Текст книги "Социологический ежегодник 2013-2014"

Т. Шефф концептуализирует мир социальных связей посредством изучения эмоций, в числе которых он особое значение придает стыду [Scheff, 2000, 2003, 2011]. Стыд в его понимании – это первичная, основная, социальная эмоция, «эмоциональный аспект нарушения контакта между людьми» [Scheff, Retzinger, 1991, p. 66]. Социологи классического периода, а также психологи всегда интересовались этой эмоцией. Чувство стыда сигнализирует о состоянии социальных связей, о чем единодушно заявляли Г. Зиммель, Ч. Кули, Н. Элиас, Х. Линд, Э. Гофман, Р. Сеннет; эта эмоция перекидывает мостик между социологией и психологией и создает основу для междисциплинарного сотрудничества. Т. Шефф отмечает, что многие социологи и психологи подразумевали в своих работах данное эмоциональное состояние, не упоминая о нем напрямую [Scheff, 2003, p. 239].

Среди наиболее влиятельных психологических и антропологических представлений о стыде следует выделить психоаналитические его концепции, которые, однако, не учитывали социальные факторы. З. Фрейд (совместно с Й. Брейером) в «Исследованиях истерии» (1895) рассматривал этот феномен как связанный с различными аффектами, в том числе и со стыдом [Фрейд, Брейер, 2005]. Фрейд и Брейер предположили, что стыд препятствует развитию, так как ведет к репрессии и регрессии и потому сопутствует истерии и прочим психологическим расстройствам. Фрейд разграничивал эго-идеал и супер-эго; стыд возникает, когда индивид понимает, что не соответствует эго-идеалу, а чувство вины – когда он нарушает запреты супер-эго. Поэтому стыд как будто характеризует само Я индивида, а вина – его поведение относительно моральных требований: в первом случае – я аморален, а во втором случае – я поступил аморально. Это разделение прижилось в психологии, такой подход был принят не только в психоанализе [см.: Изард, 2011].

Последователи З. Фрейда, главным образом А. Адлер, К. Хорни, А. Кардинер, Э. Эриксон, уже рассматривали стыд в связи с социальным окружением индивида, хотя не всегда явно называли это чувство. Понятие комплекса неполноценности Адлера, по сути, основано на эмоции стыда. Комплекс неполноценности (хроническая низкая самооценка) является отчасти следствием хронического стыда. Стремление к превосходству выступает важным поведенческим мотивом, поэтому связано с такими чувствами, как гордость и стыд. Шефф полагает, что феномен стремления к превосходству и комплекс неполноценности могут быть истолкованы как связанные с острым переживанием стыда [Scheff, 2003, p. 252]. К. Хорни связывает внутренние конфликты личности с ее зависимостью от окружения и одобрения этого окружения, поэтому человеку необходимо испытывать чувство гордости за самого себя. Хотя Хорни не фокусируется на эмоции стыда, основные положения ее теории подразумевают, что гордость и стыд являются ключевыми в понимании невротического и нормального поведения [см.: Horney, 1950]. Э. Эриксон считал, что чувство стыда и чувство вины играют важнейшую роль в развитии человека, особенно на самых первых стадиях социализации; если же эти чувства берут верх над автономией индивида и его способностью к инициативе, они приобретают патологический характер и препятствуют развитию личностной идентичности [Erikson, 1950]. В целом представители психоаналитического направления рассматривают стыд как эмоцию, которая способствует развитию психологических патологий и неврозов, но при этом отмечают позитивные последствия стыда для психики. Это обстоятельство крайне важно для социологического прочтения стыда, где учитываются социальные функции и дисфункции этого типического внутреннего состояния индивидов, поскольку стыд способствует солидарности и моральному порядку, с одной стороны, и разрушает отношения и моральные верования – с другой. Теория развития личности Эриксона как раз и была нацелена на выявление связей между индивидуальным Я и его социальным окружением (не только ближайшим, но и институциональным) посредством понятия личностной идентичности, что согласуется с современными исследованиями моральных эмоций. Анализ стыда и вины, а также понятие идентичности Эриксона стали источником для социологии стыда Х. Линд [Lynd, 1961].

В работе «Индивид и его общество…» (1939) А. Кардинер проанализировал роль стыда в традиционных обществах. В отличие от Адлера и Хорни, Кардинер делает особый акцент на эмоции стыда и утверждает (вслед за Фрейдом), что стыд – это чувство, которое ведет к подавлению. Он считает стыд принципиальным компонентом супер-эго, или совести [Kardiner, 1939]. Другие антропологи также использовали фрейдистские идеи при изучении фундаментальных человеческих эмоций. Так, Р. Бенедикт в работе о японской культуре в ее сравнении с американской говорит о том, что данные культуры отличаются в плане доминирования моральных эмоций вины и стыда [Бенедикт, 2004]. Японскую культуру она называет «культурой стыда», американскую – «культурой вины». Именно забота японцев о «сохранении лица», их следование долгу побудили автора охарактеризовать эту культуру как «культуру стыда». Несмотря на критику позиции Бенедикт, нынешние социологи вновь возвращаются к этим вопросам, акцентируя связь стыда с понятием личностной идентичности [см.: Misheva, 2000].

Г. Зиммель упоминает о чувстве стыда в эссе «О моде» (1904). Анализируя происхождение моды, он утверждает, что одним из ее источников послужила эмоция стыда; люди стремятся к разнообразию и изменениям и одновременно предчувствуют и переживают стыд за то, что выделяются своим поведением и видом [Зиммель, 1996]. Мода разрешает это противоречие, поскольку индивид может меняться вместе с другими, избегая изоляции и чувства стыда. Мода у Зиммеля подразумевает конформность в отношении одной (модной) группы и дистанцирование от другой (от тех, кто не следует моде). Хотя Зиммель опирается на общепринятое понимание стыда, он связывает его переживание с отчуждением, описывает данное чувство как почти бессознательное и обусловленное ситуацией межличностного и межгруппового взаимодействия. Фактически Зиммель демонстрирует, как стыд вживлен в динамику социального взаимодействия, причем не только на микроуровне социальной структуры.

Ч. Кули описывает стыд как одно из основных чувств, участвующих в формировании индивидуального Я. Концепция «зеркального Я» предполагает переживание чувств гордости и стыда, которые являются следствием осознания того, что думают о Я другие люди и как они его оценивают [Кули, 2000]. По сути, Кули трактует гордость и стыд как основные социальные эмоции, хотя и не дает им определения. По мнению Шеффа, анализ эмоций без их дефиниций равносилен строительству вавилонской башни, поскольку гордость, которую имел в виду Кули, – это не заносчивость и не гордыня, а гордость «истинная» (genuine) [Scheff, 2003, p. 243]. Тем самым становится очевидной необходимость теоретической дифференциации эмоций и их определения с учетом культурной специфики.

Американский социолог Х. Линд, отчасти опираясь на теорию Э.Г. Эриксона, фокусируется на социальных характеристиках стыда и производных от него эмоций [Lynd, 1961]. Она предлагает свое видение этого феномена, соединяя психологические и социальные аспекты стыда. Линд полагает, что именно с помощью концепции идентичности можно преодолеть трудности рассмотрения индивидуального поведения в социальных науках, так как данное понятие объединяет концепции Я и социальной роли. Стыд и связанные с ним эмоции сегодня не исследуются, потому что люди их скрывают, считает Линд, однако их влияние на человеческое поведение чрезвычайно велико. Исследовательница идет по пути определения чувства стыда как отличного от чувства вины; последнее, с ее точки зрения, более поверхностно и сопряжено с поступками, тогда как стыд связан с человеческим Я в целом, т.е. с тем, кем индивид является. Чувство вины не затрагивает Я, оставляя его нетронутым, сильным, предоставляя шанс исправиться. Чувство стыда, напротив, переживается как слабость и распад Я – вплоть до желания исчезнуть («провалиться сквозь землю»). В отличие от чувства вины как индивидуализированной эмоции, чувство стыда является социальной эмоцией, подтверждающей эмоциональную взаимную зависимость между индивидами. Стыд может укреплять отношения, стимулировать поиск путей объединения с другими людьми и коммуникации с ними, поскольку переживание стыда связано с принятием роли другого в социальных взаимодействиях [ibid., p. 66]. Х. Линд впервые после классиков социологии попыталась дать определение чувству стыда, связать его с понятием идентичности в социологическом смысле и описать его функции в укреплении социальных связей и морального порядка.

Э. Гофман изучал смущение и стыд в повседневных социальных взаимодействиях, однако отчетливо он описывает только смущение (embarrassment) и способы его избегания [см.: Goffman, 1967]. Человек у Гофмана предстает как постоянно озабоченный своим образом в глазах других людей, он старается представить себя в лучшем свете, манипулирует впечатлениями других с целью сохранить «лицо». При этом он старается избежать неудач в рамках взаимодействий и неизбежного в этих случаях чувства смущения, или стыда. По мнению Т. Шеффа, это соображение Гофмана очень важно, поскольку на его основе можно выделить очевидные маркеры для эмпирического изучения стыда [Scheff, 2003, p. 244]. Смущение можно определить по объективным знакам эмоционального волнения: покраснение, несвязная речь, неверный подбор слов, заикание, изменение интонации, резкое понижение или повышение голоса, дрожь в голосе или его полная потеря, потоотделение, бледность, моргание, тремор рук, нерешительные движения. При этом человек опускает глаза, голову, прячет руки, нервно перебирает одежду, его поведение не совпадает с произносимой речью, он не может мыслить ясно. Кроме того, проявляются физиологические симптомы – сухость во рту, затрудненное дыхание [Goffman, 1967, p. 97]. Однако Гофман не считает смущение абсолютно иррациональным состоянием; сами индивиды рассматривают его как норму повседневной жизни, часть общего порядка взаимодействия и, что особенно важно, как элемент порядка морального [ibid., p. 109]. Т. Шефф реконструирует осмысление стыда в других работах Э. Гофмана (в частности, в тех, где речь идет о приютах и стигме [Scheff, 2003, p. 244–245; Scheff, 1990, 2000]) – притом что сам Гофман не акцентирует своего внимания к этому чувству [Goffman, 1961, 1963]. Таким образом, можно сделать вывод, что Э. Гофман наиболее близко подошел к современному социологическому пониманию стыда как чувства, которое возникает в таких ситуациях, когда не удается хотя бы частично подтвердить идентичность, которая формируется в соответствии с общепринятыми моральными стандартами.

Работа Р. Сеннета и Дж. Кобба «Скрытые травмы класса» (1972) основана на результатах включенного наблюдения в школе, клубах и барах, а также на данных 150 интервью с мужчинами – представителями рабочего класса, по преимуществу иммигрантами [Sennett, Cobb, 1972]. Авторы данного исследования считают, что моральные травмы, о которых им сообщили респонденты, являются следствием отношения к ним со стороны учителей, руководителей, членов собственной семьи, продиктованного их классовой принадлежностью и родом занятий. Эти отношения полны жалоб, сожалений и недовольства. Кроме того, эти мужчины чувствовали собственную вину вследствие своего классового положения и профессиональной позиции. Сеннет и Кобб заключают, что социально-классовое положение рабочих обусловливает их травматические переживания и дефицит самоуважения. Американское общество основано на ценности успеха, поэтому опрошенные мужчины чувствовали себя неудачниками, причем низкая самооценка начала формироваться уже в начальной школе. Т. Шефф интерпретирует эту ситуацию в терминах социологии эмоций: представители рабочего класса испытывают чувства неадекватности и отверженности в контексте американской культуры, т.е. фактически имеют низкую самооценку и испытывают постоянное чувство стыда [Scheff, 2003, p. 257]. Таким образом, Шефф идентифицирует состояние стыда по сопутствующим эмоциональным переживаниям.

В настоящее время проводятся социологические исследования, продолжающие анализ стыда как следствие классового положения индивидов. Так, британцы Э. Чейз и Р. Уокер анализируют социальную матрицу чувства стыда [Chase, Walker, 2013]. На основе материалов интервью с людьми, живущими в бедности, они показали, что совместное конструирование стыда становится фундаментальным условием поведения этих людей. Бедность есть основная «арена» или сфера, способствующая возникновению стыда, особенно в современных западных обществах, где экономический успех олицетворяет собой основную ценность. Чейз и Уокер попытались применить на практике положение Т. Шеффа о влиянии стыда на социальные связи и рассматривали стыд как сочетающий в себе суждения о собственной несостоятельности, ожидаемые оценки этой несостоятельности и чувства униженности, ничтожности, депрессии, опустошенности и смущения вследствие своих неудач. Исследователи обнаружили, что бедные люди, переживающие стыд, дистанцируются от социально сконструированного образа бедного человека; при этом британские социологи рассматривали стыд как преимущественно дисфункциональный социальный факт, провоцирующий разрушение социальных связей, ослабление чувства гордости и общую атомизацию общества [Chase, Walker, 2013, p. 740, 751]. Анализ стыда как состояния, сопряженного с социальным статусом индивида, или фактора, соединяющего микро– и макроуровни общественной жизни [Misheva, 2000, p. 64], можно считать одним из самых перспективных направлений в сфере социологии эмоций.

Н. Элиас отслеживает изменения в развитии личности и трансформацию социальных норм с начала современной цивилизации до настоящего времени (1994). Как и Вебер, Элиас придает особое значение становлению рациональности, но при этом делает акцент на эмоциональных компонентах, особенно на чувстве стыда, которое является своеобразной движущей силой в обществах современного типа [Элиас, 2001]. На основе анализа учебников и пособий по этикету за последние пять столетий он приходит к выводу, что ключевым аспектом современности является рост чувства стыда: люди (особенно женщины) должны стыдиться сами и стыдить других; при этом акцентируется болезненность этого чувства, стремление его избежать или замолчать. Элиас документально подтвердил процесс формирования правил стыда на протяжении XVII–XVIII вв. и показал, что в современных обществах социализация детей автоматически включает подавление стыда. Это находит подтверждение в ряде новейших психологических исследований стыда, согласно которым подавленный стыд может стать причиной других болезненных и сильных эмоций, в особенности гнева и негодования, что чревато большой вероятностью агрессивного поведения [Scheff, Retzinger, 1991].

Элиас показал, что с течением исторического времени меняются содержание эмоций, их интенсивность, длительность, связь с другими эмоциями и правила их выражения. В современных обществах стыд становится менее осознанным, но более интенсивным и длительным; притом что правил для его выражения практически не существует – он подавляется и часто сопровождается гневом и агрессией. Это фактически картина идентичности современного человека с его обостренным индивидуальным сознанием, где чувство стыда как средство внутреннего социального контроля играет важнейшую роль (даже в тех случаях, когда это чувство не признается его субъектом).

Одна из самых известных работ в психологии, посвященных стыду, – работа психолога и практикующего психоаналитика Х. Льюис, анализ которой уместен и в контексте настоящего социологического прочтения данного феномена [Lewis, 1971]. Книга Льюис основана на анализе вербальных транскриптов сотен психоаналитических сессий, где были выбраны ключевые слова, коррелирующие с такими эмоциями, как гнев, горе, страх, тревога и стыд. Льюис обнаружила, что транскрипты интервью содержат маркеры переживания чувства стыда, которые превалируют над маркерами других сильных эмоций. Однако при наличии явных маркеров стыда не все пациенты осознавали, что переживают именно стыд и производные от него эмоции. Льюис идентифицировала контекст, в котором были обнаружены маркеры стыда: это ситуации, в которых пациент чувствовал социальную дистанцию, когда ему казалось, что психотерапевт критикует его, отвергает или принуждает.

Льюис определяет стыд, сравнивая его с чувством вины и отделяя от него, как это делают многие социальные психологи и социологи. Она полагает, что стыд как эмоция более распространен, чем чувство вины. Чувство стыда и чувство вины обостряют индивидуальное самосознание; они возникают в тех случаях, когда люди нарушают моральные правила или им не удается действовать согласно таким правилам. Тем не менее стыд направлен на Я (self) индивида в целом, он заставляет его чувствовать себя маленьким, бесполезным, бессильным и нелюбимым окружающими; стыд ослабляет Я, поскольку является болезненным переживанием, и увеличивает вероятность активизации психологических защитных механизмов [Lewis, 1971, p. 121]. Чувство вины направлено на осознание индивидом своих поступков, которые связаны с нарушением моральных кодов культуры; в этих случаях индивид негативно оценивает свой поступок, но не свое Я. В результате чувство вины, как правило, не является слишком болезненным, оно ведет к другим эмоциям – раскаянию и сожалению, мотивируя признание проступка, просьбу о прощении и попытки восстановить status quo.

Льюис также классифицировала переживания стыда. Первый вид этого переживания – открытый недифференцированный стыд (overt, undifferentiated shame), не всегда ясно осознаваемое чувство, включающее признание психологической боли или страдания. Второй вид стыда – стыд избегаемый (bypassed shame), когда пациент как будто не испытывает и не признает боли, но реагирует на стыд быстрой речью на отвлеченные темы, суетливыми телодвижениями (как у Гофмана). Льюис также обнаружила, что стыд может длиться долгое время, несмотря на то, что эмоции считаются кратковременными переживаниями. Разгадка в том, что пациенты эмоционально реагировали на собственные эмоции, и эти реакции подпитывали изначальные эмоции и способствовали их возобновлению, повышая их интенсивность. Она назвала эти реакции «ловушками чувств» (feeling traps): сначала пациент воспринимает слова психотерапевта как проявление враждебности и критического отношения и испытывает стыд и смущение; защищаясь, он маскирует стыд гневом, а затем стыдится своего гнева.

По мнению Т. Шеффа, который считает себя последователем Льюис, ее решение представляет интерес для социальных наук, поскольку описывает эмоциональный базис длительной враждебности, депривации, ухода или отчуждения [Scheff, 2003, p. 247]. Вместе с С. Ретцингер Шефф детально проанализировал взаимосвязь стыда и гнева [Retzinger, 1987; Scheff, 1987; Scheff, Retzinger, 1991]. Согласно Т. Шеффу, чувство стыда может оставаться непризнанным и, в силу своей болезненности, подавляться, что активизирует связанные с ним эмоции, поэтому требуются дополнительные усилия для последующего подавления этого чувства. Подавленные эмоции нередко перерождаются (transmutation) в другие, главным образом, в разные виды гнева [Scheff, 1987]. Поэтому чувство вины чаще рассматривают как моральную эмоцию, поскольку оно способствует морально-нормативному поведению, тогда как чувство стыда вызывает деформацию взаимодействий и саморазрушительное поведение. Психологи Дж. Тэнгни и Р. Диаринг утверждают, что стыд представляет собой деструктивную эмоцию, потому что ведет к активизации защитных механизмов и перерождается в гнев, тогда как чувство вины стимулирует проявления симпатии и эмпатии, а также способствует согласованию личных целей с намерениями субъектов взаимодействия. Исследователи отмечают, что «современная мораль акцентирует способность признавать свои неправильные поступки, брать ответственность на себя и исправлять ситуацию. В этом смысле чувство вины представляется более современной адаптивной моральной эмоцией» [Tangney, Dearing, 2002, p. 393–394].

В связи с этим следует заметить, что чувство вины и чувство стыда часто предстают как неразличимые и переходящие друг в друга эмоциональные состояния. Поэтому говорить о стыде как о преимущественно дисфункциональной эмоции не вполне корректно. Дж. Тёрнер полагает, что стыд не обязательно атакует целостное Я индивида [Turner, 2002]. Чувство стыда может быть связано с ситуативной идентичностью; в таком случае оно переживается как менее болезненное. Сходным образом, и чувство вины не всегда связано только с определенным поведением в данной ситуации; оно может продуцировать и другие эмоции, причем оно часто сопровождается чувством стыда. Тэнгни и Диаринг выделяют «неадекватное болезненное чувство вины» (maladaptive guilt), которое ведет к чувству стыда [Tangney, Dearing, 2002, p. 398]; следовательно, и чувство стыда может служить внутренним механизмом социального контроля. Более того, Дж. Брейтвейт и С. Шотт пришли к выводу, что стыд может стимулировать нормативное поведение, генерирующее солидарность [Braithwaite, 1989; Shott, 1979]. Брейтвейт пишет о «реинтегративном» чувстве стыда, которое способствует сдерживанию криминального поведения, поскольку неодобрение со стороны значимых других активизирует стыд и раскаяние, что содействует социальной реинтеграции индивида.

Тэнгни и Диаринг полагают, что стыд имел существенное значение на ранних стадиях социальной эволюции, но с усложнением общества усложнялись сознание и эмоциональность индивида, а также его способность принимать на себя разные роли и сопереживать чужой беде. Иными словами, стыд – это чувство, характерное для прошлого, чувство вины – ведущая эмоция настоящего [Tangney, Dearing, 2002, p. 394]. Согласно Тёрнеру и Стетс, такое заключение наивно, поскольку во всех типах обществ и переживание вины, и чувство стыда являются внутренними механизмами социального контроля и служат поддержанию приверженности индивида группам и моральным кодам культуры [Handbook of the sociology of emotions, 2006, p. 553]. Чувство стыда низкой интенсивности оперирует как механизм внутреннего контроля, способствующий сохранению социального порядка. Это согласуется с выводами Т. Шеффа, который утверждает, что если стыд признается, индивиды имеют возможность перестроить свои отношения с другими и, таким образом, не нарушать солидарность в группе [см.: Scheff, 2000].

Т. Шефф отталкивается от определения стыда Х. Льюис, которая предположила, что стыд возникает тогда, когда под угрозой оказываются социальные связи (именно этого боялись все ее пациенты). Поэтому Шефф определяет стыд как телесный и / или ментальный ответ на угрозу потери связи с другим (и), как чувство, следующее за внутренним монологом, в ходе которого каждый индивид рассматривает себя с точки зрения другого [Scheff, 2003, p. 254]. Эмоция стыда сигнализирует о выходе за пределы моральных норм и запретов, поэтому она является ключевой для анализа человеческого поведения: это ведущая эмоция, которая имеет множество функций. Благодаря психологическим исследованиям Льюис можно скорректировать и социологическое понимание стыда. Например, типичный индивид Гофмана, который стремится представить свое Я в позитивном свете, находится в состоянии постоянной тревоги: он не уверен в своих социальных связях, поскольку все время пытается избежать стыда или преодолеть его. С этой точки зрения теория смущения Гофмана может послужить адекватным способом изучения разрывов или ослабления социальных связей. Мужчины – представители рабочего класса в исследовании Р. Сеннета и Дж. Кобба испытывают стыд в открытой и явственной его форме, что предполагает отчуждение от других людей (это предположение нашло подтверждение в ряде современных исследований; см.: [Chase, Walker, 2013]).

Под стыдом Шефф подразумевает целое семейство, или класс, эмоций, который включает разные виды стыда и родственные ему чувства (смущение, унижение, робость, ощущение провала, неадекватности, неполноценности). Перечисленные эмоции могут служить маркерами стыда, их объединяет осознание вероятной угрозы сохранению социальных связей [Scheff, 2003, p. 255]. Психологи и социологи составили особый список телесных жестов и кодовых слов, которые служат индикаторами стыда [cм., например: Retzinger, 1991, 1995; Scheff, 2011], что позволяет распознавать стыд в разных ситуациях и контекстах.

Шефф рассматривает стыд как наиболее социальную из всех человеческих эмоций. Стыд связан с другими эмоциями и цепочками эмоций; он регулирует выражение гнева, страха, любви, горя (например, в той степени, в которой люди их стыдятся) [Scheff, 2003, p. 254]. Чувство стыда является одним из агентов вытеснения или подавления различных эмоций и переживаний. В таком понимании это переживание отличается от обыденного понимания стыда как позора и бесчестья. Между тем стыд в большей степени связан с такими характеристиками поведения, как осмотрительность и осторожность; его возникновение не всегда осознается, хотя он, так или иначе, сопровождает практически каждое социальное взаимодействие. Возможно, самая распространенная форма стыда – это смущение, описанное Гофманом. Таким образом, стыд имеет различные уровни и длительность – смущение (слабое, переходное ощущение), стыд (сильное и более длительное переживание) и унижение (очень глубокое и длительное эмоциональное состояние), которые свидетельствуют о характере и перспективах социальных связей. Стыд теснейшим образом связан с чувством вины и ресентиментом (последний большей частью является следствием стыда и гнева); стыд скрывается за враждебностью по отношению к определенной группе людей. Чувство вины, как правило, сопровождает стыд или маскирует его и при этом осуществляет жизненно важную социальную функцию, заставляя индивидов раскаиваться и исправлять ситуацию. Шефф полагает, что идея Р. Бенедикт о том, что современные общества имеют эмоциональную культуру, в которой преобладает чувство вины, указывает на отношения между чувствами стыда и вины [ibid., p. 255]. Можно заключить, что переход от традиционных коллективистских обществ к современным индивидуалистическим социальным образованиям означает возрастание и распространение чувства вины как типичного переживания в ситуациях, связанных с моральным порядком общества. Но это не означает, что чувство стыда теряет свое значение, уменьшается, не входит в процесс социализации. Стыд не исчезает, он становится невидимым, менее осознанным в контексте культурных представлений, что и продемонстрировал Н. Элиас в своем исследовании истории этикета.

Большинство из авторов, упомянутых выше, – это скорее социальные психологи, чем социологи. Но если принять во внимание ключевые моральные эмоции, в терминах которых многие антропологи и социологи определяли содержание культуры, то становится очевидным, что в современном индивидуалистическом урбанизированном и плотно населенном обществе индивиды действительно становятся одиночками и склонны скорее испытывать чувство вины, чем переживание стыда, которое они скрывают или не вполне осознают. Возможно, именно этим объясняется тот факт, что чувство стыда исследуют по преимуществу психологи, которые традиционно занимались анализом и дифференциацией эмоций и чувств. Тем не менее для адекватного понимания природы стыда все же необходимо связать это чувство с социальными структурами, сообществами, институциональными контекстами. Возникает ли чувство стыда большей частью только в сообществах, к которым принадлежит индивид (т.е. стыдится ли он только своих, тех, кого знает и чьим мнением дорожит), или стыд рождается в контексте взаимодействия с представителями других (чужих) сообществ? Негативные эмоции часто переплетаются с существующими в культуре предрассудками и усиливают чувства враждебности.

Таким образом, повторяющееся в обществе подавление стыда, гнева и прочих негативных эмоций может послужить причиной коллективного поведения, которое получит объяснение посредством моральных суждений, что сделает социально приемлемыми интенсивные эмоции гнева и мести, направленные на защиту этих представлений. С этих позиций Шефф и Ретцингер проанализировали историю зарождения нацизма в Германии [cм.: Scheff, Retzinger, 1991]. Состояние предвоенного немецкого общества, по их мнению, стимулировало распространение в обществе стыда и унижения, что стимулировало желание начать войну и обусловило массовые уничтожения других народов, оправданных в терминах действовавшей морали.

Теоретические модели эмоциональных состояний, рассмотренные выше, исходили из предпосылки о том, что стыд есть наиважнейшая социальная эмоция, которая связывает личностную идентичность в целом, или наиболее существенную ее часть, с другими, с группой, с обществом, предстающими как свод моральных установлений. Это моральный барометр, показывающий состояние социальных связей. По мнению Т. Шеффа, социология и психология моральных эмоций, особенно комплексный анализ стыда и вины, являются нужными и перспективными направлениями социального знания [Scheff, 2003, p. 257]. Он полагает также, что настало время для систематического и эмпирического изучения влияния индивидуального и коллективного стыда на социальную солидарность и отчуждение [Scheff, 2011, p. 347]. Следует добавить к этому, что стыд необходимо рассматривать в его коллективных аспектах, как связанный с классовой, гендерной, этнической и расовой принадлежностью его субъектов, как исторически меняющееся явление (как это делают Н. Элиас, Р. Сеннет и многие современные авторы [Barbalet, 1999; Howard-Hassman, 1995], особенно в рамках структурных социологических теорий эмоций [cм. об этом: Симонова, 2009]).

Заключение: Социология морали и моральные эмоции

В настоящее время в социологии наблюдается возрождение интереса к морали и активное развитие такой отрасли социального знания, как социология эмоций. С нашей точки зрения, именно работы в жанре социологии эмоций в последние десятилетия самым непосредственным образом способствовали изменению исследовательского фокуса многих социальных аналитиков, переключивших свое внимание с морально-кризисных явлений, отклонений или конфликтов на феномены морали и социальной солидарности, т.е. социальные силы и факторы, отвечающие задаче общественного единения. Надо заметить, что задачи социологов и социологически ориентированных социальных психологов в данном случае совпадают: проводятся междисциплинарные исследования, психологи и социологи выходят за дисциплинарные рамки своей науки, стремясь к комплексному осмыслению роли эмоций в человеческом поведении, влияния эмоциональной культуры и природы современного общества на социальные поступки индивидов и групп [см., например: Hitlin, 2003, 2008; Hitlin, Vaisey, 2013]. Социологи начинают с изучения процессов трансформации морального порядка общества, его индивидуалистической морали и путем анализа эмоций и структуры личностной идентичности переходят к теме моральных представлений. Эта тенденция особенно ярко проявляется в современных версиях символического интеракционизма и близких ему направлениях социальной психологии, в рамках которых разрабатываются теории идентичности [см.: Turner, 2011; Burke, Stets, 2009; Stryker, 2004]. Психологи же сосредоточиваются преимущественно на исследовании вариативности индивидуального поведения в отношении моральных представлений, а также эмоций и идентичности [см., например: Testing a social-cognitive model of moral behavior, 2009; Blasi, 2004]. Такие исследования отражают характер современного морального индивидуализма в рамках атомизированного общества, где доминирует вопрос о том, как возможен социальный моральный порядок и как функционируют индивидуальный внутренний моральный контроль и самоконтроль.