Текст книги "История Канады"

Жизнь абитанов

Города зависели от поставок продовольствия, по крайней мере основных его видов, из сельской местности, и поэтому люди всегда ездили из города на фермы и обратно. Сыновья абитанов иногда проводили в городах по нескольку лет в качестве подмастерьев, а, побыв несколько сезонов вояжёрами, молодые фермеры соприкасались с городской коммерцией и жизнью фронтира в лесной зоне. Однако эти связи между городом и селом были зыбкими: в городах люди даже рожали детей и умирали иначе, чем на селе. В отличие от фермеров горожане женились позже и имели меньше детей. Риск младенческой смертности в городах был выше, вероятно, по причине многолюдности и заболеваний, а также потому, что богатые горожане, как и их европейские современники, отправляли новорожденных к кормилицам, в чьих руках умирало слишком много младенцев (у колониальной аристократии XVIII в. практически половина).

В городах XVIII в. социальные отношения были сложными: богатые купцы и ремесленники заискивали перед дворянством, аристократы стремились к показухе и искали средства или брали кредиты для поддержания своего привычного образа жизни; свои ниши искали солдаты, слуги и рабы. В свою очередь, сельская Новая Франция все еще была заселена людьми, которые современному исследователю (как и большинству их городских современников) кажутся совершенно одинаковыми. За пределами городов проживало мало аристократов, купцов или ремесленников, совсем не было рабов и находилось не слишком много слуг. Сельская Новая Франция представляла собой длинную вереницу ферм, где жили крестьянские семьи.

Однако сами сельские жители смотрели на это несколько иначе. Во-первых, они отвергали определение «крестьянин», предпочитая называть себя абитанами. Они не сомневались в своем праве на свободу перемещения, продажу или передачу по наследству своих земельных наделов и на жизнь, не слишком зависящую от прямого вмешательства в нее сеньоров, купцов или королевских чиновников. В первые десятилетия XVIII в. абитаны все еще сами производили для себя большую часть продуктов питания, а проживание в сельской местности немногочисленных ремесленников означало, что абитаны продолжали сами изготовлять многие орудия труда и глиняную посуду для собственных нужд. Тем не менее большинство абитанов, по всей видимости, жили лучше, чем их родители в XVII в., частично потому, что они получили в наследство плоды трудов первопроходцев, а частично благодаря общему росту благосостояния, затронувшему даже нижние слои общества. В результате у некоторых абитанов появилось время и возможность развивать особый канадский стиль как в резьбе по дереву, так и в изготовлении самодельной мебели. Теперь их дома стали не только чуть просторнее, но были и лучше обставлены и, вероятно, обогревались железными печками, произведенными на железоделательном заводе на реке Сен-Морис. Отдельные сельские районы достигли такого уровня жизни, что даже привлекали к себе внимание купцов, готовых обменивать иноземные товары на излишки зерна; абитаны могли носить одежду из импортной ткани или в небольшом количестве потреблять привозные продукты – сахар либо ром.

Появление в сельской местности коммерсантов скорее всего было связано с возникновением здесь первых деревень. Фермы обычно располагались вдоль дорог или по берегам рек, однако в конце периода французской колонизации появилось несколько деревень, центрами которых обычно становились дома одного или двух купцов. Одним из примечательных примеров может служить Франсуа-Огюст Байи де Мессен, сын офицера морской пехоты, который около 1730 г. оставил службу и обосновался в качестве сельского торговца в Варенне – напротив Монреаля, ниже по течению реки Св. Лаврентия. Он скупал пшеницу, продавал импортные товары, ссужал деньги и разбогател, так что смог дать своим сыновьям элитарное образование, которое позволило им вернуть себе статус, имевшийся у их деда. Один из них стал епископом-коадъютором Квебека. Впрочем, таких, как Байи де Мессен, было немного. Деятельность нескольких купцов, обосновавшихся в сельской местности, не слишком изменила там традиционный образ жизни. В целом в XVIII в. абитаны, по-видимому, приобщились к коммерции, дававшей им шансы улучшить уровень жизни, но и таившей для них смертельную опасность увязнуть в долгах; при этом они почти не изменили своего образа жизни или поведения. Некоторые фермеры, облагодетельствованные плодородной землей, крепкими сыновьями либо же более умелые и амбициозные, почти всегда получали больше пшеницы, чем было нужно для покрытия их важнейших расходов. Но шанс разбогатеть мог стать ловушкой для менее удачливых фермеров, которые пошли на лишние траты, а затем были вынуждены сражаться со все возрастающими долгами. Если жадные купцы, голодные горожане и требовательные сеньоры оказывались главными бенефициарами их трудов, абитаны попросту могли сократить свое производство, поддерживая лишь тот уровень, который был необходим им самим, и в 1741 г. интендант Жиль Окар обвинял их именно в этом.

В городах было принято критиковать абитанов. «Простые канадцы непокорны, упрямы и подчиняются только собственным желаниям и фантазиям», – докладывал в 1752 г. некий офицер. Его особенно возмущало то, что они ездят верхом на своих собственных лошадях, «на которых они только и знают, что гоняться за своими любовницами». Интендант Окар полагал, что канадцы «не имеют той простоты и грубоватой естественности, которые отличают наших крестьян во Франции», и утверждал, что они «слишком высокого мнения о самих себе, что и мешает им добиться желаемого успеха». Он обвинял долгие зимы в том, что они способствовали выработке у канадцев склонности к безделью.

Подобное обвинение демонстрирует глубину пропасти, разделявшую в Новой Франции город и деревню, так как оно игнорировало те навыки, которые позволяли абитанам преодолевать сложности крестьянской жизни. Каждая семья сталкивалась с суровой необходимостью ежегодно выращивать столько зерна, сколько было необходимо для выплаты всех налогов, включая церковную десятину, для собственного пропитания и для семенного фонда, достаточного для посева на следующий год. Недород можно было покрыть за счет займа, а долги могли переходить к следующему поколению, но всякая, даже самая маленькая неудача вела к тому, что поправить дела становилось все труднее. Столкнувшись с ней, семья могла утратить свой минимальный уровень комфорта, впасть в нужду и болезни. Это заставляло ее переселяться на меньшие и не столь продуктивные фермы, что могло усугубить обнищание. Фермерство в сельской местности было игрой не на жизнь, а на смерть, игрой с мизерной страховкой и, несмотря на свою неграмотность и изолированность, большинство фермеров играли мастерски.

В семьях сельских жителей сохранялись практические знания нужных им разделов колониального законодательства – «Парижской Кутюмы»151151
  «Парижская Кутюма» (фр. Coutume de Paris) – свод французского обычного права того времени, действовавший в центральных районах Франции, а также в Новой Франции и некоторых других французских колониях.


[Закрыть]. Нотариальные книги были заполнены записями о производившихся абитанами сделках: покупке и продаже прав на арендованные участки земли, аренде орудий труда и домашнего скота и конституированных рентах (rentes constituе́es), когда задолжавшие фермеры, обещая кредиторам выплачивать по 5% годовых, освобождались от возврата всей суммы долга – теоретически это могло продолжаться вечно. Самые важные сделки касались собственности и права наследства. Чтобы сохранить семейную ферму – единственное достояние большинства сельских семей, – завещания фермеров содержали очень точно сформулированные указания относительно собственности. Брачные договоры, которые использовали 90% канадских семей, составлялись столь же тщательно. Оговаривалось, что именно должно было быть выделено семьями невесты и жениха с целью помощи новой паре создать собственную ферму. По закону недвижимость полагалось делить поровну между всеми наследниками, но он не мог заставить поколения абитанов бесконечно делить основу их жизни – семейную ферму. Родители использовали дарственные и договоры купли-продажи, чтобы их земля целиком доставалась выбранному ими наследнику, который взамен соглашался выдать компенсацию своим братьям и сестрам, а также содержать стариков-родителей до конца их жизни.

В основе этих юридических договоренностей лежала широкая взаимопомощь. Фундаментом крестьянского общества была семья, и бо́льшая часть планов абитанов становилась семейными предприятиями. Важность семьи в таких планах, пожалуй, отчетливее всего проявлялась в способах, с помощью которых фермерские сообщества продвигались на новые территории. Когда сельский район был полностью заселен и уже нельзя было прокормить растущее число жителей, молодежи приходилось искать себе новые участки либо на задах уже существовавших ферм, либо где-то в других местах колонии. Однако переселенцами на новые земли были отнюдь не одинокие мужчины, покидавшие семейную ферму, чтобы работать самостоятельно. Как ни странно, значительную часть этих переселенцев составляли семейные группы. В XVIII в. в одной из групп новых сеньорий 40% обитателей составляли семьи, возглавлявшиеся супружескими парами, которые прожили вместе уже более десяти лет. Почти с полной уверенностью можно утверждать, что они где-то заложили старые обустроенные фермы, оставив их на попечение кого-то из своих старших детей или братьев и сестер, и таким образом сложившиеся семьи смогли мобилизовать свои ресурсы для осуществления великой задачи на новом месте. И хотя каждый член семьи трудился без отдыха, повышалась ценность семейной недвижимости, обеспечивая всей семье лучшее будущее. Этот метод безостановочной экспансии, при котором семья, сохраняя уже имеющуюся у нее землю, использовала ее как трамплин для перемещения на новый участок, мог существовать столько времени, сколько существовало земледелие абитанов и пока сохранялся избыток земли. В сельской местности провинции Квебек это можно было наблюдать вплоть до XX в.

Зрелое общество

Все то, с чем они собирались покончить, – монархию, церковь и аристократию – французские революционеры 1789 г. называли «ancien rе́gime»152152
  «Старый порядок» (пер. с фр.).


[Закрыть]. Историки заимствовали это словосочетание для обозначения того жизненного уклада, который исчез в большей части Европы в связи с наступлением демократии, капитализма и промышленной революции. Пережив бурные годы своей первопроходческой юности, Новая Франция XVIII в. стала зрелым обществом «старого порядка». Здесь, как и в обществах многих европейских государств того времени, население состояло из небольшой привилегированной элиты и огромной массы бедных фермеров. На подобной социальной структуре держалась политическая система абсолютистского правления, в которой не было и намека на представительные институты. Губернаторы, интенданты и епископы – все претендовали на патерналистскую власть. Они полагали своими само собой разумеющимися правами и обязанностями не только править от имени короля, но и по своему собственному усмотрению даровать привилегии или проявлять немилость, диктуя своим подданным, как им следует жить. По-видимому, это неизбежно приводило их к мысли о том, что народ слишком своеволен, так как время от времени происходило массовое сопротивление. Когда перебои с продовольствием вызвали рост цен в Монреале, женщины вышли на улицы, требуя вмешательства королевской власти. В 1744 г. в Луисбуре взбунтовались солдаты, а сельские абитаны часто отказывались выполнять для Короны или сеньоров свои трудовые повинности. Тем не менее в ходе народных протестов существующее общественное устройство и система управления редко, а точнее, никогда не ставились под сомнение. В каждом приходе представители королевской власти, от губернатора до капитана милиции, доносили до народа волю короля, но никогда не делали обратного. Люди могли роптать, когда губернатор отправлял фермеров на строительство военных объектов, когда интендант устанавливал фиксированную цену на пшеницу или когда духовенство требовало десятину, но мало кто сомневался в их праве так поступать.

Католичество было основой общественной жизни. Права немногих проживавших в колонии протестантов были жестко ограничены, поучения церковных иерархов – строгими и аскетическими – порицались даже на танцы. Конечно, исполнения этих требований священники не всегда могли добиться. Власти вскоре избавили себя от клерикального доминирования, и вольнодумцы из аристократии могли не обращать внимания на церковный диктат: в 1749 г. группа дворян осмелилась просить монреальского кюре сдвинуть время утренней службы в Пепельную среду153153
  Пепельная среда (лат. Dies cinerum) – день начала Великого поста в Католической церкви, отмечается за 46 дней до Пасхи.


[Закрыть], чтобы им было удобнее заглянуть в церковь по дороге домой с бала у интенданта по случаю Жирного вторника (Марди Гра)154154
  Жирный вторник (фр. Mardi Gras) – вторник перед Пепельной средой и началом католического Великого поста. Завершает «жирную неделю» – французский аналог Масленицы.


[Закрыть], продолжавшегося всю ночь. Даже сельские священники сетовали на распущенность, суеверия абитанов и на их нежелание платить церковную десятину. Но даже когда власть Церкви над мирянами существенно ослабла, народ в целом сохранял веру и исполнял религиозные обряды. Церковь участвовала в самых разных событиях, таких как рождения, похороны и свадьбы, что было обязательно, но также и в праздновании военных побед, работе больниц и школ, в проведении благотворительных акций и деятельности ассоциаций ремесленников. И сами приходские богослужения, и проводившиеся сразу после них собрания прихожан являлись важными событиями в жизни каждой общины.

В быстро растущей и развивавшейся колонии у людей всегда существовала возможность изменить свою судьбу. Несмотря на отдаленность многих внутренних районов от побережья и малое число иммигрантов после 1680 г., Новая Франция использовала благоприятный фактор внешних связей и географическую мобильность. Квебек поддерживал торговые контакты с Францией, а позднее и с колониями на Атлантическом побережье. Расположенные на разных концах Новой Франции Луисбур и Монреаль поддерживали регулярные, хотя и не всегда законные контакты с прибрежной Новой Англией и с пограничными областями колонии Нью-Йорк, так что немногочисленные люди, новости и товары перемещались туда и обратно. Внутри самой колонии в течение всего XVIII в. развивалось сухопутное и речное сообщение. Необходимость осваивать новые земли приучала к мобильности даже семьи фермеров, но лишь меньшинство колонистов находили себе пару за пределами своих общин. Торговля пушниной, конечно же, всегда могла завлечь молодых мужчин на Запад, где малая часть из них обосновывалась в индейских племенах и в сообществах метисов либо могла привести своих жен в небольшие поселения, растущие в районе Великих озер и в верховьях реки Миссисипи.

Тем не менее любое общество, в котором большинство населения живет за счет натурального хозяйства, меняется очень медленно. Сельская Новая Франция была в массе своей неграмотной, и даже в городах грамотность становилась уделом тех немногих, для кого она была жизненно необходимой. Грамоту изучали те, кто собирался стать священником, хотел повысить свой социальный статус или овладеть практическими знаниями, требовавшимися для деятельности в качестве ремесленников и торговцев. Существовали коммерция и промыслы, и местами они даже процветали, но это была торговля, которая вполне вписывалась в некоммерческое общество, а отнюдь не тот революционный капитализм, рост которого угрожал основам традиционной экономики. Несмотря на то что Новый Свет обладал множеством возможностей для модернизации, XVIII в. являлся свидетелем того, как колония, расположенная в долине реки Св. Лаврентия, созревая, становилась очень малоподвижным и традиционным обществом.

Родиться на ферме означало быть практически обреченным на жизнь, полную (по нашим представлениям) однообразия, невежества и каторжного труда. Внутри этого малоподвижного и взыскательного мира каменщики, вояжёры, абитаны или их дети все же могли существенно улучшить свое положение благодаря труду, везению или очень успешному браку. И все же он мог быть очень жестоким к людям – как мужчинам, так и женщинам, – потерявшим свою социальную нишу. Большинство колонистов всю жизнь действовали в тех же условиях, в каких они рождались, находили пропитание, крышу над головой, средства к существованию и занимали положение в своем сообществе.

Война и завоевание

Удача, сопутствовавшая Франции в течение десятилетий после Утрехтского мира, способствовала возникновению конфликтов, положивших конец существованию Французской империи на Североамериканском континенте. В первой половине XVIII в. рост торговли пушниной в Новой Франции, ее сельское хозяйство и рыболовный промысел служили типичными примерами успехов французской коммерции как в европейской, так и в заморской торговле, распространившейся вплоть до Индии. В эти десятилетия идея создания французской коммерческой империи, которая могла бы охватывать весь мир, казалась вполне реалистичной, если бы она не сталкивалась с торговыми интересами Британии, которая преследовала ту же цель. Это подготовило площадку для конфронтации между двумя самыми могущественными имперскими и торговыми державами Европы XVIII в.

Противостояние началось в связи с тем, что Британия и Франция оказались втянутыми в общеевропейский военный конфликт 1744 г.155155
  Имеется в виду Война за австрийское наследство (1744–1748).


[Закрыть] Хотя на карту было поставлено многое, эта война не переросла в полномасштабную англо-французскую битву за колонии. Британия оказалась в ловушке внутреннего кризиса, связанного с претензиями Красавчика принца Чарли на престол в 1745–1746 гг.156156
  Речь идет о попытке Карла Эдуарда Стюарта (Красавчика принца Чарли, или Молодого претендента, 1720–1788), внука свергнутого «Славной Революцией» 1688 г. короля Якова II, высадиться в Шотландии и вернуть себе престол.


[Закрыть], а старые европейские альянсы втянули обе державы в безрезультатную войну на континенте, которая в 1748 г. закончилась ничем. В Канаде маркиз де Боарнэ – пожилой военно-морской офицер, занимавший пост губернатора колонии с 1726 г., – не видел особой нужды поддерживать войну империй путем возобновления местных стычек там, где границы казались весьма прочными.

Единственно важные для Новой Франции военные события происходили в Луисбуре. За 30 лет французского правления Иль-Руайяль восстановил тресковый промысел Франции и ее военное присутствие на Атлантическом побережье, а разразившаяся война дала возможность применить эту силу. В 1744 г. французы из Луисбура захватили принадлежавший Новой Англии рыболовецкий пост Кансо в Новой Шотландии, едва не завладели Аннаполисом, где находился единственный британский гарнизон в Акадии, и стали организовывать каперские операции против британских судов. Даже в мирное время существование Луисбура вызывало неприятие в британских колониях в Северной Америке, особенно в Массачусетсе. Жители Новой Англии желали торговать в Луисбуре, но присутствие Франции на территории, которую Новая Англия считала своими внутренними районами, никогда не признавалось. Теперь военный успех, достигнутый французами в 1744 г., породил быстрый ответ – вторжение сил Новой Англии на сам остров Иль-Руайяль.

Он был непростой добычей. Франция укрепила остров так хорошо, что угрожать ему могла только полномасштабная осада с использованием артиллерии. Учитывая отсутствие в Новой Англии регулярных войск, французы ожидали, что серьезная опасность острову может исходить только от Британии. В результате в Луисбуре имелся гарнизон и боеприпасы, отвечавшие требованиям мирного времени, когда в мае 1745 г. под его стенами появилась наскоро собранная армия ополченцев Новой Англии, поддержанная Британским флотом, пришедшим с островов в Карибском море. Численность осаждающих выявила скрытую силу британских колоний в Северной Америке. Маленькие поселения, созданные в XVII в. английскими колонистами на Атлантическом побережье, стали теперь большими и сильными. В тринадцати колониях проживало больше 1 млн человек, а их города и фермы уже находились не только на изначальных прибрежных территориях, но и значительно дальше от океана. Канада со своими разбросанными по огромной территории индейскими союзниками и боевым опытом всегда побеждала американцев в лесных дебрях, но на побережье ситуация была диаметрально противоположной. Всего за несколько месяцев, ушедших на подготовку, Новая Англия сумела набрать, снарядить и отправить к Луисбуру четырехтысячную армию, и этого оказалось достаточно. За шесть недель осады каменные бастионы крепости были разрушены, а военно-морская блокада полностью отрезала осажденных от всякой поддержки со стороны Франции. В конце июня 1745 г. Луисбур капитулировал.

Колонисты Иль-Руайяля были в спешном порядке вывезены во Францию, и вместе с ними исчезло французское военное присутствие на Атлантическом побережье. Поскольку большая часть канадской экспортной пшеницы продавалась в Иль-Руайяле, цены на нее в городе Квебеке рухнули. В связи с тем, что Луисбур всегда считался форпостом, защищавшим колонию в долине реки Св. Лаврентия, в Квебеке началась энергичная кампания по возведению собственных укреплений. Однако ни Британия, ни ее североамериканские колонии не воспользовались триумфом, одержанным Новой Англией на Иль-Руайяле. Все последовавшие за этим боевые действия в Северной Америке были малозначительными, а заключенный в 1748 г. мирный договор вернул Франции Иль-Руайяль в результате взаимного отказа от завоеваний157157
  Имеется в виду Ахенский мирный договор (1748), восстановивший статус-кво, т.е. довоенное положение.


[Закрыть]. За один год Луисбур полностью восстановил свою хозяйственную деятельность, численность населения и уровень процветания, а некоторые из тех жителей Новой Англии, которые его осаждали в 1745 г., вернулись туда, чтобы торговать. Первая схватка в войне середины века ничего не решила. Тем не менее противостояние французских и британских интересов создавало опасные точки напряжения в нескольких районах Северной Америки.

В Атлантическом регионе возвращение Франции контроля над Иль-Руайялем не восстановило статус-кво. Частично с целью компенсации возврата Луисбура французам Британия стала усиливать контроль над континентальной частью Новой Шотландии. В 1749 г. два армейских полка и 2,5 тыс. завербованных в Англии поселенцев прибыли в бухту Шебукту и основали там город Галифакс. В 1753 г. 1,5 тыс. «иностранных протестантов», завербованных в Германии и Швейцарии, основали Луненбург. Плохо подготовленные к жизни в местных условиях переселенцы, которых тревожили индейцы микмаки – союзники французов, поначалу страдали и умирали, однако новая колония продолжала расти, чему способствовало прибытие туда нескольких жителей Новой Англии, предвосхитивших последовавшую в более поздний период миграцию оттуда на побережье Новой Шотландии. Один из этих переселенцев, Джон Бушелл, в 1752 г. начал издавать первую канадскую газету «Галифакс газетт» («Halifax Gazette»). К концу 1750-х гг. Галифакс уже играл роль основной американской военной базы Британии на Северном побережье Атлантики. Территория, которая была объявлена Новой Шотландией еще в 1620-е гг., стала приобретать очертания британской колонии.

В ответ на создание Галифакса Франция увеличила численность гарнизона в Луисбуре и построила укрепления на перешейке Шигнекто–на южных границах территории, на которую она претендовала (ныне это граница между Новой Шотландией и Нью-Брансуиком). Оба эти мероприятия угрожали нарушить изоляцию акадийцев, благодаря которой их уже насчитывалось, вероятно, 12 тыс. человек и благодаря которой они могли оставаться нейтральным анклавом на британской территории. К 1750-м гг. некоторые акадийцы начали переезжать на Иль-Руайяль и на остров Сен-Жан158158
  Сейчас Остров Принца Эдуарда.


[Закрыть]. Не столь явная конфронтация между британцами и французами назревала и на Ньюфаундленде. Растущая британская колония здесь постепенно распространялась на территории, зарезервированные для французских рыболовных баз, но реальное соперничество шло за рынки сбыта трески в Европе. Обретенный Британией в 1713 г. контроль над островом Ньюфаундленд давал ей важное преимущество; впрочем, после наступления мира французский лов трески восстановил свои позиции. Это соперничество вокруг данного промысла практически неизбежно должно было привести к началу боевых действий в канадской части Северной Атлантики, поскольку для обеих европейских держав рыболовство все еще оставалось промыслом гораздо более ценным, чем торговля пушниной.

Английские и французские интересы также сталкивались на фронтире к югу от Великих озер – в регионе, где Канада чувствовала себя спокойно, с тех пор как в 1701 г. был подписан договор с ирокезами о нейтралитете. К 1750-м гг. жители Пенсильвании и Вирджинии преодолели Аппалачи и начали продвигаться в направлении реки Огайо, которая позднее должна была привести их к реке Миссисипи. С целью воспрепятствовать этому продвижению в западном направлении, сохранить свою торговлю и поддержать индейские племена, проживавшие к югу от озера Эри, сменявшие друг друга губернаторы Новой Франции строили форты на берегах реки Огайо и ее притоков. Сначала боевые действия здесь ограничивались стычками индейских союзников Франции с американцами, но когда территориальные претензии конкурентов дополнились экспедициями французских войск и американской милиции в этот регион, прямое вооруженное столкновение стало неизбежным.

По мере того как эти конфликты вызревали, Франция стала усиливать свою североамериканскую колонию, удвоив численность рот морской пехоты, дополнив их артиллерийскими ротами и укрепив инженерные части. По мере разворачивания гарнизонов, планирования и осуществления экспедиций и строительства новых фортов резко возросли расходы на колонию. Если в течение почти столетия статьи расходов в бюджете колонии не достигали 0,5 млн ливров в год, то в 1744 г. они впервые превысили 1 млн ливров. В начале 1750-х гг. годовые расходы Новой Франции составляли от 3 до 6 млн ливров. Официально войны не было, но практически весь прирост составили военные расходы.

Эти издержки, которые в годы войны в конце 1750-х гг. достигли 30 млн ливров, контролировались в городе Квебеке Франсуа Биго, интендантом Новой Франции с 1748 г. Получив к ним доступ, он стал одним из самых легендарных деятелей колонии – с большой вероятностью, чудовищным казнокрадом, отправлявшим колониальные деньги в собственный карман в то время, когда она нуждалась в них сильнее всего, и таким образом ставшим главной причиной падения Новой Франции. По меркам XX в. Биго, бесспорно, был коррупционером. В год своего назначения интендантом он участвовал в отправке в город Квебек тех товаров, которые затем сам закупал от имени колонии. За все годы его службы связанные с ним поставщики получали очень большой доход от закупок, которые он одобрял. Биго делал деньги, используя свою должность. Его богатство и влияние тратились на любовниц и на жизнь в порождавшей скандалы роскоши, отличавшей последние годы существования квебекского окружения вице-короля. И все же не корысть Франсуа Биго, а имперская политика Франции явилась причиной того, что за какие-то 12 лет королевские расходы возросли в 60 раз. Французский престол не всегда был готов принимать стоимость своей собственной политики, и его бесконечные требования экономить заставили нового губернатора колонии маркизу де Ля Галиссоньеру язвительно ответить, что войн без расходов не бывает. Военные приготовления стали главной причиной огромных долгов Новой Франции. Версаль сетовал на цены, но политики своей не менял.

Использование служебного положения в корыстных целях не было свойственно исключительно Биго и французским королевским чиновникам. XVIII век вполне терпимо относился к тому, что дворяне путали общественные и личные интересы, и это вызывало легкие упреки, пока в бухгалтерских книгах сходился баланс. Биго был арестован, сослан и лишен чинов не столько потому, что наживался сам, сколько по причине падения Новой Франции и неспособности Короны оплатить свои военные долговые обязательства. Биго и его компаньоны были выбраны козлами отпущения и за то и за другое. В действительности же его попытки заработать на поставках товаров в Новую Францию почти наверняка помогли колонии подготовиться к войне. Несколько неурожайных лет и все увеличивавшиеся наборы новобранцев в местное ополчение (милицию) подрывали сельскохозяйственное производство в 1750-е гг., и Новой Франции стало сложно прокормить себя, особенно с учетом роста численности ее гарнизонов. Несмотря на все усилия найти съестные припасы в самой колонии – особенно после того как в 1756 г. колонист Жозеф-Мишель Кадэ стал отвечать за снабжение войск, – разница между действительными потребностями вооруженных сил и тем, что могла им поставить сама колония, должна была покрываться закупками в Европе. И в этом удалось достичь удивительного успеха. Когда военные действия, угроза со стороны Британского военно-морского флота и заоблачные страховые тарифы изгнали из торговли большинство независимых судовладельцев, компаньоны Биго остались практически единственными, кто продолжал перевозить на своих кораблях жизненно необходимое продовольствие и боеприпасы из Франции в ее сражавшуюся колонию. Более того, тоннаж грузов, перевозимых из Франции в город Квебек, при правлении Биго удвоился, а затем и утроился.

В 1754 г. пограничные стычки в конце концов переросли в серьезные боевые столкновения французов и американцев на берегах реки Огайо. Сначала опытная и хорошо организованная морская пехота французов разбила отряд, состоявший из добровольцев-ополченцев из британских колоний под командованием молодого офицера из Вирджинии, которого звали Джордж Вашингтон159159
  Вашингтон Джордж (1732–1799) – главнокомандующий американской армией в годы Войны за независимость, один из отцов-основателей США и их первый президент (1789–1797) – начал свою военную карьеру в вирджинской милиции, куда поступил в 1752 г. Участвовал в ряде боев с французами и их индейскими союзниками.


[Закрыть]. Но обретавшая зримые черты борьба подсказала обеим империям поднять ставки. В начале 1755 г. Британия направила в свои 13 колоний два полка регулярных войск. В ответ Франция впервые со времен Ирокезских войн 1660-х гг. послала регулярные армейские части в помощь гарнизонам морских пехотинцев в Новой Франции. Война не объявлялась, до тех пор пока обе противоборствующие стороны вели переговоры со своими европейскими союзниками. Однако официальный мир не помешал Британскому военно-морскому флоту атаковать конвой, перевозивший французские войска, а сухопутным силам – проводить крупные военные операции, как только регулярные части и их генералы оказывались на территории Северной Америки.

Кампания 1755 г. показала, что полки регулярной армии не способны сразу изменить характер боев на североамериканском театре военных действий, так как, обученные военному делу на европейских полях сражений, они не доказали свою боеспособность в лесных дебрях Северной Америки. Командующий французской армией Жан-Арман Дискау160160
  Дискау был французским генералом саксонского происхождения, его настоящее имя Йохан Эрдманн фон Дискау.


[Закрыть] был ранен и захвачен в плен во время ничего не решавшего столкновения к югу от озера Шамплен; британский генерал Эдвард Брэддок был убит, а его армия обращена в беспорядочное бегство небольшим отрядом французских морских пехотинцев и их индейских союзников, когда он попытался марш-броском добраться до форта Дюкен – французской цитадели на реке Огайо (теперь здесь расположен город Питтсбург). Обе стороны отступили, чтобы перестроить свои ряды, отложив формальное объявление войны на 1756 г.