Текст книги "Женщина модерна. Гендер в русской культуре 1890-1930-х годов. Коллективная монография"

Об этом Гиппиус пишет уже в таком раннем по сравнению с обсуждаемым эссе стихотворении, как «Тварь» (1907), где женщина – лишь отсвет мужчины, его творение, но, стоит ему отвернуться от нее, как она падает во мглу небытия:

 
Царица вечно-ясная,
Душа моей души!
Зову тебя, прекрасная,
Зову тебя, спеши!
 
 
Но знаю, на свидание
Придешь ты не одна:
Придет мое страдание,
Мой грех, моя вина.
 
 
И пред тобой, обиженной,
Склоняться буду ниц.
И слезы пить униженно
С опущенных ресниц.
 
 
Прости мне! Бесконечности
В любви я не достиг.
Творю тебя не в вечности, –
Творю на краткий миг.
 
 
Приходишь ты, рожденная
Лишь волею моей.
И, волею зажженная,
Погаснешь вместе с ней.
 
 
Шатаясь, отодвинешься, –
Чуть ослабею я…
И молча опрокинешься
Во мглу небытия[242]242
  Гиппиус З. Н. Собр. соч.: [в 15 т.]. Т. 3. С. 548–549.


[Закрыть].
 

Эта же тема женского небытия поднимается в стихотворении «Женскость» (1927), своеобразном антиподе «Вечноженственного»:

 
Падающие, падающие линии…
Женская душа бессознательна,
Много ли нужно ей?
Будьте же, как буду отныне я,
 
 
К женщине тихо-внимательны,
И ласковей, и нежней.
Женская душа – пустынная,
Знает ли, какая холодная,
 
 
Знает ли, как груба?
Утешайте же душу невинную,
Обманите, что она свободная…
Все равно она будет раба[243]243
  Там же. Т. 6. С. 437.


[Закрыть].
 

Таким образом, независимо от того, понимается ли женщина как возвышенное или, наоборот, низкое по своей природе существо, если она остается зависимой в своем существовании от мужчины или же пытается сама стать мужчиной, играя не свою роль, – ее женское начало полностью определяется мужским, а сама она должна пониматься только в виде объекта (как Душечка Чехова), части природного мира. Женщина как таковая «попадает в непрощающую власть здешнего, конечного пола и пропадает»[244]244
  Янгиров Р. Тело и отраженный свет: Заметки об эмигрантской женской прозе и о ненаписанной книге Зинаиды Гиппиус «Женщины и женское». С. 188.


[Закрыть]. Она как объект либо возвышается над всеми, как божество, либо принижается до уровня животного. Между тем, Гиппиус в своих статьях о любви («Влюбленность» (1904), «Арифметика любви» (1931)) и в эссе «Женщины и женское» (неоконченное, без даты) обосновывает возможность женского творчества.

Женское начало, определяющее пол конкретной женщины, как считает Гиппиус, нельзя, однако, понимать только в биологически-природном аспекте: оно представляет собой духовное основание для осуществления женщины как субъекта и личности в жизни, искусстве, религии. В этом отношении то, как Гиппиус определяет женское начало, соответствует современному пониманию гендера, которое задается конструируемой, творческой субъектностью. При этом, по Гиппиус, женское и мужское признаются равными началами жизни и творчества, хотя полнота их соединения дается в божественной природе[245]245
  «Если попробовать определить эти два луча, исходящие от двух Начал Ж и М, то можно, в общем, сказать так: это две равные и равно значимые силы творчества (или Жизни). При равенстве они полярны; для искры нужно (как в электричестве) их соединение» (Янгиров Р. Тело и отраженный свет: Заметки об эмигрантской женской прозе и о ненаписанной книге Зинаиды Гиппиус «Женщины и женское» // Новое литературное обозрение. 2007. № 4. С. 189).


[Закрыть].

Изменчивый мир в несовершенном виде воплощает в себе соединение мужского и женского начал, которые присутствуют одновременно в каждом человеке, оставаясь сами по себе равносущественными и одновременно противоположными друг другу. Онтологически они характеризуются Гиппиус как положительное (мужское) и отрицательное (женское). Общий смысл этих начал Гиппиус связывает с тем, что мужское начало выражает «волю к всеутверждению», а женское – «волю к всеотданию»[246]246
  Там же. С. 189.


[Закрыть]. Выражая глубинную сущность этих противоположных друг другу начал, воля к всеутверждению проявляется как героизм, а воля к всеотданию раскрывается в положительном смысле как жертвенность[247]247
  Там же.


[Закрыть].

Проблематичность подобных построений Гиппиус заключается в том, что поэтесса в итоге не находит решения вопроса о том, как именно реализует себя женщина в виде творческого субъекта, основываясь именно на женском начале. Она продолжает думать, что при нынешнем устройстве телесной человеческой природы творческая реализация определенного человека (неважно, мужчина это или женщина) связана только с мужским началом. В итоге она сохраняет определенную приверженность критикуемым ею гендерным воззрениям Вейнингера и не приходит к формулировке целостных общих принципов гендерной теории нового типа[248]248
  К. Эконен уверена в том, что, «хотя в жизнетворчестве Гиппиус стремилась скорее к разрушению гендерного порядка, чем к слиянию с маскулинностью, в области авторства ее позиция определяется исключительно как маскулинная и андроцентричная. Поэтому гендерная теория Гиппиус, несмотря на феминистские „открытия“, укрепляет господствующую эстетику» (Эконен К. Творец, субъект, женщина: Стратегии женского письма в русском символизме. С. 335).


[Закрыть].

Тем не менее, основываясь на некоторых критических статьях Гиппиус, мы можем предположить, что у нее все же имелись определенные предпосылки для разрешения вопроса о том, как именно начало Вечной Женственности может обусловливать возможность творчества для женщины исходя из ее собственной женской субъектности. Само понятие о субъектном, конструирующем себя начале Вечной Женственности приобретает значение не просто в соединении с мужским началом в конкретных женщинах, но, как считает Гиппиус в статье «Женщины и женское», выступает основанием самостоятельного бытия женщины в отличие от мужчины, это начало равносущественно и обладает таким же субъектным значением, что и мужское. Этот принцип относится вовсе не к творчеству только самой Гиппиус, как считает Эконен и как традиционно воспринимаются высказывания Гиппиус по гендерному вопросу, но ко всем женщинам.

Женское начало и есть в этом смысле сама творящая природа, и женщина обретает истинное бытие, когда творит, – неважно, в жизни или в искусстве. Ибо, как говорит Гиппиус в «Литературном дневнике» (1911), «первая, долитературная, свежесть языка», свойственная женской литературе, «в простоте своей часто соприкасается с высшей простотой искусства, перешедшего все ступени сложности. И женский роман может быть органичным, живым и прекрасным, как цветок» (курсив З. Гиппиус. – А. П.)[249]249
  Гиппиус З. Н. Зверебог (О половом вопросе). С. 387.


[Закрыть], и даже более того – он «вечен»[250]250
  Там же. С. 386.


[Закрыть], [251]251
  О самостоятельном значении женского литературного творчества для Гиппиус пишет и М. Паолини: Паолини М. Мужское «Я» и «женскость» в зеркале критической прозы Зинаиды Гиппиус // Зинаида Николаевна Гиппиус: Новые материалы. Исследования: Сб. М.: ИМЛИ РАН, 2002. С. 279–280.


[Закрыть]. Проблема лишь в том, что, по мнению Гиппиус, женщина после первого удачного романа начинает подражать самой себе и теряет истинное бытие, превращаясь в ту самую девочку, которая все вьет один и тот же венок, как иронически изобразила поэтесса женщину в обычном понимании (растворенное в соответствующей ей природе существо без бытия).

Вопреки общепринятым воззрениям, Гиппиус решилась на обоснование женского начала как конституирующего для женской субъектности (которая создает сама себя в образах матери, невесты, сестры). Проблему построения женского лирического субъекта Гиппиус ставила и разрешала в своем поэтическом и критическом наследии, используя мужскую идентификацию как творческий прием, освобождающий от традиционного ограниченного понимания женских литературных способностей. Далее, женский лирический субъект в полной мере реализован Гиппиус в отношении самой себя в ее литературных дневниках, в которых она идентифицирует и представляет себя именно в виде женщины[252]252
  О том, что и в стихах Гиппиус использует мужскую маску не просто в силу своей андрогинности или же попытки «быть мужчиной», писал с опорой на воззрения Блока А. Н. Николюкин. См: Николюкин А. Н. Зеленоглазая наяда, или Белая дьяволица // З. Н. Гиппиус: Pro et contra: Личность и творчество Зинаиды Гиппиус в оценке современников и исследователей: Антология. СПб.: РХГА, 2008. С. 7.


[Закрыть] (притом, что любая женщина и мужчина, согласно ее воззрениям, соединяют в себе женское и мужское начала), конструируя собственный образ исходя из женского начала своего бытия. То, что созидательную роль при телесном устройстве человеческой природы сохраняет в теоретических воззрениях Гиппиус мужское «всеутверждающее», а не женское жертвенное, направленное на «всеотдание» начало, является, несомненно, той преградой, которая не позволила ей завершить построение гендерной теории нового типа. Однако то, что в отдельных критических статьях она утверждает возможность существования женской литературы как полностью самостоятельной и равноправной с мужской, ориентированной на изначальную женскую субъектность, позволяет сделать вывод о возможном завершении эволюции гендерных воззрений Гиппиус[253]253
  Каковую возможность отрицает К. Эконен. См: Эконен К. Творец, субъект, женщина: Стратегии женского письма в русском символизме. С. 335.


[Закрыть].

В. С. Трофимова
Гражданская активистка и правозащитница
Новые ипостаси русской писательницы 1890-х годов (М. К. Цебрикова)

В жизни и творчестве Марии Константиновны Цебриковой (1835–1917) есть кульминационный момент, который пришелся на конец 1889 года – начало 1890-го. В это время она пишет открытое письмо императору Александру III, печатает это письмо в Вольной русской типографии в Женеве и сама рассылает знакомым в Европе и по всей России. В той же типографии выходит брошюра «Каторга и ссылка», обличавшая тяготы существования политзаключенных и ссыльных в России. Оба эти произведения получили широкую огласку. Брошюру «Каторга и ссылка» читал А. П. Чехов; Л. Н. Толстой высоко оценил «Письмо Александру III», а Г. В. Плеханов выразил интерес к обоим произведениям.

В этой статье я уделю особое внимание дихотомии гендерной нейтральности брошюры и открытого письма, с одной стороны, и актуализации женского авторского «я» в письме М. К. Цебриковой Дж. Кеннану (1890), в ее неопубликованных автобиографиях 1904 и 1913 годов и в статье «Из былого» (1906) – с другой. Под «гендерной нейтральностью» я понимаю отсутствие акцента на пол автора и на сугубо женскую проблематику в том или ином тексте. Кроме того, я остановлюсь на особенностях восприятия открытого письма на протяжении более ста лет и выделю наиболее актуальные, на мой взгляд, темы, которые автор в нем затрагивает.

Сочинения М. К. Цебриковой известны в настоящее время лишь специалистам по русской литературе и литературной критике XIX – начала XX века и историкам раннего русского феминизма. Несмотря на наличие двух монографий, посвященных ее педагогической деятельности и литературному творчеству, произведения писательницы до сих пор не переизданы, нет собрания ее сочинений. Исключение составляет сборник «Свидание: Проза русских писательниц 60–80-х годов XIX века», изданный в Москве в 1987 году. В него вошли четыре «Охотничьих очерка» М. К. Цебриковой наряду с произведениями сестер Хвощинских, Марко Вовчок, В. Самойлович и С. В. Ковалевской. Во вступительной статье В. Учёнова дает характеристику Цебриковой не только как видной публицистке, но и как беллетристке, отмечая тот факт, что в ее беллетристике всегда присутствуют публицистические элементы, но они «не лишают ее произведения художественной полноценности»[254]254
  Учёнова В. В поисках жизненной гармонии // Свидание: Проза русских писательниц 60–80-х годов XIX века. М.: Современник, 1987. C. 13.


[Закрыть]. Учёнова также подчеркивает личное знакомство Цебриковой с другими писательницами, в том числе с Софьей Ковалевской[255]255
  Там же. С. 13–14.


[Закрыть].

Мария Константиновна Цебрикова родилась в Кронштадте в семье морского офицера. Ее родной дядя Николай был декабристом. Она получила неплохое домашнее образование: из иностранных языков особенно хорошо она владела английским, а ее любимыми предметами были русский язык и русская история. К началу 1870-х годов Цебрикова стала известной писательницей, одной из первых в России женщин-критиков, видной переводчицей и, ко всему прочему, активной деятельницей женского движения, в особенности женского образования.

Цебрикова серьезно интересовалась проблемами женского литературного творчества и писала критические статьи о русских писательницах, в частности, о Н. Д. Хвощинской (статья «Русские женщины-писательницы» в газете «Неделя», 1876). Ей принадлежат работы и о знаменитых женщинах других стран: в 1870 году в «Вестнике Европы» вышла ее статья «Женщины американской революции», в 1871-м она опубликовала большую критическую статью «Англичанки-романистки» в журнале «Отечественные записки», в 1877-м – статью о Жорж Санд в том же журнале, а в 1899-м – статью «Женские типы Джорджа Элиота» в журнале «Женское дело». Помимо историко-публицистических сочинений, связанных с «женским вопросом», Цебрикова посвящала ему и свои критические работы. Большой резонанс получила ее статья «Псевдо-новая героиня» (журнал «Отечественные записки», 1870) о романе И. А. Гончарова «Обрыв». В том же году и в том же журнале вышла ее статья «Гуманный защитник женских прав», посвященная А. Ф. Писемскому. 1870 год стал наиболее плодотворным для Цебриковой в плане работ, касающихся «женского вопроса»: в этом году вышел в свет перевод программного произведения Дж. С. Милля «Подчиненность женщины», предисловие к которому написала Цебрикова. Именно это предисловие она сама считала единственным своим произведением, посвященным собственно «женскому вопросу».

В 1870 году Цебрикова начинает общественную работу – принимает активное участие в организации и продвижении первых женских курсов – Владимирских и Аларчинских, ставших прародителями знаменитых Высших женских (Бестужевских) курсов. В 1872 году Цебрикова отправляется в Швейцарию, в Цюрих, где ее деятельность попадает в поле внимания российской тайной полиции. По словам агента полиции, Цебрикова вступает в тайное женское общество, основанное революционером М. А. Бакуниным, и отличается «своею энергиею и деятельностью в устройстве названного общества»[256]256
  Кулиш Ж. В. М. К. Цебрикова: Общественная и литературно-критическая деятельность. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1988. С. 22.


[Закрыть]. Агент характеризует ее как известную сочинительницу и переводчицу, сочинения которой хорошо продаются, а выручку она пускает «на пособия для учреждения женских курсов и… на содействие научному образованию женщин»[257]257
  Там же. С. 27.


[Закрыть]. Увидев особый интерес Третьего отделения к своей персоне, Цебрикова не афиширует свое участие в деятельности Бестужевских курсов, кроме роли члена комитета по доставлению средств.

Ее литературная и общественная деятельность получает международное признание. В 1879 году статья о ней появляется в итальянском «Биографическом словаре современных писателей». Словарь был составлен и издан трудами известного итальянского ученого и журналиста Анжело де Губернатиса, супругой которого была кузина Бакунина Софья Безобразова. Помимо Цебриковой, в «Словарь» были включены имена и других русских писательниц, например Хвощинской и Марко Вовчок. В 1880-е годы Цебрикова все чаще становится жертвой цензуры: к примеру, в 1881 году из сборника «Отклик», напечатанного в пользу студентов и слушательниц Высших женских курсов, была вырезана ее статья «Литературные профили французской реакции XIX века», основанная на работе известного датского критика Георга Брандеса. Отдельная часть статьи была посвящена писательницам. Также не появилась в печати и ее статья о двадцатипятилетии высшего женского образования в России. Возмущенная усилением реакционных тенденций в обществе и ростом цензуры, в 1889 году Цебрикова пишет открытое письмо Александру III, а 8 октября ей удается выехать из России. Письмо вместе с брошюрой «Каторга и ссылка» печатается в Женеве в типографии М. К. Элпидина тиражом 1000 экземпляров[258]258
  От народничества – к марксизму: Воспоминания участников рев. движения в Петербурге (1883–1894 гг.) / Сост. И. Н. Курбатова, Т. А. Аркушенко. Л.: Лениздат, 1987. С. 381.


[Закрыть]. Цебрикова в это время находится в Париже и отправляет копии брошюры своим зарубежным знакомым, чтобы письмо получило международную огласку: вышеупомянутому Брандесу, американскому журналисту Дж. Кеннану, известному революционеру П. Л. Лаврову и де Губернатису, который к тому времени уже давно порвал с Бакуниным и его радикальными идеями. Письмо Цебриковой, ее последующие арест и ссылка получили широкий резонанс в европейской прессе. В 1891 году статья о ней с выдержками из ее открытого письма была опубликована на немецком языке в книге Лины Моргенштерн «Женщины девятнадцатого века». На эту статью опирался журналист Яков Прилукер, когда включил материал о Цебриковой в англоязычную книгу «Герои и героини России» (1906).

Цебрикова позиционировала себя как женщина-автор, хотя никогда не замыкалась собственно в «женском вопросе». Примечательно, однако, что ее «Письмо Императору Александру III» практически не содержит указаний на пол автора, за исключением финального абзаца, в котором Цебрикова называет себя «рабочей единицей» в «сотне миллионов» и признается, что сознает «свое нравственное право и свой долг русской сказать то, что сказала»[259]259
  Цебрикова М. К. Письмо Императору Александру III. Женева: Вольная русская тип., [1889]. С. 40.


[Закрыть]. Она не стала скрываться ни за инициалами, ни за псевдонимом, ни оставлять письмо анонимным: оно было подписано ее фамилией – «М. Цебрикова».

Однако в материалах, сопутствовавших этому открытому письму, – приложенном к нему письме Дж. Кеннану, датированном 16 января 1890 года, в неопубликованных автобиографиях (1904 года, адресованной экономисту В. В. Святловскому, и 1913 года, адресованной литературоведу С. А. Венгерову), в статье «Из былого» 1906 года, – напротив, подчеркивается ее пол и женское авторское «я». В письме Кеннану Цебрикова активно пользуется грамматическими возможностями русского языка для выражения пола автора – в основном глагольными окончаниями женского рода: «я имела в виду», «я всегда была того мнения», «я всегда глубоко чувствовала стыд», «я много жила в деревне», «я ничего не могла сделать», «я показала пример», «я пыталась убеждать нашу молодежь», «я всегда чувствовала угрызения совести и спрашивала себя», «я уже сказала в печати»[260]260
  Цебрикова М. К. Письмо Императору Александру III. Лондон: Лондонский фонд вольной русской прессы, 1894. С. 43–45.


[Закрыть]. Цебрикова также использует сослагательное наклонение: «я осталась бы здесь и стала бы бороться», «я конечно пошла и умерла бы в их рядах»[261]261
  Там же. С. 45–46.


[Закрыть]. Примечательно, что глаголы, которые она использует в прошедшем времени и в сослагательном наклонении, становятся ключевыми и выражают как нравственный пафос ее поступка, так и ее принадлежность к женскому полу. Писательница также прибегает к такому лексико-семантическому средству, как модальные глаголы, употребленные в форме женского рода: «я глубоко убеждена» и «я должна»[262]262
  Там же. С. 44, 46.


[Закрыть]. Примечательно, что женский род прилагательных и существительных в этом письме встречается редко: по сути дела, Цебрикова ограничивается словами «благонамеренная» и «рядовая». В итоге письмо Кеннану становится своего рода оправданием женской гражданской активности, женского неравнодушия к процессам, происходившим в родной стране.

В автобиографии 1904 года Цебрикова продолжает развивать приемы, опробованные в письме Кеннану. Она использует яркие существительные женского рода – «идеалистка» и «героиня»: «неисправимая идеалистка поплатилась» и «я не героиня»; а также «наседка» и «мать-командирша»[263]263
  Цит. по: Могилянский А. П. Новые данные о М. К. Цебриковой // Русская литература. 1971. № 1. С. 105, 107.


[Закрыть]. Заметим, что собственный героизм Цебрикова ставит в один ряд с героизмом своих родственников-мужчин, когда говорит начальнику охраны Секержинскому: «Предок мой Княжнин потерпел у Шешковского за стих „Самодержавие есть бед содетель“, а дядя Цебриков – декабрист – высидел в кандалах в Алексеевском равелине»[264]264
  Цит. по: Там же. С. 106.


[Закрыть]. Таким образом, она фактически говорит о наследственном происхождении собственного героизма. Между тем в этой автобиографии большое внимание уделяется становлению писательницы, преодолению ею трудностей, связанных с неприятием ее выбора семьей, и в целом отношению к женщине в конце XIX века. Цебрикова рассказывает, как мать жгла ее рукописи и как она сама зашивала их в юбки и носила в гавань писарю для переписки. Она зло комментирует слова Александра III, сказанные по поводу ее письма: «ей-то что за дело», «т. е. баба знай свой шесток»[265]265
  Цит. по: Там же.


[Закрыть]. Не пропускает она и знаменитой фразы императора «отпустить старую дуру»[266]266
  Цит. по: Там же.


[Закрыть]. Эту фразу она не комментирует, только замечает, что царь при этом «расхохотался»[267]267
  Цит. по: Там же.


[Закрыть]. Между тем ее ссылка в Вологодскую губернию свидетельствует о том, что император отнесся к ее письму серьезно.

В статье «Из былого» (1906) Цебрикова снова приводит слова Александра III, но уже без собственного комментария. Она отмечает, что с переправкой в Англию рукописи брошюры «Каторга и ссылка» ей помогала «знакомая англичанка» – в неопубликованной автобиографии 1904 года она прямо называет ее имя – «мисс Буль, ныне г-жа Войнич»[268]268
  См: Цебрикова М. К. Из былого // Портал «Российские женщины в XX веке. Опыт эпохи». Электронный ресурс: http://www.a-z.ru/women/texts/kennanur.htm (дата обращения 10.06.2021); Могилянский А. П. Новые данные о М. К. Цебриковой. С. 105.


[Закрыть], знаменитая в будущем английская писательница, автор романа «Овод» Этель Лилиан Войнич. Вероятно, Цебрикова на всякий случай, чтобы не навредить приятельнице, не назвала ее по имени в опубликованной статье «Из былого». Так в тексте подспудно возникает тема женской солидарности.

В конце статьи Цебрикова помещает себя в ряд русских «протестантов», не уточняя их пола: «Несмотря на сходство моего письма с парламентской оппозиционной речью в Англии, не во гневе будь сказано нашим охранителям самобытности, обвинявшим меня в заразе тлетворным духом Запада, скажу, что и в Древней Руси бывали единичные протестанты, но больше в форме религиозных обличителей. Но и они были созданы тем же: невозможностью жить, не протестовав»[269]269
  Цебрикова М. К. Из былого.


[Закрыть]. Завершает статью яркая и точная характеристика главной особенности этого открытого письма: «Девятнадцатый век принес одно новое, что протестовала женщина»[270]270
  Там же.


[Закрыть].

В автобиографии 1913 года Цебрикова больше внимания уделяет тому образованию, которое она получила дома. В то время как в автобиографии 1904 года она заявляла, что «училась самоучкой» и лишь политическое образование ей дал дядя-декабрист, в автобиографии, написанной для Венгерова, она признается, что ее учили не только языкам, рисованию, музыке и танцам, как других девочек, но отец обучал ее арифметике, географии, русской истории и Закону Божьему. Она снова говорит о противодействии со стороны матери ее писательским устремлениям, однако вспоминает о разговоре с Н. А. Некрасовым, который посоветовал ей «предъявить свои права», – она, в свою очередь, спросила: «Какие? Справлялась в X томе свода законов»[271]271
  Цит. по: Могилянский А. П. Новые данные о М. К. Цебриковой. С. 109.


[Закрыть]. По свидетельству Цебриковой, этот том, включающий, среди прочего, законы о семье и браке, пользовался особой популярностью среди читательниц Публичной библиотеки[272]272
  Цит. по: Там же.


[Закрыть]; в этой автобиографии она также называет «женский вопрос» «общим вопросом»[273]273
  Цит. по: Там же.


[Закрыть]. Примечательно, что в этом позднем тексте Цебрикова вспоминает мытарства, которые ей пришлось претерпеть в связи с организацией женских курсов: ее вызывали в Третье отделение, спрашивали о целях публичных лекций и публичных курсов. Она, в свою очередь, не понимала, почему так преследуют женское образование, ведь «если наука вредна, то надо закрыть все университеты и по-скалозубовски собрать бы книги все и сжечь»[274]274
  Цит. по: Там же.


[Закрыть]. Да, женщины могут составить мужчинам конкуренцию, но и чиновники «могут быть и спокойнее за участь жен и дочерей, если не оставят им хорошего состояния»[275]275
  Цит. по: Там же.


[Закрыть]. Автобиография 1913 года написана от третьего лица, и в ней ничего не говорится об открытом «Письме Императору Александру III» – вероятно, Цебрикова считала, что все сказала о нем в статье «Из былого».

Перейдем теперь непосредственно к письму императору Александру III и его гражданственному пафосу. Если использовать такой термин рецептивной эстетики, как «горизонт ожиданий читателя и автора», то в случае открытого письма Цебриковой можно говорить о преодолении в нем дистанции между автором и читателем из кругов демократической прессы и либерально настроенной интеллигенции. Л. Н. Толстой, А. П. Чехов, Г. В. Плеханов отреагировали на это письмо как на акт гражданского мужества. Плеханов одним из первых откликнулся на публикацию письма Цебриковой и ее брошюры «Каторга и ссылка», посвятив им значительную часть статьи «Внутреннее обозрение» в журнале «Социалдемократ» (1890. Кн. 2). В ней он отмечает, что брошюры эти «наделали много шума как в заграничной печати, так, наверное, и в русском обществе»[276]276
  Плеханов Г. В. Внутреннее обозрение. II // Плеханов Г. В. Соч.: В 24 т. М., Пг.: Гос. изд-во, 1923. Т. 3. С. 242.


[Закрыть]; он хвалит решимость и гражданское мужество Цебриковой, упоминает о преследованиях, которым она подверглась в России, и признает, «что ни один порядочный человек не откажет ей в своем сочувствии»[277]277
  Там же.


[Закрыть]. Далее известный марксист подробно рассматривает письмо, приводит многочисленные цитаты, отмечает красноречие автора, однако тут же замечает, что Цебрикова «становится наивной, поразительно, непозволительно наивной только там, где кончается вопрос о цели и начинается вопрос о средствах. Сторонница политической свободы, она не придумала ничего лучшего, как попросить ласково, трогательно, красноречиво попросить самодержавие накинуть самому себе петлю на шею»[278]278
  Там же. С. 246.


[Закрыть]. Затем Плеханов пространно рассуждает о русской интеллигенции своего времени и делает заключение:

При таком безнадежном, безвыходном положении дел удивительно не то, что наша интеллигенция потеряла теперь всякую энергию, а то, что в ее среде встречаются еще хоть такие безобидные и ни для кого не страшные протестанты, как г-жа Цебрикова, удивительно не то, что требования «интеллигенции» ничтожны, а то, что она предъявляет хоть какие-нибудь требования, удивительно не то, что наша литература (это детище «интеллигенции») падает, а то, что интеллигенция все еще продолжает возвышать свой голос в литературе[279]279
  Там же. С. 255.


[Закрыть].

В очерке «Гольбах» из серии «Очерки по истории материализма» (1896) Плеханов снова вспоминает о Цебриковой, когда приводит рассуждение французского философа о том, что «мудрый монарх» «никогда не станет ревниво оберегать свою неограниченную власть: он пожертвует одной частью, чтобы тем вернее пользоваться остальным»[280]280
  Плеханов Г. В. Очерки по истории материализма. Гольбах // Там же. Т. 8. С. 62–63.


[Закрыть]. Он отмечает, что «несколько лет тому назад это повторила г-жа Цебрикова в своем известном письме Александру III. Г-жа Цебрикова никоим образом не была радикалкой»[281]281
  Там же. С. 63.


[Закрыть]. Далее Плеханов приводит интересное примечание: «Цебрикова спросила императора, что скажет о нем история, если он будет управлять по-прежнему. „Какое тебе дело до этого?“ – написал царь на полях ее письма»[282]282
  Там же.


[Закрыть]. Плеханов не раскрывает причин, по которым император так отнесся к «письму» Цебриковой, но можно предположить, что, согласно Плеханову, Александр III считал, будто женщине не место в политике и общественной деятельности, ее место – дом. В библиотеке Плеханова находятся второе женевское издание «Письма» 1894 года и два экземпляра третьего издания «Каторги и ссылки» 1897 года, к которому было присоединено и «Письмо»[283]283
  Если верить титульному листу, тираж брошюры составил 10 тыс. экземпляров, а весь сбор предназначался политическим ссыльным и заключенным. См.: Цебрикова М. К. Каторга и ссылка. Женева: Вольная русская тип., 1897. Б/н.


[Закрыть].

Л. Н. Толстой в письме к издательнице А. М. Калмыковой, печатавшей многие народные рассказы Цебриковой, от 31 августа 1896 года рассуждал:

…сдерживать правительство и противодействовать ему могут только люди, в которых есть нечто, чего они ни за что, ни при каких условиях не уступят. Для того чтобы иметь силу противодействовать, надо иметь точку опоры. И правительство очень хорошо знает это и заботится, главное, о том, чтобы вытравить из людей то, что не уступает, – человеческое достоинство[284]284
  Толстой Л. Н. Письмо А. М. Калмыковой. 31 августа 1896 г. // Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. Т. 69. С. 133.


[Закрыть].

Толстой отмечает заслуги Цебриковой, когда пишет о том, как спокойно правительство Александра III уничтожило все наследие реформ 1860-х годов, указывая, что оно «в проведении всех этих мер не встречало никакого противодействия, кроме протеста одной почтенной женщины, смело высказавшей правительству то, что она считала правдой»[285]285
  Там же. С. 134.


[Закрыть].

В анонимном отзыве на переиздание «Письма» Цебриковой 1906 года было отмечено, что «устами М. К. Цебриковой говорило тогда все мыслящее и передовое русское общество, она явилась его лучшей и героической представительницей», а само «Письмо» «принадлежит к замечательным произведениям русской публицистики»[286]286
  Анон. [Рец. на: ] М. К. Цебрикова. Письмо к Александру III. С прибавлением написанных для настоящего издания воспоминаний // Котляревский Н. А. Рылеев. СПб.: Общественная польза, 1908. С. VII.


[Закрыть]. Рецензент газеты «Биржевые ведомости» заявил, что «в свое время его знали почти наизусть»[287]287
  Там же. С. VIII.


[Закрыть]. Примечательно, что в отзывах нет удивления по поводу пола автора письма: Цебрикову называют «честной писательницей», но при этом подчеркивают универсальное, гендерно-нейтральное значение ее выступления в печати[288]288
  Там же. С. VII.


[Закрыть]. «Письмо» Цебриковой касалось русского общества в целом, а не только русских женщин.

Цебрикову помнили и в 1917 году – в год ее смерти и в год революции в России. «Смелой и честной русской писательницей» называет ее в книге «Царствование последнего Романова» журналист В. В. Португалов[289]289
  Португалов В. В. Царствование последнего Романова. Пг.: Гос. типография, 1917. С. 6.


[Закрыть]. Противник большевизма, как и рецензенты издания «Письма» 1906 года, не выказывал ни малейшего удивления тем, что именно женщина выступила в печати с таким заявлением, и никоим образом не принижал значения этого произведения из-за принадлежности автора к женскому полу.

Если говорить о непосредственном адресате письма – царе Александре III, то в этом случае дистанция между автором и читателем все-таки не была преодолена. Царь не понял, зачем женщине было писать ему такое письмо и какое ей вообще было дело до его правления и процессов, происходивших в стране. Для Александра III именно пол автора письма стал главной проблемой при восприятии этого текста. Еще одним примером несовпадения «горизонтов ожидания» стал случай с вологодским губернатором, описанный Цебриковой в статье «Из былого»: для него основным препятствием восприятия стал не пол автора, а принадлежность Цебриковой к дворянскому сословию. Он искренне удивился, как это лицо «из общества» могло пойти на такое дело – написать открытое письмо царю.

О восприятии письма Цебриковой простыми людьми можно судить по эпизоду, реконструированному в основанной на документальных источниках романизированной биографии революционерки О. А. Варенцовой «Настанет год» Вольдемара Балязина и Веры Морозовой (1989). В ней юная марксистка читает письмо Цебриковой ткачихам, которую те называют «смелой женщиной» и отмечают, что все в ее письме – правда и что письмо это честное, хотя оно и не о ткачихах[290]290
  Балязин В. Н., Морозова В. А. Настанет год… Повесть об Ольге Варенцовой. М.: Политиздат, 1989. С. 64, 66, 69.


[Закрыть]. Из других источников известно, что «Письмо» Цебриковой имело хождение в студенческой среде, а также его привозил рабочий из Москвы в 1892 году[291]291
  Карелина В. М. На заре рабочего движения в Санкт-Петербурге // От народничества – к марксизму: Воспоминания участников рев. движения в Петербурге (1883–1894 гг.). С. 301.


[Закрыть]. В России «Письмо» также размножалось на гектографе[292]292
  От народничества – к марксизму: Воспоминания участников рев. движения в Петербурге (1883–1894 гг.). С. 381.


[Закрыть].

Несмотря на то что открытое «Письмо Императору Александру III» было написано 130 лет назад, многие его темы сохраняют актуальность и в настоящее время. Цебрикова обличала пороки современной ей России, России, в которой сошли на нет реформы Александра II, в которой творился чиновничий произвол, школьное и университетское образование переживало глубокий кризис, а положение народа было крайне тяжелым. Она писала о нравственной деградации молодежи, о всеобщей озлобленности, о противостоянии общества и власти и предупреждала царя, что будущее России будет страшным, если ничего не изменить.

«Свобода, – писала Цебрикова, – существенная потребность общества, и рано ли, поздно ли, но неизбежно придет час, когда мера терпения переполнится и переросшие опеку граждане заговорят громким и смелым словом совершеннолетия – и власти придется уступить»[293]293
  Цебрикова М. К. Указ. соч. 1889. С. 1.


[Закрыть]. Цебрикова будто перефразирует слова Иммануила Канта из эссе «Ответ на вопрос: что такое Просвещение?» (1784): «Просвещение – это выход человека из состояния своего несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине»[294]294
  Кант И. Ответ на вопрос: что такое Просвещение // Кант И. Соч.: В 6 т. / Под общ. ред. В. Ф. Асмуса. М.: Мысль, 1966. Т. 6. С. 27.


[Закрыть], когда предупреждает:

Порядок, который держится миллионной армией, легионами чиновничества и сонмами шпионов, порядок, во имя которого душат каждое негодующее слово за народ и против произвола, – не порядок, а чиновничья анархия. Анархия своеобразная: чиновничий механизм действует по-видимому стройно, предписания, доклады и отчеты идут своим определенным ходом, а жизнь идет своим – и в обществе, и народе не воспитано и не будет воспитано никакого понятия о законности и правде[295]295
  Цебрикова М. К. Письмо Императору Александру III. [1889]. С. 7–8.


[Закрыть].

Она опасается, что такое положение вещей не изменится в ближайшее время: «Молодежь, уцелевшая потому, что не знала другого бога кроме карьеры, будет плодить чиновничью анархию, насаждать сегодня, завтра вырывать насаждаемое по приказу начальства, вносить еще более яда разложения в язвы, разъедающие родную страну»[296]296
  Там же. С. 17.


[Закрыть].

Цебрикова представляет едва ли не архетип русской гражданской активистки и правозащитницы. Ее открытое «Письмо Императору Александру III», а также брошюра «Каторга и ссылка» отмечены гендерной нейтральностью, обращением к универсальным темам и проблемам русского общества. Одной из таких тем являются отношения российской интеллигенции и власти. Во времена Цебриковой многие, если не абсолютное большинство представителей интеллигенции были настроены как минимум критически по отношению к власти, что она отмечает недвусмысленно:

Когда цвет мысли и творчества не на стороне правительства, то это доказательство того, что создавшая его идея вымерла и оно держится лишь одной матерьяльной силой. Только живая идея может вдохновлять таланты[297]297
  Там же. С. 26.


[Закрыть].

Ниже Цебрикова объясняет, почему сложилось такое положение вещей, и выходит на глубокие рассуждения о взаимоотношениях науки и власти: