Текст книги "Треблинка. Исследования. Воспоминания. Документы"

Мужчинам проходилось претерпеть во сто раз худшие мучения, чем женщинам. Они должны были раздеться во дворе, сложить одежду и отнести ее на площадку в кучу с другой одеждой, затем войти в барак, где раздевались женщины, сложить и вынести их одежду. Потом мужчины выстраивались, из них отбирали здоровых, сильных и хорошо сложенных – и начинали мучить. Избивали до крови, стегали нагайкой наиболее изощренным способом. Затем построенные вместе мужчины и женщины, старики и дети на поданный сигнал начинали движение. Они должны были перейти из лагеря № 1 в лагерь № 2, в камеры. На пути стояла будка. В ней сидел кто-то и кричал, чтобы сдавали ценные вещи. Люди надеялись остаться в живых – старались скрыть что могли. Но палачи находили все, если не при жизни, то после смерти. Кто подходил к будке, должен был поднять руки вверх – и так целый «хоровод смерти» проходил в камеры молча, с поднятыми руками. Перед зданием камер стоял еврей, выбранный немцами, так называемый «банщик», который звал всех в «баню», иначе вода остынет. Ирония: так, криками и побоями, вгоняли в камеры. Как я уже отмечал, в камерах было тесно. Люди задыхались от самой толкотни. Мотор еще плохо функционировал в новых камерах: несчастные мучились целыми часами, не погибая. Сам сатана не придумал бы более ужасных мучений. Когда раскрывали камеру, в ней нередко находили еще много полуживых, которых добивали прикладом, пулей или сильным ударом ноги. Часто жертв пускали в камеры на всю ночь и не заводили мотора. Теснота и духота делали свое, убивая большинство в ужасных мучениях, но многие оставались в живых, в основном выживали дети. Они были еще живы после извлечения из камер, но всех добивал револьвер немца. Хуже всего было ожидание в очереди своей ужасной смерти на лютом морозе нагишом. Однако не менее ужасны были камеры[319]319
  Выделенные курсивом предложения отсутствуют в англоязычном переводе.


[Закрыть]. С нескрываемой радостью палачи приветствовали иностранные эшелоны, поскольку сами депортации вызывали за рубежом подобную реакцию. Чтобы избежать подозрений относительно судьбы депортируемых, их вывозили в пассажирских поездах, разрешая брать с собой все необходимое. Эти люди прибывали хорошо одетыми, привозили много с собой продуктов питания и одежды. В поезде осуществляли обслуживание – и был даже вагон-ресторан. У них с собой было много сала, кофе, чая и т. д.[320]320
  Выделенное курсивом предложение отсутствует в англоязычном варианте.


[Закрыть] И голая правда открывалась перед ними внезапно. Их вытаскивали из вагонов, и все происходило так же, как я описывал. На следующий день от них не оставалось и следа – только одежда, продукты питания и работа, тяжелая работа при погребении трупов[321]321
  Выделенный фрагмент отсутствует в англоязычном переводе.


[Закрыть]. Количество транспортов увеличивалось с каждым днем, поэтому появилось уже 13 газовых камер[322]322
  Выделенный фрагмент отсутствует в англоязычном варианте.


[Закрыть]. Иногда душили газом ежедневно до 20 000 человек. Мы слышали только крики, плач и стон. Люди, оставленные в живых для работ, в дни прибытия эшелонов не ели и все время плакали. Наиболее чувствительные, как правило, из образованных слоев, получали расстройство нервов и кончали самоубийством. Те, кто возвращался в бараки после работы с трупами, еще слыша в голове крики и стоны жертв, вешались. Таких случаев было не менее 15–20 ежедневно. Они не могли выдержать издевательств капо и немцев; они не могли переносить страданий.

Однажды прибыл новый эшелон из Варшавы, некоторые мужчины были направлены в качестве рабочих в лагерь № 2. Я узнал среди них много знакомых, но не все годились для работы[323]323
  Выделенный фрагмент отсутствует в англоязычном варианте.


[Закрыть], один, по фамилии Кушер, не мог вынести мучений. Он бросился на своего мучителя-немца Маятса – обершарфюрера из лагеря № 2[324]324
  Вероятно, имеется в виду случай, произошедший 11 сентября 1942 г., когда еврейский узник М. Берлинер напал на Макса Биалу (закончилось его гибелью); возможно, речь идет о попытке нападения на Артура Маттеса. См. альтернативное описание в допросе М. Коритницкого.


[Закрыть]. Это был палач и бандит. Кушер его ранил. Прибыл гауптштурмфюрер, мастеров отпустили, а всех остальных убили на месте ужасным способом – тупыми предметами.

Я работал в лесу при обработке дерева. Этот лес находился между первым и вторым лагерем. Через этот лес проходили эшелоны нагих детей, женщин, стариков и мужчин. Молчаливый поход смерти. Были слышны только крики бандитов. Несчастные молчали. Только время от времени мог заплакать какой-то ребенок. Плакал и замолкал. Пальцы бандита хватали худую шейку ребенка и давили в нем последние стоны. Все шли с поднятыми руками, раздетые и беззащитные[325]325
  Далее в англоязычном варианте начинается 8-я глава.


[Закрыть].

Между 1-м и 2-м лагерем были дома для украинцев. Они всегда были пьяными. Воровали все что удавалось из лагеря и продавали за водку. Немцы у них часто отбирали награбленное. Украинцы, сытые и пьяные, искали еще и других наслаждений. Когда мимо их домов проходили эшелоны нагих женщин, они выбирали среди еврейских девушек наиболее красивых, затаскивали в свои дома и жестоко насиловали. Потом отводили их в камеры смерти. Опозоренные бандитами, они удушались наравне с другими, в тесных камерах. Смерть мучеников. Бывали иногда реакции. Опишу один такой случай. Одна девушка выступила из шеренги. Нагая, она перепрыгнула через забор трехметровой высоты из колючей проволоки и побежала в нашем направлении. Это заметили украинцы и устроили погоню. Первый, который бросился за ней, был близко и поэтому не мог стрелять. Она вырвала из его рук карабин. Было вообще тяжело им стрелять, потому что вокруг стояли «вахы»[326]326
  Имеются в виду либо посты, либо сами вахманы.


[Закрыть] и легко было кого-либо из них ранить. Все-таки кровь взыграла у преследователей. Прозвучал выстрел, которым был убит украинец. Девушка в беспамятстве боролась с другими. Прогремел второй выстрел и ранил еще одного украинца, ему оторвало руку (по излечении он остался в нашем лагере и оставался в нем до последнего). В конце концов ее поймали, она дорого заплатила за все это. Ее избивали, оплевывали, били, только потом убили. Она была нашей безымянной героиней.

Прибыл эшелон из Германии. Все происходило шаблонно. При раздевании вышла одна женщина с двумя мальчиками. Она доказывала, что является чистокровной немкой и только по ошибке попала в вагон. Все документы в порядке, оба мальчика не были обрезаны. Женщина красивая, но страх сверкал в ее глазах. Она держала детей при себе, успокаивала и заверяла, что сейчас все выяснится и они вернутся домой к отцу. Она их поцеловала, а сама плакала. Предчувствие, ужасное предчувствие. Немцы приказали ей с детьми выйти из шеренги. Ей кажется, что она спасена. Она успокоилась. Но – о ужас! – решено, что она должна вместе с евреями погибнуть, потому что она слишком многое видела и может рассказать об этом миру. Понятно, что все держалось в большой тайне. Кто перешагнул порог Треблинки – тот должен умереть. И эта женщина с детьми шла вместе с другими на смерть. Дети ее плакали точно так же, как еврейские. В ее глазах виднелось отчаяние. Раса не имеет значения. Перед лицом смерти все равны. Муж ее, наверное, погибнет на фронте. Она погибла в лагере[327]327
  В англоязычном варианте эти фразы опущены.


[Закрыть].

Будучи в лагере № 1, я узнал, кем были эти евреи, которые имеют желтые нашивки. Это были люди разных свободных профессий и мастера, оставленные из первых эшелонов, которые построили Треблинку. Они надеялись на свободу, когда все кончится, но судьба распорядилась иначе. Во-первых, было решено, что кто перешагнет порог этого ада, тот должен погибнуть. Нельзя оставлять свидетелей, которые могли бы рассказать всему миру о месте варварских мучений. Во-вторых, один случай отобрал у них шанс и бросил их в объятия смерти[328]328
  Данное предложение отсутствует в англоязычном переводе.


[Закрыть]. Среди них находились ювелиры, они сортировали драгоценные камни, которых было очень много – целые ящики. Для сортировки и укладывания отвели отдельный барак без специальной охраны. Они пользовались доверием. Если даже они что-нибудь возьмут, так все равно со временем это будет принадлежать немцам. Украинцы в свою очередь при виде золота сходили с ума. Они совсем в этом не разбирались. Достаточно было дать им что-нибудь блестящее, и они были уверены, что это золото. Во время выселения они заходили в каждый дом и требовали золота. Это они делали, не поставив в известность немцев. Понятно, что без насилия не обходилось. Тогда им подсовывали что попало, они все брали. Лица их становились дикими и жадными настолько, что неприятно было на них смотреть. Они прятали награбленное тщательно, чтобы иметь что показать своим семьям в качестве военных трофеев. Некоторые из них были жителями близлежащих сел, другие имели поблизости девчат[329]329
  Действительно, между охранниками лагеря и жителями окрестных деревень шла активная торговля. В одном из польских послевоенных отчетов говорилось: «Недалеко от Треблинки лежит село Вулка-Окронглик. Хозяева из этого села посылали своих жен и дочерей к украинским стражникам, работавшим в лагере, и не скрывали возмущения, если эти женщины приносили слишком мало колечек и других ценностей» (см.: Гросс Я. Т. Золотая жатва. М., 2017. С. 41). См. также статью А. И. Шнеера в настоящем издании.


[Закрыть], которым приносили подарки, часть из этих вещей они меняли на водку, будучи ужасными пьяницами. Когда они заметили, что евреи при золоте работают без контроля, начали их заставлять воровать золото, бриллианты и отдавать им. В случае отказа их бы убили. Ежедневно банда украинцев выносила из лагеря ценности. Заметил это немец. Естественно, всю вину возложили на евреев. Произвели обыск и нашли золото и другие ценности. Они не могли признаться, что делали это под давлением, потому что все равно им ничего не помогло бы. Начались пытки. Закончился золотой сон птицы в клетке о свободе[330]330
  Выделенное курсивом предложение отсутствует в англоязычном переводе.


[Закрыть]. Сейчас им было хуже, чем другим работникам. После этого случая осталась их половина, раньше их было 150. Оставшиеся в живых страдали от голода, их мучения были необычайными.

Вся площадь была усеяна кучами разных вещей. Понятно, что миллионы людей оставили миллионы разной одежды, белья и т. п. При этом каждый верил, что он обречен на страдания, но не смерть, потому и брал с собой лучшее, наиболее нужное. Сумки были полные, полные чемоданы и мешки. Лучшие продукты питания[331]331
  Выделенные курсивом предложения отсутствуют в англоязычном тексте.


[Закрыть]. На площади в Треблинке можно было найти все, что душа пожелает. Все было в большом количестве. Проходя мимо, я заметил целый сноп перьевых ручек, кофе, чая и т. п. Площадь была усеяна конфетами. Заграничные эшелоны привозили много сала. Эти люди верили, что будут жить.

При сортировке работали евреи. Все складывали, каждая вещь имела свое предназначение. Каждая вещь еврея имела свою цену и свое место, только они сами цены никакой не имели. Евреев заставляли воровать, чтобы потом отдавать все украинцам. Когда они этого не делали, те находили предлог, чтобы их убить. В случае, если евреев уличали в воровстве, их убивали на месте. Торговля продолжалась. Один прекращал, другой начинал. Так жили эти избранные счастливцы. Одиночки среди миллионов, между молотом и наковальней. Однажды прибыл из Варшавы эшелон с цыганами[332]332
  Общее количество убитых в Треблинке цыган оценивается сегодня примерно в 2 тыс. человек. На эту тему см. также допрос Т. Х. Гринберга и М. И. Коритницкого.


[Закрыть]. Было их 70 человек. Все они были жалкие и бедные. Мужчины, женщины и дети привезли с собой немного грязного белья, старые тряпки и самих себя. Когда они вышли на площадку, то очень обрадовались. Они думали, что находятся в очаровательном дворце, не менее обрадовались и их угнетатели. Уничтожили их так же, как и евреев. Через несколько часов наступила тишина – остались только трупы[333]333
  Далее в англоязычном переводе начинается 9-я глава.


[Закрыть].

Я работал в лагере № 1. Вел я себя там свободно. Несмотря на то, что я слишком много видел, все-таки вид задохнувшихся от газа в лагере № 2 был ужаснее. Я должен был остаться в лагере № 1. Об этом хлопотали строительный мастер Герман и чешский мастер-столяр. Они считали, что нет мастеров, равных мне, потому я был им временно нужен. В середине декабря 1942 г. был издан приказ, чтобы все прибывшие в лагерь № 2 вернулись обратно. Этот приказ не подлежал обсуждению. Даже не успев закончить обед, мы направились в лагерь № 2. Первое, что я увидел, – задохнувшиеся от газа жертвы, у которых зубные врачи вырывали искусственные зубы. Беглого взгляда на эту картину было достаточно, чтобы мне еще больше расхотелось жить. Зубные врачи сортировали эти зубы согласно их ценности. Вполне понятно, все, на что накладывали руки украинцы, оставалось у них. В лагере № 2 в течение некоторого времени я занимался ремонтом кухни. Ее комендант ввел новые порядки. В это время эшелоны прибывали реже, и новые кадры на работу не прибывали[334]334
  Выделенные курсивом предложения отсутствуют в англоязычном тексте.


[Закрыть]. В это время работникам лагеря № 1 начали выдавать номера в виде треугольника из кожи. У каждой группы был свой цвет. Эти номера крепились на груди слева. Ходили слухи, что в лагере № 2 тоже появятся номера. Пока этого еще не было. В любом случае вводили такой порядок, чтобы никто из эшелонов, как когда-то я, не мог пробраться и спасти себе жизнь. Нам уже становилось очень холодно. Начали выдавать одеяла. За мое отсутствие в лагере № 2 создали столярную мастерскую. Передовым рабочим-столяром был варшавский пекарь. Он должен был сделать носилки для переноски трупов из камер к могилам. Это было очень простое устройство: две палки и доски в промежутках, прибитые гвоздями.

Гауптштурмфюрер и оба коменданта приказали мне построить прачечную, лабораторию и помещение для 15 женщин. Эти здания должны были быть построены из старого материала. В окрестностях разбирали еврейские дома. Я это узнал по номерам домов. Я подобрал себе рабочих и начал работать. Часть материалов я взял из леса. Во время работы время пролетало быстро. Так шли дни. Картина становилась обычной. Я стал безразличным. Но новые события опять начали выводить меня из равновесия. Это был период, когда Катынь стала темой немцев[335]335
  Речь идет о событиях весны 1940 г., когда более 20 тыс. польских граждан были расстреляны НКВД, причем 4,4 тыс. из них были убиты непосредственно в Катыни. Их могилы были обнаружены немцами, в апреле 1943 г. они использовали этот факт в качестве антисоветской пропаганды, стремясь нанести удар по советско-польским отношениям. В течение долгого времени советская сторона отрицала причастность к убийствам, перекладывая вину на немцев. В настоящее время ответственность Советского Союза как признана политическим руководством России, так и является неоспоримым фактом в отечественной и зарубежной историографии.


[Закрыть]. Это нужно было им для пропаганды, и они это использовали. К нам случайно попала газета, и мы узнали об этих ужасных событиях. Под влиянием этих событий в это время в Треблинку прибыл Гиммлер[336]336
  Гиммлер Генрих (1900–1945) – рейхсфюрер СС, ответственный за реализацию политики «окончательного решения еврейского вопроса». О визите Г. Гиммлера вспоминали и другие узники (например, С. Вилленберг, Т. Гринберг, М. Коротницкий), однако в опубликованном служебном дневнике рейхсфюрера СС говорится только о посещении им Собибора.


[Закрыть] и приказал сжечь все трупы убитых, а сжигать было что. Это варварство нельзя было никому другому приписать, как только немцам, т. к. немцы были единственными хозяевами отобранной у нас силой земли. Они хотели замести следы. Во всяком случае, необходим был способ уничтожения всего, не оставляя следов[337]337
  Последние четыре предложения в тексте перевода подчеркнуты карандашом. Вся часть текста, начиная со строчки про Катынь, отмечена слева карандашом. Вероятно, работники комиссии намеренно искали подтверждения советской версии расстрелов в Катыни. Любопытно, что в сентябре 1944 г., т. е. через месяц после перевода воспоминаний Я. Верника, было опубликовано коммюнике польско-советской комиссии по расследованию злодеяний немцев в лагере смерти в Майданеке (Люблин). В нем уничтожение трупов напрямую увязывалось со стремлением замести следы, после того как советская сторона якобы «раскрыла правду» об истинных убийцах польских офицеров.


[Закрыть]. Началось сжигание. Пришлось раскапывать и вытаскивать из могил трупы женщин, стариков, детей и мужчин. Когда такую могилу раскапывали, оттуда исходил ужасный смрад – след полного разложения. При этой работе люди страдали морально и физически. И опять к нам, живым, вернулась та же, но еще более усилившаяся печаль.

Нас кормили плохо. Эшелоны не прибывали. Не было несчастных поставщиков. Из старых запасов пищу выделяли неохотно. Мы ели заплесневелый хлеб и запивали его водой. На почве голода свирепствовал тиф. Больному не требовалось лечение или кровать. Пуля в лоб обрывала его жизнь.

Первые опыты сжигания трупов были неудачными. Оказалось, что женщины горят лучше мужчин, тогда женщин стали брать для разжигания. Эта работа была тяжелой, потому началась конкуренция между группами, кто больше сожжет. На специальных табличках ежедневно записывали количество сожженных[338]338
  Это и предыдущее предложения были подчеркнуты карандашом в исходном документе.


[Закрыть]. Но результаты все же были неважные. Трупы обливались бензином и сжигались. Это стоило дорого, а результат был слабый. Мужчины почти не горели. При появлении самолета в воздухе трупы маскировались елками, работа прекращалась. Это было ужасное зрелище. Самое ужасное, что человеческие глаза когда-либо видели. Когда сжигали беременных женщин, то живот лопался, ребенок вываливался и таким образом горел на трупе матери. Все это не производило никакого впечатления на бандитов. Они смотрели на это как на машину, которая плохо функционирует и мало производит. Однажды в лагерь прибыл обершарфюрер со знаком СС и дал указания создать для нас настоящий ад. Это был мужчина около 45 лет, среднего роста, всегда улыбающийся, его любимое слово было «tadellos»[339]339
  «Безупречный» (нем.).


[Закрыть], от этого пошло его прозвище – Безупречный[340]340
  Выделенная фраза отсутствует в англоязычном переводе.


[Закрыть]. Лицо его, очень доброе, не выражало того, что крылось в его подлой душе. Он получал истинное удовольствие, когда смотрел на горящие факелы трупов. Это пламя для него было великим явлением. Он ласкал его взглядом, лежал около него, улыбался и говорил с ним. Этот ад он разжег таким образом: он приспособил машину, выкапывающую трупы, так называемый багер, которая вынимала за раз[341]341
  Т. е. за одну смену или для одного костра.


[Закрыть] 3 000 трупов. На бетонированных столбах 100–150 метров длиной укладывали решетку из железных рельс. Рабочие клали трупы целыми штабелями на решетках и поджигали. Я немолодой человек и много в жизни видел, но более ужасного ада сам Люцифер не был бы в состоянии создать. Может ли кто-нибудь себе представить такой длины решетку, на которой лежат 3 000 трупов людей, которые еще недавно были живы? Вы видите их лица, кажется, что через минуту эти тела сорвутся и проснутся от глубокого сна. А здесь по приказу разжигают факел, горящий живым пламенем. Если ты стоишь невдалеке, то кажется, что это спящие стонут, что дети сейчас же подскочат и будут кричать «мама». Страх и жалость охватывают тебя, но все же ты стоишь, работаешь и молчишь. Бандиты, стоя у пепла, смеются сатанинским хохотом, дьявольское удовольствие искрится в их глазах. По этому случаю они пьют водку, лучшие ликеры, закусывают вкусностями. Они гуляют и забавляются, греются от огня. Даже после смерти еврей дает пользу. Лютая зима, но здесь из печей веет жаром. Этот жар исходит от горящих еврейских тел. Греются от них бандиты, пьют, едят и поют. Костер постепенно угасает, остался только пепел, который удобрит эту безмолвную землю. Земля залита человеческой кровью и засеяна пеплом человеческих тел. Потом она будет плодоносна. Если бы она могла говорить, она многое бы рассказала. Она знает обо всем и молчит. Дни шли, а бедные рабочие при трупах горевали, гибли, пухли. И день за днем сердца бандитов наполнялись гордостью и удовольствием. Они совершенствовали ад. Было ясно и тепло – горели факелы, следы казненных исчезали, наши сердца кровоточили. А обершарфюрер сидел у костра, смеялся, ласкал его взглядом, говорил ему «безупречный», видел в этом костре осуществление своих извращенных мечтаний и дерзаний.

Сожжение трупов удалось. Ввиду того, что немцы хотели выиграть время, началось строительство новых решеток. Команды увеличивались и сжигали по 10–12 тысяч человек одновременно[342]342
  Это и предыдущее предложения в оригинале перевода подчеркнуты карандашом.


[Закрыть]. Был создан настоящий ад. Если смотреть на костер издали, он казался вулканом, извергающим огонь и лаву. Все вокруг свистело и трещало. Вблизи были такие дым, огонь и жар, что нельзя было выдержать. Это продолжалось очень долго потому, что было около 3,5 млн трупов[343]343
  В одном англоязычном варианте цифра отсутствует, в другом говорится про 500 тыс. трупов.


[Закрыть].

С новыми эшелонами было мало работы. Их сразу же после казни в газовых камерах сжигали. Начали прибывать эшелоны из Болгарии[344]344
  Общее количество депортированных в Треблинку с территорий, подконтрольных Болгарии, оценивается более чем в 11 тыс. человек.


[Закрыть]. Это были богатые люди, привозившие с собой большие запасы пищи: белый хлеб, копченое баранье мясо, сыр и т. д. Их так же уничтожали, как и всех. Мы пользовались их запасами и получали лучшую пищу. Болгарские евреи были сильные, хорошо сложенные и мужественные. Смотря на такого человека, не верилось, что через 20 минут его уже не будет. Этим евреям бандиты не разрешали так быстро умирать. Впускали в камеры небольшое количество газа и душили их на протяжении целой ночи. Долго мучились они, пока не умирали. Тяжелые муки им также предстояли перед входом в камеры. Им завидовали в их красоте, поэтому больше издевались над ними. После эшелонов из Болгарии начали прибывать эшелоны из Белостока[345]345
  Белосток (Białystok) – польский город в Подляском воеводстве. Основан в XV в. Еврейская община известна в городе с конца XVII в. После начала Второй мировой войны город стал центром еврейского переселения из оккупированных немцами областей Польши, к 1941 г. еврейское население в Белостоке могло достигать 60 тыс. человек. С 27 июня 1941 г. по 27 июля 1944 г. оккупирован немцами. Расправы над евреями начались с первых же дней оккупации, а уже в июле было создано Белостокское гетто. В сентябре 1941 до 6 тыс. евреев из Белостокского гетто были перевезены в гетто в Пружанах, где впоследствии уничтожены. Первый этап ликвидации Белостокского гетто прошел в феврале 1943 г., он сопровождался казнями узников на месте и депортациями для истребления в Треблинку. Белостокское гетто также было местом транзита для узников, депортируемых из других гетто. 16 августа в ответ на новую попытку депортации в Белостокском гетто вспыхнуло вооруженное восстание. До 300 бойцов из числа узников гетто 5 дней сопротивлялись превосходящим силам немецких и коллаборационистских украинских карателей. Части удалось прорваться в окрестные леса, где они присоединились к партизанскому движению. После подавления восстания узники гетто были депортированы в лагеря, часть в трудовые, но большинство в лагеря смерти: Треблинку и Аушвиц-Биркенау. Окончательно Белостокское гетто было ликвидировано в сентябре 1943 г. Лишь около 260 белостокским евреям удалось пережить войну.


[Закрыть] и Гродно[346]346
  В оригинале перевода абзац слева выделен чертой карандаша. Последнее предложение подчеркнуто карандашом. Гродно – белорусский город. Основан в XII в. Первые сведения о еврейской общине относятся к XIV в. Накануне Второй мировой войны почти половину населения города, около 30 тыс. из 60 тыс., составляли евреи. 23 июня 1941 г. город был оккупирован германскими войсками. Сразу же начались репрессии против евреев. В ноябре 1941 г. в городе было создано два гетто общей численностью в 25 тыс. человек. Гетто № 2 было ликвидировано в ноябре – декабре 1942 г. Гетто № 1 уничтожено в феврале – марте 1943 г., большинство его узников были направлены для уничтожения в Треблинку. Красная Армия освободила правобережную часть Гродно 16 июля, а левобережную 24 июля 1944 г. Освободителей удалось дождаться всего лишь около 180 евреям из Гродно и его окрестностей.


[Закрыть]. В это время я закончил строительство лаборатории, прачечной и помещения для женщин.

Как-то поздно вечером в Треблинку прибыл эшелон. Мы уже были заперты в бараках. Немцы и украинцы без нашей помощи занялись жертвами. Вдруг раздали крики и выстрелы. Целая очередь выстрелов. Мы не сдвинулись с места, но с нетерпением ждали рассвета. Каждый хотел знать, что произошло. На следующий день поле было усеяно трупами. Во время работы украинцы рассказали, что прибывшие сопротивлялись, когда их повели в камеры. Они начали трагическую борьбу, разбивали все вокруг. Разбили и ящик с золотом, находящийся при входе в камеру. Хватали палки и все что попало, сопротивлялись. Недолго продолжалась эта неравная борьба. Утром вся площадка была усеяна трупами, и около каждого лежало его средство обороны. Они погибли, а остальные оказались в газовой камере. Все они были изуродованы, некоторым поотрывали части тела. Утром все было кончено. Восставшие были сожжены, а мы еще сильнее убедились, что исхода и спасения для нас нет[347]347
  Далее в англоязычном варианте начинается 10-я глава.


[Закрыть].

В это время ужесточилась дисциплина. Построили караулку, увеличили количество постов и поставили в лагерь № 2 телефон. Нам не хватало сил для работы. Началась посылка новых людей из лагеря № 1. Но они не выдерживали, все были истощенными. Через несколько дней, когда немцы поняли, что евреи для работы не годны, они их уничтожали. Им жалко было для них пищи. Ко мне прибыл шарфюрер – столяр, чешский немец, о котором я уже писал. Он посоветовался со мной, как построить четырехэтажную наблюдательную башню, которую видел в Майданеке[348]348
  Речь идет о концентрационном лагере / лагере смерти Люблин (Майданек), находившемся на окраине г. Люблин. Всего за 1941–1944 гг. здесь погибли не менее 90 тыс. узников. Отметим также, что здесь и далее в оригинальном переводе Майданек пишется на польский манер – «Майданку». Такое же написание встречается в документах и газетных публикациях июля – августа 1944 г., сразу по освобождении лагеря Красной Армией.


[Закрыть]. Когда я ему все объяснил, он был доволен. Он выразил свою признательность тем, что принес нам хлеба и колбасы. Я ему дал размер дерева и винтов и начал строить. Когда я начинал новую работу, я знал, что моя жизнь продлится на несколько недель. Пока во мне нуждаются – меня не уничтожат.

Когда я построил первую башню, пришел гауптштурмфюрер, выразил свое удовольствие и приказал вокруг лагеря № 2 построить еще таких три башни. Усилили охрану лагеря. Нельзя было переходить из одного лагеря в другой. Семь человек спланировали побег, они хотели бежать из лагеря через вырытый туннель. Четырех из них схватили. В течение дня их ужасно мучили – это было хуже смерти. Вечером по возвращении с работы всех собрали и на всеобщем обозрении этих четверых повесили. Один из них, Михель из Варшавы, перед повешением крикнул: «Долой Гитлера, да здравствуют евреи!».

Среди нас, работающих, были очень религиозные люди. Они молились ежедневно. Немец, заместитель коменданта по имени Король[349]349
  Вероятно, аберрация памяти. Заместителем коменданта являлся К. Франц.


[Закрыть], циник, подсматривал жизнь и обычаи этой группы, смеялся и иронизировал. Принес им даже для молитвы «талес» и «тфилин». Если кто из работающих умирал, он разрешал хоронить по религиозному обряду и ставить памятник. Я советовал откровенно этого не делать, потому что все равно, когда немцы насытятся этой картиной, то раскопают и сожгут. Меня не слушали, через короткое время убедились, что я был прав.

Я работал всю зиму, видел муки и смерть миллионов и дожил уже до первых теплых солнечных дней.

Было это в апреле 1943 г. Начали прибывать эшелоны из Варшавы[350]350
  Речь идет о периоде восстания в Варшавском гетто и его окончательной ликвидации.


[Закрыть]. Нам говорили, что в лагере № 1 осталось для работы 600 человек из Варшавы, что было правдой. В лагере № 1 свирепствовал тогда сыпной тиф. Больных убивали. Из варшавского эшелона к нам прибыло три женщины и один мужчина. Этот мужчина был мужем одной из прибывших женщин[351]351
  Примечание издателей [польского издания воспоминаний]: это понятно, тем более что эшелоны, о которых говорит автор, прибывали в период восстания в Варшавском гетто.


[Закрыть]. Над женщинами издевались сильнее, чем над мужчинами. Выбирали женщин с детьми, приводили их к костру из трупов и, насладившись их испуганным видом, бандиты убивали их у костра и сжигали. Это повторялось ежедневно. Женщины дрожали, и их тащили полумертвыми. В паническом страхе бросались дети в объятия матерей. Матери просили пощады. От страха закрывали глаза, чтобы забыть на минуту, где находятся. Бандиты раскрывали рты от удовольствия и долго, долго держали жертв в напряжении. Пока одних убивали, другие ждали очереди. Иногда бандиты вырывали из рук матерей детей и живыми бросали в огонь, при этом они хохотали, призывали матерей к героическому прыжку в огонь за детьми и смеялись над их трусостью. Тысячи таких ужасных картин я пережил[352]352
  Данное предложение опущено в англоязычном варианте.


[Закрыть].

Из лагеря № 1 прислали нам еще людей для работы. Они были перепуганы и боялись с нами говорить. В лагере № 1 была страшная дисциплина. Когда они немного освоились, то рассказали нам, что в лагере № 1 началось сопротивление и готовится восстание, уже что-то зарождается. Мы хотели договориться с лагерем № 1, но не представлялся случай. Кругом охрана и башни, пища в нашем лагере улучшилась. Каждую неделю была баня – и даже давали чистое белье. Потому что привели женщин и устроили прачечную.

Мы решили весной освободиться или погибнуть.

Тем временем я простудился и заболел воспалением легких. Всех больных убивали пулей или уколом, но я, по-видимому, был им нужен. Насколько можно было, они меня лечили: много стараний приложил еврейский врач. Ежедневно он меня осматривал, лечил и утешал. Мой немецкий шеф Лефлер[353]353
  Лефлер Альфред (1904–1944) – шарфюрер СС. Прибыл в Треблинку в августе 1942 г. и был приписан ко 2-му, «верхнему» лагерю. Погиб в апреле 1944 г. под Триестом, Италия.


[Закрыть] приносил мне пищу: белый хлеб, масло, сметану. Когда он что-нибудь забирал у контрабандистов, он делился со мной. Весна, желание жить и помощь делали свое. В этих тяжелых условиях я выздоровел и должен был опять работать. Я закончил строительство наблюдательных башен.

Однажды прибыл ко мне гауптштурмфюрер в сопровождении коменданта лагеря и моего шефа Лефлера. Меня спросили, мог бы я построить блокгауз. Это должен быть дом из круглого дерева, предназначенный для караулки в лагере № 1. Когда я ему начал объяснять, как это делать, он обратился к своим коллегам и заметил, что я его быстро понял.

Стройматериалов не было. Мы вынуждены были изготовлять их сами. Я советовал сделать крышу из черепицы. Делали мы ее сами. Этим я облегчил работу людям, они перестали работать с трупами и помогали мне. Мы построили этот дом в лагере № 2 на пробу, для разборки. Он всем понравился. Гауптштурмфюрер и Лефлер гордились им перед своими коллегами, что это они его сделали. Через некоторое время это здание необходимо было разобрать и перенести в лагерь № 1. Руководитель строительных работ Герман и один из столяров не могли смонтировать такой домик, им легче удавалось убийство невинных, чем работа. Они опять обратились ко мне. Это было мне на руку, я мог прибыть в лагерь № 1 и там договориться с товарищами по судьбе. Для работы мне необходима была помощь. Хватило бы и четырех работников, я взял восемь. Лагерь № 1 я не узнал, когда пришел, – чистота и твердая дисциплина. Все дрожали при появлении немца или украинца. С нами не только не говорили, но и боялись на нас смотреть. Голодные, измученные, они имели все же свою тайную организацию, которая работала продуктивно. Все у них было распланировано. Один варшавский пекарь по фамилии Лейлайзен был связующим звеном между заговорщиками и работал у забора в лагере № 1. С ним тоже было тяжело договориться. Через каждый шаг стоял немец или украинец. Забор был густо обставлен елками, неизвестно было, что за ними происходит. Работники в лагере № 1 были все время под кнутом. Мы по сравнению с ними имели полную свободу. Нам разрешалось во время работы курить. Даже получали сигареты. Эту свободу мы использовали для наших целей. Одни из нас старались разговорить вахмана, а другие договаривались с людьми лагеря № 1. Таким образом мы вошли в состав комиссии тайной организации, которая дала нам надежду на освобождение или героическую смерть. Это все было очень рискованно при бдительной охране и большом количестве заборов. «Свобода или смерть» были нашим желанием. В это время я окончил строительство дома, после чего мы получили от гауптштурмфюрера ром и колбасу. Во время работы мы получали дополнительно ежедневно по полкило хлеба[354]354
  Далее в англоязычном переводе начинается 11-я глава.


[Закрыть].

В отличие от нашего, в лагере № 1 террор возрастал. Над рабочими господствовал Франц со своей собакой. Людей она разрывала живьем. Когда в первый раз я был в лагере № 1, я заметил группу мальчиков 13–14 лет. Они пасли гусей и выполняли другие мелкие работы. Были они любимцами лагеря. Особенно заботился о них гауптштурмфюрер, как отец. Иногда проводил с ними целые часы, играя, кормил, поил и одевал. Им давали лучшую одежду. Эти дети выглядели здоровыми, хороший уход и воздух дали возможность им развиваться. Я думал, что они останутся живы и с ними ничего не случится. Когда я прибыл, меня сразу удивило их отсутствие. Мне ответили, что когда начальник насытился ими, он их умертвил[355]355
  В исходном переводе абзац выделен карандашной чертой слева.


[Закрыть].

После окончания работы мы вернулись в лагерь № 2 в полной надежде на освобождение, но конкретных данных у нас не было, и связующая нить вновь оборвалась. В лагере № 2 сжигали трупы месяцами, но их было столько, что не было возможности всех сжечь. Привезли еще две машины для выкапывания трупов. Установили еще больше решеток и ускорили работу. Почти весь двор был уставлен решетками, на каждой горели трупы. Были знойные летние дни, и жар исходил от горячих печей. Ад. Мы видели самих себя горящими на этих решетках. Мы ждали с нетерпением момента, когда силой откроем эти ворота[356]356
  В исходном переводе абзац выделен карандашной чертой слева.


[Закрыть].

Опять прибыло несколько эшелонов, откуда – не знаю. Были еще два эшелона с поляками. Я их живыми не видел, не знаю, как к ним относились при раздевании и отправке в камеры. Их задушили газом, как и других. При работе мы узнали, что мужчины не были обрезаны, и слышали, как бандиты говорили, что проклятые поляки больше не будут участвовать в восстаниях. Наша молодежь в лагере уже теряла терпение, хотела начать восстание, но это было невозможно. Мы еще не организовывали нападения и побега. Не было контакта с лагерем № 1, но это продолжалось недолго. Мы опять связались с лагерем № 1.

Однажды в воскресенье после обеда ко мне прибыл мой шеф Лефлер и сказал, что гауптштурмфюрер хочет при доме, который я построил, установить такие же ворота, как и дом, и эту работу он поручает мне. Он велел мне начертить проект. Я дал дополнительное объяснение, он все утвердил. Я ему сообщил размер материалов и начал работу. Я схватился за эту работу как утопающий за соломинку. Я понял, что это последняя возможность для налаживания контакта с заговорщиками. Я часто находил причины для посещения лагеря № 1, где мы вместе обдумывали план. Они не давали нам окончательного ответа. Они утверждали, что нужно держаться, чтобы не потерять надежды, и ждать. У нас в лагере строили теперь печи, т. е. решетки, но более массивные, как бы на века. Молодежь смотрела на это все и рвалась к действиям. Мы тоже теряли терпение.

В лагере № 2 мы начали организовываться в группы по пять человек. Каждая пятерка имела свою задачу – уничтожение немецких и украинских команд, поджог зданий, создание проходов для бегущих. Все было подготовлено для этой цели: тупые предметы для убийства, дерево для мостов и бензин для поджога. Дата начала восстания была назначена на 15 июня. Ввиду отсутствия возможностей день восстания был отложен, и так происходило несколько раз. Устанавливали разные сроки. Заседания организационной комиссии происходили после того, как нас закрывали в бараках. Когда уже все, усталые от работы и мук, засыпали, мы собирались в углу нашего барака на верхней наре и проводили заседание. Молодежь мы держали в руках, т. к. она рвалась и хотела начинать без плана. Мы решили действовать совместно с лагерем № 1, иначе это было бы самоубийством. В нашем лагере была небольшая группа, не все оказались способны на борьбу. Как я уже сказал, отношение к нам и питание было лучше, чем в лагере № 1. В лагере № 1 находились 700 работников, а в нашем – 300. Работники лагеря № 1 были измождены и, кроме того, страдали от ужасных мучений и издевательств. Наиболее страшные наказания были за торговлю с украинцами. Я был свидетелем, как одного заключенного привязали в жаркий день к столбу за то, что нашли у него кусок колбасы. Ввиду того, что он был достаточно крепок, он выдержал и не выдал украинца. Я должен отметить, что если немцы узнавали о контрабанде среди украинцев, то нещадно били их нагайкой так, что потом те мстили евреям. Таким образом люди быстро сдавались. В этих случаях Франц приводил их к горящим печам (решеткам), нечеловечески издевался над ними, потом добивал и бросал в огонь. Учитывая все это, мы поняли, что лагерь № 1 восстанет. Без него ничего не получится. Мы приготовили все и ждали сигнала[357]357
  Далее в англоязычном варианте начинается 12-я глава.


[Закрыть].