Текст книги "Социологический ежегодник 2011"

Именно с социологическим изучением эмоций как типичных внутренних состояний индивидов во взаимодействии с процессами, протекающими в структуре личностной идентичности, сопряжены методологические стратегии преодоления аналитического разделения общества на микро– и макроуровень и объяснения связи отдельных индивидов с социальной структурой. Дж. Барбалет отмечает, что «эмоция – необходимое связующее звено между социальной структурой и социальным актором, без нее описание действия будет фрагментарным и неполным»112112
  Barbalet J.M. Emotion, social theory and social structure: A macrosociological approach. – Cambridge: Cambridge univ. press, 1999. – P. 27.


[Закрыть]. Эмоции в социологии обычно рассматриваются на так называемом микроуровне, но, как свидетельствуют результаты, в самом исследовании эмоций данное аналитическое разделение перестает быть актуальным113113
  См., например: Collins R. On the microfoundations of macrosociology // American j. of sociology. – Chicago (IL), 1981. – Vol. 86, N 5. – P. 984–1014; Turner J.H. Toward a general sociological theory of emotions // J. for the theory of social behavior. – Springfield (IL), 1999. – Vol. 29, N 2. – P. 132–162.


[Закрыть]. Посредством жизненного опыта и коллективных представлений эмоциональные состояния тесно связаны с макроуровнем социальной организации. Т. Шефф полагает, что эмоции и социальный мир («социально-эмоциональный мир») следует изучать только в терминах солидарности или отчуждения, поскольку разделяемый опыт всегда переживается114114
  Scheff T.J. Social-emotional world: Mapping a continent // Current sociology. – L., 2011. – Vol. 59, N 3. – P. 348.


[Закрыть]. Таким образом, понятие социальной солидарности необходимо рассматривать как включающее в себя эмоции. В связи с этим можно поставить следующий исследовательский вопрос: какие конкретно эмоции – коллективные или индивидуальные, какой интенсивности, длительности и степени осознания – имеют непосредственное отношение к социальной солидарности, поддерживают ее в группах и обществе в целом либо ее разрушают?

Практически во всех социологических теориях эмоций (или в рассуждениях, так или иначе связанных с концептуализацией этого феномена) ученые размышляют о социальном назначении эмоций, об их солидаризирующей роли, а также о сигнальной функции, поскольку эмоции также активизируются при разрушении социального порядка (нарушении моральных правил, оскорблении ценностей, верований и т.п.). Эмоции обладают побудительной, мотивирующей силой действия; как считает А. Хохшильд, они создают готовность к действию на основе предшествующих (приобретенных в опыте) ожиданий115115
  Hochschild A.R. The managed heart: Commercialization of human feeling. – Berkeley: Univ. of California press, 2003. – P. 220–222.


[Закрыть]. Выполняя функцию социальных сигналов, эмоции позволяют окружающим оценить место индивида в социуме и выстраивать свое поведение по отношению к нему (в частности, эмпирические данные подтверждают связь социального статуса и характера эмоциональных явлений)116116
  См.: The moral identity, status, moral emotions and normative order / Stets J.E., Carter M.J., Harrod M.M., Cerven Ch., Abrutyn S. // Social structure and emotion / Ed. by J. Clay-Warner, D.T. Robinson. – San Diego (CA): Elsevier, 2008. – P. 227–251.


[Закрыть]. Каждая из существующих эмоций может мотивировать индивидов на восстановление социального порядка и оживление социальной солидарности – за исключением тех случаев, когда интенсивные эмоции сами их разрушают либо ослабляют. Эмоции, как позитивные, так и негативные, способствуют социальной солидарности и одновременно социальным изменениям (например, ресентимент, порождающий гнев, зависть, враждебность и приобретающий коллективный характер, побуждает к возникновению социальных движений117117
  Barbalet J.M. Emotion, social theory and social structure: A macrosociological approach. – Cambridge: Cambridge univ. press, 1999. – P. 148.


[Закрыть]). Перечисленные функции можно также назвать «коммуникативными»: такое определение подчеркивает стратегическое использование эмоций, например, для управления впечатлениями других людей с целью создания и изменения личностной идентичности, что в конечном итоге работает на воспроизводство социальной структуры. Здесь надо отметить и смыслообразующую функцию эмоций, когда приобретают важность эмоциональные переживания сами по себе (например, любовь). Более того, все значимые в смысловом отношении культурные элементы оказываются эмоционально «заряженными», т.е. вызывают сильные и важные для индивидов и групп эмоции, поддерживая тем самым приверженность им. Некоторые исследователи конкретизируют названные выше функции, выделяя отражательно-оценочную, информативную, интерактивную, манипулятивную, адаптивно-социализирующую, конструктивно-деструктивную их разновидности118118
  См.: Горбунова М.Ю. Социальные функции эмоций // Научный журнал КубГАУ. – Краснодар, 2011. – № 3. – Режим доступа: http://ej.kubagro.ru/2011/03/pdf/08.pdf


[Закрыть]. Главное, что все эмоции как часть любого взаимодействия, как правило, способствуют слаженности его протекания.

Существуют теории эмоций, в которых понятие социальной солидарности затрагивается непосредственно; они анализируют эмоции, которые направляют социальные действия в сторону восстановления и воспроизводства социального порядка. Эмоции представляются как связанные с моральной оценкой ситуации, т.е. не просто с поддержанием социальной организации, но с усилением приверженности, привязанности ко всему, что указывает на ценности, моральные правила. Эмоции рождают готовность защищать эти ценности, совершать ради них поступки, опасные для жизни, сдерживать во имя моральных ценностей свои личные побуждения, осуществлять взаимопомощь, сотрудничать, осознанно участвовать в кооперации. Как писал в связи с этим Дж. Александер, многие знаки и вещи отсылают к закрепленным в данной культуре «вещам-идеям-верованиям-чувствам» и поэтому вызывают сильные чувства119119
  См.: Alexander J.C. Iconic experience in art and life: Surface / depth beginning with Giacometti’s Standing woman // Theory, culture a. society. – Los Angeles (CA): Sage, 2008. – Vol. 25, N 5. – P. 8.


[Закрыть]. Теории подобного рода можно подразделить на несколько групп. Прежде всего, это концепции, которые Дж. Тернер и Дж. Стетс относят к разряду культурных и ритуальных (Р. Коллинз, Э. Саммерс-Эффлер, А. Хохшильд, П. Туа). Проблема солидарности напрямую исследуется также в эволюционных теориях эмоций (В. Вентворт, М. Хаммонд, Дж. Тернер)120120
  См.: Turner J.H., Stets J.E. The sociology of emotions. – Cambridge: Cambridge univ. press, 2005.


[Закрыть]. Сюда относятся и теории, возникшие в лоне других традиций, но поставившие во главу угла моральные эмоции – гордость, чувство стыда, чувство вины, симпатию, эмпатию, презрение, гнев; это теории С. Шотт, Т. Шеффа, Дж. Тернера, Дж. Стетс и др. Мы остановимся на принципиально важных моментах таких теорий, а именно – на понятиях, которые раскрывают роль эмоций в поддержании (и, возможно, разрушении либо ослаблении) социального порядка и социальной солидарности.

Перед тем как приступить к обзору данных теорий, необходимо сделать несколько предварительных замечаний об основных посылках современной социологии эмоций. Ни одно из ее направлений не дает строгого определения эмоций, поскольку еще не выработаны термины для описания эмоциональной жизни человека. Эмоции определяют через аффекты, настроения, чувства и пр., прибегая к определенному набору характерных черт, которые можно наблюдать или зафиксировать (например, телесные жесты, сопровождающие эмоции). Проблема состоит в том, что эмоции оперируют на разных уровнях реальности: биологическом, неврологическом, поведенческом, культурном, социально-структурном и ситуационном; при этом исследователь обычно интересуется теми аспектами эмоций, которые релевантны одному или нескольким из перечисленных уровней, поэтому и возникают разные дефиниции. Если же акцент делается на культуре, возникает понятие эмоциональных идеологий, правил чувствования и словарей эмоций. Поэтому в контексте социологического знания эмоции рассматриваются как сложные явления, включающие следующие элементы: 1) нейрофизиологическую реакцию; 2) социально сконструированные определения; 3) лингвистические обозначения, типичные для данной культуры; 4) способы телесного выражения – лицом, голосом, жестами; 5) восприятие и оценка объектов или событий121121
  Turner J.H., Stets J.E. Op. cit. – P. 9.


[Закрыть]. Эти элементы не говорят о том, какова природа эмоций, но объединяют практически все аспекты, подлежащие анализу в большинстве социологических концепций эмоций, фокусом которых выступает связь между их телесными проявлениями, процессами сознания и социальными и культурными структурами. Таким образом, в контексте социологического рассмотрения эмоции предстают как культурно сконструированные суждения, как аспекты систем культурных значений, используемых людьми для понимания ситуаций, в которых они оказываются. Эмоции также трактуются как способы выражения индивидуальных чувств, действий, оценок и мнений посредством физиологических реакций, поэтому данный феномен можно понимать и как «принятие роли эмоций». Более того, они выступают как средства осознания отношения индивидов к миру, как энергетический источник действия. Поэтому эмоции с точки зрения социологии можно рассматривать не как внутренние состояния, а как действия, направленные на достижение социальных и культурных целей.

Помимо дефиниции эмоций принципиальным является вопрос о том, сколько их существует. Универсальные эмоции называют первичными (страх, гнев, печаль, удовлетворение или радость, отвращение), на их основе формируются все прочие эмоциональные состояния122122
  См.: Ekman P. Emotions in the human face. – N.Y.: Pergamon, 1972.


[Закрыть]. Первичным эмоциям свойственны не только похожие лицевые выражения, но и близкие физиологические реакции, их объединяют также сходные причины возникновения, непродолжительность и трудноконтролируемый характер. Подтвердить универсальность эмоций, называемых вторичными (гордость, стыд, ностальгия и пр.), оказалось довольно сложно. Р. Плутчик предположил, что вторичные эмоции – это комбинации первичных123123
  См.: Plutchik R. The nature of emotions // American scientist. – Research Triangle Park (NC), 2001. – Vol. 89, N 4. – P. 344–350.


[Закрыть]. Эту позицию разделяют Т. Кемпер, Дж. Тернер и Р. Тамм, по мнению которых первичные эмоции имеют эволюционное значение для выживания и появляются на ранних стадиях человеческого развития124124
  См.: Kemper T.D. Social constructionist and positivist approaches to the sociology of emotions // American j. of sociology. – Chicago (IL), 1981. – Vol. 87, N 2. – P. 336–362; Thamm R. Towards a universal power and status theory of emotion // Advances in group processes. – San Diego (CA), 2004. – Vol. 21 – P. 189–222; Turner J.H. On the origins of human emotions: A sociological inquiry into evolution of human effect. – Stanford (CA): Stanford univ. press, 2000.


[Закрыть]. Вторичные эмоции, по Кемперу, социально сконструированы и возникают в контексте переживания одной или более эмоций из разряда первичных (например, чувство вины возникает на базе страха)125125
  Kemper T.D. Social constructionist and positivist approaches to the sociology of emotions // American j. of sociology. – Chicago (IL): Chicago univ. press, 1981. – Vol. 87, N 2. – P. 268.


[Закрыть]. Тернер, квалифицируя вторичные эмоции как сложные сочетания первичных, тем не менее стремится обосновать их эволюционную роль126126
  Turner J.H. On the origins of human emotions. – P. 72–79.


[Закрыть].

Кроме разделения эмоций на первичные и вторичные, в контексте проблемы солидарности принципиальной является дифференциация их в качестве индивидуальных и коллективных. Понятие коллективных эмоций означает здесь эмоциональные состояния, разделяемые внутри группы. Какие из них являются ключевыми при решении проблемы социальной солидарности? Может быть, бóльшее значение имеют коллективные или разделяемые эмоции, о функциях которых писал еще Э. Дюркгейм? С нашей точки зрения, социальная солидарность базируется и на индивидуальных, и на коллективных эмоциях. Коллективные эмоции обычно возникают в ритуалах, они «вызваны и направляются внешней силой, которая заставляет человека мыслить и действовать иначе, чем в обычное время»127127
  Durkheim E. The elementary forms of religious life / Transl. by K.E. Fields. – N.Y.: Free press, 1995. – P. 163.


[Закрыть]. Термин «индивидуальные эмоции» имеет смысл только тогда, когда эмоциональные состояния взаимодействующих индивидов отличаются либо сходные эмоциональные переживания возникают в разное время, поскольку все эмоции рождаются внутри индивидов. Однако индивидуальные эмоции типичны и в биологическом, и в социально-культурном смыслах. Согласно Т. Шеффу, феномен эмоции нельзя считать исключительно психологическим, эмоции становятся частью коммуникативного процесса, элементом связи, зависимости между людьми128128
  Scheff T.J. Shame and the social bond: A sociological theory // Sociological theory. – Wash., 2000. – Vol. 18, N 1. – P. 92.


[Закрыть]. И индивидуальные, и коллективные эмоции связаны с культурными символами и моральными кодами, они сигнализируют о состоянии социального порядка и, как правило, поддерживают его вне зависимости от степени их осознанности; если же они осознаются в полной мере, то чаще всего индивиды стараются управлять ими для согласования своих действий. В контексте проблемы социальной солидарности в рамках современной социологии эмоций вопрос о соотношении индивидуальных и коллективных их разновидностей не так актуален. В большинстве своем ученые склоняются к мнению, что все без исключения эмоции (в том числе и сложные вторичные) глубоко укоренены в биологической природе человека, поскольку имели эволюционное значение для выживания специфически человеческих групп.

Ни одна из эволюционных теорий эмоций не утверждает, что они детерминированы строго биологически129129
  См.: Hammond M. Affective maximization: A new macro-theory in the sociology of emotions // Research agendas in the sociology of emotions / Ed. by T.D. Kemper. – Albany: SUNY press, 1990. – P. 58–81; Turner J.H. On the origins of human emotions: A sociological inquiry into evolution of human effect. – Stanford (CA): Stanford univ. press, 2000; Wentworth W.M., Yardly D. Deep sociality: A bioevolutionary perspective on the sociology of human emotions // Social perspectives on emotion / Ed. by D.D. Franks, W.M. Wentworth, J. Ryan. – Greenwich (CT): JAI press, 1994. – P. 21–55.


[Закрыть], тем не менее многие исследователи, работающие в данной традиции, считают, что естественный отбор заставил человека использовать эмоции для построения культуры и социальной структуры. По мнению Дж. Тернера, эмоции способствовали развитию новой зоны мозга, благодаря которой стало возможным формирование культуры и общества. Тернер опирается на исследования поведения человекообразных обезьян и современные работы в области физиологии мозга130130
  См.: Handbook of the sociology of emotions / Ed. by J.E. Stets, J.H. Turner. – N.Y.: Springer, 2006. – P. 370–375.


[Закрыть]. Ключевой вопрос эволюционных теорий эмоций состоит в следующем: почему в процессе формирования культуры эмоциональные способности человека усилились и усложнились? На основе первичных эмоций возникли их сложные комбинации, поэтому сложные эмоции могут также оказаться врожденными131131
  Turner J.H., Stets J.E. The sociology of emotions. – Cambridge: Cambridge univ. press, 2005. – P. 4–6.


[Закрыть]. Социальная солидарность, отмечают представители этих теорий, формируется главным образом на основе позитивных первичных эмоций, которые свидетельствуют об удовлетворении и счастье, а разрушительная сила первичных негативных эмоций (печаль, гнев и страх) снижается в результате естественного отбора. Поэтому такие существенные для социального порядка эмоции, как стыд и чувство вины, предстают как сочетания трех негативных первичных эмоций (печали со страхом и гневом в разных вариациях). Из комбинаций первичных эмоций возникли другие эмоциональные состояния, которые вынуждали индивидов отслеживать свои действия и корректировать поведение. Таким образом, путем комбинирования негативных эмоций появлялись новые эмоции, увеличивающие самоконтроль индивида. При этом гордость, симпатия, удивление, надежда также, возможно, имеют биологический базис и представляют собой сочетание негативных первичных эмоций с той или иной позитивной эмоцией первичного порядка. Поэтому и В. Вентворт, и Дж. Тернер полагают, что первым языком предков человека был визуальный язык эмоций132132
  Ibid. – P. 268.


[Закрыть]. Этот язык способствовал коммуникативным возможностям человеческих предков и, соответственно, усиливал их социальные связи. По Вентворту и Ярдли, эмоции как медиум коммуникации имеют две базовые взаимно усиливающие характеристики: 1) мгновенно мобилизуют и ориентируют живой организм и 2) возбуждают аналогичные или взаимные эмоции в других индивидах так, что укрепляются социальные связи133133
  Wentworth W.M., Yardly D. Deep sociality: A bioevolutionary perspective on the sociology of human emotions // Social perspectives on emotion / Ed. by D.D. Franks, W.M. Wentworth, J. Ryan. – Greenwich (CT): JAI press, 1994. – P. 24.


[Закрыть]. Разговорный язык развивался следом за эмоциональным языком, но люди до сих пор используют первый язык для передачи своих мыслей и ощущений: «Человеческие эмоции являются языком тела и тела социального»134134
  Ibid. – P. 45.


[Закрыть]. Тернер полагает, что при объяснении социальных связей и социальной структуры социологи склонны преувеличивать роль разговорного языка, недооценивая язык эмоциональный. Эмоции гораздо быстрее связывают людей и генерируют солидарность и приверженность коллективным верованиям135135
  Turner J.H. On the origins of human emotions: A sociological inquiry into evolution of human effect. – Stanford (CA): Stanford univ. press, 2000. – P. 126–128.


[Закрыть].

Представители эволюционных теорий утверждают, что человеческие предки опирались на обучение и информацию из окружающей среды для развития культуры. В этом процессе эмоции являлись центральным механизмом, своеобразным «координационным центром», с помощью которого оформлялись восприятие и накопление информации. Если, по Вентворту, кратко суммировать характеристики эмоций, значимые для формирования культуры, то можно выделить следующие их функции: эмоции 1) являются регулятором внимания, обеспечивая ориентацию в окружающей среде; 2) позволяют индивидам обучаться на опыте и накапливать память о различных аспектах окружения; 3) способствуют рассмотрению индивидом себя в качестве объекта в отношениях с другими, принятию роли другого для формирования социальных связей; 4) усиливают значение культурных предписаний; 5) заставляют отслеживать реакции других для сохранения социальных связей136136
  Turner J.H., Stets J.E. The sociology of emotions. – Cambridge: Cambridge univ. press, 2005. – P. 264.


[Закрыть]. Таким образом, без возрастания эмоциональных способностей человеческие существа не могли бы демонстрировать поведение, которое маркирует их как людей, равно как и создавать социокультурные системы как средство адаптации к окружению. Поэтому эмоции являются «глубоко социальными»137137
  Wentworth W.M., Yardly D. Deep sociality. – P. 54.


[Закрыть] и играют существенную роль в поддержании социальной солидарности138138
  Turner J.H., Stets J.E. The sociology of emotions. – P. 271.


[Закрыть].

М. Хаммонд называет свою концепцию эмоций, основанную на теории социального обмена, эволюционной теории и анализе биологической структуры мозга, «теорией аффективной максимизации». Хаммонд отталкивается от предположения, что люди обладают врожденной способностью стремиться к возбуждению позитивных эмоций и избегать эмоций негативных. Способность активизировать позитивные эмоции для деятельности особенно важна для таких существ, как люди, у которых нет мощных инстинктивных механизмов, направляющих поведение. Для людей действовать означает возбуждать эмоции, которые придают их поведению мотивацию и направленность. Люди не только стремятся к вознаграждениям, связанным с позитивными аффектами, но также пытаются максимизировать этот позитивный аффект, т.е. снизить издержки времени, энергии и негативных чувств. В результате для максимизации позитивного аффекта они используют различные стратегии сохранения потока позитивных эмоций. Одной из таких стратегий является построение множественных аффективных связей таким образом, чтобы индивид всегда располагал несколькими возможностями для получения позитивных эмоций. В итоге индивиды создают сети позитивного аффекта, увеличивающие их выживаемость в окружающей среде. Другая стратегия состоит в создании множественных связей разной степени интенсивности, так что индивид может «путешествовать» по аффективным отношениям и снижать затраты, если нужно (например, отношения на работе могут и не давать такого же позитивного аффекта, как романтическая любовь, но требуют меньших затрат). Поэтому следующей стратегией является упорядочение связей в иерархию ценностей для разных типов отношений или ситуаций – с тем, чтобы в связи, находящиеся наверху иерархии, вкладывать больше позитивных эмоций, чем в нижестоящие. В этом случае индивид знает, какое количество позитивного аффекта вероятнее всего получить в ситуации, и может выстроить поведение таким образом, чтобы максимизировать аффективные вознаграждения. Поэтому, по мысли М. Хаммонда, стремление индивидов к регулированию эмоций выступает одним из факторов усложнения социальной структуры139139
  Turner J.H., Stets J.E. The sociology of emotions. – P. 276–277.


[Закрыть].

Все эти соображения отсылают к теории Э. Дюркгейма и его анализу тотемизма и возбуждения эмоций в ритуалах. Определенное количество аффекта может быть воплощено в физических объектах – т.е. в объектах, которые сигнализируют актору о количестве аффекта, которого можно достичь. Хаммонд полагает, что люди создают тотемы и другие символы, поскольку с их помощью они могут с наименьшими издержками активировать эмоции, связанные с культурой. Объект не обязательно должен быть священным, но он призван сигнализировать об уровне и виде аффекта, который можно получить, и о затратах, которые надо осуществить. Поэтому возникает другая глубоко укорененная в человеческой природе стратегия поведения – связывать аффект с разными социальными категориями, группами и организациями и даже сообществами. Стратификация может также рассматриваться как стратегия аффективной максимизации, посредством которой индивиды добывают ресурсы, обеспечивающие им эмоциональное удовлетворение140140
  Hammond M. The enhancement imperative and group dynamics in emergence of religion and ascriptive inequality// Advances in group processes. – Atlanta (GA), 2004. – Vol. 22. – P. 187.


[Закрыть]. Однако позитивные эмоции, ранее связывавшиеся с объектами и ситуациями, со временем теряют свою интенсивность, отношения подвергаются «опривычиванию» (habituation), поэтому индивиды стремятся снизить этот эффект. Религиозные ритуалы австралийских аборигенов, о которых писал Дюркгейм, могут обеспечить одну стратегию, препятствующую «опривычиванию», так как они возбуждают эмоции. Хаммонд подразумевает, что социальную структуру и культуру современных обществ можно рассматривать в терминах сопротивления «опривычиванию»: когда общества разделяются на социальные классы, этнические группы, организации, сообщества и институциональные комплексы, увеличиваются возможности для возбуждения индивидуального аффекта; чем больше шансов для передвижения в рамках социальных структур, тем менее вероятно снижение позитивного аффективного потока каждой отдельной структуры в результате «опривычивания»141141
  Turner J.H., Stets J.E. The sociology of emotions. – Cambridge: Cambridge univ. press, 2005. – P. 277–278.


[Закрыть].

Краткий обзор современных (междисциплинарных) концепций эмоций позволяет сделать вывод, что теории, раскрывающие эволюционную роль данного феномена, показывают его глубокую укорененность в социальной жизни человека; сложные эмоции являются механизмом скрепления социальных связей, усиления социальной солидарности, они по большей части вплетены в моральное поведение человека. Даже те эмоции, которые разрушают социальные связи, участвуют в создании новых. Традиция изучения коллективных и индивидуальных чувств, начатая Дюркгеймом, подкрепляется детализированными междисциплинарными исследованиями, включающими физиологию мозга, социобиологию, социальную психологию. Теперь вопрос ставится следующим образом: в каких поведенческих образцах эмоции выполняют свои социальные функции? Ответ лежит в плоскости постдюркгеймовской социологии эмоций, которая в первую очередь ставит вопрос о коллективных, разделяемых эмоциях и ритуальных практиках, в контексте которых они возникают.

Возможно, одним из самых ярких представителей этой традиции является Р. Коллинз, который синтезирует теорию коллективных ритуалов Э. Дюркгейма и концепцию ритуализации повседневных взаимодействий Э. Гофмана. Понятие «солидарность» занимает центральное место в теории Коллинза, который считает ее фундаментальным социальным элементом, объединяющим общество; источником же солидарности выступают ритуалы взаимодействия («интерактивные ритуалы»). Социальная солидарность, с одной стороны, создается на микроуровне, с другой – имеет последствия для макроуровня социального порядка. Задаваясь вопросом о том, чтó сплачивает общество как паттерн стратифицированных и конфликтующих групп, Коллинз утверждает, что таким фактором служит солидарность, которая базируется на «социальных ритуалах, формирующих солидарность внутри этих групп»142142
  Коллинз Р. Программа теории ритуала интеракции // Журнал социологии и социальной антропологии. – СПб., 2004. – Т. 7, № 1. – С. 34.


[Закрыть].

Коллинз рассматривает социальный порядок в духе Э. Гофмана – как интеракционный порядок, состоящий из ритуальных взаимодействий, складывающихся в цепи. Он полагает, что «такие цепочки микровзаимодействий лицом к лицу дают жизнь ключевым элементам социальной организации – власти, праву собственности, принадлежности к группе, – создавая и воспроизводя “мифические” культурные символы и эмоциональную энергию»143143
  Collins R. On the microfoundations of macrosociology // American j. of sociology. – Chicago (IL), 1981. – Vol. 86, N 5. – P. 985.


[Закрыть]. Коллинз называет свою концепцию «радикальной микросоциологией», хотя его целью является преодоление аналитического разделения социальной структуры на микро– и макроуровни. Основной социальной единицей у него выступает социальная ситуация, которая дает начало формированию социальных явлений более высокого уровня посредством ритуальных цепей взаимодействия: от отдельных ритуалов на микроуровне до цепочек интерактивных ритуалов, обусловливающих и поддерживающих макроструктуры. При этом значение имеет не только актуальная ситуация взаимодействия, но и опыт предшествующих ситуаций. В этом одно из ключевых отличий концепции Коллинза от его предшественников, Э. Дюркгейма и Э. Гофмана144144
  Прозорова Ю.А. Теория интерактивных ритуалов Р. Коллинза: От микроинтеграции к макроструктуре // Журнал социологии и социальной антропологии. – СПб., 2007. – Т. 10, № 1. – С. 62.


[Закрыть]. И Гофман и Дюркгейм рассматривали ритуалы как в конечном итоге связанные с моральным порядком и соответствующими эмоциями, его сопровождающими. Дюркгейм полагал, что ритуальное взаимодействие порождает «коллективное воодушевление» (effervescence) и укрепляет коллективное сознание, что ведет к почитанию тотема. Затем в свою очередь усиливаются моральные правила, связанные со священным объектом; они оказывают социальное давление (принуждение) на индивидов, заставляя их подчиняться моральному порядку и вызывая гнев в случае его нарушения. Э. Гофман рассматривал повседневные взаимодействия как ритуальные, являющиеся частью общего интеракционного порядка и связанные с постоянным переживанием моральных требований этого порядка. И хотя взаимодействия лицом к лицу, или столкновения, как их называет Гофман, чреваты возникновением рисков, неожиданностей и разрывов взаимодействия, в любом случае индивиды сталкиваются с санкционированием со стороны других, что ведет либо к коррекции порядка взаимодействия, либо к исключению индивида, «потерявшего лицо»145145
  Handbook of the sociology of emotions / Ed. by J.E. Stets, J.H. Turner. – N.Y.: Springer, 2006. – P. 137–138.


[Закрыть]. Основными ресурсами в цепях ритуального взаимодействия для Коллинза являются эмоциональная энергия, культурный капитал и репутация. Дюркгейм и Гофман также отмечали роль эмоционального фактора во взаимодействии, но, в отличие от них, Коллинз придает понятию эмоциональной энергии статус самостоятельной аналитической единицы, акцентируя ее в качестве ключевой.

Р. Коллинз определяет ритуал как механизм, характеризующийся эмоциями и направленностью внимания, – механизм, который ежеминутно производит разделяемую участниками взаимодействия реальность и тем самым порождает солидарность и символы членства в группе146146
  Коллинз Р. Программа теории ритуала интеракции. – С. 31–32.


[Закрыть]. К составляющим ритуального взаимодействия относятся физическое соприсутствие; границы, отделяющие участников ритуала от не участвующих в нем; осознание общего внимания к объекту или событию; разделяемые эмоции («общее настроение или эмоциональный опыт»)147147
  Collins R. Interaction ritual chains. – Princeton (NJ): Princeton univ. press, 2004. – P. 48.


[Закрыть]. При этом эмоции оказываются «не содержанием взаимодействия, но той степенью, в которой участники могут поддерживать общую деятельность, сосредоточившись на ее содержании»148148
  Collins R. On the microfoundations of macrosociology // American j. of sociology. – Chicago (IL), 1981. – Vol. 86, N 5. – P. 998.


[Закрыть]. Если все эти условия выполняются, то создается ритмическая синхронизация действий, т.е. участники начинают синхронизировать свои движения и речь (как очевидным образом, так и едва различимым, неосознанно координируя движения). Подобную синхронизацию можно увидеть на замедленном просмотре видео– и аудиозаписей149149
  Handbook of the sociology of emotions. – P. 138.


[Закрыть]. Участники ритуала взаимодействия устанавливают единое эмоционально-когнитивное пространство и продуцируют солидарность, которая «конструируется и интенсифицируется в ходе ритуала посредством ритмической синхронизации»150150
  Collins R. Interaction ritual chains. – P. 78.


[Закрыть]. Ритмически синхронизированная деятельность генерирует следующие результаты ритуала взаимодействия: групповую солидарность, чувство групповой принадлежности; эмоциональную энергию индивидов; символ или символы, репрезентирующие группу; чувство моральности151151
  Ibid. – P. 49.


[Закрыть]. То, что Дюркгейм называет коллективным воодушевлением, Коллинз описывает посредством целого ряда эмоциональных состояний. Первое – это чувство групповой солидарности – позитивное ощущение энтузиазма и моральные чувства в отношении данной группы, которые могут обратиться в негодование и гнев при их нарушении. Второе – это эмоциональная энергия, возникающая в индивидах и выражающаяся в позитивном чувстве энтузиазма, доверия и готовности продолжать взаимодействие. В отличие от кратковременных эмоций радости и гнева эмоциональная энергия переживается от взаимодействия к взаимодействию, увеличиваясь и повышая эффективность ритуального взаимодействия, или истощаясь, когда ритуалы не удаются или долгое время не осуществляются.

Коллинз доказывает, что индивиды мотивированы на максимизацию переживания эмоциональной энергии, она является фундаментальным стремлением, стоящим за индивидуальным поведением, групповой активностью, культурой и социальными сетями. Все образцы социальной деятельности, даже макроструктуры, несут отпечаток уровня взаимодействий лицом к лицу, где цель максимизации эмоциональной энергии в определенной степени реализуется и формируются наполненные смыслом символы групповой солидарности. Поэтому такие символы оказываются эмоционально заряженными: «В действительности группа фокусируется на собственных разделяемых эмоциях, на ощущении того, что эмоции разделяются с другими, но нет способа передать это ощущение общности, кроме как через воплощение его в объекте. Объект ритуала овеществляет этот опыт, делая его знаком общности, существующей постоянно»152152
  Цит. по: Деева М. От индивидуального к разделяемому аффекту: Постдюркгеймианская традиция в социологии эмоций // Социологическое обозрение. – М., 2010 – Т. 9, № 2. – С. 145.


[Закрыть]. Индивиды переходят от взаимодействия к взаимодействию, принося с собой эмоциональную энергию и общие символы в виде культурного капитала, – так создаются ритуальные цепи взаимодействия. Иначе говоря, ритуалы взаимодействия производят моральные ожидания или моральный порядок посредством ритуальных цепей.

Главная идея Коллинза состоит в том, что социальные структуры полностью создаются и поддерживаются такого рода ритуалами и ритуальными цепями. Эмоциональная энергия может меняться и становиться негативной либо позитивной. Позитивная эмоциональная энергия приводит к возникновению чувства групповой солидарности: индивиды стремятся максимизировать эту энергию, или чувство энтузиазма, и избежать ситуаций, где вероятен эмоциональный негатив. Последний возникает, когда ритуал «срывается», – т.е. в случаях, если индивиды не могут сосредоточиться на ситуации и объектах взаимодействия, синхронизировать свои действия, испытать общие эмоции. Поэтому власть и статус также играют важную роль в ритуалах взаимодействия: они способны усиливать эмоциональную энергию (как позитивную, так и негативную), а следовательно, влиять на групповую солидарность.

Таким образом, Коллинз рассматривает цепи ритуальных взаимодействий не только в плане возникновения коллективных и индивидуальных эмоций, но и под углом зрения обмена культурными ресурсами, а это значит, что эмоции возникают не всегда и не всегда переживаются как равные по интенсивности. Согласно Коллинзу, участники ритуала «должны желать создать солидарность хотя бы на какой-то момент»153153
  Collins R. On the microfoundations of macrosociology // American j. of sociology. – Chicago (IL), 1981. – Vol. 86, N 5. – P. 999.


[Закрыть]. Поэтому субъекты взаимодействия, ритуального по своей природе, в определенный момент могут осознавать, что должны разделять определенные эмоции, и здесь подключаются другие переменные, например статусные. В данной теории только отчасти затрагивается тема намеренного использования ритуалов взаимодействия с целью создания солидарности на основе групповых символов. В политике «ритуал является механизмом, посредством которого формируются и мобилизуются солидаризированные группы, следовательно, ритуал создает политических акторов; ритуал – это оружие, используемое некоторыми группами, чтобы доминировать над другими, манипулируя эмоциональной солидарностью и чертами групповой идентификации ради преимущества одних и в ущерб другим»154154
  Цит. по: Прозорова Ю.А. Теория интерактивных ритуалов Р. Коллинза: От микроинтеграции к макроструктуре // Журнал социологии и социальной антропологии. – СПб., 2007. – Т. 10, № 1. – С. 69.


[Закрыть].

С позиций Коллинза довольно трудно объяснить взаимодействия, в которых отсутствуют либо не наблюдаются общеразделяемые эмоции либо когда эмоции выражаются с целью перформанса (управления впечатлениями). Согласно М. Моссу, ритуал может состояться, поскольку продолжают действовать культурные правила выражения эмоций, когда нужно обязательно обнаруживать чувства155155
  См.: Мосс М. Обязательное выражение чувств (австралийские погребальные словесные ритуалы) // Мосс М. Общества. Обмен. Личность: Труды по социальной антропологии / Пер. с фр. А.Б. Гофмана. – М.: Наука, 1996. – С. 74–82.


[Закрыть]. В этом контексте важен основной тезис концепции А. Хохшильд: эмоции не обязательно переживать, но обязательно выражать, а последнее может само по себе вызывать нужные эмоции156156
  См.: Hochschild A.R. The managed heart: Commercialization of human feeling. – Berkeley: Univ. of California press, 2003.


[Закрыть]. Понятие эмоциональной энергии у Коллинза лишь отчасти отсылает к конкретным эмоциям, а сложные эмоции как последствия ритуальных взаимодействий остаются за кадром. Э. Саммерс-Эффлер попыталась эмпирически проверить теорию Коллинза и расширить ее за счет других переменных – идентичности, культурных предписаний, биологических характеристик, а также объяснить, почему люди не разрывают отношения в случаях, когда активизируется негативная эмоциональная энергия157157
  См.: Summers-Effler E. Defensive strategies: The formation and social implications of patterned self-destructive behavior // Advances in group processes. – Atlanta (GA), 2004. – Vol. 21. – P. 309–325.


[Закрыть]. По мысли Саммерс-Эффлер, когда индивиды по разным причинам не могут выйти из взаимодействий, связанных с негативной эмоциональной энергией, они используют поведенческие стратегии, уменьшающие последствия от потери позитивной эмоциональной энергии. Сюда относятся психологические защитные механизмы, использование запаса знания и опыта для активизации эмоциональной энергии и в то же время – расчет риска спонтанных ритуальных взаимодействий158158
  Handbook of the sociology of emotions / Ed. by J.E. Stets, J.H. Turner. – N.Y.: Springer, 2006. – P. 130–140.


[Закрыть].