Текст книги "Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века: Коллективная монография"

Для российской политической мысли XVIII века адаптация этих понятий о деспотизме оказалась трудным делом. С одной стороны, противопоставление хорошего и плохого государя было краеугольным камнем для отечественной мысли Нового времени; конкретные параметры этого противопоставления могли разниться, оно могло быть описано и как вырождение монархии в деспотию. Но образцовым хорошим государем XVIII столетия оставался Петр Великий, герой бесчисленных панегириков и од, главной заслугой которого считалась победа над варварством и приобщение России к сообществу цивилизованных стран. Это означало согласие со старинной, принятой в европейской общественной мысли характеристикой России как культурного чужака, деспотии восточного типа – с одной стороны, российские авторы отвергали упрек в якобы присущем России деспотизме и варварстве, но, с другой стороны, важнейшим условием для признания величия Петра и его наследников было именно признание такого варварства, поскольку величие именно и заключалось в победе над варварством.

Для преодоления этого противоречия российские интеллектуалы XVIII века выработали два основных пути, адаптируя европейские понятия и концепции к своей ситуации. Один из них представлен примерами Десницкого и (до некоторой степени) Болтина. Он является адаптацией прогрессистского взгляда: все страны мира совершают движение от варварства к цивилизации, и российская история здесь не является исключением, хотя и обладает своеобразием. Позднее, в XIX веке, эта линия аргументации станет основой для принципиально важной дискуссии об отсталости России. Другой путь представлен примерами Щербатова и Радищева – мыслителей, адаптировавших наследие классического республиканизма. Для этой традиции, связанной с именами Макиавелли и Руссо, понятие деспотизма не было важным. В центре республиканской мысли находилась проблема гражданской добродетели и социально-экономических условий, способствующих ее сохранению либо вырождению. Для отечественных мыслителей это создавало возможность поставить под сомнение благодетельность петровских преобразований, описывая их как момент, при котором (помимо воли коронованного реформатора) началось «повреждение нравов» россиян. Более того, под сомнением могла оказаться и вообще история российской монархии, трактуемая как итог вырождения аутентичных республиканских добродетелей древнего Новгорода.

Рива Евстифеева
МУДРОСТЬ VS БЛАГОРАЗУМИЕ ПРИДВОРНОГО
К вопросу о переводческих стратегиях С. Волчкова

ИСКУССТВО БЫТЬ ПРИДВОРНЫМ?

«Arte de prudencia» – так назвал Бальтасар Грасиан науку самосовершенствования, «карманное» руководство к которой в трехстах небольших параграфах он опубликовал в 1647 году384384
  Gracián B. Oráculo manual y arte de prudencia. Huesca, 1647. О семантике заглавия см. прежде всего: Krabbenhoft K. El precio de la cortesia. Retorica e innovacion en Quevedo y Gracian. Un estudio de la «Vida de Marco Bruto» y del «Oraculo manual y arte de prudencia». Salamanca, 1993; в особенности р. 38 и след., а также: Muratta Bunsen E. Gracián y el concepto de prudencia // Neumeister S. (Ed.). Los Conceptos de Gracián: Tercer Coloquio Internacional sobre Baltasar Gracián. Berlin, 2010. P. 69–99.


[Закрыть]. Центральный концепт трактата, восходящий к латинскому pro-videns, насчитывал многовековую историю бытования в философской и богословской литературе в качестве одной из «кардинальных добродетелей»385385
  Литература по истории этого концепта крайне обширна. Наиболее убедительны обобщающие работы: Ors y Perez Peix A. Historia de la prudencia // Boletín Universidad de Santiago. 1947. Vol. 49–50. P. 41–55; Zamagni S. Prudenza. Bologna, 2015. См. также сборник статей: Berriot-Salvadore E., Pascal C., Roudaut F. et Tran T. (Dir.). La Vertu de prudence entre Moyen Âge et âge classique. P., 2012. Античные источники в связи с трудами Грасиана рассмотрены в статье: Blüher K. A. Les origines antiques d’ un «art de la prudence» chez Baltasar Gracián // Astérion. 2005. Issue 3. https://journals.openedition.org/asterion/431 (последнее обращение – 06.07.2021). О семантике этого концепта у Грасиана см. ниже.


[Закрыть]. Арагонский иезуит, сам искушенный теолог, рассматривал его, впрочем, исключительно в плоскости мирской – как одно из ключевых качеств, необходимых для того, чтобы, развивая наиболее полным образом собственные интеллектуальные и коммуникативные способности, достичь достойного положения в обществе и суметь его затем удержать.

Кроме указанной prudencia, для максимально полного саморазвития и успешной жизни он предлагал культивировать в себе и другие личностные и интеллектуальные качества: discreción, cordura, entendimiento, atención, juicio, sabiduría, sagacidad, agudeza, astucia и ingenio386386
  Однозначный перевод этих лексем на русский язык весьма затруднителен, поскольку в произведениях Грасиана они намеренно многозначны. С некоторой долей условности можно сказать, что речь идет о таких интеллектуальных качествах, как острота ума, благоразумие, осторожность, быстрота реакции, способность к анализу.


[Закрыть]. Основные сочинения Грасиана посвящены подробному анализу этих качеств, некоторые из них вынесены в название его трактатов – «El Discreto» (1646), «Agudeza y arte de ingenio» (1642)387387
  Gracián B. El Discreto. Huesca, 1646; Agudeza y arte de ingenio. Huesca, 1648. Последний представляет собой глубоко переработанное переиздание трактата: Arte de ingenio. Tratado de la Agudeza. Madrid, 1642.


[Закрыть]. Приведенный выше список ключевых личностных характеристик постоянно циркулирует во всех его текстах. Изложение материала в них нелинейно, намеренно лишено внешнего порядка. Одни и те же концепты и идеи возвращаются из текста в текст, из параграфа в параграф, но с тем, чтобы каждый раз быть представленными по-разному. Близкие по значению термины не разграничиваются, а напротив – сополагаются без дополнительных объяснений, и именно синонимическим рядам полисемических терминов придается ложная внешняя форма толкования. Таким образом, приведенные выше концепты поведенчески-интеллектуального поля, близкие по значению термину prudencia, представляют собой единый кластер, встречающийся в тексте с высокой частотностью.

Первый французский переводчик трактата Н. Амело де ла Уссе388388
  Фигуре Амело де ла Уссе (1634–1706) посвящено не так много исследований. См. подробную библиографию и уточненный список его трудов в диссертации: Evstifeeva R. Lessico di qualità intellettuali in Pridvornoj čelovek (1739), la prima traduzione russa dell’ Oráculo manual di B. Gracián. Roma, 2018.


[Закрыть] видел одной из своих задач по возможности прояснить ускользающие смыслы «Карманного оракула». Для этого он не только разделил текст на «максимы» – каждая со своим порядковым номером и первой фразой, графически представленной как заголовок, – но и ввел в него пространные вставки из других трактатов испанского мыслителя. Сложная терминологическая система испанского оригинала была заменена относительно беспорядочным варьированием французских эквивалентов: как этимологически родственных испанским концептам (prudence, sagesse, discrétion, attention, jugement, intelligence, génie), так и собственно-французских (habileté, esprit – восходящих к той же латыни, но не имеющих испанских соответствий).

Перед С. С. Волчковым (1703 – после 1774), штатным переводчиком Академии наук, впоследствии издателем, стояла в 1730‐х годах сложная задача передать весь этот концептуальный комплекс лексическими средствами языка, на котором к тому моменту было опубликовано только одно – переводное – сочинение о поведенческих парадигмах «галантного человека»: «Езда в остров любви» В. К. Тредиаковского (1730)389389
  Кроме того, в рукописной форме существовало несколько переводов из латинских и немецких трактатов на сходную тематику: «Breviarium politicorum» Мазарини, «Aulicus politicus» Э. фон Вейе, «De conciliis & consiliariis principum» Ф. Сериоля, «Schmiede des politischen Glücks» Х. Г. фон Бесселя. В настоящий момент их изучением занимается С. В. Польской, которого я благодарю за предоставленную информацию.


[Закрыть]. Для своего «Придворного человека» (1741) Волчков должен был найти слова, которыми можно было бы описать те новые качества, которые предлагалось развивать в себе для построения успешной карьеры при дворе. Прецедентов в передаче ключевой лексики трактата у него практически не было, и нужно было самостоятельно изобретать стратегию для ее перевода.

Интересно поэтому посмотреть, как он справляется с основным понятием – грасиановской prudencia, уже пропущенной через стратегию другого переводчика – Амело де ла Уссе (о которой тоже до сих пор известно весьма немного).

PRUDENCIA

Сама лексема prudencia претерпевала в текстах Грасиана, как и огромное количество других слов, множественную семантическую трансформацию. Многозначность большинства фраз и в особенности – ключевых слов в трактате способствует этой эволюции: семантика ключевых терминов у Грасиана размыта, и именно в силу этой гибкости и проницаемости границ легче включает в себя новые смыслы. Обычно Грасиан наиболее тесно работал с терминами, активно обсуждавшимися в современной ему литературе и переживавшими неизбежную в такой ситуации стремительную семантическую эволюцию.

Античная prudentia восходила к глаголу providēo (видеть заранее, издали, предвидеть, предусматривать) и описывала практическую способность оценить ситуацию и выбрать правильный способ поведения в ней. Как и ее греческий эквивалент, ϕρόνησις, она была тесно связана с политической деятельностью, поскольку позволяла сделать правильный выбор не только в собственных интересах, но и в интересах сообщества (отсюда «юриспруденция»)390390
  Ors y Perez Peix. Historia de la prudencia. P. 41–55.


[Закрыть]. Средневековая христианская теология возвела ее в ранг «кардинальной добродетели»: одновременно интеллектуальное и моральное качество, prudentia ценилась схоластами прежде всего как способность человека различать добро и зло и стремиться к первому, удаляясь от второго. В эпоху Возрождения возвращается более прагматическое значение термина391391
  Zamagni. Prudenza.


[Закрыть]: умение выбрать из нескольких стратегий наиболее плодотворную для себя и способность контролировать собственные импульсы, доходящая до dissimulazione – притворства, умения скрыть одно чувство под маской другого (два понятия нередко связывали). Защита собственных интересов может быть понята и шире – как защита интересов политического субъекта: в «Государе» Макиавелли prudenza трактовалась как способность pigliare el men tristo per buono (cap. XXI)392392
  В переводе Н. Курочкина (1869): «принимать за лучшее именно то, что хотя несколько менее худо, чем всё остальное»; в переводе Г. Муравьевой (1990): «наименьшее зло почесть за благо».


[Закрыть] – ни один государь не должен надеяться, что ему придется выбирать между благоприятной ситуацией и неблагоприятной, ему придется из разных неблагоприятных ситуаций склоняться в пользу сравнительно более приемлемой для вверенного ему государства.

Грасиан учитывал все эти коннотации, возвращая слову его этимологию и историю.

Conviene ir detenido donde se teme mucho fondo: vaya intentando la sagacidad y ganando tierra la prudencia. Ai grandes vaxíos hoi en el trato humano: conviene ir siempre calando sonda393393
  В переводе Е. Лысенко: «Где опасаешься глубины, продвигайся осторожно: Проницательность нащупывает дно, Благоразумие ведет в гавань. Ныне в обхождении с людьми легко сесть на мель – почаще опускай лот».


[Закрыть] (78)394394
  Цитаты по изданию Madrid: Cátedra, 2012. В скобках указан номер «максимы» в нумерации Амело – принятая в грасианистике практика. Инципиты «максим», выделенные курсивом в первом итальянском переводе и у Амело, также выделяются курсивом; хотя в первых изданиях испанского оригинала какое-либо выделение отсутствует.


[Закрыть].

Sagacidad, этимологически восходящая к обонятельной способности и бывшая изначально отличительным качеством гончих собак, заставляет стремиться вперед, к желаемой цели; но только сдержанная (detenida) prudencia, измеряющая глубину дна, позволяет не увязнуть и не утонуть в пути. Ее дело – измерить и осмотреться. Эту физическую необходимость осматриваться (возвращающую, таким образом, к этимологии слова) Грасиан подчеркивал соотнесением с термином греческого происхождения, также восходящим к глаголу зрения, – sindéresis395395
  «De la gran sindéresis. Es el trono de la razón, basa de la prudencia…» (96); «la prudentíssima sindéresis» (24); «Nácense algunos prudentes: entran con esta ventaja de la sindéresis conatural en la sabiduría» (60).


[Закрыть]. Христианское видение prudentia как добродетели также присутствует, хотя и чуть менее явно: повторяющимся соотнесением prudentia и virtud при противопоставлении их другим, отрицательным, понятиям396396
  Например, «no ai [=hay] otro arbitrio sino el de la virtud y atención, porque no ai [=hay] más dicha ni más desdicha que prudencia o imprudencia» (21). См. также максимы 21, 143, 288, 300.


[Закрыть]. Еще больше внимания уделено идее подавления страстей и импульсов – христианской и стоической, – и рядом с prudencia/prudente неоднократно появляется как синонимичное прилагательное desapassionado («бесстрастный»)397397
  См. максимы 91, 287.


[Закрыть].

Много внимания в «Оракуле» уделено сдержанности (detención, detenerse), в этом аспекте prudencia пересекается с discreción398398
  «[L]a separación total era muy difícil y el Oráculo termina por ser también un arte de discreción (como El Discreto un arte de prudencia)» [Egido A. Introducción // Gracián B. El Discreto. Madrid, 1997. P. 24] («разделить [эти понятия] было крайне трудно, и «Оракул» оказывается в итоге руководством по discreción (так же как «El Discreto» – руководством по prudencia)».


[Закрыть] – ключевым концептом одного из более ранних трактатов Грасиана. Именно discretio этимологически обозначало умение разделять, discernĕre, в том числе – отличать хорошее от плохого. В итальянском и французском основным значением этого слова стала «сдержанность», в испанском оно развилось в качестве второстепенного. Собственно, не случайно у Грасиана сдержанность рассматривалась в основном в рамках arte de prudencia399399
  См. максимы 55, 172, 222.


[Закрыть], а не в трактате, посвященном discreción («El Discreto»). Сдержанность как наиболее внешняя форма самоконтроля ведет в некоторых случаях к умению выдавать одно состояние души за другое – dissimulazione. Хотя Грасиан редко прямо говорил о dissimulazione (глагол disimular в «Оракуле» встречается два раза), многие «максимы» посвящены необходимости укрывать от чужих глаз свои истинные намерения и даже способности400400
  См., например, 179.


[Закрыть]. Ассоциация prudentia с сокрытием собственных намерений, по-видимому, пришла из итальянской литературы: среди прочих источников «Оракула» исследователи обычно называют «De prudentia» (1556) Дж. Понтано и «Della dissimulazione onesta» (1641) Т. Аччетто401401
  Moraleja Juárez A. Baltasar Gracián y el impío Bodino // AA. VV. Baltasar Gracián: ética, política y filosofía. Actos del Congreso «Ética, Política y Filosofía. En el 400 Aniversario de Baltasar Gracián» (24–24 nov. 2001). Oviedo, 2002. P. 105–122.


[Закрыть]. К Макиавелли, в свою очередь, Грасиан отсылал напрямую: его «государственному интересу» (ragion di Stato) он противопоставлял una razon de estado de si mismo402402
  Gracián. El Héroe. P. VIIIv.


[Закрыть], буквально «государственный интерес самого себя», «собственный интерес»403403
  Игра слов на различных значениях испанского estado: «государство» и «состояние, положение, статус».


[Закрыть].

Кроме умения контролировать голос, жесты и фразы – советов, которые можно было найти в любых руководствах по этикету и savoir-vivre (сюда же, кстати, относится и знаменитая sprezzatura Кастильоне), – Грасиан считал, что своих интересов помогает достичь крайне внимательное отношение к собственному месту в обществе. Дружба с тем, кого общество отвергает, или с тем, кому очевидно не удается завоевать ни успеха, ни расположения окружающих, а также экстравагантность в одежде или поведении, наносят непоправимый удар по репутации. Даже если большинство заняло совершенно неприемлемую позицию – и здесь Грасиан не советовал отдаляться от коллектива: Antes loco con todos que cuerdo a solas: dizen políticos (133)404404
  «Лучше быть безумным со всеми, чем разумным в одиночку, – говорят люди политичные» (Е. Лысенко). См. также максиму 254.


[Закрыть]. Интересно, что в этом случае он все-таки несколько отстранился от сентенции, вкладывая ее в уста «политикам» (людям, способным сделать успешную карьеру в обществе и хорошо знающим ее законы). Если такое видение и не противоречит прямо христианской доктрине, все-таки оно из нее и не проистекает непосредственно. Куда менее христианским выглядит приглашение «знать свою звезду» (Conocer su estrella, 196): направляться по той дороге, которая уже показала определенную успешность, и немедленно менять стратегию при первой неудаче, потому что успех и беда никогда не приходят в одиночку405405
  «Conocer los afortunados, para la elección; y los desdichados, para la fuga» (31). В переводе Лысенко: «распознавать счастливцев и злосчастных, дабы держаться первых, а вторых бежать».


[Закрыть].

Таким образом, Грасиан наполнил конкретным содержанием уже существовавшие испанские, латинские и итальянские коннотации понятия prudentia – как собственно языковые, так и привнесенные литературой406406
  И Коваррубиас, и «Diccionario de autoridades», оба относительно современных Грасиану словаря испанского языка, и DLE, наиболее авторитетный словарь современного испанского, трактуют prudencia как слово, теснее связанное с латинской языковой средой, чем с разговорной собственно-испанской; Коваррубиас вообще предлагает толкование на латинском языке – и только потом добавляет уточнение на испанском. Не привожу здесь словарных определений ввиду того, что каждое из них нуждается в специальном пространном комментарии – в особенности в случае первых двух из указанных словарей.


[Закрыть]. Кроме того, он включил это понятие в систему противопоставленных друг другу интеллектуальных способностей. С одной стороны, находим ingenio, agudeza, sagacidad – качества, отвечающие за быстроту интеллектуальной реакции и способность найти в реальности неизвестные ранее взаимосвязи. Им противоположны prudencia, sabiduría, discreción, juicio – умение тщательно взвесить известные данные, найти внутри объектов различия и разграничения и уметь развести объекты и явления по категориям407407
  Gracián. El Héroe. P. 12: «división entre el juyzio, y el ingenio, entre la synderesis, y la agudeza»; P. 12v: «Es el juyzio trono de la prudencia, es el ingenio esfera de la agudeza». Здесь и далее цитаты по первому изданию, с указанием страницы.


[Закрыть].

PRUDENCE

Если Грасиан предлагал своему читателю универсальное руководство для повышения собственных способностей к прочтению намерений окружающих и для расчета наиболее удачных стратегий для осуществления собственных намерений, первый французский переводчик «Оракула», Амело де ла Уссе, решительно сузил сферу применения «максим», дав тексту совершенно новое заглавие – «L’ Homme de cour» (человек двора, придворный человек).

Бывший дипломатический работник, состоявший при французских посланниках в Лиссабоне и Венеции, Амело был известен как автор относительно скандальной408408
  Стоившей ему шестимесячного заключения в Бастилии.


[Закрыть] – и в то же время глубоко государственнической – «Histoire du Gouvernement de Venise» (1676), компиляции-перевода итальянских антивенецианских источников и дипломатических бумаг. Кроме того, ему принадлежало нескольких внушительных размеров переводов из венецианского антипаписта Паоло Сарпи, французская версия «Государя» Макиавелли и комментированные выдержки из Тацита. В 1684 году, когда в Версале создавался двор нового типа, с придворными, вынужденными переехать в отдаленный от столицы дворец Людовика XIV, Амело предпринял попытку приблизиться к королю – вместе с только что открывшим собственное дело типографом Жаном Будо и давно работающим при дворе гравером Пьером Лепотром он подготовил к печати роскошное издание под красноречивым названием «L’ Homme de cour», сопровождавшееся пространным посвящением монарху и тонкой работы гравюрами, иллюстрирующими его исключительные моральные и интеллектуальные качества и военные доблести. Испанское руководство по преуспеванию в жизни, аскетичное по форме и по типографскому облику, умещавшееся в ладони («manual» по форме и содержанию), сдержанно набранное стандартным, почти без курсивов, шрифтом, без типографских украшений и тем более иллюстраций – превратилось в элегантно изданный многостраничный трактат о политической мудрости, аккуратно разделенный на «максимы» и снабженный пространными комментариями – пояснительными извлечениями как из других трактатов того же автора, так и из других книг, прежде всего – из Тацита. Собственно трактату были предпосланы посвящение монарху и уведомление читателю. В первом Амело объяснял Людовику XIV, что идеальная модель разумного, образованного, деятельного человека, которую предлагает Грасиан в разных своих трактатах, – была Людовиком реализована во всех аспектах (эту идею выражают и портрет короля, и открывающие текст эмблематические иллюстрации). Мода на испанскую культуру и язык при дворе короля уже прошла, поэтому такая операция выглядела относительно старомодной; но Амело, по-видимому, верно угадал потребность придворных в мудрых советах по успешному построению карьеры в относительно закрытой среде409409
  Сам Грасиан не смог пробиться ко двору и проводил жизнь, в основном преподавая в арагонских иезуитских колледжах и находя отдушину в контакте с эрудированными аристократами, один из которых помогал ему издавать его светские сочинения, что, вообще-то, было строжайше запрещено Орденом; поэтому проблема построения карьеры через культивирование отдельных социальных связей и через избегание чрезмерно близкого контакта в конкурентной среде была знакома ему не понаслышке.


[Закрыть]. «L’ Homme de cour» был переиздан несметное количество раз, как во Франции, так и за ее пределами, и именно с него, а не с испанского оригинала, делались переводы на другие языки вплоть до XX века (когда «Оракул» начали переводить с версии Шопенгауэра, а затем – с американских переложений).

Язык перевода оказался в известной степени экспериментальным: с одной стороны, текст должен был соответствовать картезианской ясности, за отсутствие которой Грасиана во Франции критиковали даже его почитатели. Признавая правоту пуриста Д. Буура, Амело надеется все же показать, что язык Грасиана хоть весьма труден для чтения и понимания, но может быть адекватно переложен на французский.

Но я надеюсь, что это предубеждение против Грасиана не помешает тому, чтобы нас обоих судили справедливо при чтении моего перевода, который без сомнения покажет, что текст Грасиана вполне доступен пониманию, и что, – хоть его и крайне трудно перевести на наш язык, более бедный по словарному составу и менее открытый метафорам и гиперболам, чем испанский, – его можно с успехом переводить410410
  Préface // L’ Homme de cour. P. 1684. S. p. Перевод мой. – Р. Е.


[Закрыть].

Таким образом, из текста ушло множество речевых фигур и тропов. Экстремальный лаконизм Грасиана, способного выпустить во фразе любой из ключевых членов предложения и любое служебное слово, включая обязательный в испанском языке артикль, сменяется в версии Амело двусоставными предложениями без умолчаний и с поясняющими повторениями при необходимости411411
  См. об этом: Cots Vicente M. Amelot de la Houssaie, traductor de Gracián // AA. VV. La traducción: metodología, historia, literatura: ámbito hispanofrancés. Barcelona, 1995. P. 136; Hoch P. Baltasar Gracián dans la culture française: approche historique et bibliographie. Villeurbanne, 1985. P. 4.


[Закрыть]. Впрочем, французский переводчик, конечно, не мог сделать из барочного консептизма алгебраический трактат и какое-то количество непривычных выражений и оборотов в тексте все-таки осталось412412
  См. об этом: Bouillier V. Notes critiques sur la traduction de l’ Oráculo manual par Amelot de la Houssaie // «Bulletin Hispanique». 1933. Т. XXXV. P. 127; Coster A. Baltasar Gracián. Zaragoza, 1947. P. 281.


[Закрыть].

Сохранить сложную концептуальную систему Грасиана, включавшую вышеуказанное противопоставление двух терминологических серий для описания интеллектуальных способностей человека, Амело, конечно, был не в состоянии. Нарушил он и принципы присутствия в тексте ключевого концепта – prudencia. Убрав его из заглавия (не дав, следовательно, читателю понять, что трактат представляет собой руководство по развитию отдельного интеллектуального качества), он отчасти компенсировал такой ход намного более массированным присутствием prudence в своем тексте, чем prudencia в оригинале: 48 против 20413413
  В подсчетах здесь и далее учитывается только перевод собственно «максим»; не учитываются вставки из других сочинений Грасиана и аппарат (предисловия, комментарии…). Перевод Амело пофразовый и в целом не слишком искажает исходный текст, поэтому количество упоминаний ключевого термина не должно было так сильно отличаться, вне зависимости от соотношения объемов.


[Закрыть] (не считая imprudence/imprudencia).

При этом испанскую prudencia он почти всегда интерпретировал однозначно как prudence; но тем же словом он переводил и cordura. Базовая интеллектуальная способность, без дополнительных коннотаций, cordura представляла собой проблему для Амело: он передавал ее с помощью слов prudence (20 раз), sagesse (9 раз), а также десяти других существительных и нескольких прилагательных. В свою очередь, sagesse служила аналогом и для cordura (9 раз), и для sabiduría (6 раз). Таким образом, очевидно, что Амело отнюдь не стремился установить единую терминологическую систему и что этимологическая (и фонетическая) близость слабо влияла на выбор лексемы при переводе414414
  Коннотации этимологически тождественных французских и испанских лексем интеллектуального поля могут различаться; прежде всего это касается своеобразного испанского развития prudencia и discreción, ставших синонимом базовой интеллектуальной способности (этого не произошло ни во французском, ни в итальянском). Но в большинстве случаев лексика интеллектуального поля – локальные дериваты латинских intelligentia, sapientia, judicium и тому подобные – не сильно различается в своих основных значениях между испанским и французским. Отдельно следует оговорить, что решение поддерживать лексическую близость к оригиналу или отдаляться от него может определяться различными факторами, среди которых в случае с текстом Грасиана – желание сохранить сложную стилистику оригинала или, напротив, стремление создать более понятный текст; в этом смысле показателен контраст между текстом Амело и первым итальянским переводом (1670), рабски верным своему оригиналу. Интересно также, что сделанный сорока годами ранее и не слишком опытным переводчиком (медиком по профессии) Н. Жервезом (Gervaise) перевод другого трактата Грасиана, «El Héroe», близкого по лексике «Оракулу», стремился к терминологической однозначности, хотя и не сковывал себя этимологической близостью между соответствиями. Ср. «división entre el juyzio, y el ingenio, entre la synderesis, y la agudeza» vs «división entre le iugement & l’ esprit, entre la synderese & la pointe»; «Es el juyzio trono de la prudencia, es el ingenio esfera de la agudeza» vs «le jugement est le throne de la prudence, & l’ esprit la sphere de la pointe».


[Закрыть].

Prudencia → prudence 18; sage 1; en duda de prudencia → avec doute 1415415
  Цифрой обозначено количество вхождений.


[Закрыть]

Prudence ← cordura 20; prudencia 19; advertencia 2; atención, consejo, discreción, destreza 1; cuerdo 2; prudente 1416416
  Тот же процесс терминологического расподобления и распыления лексем между несколькими соответствиями в переводе Амело наблюдается и при передаче антонима imprudencia и прилагательного prudente. См.: Evstifeeva. Lessico. P. 123.


[Закрыть]

Как мы видим, испанская prudencia переводилась на французский словом prudence почти во всех случаях, но при этом prudence служило одновременно и для передачи целого ряда других лексем оригинала. Такой подход менял лексический облик конечного текста – что не заслуживало бы специального комментария, если бы текст Грасиана не был построен на полисемиях и игре слов, иными словами – если бы форма и содержание не были бы в нем столь неразрывно связаны. В испанском тексте основными лексемами (существительными) интеллектуального поля были cordura, genio, ingenio, entendimiento, а также gusto, juicio, atención и razón417417
  cordura 49, genio 32, ingenio 28, entendimiento 25, prudencia 20, astucia 13, sabiduría 9, discreción 9, sagacidad 7, inteligencia 3; gusto 57, atención 37, razón 27, juicio 24. Основные значения последних четырех лексем трудно отличить от метафорических, типа sin razón.


[Закрыть], – а вот prudencia418418
  Объяснений такой странной статистике по prudencia может быть несколько: например, изначальная предназначенность значительной части текста для совсем другой книги (Avisos al varón atento, заявленной в предисловиях к другим трактатам) или же риторическая стратегия, предполагавшая избегание в тексте лексемы, фигурирующей в заглавии.


[Закрыть] и sabiduría выступали как периферийные. Во французском основные лексемы этой семантики – esprit419419
  В том числе в атрибутивном сочетании d’ esprit.


[Закрыть], goût, prudence, entendement, плюс многозначные raison, jugement420420
  esprit 117, goût 49, prudence 48, entendement 30, sagesse 21, génie 17, habileté 12, discrétion 6, intelligence 3; raison 55, jugement 30, atention 3.


[Закрыть]; таким образом, слово prudence становилось одной из основных лексем.

Превосходят ее только esprit – многозначный и универсальный термин, не имеющий этимологического соответствия со сходным значением в испанском, и goût – гастрономический концепт, постепенно становившийся эстетическим. Статистика вхождений показывает, что esprit становился не просто доминирующей лексемой – ее частота более чем вдвое превосходит количество вхождений даже для наиболее частотных лексем того же поля. Словарь Грасиана намного более сбалансирован, а кроме того – частично представляет собой систему бинарных оппозиций (см. выше).

Амело разрушал систему бинарных оппозиций практически начисто. Если jugement более или менее точно соответствует в его тексте лексеме juicio, то грасиановские genio и ingenio смешиваются в одну категорию. Вторая максима «Оракула» обыгрывает различие между этими двумя терминами, этимологически родственными, но разошедшимися в коннотациях: genio – качество статичное, описывающее врожденные склонности индивидуума, ingenio – динамическая способность приложения интеллекта к практической деятельности, в том числе для изобретения механизмов и военных орудий, а также литературные способности.

Genio y Ingenio. Los dos exes del lucimiento de prendas: el uno sin el otro, felicidad a medias. No basta lo entendido, deséase lo genial. Infelicidad de necio: errar la vocación en el estado, empleo, región, familiaridad (2)421421
  В переводе Е. Лысенко: «Натура и культура – два стержня, на коих красуются все достоинства. Одно без другого – полдела. Образования мало, надобно еще дарование. Но беда невежды в том, что он ошибается насчет своего призвания в жизни, в выборе занятий, места в краю родном, в кругу друзей». См. ниже истолкование афоризма.


[Закрыть].

Эту «максиму», одну из наиболее трудных в «Оракуле», следует читать в свете параллели с «El Discreto», на которую указал Ромера Наварро: «Plausible fue siempre lo entendido, pero infeliz sin el realce de una agradable genial inclinación» («Интеллект всегда похвален, но от него мало радости без такого качества, как душевная склонность»)422422
  Gracian B. Oráculo manual y arte de prudencia. Edición de M. Romera Navarro. Madrid, 1954. P. 12–13.


[Закрыть]. Идея genio связана в этой фразе с genial (подразумевается – inclinación); идея ingenio – с понятием entendido (следовательно, entendimiento), и его одного не хватает, чтобы избежать несчастья из‐за того, что не была принята во внимание vocación. Другими словами: недостаточно одного только интеллекта и способности понимать вещи – для того чтобы не ошибиться в построении собственной жизни и преуспеть, необходимо учитывать свои природные склонности. Конечно, Грасиан здесь путал своего читателя – и переводчика – ставя на первое место genio, а следующую фразу начиная, наоборот, с того, что относится к ingenio. Амело потерял все эти противопоставления, передавая этот афоризм таким образом: «L’ Esprit & le Génie <…> Ce n’ est pas assés, que d’ avoir bon entendement, il faut encore du génie». Вместо системы genio + genial vs ingenio + entendido родилось соотнесение esprit + génie vs génie + entendement, не представляющее собой системы.

В остальном тексте Амело постоянно передавал и genio, и ingenio как esprit, притом что для genio он использовал и прямое соответствие génie. Различные интеллектуальные качества представали у него более или менее взаимозаменяемыми (за исключением разве что jugement – juicio и entendement – entendimiento, связанных с более конкретными способностями к суждению и пониманию). Prudence оказывалось не более чем простым вариантом esprit – универсальной интеллектуальной способности.

В «максиме» 24 Грасиан советовал сдерживать воображение, которое полезно только в малых дозах, а в больших заставляет терять голову и ввязываться в гибельные авантюры: «Todo esto puede, si no la enfrena la prudentíssima sindéresis» («оно [воображение] способно на все это, если его не притормаживает благоразумнейшая осмотрительность»423423
  В переводе Е. Лысенко: «Оно на все способно, ежели его не обуздывает высокий синдересис». Перевод «обуздывает» несомненно удачнее, чем «притормаживает», но «обуздать воображение» в русском языке представляет собой стершееся выражение и «узда» уже не дает должного зрительного образа, если специально этого не оговорить (пусть это и не самый надежный показатель, но на запрос «обуздать воображение» Гугл выдает 1200 результатов, в то время как на enfrenar la imaginación – 6 и на enfrenar la fantasía – 4).


[Закрыть]). Здесь у концепта prudencia подчеркивались физические коннотации сдержанного движения (enfrenar) и зрительного осмотра обстановки (соположение с sindéresis). Амело вместо этого напоминал читателю небезызвестную истину, что чувство и разум идут вразлад: «Voilà tout ce que peut l’ imagination, quand la raison ne la tient pas en bride» (HC 1684: 25).

Можно сказать, следовательно, что Амело передал «общий смысл» текста и что его перевод – это не столько перевод, сколько разъяснительный пересказ, во многом сводящий многослойный и отчасти провокативный «Оракул» к спокойному разговору о том, что, прежде чем сделать, лучше подумать.

Впрочем, даже и обузданная французским классицизмом, мысль Грасиана не потеряла своей остроты – версия Амело снискала шумный успех как во Франции, так и за ее пределами.

Сам переводчик, кажется, получил от этого успеха меньше, чем рассчитывал: ко двору он так и не попал, а следующие его переводы оказались читателю куда менее интересны. В историю европейской словесности Амело вошел рука об руку с Грасианом: оба они обязаны прежде всего друг другу собственной славой.

МУДРОСТЬ И БЛАГОРАЗУМИЕ

Сергей Волчков рос приближенным ко двору: его отец, судя по всему, был стряпчим при царевне Марфе Алексеевне и при Екатерине I424424
  Кошелева О. Е. Зыбкий образ минувшего бытия, или работа с частноправовыми актами // Вивлioѳика: E-Journal of Eighteenth-Century Russian Studies. 2016. 4. С. 194.


[Закрыть]. По именному указу то ли последней425425
  Сухомлинов М. И. Материалы для истории Императорской Академии наук. СПб., 1885–1990. Т. 8. С. 421–422.


[Закрыть], то ли самого Петра426426
  Там же. Т. 3. С. 527–529.


[Закрыть], молодого человека определили в миссию, отправлявшуюся в силезские земли «для обучения овцеводству, стрижению шерсти и употреблению оной в дело» – то есть для обучения украинских пастухов уходу за европейскими овцами: попытки Петра наладить производство качественной шерсти натолкнулись на отсутствие должного ухода за привезенными из‐за границы породистыми животными427427
  ПСЗРИ. Т. VII. С. 250; Т. VIII. С. 208; Сухомлинов. Материалы для истории Императорской Академии наук. Т. 8. С. 421.


[Закрыть]. В Силезии Волчков то ли выучил, то ли улучшил свой немецкий и по возвращении отнюдь не был готов посвятить свою жизнь шерстяному делу – в 1728 году он устроился переводчиком в Коллегию иностранных дел, «где и служил два года без жалованья»428428
  Сухомлинов. Материалы для истории Императорской Академии наук. Т. 3. С. 527–529; Т. 8. С. 421–422.


[Закрыть]. Страдания его были вознаграждены – в 1730 году из Берлина возвратился посол князь А. Б. Куракин, покровитель Тредиаковского, и вместе с новым послом, назначенным в Берлин, князем С. Д. Голицыным, в качестве секретаря отправился Волчков. Он оставался в Берлине пять лет и своего последнего начальника, П. И. Ягужинского, впоследствии упоминал как наставника и покровителя. Кроме делопроизводства и корреспонденции, обязанностью Волчкова было изучение французского языка429429
  Там же. Т. 3. С. 527–529.


[Закрыть].

По-видимому, именно в Берлине способный к языкам секретарь познакомился с франкоязычной книгой, уже практически забытой во Франции, но активно циркулировавшей на тот момент в немецких землях430430
  До отъезда Волчкова из Берлина существовало четыре перевода «Оракула» на немецкий. Сравнительный анализ небольших расхождений Волчкова с французским текстом (в версии 1686 года, которой он, несомненно, воспользовался – см. главу B.1 Evstifeeva R. Lessico…) показал, что ни одно из них невозможно объяснить немецкими версиями. Влияние созданных немецкими же переводчиками латинских версий «Оракула» тем более следует исключить, поскольку латыни Волчков не знал.


[Закрыть], – «L’ homme de cour». Уже немного попрактиковавшийся в переводах с немецкого431431
  См. далее о «Флориновой экономии».


[Закрыть] и французского432432
  «Мир душевный», оставшийся рукописным перевод: Traité de la paix de l’ âme et du contentement de l’ esprit. Sedan, 1660 (?) Пьера Дюмулена младшего. Известные экземпляры: РНБ. Ф. 905. Q.73; Ф. 905. F.215; РГБ. Ф. 173. № 170. Наиболее полной информацией о тексте располагает Андрей Костин, которого благодарю за постоянную помощь в работе. Рукописи текста были представлены Анне Иоанновне, Елизавете Петровне и Екатерине II. См. о нем: Кошелева О. Е. Мирское счастье или христианское благочестие? (Наставления юношеству западных моралистов в переводах Сергея Волчкова сер. XVIII столетия) // AA. VV. Ретроспективная информация источников: образы и реальность. М., 2013. С. 231–232.


[Закрыть], Волчков перевел эту книгу вместе со всем аппаратом. Вернувшегося из Берлина в 1735 году секретаря посольства определили секретарем в Академию наук. В том же году Бирон отправил «Придворного человека» на рецензию Феофану Прокоповичу433433
  Без подписи. Исторические бумаги XVIII в. // Русская беседа. 1860. Кн. 2. Отд. II. С. 195.


[Закрыть], затем книга попала на рецензию к Тредиаковскому434434
  Сухомлинов. Материалы для истории Императорской Академии наук. Т. 2. С. 761–762.


[Закрыть]. В руках Тредиаковского она и застряла, по-видимости, без возврата435435
  По крайней мере, о какой бы то ни было рецензии Тредиаковского на книгу на сегодняшний день неизвестно.


[Закрыть]. В декабре того же года, однако, рукописный, богато украшенный «Придворной человек» (вместе с одним из предыдущих переводов, «Миром душевным») был поднесен Анне Иоанновне436436
  Сухомлинов. Материалы для истории Императорской Академии наук. Т. 4. С. 71.


[Закрыть]. Но опубликовать его не удалось, зато в 1737 году из печати вышла «Истинная политика знатных и благородных особ» Тредиаковского – крайне похожая на «Придворного человека» по тематике, но выполненная с куда менее известного франкоязычного оригинала437437
  См. ниже.


[Закрыть]. В 1738 году вышла прошедшая цензуру намного раньше и получившая одобрение Адодурова «Флоринова экономия»438438
  Оригинал: Oeconomus prudens et legalis. Oder Allgemeiner Klug– und Rechtsverständiger Hausvater (1702) Франца Филиппа Флоринуса (предположительно, в соавторстве).


[Закрыть], а в 1740 году Волчков предпринял новую попытку опубликовать «Придворного человека»: приказ о печати датирован июнем439439
  Сухомлинов. Материалы для истории Императорской Академии наук. Т. 4. С. 423.


[Закрыть]. Осенью императрица умерла, книга вышла «по всевысочайшему повелению, и в первое лето Богом хранимой державы е. и. в. Иоанна III <…> во время благополучнаго правления государством <…> великия княгини и правительницы всея России Анны [Леопольдовны]»440440
  Так на титульном листе издания. Мне не удалось ознакомиться с изданием de visu, цитирую по СК XVIII, № 1613.


[Закрыть]. В конце 1741 года власть сменилась вновь – но тут Волчков уже не позволил застать себя врасплох: датированные 1742 годом экземпляры открываются кратким, в полстранички, предисловием, обращенным к Елизавете Петровне, в котором говорится о том, что книгу еще в 1735 году приняла Анна Иоанновна и теперь с «преискренним благоговением» и «во вседолжнейшем подобострастии» переводчик просит «всемилостивейше восприять», каковую «неизреченную радость» обещает помнить «со всеглубочайшим подобострастием»441441
  Как указано Н. Д. Кочетковой, текст почти не отличался от посвящения Анне Леопольдовне из предыдущего издания. Кочеткова Н. Д. Литературные посвящения в русских изданиях XVIII века. Статья вторая. Посвящения государю // XVIII век. Сб. 23. СПб., 2004. С. 24.


[Закрыть]. Такой стиль подчеркивал контраст со стилистической программой перевода: например, этот текст наиболее выгодным образом иллюстрирует спокойное отношение Волчкова к повторениям лексем и морфем в пределах небольшого текстового фрагмента. Впрочем, реальная дата выхода изданий с новым посвящением остается до известной степени загадкой: разрешение о печати посвящения было получено только в январе 1743 года442442
  Сухомлинов. Материалы для истории Императорской Академии наук. Т. 5. С. 496. Таким образом, для исследователя трудно понять, каким годом датировать книгу. Я обычно указываю 1741 год, но, в общем, это скорее среднее арифметическое возможных дат, к которым, кроме вышеуказанных, можно добавить 1734 год: им датирована рукопись СПбИИ РАН. Ф. 96 (Воронцовы). Оп. 1. № 846. «Грациан придворный человек». Пер. с фр. С. В. (сообщено А. Костиным). В другой 1734 год указан только как год создания перевода: ОР РГБ. Ф. 756. Собрание Кокорева. Оп. 1. № 21. «Грациан. придворный человек. С французского на российский язык переведен в Берлине С. В. в 1734 году» (как дата создания составителем каталога указана «вторая четв. XVIII в.») содержит посвящение Бирону. Вполне возможно дальнейшее обнаружение рукописных копий. Известна, кроме того, рукописная копия Датской королевской библиотеки, датированная XIX веком.


[Закрыть].

Кроме «Флориновой экономии» – всеохватывающего руководства по ведению сельского и домашнего хозяйства, – Волчкову удалось опубликовать «Житие и дела Марка Аврелия»443443
  Перевод книги: Des römischen Kaisers Marcus Aurelius Antoninus erbauliche Betrachtungen über sich selbst: aus dem Griechischen übersetzt mit anmerkungen und des Kaisers Leben Erläutert. Hamburg, 1723. Автору, Иоганну Адольфу Хофману/Гофману (1676–1731), теологу, зарабатывавшему на жизнь посредничеством при купле-продаже антиквариата, принадлежит большое количество философских и морально-политических трудов; Волчков после «Марка Аврелия» перевел еще два из них – трактат «Zwei Bücher von der Zufriedenheit» (1722), вышедший в 1762–1763 годах под названием «О спокойстве и удовольствии человеческом», и «Drey Bücher von der Menschlichen Pflicht» (1742) – комментированный перевод De officiis Цицерона; рукописная версия волчковского перевода (мне неизвестно, авторские ли они), сделанного в 1746 году (Сухомлинов. Материалы для истории Императорской Академии наук. Т. 8. С. 232–233), хранится в ОР РНБ. Ф. 905. F. 291. Л. 1 и в ОПИ ГИМ. Ф. 450. № 319.


[Закрыть], в том же 1740 году, что «Придворного человека», но очевидно немного раньше: в приказе об издании последнего говорится, что он должен быть напечатан на бумаге, оставшейся от «Жития»444444
  Сухомлинов. Материалы для истории Императорской Академии наук. Т. 4. С. 423.


[Закрыть]. Оно посвящено Анне Иоанновне и включает довольно пространное посвящение монархине – значительно длиннее, чем посвящение в «Придворном человеке», и совпадающее с ним в части финальных формул: в нем переводчик «всераболепным и преискренним желанием» просит «с <…> великодушием милосердо восприять», о чем он также обещается помнить «со всеглубочайшим благоговением».

Но вернемся к «Придворному человеку». Волчков воспроизвел и название, выбранное Амело, и разделение на «Максимы»; и часть аппарата: комментарии, тематический и именной указатель («рекапитулациа или краткое повторение глав» и «регулы особливыя, о некоторых славных древних и новых государях»), содержание («реэстр регулам»). Комментарии, впрочем, оказались для Волчкова (и, вероятно, для наборщиков) крайне сложной материей. Во-первых, он назвал их «грациановы ремарки», хотя в них цитируются тексты, вышедшие после смерти Грасиана445445
  Например, «Entretiens d’ Ariste et d’ Eugène» (1671) Д. Буура в третьей регуле; примеры можно множить.


[Закрыть]. Во-вторых, он заменил многих цитируемых Амело в комментариях авторов – в том числе Плиния младшего, Сократа или никому не известного ни тогда, ни впоследствии Хуана Руфо446446
  См. о нем и о его (крайне скромной) посмертной славе: Blanco M. Del poeta épico al maestro del arte de prudencia: Juan Rufo o la fábrica de una fama en vida y muerte // Creneida: Anuario de Literaturas Hispánicas. № 6. 2018. P. 76–117.


[Закрыть] – на Тацита (критерий, таким образом, совершенно неясен). Не лучше дело обстоит и со вставками из других произведений Грасиана: графически они полностью влиты в основной текст. Для Грасиана в «Оракуле» была важна соразмерность трехсот составляющих его фрагментов, в «Придворном человеке» от нее не осталось и следа: некоторые фрагменты могут занимать несколько страниц. Ремарки Амело, уточнявшего, из какой книги он брал какую вставку, тоже включены в основной текст, поэтому иногда в, казалось бы, собственном тексте Грасиан фигурирует в третьем лице. Графическое решение могло быть и вольностью наборщиков; но, как показано выше, сам Волчков был не слишком внимателен к различению между текстом и аппаратом и к авторству отдельных фрагментов, поэтому такое решение мог принять и он сам.