Текст книги "Лучшие слова – интонации"

– Это твоя мама подсказала… – нашлась Наргиз.

– Кстати, о матери… Как она себя чувствует?

– Твоей сестре посоветовала напоить ее горячим чаем… Когда вернусь, сама стану за ней ухаживать, – все смущалась она Расула. Привстала: – Я пойду, Расул… Мои младшие сестры остались одни. Они боятся грома… Как бы не запаниковали…

– В такую погоду не отпущу! Даже не заикайся! Не видишь, дождь хлещет как из ведра. Когда перестанет, тогда отправишься. Присаживайся у очага, согрейся. Заодно угощу чаем.

Расул искал любой повод, чтобы задержать Наргиз. Его ноздри еще с улицы уловили тонкий запах здорового девичьего тела. Под крышей мельницы тело Наргиз стало распространять еще какие-то дурманящие запахи, от которых вскружилась его голова.

Импульсы токов сердца Расула передавались и Наргиз, приятно пугая, разогревая ее. Щеки – то ли от волнения, то ли от пламени очага – порозовели. Кровь в жилах пульсировала. Ее чуточку затрясло. Она не осмеливалась поднимать на него взгляд. Почувствовала, как кровь горячей волной всколыхнула сердце. В ложбине между грудей выступила влага. Лоб взмок, к спине прилипла туника.

Наргиз, трепеща ноздрями, взволнованно задышала. Ей не хватало воздуха. Сердце подсказывало, что ей нельзя здесь надолго оставаться. Как бы она над собой не потеряла контроль… Как бы по селению не поползли неприятные слухи. Она потерялась. Затряслись руки, которые не знала, куда девать, затем коленки…

Расул давно искал повода, чтобы увидеться с Наргиз, поговорить. Объясниться с ней, извиниться за свою глупость с женитьбой на ее подружке. И на тебе – сама к нему явилась! Ведь сколько всего у него накопилось в душе…

– Наргиз, ты, пожалуйста, посиди, выпей чаю. Вот, в очаге на углях чайник с кипятком, заварочный чайник… В этой нише, – указал рукой, – найдешь сахара, кружку. А я побегу, быстро заделаю бреши, образовавшиеся в желобах с разливом реки…

Дождь с градом вовсю барабанил по плоской крыше мельницы, дверям.

Наргиз не успела и рта раскрыть, как Расул, сорвав с крючка брезентовый плащ, распахнул дверь, откуда ударила стена дождя. Выходя, обернулся:

– Наргиз, когда заработает мельница, сыпь зерно в корыто. Весь механизм подачи зерна на жернова налажен. Уверен, легко справишься! – И зашагал в бушующую темноту.

* * *

Наргиз провожала Расула растерянным взглядом. Сердце ликовало: они ни на минуту не переставали любить друг друга. Она с первого класса была влюблена в Расула. Пыталась скрывать от него свои чувства. Зато от имени одноклассниц не раз на потеху вкладывала ему в школьный портфель записки с объяснениями в любви. От воспоминаний прошлого сердце еще сильней всколыхнуло. За время женитьбы Расула она ни к кому из мужчин такого же чувства, как к нему, не испытывала. В том, что он женился на другой, винила себя. Теперь сидела, ругая себя:

– Наргиз, видишь, к каким последствиям привела твоя неосмотрительность? Если бы тогда не оттолкнула его от себя, отвечала на его записки, он бы на нашей однокласснице не женился! Ведь все одноклассницы повторяли: «Расул женился на нелюбой в отместку тебе». Теперь во каким джигитом стал! Красивое тело, сильные руки, темные как уголь глаза… Не мужчина, а загляденье!

Над крышей мельницы загрохотал гром. За мельницей вспенившаяся река котящимися валами грохотала так, что мельница тряслась. Такое ощущение, как бы не снесло вместе с ней. С ужасом в глазах вслушиваясь в грохот реки, Наргиз мелкими глотками отхлебывала из кружки чай. Прислушиваясь к громам небес, доносящимся через очажную трубу мельницы, тревожилась и за Расула.

Неожиданно заработала мельница. Наргиз раскрыла горлышко мешка и стала мерками отсыпать зерно в огромное чрево деревянного корыта. Из корыта зерно струей понеслось в прорезь тонкого желоба, несущего зернышки в круглую лунку крутящихся жерновов.

Расул запаздывал. Уже должен был вернуться. Девушка пугливо прислушивалась к наружным шумам. С каждой минутой ожидания тревога в ее сердце нарастала. За мельницей бешено грохотала река, несущая выкорчеванные деревья, огромные валуны. Какие только мрачные мысли не зарождались в ее душе! Она представила себе взбесившуюся реку, с грохотом катящую по руслу огромные валуны, вывороченные коряги, несущую на своей гриве трепещущее тело Расула. Вскрикнула, вскочила, читая молитвы, которые с детства знала:

– О Аллах, помоги, береги его!

Расул ее сердцу оставался дорогим, близким, как в школьные годы. Ведь они с детства росли, играли вместе! Правда, после его женитьбы, после позорного случая с ее матерью, она вообще избегала его.

Наргиз в тревоге присела у очага, зябко протягивая руки к языкам пламени. Вся съежилась, встала, забегала по мельнице, не зная, что делать, как помочь Расулу Стащила с ног мокрые сапоги, сняла чулки, повесила их сушиться на поленья перед очагом.

От страха за жизнь Расула зуб на зуб не попадал. Минуты ожидания казались ей часами, которые словно перетирали ее жерновами. Вскочила, открыла дверь – за дверью с небес лило как из ведра. А за мельницей бешено неслась река. Гремели громы, дрожали горы, сверкали молнии. Ее глаза пугливо метались по стене дождя. Не заметила, что по ней хлещет ливень. Мгновенно промокла до нитки. Сбоку, страшно грохоча, вся пучась, пенясь, неслась река. Ей казалось, поднимающаяся река вскоре зальет мельницу. Не выдержала ужаса ожидания, забежала в мельницу, закрыла за собой дверь.

В висках стучала кровь, в голове все перемешалось, в глазах потемнело. На секунду Наргиз потеряла ориентиры места и времени. Она оцепенело прижалась к стене. Замерла в ожидании грядущей беды. Ей померещилось, что ее окутал всепоглощающий туман. Руки, ноги стали отниматься. Не осознавая зачем, встала, подошла к жерновам, которые, бешено крутясь, издавая монотонное жужжание, веером выбрасывали из-под себя струи муки.

* * *

В тревоге Наргиз не заметила, как приоткрылась дверь и в мельницу в брезентовом плаще с капюшоном, нахлобученным на голову, в потоках воды ввалился Расул. Он довольно улыбался. Наргиз отступала назад, не узнавая его. А Расул, улыбаясь, беспрестанно что-то лепетал. Что? В волнении, грохоте грома, шуме от крутящихся жерновов она ничего не различала.

Глаза видели, но мозг Наргиз еще не воспринимал, что перед ней стоит Расул, здоровый, сияющий. Размахивая руками, что-то ей объясняет. А до ее сознания ничего не доходит. Неожиданно Наргиз, протягивая руки вперед, пошла к нему. Но коснувшись его, неожиданно вышла из состояния оцепенения. Остановилась, трясясь. Заплакала.

Расул ликовал. Это Наргиз испугалась за него. Тут же он сделал для себя еще один вывод: она все еще не позабыла его. Даже после его предательского побега, женитьбы на другой, она все еще его любит. Только он не знал, как сейчас утешить ее. Как ей сказать, что он не переставал любить ее? Как подобрать в волнении нужные ее сердцу слова? Это был тот момент, который нельзя упускать. Выговорил первые слова, что пришли на ум:

– Наргиз, ты испугалась, что меня проглотила разбушевавшаяся река и я больше не вернусь? Бедная, бедная моя девочка! Как все эти годы я скучал по тебе! Если бы ты знала!..

У Наргиз от этого признания любимого голова пошла кругом.

– У тебя золотое сердце! Ты и в школьные годы была самой отзывчивой… Беспокоилась за всех нас, одноклассников. А как же ты в кромешную тьму осмелилась пригнать на мельницу арбу, запряженную волами? Ты не испугалась, что по пути на мельницу на тебя могли напасть волки, разбойники?

– А я всю дорогу волов вела с закрытыми глазами. Это не я волов, а волы меня сюда привели, – рдея, искренно призналась девушка.

Расул от ее слов рассмеялся.

Все еще смущаясь, Наргиз не осмеливалась заглянуть ему в глаза. Ей мешали руки. Прятала их под концы шали, зябко проводила по плечам, нервно поправляла волосы.

Расул сам не понял, как хватило мужества: обнял ее, привлек к груди, поцеловал в голову. Так он поступал, когда они учились в одном классе и когда кто-то из одноклассников обижал ее.

Наргиз растерялась. Не совладав собой, то улыбалась сквозь слезы, то отчитывала его за то, что в такую грозу оставил ее одну на мельнице, то истерично хохотала. Ее губы в зависимости от смены настроения то обиженно надувались, то расплывались в улыбке. Вдруг до нее дошло, что Расул все еще обнимает ее за плечи. Застенчиво отстранилась. Как бы он о ней не подумал чего… дурного!

Румянец на лице Наргиз стал ярче, в глазах под густыми ресницами обозначилась тревога. Она отстранилась от него, спиной прислоняясь к стене, на всякий случай защищаясь с тыла. Тревожно раздувая ноздри, неосознанно встала, пошла к жерновам и горсточками стала пересыпать зерно из мешка в корыто. Когда Наргиз опускалась и поднималась, из-под подола ее платья выглядывали бело-молочные икры сильных, красивых ног.

Расул затрясся. Кончиком языка прошелся по запекшимся губам. Ноги загудели, их охватило пламенем. Напрягся, лоб взмок. В висках толчками застучала кровь. Перед глазами завертелись черные круги. Мелко затрясся подбородок.

Не понимая, что говорит, закашлялся и произнес чужим голосом:

– Эта работа не для твоих девичьих рук, Наргиз… Ты создана украшать собой мир… Оставь, я сам… Ты сиди, грейся у очага… – Голос его дрожал, глаза искрились огнями.

От его взгляда, тепла, исходящего от него, у нее загорелась спина, грудь стала тяжелеть, наливаться, тряслись, подгибались ноги. Не смея оборачиваться назад, застыла. Ей мешали руки. Ощущала, что и Расул охвачен трепетным огнем. Стояла не оборачиваясь, тревожась, что не выдержит этого испытания, обернется, бросится ему на шею. Она вся горела, ноги подкашивались. Не выдержав напряжения, повернулась к нему боком, глядя на него искоса. Их взгляды встретились. Между ними пробежал разряд тока страшной силы. Лицо ее вспыхнуло, грудь охватило пламенем. Остановилось дыхание, не хватало воздуха. Чувствовала, что теряет силы. Не понимала, как выйти из этой опасной ловушки. Тряслось тело, душа куда-то уносилась. Интуитивно осознавала: если сейчас же не покинет мельницу, не устоит перед натиском соблазна. С ней может случиться что угодно. Но ноги не слушались ее. Они словно прилипли к полу.

Испепеляющие взгляды, бросаемые друг на друга, электромагнитные бури, создаваемые их пламенными сердцами, распаляли их, доводя до кипения, умопомрачения. Молодое разгоряченное тело манило к молодому телу; губы искали губ, в порывах страсти они жаждали огня.

Наргиз всем телом содрогнулась. Больше не в силах выдерживать такое напряжение, обернулась лицом к Расулу. Глаза, полные страстного огня, запылали. Сердце охватило пламенем. Забурлившая кровь стучала в висках, в грудях, внизу живота, в горящих огнем ногах. Кровь пульсировала на губах, шее, наполняя их жаждой желания, сумасшествия.

Наргиз вся горела, ее предавало тело, ее предавало сердце. Они толкали ее в греховные объятья любимого. Прикрыла глаза ладошками, пытаясь таким образом отгородиться от зовущих взглядов любимого, соблазна греховных желаний. Скинула с плеч жакет, который сдавливал ее грудь, спину. Алое платье из арабского бархата красиво облегало ее стройное тело, высокую перезревшую грудь, тонкий стан, атлетически сложенные, сильные ноги. Ее грудь, никогда не знавшая мужской ласки, в порыве страсти под тонкой материей высоко вздымалась, опускалась. Гранатовые губы соблазнительно приоткрывались, закрывались. Они, как жабры рыбы, выброшенной на берег реки, жадно хватая воздух, тянулись к нему. Она больше не владела своим телом.

Краски огня менялись на ее лице. Попала в турбулентность, где не могла орудовать ни силой воли, ни силой разума, ни силой мускулатуры тела. В своем порыве шла по краю пропасти. А там бездонное безвоздушное пространство. Трясущимися руками бессознательно тянулась то к вискам, то к губам, то к рассыпанным по плечам, спине, груди волосам.

Ноздри тонкого носа затрепетали, глаза, выбрасывая искры, расширились, кадык пошел ходуном, не хватало воздуха. Руки, ноги перестали слушаться. Внизу живота, там, где проходит разъединительная линия между животом и ногами, по коленке стыдливо потекло что-то мокрое, горячее. Теряя контроль над собой, одной рукой ухватилась за корыто с зерном.

Расул тыльной стороной руки вытер дрожащие губы. Трясясь всем телом, шагнул к ней. Силы покидали Наргиз. Она, теряя рассудок, упала ему на руки…

Но падая в пропасть, Наргиз неожиданно пришла в себе. В последнее мгновение не дала ему делать то, чего оба жаждали. Чтобы остановить Расула, впилась губами в его губы. Горячими губами срывала поцелуи с его губ, шелковистыми ладонями ласкала его лицо, руки. Мелкими глотками пила его дыхание. Пила как нектар, как опьяняющее вино. Слизывала с его лица, губ каждую пылинку любви, частичку его души. От неожиданно выпавшего счастья то смеялась, то плакала.

Наконец она дождалась своего часа! Сколько бессонных ночей у темного окна провела она в ожидании этого мгновения! Сколько тягучих ночей в слезах провела в постели! Вот, дождалась. Вот оно, счастье! Оно отражалось в ее сердце огненными вспышками, разрядами молний, воздушными вихрями. Она пила свою любовь искрами огня, каплями нектара, ручейками, гейзерами, вулканами…

Расул тяжело дышал, теряя контроль над собой, горячо шептал ей на ухо слова мольбы, просил ее, умолял позволить делать то, чего она больше всего боялась и стыдилась.

А Наргиз, ощущая теперь полную власть над ним, тихо и счастливо смеялась над его беспомощностью, притворяясь, что не понимает его. Она притворно упиралась, отгораживалась. Доводила его до полного экстаза, умопомрачения. Под конец огромное пламя лишило ее разума, обезоружило ее. Наргиз стыдливо поддалась его напору, позволила сорвать с ее разгоряченного тела платье, все, что на ней было… Безумно шептала что-то ему на ухо, страстно прижималась к нему всем телом. Мягко потянула его на тулуп у очага… И сладко застонала…

* * *

Все свершилось так быстро, огнеметно, что Наргиз не успела опомниться. А когда опомнилась, было поздно…

Только теперь, приходя в себя, стала понимать, какую глупость, какой страшный грех совершила. Отводя от него глаза, одеваясь, Наргиз зарыдала. Смертельно бледнея, прошептала:

– Как же так? Ты сделал это… – С глаз ручьями потекли слезы.

В эту секунду она ненавидела себя. Стыдливо отворачивалась от Расула, плача, приговаривала:

– Что я наделала? Что я надела, дура?! Что теперь со мной будет? Если не женишься, мне не жить с таким позором! Не жить!

Зарыдала еще сильнее. Она не могла поднять глаз на Расула.

– Что мне люди скажут?! Начнут, как на мать, указывать пальцем?! Что я скажу своим сестрам?! – обливалась она горькими слезами. – О горе мне, горе!

– Успокойся, милая. – До Расула стало доходить, что он натворил в порыве страсти. Он не должен был этого делать. Теперь как мог утешал Наргиз: – Не печалься, милая. В ближайшие дни я тебя засватаю! Не бойся. Даже если горы станут равнинами, равнины горами, ты станешь моей! Клянусь!

Он встал перед Наргиз на колени, осыпая ее руки поцелуями.

Она верила, она радовалась словам Расула. Конечно, он не даст ее в обиду. Ведь с первого класса они любили друг друга. Неверная подруга тогда лишила ее любви. Теперь они вновь вместе. Справедливость восторжествовала. Обнимая любимого, сквозь слезы судорожно смеялась. Отвечала на ласки ласками.

– Конечно, Расул, я знаю, ты не оставишь меня! Правда, скоро сыграем свадьбу… Я так рада, так рада нашему счастью… Как могла разлучница-одноклассница украсть нашу любовь?

– Я с первой же ночи с ней понял, что без тебя не смогу. Ушел от нее… Ушел… Клянусь, солнышко, теперь мы будем самой счастливой парой на свете!

– Да, милый. А мне пора возвращаться в село. Как бы по мне там не спохватились!

Быстро собралась, отворачиваясь от Расула. Перед уходом стыдливо и нежно обняла его, с дрожью в голосе прошептала:

– Если после этого… меня бросишь, не увидишь меня живой!

– В пятницу, после восхода луны, я жду тебя на нашем месте.

Наргиз с дрожью в голосе прошептала:

– Приду.

Расул напоследок еще раз обнял дрожащую девушку, горячо целуя в губы.

Наргиз уводила арбу с мешками муки за холм. На холме еще раз обернулась, улыбнулась ему сквозь слезы и скрылась.

* * *

Влюбленным, если каждый день хоть на минутку не увидятся, казалось, что земля перевернулась, небо упало на землю, солнце и луна поменялись местами. Наргиз верила Расулу. От неожиданного счастья у нее выросли крылья. Она потеряла разум.

Впервые за последние годы Наргиз поймала себя на том, что запела. Она, как молитву, повторяла мелодию любви каждый день. Впервые в жизни почувствовала себя человеком, еще кому-то кроме сестер нужной, желанной. Это чувство переполняло ее сердце, окрыляло ее. А больше этого счастья в жизни она ничего не желала. За короткое время Наргиз сильно преобразилась. Односельчане не узнавали ее. Работа в ее руках спорилась. Она жила от встречи до встречи, от поцелуя до поцелуя.

Наргиз доверилась Расулу, вручив ему свою девичью честь, свою судьбу. Жила его жизнью, дышала его дыханием, смотрела на наступающий день и угасающую ночь его глазами. Она понимала, чувствовала, что их счастье, судьба находятся в его власти. Поэтому берегла, лелеяла их любовь, как нежный цветок от неосторожного прикосновения, которое может поранить. Свою любовь, свою нежность, как талисман, берегла в глубине сердца. Терпеливо ждала того часа, когда он скажет: «Люблю». Дождалась. И этот час настал.

Наргиз, сбитая с толку ураганом чувств, не могла предположить, какие тучи сгущаются над ее головой, какой силы взрыв назревает рядом с ней.

Как влюбленные ни старались скрывать свою тайну от посторонних глаз, про нее узнали сельские сплетницы. И больше всего кости ей перемывали бывшие одноклассницы. Оказывается, они не дремали. Следили за каждым ее шагом, каждым ее промахом.

Завистницы-одноклассницы злословили за ее спиной:

– Не может быть, Миясат! – Вчерашние одноклассницы с кувшинами за плечами битый час полоскали Наргиз на роднике. – Яблоко от яблони далеко не падает! Наргиз – дочь убийцы Эстенгера и потаскухи Хадижат – пошла по стопам своей матери! Что мать, что дочь – думают лишь одним местом… Фу, гадина! – плевались они. – Какая же ты бесстыжая тварь!

– Я думала, когда Расул развелся со своей косоглазой женой, уйду от своего мужа-дурака и приберу его к рукам, – сладко зевнула Муминат. – Какая же я нерасторопная! Пока я раскачивалась, эта тихоня зря времени не теряла! Заманила моего сокола на мельницу и совратила! Можно сказать, она увела мою любовь прямо из-под носа! Чтобы тебе пусто было, Наргиз! Чтобы тебя поразил гром! Чтобы над тобой погасли все звезды!

– Как бы эта сучка и моего мужа не увела! – сокрушалась Миясат. – Мой муж что нестреноженный конь, прыгает на любую встречную ослицу. Боюсь, не успею отвернуться, как она запрыгнет и в нашу постель!

– Почему эта Медея не заманивает в свои силки моего олуха? – захихикала Муминат. – В это время я бы занялась Расулом!

Одноклассницы, увлеченные болтовней, гримасничали, хохотали, стояли так близко, чуть ли не мордами тыкались. Оглянулись по сторонам: нет ли лишних глаз, ушей. Убедившись, что они на роднике одни, дали волю своим фантазиям. Они разражались таким громовым смехом, что вздрогнула, завизжала собака, лежащая рядом под арбой. Собачка, подозрительно отстраняясь от опасных женщин, отбежала, укрылась в кустах.

Над головой Наргиз собирались огнедышащие тучи.

* * *

После одной из встреч с Расулом у Наргиз стала спадать с глаз пелена. Она вдруг заметила, что у Расула пугливо бегают глаза. Стал скользким, непонятным: рассеянный взгляд, рассеянные речи, занятость на работе, уклончивые ответы, ужимки. Что-то чужеродное появилось в его поведении. Забываясь, с ней на свиданиях говорил шепотом. При этом трусливо оглядывался по сторонам: не подслушивает ли их кто? Ее осенило: не передумал ли он? Что-то затягивает со сватовством…

С некоторых пор Расул ласкал, целовал любимую на свиданиях по-другому, без страсти, без огня, избегая ее прямого, испытывающего взгляда. Она сперва решила: может, в семье что-то случилось? Поругался с матерью… Мало ли что в жизни бывает. Может, сама стала слишком мнительной, требовательной к нему. Но и этим вечером расстался с ней рассеянно. Даже не поцеловал на прощание.

Наргиз проснулась ночью вся в поту. Сердце учуяло беду. Что-то страшное, скользкое, гадкое закралось между ними. От этой мысли содрогнулась, съежилась. Испугалась за свою поруганную честь, за судьбу младших сестер. Снедаемая горькими думами, до утренней зари не сомкнула глаз. Заплакала. Чтобы ее не услышали сестры, оделась, спустилась в коровник и там дала волю слезам.

Трусливое поведение Расула обескуражило и родную маму. Она со школьной скамьи знала о привязанности сына к Наргиз. И в душе поощряла их отношения. Ее не тревожило, что на каком-то вираже жизни споткнулся отец Наргиз, поддалась соблазну обескураженная горем мать. Она долго не могла простить сына, когда он, поддавшись уговорам сельских сплетниц, женился на однокласснице Наргиз. Ее сердце так и не смогло принять невестку. Когда Расул с ней развелся, обрадовалась. Любящая мать не боялась ни сплетен, ни разговоров, распространяющихся за спиной ее сына и Наргиз, потому что девушка была чиста, как горный ручеек, светла, как небесная звезда.

Мать не ожидала, что сын может второй раз так подло поступить по отношению к Наргиз, предав в самый тяжелый для нее момент. Любящая мать понимала, что злые языки оклеветали Наргиз. Сын мог поддаться их сплетням, испугаться молвы, побояться связать жизнь с дочерью падших родителей. Мать решила, пока не поздно, образумить сына: сама пойдет и сосватает Наргиз.

Вся родня отговаривала мать Расула от этого сватовства. И ни один из них не согласился пойти в проклятый дом. Мать понимала: на всенародное обозрение девушку выставил ее Расул. И она, мать, обязана исправить ошибку своего непутевого сына.

В пятницу, после обеда, мать пошла в дом Наргиз, чтобы сватать ее за своего сына. Более часа, запершись в одной из комнат, она разговаривала с тетей Наргиз. Наргиз же, вся бледная, перепуганная, подслушивала за дверью переговоры старших. Она не знала почему, но чем дольше тетушка Пери говорила с ее тетей, тем глубже в ее сердце закрадывалась мысль, что этого сватовства не будет. Чувствовала, случится то, что в последние бессонные ночи ее тревожило. Ее посетила страшная мысль: «Расул испугался! Испугался длинного языка сельских сплетниц». И она с этим трусом не будет счастлива! Действительно, если подумать, с кем Расул связывает свою судьбу?! С дочерью падших родителей! Кому хочется, связавшись с такой семьей, ославиться на весь район?

Наргиз этого сватовства не допустит.

А Расул действительно испугался людской молвы. Он перестал ходить на работу, собирался переезжать в город. Целыми днями понуро сидел возле окна своей комнаты. Сидел и загадывал: «Люблю – не люблю, хочу – не хочу».

Наргиз трепетала за дверью, где две женщины решали ее судьбу. Из ее сердца неожиданно вырвался стон. Она заплакала. Тетушка Пери вышла в коридор.

Наргиз бросилась ей на шею:

– Тетушка Пери, умоляю, не искушайте мою судьбу! Я не выйду замуж за вашего сына. Забирайте свои вещи, уходите! Уходите, прошу вас! Я недостойна чести вашей семьи! Мы изгои в этом селении! Я не желаю, чтобы из-за нас изгоями стали и вы! Умоляю, тетушка Пери, заберите свои вещи и уходите! Я за вашего сына замуж не выйду! Он, он, он… – Не договорила и, плача, забежала к себе.

Любящая мать поняла, какое страшное слово не договорила Наргиз. В ее глазах Пери прочла такое неописуемое горе, в ее словах была такая отрешенность, что чуть не заревела. Пери поняла: девушка обречена. Со слезами на глазах собрала в узелок все подарки и, плача, покинула их дом.

Когда опечаленная мама вернулась, Расул не удивился. Он догадывался: Наргиз могла отказать ему.

– Так тебе и надо, трус! – Мать бросила под ноги сына подарки.

А когда, успокоившись, она слово в слово пересказала все, что произошло в доме Наргиз, Расул обиделся:

– Как Наргиз могла отказать мне?! Отказать мне после всего того, что между нами случилось!

– Спрашиваешь, как могла? Отвечу, сын: за твою подлость и трусость! – Хлестко отвесила ему по щеке леща.

Наргиз задела его самолюбие, самолюбие мужчины, горца.

– Выходит, все это время она со мной играла? Играла как актриса на сцене? Теперь как мне жить с позором, позором отказника? Как смотреть людям в глаза? Может, у Наргиз завелся другой ухажер? Что для женщины из этой семьи поруганная моя честь?

– Я не знала, сын, что ты так глуп и мерзок! – заплакала мать. – Так ты ничего и не понял?! Наргиз убедилась, что ты не стоишь ее! Не стоишь и мизинца ее! Уйди прочь с моих глаз!

Расул весь день и вечер просидел на веранде! Очнулся от своих горьких дум, когда за холмом, что высился перед их домом, показалась луна. Луна заглянула Расулу на веранду, словно спрашивая: «Что же ты на веранде застрял?»

Расулу показалось, что луна, прищурив огромное око, с усмешкой осматривает его со всех сторон: «Так-так-так. Ты, кажется, застрял… И не только на веранде!»

– Пойдем выясним, где же застряла она! – вдруг решился Расул.

* * *

По деревянной колонне, стоящей под верандой, соскользнул во двор. Через крышу коровника, который почти примыкал к дому Наргиз, переметнулся на ее веранду. Затаился. Он знал, что двери на веранду Наргиз изнутри не закрывает. Приоткрыл дверь и на цыпочках, воровато прокрался к дверям ее спальни.

Двери Наргиз были прикрыты. Он указательным пальцем мягко толкнул одну из створок так, чтобы между ними образовался зазор. В углу, на столе, догорала керосиновая лампа. Оглядел спальню. Наргиз в кровати не лежала. У окна замелькала тень. Тень оторвалась от окна, на корточки опустилась на молитвенный коврик.

«Молится», – догадался Расул.

Наргиз беззвучно плакала. Горькие слезы ручьями текли по щекам. Ее волосы, выбившиеся из-под платка, копнами лежали на груди, спадали на коврик. Она была в одной ночной тунике небесного цвета.

Ресницы девушки вздрогнули. Ей почудилось, что кто-то за ней следит. Откинув густую прядь волос от своего матово-бледного лица, бросила подозрительный взгляд на щелочку двери. Расул застыл. Решила, что показалось. Встала, прикрыла створку. Но та со скрипом вновь приоткрылась. Расул опустился на четвереньки, прилипнув к образовавшейся щели. Его поразила мертвенная бледность лица Наргиз, мечущийся взгляд.

Расул знал: Наргиз, помимо своей божественной красоты, обладала исключительным даром предвидения. Понимал, что она про него уже все знает. И за трусость перестала его любить. Сердце дрогнуло, горький комок подступил к горлу.

Перед его взором предстала Наргиз с кувшином за плечом, идущая на родник. А за ее спиной заметил толпу хохочущих, гогочущих сельских сплетниц. До него стало доходить, по какой причине она ему отказала. Затрясся. Страх закрался в сердце, мурашки поползли по коже спины. Ощущал, как в страхе за ее жизнь костенеет его сердце, язык.

«Трус! Трус! – в сердцах ругал себя. – Опозорил, растоптал самую чистую, прекрасную девушку на свете».

Он перестал чувствовать свое тело. Руками обхватил вдруг охладевшую грудь. Ему показалось внезапно, на ладонях образовались липкие пятна ее крови.

– Что я наделал? Что я, чудовище, наделал?! Боже, покарай меня! – шептал в ужасе.

Отполз от дверей. Его глаза наполнились слезами. Чтобы не разрыдаться, выскользнул на веранду. Спрыгнул в огород и растворился в темноте.

* * *

Утром на роднике те самые одноклассницы-сплетницы Наргиз голосили:

– Урод Расул опозорил нашу Наргиз… Не вынеся позора, она у себя дома повесилась!