Текст книги "Социологический ежегодник 2013-2014"

Рефераты

Валлерстайн И.

Реф. ст.: Wallerstein I. Structural crisis in the world-system: Where do we go from here? // Monthly rev. – N.Y., 2011. – Vol. 62, N 10. – Mode of access: http://monthlyreview.org/2011/03/01/structural-crisis-in-the-world-system

Ключевые слова: глобальный экономический кризис; экономические циклы; неравенство; будущее мир-системы.

Американский социолог-неомарксист Иммануил Валлерстайн (Йельский университет, США) анализирует состояние современного социально-экономического кризиса с точки зрения упадка капиталистической мир-экономики, определяет причины и характеризует действующих акторов кризиса, намечает перспективы выхода из него и озвучивает задачи, которые необходимо решить для создания новой общественно-исторической системы. В первой части статьи автор формулирует ряд предварительных размышлений (тезисов), касающихся структурного кризиса современной мир-системы.

Тезис № 1 заключается в том, что любые системы – от Вселенной до мельчайших физических явлений, включая общественно-исторические системы, – живут по определенным правилам. Рано или поздно, «нормальная» жизнь систем выходит из состояния равновесия, в результате чего начинается структурный кризис. Валлерстайн анализирует функционирование систем с точки зрения «циклических ритмов и долговременных тенденций» (с. 1). Ритмы являются систематическими флуктуациями (колебаниями), переходящими от подъема к спаду, и наоборот.

Равновесие, к которому стремится система, является подвижным и восходящим – после каждого спада система никогда не возвращается в исходную точку, в которой она находилась до подъема. Рано или поздно долговременная тенденция роста сближается со своей асимптотой2929
  Асимптота – прямая, к которой бесконечно стремится кривая. – Прим. реф.


[Закрыть], которая является своего рода пределом роста, и система попадает в точку бифуркации – хаотическую ситуацию, из которой возможны два выхода: либо воссоздание порядка из хаоса, либо появление новой стабильной системы. Данный период и является периодом структурного кризиса, в рамках которого идет борьба двух вышеназванных альтернатив.

Тезис № 2 посвящен описанию наиболее важных характеристик того, каким образом действует капиталистическая мир-экономика, выполняя функцию общественно-исторической системы. Главная цель капиталистов в капиталистической системе, пишет Валлерстайн, заключается в бесконечном накоплении капитала любым способом. Поскольку этот процесс невозможен без присвоения прибавочной стоимости, сопутствующим явлением накопления всегда будет классовая борьба. Масштабное накопление капитала требует, чтобы одна фирма или небольшая группа компаний устанавливали квазимонополию на мировое производство. Обладание такой монополией, или ведущей отраслью, как принято ее называть, возможно только благодаря государственной поддержке. Со временем квазимонополии самоликвидируются. Это связано с появлением новых производителей на рынке, которые понижают степень монополизации, сбавляют цену продаж и сокращают уровень прибыли, а следовательно, и возможность концентрации капитала.

Квазимонополии способствуют расширению мир-экономики и благодаря «просачиванию благ сверху вниз» обеспечивают выгоду для широких слоев населения мир-системы. Истощение квазимонополии приводит к общесистемной стагнации и снижению интереса капиталистов получать прибыль посредством производства. Стремясь минимизировать издержки, бывшие ведущие отрасли перемещаются в зоны, где при производстве товаров можно затрачивать меньшее количество ресурсов (например, за счет более низкого уровня заработной платы). Страны, в которые приходит производство, рассматривают этот процесс как развитие, но, как отмечает Валлерстайн, на самом деле они получают ненужную, исчерпавшую себя отрасль, в то время как страны, из которых производство ушло, перестают получать выгоду от монополий. Этот циклический процесс часто называют кондратьевскими длинными волнами, длящимися в среднем от 50 до 60 лет на протяжении последних 500 лет.

Другой важной характеристикой циклических колебаний мир-экономики является ее взаимосвязь с межгосударственной системой. Валлерстайн считает, что в современной мир-системе государства суверенны лишь номинально; на практике их самостоятельность сильно ограничена. Хотя степень зависимости разных государств различна, полностью суверенных государств в капиталистической мир-экономике не существует (с. 2).

Такая система в совокупности с существованием множества государств позволяет некоторым из них становиться мировыми гегемонами на срок действия циклов. Гегемонии способствуют квазимонополии, которые увеличивают накопление капитала данным государством. Достижение позиции гегемона является сложным и долгим процессом, пик господства длится в среднем около 25 лет. Как отмечает Валлерстайн, за последние 500 лет государствами-гегемонами становились Республика Соединенных провинций Нидерландов в середине XVII в., Великобритания в середине XIX в. и США в середине XX в. (с. 2). Как и в случае с производственной квазимонополией, геополитическая квазимонополия со временем самоликвидируется.

Тезис № 3 посвящен анализу того, что произошло в современной мир-системе с 1945 по 2010 г. В данном временно́м отрезке Валлерстайн выделяет два этапа: с 1945 г. по 1970-е годы и с 1970-х по 2010-е годы. В 1945–1970 гг., считает исследователь, имел место один из величайших периодов развития мир-экономики, перешедший в спад с начала 1970-х годов. Второй период (период спада), продолжающийся в наши дни, характеризуется тем, что капиталисты переключили свое внимание со сферы производства на сферу финансов. Мир-система таким образом вступила в небывалую до этого времени череду создания спекулятивных пузырей.

Период 1945–1970 гг. был также периодом полной гегемонии США в мир-системе (как отмечает Валлерстайн, Ялтинская конференция и соглашение с СССР сделали эту гегемонию безоговорочной). Но из-за кризиса квазимонополий американское господство ослабло, что отчетливее всего проявилось при Джордже Буше-младшем. Поскольку гегемония США носила более тотальный характер, чем предыдущие, то и ее упадок обещает стать скорым и всеохватным (с. 2).

Немаловажным штрихом в описании второго периода для Валлерстайна является революция 1968 г., которая по факту проходила в период 1966–1970 гг. и затронула все три ключевые геополитические зоны мир-системы: панъевропейский мир («Запад»), социалистический блок («Восток») и «третий мир» («Юг») (с. 2). Двумя общими компонентами этих локальных политических подъемов были: 1) осуждение не только гегемонии США, но и СССР, вступившего в «тайный сговор» с США; 2) не только отказ от «центристского либерализма», но и понимание того факта, что традиционные антисистемные движения («старые левые») по существу стали перевоплощением центристского либерализма (с. 3).

Несмотря на краткосрочность подъема 1968 г., он имел два важных последствия в политико-идеологической сфере. Во-первых, закончилось монопольное доминирование центристского либерализма, длившееся с 1848 г. Как итог, и левые радикалы, и правые консерваторы оформились в самостоятельные оппозиционные мир-системе идеологические движения. Вторым последствием стало то, что «старые левые» перестали быть единственными правомерными представителями движения, которым должны были подчиняться остальные активисты. Новыми действующими акторами стали так называемые «забытые люди» (женщины, этнические / расовые / религиозные меньшинства, «коренные» народы, лица нетрадиционной сексуальной ориентации). После 1968 г. «старые левые» вынуждены были на равных присоединиться к их политическим требованиям.

Политическим итогом 1968 г. стало то, что в течение 25 лет, последовавших за этими событиями, правые сплотились более эффективно, нежели фрагментированное левое движение. Республиканцы под руководством Р. Рейгана и консерваторы под руководством М. Тэтчер смогли изменить мировой дискурс и политические приоритеты. Главная цель политики правых, по мнению Валлерстайна, заключалась в отмене всех завоеваний низших слоев, достигнутых в предыдущий период роста. Правые взялись за сокращение всех издержек производства и уничтожение «государства всеобщего благосостояния» для приостановления упадка американского влияния в мире. Так называемый Вашингтонский консенсус состоял в навязывании реципиентам западной помощи комплекса мер, включающего приватизацию государственных промышленных предприятий, сокращение государственных расходов, открытие границ для неконтролируемого ввоза товаров и капитала, ориентацию производства на экспорт (с. 3).

Лозунг М. Тэтчер «Альтернативы нет» («There is no alternative», TINA) стал метким выражением политики правых. Иллюстрацией «безальтернативности» может служить широкая поддержка со стороны США политики Международного валютного фонда, требовавшего в качестве обязательного условия оказания финансовой помощи строго придерживаться неолиберального экономического курса. Такие драконовские приемы, по мнению Валлерстайна, за 20 лет применения привели либо к краху режимов, возглавляемых «старыми левыми», либо к признанию «старыми левыми» партиями главенства рынка. Закономерной реакцией на этот процесс явились подъем движений сопротивления и массовые протестные акции: сапатистское восстание в штате Чьяпас 1 января 1994 г., демонстрации во время встречи ВТО в Сиэтле в ноябре 1999 г. и проведение первого Всемирного социального форума в бразильском городе Порту-Алегри в 2001 г., организованного в противовес Всемирному экономическому форуму в швейцарском Давосе. В итоге, заключает Валлерстайн, Азиатский долговой кризис 1997 г. и крах на рынке жилья в США в 2008 г. привели к современному публичному обсуждению того, что мы называем финансовым кризисом в мир-системе, который является лишь очередным финансовым пузырем в серии долговых кризисов начиная с 1970-х годов.

Тезис № 4 характеризует процессы, разворачивающиеся во время структурного кризиса, в котором сегодня находится мир-система. Начавшийся в 1970-е годы кризис, по мнению Валлерстайна, вероятнее всего продлится примерно до 2050 г., и его основной характеристикой будет хаос. Хаос в понимании Валлерстайна – это не ситуация совершенно случайных событий, а ситуация быстрых постоянных колебаний по всем параметрам системы, включая не только мир-экономику, межгосударственный порядок и культурно-идеологические направления, но также доступность жизненно важных ресурсов, климатические условия и пандемии (с. 3).

Хаос порождает неопределенность, при которой любые, даже краткосрочные расчеты относительно будущего государств, промышленных предприятий, социальных групп или домашних хозяйств становятся весьма проблематичными. Неопределенность заставляет производителей быть очень осторожными в вопросах производства, поскольку теперь они не могут быть до конца уверенными в том, найдутся ли потребители их продукции. Возникает порочный круг, говорит Валлерстайн, поскольку сокращение производства означает сокращение занятости, которое, в свою очередь, означает уменьшение потребителей для производителей. Вдобавок ситуация усугубляется быстрыми изменениями валютных курсов (с. 4).

В таких условиях наиболее выгодной стратегией акторов, обладающих ресурсами, становится спекуляция. Тем не менее даже спекуляция в отсутствии определенности и при возрастающих рисках превращается в «игру чистой случайности, в которой есть случайные крупные победители и большинство абсолютно проигравших» (цит. по: с. 4). Одним из бытовых последствий неопределенности становится формирование общественного мнения, выступающего за протекционизм. Наконец, пишет Валлерстайн, значительный рост уровня жизни в странах БРИКС увеличивает нагрузку на существующие ресурсы, характеризуется опережающим накоплением капитала в этой группе стран и, соответственно, сокращением его доли в развитых странах.

Наметив контуры кризиса, автор задается вопросом: «Что мы можем сделать в такой ситуации?» (с. 4). Для ответа на этот вопрос он считает необходимым определиться с теми политическими акторами, которые будут вести политическую борьбу за будущее. Единственное, что можно сказать с уверенностью, считает Валлерстайн, – это то, что капиталистическая мир-экономика себя исчерпала и уступит место новой системе. Но какой? Вот главный спорный момент, вокруг которого идет противоборство между двумя группами – «силами Давоса» и «силами Порту-Алегри», как условно определяет их Валлерстайн.

Группы преследуют полностью противоположные цели. Сторонники «сил Давоса» выступают за трансформированную «некапиталистическую» систему, которая тем не менее должна сохранить три основные особенности существующей системы – иерархию, эксплуатацию, поляризацию (с. 4). Сторонники «сил Порту-Алегри» выступают за принципиально новую, до сих пор не существовавшую систему, которая должна быть относительно демократической и относительно эгалитарной.

Эти направления, подчеркивает Валлерстайн, весьма условны, поскольку на сегодняшний день не существует центральных организаций, представляющих их интересы, а сами группы еще весьма неоднородны, и их сторонники имеют глубоко различные стратегии борьбы. Внутри «сил Давоса», например, есть сторонники жестких мер, выступающие за уничтожение противников, и те, кто стремится объединить представителей групп на основе таких моделей преобразования, как «зеленый капитализм» или «борьба с бедностью». Внутри «сил Порту-Алегри» есть сторонники реконструкции мира по принципам децентрализации и признания прав групп и индивидов в качестве обязательного компонента будущей мир-системы; и есть те, кто выступает за создание нового интернационала, вертикального по структуре и однородного по долгосрочным целям (с. 4).

Эта запутанная политическая картина, отмечает Валлерстайн, усложняется тем, что бо́льшая часть политического истеблишмента, СМИ, экспертов и ученых не признают грядущую гибель капиталистической системы и рассуждают о кризисе с позиции временных трудностей. Тем не менее эту проблему необходимо активно обсуждать, считает Валлерстайн. Как сторонник «сил Порту-Алегри», он выделяет краткосрочные (3–5 лет) и среднесрочные политические меры, направленные на победу в борьбе за новую систему.

В краткосрочной перспективе левым силам необходимо будет выбрать между перераспределением доходов в пользу либо более слабых, либо более сильных по принципу «наименьшего зла», учитывая, что колебания мир-системы нанесли сильный удар по слабым государствам, слабым группам и слабым домохозяйствам, а правительства многих государств увязли в долгах. В среднесрочной перспективе необходимо сделать четкий выбор между альтернативой «сил Давоса» и альтернативой «сил Порту-Алегри», поскольку компромисс между двумя этими тенденциями невозможен. Варианты потенциального будущего в понимании Валлерстайна следующие: либо мы получим значительно усовершенствованную мир-систему, либо мы получим ту, которая как минимум просто плохая или же, возможно, намного хуже (с. 5).

И. Валлерстайн предлагает комплекс тактических действий по выходу из кризиса. Во-первых, считает социолог, необходим серьезный интеллектуальный анализ, в котором приняли бы участие не только экспертное сообщество, но и широкие слои населения. Во-вторых, необходимо отказаться от цели экономического роста, заменив ее на максимальный отказ от коммерциализации. В-третьих, требуется создавать местное и региональное самоуправление для решения базовых проблем жизнеобеспечения (пища, кров). В-четвертых, запрет существования любых иностранных военных баз, что должно привести к сокращению ресурсов, затрачиваемых на поддержку военной сферы. В-пятых, необходимо обеспечить реальное стремление к уничтожению любых видов социального неравенства (полового, расового, религиозного, этнического и др.). И конечно, завершает свою мысль Валлерстайн, нет смысла надеяться на построение лучшей мир-системы к 2050 г. без предотвращения угроз изменения климата, пандемии, ядерной войны (с. 5).

В заключение Валлерстайн отмечает, что теперь, когда система не может функционировать нормально и уже потеряла равновесие, любое, даже малейшее движение может произвести значительный эффект. Совокупность же действий в сумме окажется достаточной для того, чтобы изменить баланс сил в борьбе за создание новой мир-системы.

А.Ю. Долгов

Кастельс М., Караса Ж., Кардозу Г.

Реф. ст.: Castells M., Caraça J., Cardoso G. The cultures of the economic crisis: An introduction // Aftermath: The cultures of economic crisis / Ed. by M. Castells, J. Caraça, G. Cardoso. – Oxford: Oxford univ. press, 2012. – P. 1–14

Ключевые слова: экономический кризис; глобальный информационный капитализм; экономическая культура; новая экономическая система.

Поскольку любая экономическая система опирается на культуру и социальные институты, редакторы сборника «Последствия: Культуры экономического кризиса» и авторы вступительной статьи – М. Кастельс, Ж. Караса, Г. Кардозо – рассматривают развертывание мирового экономического кризиса, начавшегося в 2008 г., с точки зрения его влияния на эволюцию культурных практик и повседневных ценностей, определяющих поведение людей.

Они подчеркивают, что кризис глобального капитализма не ограничен по сфере своего воздействия только сферой экономики, а представляет собой структурную и многостороннюю трансформацию капиталистической социальной формации. Всесторонний анализ позволяет утверждать, что человечество вступает в новый социально-экономический этап, значительно отличающийся по своим особенностям от характеристик интенсивно развивавшегося в предшествующие три десятилетия глобального информационного капитализма.

Наряду с информационно-коммуникационными технологиями и глобализацией облик информационного капитализма определила новая культура, своими корнями уходящая в социальные движения 1960–1970-х годов. Основной ее особенностью стал этос свободы, предопределивший впоследствии расцвет индивидуализма и экономической дерегуляции.

Столь радикально изменившие сегодняшний мир технологические инновации были разработаны в кампусах исследовательских университетов, где соединились страсть к открытиям и протест против субординации и корпоративного истеблишмента. Предпринимательская энергия опиралась на дух индивидуализма, свысока относящегося к организованной социальной деятельности и государственной бюрократии. Новая культурная идеология, основанная на идеалах свободы и предпринимательства, расчистила путь для экономической дерегуляции, приватизации и либерализации, развязавших стихию глобального свободного рынка.

Глобальный информационный капитализм продемонстрировал миру исторически уникальные черты социальной структуры, логику глобального сетевого общества, основанного на цифровой сетевизации всех основных видов человеческой деятельности. С другой стороны, под влиянием кризиса, возникшего вследствие противоречий и деструктивных тенденций в информационной модели экономического роста, наметились и возможности его дальнейшей трансформации.

Основой информационной экономики, а впоследствии и причиной ее кризиса стал дерегулированный глобальный капитал, опирающийся на неограниченные возможности финансового рынка и институтов, распространившихся по всему миру посредством глобальных компьютерных сетей. Непомерно разросшаяся финансовая инфраструктура обеспечила основу повсеместного формирования глобального финансового рынка, глобальных компьютерных сетей и финансовых институтов, которые обладают огромными вычислительными мощностями для оперирования сложными математическими моделями, предназначенными для управления все возрастающей комплексностью финансовой системы; последняя, в свою очередь, посредством электронных трансакций дирижирует ходом всех финансовых событий.

Дерегуляция финансовых рынков и институтов создала неограниченные возможности для передвижения по всему миру свободных потоков капитала, преодолевающих любые попытки препятствовать им на национальном уровне, виртуализации капитала и информационной турбулентности, затруднив любые попытки достичь финансовой прозрачности рыночных операций.

Говоря о причинах кризиса, нельзя не упомянуть и культурные особенности поведения финансовой элиты. Соединение экономической дерегуляции и индивидуализма как образа жизни привело к появлению нового типа финансовых и корпоративных менеджеров, чьи усилия направлены в основном на достижение их собственной сиюминутной выгоды, ради которой они порой идут на весьма рискованные решения. Для рационализации своих решений они создают изощренные математические модели, скрывая процессы принятия решений и пренебрегая интересами других участников финансовых трансакций. Культурный девиз-стереотип «Я – первый» превращается в ключевой компонент бизнес-менеджмента (с. 2). Кризис, таким образом, стал результатом кумулятивного воздействия порой мало что значащих сами по себе и даже кажущихся абсолютно безвредными решений, принятых отдельными трейдерами, сотрудниками банков и банками. Нельзя не упомянуть в этом ряду также о роли конкуренции управляющих экономических элит.

Парадоксом стало возникновение кризиса именно в США – эпицентре новой высокопродуктивной экономики, явившейся результатом распространения технологических инноваций и использования профессиональной компетенции высокообразованной рабочей силы (с. 6). Финансовый кризис спровоцировал здесь промышленный и фискальный кризис, а впоследствии и рост безработицы, и падение потребительского спроса, вынудил правительство направить значительные усилия на то, чтобы остановить экономический спад и стабилизировать финансовую систему. Как результат возник кризис политической легитимности, став причиной существенной дестабилизации жизни общества в целом. Усилились социальные протесты, возросла роль популистских движений на политической сцене; сложившаяся культура индивидуализма стала питательной средой ксенофобии, расизма и враждебности, все более порывая с идеологией «социальных фабрик». Пропасть между правительствами и их гражданами становилась все больше. Возросла культура страха на фоне незначительных всплесков альтернативной культуры надежды.

В статье также рассмотрены особенности распространения кризиса в Европе (в частности, в Португалии, одной из европейских периферийных стран с достаточно высоким уровнем производства, инноваций, образования и жизненных стандартов).

Авторы характеризуют сложившуюся в связи с кризисом ситуацию как подрыв веры в миф о саморегулируемом рынке. В то же время они не рассматривают ее как деструкцию социальной системы в результате собственных внутренних противоречий. Напротив, кризис – это многосторонний социальный процесс, в котором задействовано множество интересов, ценностей, верований и стратегий социальных акторов (с. 12).

Как только любая социальная система перестает воспроизводиться автоматически, неизбежно возникают два разнонаправленных внешних воздействия. Одно из них направлено на восстановление ее в прежнем состоянии, а другое стремится к реорганизации на основе новых интересов и ценностей. Окончательный результат появляется в результате конфликтов или компромисса между этими двумя различными экономическими логиками. В США, где и начался нынешний кризис, была реставрирована глобальная информационная модель в сильно редуцированной версии, воссозданная ценой ряда экономических жертв. По мнению авторов, такая модель не является устойчивой (с. 9).

Кризис глобального информационного капитализма стал закономерным следствием и проявлением его внутренних особенностей и противоречий и был порожден гегемонией культуры неограниченного индивидуализма, экономического либерализма и технологического оптимизма. В целом, утверждают авторы, он является переходным этапом в эволюции данной фазы капиталистической формации (с. 10).

Социально-экономическое реструктурирование глобального капитализма ставит его перед перспективой формирования новой экономической культуры. Какими же будут новые формы экономической организации, новые неконсумеристские культурно-экономические практики и ценностные ориентации? Прогноз на эту тему затруднен тем, что новая неконсумеристская культура может вырасти только на основе уже сформировавшихся социальных практик, новой экономической культуры. Впрочем, правильнее было бы говорить о разнообразных экономических культурах, объединенных стремлением преодолеть консумеризм.

Несмотря на высокий уровень неопределенности, затрудняющей детальное описание капитализма посткризисной эпохи, авторы тем не менее говорят о появлении в США и странах Европейского союза четырехуровневой экономической системы как о непосредственном результате кризиса. Особенности этой системы состоят в следующем.

1. Обновленная информационная капиталистическая экономика будет ориентирована на удовлетворение нужд и потребностей значительно более узкого слоя населения – по всей вероятности, слоя, в котором будут доминировать специалисты высокого класса в нескольких видах экономической и научно-технической деятельности. Новая волна технических и организационных инноваций будет способствовать некоторому оживлению экономики, появлению новых продуктов и процессов в таких областях, как энергетика, нанотехнологии и биоинформатика. Однако, поскольку после кризиса значительно сократится объем венчурного капитала, этот новый раунд инноваций не будет иметь достаточного потенциала, позволяющего увеличить потребление большинства населения. Тем самым этот раунд инновационной активности не сможет создать условий для полного восстановления экономики.

2. В связи с дальнейшим углублением фискального кризиса государственный и полугосударственный секторы экономики будут не в состоянии создать новые рабочие места и стимулировать спрос.

3. Значимую роль в этой экономической системе будут играть ориентированные на выживание традиционные виды экономической активности, характеризующиеся низким уровнем производительности труда и высоким потенциалом занятости для работников с низкой квалификацией; существенным будет присутствие неформального сектора экономики.

4. Альтернативный сектор экономической активности, совсем не обязательно исключающий ориентацию на получение прибыли, будет связан с различными культурными основаниями и представлениями о жизненных ценностях, идущими вразрез с ценностными установками общества потребления.

В настоящее время достаточно сложно говорить о неконсумеристских протоформах культуры. Отрицание консумеризма как деструктивного образа жизни не может ограничиться идеологией неохиппи. Появляются совершенно новые социальные практики и типажи, например этические хакеры (с. 12). Вызывает серьезные сомнения вопрос: может ли рост новой экономической культуры стать результатом исторической конвергенции между культурным авангардом, находящимся в поиске норм неконсумеристского образа жизни, и дезориентированными массами экс-потребителей, которые больше не имеют возможности что-либо потреблять, – людьми, которым, по выражению авторов, нечего терять, кроме своих заблокированных кредитных карт (с. 12)?

Исследования механизмов экономического кризиса и поиск оснований новой неконсумеристской культуры должны учитывать и особенности экономической культуры развивающихся стран, являющихся частью глобальной экономики. Ведь поскольку существует культурная и экономическая взаимозависимость между старыми и новыми пространствами капиталистической экспансии, понимание кризиса и его последствий, равно как и тенденций мирового развития в XXI в., невозможно без рассмотрения особенностей ситуации в Азии, Латинской Америке, Африке или Китае. Следовательно, анализ мирового кризиса является одновременно и анализом «не-глобального глобального кризиса капитализма» (с. 13).

Таким образом, необходим широкий междисциплинарный, мультикультурный анализ посткризисной мировой экономики с точки зрения культурных практик, включенных в процесс производства, потребления и обмена благами и сервисами. Системные изменения капиталистической формации сопровождаются культурным кризисом, неустойчивостью культурных ценностей как основы человеческого поведения. Лишь при условии фундаментальной культурной трансформации могут возникнуть новые формы экономической организации и институтов, обеспечивая устойчивый характер эволюции экономической системы.

Авторы высказывают мнение о том, что поскольку мы как раз находимся на стадии исторического перехода к новой форме социальной организации, для нас так важен ответ на вопрос о культурных формах послекризисного периода, который одновременно является и ответом на вопрос о том, какой будет наша будущая коллективная судьба: наступает ли время социальной дезинтеграции и конфликтов или для человечества возможен переход к новым культурам, основанным на понимании ценности жизни как высшей формы человеческой организации (с. 13).

М.Е. Соколова, Д.В. Ефременко