Текст книги "Холодный Аян. Очерки о чекистах Якутии"

– За последние дни поступило несколько заявлений от жителей города, которые показывают, что активность заговорщиков возрастает, – сказал Баширов. – Они пытаются вовлечь в свою организацию больше людей, причем действуют нагло, открыто, запугивают, грозят расправой в случае, если кто-то проговорится.

– Есть еще такие сигналы, которые тоже, возможно, относятся к заговору, но требуют проверки. – Тахватулин достал документы, если можно было их так называть. На обороте каких-то устаревших бланков, старых счетов и других давно исписанных бумаг где чернилами, где карандашом была изложена оперативная информация, полученная сотрудниками Губчека. Положение с писчей бумагой и письменными принадлежностями в городе было тяжелым. Приходилось использовать любую бумагу, в основном конфискованную у кулаков.

– Вот, например, стало известно, что Касперович, телеграфист, получил от кого-то записку, в которой ему поручается прервать телеграфную линию. Типограф Лисицын сжигал у себя во дворе какую-то переписку.

– Да, это представляет интерес, – Шергин потер рукой лоб.

– Но вряд ли мы уже сможем до арестов получить на них серьезные улики. Видимо, их связь с заговорщиками или, наоборот, невиновность может выясниться только в ходе следствия. Сейчас главное захватить всех активных участников. А сделать это будет непросто. По плану ликвидации заговора аресты мы должны произвести одновременно во всех местах сборищ заговорщиков. Но одних наших сил здесь не хватит. Надо объявить частичное военное положение под руководством областной партийной организации и осуществить массовое привлечение коммунистов к работе в ЧК.

* * *

Собравшиеся возбужденно обсуждали последний диспут в «Саха омук». Особенно взбудоражила всех речь Желобцова, который открыто высказался против существующей власти и говорил о необходимости ее ликвидации. А закончил выступление словами «Да здравствует белая армия!».

Это вдохновляло. В своих первых рядах заговорщики видели Н. Желобцова, Е. Егасова – заведующего отделом народного образования Якутского губревкома, В. Носова – начальника Якутской районной милиции, П. Лагутина – командира пулеметной команды Якутского гарнизона.

Шансы на успех были большими. Надежды на поставку оружия возлагались на крупного спекулянта Ф. Дьяконова, припрятал оружие и кулак С. Барашков, который заявлял, что не допустит отобрать свой «завод». Склады оружия были и в улусах. Из них его частями в темное время доставляли в город.

Юшков сообщил, что в Мархе готовится вооруженная кавалерия – коней сорок. Она поможет осуществить переворот. Должны подойти отряды и из других деревень.

Оживленно начали высказывать свои соображения по плану действий.

Долго выбирали день и час выступления. Наконец, по большинству мнений, остановились на том, что начать надо в три часа в ночь с субботы на воскресенье. Сигналом будет звон колокола в монастыре. Город разбили на районы. Руководители каждого района должны собраться в определенных домах – местах сборищ, а остальные – в монастырском дворе.

Архиерей Арефьев дал согласие поставить пулеметы на собор и в монастыре. От Лагутина стало известно, что заведующий оружейным складом заверил его в своей поддержке и обещал часа за два-три до выступления сдать им склад с оружием. Перебивая друг друга, Хабидулин и Сивцев рассказали, как они снимали план казарм с указанием коек и кто на них спит, заявляя при этом: «Если кто нас выдаст, того мы убьем!»

После споров по предложениям Юшков вынес на утверждение окончательный план организации переворота. Корякин, как всегда, вел протокольную запись.

В первую очередь поручалось Янобердинову и Силину со своими людьми занять казармы 1-го батальона, обезоружить и арестовать спящих красноармейцев. Одновременно Слепцов занимает военный склад и выдает оружие тем, у кого его нет. Отряд Хабидулина захватывает центральную телефонную станцию, а отряд Ефимова – милицию. После этого всеми силами нападают на кавалерийский взвод, разоружают мадьяр и, разбившись на мелкие боевые единицы, идут по квартирам арестовывать коммунистов. Ефимов добавил для внесения в протокол:

– А кои не сочтут нужным сдаться – здесь же расстреливать!

* * *

Урмак, торопясь на встречу с Егоровым, заскочил домой – он обещал Ивану принести чай. В большой комнате за чистым столом лицом к входу, уперев руки в колени, сидел хозяин, а сбоку от него, облокотившись о край стола, Юшков. У них, видимо, был какой-то разговор между собой, но теперь они молча смотрели на вошедшего. Это немного смутило Урмака. Он замешкался у двери, потом поздоровался и прошел в свою комнату. Прикрыв дверь, остановился, прислушиваясь, будет ли продолжен разговор, и задумался, что означал такой взгляд. Может, говорили о нем и он оказался, как говорится, легок на помине? Во всяком случае, тут что-то не так.

Хлопнула входная дверь, Урмак оторвался от мыслей, заторопился, достал из тумбочки чай и вышел. Он не смог бы сказать, что его заставило на крыльце повернуть голову в сторону сарая. Там, в глубине двора, занимался конской упряжью Юшков. Их взгляды на мгновение сошлись. Этого было достаточно, чтобы заметить в глазах Юшкова неприязнь, враждебность. Урмак невольно дважды оглянулся, прежде чем оказаться за воротами. «Неужели он подозревает слежку? Но где я допустил промах? А может, Иван?» – вертелось у него в голове.

Он не мог знать, что хозяин дома имел авторитет у Юшкова как бывший активный, но затаившийся белогвардеец. Его имя Юшков использовал для придания популярности организации заговорщиков. А все действия проживавшего у Юшманова чекиста тут же становились известными Юшкову.

Урмак и не заметил, как оказался у дома Егорова. У Ивана были хорошие новости. Выполняя просьбу Урмака, он установил дружеские отношения с Корякиным. Это был грамотный человек, выходец из зажиточной семьи, но по характеру рассеянный, забывчивый. В доме у него жена старалась поддерживать порядок, но на столе Корякина творилось что-то немыслимое, так как никто не имел права здесь ничего трогать.

С последнего сборища они вместе зашли к Корякину. Тот вытащил из кармана бумаги с протокольной записью собрания и небрежно бросил их на свой стол. Теперь они смешались с ворохом других таких же бумаг, газет, раскрытых книг, письменных принадлежностей и прочего.

Егоров посмотрел на стол. «Иннокентий, видимо, не придает серьезного значения этим бумагам. Иначе бы он их прятал. Значит, если что-нибудь отсюда исчезнет, то не будет замечено. Во всяком случае, не так скоро, я так понимаю».

Они продолжали начатый еще на улице разговор. Корякин вдруг что-то вспомнил, сказал:

– Подожди, схожу в сарай, – и вышел. Его жена ставила на стол посуду, чай, лепешки.

Егоров подошел к столу с бумагами, оглянулся, потом быстро собрал только что брошенные документы, прихватил еще другие и затолкал себе за пояс, прикрыв их сверху рубахой.

Корякин вернулся, держа за хвост чира. Быстро скинул доху, шапку и, довольный, потирая руки, воскликнул:

– Эх, и строганинка сейчас будет! Мать, давай нож, угостим Ивана рыбкой!

* * *

4 февраля. День. Урмак быстро вошел в кабинет. Кроме Шергина там никого не было.

– Вы знаете такую якутскую загадку: лицо белое, а мысли черные? – Урмак остановился возле стола и, прищурив глаза, смотрел на Шергина. Тот поднялся и усмехнулся:

– Конечно! С детства еще знаю. Это письмо. А почему такой вопрос?

– Понравилась мне эта загадка. Очень уж она подходит к писанине, которую принес Егоров. – Урмак раскрыл документы.

Шергин с интересом стал читать, снова сев за стол. Лицо его постепенно становилось все серьезнее, в бровях появились складки и скулы напряглись от сжатых зубов.

Оторвавшись от чтения, он задумчиво посмотрел в сторону окна, потом опять вернулся к бумагам, хлопнул по ним ладонью и резко встал.

– Все! В документах называется точный срок начала выступления – в ночь с пятого на шестое февраля, в три часа ночи. Времени остается мало. Мобилизация коммунистов идет успешно, и у нас теперь есть возможность осуществить наш план захвата заговорщиков в местах их сборищ. Сделать это надо за час до намеченного выступления, чтобы опередить.

– К сожалению, видимо, не всех главарей мы возьмем, – угрюмо сказал Урмак.

– Почему? Вы считаете, что еще не все нам известны?

– Нет. Просто Юшкова там не будет.

– Как не будет?

– Исчез вместе со своей лошадью. Нет его у Юшманова.

– А что говорит Егоров?

– Он сегодня идет на сборище и постарается выяснить. После этого мы с ним встречаемся.

– И сразу сюда, я буду ждать. – Задумавшись, Шергин прошелся по кабинету. – Как вы думаете, где он может быть?

– Юшков очень осторожный. В последние дни я заметил, как он наблюдал за мной. Думаю, что он почувствовал слежку и решил скрыться. Вероятнее всего он уехал к себе во Владимировку.

– Но ведь уже определено время начала контрреволюционной вылазки? А он один из основных организаторов. Как понять тогда его исчезновение?

– У меня пока нет объяснения этому. Подождем до вечера.

* * *

4 февраля. Вечер. Шергин заждался Урмака, и волнение сказывалось – он не находил себе места, не мог сосредоточиться. Чтобы отвлечься, вышел из кабинета, заглянул к товарищам, поинтересовался ходом подготовки к предстоящей операции. Снова выйдя в коридор, он увидел Литвинова, который только что вернулся с улицы и был похож на моржа в своей одежде и с заиндевевшими усами и бровями. Шергин улыбнулся:

– Как там? Теплее не стало?

– Ох, тепла еще долго ждать придется! – раздеваясь, сказал Литвинов.

– Ну нет, ошибаешься немного, – они вошли в кабинет. – Скоро не только тепло, но и жарко будет! А если точнее, то в ночь с пятого на шестое.

Литвинов как будто споткнулся от неожиданности, остановился и удивленно посмотрел на Шергина.

– Неужели?

– Да!

– Это точно?

– Нет. Если еще точнее, то в три часа ночи.

– Постой, постой! Откуда такие подробности?

– Сам Юшков передал из штаба.

– Шутишь!?

– Можно и пошутить слегка, когда имеются вот такие документы. – Шергин протянул Литвинову протокольные записи. Они сели.

– Та-ак, – протянул Литвинов, продолжая читать. – Значит, все правильно!

– Что?

– Пономарев сообщил о Слепцове. Тот в приказном тоне сказал, чтобы завтра к вечеру он переоделся потеплее, подкрепился хорошенько и к часу ночи пришел к нему домой. И снова предупредил, чтобы молчал как рыба.

– Да, это подтверждение полученным материалам. Трубят полный сбор по приказу Юшкова. Правда, сам он как в воду канул.

– Исчез?

– Сбежал куда-то. Почуял зверь ловушку. Ничего, найдем! Вот жду Урмака, должен вернуться со встречи с Егоровым. Может, прояснится, где Юшков и почему исчез.

Распахнулась дверь, и Урмак прямо в верхней одежде завалился в кабинет.

– Ну, всегда так! Только о нем заговоришь, и он тут как тут. – Шергин приподнялся навстречу и выжидающе смотрел на Урмака.

– Причина исчезновения Юшкова теперь яснее ясного. – Урмак расстегнул тулуп, положил варежки и шапку на стол и устало опустился на стул. – Он почувствовал опасность и сказал своим дружкам, что за ним следит ЧК. Тогда было принято решение назначить руководителем штаба заговорщиков в городе Янобердинова, а Юшкова – руководителем отрядов из уездов. Вот он и выехал во Владимировку и в Табагу.

– Понятно! А где соберется штаб? На старом месте?

– Да. В том же доме, который снял Бурнашев.

* * *

5 февраля. День. Шергин с Литвиновым уже больше часа тщательно рассматривали осуществленные и предстоящие действия Губчека по плану ликвидации заговора и в связи с новыми данными из протокольных записей контрреволюционеров.

– К работе в ЧК сейчас привлечено 168 коммунистов. Из них сформированы команды по десять-двенадцать человек. – Литвинов пододвинул Шергину список команд и командиров из чекистов. – Места сборищ заговорщиков закреплены за определенными сотрудниками, отвечающими за их захват.

– Основное место сбора – монастырский двор. Кого мы можем туда направить, чтобы кроме патрулирования произвести арест Арефьева и обыск у него?

– Я думаю, что для окружения двора достаточно будет двух команд, а их командиры Тахватулин и Баширов вместе с еще двумя чекистами, лучше всего с Боярковым и Константиновым, займутся Арефьевым.

– Согласен. Склад с оружием и части якутского гарнизона тоже нужно охватить усиленным нарядом. Да, сегодня в срочном порядке привлеките коммунистов из мадьярского взвода. Это кадровые офицеры, они четко выполнят наши распоряжения. А что с дорогами, которые связывают город с селами?

– Все дороги из Якутска будут перекрыты. Кстати, для этого можно будет задействовать мадьярский взвод. Вчера вечером было замечено передвижение подвод с людьми. Есть точные сведения, что в отдельных из них под сеном спрятано оружие.

– Юшков уже действует.

Вошел Урмак. Он был чем-то озабочен.

– Нужно посоветоваться. Есть затруднение в одном вопросе. Не нравится мне, что при захвате заговорщиков среди них окажется Егоров. Он ведь невиновен.

– Да, – Литвинов покачал головой. – А ведь мы вынуждены будем вынести ему приговор. Надо придумать, как его разлучить с организацией.

– А раньше-то где мы были? Как упустили? Что же можно сделать сейчас, когда наступил решающий момент? – Шергин развел руки.

– Мне кажется, вот этим и надо воспользоваться! – ударил кулаком по колену Урмак. – Предложение такое: Егоров достаточно долго вращался среди заговорщиков. Пусть он сегодня, в последний вечер, начнет отговаривать их от выступления, а потом откажется от участия и уйдет. После арестов на допросах они так и скажут о нем, тогда можно будет его использовать как свидетеля.

– Что ж, пожалуй, это единственный выход в таком положении. – Шергин посмотрел на Литвинова. Тот кивнул головой. – А как мы тогда узнаем о полном сборе штаба заговорщиков перед их захватом? Ведь об этом должен был дать знать Егоров?

– Из штаба нам позвонят – там ведь есть телефон.

Шергин с Литвиновым не удержались и рассмеялись:

– Сами главари сообщат, что они готовы и с нетерпением ждут ЧК!

«Да, смешно получается, когда не договариваешь», – подумал Урмак и тоже улыбнулся.

– Нет, конечно. И в то же время так. Дело в том, что с Егоровым дружеские отношения установил один из участников организации Гаврилов. По словам Егорова, он не является врагом Советской власти. Это просто безвольный человек, которого Бурнашев запугал и втянул в организацию. Гаврилов привязался к Егорову и сделает все, о чем он его попросит.

– Ясно! Но в любом случае, будет звонок или нет, вам поручается за час до выступления заговорщиков с группой сотрудников и коммунистов арестовать их штаб.

* * *

5 февраля. Вечер. Все собрались, как обычно, в семь часов вечера. Но чувствовалось напряжение, как перед бурей, и связанные с этим у одних нервозность, раздражительность, у других – скованность, растерянность. Не все были согласны с днем и временем выступления, кое-кто высказывал недовольство отъездом Юшкова.

Янобердинов для того, чтобы подбодрить и создать боевой настрой, рассказал о прибывающих из сел людях с оружием. Там по повесткам вызывают якутов, раньше служивших в белой гвардии, и формируют отряды для отправки в Якутск.

– Кроме того, у нас большая надежда на красноармейцев из второй роты. Там много наших людей – они поведут за собой остальных.

– Сегодня еще надо успеть предупредить о сборе тех, кто не знает, – напомнил Слепцов. – Чтобы быстрее было – передавайте по цепочке. Каждый должен сказать двум другим.

– И вместе с этим сообщайте установленный Юшковым пароль: «вена», а пропуск – «винтовка».

Егоров безучастно наблюдал за происходящим. Со стороны было странно видеть этих суетящихся мужчин, слышать их нервные выкрики, призывы к беспощадным действиям. Наконец послышались эгоистичные рассуждения о планах после переворота, о намерении обратиться с воззванием избрать представителей для переговоров о присоединении к Дальневосточной буферной республике, которая, по их соображениям, должна представлять собой своеобразный протекторат Японии.

Этого момента ждал Егоров. Подошло время вступить в разговор. Он шагнул вперед и оказался в гуще разгоревшихся страстей.

– Я так понимаю, – обратил он на себя внимание твердостью в голосе, – буферная республика не одобрит вооруженного выступления и не примет Якутию без согласия центральной России. Наверняка это выступление обречено на неудачу. А в случае победы мы окажемся просто кучкой авантюристов, которых не поддержат ни якуты, ни кадеты, ни даже монархисты, так как никто не захочет рисковать своей головой, чтобы властвовать только до открытия навигации. Поэтому я предлагаю отменить выступление.

Егоров замолчал, и секунду люди вокруг оцепенело смотрели на него. И вдруг как будто прорвало – все одновременно стали кричать и махать руками.

Егоров видел злобу в глазах окружавших его заговорщиков, слышал их оскорбительные выкрики, но знал, что каждый из них в душе ощущает страх и неуверенность, а показать это не хочет или не может. Вот и выливают они свою ярость на того, кто осмелился открыто высказать их затаенные чувства.

Он поднял вверх обе руки, чтобы остановить неимоверный гам.

– В таком случае я отказываюсь от участия в этой авантюре.

К нему подскочил весь взъерошенный, раскрасневшийся Бурнашев и пронзительно крикнул:

– Так нечего тогда огород городить! Отказываешься – и не надо! Без таких справимся! А отступать не будем! Поздно! Но если ты проболтаешься, то плохо будет!

* * *

После полуночи сторожу пожарной Павлову стало неспокойно. На улицах он заметил появление людей поодиночке и группами, переклички. Через некоторое время заскрипели, проезжая мимо, подводы. Павлов заметил на них вооруженных людей. Он не мог больше ждать. Он должен был действовать по инструкции: дать тревожный звонок.

– Что это? – Шергин прислушался.

– Пожарная звонит. Значит, сторож заметил подозрительное движение на улицах. Собираются, чтоб им неладно было! – Литвинов подошел к окну. Из темной комнаты на улице казалось светлее. Да и потеплело вроде, прояснилось, тумана нет. Четче очертились черные контуры домов.

– О готовности наших команд докладывали?

– Да, все собрались и ждут сигнала. Урмак сидит у телефона, надеется на звонок из штаба.

– Что-то мне не верится в это. Хорошо хоть Егоров удачно вышел из игры!

Они помолчали.

– Время операции рассчитано правильно? – снова спросил Шергин.

– Да, требуется всего пять-десять минут, чтобы добраться до каждого из домов. Первые команды выйдут к более удаленным, так что захват произойдет, можно сказать, одновременно.

Литвинов заторопился к выходу.

– Пойду проверю команды перед выходом, достаточно ли хорошо они знают свои задачи.

– Еще раз предупредите, что действовать надо быстро, неожиданно, чтобы не дать заговорщикам воспользоваться оружием.

Литвинов вышел. Шергин откинулся на спинку кресла. В висках стучало, глаза закрывались от усталости. Все ли предусмотрели? Как перекрыли дороги венгры? Есть ли уже задержанные? Надо еще связаться с Губбюро? Он поднялся и в раздумье направился к телефону. За дверью послышались быстрые шаги. Шергин взглянул на часы. Было без пятнадцати минут два. Дверь открыл Урмак и, не входя, сообщил:

– Из штаба только что звонил Гаврилов. Все в сборе.

– Очень вовремя! Отличный сигнал к действию! А есть ли у них оружие?

– Похоже, что они не вооружены. Но, возможно, кто-нибудь прячет.

– Конечно. Поэтому будьте осторожны. Передайте Литвинову, чтобы отправлял команды. И успехов вам!

Урмак заторопился к товарищам. Через две-три минуты он уже вел их к штабу заговорщиков.

Действовали слаженно: быстро оцепили дом, и Урмак с двумя чекистами направился к входу. Морозный воздух клубами ворвался в распахнутую дверь. Находящиеся внутри вскочили и застыли в недоумении перед вооруженными чекистами.

– Вы арестованы! – грозно прозвучал громкий голос Урмака. – Сопротивление бесполезно! Собирайтесь и следуйте за нами!

– И-эх! – досадно ударил кулаком по столу Бурнашев, расслабленно повалился на стул и застонал, поникнув головой. Остальные, кто медленно, кто суетясь, но молча стали одеваться. Помощники Урмака быстро ощупывали одежду в поисках оружия.

К половине третьего в Губчека привели первых арестованных.

Сразу же начались допросы.

Урмак широким шагом шел по коридору. Навстречу, поднявшись по лестнице, повернули трое: впереди, опустив голову, – арестованный, сзади – два офицера из мадьярского взвода. Шага за три до Урмака арестованный приподнял голову. От неприятного ощущения Урмак остановился. На него смотрел Юшков.

* * *

Решение Коллегии Якутской Губчека от 9 февраля 1921 года:

«Опасный момент миновал, так как главари и рядовые участники заговора арестованы. Предстоит текущая работа следственного характера для выяснения степени виновности каждого.

Частичное военное положение считать излишним /снять/. Главные задачи по ликвидации заговора выполнены – массовое привлечение коммунистов к работе в ЧК прекратить.

Шергин, Литвинов, Урмак».

А. Суровецкий