Текст книги "Советский тыл 1941–1945: повседневная жизнь в годы войны"

Реакция советского руководства

Уже в 1942 г. исполнение указа о дезертирстве требовало все бо́льших ресурсов, о чем свидетельствуют административная загруженность и невыполнение предписаний. Реакция на это была двоякой. Представители ряда государственных органов полагали, что такие указы неэффективны. Другие считали, что сами эти меры оправданны, но при их применении следует учитывать практические трудности. Василий Ульрих, глава влиятельной Военной коллегии Верховного суда СССР, принадлежал к первой группе. В записке главе Верховного суда от 24 декабря 1941 г. Ульрих подверг трибуналы резкой критике за недостаточную снисходительность в отношении молодых рабочих от 16 до 18 лет. Комментируя высокое число приговоров, принятых на основании указа о дезертирстве за период с июля по январь 1941 г., он замечает: «Такое огромное количество осужденных рабочих оборонных предприятий только за три месяца у меня вызвало большое беспокойство и заставило сигнализировать вам о неблагополучии в вопросах предания суду и судебной практике по Указу от 26.XII-1941 г. Особо пристального внимания требует к себе количество осужденных молодых рабочих (до 18 лет)»[231]231
  РГАНИ. Ф. 6. Оп. 6. Д. 1487. Л. 22 (секретное сообщение В. В. Ульриха председателю Верховного суда И. Т. Голякову от 24 декабря 1942 г.).


[Закрыть].

Такие слова удивительны для человека, который пятью годами ранее был одним из главных исполнителей Большого террора и на протяжении своей карьеры вынес тысячи смертных приговоров[232]232
  Будучи председателем Военного суда, В. В. Ульрих отвечал за ряд ключевых показательных процессов в годы Большого террора (1937–1938), в том числе дела Михаила Тухачевского и Николая Бухарина, см.: Jansen M., Petrov N. Mass Terror and the Court: The Military Collegium of the USSR // Europe-Asia Studies. 2006. Vol. LVIII. P. 589–602.


[Закрыть]. Основной довод Ульриха заключался в том, что эти молодые рабочие-дезертиры во многих случаях были призваны из школ трудового резерва и колхозов, а потому они не имели достаточного опыта работы в промышленности. Их невесты и члены их семей могли находиться в другом населенном пункте или на фронте. Ульрих отмечал, что в ряде случаев приговоры за дезертирство выносили даже работникам моложе 16 лет. Однако, проигнорировав его, Комиссия партийного контроля (КПК) пришла к выводу, что правительственное постановление от 3 января 1942 г. «появилось своевременно» и, несомненно, дало должные результаты в укреплении трудовой дисциплины на предприятиях. Но в докладе Комиссии все же было отмечено: «Если бы руководители предприятий, партийные организации, органы прокуратуры и милиция применяли все законодательные меры, предписанные данным постановлением, оно принесло бы гораздо более ощутимые результаты»[233]233
  РГАНИ. Ф. 6. Оп. 6. Д. 1487. Л. 7 (обратный перевод с английского). 4 марта
  1943 г. личный помощник Сталина Александр Поскребышев получил секретную записку от КПК об исполнении указа от 26 декабря 1941 г. «О дезертирстве из военной промышленности». Такая процедура была стандартной в советской системе секретности. В принципе, большинство сообщений, адресованных Сталину, сначала получал его секретарь, который либо передавал сообщение непосредственно Сталину, либо излагал его Сталину в письменной или устной форме. См. замечательное исследование скрытых структур коммуникации в сталинский период: Rosenfeld N. E. The “Special” World: Stalin’s Power Apparatus and the Soviet System’s Secret Structures of Communication. Copenhagen, 2009; особенно см.: P. 558–560.


[Закрыть]. Хотя записка Ульриха помогает понять истинное положение дел, возобладала точка зрения КПК. Вскоре, не позднее 18 марта 1943 г., нарком Молотов подписал правительственную резолюцию об «укреплении борьбы против самовольного ухода (дезертирства) рабочих и служащих с предприятий в военной промышленности»[234]234
  Неопубликованная правительственная резолюция (проект), не ранее 18 марта 1943 г.: «О мерах по усилению борьбы с самовольным уходом (дезертирством) рабочих и служащих с предприятий военной промышленности». Черновую версию резолюции можно найти в: ГА РФ. Ф. 8131. Оп. 37. Д. 1435. Л. 103–104. Хотя резолюция вступила в силу, я нашел лишь черновую ее версию.


[Закрыть].

Резолюция Молотова отменяла приказ НКВД от 28 октября 1942 г. Она предписывала сотрудникам госбезопасности разыскивать дезертиров на стадии предварительного расследования; а сотрудникам милиции вменялась лишь непосредственная поимка дезертиров. Учитывая число сообщений о неисполнении указа отделениями милиции, такое решение представлялось логичным. В архивных материалах описаны случаи, когда милиция сообщала, «что гражданин больше не проживает по первоначальному адресу», притом что она «вообще его не разыскивала»[235]235
  РГАНИ. Ф. 6. Оп. 6. Д. 1487. Л. 41–44 (доклад Комиссии партийного контроля в Челябинской области от 5 февраля 1943 г., обратный перевод с английского).


[Закрыть]. Теперь исходный указ подкрепляли по крайней мере три дополнительных постановления. Во-первых, указ от 26 декабря 1941 г. перекладывал ответственность за наказание дезертиров с гражданских судов на более лояльные и исполнительные органы НКВД. Во-вторых, упрощение юридических процедур позволяло военным трибуналам осуждать рабочих заочно. Третьим шагом стали меры, определившие ответственность НКВД, а не милиции, за розыск дезертиров. Если же подозреваемый не был найден в течение месяца, военный трибунал по-прежнему мог вынести ему заочный приговор, а руководителей предприятий можно было привлечь к ответственности за предоставление заведомо ложной информации о рабочих и других сотрудниках. Это ужесточение контроля над предприятиями преследовало две цели. С одной стороны, милиции и прокуратуре нужна была адекватная информация. С другой – руководители предприятий нередко покрывали своих работников, когда те по той или иной причине дезертировали. Такое пособничество имело место еще до войны[236]236
  Berliner J. Factory and Manager in the USSR. Cambridge, MA, 1957; Granick D. Management of the Industrial Firm in the USSR. New York, 1954; Filtzer D. Soviet Workers and Stalinist Industrialization.


[Закрыть]. Руководителей предприятий также могли привлечь к ответственности за «преступно-бюрократический подход», в чем бы он ни заключался, например за неудовлетворительные жилищные и бытовые условия, в которых жили работники предприятия. Принимать на работу разрешали только при обеспечении потенциальному работнику необходимых бытовых условий. Предполагалось, что это повысит возможности руководства мобилизовать на труд. А партийным органам предписывалось и далее осуществлять усиленный контроль за всеми предприятиями, на которые были привлечены мобилизованные работники. В целом в течение первого года действия указа активно применяли меры принуждения, в снисхождении отказывали. Вообще, пока угроза поражения в войне оставалась актуальной, меры принуждения в военной промышленности широко использовали для поддержания дисциплины.

Снижение количества осужденных за дезертирство в 1944–1945 гг. в значительной степени объясняется успехами на фронте. Дополнительные меры принуждения требовали немалых средств, а потенциал имели скорее в краткосрочной перспективе, пока в промышленности царил хаос, а угроза поражения была вполне реальной[237]237
  Пол Грегори предположил, что принуждение может быть эффективным в краткосрочной перспективе, см.: Gregory P. The Political Economy of Stalinism: Evidence from the Soviet Secret Archives. New York, 2004. P. 84.


[Закрыть]. По мере того как Германия проигрывала войну, а темпы мобилизации росли, принуждение к труду в военной промышленности шло на спад. Ближе к концу войны в указ о дезертирстве дважды вносили важные изменения: во-первых, судам разрешали рассматривать факт дезертирства как прогул, если подозреваемый возвращался на свое место работы; во-вторых, была объявлена общая амнистия для всех заочно осужденных дезертиров при условии их возвращения на место работы.

28 декабря 1944 г. Молотов представил Сталину проект общей амнистии рабочих, осужденных за дезертирство. К тому времени прокуратура уже два года выступала за смягчение законодательства. Это стало следствием чрезвычайной административной нагрузки, из-за которой в середине 1944 г. прокуратуре пришлось увеличить штат своих сотрудников на 800 человек[238]238
  Прокуратура, не справлявшаяся с потоком дел, лоббировала такие меры с начала 1943 г. Высказывалось мнение, что такие дела затрудняли расследование более серьезных преступлений, см.: ГА РФ. Ф. 8131. Оп. 37. Д. 1612. Л. 3 (секретная телеграмма Бочкова Вышинскому от 3 апреля 1943 г.; здесь Бочков предлагает позволить милиции закрыть определенное количество дел о дезертирстве). См. также: Там же. Оп. 32. Д. 9. Л. 120 (здесь говорится о наборе 800 дополнительных сотрудников для работы с делами о дезертирстве, от 9 июня 1944 г.).


[Закрыть]. Однако амнистия распространялась лишь на тех, кто был осужден заочно и не был с тех пор задержан. Речь не шла о тех, кто уже отбывал свои сроки в тюрьмах и лагерях. Целью амнистии было облегчить административную нагрузку на органы власти, а не завершить кампанию против самовольных переходов на другую работу. Сталин, однако, написал «да» на полях проекта, и два дня спустя амнистия вступила в силу[239]239
  Земсков В. Указ от 26 июня 1940 года (еще одна круглая дата) // Радуга. № 6, 1990. С. 46; Соколов А. К. Принуждение к труду в советской промышленности и его кризис (конец 1930-х – середина1950-х гг.) // Экономическая история: ежегодник. 2003 / ред. Л. И. Бородкин, Ю. А. Петров. М., 2004. С. 74–99; особенно см.: С. 83–85.


[Закрыть]. Всем рабочим, которые немедленно вернулись бы на свои предприятия, обвинение в дезертирстве заменяли на прогулы или даже полностью снимали. Однако окончательная отмена указа о дезертирстве случилась лишь 31 мая 1948 г.[240]240
  Анализ послевоенного периода см.: Filtzer D. Soviet Workers and Late Stalinism. P. 158–200; Gorlizki Y. Rules, Incentives, and Soviet Campaign Justice after World War II // Europe-Asia Studies. 1999. Vol. LI. P. 1245–1265.


[Закрыть]

* * *

Советская система под руководством Сталина была максимально репрессивной во время войны. Она ужесточала меры принуждения к труду в рамках мобилизации промышленности. В общей сложности каждый год войны от одного до двух миллионов работников, занятых в гражданской и военной промышленности, осуждали за «нарушения трудовой дисциплины»[241]241
  Земсков В. Указ от 26 июня 1940 года. С. 47.


[Закрыть]. Столь беспрецедентный размах уголовных наказаний в сфере труда никогда не наблюдался ни в России, ни в СССР. Подавляющее большинство трудовых нарушений составляли прогулы, а наиболее распространенным наказанием на них было снижение заработной платы. Значительного размаха достигли репрессии в рамках указа о дезертирстве из военной промышленности: за годы войны (1942–1945) общее число вынесенных на его основании приговоров составило около 767 тыс. Необходимо, однако, отметить, что число дел, переданных в прокуратуру, намного превосходило число приговоров, вынесенных военными трибуналами НКВД (см. табл.). То есть большинство таких дел было закрыто еще на начальном этапе следствия. Кроме того, значительное число приговоров за дезертирство с предприятий военной промышленности было вынесено заочно. Большинство заочно осужденных так и не было задержано и позднее попало под амнистию.

Напрашиваются два ключевых вывода. Во-первых, поскольку преследование дезертиров требовало больших сил и затрат, заочные приговоры составили 60–75 % от всех приговоров за каждый год войны[242]242
  ГА РФ. Ф. 8131. Оп. 32. Д. 9. Л. 117.


[Закрыть]. Как следствие, данные о приговорах за дезертирство из военной промышленности следует рассматривать критически, ведь дело далеко не всегда доходило до реального наказания. Во-вторых, архивные документы указывают, что органы, отвечавшие за исполнение указа, действовали несогласованно. И руководители предприятий, и прокуроры, и милиция в той или иной степени избегали открытых репрессивных мер, казавшихся им слишком суровыми или затратными. Высказывала свои сомнения на этот счет и Военная коллегия Верховного суда СССР. Не удивительно поэтому, что в первые годы войны преследование дезертиров было перепоручено НКВД и другим более лояльным ведомствам. Несмотря на это, эффективность исполнения указа о дезертирстве оставалась низкой главным образом из-за административной загруженности. Даже лояльные функционеры не могли добиться исполнения указа, поскольку розыск был затруднен, а общее число дел слишком велико. Ближе к концу войны глава НКВД Л. П. Берия даже высказал сожаление по поводу того, что большинство рабочих Кировского завод были ранее осуждены за дезертирство[243]243
  Там же. Оп. 37. Д. 1612. Л. 1–4 (секретный доклад Л. П. Берии – В. М. Бочкову от 26 декабря 1944 г.).


[Закрыть]. (Не вполне ясно, какой смысл вкладывал Берия в свой комментарий.) А потому представляется правомочным вопрос о том, что случилось бы с мобилизацией промышленности, если бы исполнение указа было тотальным.

В заключение можно лишь отметить, что неэффективное исполнение указа было следствием двух факторов: административной загруженности и невыполнения предписаний. Ведомства добросовестно пытались исполнять указ, но это требовало слишком многих усилий с их стороны. В конце концов, если бы наказание настигло всех дезертиров, то дела в советском тылу, возможно, обстояли бы иначе. Но выиграл ли бы Советский Союз от этого? Это – другой вопрос.

Советские авиастроители в годы Великой Отечественной войны: повседневная жизнь на фоне войны

Михаил Ю. Мухин

Великая Отечественная война стала одним из кульминационных моментов истории советского общества. По сути, в те годы испытанию на прочность подверглась вся конструкция социума, построенного в СССР «после 1917 г.». Тема социальной истории советского общества в период Великой Отечественной войны огромна и неисчерпаема. В данной статье мы рассмотрим лишь один ее аспект – бытовые условия работников авиапредприятий: как они жили, что ели, из чего складывалась их зарплата, вообще насколько важны были для них денежные выплаты. Иначе говоря, ту «прозу жизни», которая и составляет повседневность человека.

Персонал авиапромышленности и эвакуация

Следует учитывать, что в силу ряда объективных причин подавляющее большинство советских авиапредприятий в годы войны было эвакуировано в восточные регионы страны[244]244
  Подробнее об этом см.: Мухин М. Ю. Авиапромышленность СССР в 1941–1945 гг. М., 2011. С. 62–73.


[Закрыть]. Поэтому дополнительно к проблемам военного времени, характерным для всего советского общества, на долю авиастроителей выпали еще и тяготы эвакуации. К концу 1941 г. в самолетостроительной отрасли работало 110 тыс. человек. При этом Наркомат авиапромышленности (НКАП) испытывал нехватку еще 219 тыс. сотрудников, в том числе 137 тыс. квалифицированных рабочих[245]245
  Самолетостроение в СССР. 1917–1945. Кн. 2. М., 1994. С. 216.


[Закрыть]. Большинство авиазаводов смогло эвакуировать около трети своего персонала. К марту 1942 г. в большинстве случаев довоенная численность работников отрасли была не только восстановлена, но и перекрыта, и это было достигнуто за счет массового использования новой, а значит, в подавляющем большинстве малоквалифицированной рабочей силы.

Ситуация в авиапромышленности была аналогична состоянию дел в оборонной промышлености в целом. По данным Совета по эвакуации при СНК СССР, в среднем оборонные предприятия эвакуировали 30–40 % их персонала – столько же, сколько и авиазаводы[246]246
  Быстрова И. В. Советский военно-промышленный комплекс: проблемы становления и развития (1930-1980-е годы). М., 2006. С. 197; Савицкий И. М. Важнейший арсенал Сибири. Новосибирск, 2005. С. 43.


[Закрыть]. В рамках данной статьи мы не будем углубляться в сюжеты, связанные с обучением «новых» рабочих на местах и т. п. Однако при рассмотрении прочих вопросов необходимо учитывать, что большинство сотрудников авиазаводов пришли в авиастроение уже после начала войны, и что с бытовыми сложностями они сталкивались на фоне освоения новой профессии, и что «старые» рабочие, в свою очередь, были вынуждены в тех же условиях выступать в роли инструкторов и наставников.

Жилье

Как было уже сказано, авиазаводы смогли вывезти приблизительно треть своего персонала. Но вместе с ним были эвакуированы и члены семей, причем они составляли фактически половину всех вывезенных в эвакуацию вместе с авиазаводами граждан. Показательна в этом отношении ситуация, сложившаяся на заводе № 153 в Новосибирске (табл. 1). Всего с шестью авиазаводами в г. Новосибирск прибыло 2043 единицы оборудования и 8774 сотрудника[247]247
  Савицкий И. М. Важнейший арсенал Сибири. С. 47.


[Закрыть]. Но с учетом членов семей людей было эвакуировано намного больше[248]248
  Там же. С. 59, 241.


[Закрыть].

Таблица 1.

Количество эвакуированных в г. Новосибирск

Разумеется, члены семей также нуждались в жилье. Но требовалось обеспечить крышей над головой и рабочих, которых планировали принять на авиазаводы.

30 января 1942 г. Отдел труда и зарплаты НКАП доложил, что по состоянию на декабрь 1941 г. на предприятиях наркомата работало 185 630 человек, а уже в I квартале 1942 г. (с учетом пуска новых заводов) определенно потребуется 290 020 человек[249]249
  Российский государственный архив экономики (далее – РГАЭ). Ф. 8044. Оп. 1. Д. 4469. Л. 30.


[Закрыть]. Предполагаемый дефицит в 104 390 рабочих рук (из них 69 230 квалифицированных рабочих) планировалось покрыть за счет поступления молодых рабочих из школ ФЗО и ремесленных училищ (40 200 человек), кратковременной подготовки рабочих непосредственно на заводах (21 540 человек), а еще 42 650 потенциальных работников проходили по графе «другое», что, вероятно, означало «где-нибудь найдем». Госплан рекомендовал искать дополнительные трудовые резервы среди «эвакуированного населения, потерявшего связи со своей прежней работой»[250]250
  Быстрова И. В. Советский военно-промышленный комплекс. С. 197.


[Закрыть]. Но большинство «новых» рабочих нуждались в жилье не меньше эвакуированных. Это делало проблему жилья для рабочих авиазаводов одной из центральных в отрасли.

Увы, положение дел с жильем было удручающим. В наличии было 197 260 кв. м жилой площади, пригодной для размещения рабочей силы. Поэтому родных и близких работников авиазаводов иногда селили отдельно. Скажем, членов семей рабочих авиазавода № 18, эвакуированного из г. Воронежа на ст. Безымянскую (18 км от г. Куйбышева), вывезли на 100 км к востоку от Куйбышева и разместили через подселение[251]251
  Захарченко А. В. Формирование авиапромышленного комплекса в Поволжье накануне и в годы Великой Отечественной войны (1940–1942 гг.). Самара, 2004. С. 14.


[Закрыть]. Средняя жилплощадь работника ведущих авиазаводов, эвакуированных в Поволжье, по сравнению с прежней сократилась вдвое. Для 8170 сотрудников авиазаводов № 380 и 381, эвакуированных из Ленинграда в г. Нижний Тагил, удалось организовать следующие варианты размещения:

• в «Соцгородке» (в пределах Нижнего Тагила, вблизи завода) -2900 человек;

• в Нижнем Тагиле (в 12 км от завода) – 2700 человек;

• в с. Лая (в 20 км от завода) – 750 человек;

• в пос. Сан-Донато (в 30 км от завода) – 800 человек;

• в пос. Шайтанка (в 35 км от завода) – 300 человек;

• в пос. Самса (в 20 км от завода) – 720 человек[252]252
  РГАЭ. Ф. 8044. Оп. 1. Д. 4191. Л. 28.


[Закрыть].

Сотрудники завода № 26, эвакуированного из г. Рыбинска в г. Уфу, были вынуждены ютиться не только в землянках, но и в палаточных городках[253]253
  Куманев Г. А. Говорят сталинское наркомы. Смоленск, 2005. С. 209.


[Закрыть].

На этом фоне авиастроители, эвакуированные в Сибирь, точнее в Новосибирск, оказались в сравнительно хороших условиях. Так как завод № 153 еще в довоенное время строили за городом, то одновременно со строительством предприятия был спланирован и «соцгородок» для сотрудников предприятия. Поэтому завод № 153 обладал собственным жилым фондом, который нужно было лишь расширять. Безусловно, практиковали «уплотнение» и размещение в бараках, но ни одна семья работников, эвакуированных на завод № 153, не жила в землянках[254]254
  Савицкий И. М. Важнейший арсенал Сибири. С. 61.


[Закрыть]. Из 8100 семей, прибывших на завод, 1460 были размещены в домах барачного типа, 1700 – в домах организаций и учреждений города, а остальные – в ведомственных и частных домах, зданиях школ, клубов, и домах Ельцовского совхоза, расположенного в пригороде[255]255
  Там же. С. 331.


[Закрыть]. Именно на этот период пришелся пик интенсивности строительства заводского жилья. Из 56,5 тыс. кв. м жилплощади, построенной заводом № 153 за годы войны, 36,1 тыс. кв. м приходится именно на 1941 г.[256]256
  Там же. С. 408.


[Закрыть] Хотя по сравнению с другими предприятиями положение дел на авиазаводе № 153 было неплохим, там были свои проблемы.

В частности, в декабре 1941 г. Новосибирский обком ВКП(б) обследовал жилищный фонд, приписанный к этому заводу. Всего на тот момент предприятие располагало 28 общежитиями, в которых проживало 5,4 тыс. человек. При этом 11 общежитий были уплотнены до предела, на одного жильца там приходилось около 2,5 кв. м жилплощади. В общежитиях № 20 и 32 было чисто и уютно, в комнатах проживало по 3–4 человека. Постельное белье меняли 3 раза в месяц. Подавляющее большинство эвакуированных считали такие условия сказочными[257]257
  Справедливости ради, в этих «шикарных» общежитиях рабочие жаловались на холод и невозможность из-за отсутствия топлива приготовить пищу или хотя бы нагреть кипяток.


[Закрыть].

Но общежития № 12 и 18 являли собой совсем иную картину. Это были помещения казарменного типа с двухъярусными нарами. Их вообще не отапливали, в них было грязно и темно. У многих жильцов постельного белья не было вообще, а остальным меняли его очень редко. Очевидно, руководство предприятия обеспечило удовлетворительные условия жизни в первую очередь группе высококвалифицированных сотрудников. Даже в 1943 г. дирекция завода продолжала ту же политику. Разумеется, что-то делали (и немало) по улучшению бытовых условий основной массы работников: в 9 общежитиях ликвидировали двухъярусные нары и установили вместо них индивидуальные кровати, организовали 5 новых общежитий и др. Но одно из них было предназначено ведущим специалистам[258]258
  Савицкий И. М. Важнейший арсенал Сибири. С. 343.


[Закрыть].

Питание и быт

Если в 1941 г. главной проблемой социальной сферы авиапрома был жилищный вопрос, то 1942 г. стал кризисным в обеспечении сотрудников продовольствием. Формально работников оборонных предприятий должны были снабжать как «рабочих и ИТР I категории», они должны были получать право на приобретение по карточкам определенного набора продуктов. Однако на практике это условие часто не соблюдали. Так, в январе 1942 г. на авиационном заводе № 1 работникам было недодано по карточкам 50,4 % хлебобулочных изделий, 11,5 % макарон и крупы, 16 % мяса и рыбы, 6,2 % жиров, 3,2 % сахара. На авиазаводе № 24 в январе-феврале 1942 г. карточки на питание вообще не отоваривали. Из-за нехватки мест в столовой обеды доставляли прямо в цеха. Обед состоял из рассольника, в котором почти не было жиров, а вторых блюд не хватало, из-за чего при дележе пищи в цехах возникала очевидная напряженность. На авиазаводе № 39 за сентябрь 1942 г. было недодано мяса и рыбы в рабочих столовых 15 %, жиров – 15 %, крупы – 18 %[259]259
  Парамонов В. Россия в 1941–1945 гг.: проблемы индустриального развития. Самара, 1999. С. 326.


[Закрыть]. Нарком авиапромышленности Шахурин писал по этому поводу: «Вспоминаю, как директор завода М. С. Жезлов, осмотрев бараки и общежития, зашел в столовую и оказался свидетелем такого разговора. Один рабочий сказал другому:

– Сегодня на первое опять “жезловка”.

Речь шла о первом блюде, какой-то баланде. В столовой часто бывали блюда, которым рабочие в шутку давали различные названия, например “голубая ночь” (суп из ботвы), “осень” (вода с горохом), “карие глазки” (суп с воблой) и т. д.»[260]260
  Шахурин А. Крылья победы. М., 1984. С. 138.


[Закрыть]

Пример сравнительно успешного решения продовольственных проблем за счет местных ресурсов – новосибирский завод № 153.

Весь Правобережный трест столовых горсовета Новосибирска был передан в ведение отдела рабочего снабжения (ОРС) завода. Ради создания на заводе собственной продовольственной базы исполком Новосибирского облсовета передал предприятию в качестве подсобного хозяйства совхоз. Завод также получил право на отстрел дичи в лесах и на ловлю рыбы в закрепленном за ним водоеме[261]261
  Савицкий И. М. Важнейший арсенал Сибири. С. 361.


[Закрыть]. Уже в 1942 г. завод обеспечивал себя продовольствием на 75 % за счет подсобного хозяйства[262]262
  Там же. С. 372.


[Закрыть]. В нем на откорме находилось 500 голов свиней. Завод также построил птичник на 1000 голов, содержал стадо в 230 дойных коров, организовал бригаду в 50 человек по отстрелу водоплавающей дичи и 2 бригады по 12 человек по отлову рыбы. На индивидуальные огороды заводчан в 1942 г. приходилось 450 га земли. В 1945 г. практически все рабочие завода имели огороды[263]263
  Там же. С. 344, 372.


[Закрыть]. При этом средняя площадь огорода, приходящегося на работника завода, резко возросла в 1942 г. и с тех пор оставалась неизменной (табл. 2).

Таблица 2.

Площади посева в индивидуальных огородах работников авиазавода № 153[264]264
  Там же. С. 423.


[Закрыть]

Аналогично действовали в Нижнем Тагиле. По результатам обследования эвакуированных заводов № 380 и 381 в 1942 г. было признано, что питание и медицинская помощь там были поставлены из рук вон плохо[265]265
  РГАЭ. Ф. 8044. Оп. 1. Д. 4191. Л. 29.


[Закрыть]. Пытаясь решить эту проблему, руководство НКАП добилось передачи заводам для организации подсобного хозяйства совхоза «Нижнетагильский» из состава Наркомсовхоза РСФСР[266]266
  Там же. Л. 19.


[Закрыть]. Однако эффективное использование местных ресурсов было возможно далеко не везде.

Ввиду нехватки нормальных продуктов питания заводоуправления предприятий, не имевших возможности сделать ставку на местные ресурсы, пытались прибегнуть к использованию продовольственных суррогатов и субпродуктов. Но это мало помогало. Хотя в течение 1942 г. делались попытки улучшить ситуацию с материальным положением рабочих в масштабах всего НКАП, кардинальных изменений не произошло. Характерным в связи с этим является доклад начальника цеха № 18 завода № 24 (располагался в г. Куйбышеве, ныне – г. Самара) Мороза, поданный в феврале 1943 г. на имя помощника директора завода П. К. Шокина, в котором в том числе говорится: «Самовольное оставление работы и невыходы на работу рабочими цеха № 18 вызываются следующими обстоятельствами:

1. Питание рабочих, в особенности одиночек, поставлено очень плохо. Рабочие-одиночки, как правило, приходят на работу без завтрака и, находясь в общежитии, не всегда имеют возможность получить хотя бы кипяток. Калорийность обедов, отпускаемых в центральной раздаточной, низкая, меню однообразное, норма продуктов, отпускаемых на обед, не удовлетворяет потребность рабочих. По причине систематического недоедания в цехе имеется ряд случаев, когда лучшие кадровые рабочие периодически болеют авитаминозом (Скачков, Афиногенов, Спасов, Чернецов и др.). Отоваривание продуктовых карточек в магазинах ОРСа производится несвоевременно, и зачастую часть продуктов по карточкам остается неотоваренной.

2. Промтовары, как правило, выдаются в магазинах только по ордерам. Промтоварные карточки у большинства рабочих совершенно не отоварены, и рабочие не имеют возможности купить себе одежду, и поэтому многие рабочие ходят на работу совершенно оборванные и разутые, что вызывает невыходы на работу. На протяжении 3–5 месяцев в магазинах ОРСа совершенно отсутствует хозяйственное мыло, и рабочие не ходят в баню, и как результат – вшивость и кожные заболевания.

3. Вновь прибываемых рабочих размещают в исключительно стесненных условиях вдали от завода (5–7 километров). Зачастую целыми месяцами спят на голых нарах без матрацев, бараки плохо отапливаются и не всегда освещаются. Кроме указанных причин, учитывая недостаток рабочей силы в цехе, рабочие цеха совершенно не имеют выходных дней, и это вызывает переутомление рабочих»[267]267
  Парамонов В. Россия в 1941–1945 гг. С. 331.


[Закрыть].

Особо тяжелым в 1942 г. на заводе № 18 было положение молодых рабочих. С начала года на предприятие поступило 1900 выпускников школ ФЗО и 300 досрочных выпускников ремесленных училищ. 15-16-летние подростки внезапно оказались не только оторванными от дома, но и в чудовищно тяжелых бытовых условиях. Их поселили в грязных, неотапливаемых бараках без постельных принадлежностей. При выпуске молодым рабочим было выдано по 1 паре белья, одежды и обуви. Так как в ОРСе товарные карточки вообще не отоваривали из-за отсутствия одежды, по мере изнашивания этих единственных пар молодые рабочие стали стремительно приобретать вид оборванцев. Положение дел с питанием на предприятии было попросту кошмарным. Дело было даже не в том, что в столовой было грязно, там попросту не было ложек и тарелок. Горячее питание предоставляли лишь раз в сутки и только в собственную посуду, поэтому молодые рабочие были вынуждены приносить с собой в роли суповых тарелок разнообразные жестяные банки, черепки или использовать в качестве тарелок собственные фуражки. Неудивительно, что вскоре завод захлестнула волна массовых побегов молодых рабочих домой; причем родители, уверенные в своей правоте, начали бомбардировать обком партии жалобами на нечеловеческие условия работы на заводе[268]268
  РГАЭ. Ф. 8044. Оп. 1. Д. 4468. Л. 41.


[Закрыть]. С учетом того, что жалобщики сами были людьми рабочими, но при этом ситуацию на заводе № 18 считали из ряда вон выходящей, видимо, это действительно был запредельно низкий уровень бытовых условий даже для военного времени.

Впрочем, персонал заводов с относительно высоким уровнем «социалки» также отнюдь не шиковал. Так, учащиеся школы ФЗО № 47 при авиазаводе № 153 в письмах родным жаловались на крайне плохие жилищные условия – бараки не отапливают, постельное белье не меняют, да и в наличии оно далеко не у всех, в общежитии грязь. С питанием и снабжением дела также обстояли не блестяще: «Работаем по 12 часов в сутки, работа очень тяжела, а кормят плохо, мерзлая капуста, чай и 800 гр. хлеба»; «работаем на заводе, дали ботинки и больше ничего. Спим на голых кроватях, очень холодно, барак большой и нет ни одной печи»; «на работу не хожу уже более месяца, нечего обувать, дали ботинки на деревянной подошве, заплатила за них 30 рублей. Эти ботинки у нас называют “колодки”, сходила один день, они оторвались. В столовую и то не в чем сходить»[269]269
  Цит. по: Савицкий И. М. Важнейший арсенал Сибири. С. 321–322.


[Закрыть]. В столовых завода постоянно выстраивались огромные очереди, вызванные нехваткой как посадочных мест, так и столовых приборов. Приходилось ждать ложку 30 минут, первое блюдо – 20 минут, второе блюдо – 40 минут[270]270
  Там же. С. 373.


[Закрыть]. Выше уже шла речь о проверке жилищного фонда завода № 153, проведенная в декабре 1941 г. Общежития № 13 и 16 относились к описанному типу казарменных помещений, именно там жили учащиеся школы ФЗО. Как видим, выводы партийной комиссии практически полностью подтверждали жалобы учеников. В результате только за июнь-сентябрь 1942 г. с завода № 153 сбежали 519 человек[271]271
  Там же. С. 321.


[Закрыть], а за март-май 1943 г. – 957 человек, а еще 700 человек уволились по разным причинам[272]272
  Там же. С. 129.


[Закрыть]. Видимо, руководство завода было в курсе сложившейся ситуации, но на фоне постоянного дефицита ресурсов предпочитало в первую очередь снабжать необходимым приоритетные группы работников.

Формально у директоров авиапредприятий с осени 1942 г. было право снижать норму отпуска хлеба прогульщикам, но, как отмечало руководство НКАП, этой возможностью пользовались «далеко не все директора авиазаводов»[273]273
  РГАЭ. Ф. 8044. Оп. 1. Д. 6431. Л. 87.


[Закрыть]. Очевидно, в сложившихся условиях такая мера была бы попросту контрпродуктивна.