он один не знает ничего. Великий заговор книг и людей скрывает от него правду»[71]71
  Там же. С. 35–36.


[Закрыть].

То есть правду о посмертной жизни можно найти в книгах. «Бледный огонь» написан в 1974 году. Но мысль о спасении в книгах, то есть в искусстве вообще и в литературе в частности, высказана Набоковым еще в 1937 году в романе «Дар», затем в 1938 году в романе «Приглашение на казнь» и в 1955 году – в последнем предложении в «Лолите», что «спасение в искусстве». И спасение это подразумевает жизнь идей и образов автора в сознании будущего читателя.

Именно поэтому последним желанием Цинцинната было «кое-что дописать», чтобы была «хотя бы теоретическая возможность иметь читателя». Именно поэтому Кончеев в «Даре» говорит: «Настоящему писателю должно быть наплевать на всех читателей, кроме одного: будущего, – который, в свою очередь, лишь отражение автора во времени».

К неродившемуся читателю обращается и сам Владимир Набоков в одноименном стихотворении еще в 1930 году. То есть здесь можно сделать вывод, что решается вопрос о бессмертии души и сознания именно через отношения Писателя и Читателя во времени. И это отлично показывают слова Набокова из того же эссе «Николай Гоголь»: «:.. Литература… обращена к тем тайным глубинам человеческой души, где проходят тени других миров, как тени безымянных и беззвучных кораблей. Как, наверное, уже уяснили себе два-три самых терпеливых читателя, это обращение – единственное, что, по существу, меня занимает. Ведь случайный читатель, наверно, так далеко и не заберется. Но я буду очень рад неслучайному читателю – братьям моим, моим двойникам»[72]72
  Набоков В. В. Лекции по русской литературе.


[Закрыть].

Для меня было очень неожиданно, что Гоголь, как и Набоков, возлагает надежды на будущего читателя. Об этом он пишет в своих письмах друзьям. Например, В. А. Жуковскому в 1836 году по поводу «Мертвых душ»: «Огромно велико мое творение, и не скоро конец его. Еще восстанут против меня новые сословия и много разных господ; но что ж мне делать! Уже судьба моя враждовать с моими земляками. Терпенье! Кто-то незримый пишет передо мною могущественным жезлом. Знаю, что имя мое после меня будет счастливее меня, и потомки тех же земляков моих, может быть, с глазами, влажными от слез, произнесут примирение моей тени»[73]73
  Гоголь Н. В. Собрание сочинений: в 9 т. Т. 9: Письма. – С. 94.


[Закрыть]. А в письме М. П. Плетневу по поводу издания нового литературного журнала замечает: «В виду у нас должно быть потомство, а не подлая современность»[74]74
  Там же. С. 95.


[Закрыть] – и в конце письма добавляет: «Я мертв для текущего… Я вижу только грозное и правдивое потомство, преследующее меня неотразимым вопросом: “Где же то дело, по которому бы можно было судить о тебе?”»[75]75
  Там же. С. 96.


[Закрыть]

Гоголь также понимал бессмертие души и сознания через литературную преемственность. Есть удивительные примеры в его письмах. В письме к Т. С. Аксакову Гоголь говорит о быстротечности земной любви. И далее продолжает: «Но любовь душ – это вечная любовь. Тут нет утраты, нет разлуки, нет несчастий, нет смерти»[76]76
  Там же. С. 174.


[Закрыть]. Или другой пример: «Это уже было сказано на свете, что слог у писателя образуется тогда, когда он знает хорошо того, кому пишет»[77]77
  Там же. С. 268.


[Закрыть].

Сравните со словами Набокова (о Гоголе же): «Гоголь отлично создавал своего читателя, а это дано лишь великим писателям. Так возникает замкнутый круг, я бы сказал – тесный семейный круг. Он не открывается в мир»[78]78
  Набоков В. В. Лекции по русской литературе. URL: http://nabokov-lit.ru/nabokov/kritika-nabokova/lekcii-po-russkoj-literature


[Закрыть].

Конечно, Гоголь тоже был в свое время Будущим Читателем. По отношению к Пушкину. Вот его признание в статье «Борис Годунов»: «Боже! – часто говорю себе. – Какое высокое, какое дивное наслаждение даруешь Ты человеку, поселяя в одну душу ответ на жаркий вопрос другой! Как эти души быстро отыскивают друг друга, несмотря ни на какие разделяющие их бездны!»

Несмотря ни на какие разделяющие их бездны.

Догадка о воплощении бессмертия души и сознания через литературную преемственность посетила и Гоголя, и Набокова. Только в своих признаниях Гоголь откровеннее, проще. Там, где у Гоголя – одна фраза, у Набокова написан целый роман.

Параллели стилистических особенностей

Схожие образы и интонации

Самое хрустально-пронзительное для внимательного Читателя – это находить параллели повествовательных интонаций в текстах великого Набокова и тех авторов, кто повлиял или мог повлиять на формирование его волшебного стиля. Они трудноуловимы и почти недоказуемы, но Читатель с чутким слухом не может их не заметить.

Теперь побудем немного музыкантами и прослушаем отрывки из произведений наших авторов.

Вот отрывок из «Лолиты», где Гумберт воображает роспись холла гостиницы: «Будь я живописцем и случись так, что директор «Привала Зачарованных охотников» вдруг в летний денек потерял бы рассудок и поручил мне переделать по-своему фрески в ресторане его гостиницы, вот что я бы придумал (описываю лишь фрагменты): было бы озеро. Была бы живая беседка в ослепительном цвету. Были бы наблюдения натуралистов»[79]79
  Набоков В. В. Лолита: Роман. – С. 181–182.


[Закрыть] – и т. д. Помните? Похожий прием есть у Гоголя в повести «Как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», где автор говорит: «О, если б я был живописец, я бы чудно изобразил всю прелесть ночи! Я бы изобразил, как спит весь Миргород; как неподвижно глядят на него бесчисленные звезды»[80]80
  Гоголь Н. В. Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем. URL: http://feb-web.ru/feb/gogol/texts/ps0/ps2/ ps2-219-.htm?cmd=p


[Закрыть] и т. д. Речь идет совершенно о разном, но прием очень похож.

Еще пример. «Какая ночь совершается в вышине!» – говорит рассказчик в «Мертвых душах»[81]81
  Гоголь Н. В. «Мертвые души». URL: https://klassika.ru/read.htmlfpro-za/gogol/dushi.txt&page=45


[Закрыть]. Сравните слова автора о детстве Цинцинната в «Приглашении на казнь»: «Как быстро наступала ночь, когда с катанья возвращались домой… Какие звезды, – какая мысль и грусть наверху, – а внизу ничего не знают»[82]82
  Набоков В. В. Приглашение на казнь. Камера обскура. Отчаяние: Романы. – С. 179.


[Закрыть]. Или еще. Окончание гоголевского «Рима» очень похоже на окончание «Лолиты» Набокова. Я говорю о том фрагменте в конце книги, где Г. Г. смотрит со склона на маленький городок, слушает звуки, доносящиеся снизу, которые сплошь состоят из голосов играющих детей, и сожалеет, что голоса Лолиты нет в этом хоре[83]83
  Набоков В. В. Лолита: Роман. – С. 419.


[Закрыть]. Также с высоты горы наблюдает князь из отрывка «Рим»: «Но здесь князь взглянул на Рим и остановился: перед ним в чудной, сияющей панораме предстал вечный город»[84]84
  Гоголь Н. В. Рим. URL: https://ilibrary.rU/text/1551/p.1/index.html


[Закрыть] – и т. д.

Смысловая нагрузка у этих отрывков опять же разная, но сам прием очень похож – взгляд с высоты на город.

Борьба с пошлостью

Оба писателя уделяли большое внимание человеческой пошлости. Каждый из них старался показать ее читателю наглядно. Самый яркий, но не исключительный, пример пошлости в произведениях Набокова – это Шарлотта Гейз с ее дамскими кружками и примитивными интересами. Пример пошлости у Гоголя – чиновники в комедии «Ревизор», а также помещики и сам Чичиков в «Мертвых душах». Само значение названия «Мертвые души» получается двояким: это не только мертвые души давно ушедших из жизни крестьян, отраженные на бумаге, некоторые из которых предстают перед нами как живые, но и пошлые, неживые души живых помещиков. По-моему, слово «пошлость» у Гоголя в том же значении, что и у Набокова, – в значении «обыденность, обыкновенный, заурядный, но выдающий себя за что-то значительное».

Следующая параллель, которую нельзя упустить, говоря о Набокове и Гоголе, – это внимательное отношение к вещам. У Набокова – вещи-символы, живущие как бы своей жизнью. Мы прекрасно помним синий седан Шарлотты или Лолитины солнечные очки. Пример вещи-символа у Гоголя – это шкатулка Чичикова. Акцент на важность вещей у Гоголя ставит именно Набоков в эссе «Николай Гоголь».

«На этом не подвластном здравому смыслу заднем плане толпятся не только живые существа, но и вещи, которые призваны играть ничуть не меньшую роль, чем одушевленные лица», – пишет Набоков и приводит в пример шляпную коробку, которую городничий надевает на голову, и шкатулку Чичикова, указывая на то, что она представляет собой его душу.

Утонченная работа над стилем

Стиль Владимира Набокова – это то, что любят все читатели. Стиль Набокова – это то, что признают даже те, кто не осознает глубины основных тем его творчества. Стиль – это то, что сам Набоков считал первостепенным в литературном произведении. Но привести в пример отрывок из его книг очень трудно – придется переписать все его книги. Но, чтобы показать главную тему Набокова и красоту его стиля одновременно, я обращусь все-таки к «Другим берегам»: «Сколько раз я чуть не вывихивал

разума, стараясь высмотреть малейший луч личного среди безличной тьмы по оба предела жизни! Я готов был стать единоверцем последнего шамана, только бы не отказаться от внутреннего убеждения, что себя я не увижу в вечности лишь из-за земного времени, глухой стеной окружающего жизнь. Я забирался мыслью в серую от звезд даль – но ладонь скользила все по той же совершенно непроницаемой глади. Кажется, кроме самоубийства, я перепробовал все выходы. Я отказался от своего лица, чтобы проникнуть заурядным привидением в мир, существовавший до меня. Я мирился с унизительным соседством романисток, лепечущих о разных йогах и атлантидах. Я терпел даже отчеты о медиумистических переживаниях каких-то английских полковников индийской службы, довольно ясно помнящих свои прежние воплощения под ивами Лхассы. В поисках ключей и разгадок я рылся в своих самых ранних снах…»[85]85
  Набоков В. Другие берега: Роман. – С. 10–11.


[Закрыть]

Стиль Гоголя принадлежит, конечно, еще XIX веку, но в нем присутствуют личные особенности интонации, так что отрывок из его произведений можно достаточно легко узнать. Но временами стиль Гоголя будто опережает свое время и похож больше на постмодернистский. Вот фрагмент отрывка «Ночи на вилле», написанного об умирающем юном друге писателя, графе Иосифе Виельгорском, скончавшемся от чахотки на руках самого Гоголя 2 июня 1839 года на римской вилле княгини З. А. Волконской: «Что бы я дал тогда, каких бы благ земных, презренных этих, подлых этих, гадких благ, нет! о них не стоит говорить. Ты, кому попадутся, если только попадутся, в руки эти нестройные слабые строки, бледные выражения моих чувств, ты поймешь меня. Иначе они не попадутся тебе. Ты поймешь, как гадка вся груда сокровищей и почестей, эта звенящая приманка деревянных кукол, называемых людьми. О, как бы тогда весело, с какой бы злостью растоптал и подавил все, что сыплется от могущего скипетра полночного царя, если б только знал, что за это куплю усмешку, знаменующую тихое облегчение на лице его»[86]86
  Гоголь Н. В. Собрание сочинений: в 9 т. Т. 7: Юношеские опыты. – С. 494.


[Закрыть].

Кроме того, и Гоголь, и Набоков используют такой необычный для многих писателей цвет, как лиловый.

Логические круги

В своем эссе «Николай Гоголь» Набоков указывает, что поэма «Мертвые души» и начинается, и заканчивается упоминанием колеса чичиковской брички. Получается такой логический круг. Но правило логического круга работает и в отношении самого Набокова. У него есть рассказ, который так и называется – «Круг» и в котором конец рассказа возвращает к его началу. Интересно и то, что сама структура эссе «Николай Гоголь» построена по такому же принципу: Набоков называет Гоголя гением в самом начале и в конце своего эссе, будто логически его завершая.

Выводы

Итак, это были мои доказательства общности основных тем и некоторых стилистических особенностей творчества великого писателя Владимира Владимировича Набокова и классика русской литературы XIX века Николая Васильевича Гоголя. Как я сказала в начале, в этой главе я использовала именно те доказательства, которые вообще не рассматривала бы по отношению к любому другому автору, например к Метерлинку. А сделала я это потому, что в своем эссе «Николай Гоголь» Набоков называет Гоголя гением аж пять раз! А заслужить такую похвалу у Набокова крайне трудно, практически невозможно! Набоков высоко ценил и Толстого, и Чехова, но, говоря о них, он порой употребляет такие определения, как «простой» или «банальный», в то время как рассуждая о Гоголе, применяет такие сложные философские метафоры и идеи, которые использует только в своих собственных произведениях. Например, можно подумать, что в этом отрывке речь идет о Цинциннате: «Гоголь был странным созданием, но гений всегда странен: только здоровая посредственность кажется благородному читателю мудрым старым другом, любезно обогащающим его, читателя, представления о жизни». А в словах Набокова о «Шинели» я увидела подсказку к пониманию как гоголевского, так и набоковского творчества: «Что-то очень дурно устроено в мире, а люди – просто тихо помешанные, они стремятся к цели, которая кажется им очень важной, в то время как абсурдно-логическая сила удерживает их за никому не нужными занятиями – вот истинная «идея» повести»[87]87
  Набоков В. В. Лекции по русской литературе.


[Закрыть].

Хоть Набоков и заявил, что некоторые «отчаявшиеся русские критики» пытались определить влияние на него Гоголя и что это им не удалось, все же при сравнении первоисточников можно сказать, что основными темами творчества как Набокова, так и Гоголя являются трагичность судьбы героев, утрата земного рая детства, восхищение ускользающей красотой, наличие двойников, одиночество творческой личности, возвращение в Санкт-Петербург, метафизическая насмешка, желание разгадать загадку жизни и смерти и бессмертия сознания и литературная преемственность. При внимательном сравнении видно, что у обоих писателей имеются и сходные стилистические особенности.

Именно благодаря набоковскому эссе «Николай Гоголь» я нашла ответ, почему Солженицын не мог предвидеть появления феномена Набокова частично и из литературы XIX века, зная, к примеру, гоголевские произведения. Дело в том, что долгое время Гоголь относился, да и сейчас относится, к школе реализма в литературе, он считается социальным писателем, бичующим пороки общества. Таким и воспринял его Солженицын, не обратив внимания на схожесть тем и стилистических особенностей творчества Гоголя и Набокова.