Текст книги "Политическая наука №3 / 2015. Социальные и политические функции академиических и экспертных сообществ"
Автор книги: Коллектив авторов
Жанр: Социология, Наука и Образование
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
Некоторые коэффициенты корреляции наглядно иллюстрируют вариативный характер разных типов интеллектуальной «миссии», чем подтверждают тезис о существующей фрагментации в рамках данного сообщества. Очевидно, что возраст и академический стаж коррелируют с уровнем вовлеченности в академическое управление, в то время как заметность в медиа и опыт работы консультантом (как в частной, так и в государственной организации) так или иначе коррелируют друг с другом. И наконец, самое очевидное: влияние, измеряемое количеством публикаций в международных изданиях, коррелирует с активным участием в международных конференциях и членством в международных ассоциациях.
Таблица 6
Факторный анализ. Латентные компоненты в профилях итальянских политологов Матрица компонентов (Сomponent matrix (a)
Метод: анализ главных компонент, извлекаются три компонента.
Таблица 7
Объяснение общей дисперсии (Total Variance Explained)
Метод: анализ главных компонент.
Количественный анализ этих данных выявил три скрытых фактора (см. табл. 6), которые, в свою очередь, объяснили причины разброса в распределении кейсов. Первая группа факторов – характерные черты «академической вовлеченности» (стаж, опыт управления и, в определенной степени, международное присутствие в профессиональных институтах). Второй фактор представляет собой международное присутствие, заключающееся в наличии международно признанных публикаций. И третий фактор подчеркивает связь между заметностью в медиа и консультационным опытом.
5. Анализ
Какие выводы мы можем сделать из этого первоначального анализа? В целом можно выделить три в некоторой степени отличающихся друг от друга типа итальянских политологов.
1. Включенные в университетскую жизнь («академики») – участвуют в процессе институционального строительства в своем университете. Исследовательский профиль такого типа политологов носит открытый характер, в какой‐то степени ориентирован на прикладное использование результатов, но активность в качестве публичного интеллектуала чаще всего низка.
2. Фундаментальные «исследователи» – постоянно активны (в настоящее время в большей или меньшей степени на международной арене), причем результатом этой активности является научная продукция, не относящаяся к разряду прикладной. Чистые исследователи не заботятся о своем общественном имидже и не вовлечены в политику или во внешнюю консультативную деятельность.
3. «Публичные интеллектуалы» – предельно открыты для средств массовой информации. Они в известной степени заинтересованы в прикладных исследованиях, хотя и не обязательно являются очень продуктивными в этой области, особенно на международном уровне. Данный тип ученых практически исключен из сферы институционального и академического управления.
Хотя возможность комбинации этих «идеальных типов» среди итальянских политологов не исключена, мы можем утверждать, что четвертый идеальный тип, который мы определяем как эклектичный ученый, в реальной жизни почти не встречается. В дополнение к «классическим» чертам чистого ученого или даже чистого «академика» эклектичный ученый будет обладать также некоторыми характеристиками публичного интеллектуала, в частности, его влиянием на общественное обсуждение посредством постоянного присутствия в медиа4949
Другое подтверждение того, что итальянские политологи сталкиваются с трудностями в данной сфере, – их участие в программе под названием «Политические страницы», в рамках которой ученые и журналисты представляют последние исследования итальянской политики. Как видно из архивов программы, показатель посещаемости данной программы политологами очень низок по сравнению, например, с историками и социологами. См.: Radiotelevisione Italiana [Сайт Итальянской государственной телерадиокомпании]. – Mode of access: http://www.rai.tv/
[Закрыть].
Сложности, препятствующие появлению определенных форм эклектики, подтверждают наше первоначальное предположение о том, что итальянская политическая наука, несмотря на удовлетворительный уровень академической институционализации (которая, однако, страдает от последствий недавних организационных изменений и сокращения финансирования системы итальянских университетов), все еще не добилась значимого общественного статуса. И подобная неэффективность может быть связана скорее с внутренней логикой функционирования и развития предмета, нежели с относительной численностью профессиональных политологов и географией их трудоустройства.
Как показывают результаты нашего исследования, итальянские политологи осознают социальную неактуальность предмета, а также то, в каких направлениях должна вестись работа для повышения воспринимаемой общественной полезности (perceived social utility). Однако поведение профессиональных политологов не свидетельствует об этом осознании.
Таким образом, представляется, что итальянская политическая наука так и осталась слабо оформленной / теоретически ориентированной / дивергентной / «сельской» дисциплиной. «Слабая оформленность» свойственна политической науке во всем мире, и в итальянском случае едва ли можно исключить эту мультипарадигмальность. Однако три другие характеристики – тяготение к «чистому» исследованию, отсутствие общей идентичности и большое разнообразие научно-исследовательских тем, которое исключает любую экономию на масштабах и, как результат, любое развитие общего ядра «знания» по конкретным вопросам, – остаются предметом для обсуждения.
Причины сохранения характеристик итальянской политической науки как «теоретически ориентированной», дивергентной и «сельской», очевидно, могут быть связаны с любым из приведенных выше объяснений Дж. Стокера (временным несовпадением логики политического научного исследования и его политического времени; организационными стимулами академической работы; риторикой научной нейтральности; тяготением к исследовательским вопросам, которые не связаны с актуальными политическими проблемами и проблемами политики), хотя в случае Италии три из этих объяснений кажутся наиболее значимыми. Вопрос о временном несовпадении научного и политического времени – это в действительности результат «теоретического» подхода к исследовательской деятельности; он снимается, если изменяются остальные три элемента.
Организационный стимул в итальянской академической работе заключается, как это часто бывает в случае чистых дисциплин, в погоне за уважением коллег и необходимости показать, что высокие теоретические и методологические стандарты были соблюдены. Этим сущностным характеристикам придается еще большее значение (если такое только возможно) из-за критерия Национальных исследований оценки качества проектов (VQR), которые, в отличие, например, от британской системы Research Excellence Framework 2014 (http://www.ref.ac.uk/), акцентируют свое внимание только на «научном качестве» исследовательских продуктов, не учитывая социального влияния среды [Rebora, Turri, 2013; Turri, 2014 b]. Таким образом, институциональный контекст, в котором функционирует итальянская политическая наука, лишь усиливает ее приверженность «чисто теоретическому» подходу. В одиночку политологи могут сделать не так много для переустройства реального мира.
Тем не менее, что касается двух других измерений данного вопроса, здесь мы не можем сослаться на влияние «внешних ограничений». Фактически риторика научной нейтральности и преобладающая ориентация на внутренне значимые исследовательские темы находятся под полным контролем самого научного сообщества. Таким образом, сохранение нейтральности и отсутствия интереса к политически ориентированным / социально значимым исследованиям является результатом культурных ограничений.
С культурной точки зрения риторика нейтральности является своего рода генетической меткой. В стране, где политическая наука вынуждена была развиваться в сильно идеологизированной среде, вполне естественно, что призыв к нейтральности тем более значим, что позволяет лучше легитимировать новый предмет и границы между ним и другими «конкурирующими» предметами (учитывая, что политическая философия, право и история в Италии предлагают весьма идеологизированный анализ политики). Тем не менее сохранение такого рода риторики в век институционализированной итальянской политической науки кажется контрпродуктивным с точки зрения ее легитимации. Поэтому предложение Лассуэла быть наукой для демократии должно восприниматься всерьез, особенно принимая во внимание значительное распространение популистских и антиполитических движений и школ мысли в рамках итальянского общества.
Ограничения для идентичности итальянских политологов тесно связаны с их профессиональной социализацией. Идея о том, что наш предмет теоретический и поэтому имеет значение только теория, приводит к тому, что просьба выбрать тему для исследования, адресованная к молодым ученым, подразумевает связь этой темы с теоретически значимым исследовательским вопросом. Это означает, что воспроизводство предмета абсолютно лишено любой связи с реальными политическими проблемами.
Таким образом, защищая культурный бренд (мы нейтральны, а потому мы настоящие ученые) и идентичность (мы заинтересованы только в улучшении качества наших теорий), итальянские политологи не способны ни развить интерес студентов к предмету, ни достучаться до медиасистемы или политиков, ни повысить свою значимость для общества. Это похоже на бесконечный порочный круг.
Мы не должны недооценивать самые последние изменения. В частности, очевидное развитие новой волны интернационализации (ставшей возможной благодаря целому поколению ученых, воспитанных в более мобильной среде (проект Lifelong Learning Programme (http://ec.europa.eu/education/tools/llp_en.htm), а также расширению программ мобильности для аспирантов) означает не только повышение конкурентоспособности итальянского сообщества в международных профессиональных изданиях. Можно утверждать, что это «интернационализированное» поколение ученых также обеспечит постоянное присутствие в «эпистемологических сообществах», которые активны, особенно на европейском уровне, в ряде областей, начиная от консультативных органов государственных институтов и мозговых центров и заканчивая определенными «политически ориентированными» интеллектуальными предприятиями, поддерживаемыми ассоциациями и политическими партиями. Однако развитие в этом направлении идет достаточно медленно и не сильно заметно на национальном уровне по причине того, что, будучи активными на наднациональном уровне, многие ученые оказываются не у дел дома.
6. Заключительные замечания
Почти 20 лет назад один довольно известный итальянский политолог, один из тех, кто поистине верил в практическую полезность дисциплины, с энтузиазмом утверждал, что «дисциплина не только академически консолидирована, но и ее общественная полезность уже не может быть поставлена под сомнение. Более того, наблюдается растущая потребность в политической науке и тех отраслях социальных наук, которые способны развить и систематизировать знания о политических институтах, движениях, процессах и поведении» [Pasquino, 1997, p. 33].
Как мы показали в этой статье, эмпирические данные говорят, как правило, об обратном, и сегодня оценка Пасквино кажется довольно оптимистичной.
В сущности, в Италии, как и повсюду, чувствуется реальная потребность в повышении социальной значимости предмета. Это не только тактическое требование (чтобы добиться большей заметности в общественной сфере и повысить репутацию, с целью улучшения имеющихся ресурсов – получить больше рабочих мест, больше студентов, больше финансирования и т.д.), но также и стратегический выбор исследовательской повестки. Эпистемологический разрыв должен быть предан обсуждению, а путь, предложенный Лассуэлом, воспринят с большей серьезностью. Мы должны попытаться увидеть, что «заинтересованность в проблемах наших coграждан – не что‐то дополнительное (optional add-on) для политической науки как профессии, но и обязанность, такая же непреложная, как наша погоня за научной истиной» [Putnam, 2003, p. 252].
Эти гносеологические «преобразования» в наших руках, нашим департаментам и старшим ученым по силам обратиться к новым поколениям, придать больший вес социально и политически значимым исследованиям. И наши журналы должны поощрять предоставление докладов (очевидно, соответствующих высоким методологическим стандартам), уделяющих внимание реальному миру и реальным политическим проблемам и проблемам политики. Возможно, пришло время переориентировать исследовательскую «политику» и профессиональную идентичность итальянских политологов.
Список литературы
Becher T. Academic tribes and territories: Intellectual enquiry and the cultures of disciplines. – Milton Keynes: Open Univ. press, 1989. – 200 p.
Becher T., Kogan M. Process and structure in higher education. – 2 nd ed. – L., N.Y.: Routledge, 1992. – 209 p.
Becher T., Trowler P.R. Academic tribes and territories: Intellectual inquiry and the culture of disciplines. – 2 nd ed. – Buckingham: Open univ. press, 2001. – 238 p.
Biglan A. The characteristics of subject matter in different academic areas // Journal of applied psychology. – Washington, D.C., 1973 a. – Vol. 57, N 3. – P. 195–203.
Biglan A. Relationships between subject matter characteristics and the structure and output of university departments // Journal of applied psychology. – Washington, D.C., 1973 b. – Vol. 57, N 3. – P. 204–213.
Bobbio N. Saggi sulla scienza politica in Italia. – Bari: Laterza, 1969. – 254 p.
Capano G. Implementing the Bologna declaration in Italian universities // European political science. – Colchester, Essex, 2002. – Vol. 1, N 3. – P. 81–91.
Capano G. Looking for serendipity: The problematical reform of government within Italy’s universities // Higher education. – Amsterdam, 2008. – Vol. 55, N 4. – P. 481–504.
Capano G., Tronconi F. Political science in Italian universities. A peaceful survival? // European political science. – Colchester, Essex, 2005. – Vol. 4, N 2. – P. 151–163.
Capano G., Verzichelli L. Good but not enough: Recent developments of political science in Italy // European political science. – Colchester, Essex, 2010. – Vol. 9, N 1. – P. 102–116.
Coburn T.A. Letter to the director of the national science foundation. – 2013. – 12 March. – Mode of access: http://www.coburn.senate.gov/public//index.cfm?a= Files.Serve&File_id=60c99a67-2f0d-4c83-9b3d-1d65225d6abb (Дата посещения: 09.06.2014.)
Elzinga A. Internal and external regulatives in research and higher education systems // Disciplinary perspectives on higher education and research / Ed. by R. Premfors. – Stockholm: Univ. of Stockholm, 1987. – P. 191–217.
The state of political science in Western Europe / Ed. by Klingemann H.D. – Opladen: Barbara Budric publishers, 2007. – 434 p.
Lasswell H.D. The political science of science: An inquiry into the possible reconciliation of mastery and freedom // American political science review. – Washington, D.C., 1956. – Vol. 50, N 4. – P. 961–979.
Lasswell H.D. The future of political science. – N.Y.: Atherton press, 1963. – 256 p.
The policy sciences / Ed. by Lerner D., Lasswell H.D. – Stanford: Stanford univ. press, 1951. – 344 p.
Morlino L. Ancora un bilancio lamentevole? // Scienza Politica / Ed. by L. Morlino. – Torino: Edizioni Fondazione Agnelli, 1989. – P. 5–52.
Morlino L. Political science in Italy: Tradition and empiricism // European journal of political research. – Hoboken, NJ, 1991. – Vol. 20, N 3–4. – P. 341–358.
Pasquino G. Corso di Scienza politica. – Bologna: Il Mulino, 1997. – 276 p.
Pasquinо G. Political science for what? Giovanni Sartori's scholarly answer // Rivista italiana di scienza politica. – Bologna, 2013. – N 3. – P. 455–468.
Putnam R. APSA presidential address: The public role of political science // Perspective on politics. – Cambridge, MA, 2003. – Vol. 1, N 2. – P. 249–255.
Rebora G., Turri M. The UK and Italy research assessment exercises face to face // Research policy. – Amsterdam, 2013. – Vol. 42, N 9. – P. 1657–1666.
Regalia M., Valbruzzi M. Introduzione // Quaranta anni di scienza politica in Italia / Ed. by G. Pasquino, M. Regalia e M. Valbruzzi. – Bologna: Il Mulino, 2013. – P. 4–19.
Stoker G. Blockages on the road to relevance: why has political science failed to deliver? // European political science. – Colchester, Essex, 2010. – Vol. 9, N 1. – P. 72–84.
Turri M. The difficult transition of the Italian university system: growth, underfunding and reforms // Journal of further and higher education. – L., 2014 a. – Mode of access: http://www.tandfonline.com/doi/full/10.1080/0309877X.2014.895303 (Дата посещения: 20.05.2015.)
Turri M. The new Italian agency for the evaluation of the university system (ANVUR): A need for governance or legitimacy? // Quality in higher education. – L., 2014 b. – Vol. 20, N 1. – Р. 64–82.
Перевод с английского С.А. Солодянкиной под ред. О.Ю. Малиновой
Взаимосвязь между степенью общественного влияния фабрик мысли и политической поляризацией общества (на примере США)
А.Ю. Беляев
Фабрики мысли являются одним из институтов, через которые интеллектуалы могут принимать участие в современном политическом процессе. Сейчас, в силу трансформации традиционного института партии, политический процесс представляет собой противостояние между различными коалициями (advocacy coalitions), каждые со своими ценностями и целями. И фабрики мысли в них могут выступать в качестве источника рефлексии для всей коалиции в случае поражения на выборах, рупором новой мысли, с помощью которой можно победить в новом электоральном цикле, а также продвигать в органы власти свои предложения. Линдквист в своей статье [Lindquist, 2006] отмечает, что в последние десятилетия наблюдается изменение деятельности фабрик мысли от сугубо академической формы в сторону, ориентированную непосредственно на «политические баталии». Таким образом, в развитых странах политические институты, известные как think tank, в последние годы стали в большей мере зависеть от своих коалиций и политической жизни.
Элитисты исходят из предположения о том, что если аналитические центры и оказывают влияние на политический процесс, то главным образом потому, что связаны с властной элитой. Характерным примером рассмотрения фабрик мысли с элитистских позиций является теория фабрик мысли, разрабатываемая Дж. Макганом. Данная теория «позволяет идентифицировать тесную связь между теми, кто финансирует мозговые центры, и теми, кто управляет ими» [McGann, 2000].
Однако у этой теории есть изъян: по мнению Д. Абельсона, она основана на неверном предположении, согласно которому «мозговые центры не в состоянии влиять на общественную политику» [Abelson, 2002, p. 50], что подтверждает хотя бы институт советничества или независимая экспертиза, которая функционирует в развитых странах. По мнению Р. Даля [Даль, 2003, с. 359] и того же Абельсона, сторонников плюралистического подхода, фабрики мысли могут конкурировать за влияние с профсоюзами, группами защитников окружающей среды и другими неправительственными организациями [Балаян, Сунгуров, 2014, c. 236]. Стоит отметить, что вышеописанные теории не учитывают привилегированный статус фабрик мысли. Они «обладают уникальными признаками, которые позволяют им выделяться» [Abelson, 2002, p. 52].
С точки зрения Д. Абельсона, неоинституциональный и плюралистический подходы можно рассматривать как один, общий подход к изучению фабрик мысли. В его рамках влияние на деятельность фабрик мысли оказывают не только их ресурсы (как в структурно-функциональном подходе), но и участие в цикле разработки и принятия политического решения. «Согласно Д. Кингдону, мозговые центры могут часто быть неспособны влиять на заключительный выбор, сделанный высшими чиновниками, но они могут оказать большое влияние на установку и возможное расширение пределов представительных дебатов. Это, в свою очередь, приводит к рассмотрению различных альтернатив, которые, возможно, не были на повестке дня ранее» [Медушевский, 2011]. Представители плюралистической теории, например, Р. Даль [Даль, 2003], считают, что аналитические центры могут влиять на политический процесс, равно как и остальные группы интересов.
Один из наиболее важных вопросов, на которые пока нет окончательного ответа: являются ли фабрики мысли, согласно плюралистическому подходу, скорее группами интересов, действующими по правилам гражданского общества, или акторами, обслуживающими деятельность элит? Иными словами, действуют ли они, прежде всего, ориентируясь на свои интересы и ценности, или приоритетными являются интересы потенциальных заказчиков экспертизы.
С другой стороны, важно понимать, что фабрики мысли могут оказывать влияние не только непосредственно во время взаимодействия с представителями власти, но и с их окружением, оказывая воздействие на политическое пространство. Как следствие, появляется проблема методологии расчета индекса активности фабрик мысли. Иначе говоря, по каким критериям мы должны оценивать деятельность фабрик мысли?
Многие руководители аналитических центров отмечают [Murray, 2011, p. 92], что существует огромное количество конкурирующих с фабриками мысли институтов, а также отсутствует полный набор объективно измеряемых (прямых или косвенных) критериев, из-за чего до сих пор нет однозначного ответа на вопрос о том, как измерять влияние фабрик мысли.
Однако можно попробовать оценить относительную влиятельность конкретной организации среди ей подобных. Именно с целью подобной оценки ежегодно в университете Пенсильвании под руководством Дж. Макгана проводится исследование «Global go to think tank index». Это ежегодный опрос экспертов с целью ранжирования фабрик мысли по различным критериям, по которым каждый эксперт выставляет баллы фабрикам мысли из своего региона. Таким образом, хоть охват и обширен, исследование базируется на субъективном восприятии экспертов, что часто приводит к неясным результатам.
Помимо этого, проводится множество количественных исследований фабрик мысли. Чаще всего это количественный анализ упоминаемости в средствах массовой информации. Предполагается, что фабрики мысли стараются создать ощущение влияния на общественность политиков (это, возможно, помогает им продвигать свои инициативы) и что нет лучшего способа создать ощущение влияния, чем привлечь внимание СМИ. Такой метод позволяет косвенно определить не только влияние, но и направленность деятельности этих фабрик мысли.
Однако «изучение средств массовой информации говорит нам очень мало о характере и степени влияния фабрик мысли» [Abelson, 2011, p. 25]. Измерение влияния аналитических центров затруднено, поскольку неясно, определяют ли мозговые центры повестку дня, расширяют ли политические дискуссии, влияют на решения политиков или просто следуют тенденции в области политики [Lindquist, 2006, p. 15]. Авторы одной из образцовых работ, посвященных исследованию влияния фабрик мысли, отмечают: «Для измерения влияния фабрик мысли нужно измерять способности влиять в отличие от измерения корреляции между научно-исследовательскими работами или рекомендациями института и конкретными результатами политики» [McNutt, 2009, p. 220]. В своей работе они особую роль уделяют исследованию интернет-пространства. Интернет открывает широкие возможности для взаимодействия с широкой аудиторией (студентами, учеными, лицами, принимающими решения). Опираясь на инструменты, доступные в сети (такие, как alexa.com, cgdev.org), можно оценить, насколько активно интернет-публика читает (трафик веб-ресурса фабрики мысли) и ссылается (количество сайтов со ссылками на сайт фабрики мысли) на продукт ученых. Однако данная информация не распределена по времени, что существенно ограничивает нас в использовании такого рода метрики.
В данном исследовании в качестве такого критерия будет взято количество цитирований в научных источниках тех публикаций, в которых фабрика мысли указана как издатель. Это лишает нас возможности оценить влияние связанных с фабрикой мысли исследователей, однако дает хорошее представление о временной динамике влияния на научное сообщество.
Все вышеперечисленные показатели описывают воздействие на достаточно крупные слои общества и, как предполагается, играют важную роль при разработке долго обсуждаемых проектов и предложений. Однако мы знаем, что нередко решения принимаются достаточно быстро, и в таком случае ключевыми факторами будут являться не общественность и даже не экспертное сообщество, а непосредственный контакт и взаимодействие лиц, принимающих решения. Канал влияния, связанный с непосредственным контактом с лицами, принимающими решения, является в таких случаях критичным, но исследовать его – задача крайне сложная.
В данном исследовании будет реализована попытка найти взаимосвязь между степенью политической поляризации в представительных органах (посчитанным для сената и палаты представителей США) и показателями, отражающим влиятельность фабрик мысли.
Обобщая, можно разделить все возможные направления влияния фабрик мысли на три группы (см. табл. 1).
Таблица 1
Направления влияния фабрик мысли
Естественно, предлагаемая модель не претендует на абсолютную объективность, и многие критерии могут быть улучшены или дополнены. Также необходимо отметить, что некоторые данные собрать крайне сложно, хоть это и возможно (теоретически). Из этих трех показателей вследствие ограниченности имеющейся информации в работе оценка будет проведена применительно к двум из них – влияние посредством консультирования и публичного продвижения. Так как мы имеем множество измерений сходных характеристик (несколько групп переменных), имеет смысл изучить их согласованность, чтобы сделать выводы о сходности их поведения.
Для исследования были выбраны десять самых влиятельных фабрик мысли по версии «Global go to think tank. Index report» 2013 г. [Global go to think tank… 2014], попадающие в верхушки рейтинга последние несколько лет: Brookings Institution, Carnegie Endowment for International Peace, Cato Institute, Center for American Progress, Center for Strategic and International Studies, Council on Foreign Relations, Heritage Foundation, Urban Institute, RAND Corporation, Hoover Institution.
Рис. 1. Динамика академического цитирования исследовательских работ фабрик мысли
В качестве критериев, использованных для определения влияния фабрик мысли посредством консультирования и публичного продвижения, применялись, соответственно, количество цитирований в научных источниках журналов, выпущенных фабрикой мысли, и количество упоминаний фабрики мысли в СМИ.
Для первого замера использовалась база данных Web of Science.
Исходя из рис. 1, можно сделать вывод, подтверждаемый после расчета коэффициента конкордации Кендалла (аналог R Спирмена, измеряемый для множества переменных, больше двух), о подчинении значения академических цитирований различных фабрик мысли общим закономерностям. Полученный результат W = 0,896 говорит об очень высокой согласованности показателей цитируемости и, как следствие, позволяет предположить, что переменные следуют общей динамике.
Аналогичным образом проведем анализ упоминаний различных фабрик мысли в СМИ (см. рис. 2). В качестве источника информации использовалась база данных LexisNexis. Результаты, как и в предыдущем случае, говорят о наличии значимой схожести между поведением переменных W = 0,872.
Очевидно, общая динамика продиктована неизвестными пока структурными факторами или событиями. Заметно уменьшение активности после 2009 г., которое еще необходимо объяснить.
Важным фактором, кроме конкурентной борьбы за власть, является также пространство для дискуссии, на которое могут оказывать влияние фабрики мысли. За основу будет взят индекс поляризации общества, который не только показывает идеологическую разницу в интересах общественных групп, но и учитывает «удельную представительность» различных идей в парламенте. Фактор представительности тем сильнее влияет на возможности «договариваться» и заключать временные коалиции, чем больше партий представлено в парламенте.
Основываясь на работе Ф.Т. Алескерова и М.А. Голубенко [Алескеров, Голубенко, 2003], в начале расчета коэффициента поляризации общества необходимо оценить по шкале идеологическую направленность политических партий (нормировано, т.е. 0 – максимально левые, 1 – максимально правые).
Рис. 2.
Динамика упоминаний фабрик мысли в различных СМИ
После чего нам нужно будет получить «идеологический» центр с учетом «веса», т.е. представленности каждой из идеологий. В данном случае Vk – доля голосов, отданных за партию k, а Pk – ее идеологическая направленность (все от 0 до 1):
После этого мы можем оценить, насколько далеко находятся партии от этого идеологического центра, и посчитать коэффициент политической поляризации:
Расчет этого коэффициента поможет составить представление о том, как широки возможности в политическом пространстве в парламентах для возможных дискуссий.
Идеологические оценки для партий следует проводить не по одномерной шкале левые – правые, а как минимум по двум. Первая оценка – роль государства в экономике. По мнению специалистов из группы исследователей Voteview, необходимо «второе измерение, учитывающее специфики различных регионов, гражданские права. С принятием Закона о гражданских правах 1964 г., Закона об избирательных правах 1965 г. и Акта 1968 г. об открытых (справедливых) домашних хозяйствах (Open housing act) второе измерение медленно уменьшалось в важности и в настоящее время незначительно» [The polarization… 2015]. В данном случае в силу специфики кейса можно использовать идеологическую оценку, составленную специалистами центра VoteView, базирующуюся на методике, описанной в работе «Measuring bias and uncertainty in DW-NOMINATE ideal point estimates via the parametric bootstrap» [Lewis, Poole, 2009].
Данные для палаты представителей (см. табл. 2) и сената не сильно отличаются между собой и отражают общую тенденцию.
Таблица 2
Палата представителей – поляризация
Полученные данные уверенно говорят о росте политической поляризации в течение последних 20 лет. Таким образом, можно судить о росте напряженности в парламенте, уменьшении возможностей для переговоров. Привлекает внимание небольшое уменьшение показателя поляризации в 2009 г. (см. рис. 3), которое совпадает с периодом уменьшения активности деятельности фабрик мысли за аналогичный период.
Для проверки гипотезы о взаимосвязи между коэффициентом политической поляризации представительных органов и показателями влиятельности фабрик мысли проведем необходимый анализ. Имея две исходные, независимые, но сильно кореллирующие между собой переменные, мы хотим проверить их связь с двумя множествами зависимых переменных (многомерную зависимую переменную) – индексом консультирования фабрик мысли (количество ссылок на работы фабрик мысли) и индексом публичного продвижения (количество медиацитирований).
В данном случае мы будем использовать многомерный дисперсионный анализ (MANOVA – от M – multilateral (многосторонний) и Analysis Of Variance – ANOVA). Существенными показателями для него являются показатели значимости (чем меньше, тем больше доверия к наблюдаемой зависимости) и Частная Эта в квадрате (показывает вклад независимых переменных в разброс значений зависимых переменных), определяемые по показателям тестов с различной силой (след Пиллая, λ-Уилкса и т.д.).
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.