Текст книги "Советский тыл 1941–1945: повседневная жизнь в годы войны"

Лечебные меры

Советские власти пытались снизить негативное влияние неудовлетворительного питания на детей за счет разных лечебных мер, но на практике их возможности были сильно ограничены. Они не могли снабдить учреждения количеством продуктов, достаточным для нормального рациона всех детей, а потому им приходилось перераспределять ресурсы для поддержания прежде всего наиболее нуждающихся и/или находящихся в группе риска детей. Двумя самыми действенными средствами в той обстановке были создание сети специальных столовых для сильно истощенных детей и проведение летних оздоровительных кампаний, во время которых детей на короткий период вывозили за город и кормили более калорийной едой. Все эти меры были нацелены в основном на детей от трех лет и старше, хотя часть продовольствия покрывала также нужды грудных и маленьких детей, которые и являются объектом настоящего исследования[104]104
  ГА РФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 2063. Л. 21 об. О г. Магнитогорске см.: Там же. Д. 573. Л. 88. Обследование ясельных детей в г. Челябинске в 1942 г. показало, что почти у 90 % детей был рахит, большинство случаев с осложнениями было связано с недоразвитостью, спровоцированной недоеданием, см.: Дулицкий С. О. Рахит военного времени. С. 44.


[Закрыть].

Столовые были открыты согласно постановлению СНК СССР от 27 октября 1942 г. Соответствующие инструкции были переданы в Наркомздравы РСФСР и других союзных республик[105]105
  См.: Постановление СНК СССР от 27 октября 1942 г. № 1739 «О мероприятиях по улучшению работы органов Наркомздрава и детских учреждений, о медобслуживании детей и усилении питания нуждающихся детей»; Инструкция НКЗ РСФСР от
  14 декабря 1942 г. «О медико-санитарном обслуживании детских столовых на период военного времени» // Справочник городского (районного) детского врача. М., 1944. С. 137–139. Постановление распространялось не только на столовые, но обязывало также ОРСы местных предприятий снабжать ясли и другие детские учреждения молоком, фруктами и овощами, см.: ГА РФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 1263. Л. 6.


[Закрыть]. В это время волна младенческой и детской смертности все росла, хотя и не достигла еще своего пика, по крайней мере в пределах РСФСР. Потому нужно было незамедлительно действовать.

Столовые должны были обслуживать детей в возрасте от 3 до 13 лет, ослабленных и/или часто болевших, полностью не выздоровевших от тяжелых болезней, страдавших длительными хроническими заболеваниями (малярией, ревматизмом, туберкулезом 1-й и 2-й стадий) или выказывавших признаки сильного недоедания (полуголодания и/или авитаминоза). Первоначально столовые были рассчитаны на обслуживание 150 тыс. детей, но в первой половине 1943 г. их мощности были увеличены для обслуживания 180 тыс. детей, 5 тыс. из которых находились в незадолго до того освобожденном Ставропольском крае. Не считая г. Ставрополя, 97,7 % детей было в РСФСР, а остальная часть – в Узбекистане и Казахстане[106]106
  ГА РФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 1263. Л. 32; Ф. 8009. Оп. 21. Д. 44. Л. 14.


[Закрыть]. Позже была организована специальная сеть столовых для детей, чьи родители были на фронте. К началу 1944 г. чуть более 331 тыс. детей получали питание в таких столовых, четверть из которых – специальное усиленное питание ввиду недоедания[107]107
  Там же. Д. 2046. Л. 22–24.


[Закрыть].

Эти столовые были в большей степени терапевтическими заведениями и не были предназначены для всех детей или той их части, которая особенно нуждалась в усиленном питании на протяжении всей войны. Детские поликлиники (или городские поликлиники в случае отсутствия на местах отдельных детских медучреждений) должны были направлять в такие столовые детей по мере медицинской необходимости, а курс питания был рассчитан только на период от 1–1,5 до 2 месяцев[108]108
  Переговоры между органами здравоохранения Удмуртии и Наркомздравом РСФСР в январе 1944 г. ясно показывают это. Удмуртские власти были серьезно обеспокоены тем, что детские больницы и другие заведения, отвечающие за детское здоровье, не располагали достаточным количеством еды для пациентов. Наркомздрав напомнил им о том, что данные учреждения должны были снабжать себя едой самостоятельно. Единственной возможностью для получения «усиленного» питания было выявление случаев туберкулеза или явного недоедания у детей, см.: Там же. Д. 2136. Л. 264.


[Закрыть].

Несмотря на все усилия и добрые намерения, даже в лучшем случае лишь малая часть детей могла получить реальную пользу от данной программы. Несмотря на то что эти столовые были на особом положении, у них были серьезнейшие проблемы с получением нужного продовольствия в достаточном количестве. Как и все, они сталкивались с той же нехваткой продуктов. Например, в начале 1944 г. глава горздрава Челябинска и главный педиатр города оформили коллективную жалобу в адрес Наркомторга РСФСР на то, что ни одну из специальных столовых города (за исключением столовых, находившихся в ведомстве Военторга) не снабжали необходимыми продуктами, вследствие чего приходилось заменять их некачественными и низкокалорийными аналогами. Ситуация усугублялась тем, что официальные размеры пайков на хлеб и муку были сильно сокращены. Особенно страдали от всего этого дети, больные туберкулезом, так как для их столовых хлеб не выдавали вообще[109]109
  ГА РФ. Ф. 8009. Оп. 21. Л. 243, 243 об., 244.


[Закрыть]. Необходимо помнить, что в ноябре 1943 г. из-за низкого урожая власти вынуждены были уменьшить нормы отпуска продуктов для всего населения. Вероятно, и специальные столовые не избежали этого.

Хотя эти столовые были рассчитаны на детей старшего возраста, они косвенно влияли и на ситуацию с питанием для детей младших возрастных групп. Как было отмечено ранее, постановление СНК СССР от 27 октября 1942 г. предусматривало обязательное снабжение молоком всех детей в возрасте до трех лет. Однако почти сразу после того, как такое решение было принято, местные власти, наоборот, стали отмечать почти полное прекращение поставок молока, о необходимости которых шла речь в постановлении. Данное обстоятельство органы здравоохранения Свердловска склонны были объяснять самим фактом принятия указанного постановления[110]110
  Там же. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 573. Л. 9, 17 об., 19, 35 об., 36, 72.


[Закрыть]. Вероятно, для обеспечения детских столовых местные поставщики вынуждены были отдавать им и без того скудные объемы имевшегося в их распоряжении молока, вынуждая тем самым молочные кухни, ясли и другие ответственные за питание детей учреждения справляться с дефицитом самим. Если это правда, а без достоверных свидетельств это лишь догадка, то данная ситуация отражает всю сложность положения с продовольствием в стране в целом: его просто не хватало на всех.

Оздоровительные кампании были еще одной попыткой хотя бы временно улучшить питание детей, а также вывезти их из городов с их повышенной антисанитарией, особенно в жаркие месяцы, когда риск заболевания диареей был наиболее высоким. В позднесталинский период они были главным инструментом поддержания здоровья детей. Каждый крупный город, часто под эгидой местных промышленных предприятий, организовывал такие кампании. После войны они обрели поистине массовый характер. Целью каждой такой кампании было хоть на несколько недель отправить всех детей от дошкольного до старшего подросткового возраста за город, чтобы те могли побыть на свежем воздухе и получить здоровое питание, причем акцент делали именно на последнем. Масштабы этих мероприятий, учитывая тяжелое состояние экономики страны того времени, были выдающимися во многих отношениях. Кампания 1947 г. охватила: около 30 тыс. детей Челябинска; 53 тыс. детей в Горьком, 37,6 тыс. в городах Горьковской области; 26 тыс. детей в Ярославле; 39 тыс. в Куйбышеве; как минимум 36 тыс. в Свердловске. Обычно дети оставались за городом три недели, в течение которых их обеспечивали высококалорийной диетой для увеличения веса (дети ясельного и дошкольного возраста иногда оставались в городе в детских лагерях на базе местных школ). Необходимо отметить, что эти кампании не носили характера чрезвычайных. Они были ежегодными и проводились на регулярной основе. На них рассчитывали многие города и области вплоть до начала и даже середины 1950-х гг. В целом практику проведения этих мероприятий можно признать успешной: почти все дети хоть чуть-чуть, но прибавляли в весе, а многие – по 1,5–2 кг. Прирост веса зависел, конечно, от возраста ребенка, но в хороший год даже для совсем маленьких детей было вполне обычным набрать килограмм и больше. По крайней мере данные кампании показали, что для этих задач государство находило продукты питания, которых в других случаях могло не хватать или же они вовсе отсутствовали. Это продолжалось даже во время голода 1947 г., хотя некоторые районы не могли справиться с дефицитом послевоенного года, что было почти исключением. Особенно удивительно это было для послевоенного времени[111]111
  ГА РФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 6335. Л. 473–483; Д. 76546. Л. 508–516; Оп. 49. Д. 8835. Л. 85–90 (Горьковская область); Оп. 47. Д. 6367. Л. 216–217 (Ярославль); Оп. 47. Д. 6363. Л. 68–69, 72; Оп. 49. Д. 3261. Л. 90, 93 (Челябинск); Оп. 47. Д. 4941. Л. 367, 369 об., 373 об.; Д. 6351. Л. 170 об. (Москва); Оп. 47. Д. 6358. Л. 128–129 (Свердловск); Оп. 49. Д. 3250. Л. 75 (Молотов); Оп. 52с. Д. 224. Л. 112–114 (Куйбышев); Ф. 9226. Оп. 1. Д. 798. Л. 146 об. – 152 об.; Д. 895. Л. 194 об., 197 об., 199 об., 203 (Горький).


[Закрыть]. Впечатляет тот факт, что городам удавалось мобилизовать ресурсы для вывоза десятков тысяч детей за город на бо́льшую часть летнего периода. Перевозка большого количества детей была непростым делом; не меньшие трудности возникали и при поддержании соответствующей гигиены в целях предотвращения вспышек инфекций, в особенности желудочно-кишечных, которые еще представляли большую опасность в 1947 г. Для властей главной проблемой было обеспечение детей достаточным количеством продуктов не только на три летних месяца, но и на протяжении всего года.

Летние кампании имели успех, особенно в послевоенное время. У нас очень мало информации о них, применительно к военному периоду. Кажется, их начало в городах приходится на 1943–1944 гг. Например, кампания 1944 г. в Горьком помогла более 28 тыс. детей школьного возраста и 6775 детей из городских детских садов, что составило около трети всех детей данных возрастных групп. Места в детских лагерях распределяли в первую очередь среди детей, у которых хотя бы один родитель был на фронте. Кампании 1944 г. в Куйбышеве и Саратове также были крупномасштабными, хотя в Саратове она охватила лишь 17 % всех подходивших по критериям отбора детей (что составляло меньше половины от числа детей, охваченных подобной кампанией в Горьком). Во всех этих лагерях лишь некоторые, наиболее ослабленные, дети не набрали веса. Правда, мы не знаем, сохранялся ли и как долго вес у детей после их возвращения домой. Неизвестно также, насколько эти показатели сопоставимы с показателями в других городах[112]112
  ГА РФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 2100. Л. 17 об. – 20 об., 22–23 об., 46–53, 99-100, 114–116.


[Закрыть].

В конечном счете, единственной «лечебной мерой», которая могла иметь зримый и продолжительный эффект, было общее увеличение поставок продовольствия. Для населения тыла в целом первые несколько месяцев 1944 г. были очень тяжелыми, в особенности на Урале. Более того, по мере освобождения Красной армией новых территорий, все большее число людей нуждалось в продуктах питания, и, следовательно, нагрузка на имевшиеся в Советском Союзе запасы продовольствия росла. Однако, как только Красная армия перешла границу СССР и начала продвижение по Восточной и Западной Европе, она могла сама обеспечивать себя продовольствием на местах, тем самым снижая зависимость от поставок провианта с собственных складов. К этому времени продукты, получаемые по ленд-лизу из США и в меньшей степени из Великобритании и Канады, уже шли на помощь не только армии, но и гражданскому населению[113]113
  Включая количественные показатели влияния продовольственной помощи ленд-лиза на состояние питания, это описано в: Filtzer D. Starvation Mortality in Soviet Home-Front Industrial Regions during World War II. P. 324–329, 333–335.


[Закрыть]. Но конкретные данные, на основании которых можно было бы точно судить, как это повлияло на питание детей, редки. Например, нам известно, что к концу 1944 г. в Горьком в яслях наконец смогли лечить маленьких детей от недоедания тяжелой и средней степени. В детских больницах Кемеровской области также отмечалось улучшение положения с питанием. Этот процесс был, разумеется, неравномерным. Некоторые города добивались более заметных успехов, чем другие. Но в целом больницы и ясли фиксировали все меньшее число детей с острым недоеданием и все чаще могли вернуть таких детей к нормальному или почти нормальному весу[114]114
  ГА РФ. Ф. А-482. Оп. 47. Д. 2104. Л. 37 (Горький); Д. 2122. Л. 15–16, 20–22, 37.


[Закрыть].

Окончание войны не привело к решению проблемы недоедания как у взрослых, так и у детей. С середины 1944 г. до конца 1946 г. снабжение продуктами улучшилось, но необходимо помнить, что урожай зерновых в 1945 г. составил лишь половину от объемов урожая 1940 г. – года крайних трудностей и нужды. А неурожай 1946 г. обрек страну на голод, но это был последний голодный год в советской истории. Большинство смертей во время голода 1946–1947 гг. было отмечено в его эпицентре – в Молдавии и Южной Украине, но сильное недоедание и связанная с ним смертность выросли и на всей территории РСФСР. Резко подскочила смертность от туберкулеза среди взрослых трудоспособного возраста. Люди опять стали умирать от истощения. Уровень младенческой смертности в городах РСФСР увеличился с 90 случаев смертей на 1000 новорожденных в 1945 г. до 91 в 1946 г., а затем до 152 в 1947 г. Коэффициент младенческой смертности в таких городах, как Горький, Иваново, Ярославль и практически повсеместно на Урале, был значительно выше, чем средний городской по стране. Он не достиг страшных показателей 1942 г., но все равно в разных городах один из пяти или шести новорожденных не доживал до своего первого дня рождения. Для любой семьи это было трагедией, особенно если учесть, что многие из них к тому времени уже могли потерять ребенка, не говоря уже о близких, сражавшихся на фронтах. Негативные последствия голода ощущались вплоть до второй половины 1948 г., после чего показатели взрослой и младенческой смертности постепенно вернулись на прежний уровень. Условия жизни стали постепенно улучшаться, хотя – и это необходимо отметить – советский рацион питания вплоть до 1950-х гг. оставался недостаточным. Следующий резкий спад младенческой смертности и сокращение серьезных различий в этом показателе между регионами произошли только в середине 1950-х гг. – после появления антибиотиков[115]115
  Filtzer D. The Hazards of Urban Life in Late Stalinist Russia. Ch. 5.


[Закрыть]. Но ничто не может опровергнуть того факта, что в ужасных условиях войны цена, заплаченная жизнями советских детей, могла быть еще выше той, какой она была в реальности.

Движение огородничества в советском тылу в 1941–1945 гг.[116]116
  Исследование на данную тему было поддержано грантом Австралийского исследовательского совета (Australian Research Council, ARC): Discovery Project Grant: «Женщины, сталинизм и советский тыл в 1941–1945 гг.». Я признательна Р. Марквику и Н. А. Поликарповой за их советы и помощь.


[Закрыть]

Эуридика Чарон Кардона

Одно из наиболее красноречивых свидетельств веры жителей блокадного Ленинграда в победу в войне связано с движением огородничества. Суть этого явления запечатлена на известной фотографии 1942 г., сделанной Борисом Кудояровым (1898–1973). На ней изображены две улыбающиеся женщины и мужчина, радостно собирающие богатый урожай капусты, выращенной напротив Исаакиевского собора.

Городские коллективные и индивидуальные огороды были широко распространены во всех тыловых районах Советского Союза[117]117
  См. URL: http://np-mag.ru/dela/ludi/ogorody-leningrada/ [17.07.2018].


[Закрыть]. Они помогли спасти многих людей от голодной смерти в годы войны, а затем, спустя полвека, в годы заката Советского Союза. В самом деле, исследователи переходного периода от постсоветской России к капитализму 1990-х гг. отмечали важную роль огородов в обеспечении населения овощами и фруктами и получении дополнительного дохода. Некоторые из них обнаружили исторические корни широкого распространения огородничества в России 1990-х гг. в массовом советском движении огородничества в годы Великой Отечественной войны[118]118
  Pallot J., Nefedova T. Trajectories in people’s farming in Moscow Oblast during the post-socialist transformation // Journal of Rural Studies. 2003. Vol. 19. P. 345–362; Ryes N. Potato ontology: Surviving post-socialism in Russia 24 // Journal of Rural Studies. 2009. Vol. 2. P. 181–212; Boukharaeva L, Marloie M. Family urban agriculture in Russia // Springer International Publishing. 2015; Caldwell M. Feeding the body and nourishing the soul: natural foods in post-socialist Russia // Food, Culture & Society. 2007. Spring. Vol. 10. Is. 1. P. 44–71.


[Закрыть]. Хотя выращивание сельхозпродуктов на личных приусадебных участках и в призаводских подсобных хозяйствах практиковалось в СССР в тех или иных формах и раньше, в частности в 1930-е гг., война придала-таки мощный импульс огородничеству. И навыки огородничества глубоко укоренились в повседневной жизни многих советских граждан.

Опираясь на архивные документы и иные первоисточники советского периода, я рассматриваю в данной статье индивидуальные и коллективные огородные участки, а также подсобные хозяйства предприятий как одно из главных средств выживания советских людей в годы войны. Основываясь на них, особое внимание я уделяю трем ключевым моментам: 1) анализу указов и постановлений советского правительства, касающихся мелких садовых участков, соответственно – практике их применения; 2) просвещению садоводов и огородников, призванному улучшить урожайность и хранение продукции; 3) культурным последствиям пропаганды вегетарианства. Я показываю, что, поощряя садоводов, государство умело переложило на население ответственность за обеспечение себя продовольствием. Статья призвана осветить ключевую роль огородничества и садоводства не только в обеспечении продуктами питания советских граждан в годы Великой Отечественной войны, но и в передаче навыков советским, а впоследствии российским садоводам и огородникам, а также роль гастрономической культуры и обычаев.

Привлечение внешних источников к выполнению государственных задач

В 1935 г. советское правительство приняло закон, определявший размеры частных наделов колхозников и в то же время рассматривавший их как юридическое целое. Закон распространялся и на коллективные подсобные хозяйства[119]119
  Wädekin K. E. The private sector in Soviet agriculture. Berkeley: University of California Press, 1973. P. 22. См. также: Shmelev G. I. Land nationalization in Bolshevik theory and reality // Russian Studies in History. 2013–2014. Vol. 52. No. 3. P. 72.


[Закрыть]. Производство продукции в личных подсобных хозяйствах (в индивидуальном секторе) преуспевало, что привело в 1939 г. к принятию ЦК ВКП(б) постановления, сокращавшего максимальный размер приусадебных участков и поголовья домашнего скота[120]120
  Шмелев утверждает, что конференция о коллективизации в июне 1934 г. ставила своей целью ограничение возможностей незажиточных крестьян во владении наделами земли. Подробнее см.: Shmelev G. I. Land nationalization in Bolshevik theory and reality. P. 72–73.


[Закрыть]. Помимо наиболее распространенных в Советском Союзе в те годы личных подсобных хозяйств с началом войны по всей стране стали создавать подсобные хозяйства при промышленных предприятиях, школах и государственных учреждениях. Так, в

1940 г. Глуховское подсобное хозяйство вырастило 500 кг овощей, произвело 270 т молока и 10 т свинины, предназначавшихся для детских воспитательных учреждений и больниц этого предприятия[121]121
  Подсобные хозяйства // Работница. 1941. № 14. С. 1.


[Закрыть]. Похожие инициативы были отмечены и в других областях страны. Например, в 1940 г. в Некоузском районе Ярославской области вигоневой фабрикой им. Розы Люксембург было освоено 30 га «запущенной земли» для выращивания картофеля, капусты и зерновых, а также для выпаса коров для получения молока. Все произведенные продукты были переданы детским учреждениям, в заводские столовые и продовольственные магазины[122]122
  Подсобное хозяйство фабрики // Летопись Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. По материалам ярославской областной газеты «Северный рабочий» / авт. – сост. О. В. Кузнецова. Ярославль; Рыбинск, 2005. С. 57.


[Закрыть].

Несмотря на заметное улучшение питания детей рабочих фабрики за счет включения в их ежедневный рацион дополнительно выращенных продуктов, поначалу инициатива развития подсобных хозяйств не находила широкой поддержки в массах. Дело в том, что молодое советское общество, затратившее столько усилий на индустриализацию страны, неоднозначно воспринимало идею возврата к самостоятельному, индивидуальному обеспечению себя продуктами. Негативное отношение к личным и коллективным огородам, а также подсобным хозяйствам при промышленных предприятиях было связано с тяжелыми воспоминаниями многих о недавней насильственной коллективизации в деревне и последовавшем за ней преследовании кулаков, а также с подозрительным отношением тогдашних советских властей к крестьянству как к классу. Но потребности военного времени предопределили новый статус индивидуального огородничества.

Война: продовольственная независимость

Война разрушила жизни многих миллионов советских людей, привнеся в них эвакуацию, голод, смерть. Начиная с середины июля 1941 г. Государственный комитет обороны (ГКО) СССР принял множество постановлений об эвакуации людей, стратегически важных предприятий, сельскохозяйственного оборудования, а также скота и продуктов животноводства из западных областей Советского Союза на восток страны[123]123
  См. приказы № 413, 432, 668, 969 и др.: URL: http://www.soldat.ru/doc/nko/1941s. html [22.06.2018]; http://www.soldat.ru/doc/nko/1941ss.html [22.06.2018].


[Закрыть]. Внезапное и стремительное нападение Германии подорвало советские продовольственные запасы: солидная часть урожая зерновых 1941 г. в западных областях страны была потеряна, а уцелевшее приходилось расходовать экономно[124]124
  Михеенков С. Е. В донесениях не сообщалось… Жизнь и смерть солдата Великой Отечественной. 1941–1945. М., 2009. С. 295; Moskoff W. The bread of affliction: the food supply in the USSR during World War II. Cambridge: Cambridge University Press, 2002. P. 25.


[Закрыть]. На этом фоне неудивительно, что советское правительство отдавало приоритет обеспечению продовольствием Красной армии[125]125
  Schechter B. The State’s Pot and the Soldier’s Spoon: Rations [ПАиК] in the Red Army // Hunger and War: food provisioning in the Soviet Union during World War II / eds. W. Z. Goldman, D. Filtzer D. Bloomington: Indiana University Press, 2015. P. 98–157.


[Закрыть]. В то же время в августе 1941 г. было введено рационирование питания советских граждан, призванное обеспечить гражданское городское население хотя бы минимальной ежедневной порцией хлеба.

Несмотря на это, в условиях затянувшейся кровопролитной войны, к которой ни люди, ни государство не были готовы, скудно питающееся население физически ослабевало. В этих условиях центральному советскому руководству пришлось передать местным властям полномочия по обеспечению гражданского населения питанием. Как отмечает Уильям Москофф: «“Каждый район – сам за себя” – спущенная сверху стратегия наполнения продовольственной корзины за счет государственных подсобных хозяйств, городских садовых участков и частных крестьянских наделов лишь подтвердила рекомендацию населению “полагаться на самих себя”»[126]126
  Moskoff IF. The bread of affliction. P. 111.


[Закрыть]. Венди Голдман, напротив, с восхищением отмечает организаторский талант советских властей по части управления распределением среди населения ограниченных продовольственных запасов. Оно шло через развитую сеть столовых, продмагов и подсобных хозяйств, что, по мнению Голдман, позволило избежать голодных бунтов против государства, подобных случившимся в Германии и России в 1917–1918 гг.[127]127
  Goldman IF. Not by bread alone: Food, workers, and the state // Hunger and War: food provisioning in the Soviet Union during World War II. P. 97, 45.


[Закрыть]

Советское руководство и народ не сразу поняли, что война с фашистской Германией закончится не скоро. Проведенный в 1942 г. пересмотр государственной политики в отношении индивидуальных огородных участков можно рассматривать как признание этого факта[128]128
  Она рассматривает огородничество в качестве дополнительного источника питания в придачу к подсобным хозяйствам, совхозам и колхозам, а также рыночным и государственный пайкам, подробнее см.: Goldman IF. Not by bread alone. P. 53.


[Закрыть]. Прагматический характер такой политики просматривается в схожих инициативах союзных стран, например в кампании «Копай для победы» в Великобритании (1939) или движении «Сады Победы» в США (1941). При этом необходимо учитывать, что, хотя население этих стран тоже страдало от дефицита продовольствия, цели правительственной политики в сфере огородничества и способы ее реализации существенно отличались от советской модели. Так, Франклин Джинн отмечает, что в случае Великобритании кампания «Копай для победы» стремилась побудить людей «возделывать землю более организованным, современным и эффективным путем». Она не поощряла создание индивидуальных запасов излишков овощей и через пропагандистские плакаты «узаконивала мужской контроль над садоводством», хотя им занимались также женщины и дети[129]129
  Ginn F. Dig for Victory! New histories of wartime gardening in Britain // Journal of Historical Geography. 2012. Vol. 38. № 3. P. 300–301.


[Закрыть]. В США стремление к достижению высокой урожайности и продуктивности стимулировало рекламу в садоводческих журналах тех или иных сортов удобрений и семян, а также потребление завязанной на садоводство продукции, и даже сигарет! Покупку этих товаров преподносили как патриотический поступок[130]130
  Miller C. In the Sweat of Our Brow: Citizenship // American Domestic Practice During WWII. 2003. Vol. 26. № 3. Victory Gardens. P. 404–406.


[Закрыть]. В то же время в Советском Союзе городское огородничество рассматривали прежде всего в качестве источника дополнительного пропитания для семей, в конечном счете – как гарантию выживания. Индивидуальное и коллективное садоводство и огородничество также облегчали государству решение продовольственной проблемы, позволяя сосредоточить основные силы на сопротивлении врагу. Разумеется, открыто об этом не говорилось.

Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов (ВЦСПС) стал организатором движения огородничества в городах во время войны. 5 января 1942 г. Секретариат ВЦСПС принял два постановления, связанных с огородничеством. Первое санкционировало создание коллективных огородов и подсобных хозяйств при заводских столовых; второе дало зеленый свет возделыванию индивидуальных участков. Эти постановления призывали рабочих и служащих воспринимать огородничество исключительно как возможность обеспечить себя картофелем и овощами, что, в свою очередь, позволяло государству максимально использовать продовольственные ресурсы для снабжения действующей армии. Местные профсоюзы были призваны разъяснять населению пользу огородных участков и оказывать помощь в их организации и освоении, как то: в поиске свободной земли, приобретении необходимых сельскохозяйственных и садовых инструментов, семян и рассады[131]131
  Красноженова Е. Е. Роль индивидуального и коллективного огородничества в решении продовольственной проблемы в период Великой Отечественной войны (на материалах Нижнего Поволжья), см. URL: http://human.snauka.ru/2012/2070 [17.07.2018].


[Закрыть]. ВЦСПС поддерживал связь с местными отделениями профсоюзов. Так, в марте 1942 г. председатель Северного отделения Центрального комитета профсоюза Медсантруд Родионова попросила Ярославское отделение представить ей список всех его членов, желающих заняться огородничеством, и организовать через местные отделения профсоюза передачу им земли. При этом было рекомендовано обеспечить огородников семенами и инструментом и организовать для них встречи с агрономами для получения практических советов[132]132
  Филиал государственного казенного учреждения Ярославской области «Государственный архив Ярославской области» – Центр документации новейшей истории (далее – ЦДНИ ГАЯО). Ф. 2434. Оп. 1. Д. 89. Л. 34.


[Закрыть].

Центральные средства массовой информации, в том числе газеты «Правда», «Труд» и журнал «Работница», поддержали призыв профсоюзов к увеличению числа призаводских подсобных хозяйств, а также коллективных и индивидуальных огородов для трудящихся во имя уменьшения зависимости продовольственного обеспечения населения от «ресурсов центральной власти». В 1942 г. передовица мартовского выпуска «Работницы» констатировала: «Подсобные хозяйства при предприятиях и рабочие огороды – дело не новое. Однако оно до сих пор не нашло у нас широкого развития. Многие работники рассчитывают только на централизованное снабжение, они ведут себя по отношению к государству как иждивенцы. Это неправильно. В условиях войны нельзя получать все из централизованных фондов. Опыт показал, что на тех предприятиях, где созданы подсобные хозяйства, рабочие и служащие получают большее подспорье в питании. Мало того, они имеют возможность при наличии собственных продуктов высвобождать их из общегосударственных фондов для снабжения фронта»[133]133
  За массовое развитие огородничества // Работница. 1942. № 5. С. 15.


[Закрыть].

Тогда имели место и определенные гендерные ожидания в отношении огородничества. Именно женщинам предстояло наработать необходимые знания и приложить к этому свои руки. «Работница» призывала организовывать комитеты индивидуального и коллективного огородничества во главе с женщинами, имеющими навыки садоводства и опирающимися на поддержку партийных и профсоюзных организаций. Журнал подчеркивал необходимость распространения соответствующих знаний, а также обеспечения людей необходимым инвентарем на местах. Завершалась статья призывом к женщинам: «Приложим свою деловую хозяйственную смекалку! Создадим огороды! Увеличим местные ресурсы, чтобы фронт и тыл не испытывали недостатка в продуктах питания!»[134]134
  За массовое развитие огородничества // Работница. 1942. № 5. С. 15.


[Закрыть].

7 апреля 1942 г., следуя инструкциям Президиума ВЦСПС, местные советы распределили невозделанные земли в городах и совхозах между огородными комиссиями профсоюзных комитетов местных фабрик и предприятий. Так, в апреле 1942 г. Ярославский областной комитет профсоюза медработников обратился в городской земельный отдел с просьбой выделить ему небольшой участок земли на окраине города для создания коллективного огорода площадью 0,72 га для 60 человек[135]135
  ЦДНИ ГАЯО. Ф. 2434. Оп. 1. Д. 82. Л. 261.


[Закрыть]. Годом позже 42 рабочих занялись огородничеством и засадили целый гектар – 0,75 га под картофель и 0,25 га под другие овощи[136]136
  Там же. Л. 12.


[Закрыть].

Конечно, в условиях военного времени столь массовое начинание не избежало трудностей, прежде всего в силу отсутствия свободной пахотной земли в городах, а также недостатка семян и инвентаря. Это повлияло на решение части тех, кто хотел заняться огородничеством, не участвовать в первой посевной[137]137
  Moskoff W. The bread of affliction. P. 109–110.


[Закрыть]. К примеру, в Ярославле в июне 1942 г. председатель профсоюза больницы им. Десятой годовщины Октябрьской революции Калинина пожаловалась в профсоюз Медсантруда на отсутствие семян, из-за чего огородная комиссия вынуждена была вернуть землю городскому земельному отделу[138]138
  ЦДНИ ГАЯО. Ф. 2434. Оп. 1. Д. 82. Л. 21.


[Закрыть].

Несмотря на многочисленные сложности в оформлении, организации и обеспечении огородов, советские люди во многом сумели преодолеть их, встать над ними. Новейшие исследования на региональном уровне дают более ясное представление об этом национальном парадоксе. Например, в одной лишь Ярославской области в 1942 г. насчитывалось до 66 тыс. индивидуальных и коллективных огородов[139]139
  Подсобные хозяйства предприятий, организаций, учреждений, коллективные и индивидуальные огороды граждан // Ярославская область в годы Великой Отечественной войны / сост. Г. А. Казаринова, О. В. Кузнецова. Ярославль, 2010. С. 184–186.


[Закрыть]. В том же году в Саратовской области на Волге 87 тыс. человек занялись огородничеством, а на Урале – в главном промышленном районе страны (в Свердловской, Челябинской и Пермской областях) – соответственно 500, 275 и 205 тыс. человек[140]140
  Красноженова Е. Е. Роль индивидуального и коллективного огородничества; Трифонов А. Н. Огородничество и решение продовольственной проблемы на Урале в годы Великой Отечественной войны // Проект Ахей. 2005, см. URL: http://mmj.ru/ ural_history.html?&article=488&cHash=59ab3ab501 [16.07.2018].


[Закрыть]. В совокупности по всему Советскому Союзу к 1942 г. около 5 млн человек занималось огородничеством, обрабатывая примерно 500 тыс. га земли[141]141
  Вишнякова Е. За высокий урожай огородных культур! // Работница. 1943. № 4–5. С. 16.


[Закрыть].

Важно отметить, что на заре движения огородничества в 1942 г. лишь немногие советские люди осознавали, насколько важными станут коллективные и индивидуальные участки для производства сельхозпродукции не только для улучшения питания семей, но и для выживания. Многочисленные воспоминания рабочих, опубликованные в «Работнице» ближе к окончанию войны, отражают первоначальные сомнения насчет огородничества, особенно среди неопытных людей. Так, одна из работниц московской фабрики «Большевичка» А. Павлова писала в 1944 г.: «До войны никакого понятия об огородах я не имела. Это дело мне казалось не по силам. Но опыт первого года работы на индивидуальном участке показал, что было бы желание, а сделать всякое дело можно»[142]142
  Павлова А. А. Опыт моего огородничества // Там же. 1944. № 4–5. С. 17.


[Закрыть]. Другие огородники, уже опытные, поражались отсутствию у коллег даже элементарных представлений об этом деле. К примеру, Е. Сивакова вспоминала: «Когда у нас на заводе стали создавать коллективные огороды, многие работницы говорили: “Будет ли какая польза, может, зря будем работать?” А я раньше знала, что коллективный огород – это очень хорошее дело. Еще в 1932 году мы с мужем работали на заводе имени М. И. Калинина и там участвовали в коллективном огороде. Всегда зарабатывали помногу овощей. Всем нашим работницам я советовала записаться на огород»[143]143
  Сивакова Е. М. Обеспечим себя овощами // Там же. С. 18.


[Закрыть]. Агафья Карповна Дурняшова, работница московской текстильной фабрики и мать шестерых детей, была еще одной опытной огородницей, которая делилась в журнале «Работница» своими знаниями и навыками. Она, в частности, выражала недовольство тем, что всего лишь 300 работниц записались и сразу стали работать на своих огородных участках, остальные же 300 решили подождать, пока фабричный комитет найдет для них инструменты и семена. «Но все же на наш многотысячный коллектив желающих обрабатывать огороды еще недостаточно. Фабком проводит собрания по цехам и призывает работниц активнее включаться в работу по подготовке к посеву огородов. У нас есть все возможности для этого. Постановление ВЦСПС о развитии огородов указывает каждой рабочей семье, как обеспечить себя продуктами питания на целый год. А в условиях войны это очень важно. Мы не будем обременять государство снабжением нас овощами и освободим транспорт от излишних перевозок»[144]144
  Дурняшова А. К. Что дает мне огород // Работница. 1942. № 6. С. 11.


[Закрыть]. Призывы активных женщин-огородниц печатали в официальных изданиях, таких как «Работница», совершенно в общем русле государственной политики и пропаганды, нацеленных поднять широкие народные массы на огородническое движение. И эти призывы показывают, что сначала нужно было убедить трудящихся, прежде всего женское население, и без того изнуренное работой, взяться за еще одно занятие в дополнение к ежедневному тяжелому труду на производстве.

По мере сокращения государственных централизованных поставок продовольствия люди вынужденно стали больше интересоваться огородными участками. По данным советского экономиста У. Г. Чернявского, продукция индивидуальных и коллективных огородов в 1942 г. (в первый год движения) составила лишь небольшую долю от общего объема произведенных продуктов питания: 11,4 % от совокупного объема калорий, потребленных гражданским населением СССР в 1942 г.[145]145
  Чернявский У. Г. Война и продовольствие: Снабжение городского населения и Великой Отечественной войне (1941–1945). М., 1964. С. 186.


[Закрыть] Тем не менее даже такой скромный вклад мог существенно сказаться на обеспечении тыла продовольствием. К примеру, в 1942 г. урожай картофеля, собранный огородниками Свердловской области, был скромным, но он на 38,4 % обеспечил годовую потребность населения региона в нем[146]146
  Трифонов А. Н. Огородничество и решение продовольственной проблемы на Урале.


[Закрыть].

После уборочной кампании 1942 г. советское правительство еще более усилило поддержку местных профсоюзных огородных комиссий. В ноябре 1942 г. В. Молотов, тогда заместитель председателя СНК СССР, обнародовал постановление, распределявшее свободные земли вблизи городов и рабочих поселков между фабриками и другими государственными учреждениями на срок от 5 до 7 лет для выращивания сельхозпродуктов. А земли, которые уже где-то использовались огородниками, должны были быть переоформлены местными советами или совхозами. Предприятия передавали эти участки своим рабочим для огородов, сохраняя за ними возможность ежегодно продлевать пользование ими. Но если работник уходил с предприятия (кроме случаев призыва в армию), то он/она теряли свой участок земли[147]147
  ЦДНИ ГАЯО. Ф-2233. Оп. 24. Д. 1. Л. 48.


[Закрыть]. Главной целью этого постановления было дальнейшее содействие развитию городского огородничества, которое в совокупности с системой карточного распределения продуктов укрепило связь работников с их предприятиями, а возможность продления срока аренды земельного участка гарантировала им прибавку в продуктах. Вместе с тем сама опция долгосрочной аренды земельных участков косвенно свидетельствовала о том, что война продлится дольше, чем ожидалось, а выживание будет делом тяжелым.