Текст книги "Социологический ежегодник 2013-2014"

В анализе процесса развития катастрофы и ликвидации ее последствий мы должны исходить не только из принципа «колеи» (path dependence), но и из принципа сохранения, наращивания и совершенствования прошлого (past development). Я имею в виду, в частности, реабилитационные практики, наработанные русской медициной начиная с середины XIX в., которые мы сегодня во многом снова утеряли. Из этого следует, что предупреждение катастроф и борьба с ними – не организационно-техническая, а социальная и этическая задача, заключающаяся в первую очередь в помощи пострадавшим, больным, слабым, обездоленным, а также тем, кто лишился своей привычной среды обитания и жизненных ориентиров.

Наконец, вопрос «Что есть катастрофа?» имеет по крайней мере еще две стороны: играет ли сам тип общественного устройства и соответствующая ему культура (культурные коды и среда) роль «спускового крючка» катастрофы? И какие изменения необходимы в доминирующей сегодня рыночной идеологии и потребительской культуре для того, чтобы уменьшить частоту и масштаб катастрофических событий?

Теперь подробнее о некоторых положениях, изложенных выше. Даже в современных социологических текстах, а также и управленческой практике катастрофа, как правило, трактуется как из ряда вон выходящее событие, имеющее начало и конец. После чего все нерешенные проблемы «сбрасываются» на плечи лечебных, хозяйственных и других бюджетных и коммерческих организаций. К решению этих проблем ни эти организации, ни сами пострадавшие не готовы потому, что они находятся в неизвестной им посткатастрофной среде. Теоретически вопрос о переходе из ситуации мобилизации сил и ресурсов в ситуации катастрофы в «обычную жизнь», когда пострадавшие становятся рядовыми пациентами или просителями помощи, причем чаще всего весьма длительной и разнообразной, остается нерешенным.

Итак, катастрофа имеет определенное начало, но не имеет конца. В России 15% территории официально признаны «зонами экологического бедствия». То тут, то там возникают «зоны чрезвычайных ситуаций», причем не только в случае землетрясения или наводнения (например, когда на время вводится режим контртеррористической операции); после завершения этих операций всегда имеется пострадавшее мирное население. Если же учесть феномен социально-экологического метаболизма, т.е. переноса и одновременно рискогенной трансформации радиоактивных и других загрязняющих среду веществ на огромные расстояния, то указанный процент территорий, непригодных для нормальной жизни, может оказаться много выше.

В более общем виде этот тезис можно сформулировать следующим образом: катастрофа есть сетевой феномен, возникающий на почве взаимодействия физических и социальных сил и, соответственно, физических и ментальных «карт» из восприятия индивидом и обществом. Иначе и не может быть: спасательные работы когда‐то заканчиваются, а метаболические цепи вещественно-энергетических трансформаций продолжают развиваться. Катастрофа на АЭС «Фукусима» породила цепь взаимодействий и трансформаций по всему миру и во всех возможных средах, часть из которых бумерангом вернулась в Японию.

Далее, ошибочно полагать, что посткатастрофный период – это процесс восстановления прежней жизни и прежнего социального порядка. Более 30 лет назад я высказал гипотезу, что возврата к прежнему состоянию быть не может [Яницкий, 1986]. Это не означает, что пострадавшие обязательно попадут в худшие условия. Но это означает, что даже после полной физической и психологической реабилитации у пострадавших будет совсем иная жизнь. Иными словами, реабилитация совсем не всегда равнозначна полному восстановлению прежней среды или адаптации к новым условиям жизни. Фигурально выражаясь, можно утверждать, что катастрофа – это та же всем известная перестройка, только гораздо более радикальная и совершаемая в сжатые сроки. Следуя этой логике, можно с уверенностью утверждать, что в реабилитационный (после катастрофы) период число и степень напряженности социальных конфликтов возрастают. Особенно когда реабилитация после катастрофы производится в режиме «ручного управления», т.е. по мере формирования противоборствующих социальных сил, поступления жалоб от пострадавших или возникновения конфликтов уже в новых, посткатастрофных условиях. Еще более опасны посткатастрофные конфликты, которые могут тлеть годами и десятилетиями.

Катастрофа как междисциплинарное понятие: Задачи науки

В литературе часто разделяют катастрофу, определяемую в терминах материальных и людских потерь, и катастрофу как социологическую категорию, определяемую в терминах изменения социальной структуры и социального порядка [What is a disaster? 1998]. Поэтому западные авторы полагают, что правильным с социологической точки зрения будет вопрос не «Что такое катастрофа?», а «Какие структуры и порядок действовали до катастрофы и как они изменились после нее?» [Fisher, 2000, p. 93; Curtis, Aguirre, 1993]. Ключевыми терминами, помимо указанных выше, являются «изменения» и «адаптация». C этими утверждениями нельзя полностью согласиться. Во-первых, адаптация отнюдь не означает реставрации прежнего порядка. Как мы показали ранее на конкретном примере, это вообще практически невозможно [Yanitsky, 1999], что было эмпирически подтверждено позже многолетним изучением социальных и экологических последствий Чернобыльской и других катастроф. Во-вторых, одно дело – адаптация на прежнем месте, т.е. восстановление прежней структуры и функций социальных и природных систем, и совсем другое – адаптация на новом месте и к иным условиям. В-третьих, принципиально важно, что форма и степень адаптации (к новым условиям) зависят от характера и масштаба катастрофы. Фукусима – это одно, лесные пожары – другое, ледяные дожди – третье и т.д. Чтобы «адаптироваться», надо знать характер, степень поражения и формы трансформации (риска), т.е. все те же метаболические процессы, а следовательно, уметь переводить данные о них на язык социологии и политики. Отсюда и императив междисциплинарного подхода при анализе катастроф.

Западные социологи, изучающие социальные последствия катастроф, отличают их от последствий несчастных случаев. Но, как давно показал уже упоминавшийся Ч. Перроу, современная техногенная цивилизация постоянно генерирует малые и большие «несчастные случаи», которые, как мы знаем по нашему собственному опыту, периодически накладываются друг на друга [Perrow, 1984]. В практическом плане есть только один признак, который отличает катастрофу от несчастного случая: ее масштаб. Но и здесь то, что квалифицируется обществом как «несчастный случай», для отдельного человека или его семьи есть настоящая катастрофа. Так что понятие «масштаб катастрофы» также относительно. Наконец, «адаптация» к прежнему или новому порядку по определению не раскрывает сути и форм этого процесса, важнейшей стороной которого является реабилитация человека, социальных сообществ и экосистем.

Какова же траектория развития «катастрофического общества» или, скажем мягче, общества, сопровождающаяся чередой малых и больших катастроф? З. Бауман написал, что ХХ век был войной за пространство [Бауман, 2002, 2004], в ходе которой мир разделился на тех, кто живет во времени (т.е. тех, кто способен свободно перемещаться по миру), и тех, кто живет в пространстве (т.е. тех, кто привязан к месту труда или жительства). Но Бауман не сказал главного: что будет результатом этой динамики. А происходит вот что: переоценка всего пригодного для жизни пространства Земли. Уже в конце прошлого века из разных ad hoc комитетов ООН раздавались голоса, что европейская часть России столь загрязнена и к тому же бедна ресурсами, что она никому не нужна, разве что как буфер между «цивилизацией» и «мусорным пространством». Вдумайтесь: срединная Россия, давшая миру великую культуру, науку и искусство, расценивается как «отхожее место»! А вот Сибирь и Дальний Восток, редко заселенные, относительно чистые и чрезвычайно богатые природными ресурсами, суть лакомый кусок для старых и новых транснациональных гигантов.

И этот процесс уже идет. Логика его такова: сначала богатые захватывают самые лучшие в природном отношении ландшафты, вытесняя «человеческие отходы» (термин Баумана) в самые загрязненные регионы страны. Но поскольку предприятия, принадлежащие «сильным» русским, тоже продолжают загрязнять, замусоривать не только ландшафт, но и все жизненное пространство вокруг их собственных «оазисов благоденствия», эти оазисы начинают сжиматься. Очень скоро эти «сильные» разделятся на две группы: «самых-самых» сильных, которые еще могут убежать в любую точку мира, и просто сильных, которые будут вынуждены остаться на месте, строя в этих сжимающихся оазисах бункеры и саркофаги. В конце концов и они попытаются бежать, бросив эти «зоны экологического бедствия» и живущих в них людей на произвол судьбы. Общий тренд: чем слабее Россия будет становиться (а такой поворот событий нельзя исключить), тем больше у нее будет шансов превратиться в мировую помойку, потому что и наши «новые русские», и транснациональные корпорации продолжают рассматривать Россию не как пространство для жизни, а как «ресурс», в том числе и как территорию, пригодную для свалок. То, что таких помоек на земном шаре уже несколько, а будет еще больше, – слабое для нас утешение.

Новые задачи науки вытекают из изменившейся ситуации. Во-первых, катастрофы становятся не «разовым» событием, а «каскадным», вызывающим длинные цепи изменений в обществе и природе. Во-вторых, риски вызывающие катастрофы, все чаще являются техногенными или эпидемическими. Как эффективно и «окончательно» бороться с последствиями первых, например с радиоактивными отходами АЭС, наука так и не научилась. Вторые или забыты, или, вследствие массовых людских и информационных потоков, из локальных мгновенно превращаются в региональные и даже континентальные (примеры всем известны: коровье бешенство или птичий грипп). В-третьих, и этот момент, пожалуй, самый серьезный, местные сообщества утратили способность к самообеспечению и теперь всецело зависят от глобальных сетей поставок продовольствия, медикаментов, средств защиты и т.д.

Необходимо также учитывать, что современные катастрофы часто имеют не локализуемый, а рассеянный и многосторонний характер, тогда как распространенный в России метод «управления» катастрофами носит, по преимуществу, ручной и точечный (ареальный) характер. Удары стихии или техногенной катастрофы сегодня приходятся, как правило, на малоресурсные и малозаселенные территории, пораженные к тому же продолжающейся демодернизацией. Соединение этих условий приводит к усилению выбросов энергии распада (больше разрушений, возникновение локальных «вторичных» катастроф вследствие изношенности коммунальных сетей и структур, больше людей стремятся покинуть пораженную территорию любой ценой и т.д.). В целом общий тренд состоит в том, что новые риски и катастрофы не заменяют старых, традиционных, но, соединяясь с ними, увеличивают совокупную поражающую силу [Quarantelli, Lagadec, Boin, 2006]. Успешный и эффективный подход к проблеме смягчения катастроф и ликвидации ее последствий может быть результатом междисциплинарного взаимодействия, независимо от характера конкретной катастрофы. Это взаимодействие требует, в свою очередь, определенных условий (финансирование, гранты, конференции, сети взаимодействия), а также умения участников этого сообщества переводить свои профессиональные гипотезы и знания на язык других дисциплин.

Выводы

То, о чем шла речь выше, – это не социология, а политика или геополитика. Да, с моей точки зрения, действительная социология, т.е. отражающая и изучающая реальные процессы, есть политика или, в иной терминологии, геополитический активизм. В принципе такая политика может быть двух родов. Или это будет политика перманентного перенаправления ресурсных потоков в интересах отдельных собственников, или же это будет политика качественного изменения существующего социально-экологического метаболизма, ключевыми ориентирами которой станет интеллектуальная работа, нацеленная на экономию энергии, вещества и других ресурсов для поддержания социобиотехносферы в устойчивом состоянии. В общем – на умножение общего блага.

Катастрофы вносят в экополитику обучающий компонент. Они обучают нас чрезвычайно многому: как быстро и с минимальными потерями эвакуировать пострадавшее население, как развивать системы раннего оповещения, налаживать эффективное взаимодействие между СМИ и населением, развивать навыки координации действий разных организаций и их логистику. Но также обучать и пострадавшее население, исходя из его уровня образования, социального статуса и верований. Вместе с тем обучение заключается в понимании ошибочности некоторых из принимаемых решений, в том, кто способен быть лидером в катастрофических ситуациях, и, наконец, в том огромном новом материале, который должен быть освоен разными науками.

Можно тешить себя изощренными методиками изучения отдельных «случаев» катастроф или конструировать типы личностей, которые подверглись их воздействию, но по гамбургскому, т.е. глобальному, счету такие исследования ничего не сто́ят без соотнесения их с мировым контекстом. Значит, программирование и переключение потоков денег, вещества, энергии, информации, людей и других ресурсов – существенная сторона процесса поддержания устойчивости социобиотехносферы. Или, если угодно, это можно назвать политикой социально-экологического метаболизма.

Список литературы

1. Бауман З. Глобализация: Последствия для человека и общества. – М.: Весь мир, 2004. – 188 с.

2. Бауман З. Индивидуализированное общество. – М.: Логос, 2002. – 390 с.

3. Бойков А. Встряска экономики // Наша версия. – М., 2011. – 28 марта. – Режим доступа: http://versia.ru/articles/2011/mar/28/defitsit_energii

4. Булдаков В.П. Quo vadis? Кризисы в России: Пути переосмысления. – М.: РОССПЭН, 2007. – 204 с.

5. Вернадский В.И. Проблемы биогеохимии // Труды биогеохимической лаборатории. – М.: Наука, 1980. – Вып. 16. – 226 с.

6. Ключевский В.О. Русская история: Полный курс лекций в 2-х кн. – М.: ОЛМА-Пресс, 2002. – Кн. 2, лекции XLIV–LXXXVI. – 800 с.

7. Риск в социальном пространстве / Под ред. А.В. Мозговой. – М.: ИС РАН, 2001. – 346 с.

8. Россия: Риски и опасности «переходного» общества: Сб. статей / Под ред. О.Н. Яницкого. – М.: ИС РАН, 1998. – 237 с.

9. Соціальні наслідки Чорнобильської катастрофи: Результати соціологічних досліджень 1986–1995 рр. / Вiд. ред. В. Ворона, Є. Головаха, Ю. Саєнко. – Харкiв: Фоліо, 1996. – 414 с.

10. Филин Г. Космические выплаты: Роскосмос зарабатывал на компенсациях за неудачные запуски? // Наша версия. – М., 2012. – 10 сентября. – Режим доступа: http://versia.ru/articles/2012/sep/10/kosmicheskie_vyplaty

11. Яницкий Н.Ф. Экономический кризис в Новгородской области XVI в. (по писцовым книгам). – М.: TAUS, 2007. – 151 с. – (Репринт 1915 г.)

12. Яницкий О.Н. Россия: Экологический вызов (общественные движения, наука, политика). – Новосибирск: Сибирский хронограф, 2002. – 428 с.

13. Яницкий О.Н. Социология риска. – М.: LVS, 2003. – 192 с.

14. Яницкий О.Н. Территориальные общности в экологической структуре города // Проблемы развития социально-демографических групп и социально-территориальных общностей / Под ред. О.С. Пчелинцева, Н.Н. Ноздриной. – М.: ВНИИСИ, 1986. – Вып. 4. – С. 58–75.

15. Яницкий О.Н. Экологические катастрофы: Структурно-функциональный анализ. – М.: ИС РАН, 2013. – 258 с. – Режим доступа: http://www.isras.ru/files/File/publ/Yanitsky_ Monografiya_Ecokatastrofy.pdf

16. Яницкий О.Н. Экологическое движение в России: Критический анализ. – М.: ИС РАН, 1996. – 216 с.

17. Яницкий О.Н. Экомодернизация России: Теория, практика, перспектива. – М.: ИС РАН, 2011. – 215 с.

18. Archer M. The current crisis: The silence of the sociologists: The ISA conference report on the final presidential session. – Gothenburg, 2010. – July 20.

19. Beck U. Ecological enlightenment: Essays on the politics in the risk society. – Atlantic Highlands (NJ): Humanities press, 1995. – V, 159 p.

20. Beck U. Re-mapping inequality and power in an age of climate change: The emergence of «cosmopolitan» risk communities: Lecture at the ISA world congress of sociology. – Gothenburg, 2010. – July 11–17.

21. Beck U. Risk society: Toward a new modernity. – L.: SAGE, 1992. – 260 p.

22. Brush S.B., Stabinsky D. Valuing local knowledge: Indigenous people and intellectual property rights. – Wash.: Island press, 1996. – XIV, 337 p.

23. Castells M. Communication, power and counter-power in the network society // International j. of communication. – N.Y., 2007. – Vol. 1, N 1. – P. 238–266.

24. Castells M. Materials for an exploratory theory of the network society // British j. of sociology. – Oxford, 2000. – Vol. 51, N 1. – P. 5–24.

25. Castells M. The rise of the network society. – Cambridge (MA), 1996. – XVII, 556 p.

26. Cities of Europe: The public’s role in shaping the urban environment / Ed. by T. Deelstra, O. Yanitsky. – Moscow: Mezhdunarodnye otnoshenia, 1991. – 391 p.

27. Curtis R.L., Aguirre B.E. Collective behavior and social movements. – Boston (MA): Allyn & Bacon, 1993. – XI, 446 p.

28. Dombrowsky W. Do we still ask the right questions? Comments on societal dynamics, fallibility and disasters // International j. of mass emergencies a. disasters. – Uppsala, 2001. – Vol. 19, N 3. – P. 323–328.

29. Edelstein M.R. Contaminated communities: The social and psychological impacts of residential toxic exposure. – Boulder (CO): Westview press, 1988. – XVIII, 217 p.

30. Fischer-Kowalski M. Society’s metabolism: On the childhood and adolescence of a rising conceptual star // The international handbook of environmental sociology / Ed. by M.R. Redclift, G. Woodgate. – Northampton (MA): Elgar, 1997. – P. 119–137.

31. Fisher F. Citizens, experts and the environment: The politics of local knowledge. – Durham (NC): Duke univ. press, 2000. – XIV, 336 p.

32. Fisher-Kowalski M., Haberl H. Socioecological transitions and global change: Trajectories of social metabolism and land use. – Northampton (MA): Elgar, 2007. – XIV, 263 p.

33. Fuglesang A., Chandler D. Participation as process: What we can learn from Grameen bank, Bangladesh. – Oslo: NORAD, 1986. – 234 p.

34. Irwin A. Sociology and environment: A critical introduction to society, nature and knowledge. – Malden (MA): Polity, 2001. – XII, 210 p.

35. Keen D. Complex emergences. – Cambridge: Polity, 2008. – 293 p.

36. Lindell M. Disaster studies. – 2011. – Mode of access: http://www.isa-sociology.org/publ/sociopedia-isa/sociopedia-isa-list-of-published-entries.htm

37. Mol A.P.J., Sonnenfeld D. Ecological modernization around the world: An introduction // Ecological modernization around the world: Perspectives and critical debates / Ed. by A.P.J. Mol, D. Sonnenfeld. – L.: Frank Cass, 2000. – P. 3–18.

38. Murphy R. Leadership in disaster: Learning for a future with global climate change. – Montreal: McGill-Queen’s univ. press, 2009. – VIII, 406 p.

39. Perrow Ch. Normal accidents: Living with high-risk technologies. – N.Y.: Basic books, 1984. – X, 386 p.

40. Quarantelli E., Lagadec P., Boin A. A Heuristic approach to future disasters and crises: New, old and in-between types // The handbook of disaster research / Ed. by H. Rodriguez, E.L. Quarantelli, R. Dynes. – N.Y.: Springer, 2006. – P. 16–41.

41. Rinkevicius L. Ecological modernization as cultural politics: Transformation of civic environmental activism in Lithuania // Ecological modernization around the world: Perspectives and critical debates / Ed. by A.P.J. Mol, D. Sonnenfeld. – L.: Frank Cass, 2000. – P. 171–202.

42. Social movements and networks: Relational approaches to collective action / Ed. by M. Diani, D. McAdam. – Oxford: Oxford univ. press, 2003. – XIX, 348 p.

43. Social processes and the environment: Lithuania and Sweden: Report / Ed. by A.L. Lindén, L. Rinkevicius. – Lund: Lund univ. press, 1992. – 171 p.

44. Stern N. The economics of climate change: Stern review. – Norwich: The stationery office, 2006. – IX, 579 p.

45. Susskind L. Environmental diplomacy: Negotiating more effective global agreements. – N.Y.: Oxford univ. press, 1994. – XII, 201 p.

46. Susskind L., Cruikshank J.L. Breaking the impasse: Consensual approaches to resolving public disputes. – N.Y.: Basic books, 1987. – XI, 276 p.

47. The child in the city: In 2 vol. / Michelson W., Levine S., Spina A.-R., Catton K. – Toronto: Univ. of Toronto press, 1979. – Vol. 1: Today and tomorrow. – XVI, 272 p.; vol. 2: Changes and challenges. – XIII, 520 p.

48. The ecology of a city and its people: The case of Hong Kong / Boyden S., Millar S., Newcombe K., O’Neill B. – Canberra: Australian national univ. press, 1981. – XXI, 437 p.

49. What is a disaster? Perspectives on the question / Ed. by E. Quarantelli. – L.: Routledge, 1998. – XIII, 312 p.

50. White H.C. Identity and control: How social formations emerge. – Princeton (NJ): Princeton univ. press, 2008. – XXII, 427 p.

51. Yanitsky O. Sustainability and risk: The case of Russia // Innovation: The European j. of social sciences. – Abingdon, 2000. – Vol. 13, N 3. – P. 265–277.

52. Yanitsky O. The environmental movement in a hostile context: The case of Russia // International sociology. – L., 1999. – Vol. 14, N 2. – P. 157–172.

53. Yanitsky O. Towards an eco-city: Problems of integrating knowledge with practice // International social science j. – P., 1982. – Vol. 34, N 3. – P. 469–480.

54. Yanitsky O. Towards creating a socio-ecological conception of a city // Cities and ecology: The international expert meeting in Suzdal, 24–30 September 1988. – Moscow: Nauka, 1988. – P. 54–57.