Текст книги "Психология и психопатология кожи. Тексты"

Случай II

Одна дама, прошедшая психоанализ, по моей просьбе предоставила мне следующую запись:

«С тех пор как я стала проводить наблюдения за собой и другими по поводу кожной эротики, мне кажется, я заметила, что с возрастом она уменьшается, т. е. в детстве она выражается сильнее, чем ко времени полной зрелости. Остальное, выявляющееся в этом отношении, это только остатки тех юных чувств наслаждения. Это прежде всего ковыряние в носу, невоспитанность, которую всегда можно наблюдать у детей, у взрослых же только в определенных нижних классах, но довольно часто. Из собственного детства помню, что ни увещевания, ни наказания не мешали мне, когда никто не видел, с таким тихим наслаждением предаваться этой деятельности, что мама не раз по непривычной тишине делала вывод о том, что происходит нечто запретное. То, что речь тут идет о смещении снизу вверх, кажется мне сомнительным, по меньшей мере, не для всех это верно. Но то, что раздражение слизистой носа определенно имеет эротический оттенок, можно увидеть в мечтательных, отрешенных взглядах, часто даже в покраснении щек как у ребенка, так и у взрослого, а также во вскакивании, если грешника поймают с поличным. Многие взрослые имеют привычку при насморке очищать нос платком и пальцами, что, конечно, в большей степени имеет бессознательной целью эротическое раздражение слизистой, нежели просто удаление пыли. Те же причины может иметь и “шмыганье” детей, и неаппетитная манера некоторых людей откашливаться. Что касается меня самой, должна сказать, что вследствие разрыхления слизистых мне приятен легкий насморк, особенно легкая вибрация, ощущающаяся потом в носу при разговоре, а также при хриплости. Я знаю маленького мальчика, который черпает такое же удовольствие из того, что он называет “Schleim aufkutzen”[43]43
  Schleim aufkutzen – шмыгать носом – прим. ред.


[Закрыть]. Антипатия детей к сморканию, может быть, тоже основывается на этом.

У меня особенно чувствительна слизистая полости рта. Легкое касание языком нёба доставляет мне такую смесь удовольствия и досады, что в данный момент это занятие для меня невозможно. То, что ковыряние языком в полых зубах имеет эротическую примесь, я предполагаю только из того обстоятельства, что это делают снова и снова, несмотря на боль.

Кожа тела у меня очень чувствительна на отдельных участках. Еще в детстве мне нравилось, когда мама царапала меня по ладони, пока не возникал водяной пузырь. Наверно, это было унаследовано от нее, потому что моя сестра любила то же самое. Поглаживание по зачесанным назад волосам я также любила, особенно перед сном. Из этого у меня до настоящего времени осталась игра с волосами во время учебы и чтения, привычка, которую, как долгое причесывание, тугое закалывание волос шпильками и царапание головы можно считать всеобщим у детей и юных девушек. Мальчики порой вырывают себе волосы целыми клоками, при этом мазохистический компонент, пожалуй, присутствует точно так же, как при щипании и царапании собственного тела. Не совсем исключено, что мое большое пристрастие к кошкам, которым я еще ребенком позволяла ужасно царапать и кусать себя, восходит к нечто подобному. Я также не оставляла времени на залечивание ни одному повреждению, а снова и снова отдирала корочку, что, как я отчетливо помню, кроме того, что причиняло боль, весьма забавляло меня. Я предпочитала узкие подвязки, врезавшиеся в меня так, что оставались полосы, и расчесывала эти полосы до крови с сопутствующим представлением, что мне придется либо делать операцию, которую я перенесу, не показывая боли (воспитание со стороны папы), либо перенести нечеловеческое наказание, которое я постоянно связывала с жизнью в монастыре, хотя ничего подобного никогда не переживала. Скорее всего, это основывалось на каких-либо рассказах, из которых отчасти исходит и моя, существующая и сегодня, большая антипатия ко всему монастырскому. Подобные представления, как при расцарапывании полос на икрах, у меня появлялись при расчесывании комариных укусов. Ребенком я также охотно впивалась ногтями в кожу, особенно предплечий, спины и внутренней части ладони. Я и сейчас часто пробуждаюсь с длинными царапинами на спине и плечах и в ванной тру себя до их появления. Раздражимость кожи у меня заходит так далеко, что в бессонные ночи нет такого места, где бы я не ощущала зуда, как правило, при сухом жаре кожи. Уже ребенком я ненавидела рубашки, потому что они щекотались каждой складкой, и высоко подтягивала их в штанах. В постели я задирала рубашку на живот и спину или закутывалась в нее, как в натянутый мешок. Поглаживание по спине мне и сегодня особенно приятно и создает во мне представление, что я кошка, так что я внутренне мурлычу, что опять же вызывает доставляющую удовольствие вибрацию гортани.

Из игр наших и других детей мне известно, что также очень приятно действует прикосновение и подрагивание на щеках чужих ресниц. Некоторые дети легко прикладывают к затылку или руке другого человека и рот и вибрируют губами, пока тот с криком и смехом не высвободится. “Захватывание”, т. е. сдавливание на определенном участке талии, также очень нас забавляло. Многие дети щипали себя до крови. Наконец, возможно, и в основе “гримасничанья” у детей иногда лежит эротика либо кожи, либо слизистой, либо мышц. Мне кажется, это в частности верно для втягивания губ и щек между зубов и быстрого затем их выпускания.

От щекотания у меня самые неприятные воспоминания, потому что папа охотно нас щекотал, однако сердился, если я слишком сильно кричала или отбивалась. Чувствительнее всего я, как и большинство детей, была под коленями, под мышками и на шее. Некоторые дети любят, когда им раздражают травинкой и т. п. шею, нос, при этом сначала они ожидающе затихают, пока, наконец, эта глупая игра не достигнет развязки в визге. Наплескивание в ванной волн на кожу и омывание волнами руки, наверняка, вызывают эротические чувства. Юные девушки, катаясь на лодке в обществе ухаживающих за ними мужчин, охотно опускают руку в воду и позволяют волнам омывать ее, возможно, из бессознательного желания, чтобы их точно так же погладили мужчины. Один маленький 4-летний мальчик часами сидит тихо, когда ему брызгают в лицо водой из опрыскивателя для цветов.

От многих женщин самых различных слоев общества я слышала, что им очень приятно рассказывание жутких историй именно из-за холодка, бегущего по спине (одна сказала: “Это как будто объятие”).

О поцелуях я мало что могу сказать. Я никогда их особенно не любила, пожалуй, потому, что в детстве нас мало целовали».

Случай III

Процитирую следующие относящиеся сюда стенографические записи из анализа одной 21-летней истерички: «Ребенком мне всегда приходилось носить рукавички, в противном случае я расцарапывала себе до крови лицо, такой ужасный зуд я испытывала, хотя никаких высыпаний не было. Потом у меня была странная привычка, чтобы горничная щекотала мне подошву ноги или почесывала голову. Уже с раннего детства у меня была ванночка, в которой при купании я всегда сцарапывала с себя верхний слой кожи с мыслью: я грязная, я грязная, я никогда не отмоюсь». – Это, наверно, связано с вашим онанизмом? – «Нет, не связано. Ведь у каждой женщины есть кожные испарения, я чувствую это по другим женщинам. Если не принимать ванну или не мыться каждый день, они становятся омерзительными, и когда несколько женщин находятся рядом, ощущаешь это напрямую. Перед первой менструацией меня охватил омерзительный зуд во всем теле. Еще ранее, в 10 или 11 лет, я была особенно щекотлива. Если сейчас в театре или на концерте я сижу очень близко к другим и почти их касаюсь, я испытываю пощипывание на коже, словно поток по всему телу вплоть до кончиков пальцев, однако всегда только с персонами, которые либо очень мне симпатичны, либо к которым я испытываю сильное отвращение. Ранее я предполагала, что являюсь совершенно особенной из-за большой чувствительности своей кожи. Если я знакомилась с человеком, я оценивала его не своим разумом, а духовно и психически с помощью определенной осязательной чувствительности. Я прямо телом ощущаю, обладает или нет он сексуальным темпераментом. Подобное внутреннее чувство у меня есть и к духовным преимуществам, совершенно инстинктивное чувство, которое я не могу объяснить. Наконец, я помню, что в 17 лет после углеводородных ванн становилась полусумасшедшей от сексуального возбуждения. Я была совсем пьяна, почти безумна. Позднее, после вытеснения, я больше о них не думала, они даже стали мне неприятны.

До сегодняшнего дня я люблю кусать себе пальцы и кончик языка. Раньше у меня еще были короткие волосы, которые я подносила ко рту, чтобы покусать их. Между десятью и семнадцатью годами я не могла уснуть, если крепко не сжимала в руке носовой платок. Если он исчезал из моей руки, я пробуждалась и была смертельно несчастна».

В браке совершенно анестетичная к половому сношению, она тем не менее любит прижиматься к телу мужа, а больше всего любит поцелуи. «Фетишисткой поцелуев я была издавна. Особенным раздражителем для меня в мои 17 лет был дядя с больными легкими. Уже тогда он был очень болен, и я подолгу с ним сидела. Ведь дядю можно целовать, сколько хочешь, что я ревностно и делала, пока, наконец, он этого не заметил и не ответил на поцелуй. Но когда однажды он залез ко мне под юбки, я тут же убежала. Поцелуи для меня всегда были главным. Он делал это удивительно искусно своими мягкими, тонкими, сладкими, гладкими, как змеи, губами. Он целовал и языком, что особенно меня привлекало. Он просто выпивал партнера. Та к больше никто не умел целовать!» Также и во флирте ее девических годов она никогда не выходила за границы эротики кожи и слизистой. Например, она позволяла своему почитателю поцеловать и прижать себя, затем, как правило, исчезала, чтобы предотвратить большее. Если бы она была падка на коитус, она бы давно уже в него вступила. При ее вагинальной анестезии у нее была колоссальная сверхчувствительность внешних гениталий, так что муж при сношении постоянно причинял ей боль. Она объясняет это тем, что первые ее няни при необходимом мытье тела якобы постоянно так сильно терли ее внизу, что ей было больно. То, что здесь налицо конституциональное усиление, доказывается различными обстоятельствами. Та к и сейчас она считает, что обученная медицинская сестра трет ее ребенка чересчур сильно, что, наверняка, причиняет боль. После родоразрешения она также думала, что никогда больше не сможет сидеть, так ужасно больно было ей внизу. Поэтому она и возила с собой повсюду большую воздушную подушку, дабы смягчить трение.

Примечательно, что при сношении она часто начинает рыдать. «Не от боли, мне просто было приятно похныкать. Тогда акт становится для меня не таким неприятным, как обычно, потому что мне кажется, что плачем я обезвреживаю отсутствие наслаждения. После различных скандалов дома я тоже всегда так рыдала, что постоянно доставляло мне удовольствие. Чем больше я рыдала, тем лучше мне становилось. Это было одновременно приятно и больно». – Как вы к этому пришли? – «Однажды, к своему большому удивлению, я заметила, что это совсем не так неприятно». – Может быть, в детстве вы плачем многого добивались или принуждали к любви? – «Нет, это было просто психически приятно груди. Также невыразимо приятно, когда мне проводят от корней волос до середины лица. Это тоже приятно и больно одновременно. Также, похоже, когда больно ударяются одним локтем, потом приходится делать это и другим. Это аналогично плачу, одновременно боль и приятное чувство».

С 11 или 12 лет она каждые пару недель страдает шейными недугами. «Время от времени наступает день, когда я чувствую себя вялой, а на следующее утро у меня появляются незначительные белые узелки на миндалинах и голова становится тяжелая. По мне это даже видно, и мне трудно говорить. Одновременно я чувствую, что у меня опухает шея снаружи до ушей, и опухание поднимается даже до глаз. Недавно я консультировалась у специалиста, он осмотрел меня всю, но ничего не обнаружил. Я чувствую на шее, словно такой большой ком, чаще всего снаружи». – Опухание шеи снаружи при покраснении внутри, пожалуй, означает эрегированный член, который вы постоянно носите с собой, а белые узелки должны представлять собой сперму, что, конечно, не отменяет частой инфекции на основе особенной эротики шеи. Относительно последней она далее сообщает, что шея у нее особенно щекотлива и сверхчувствительна, когда ей смотрят в зев, что часто страдает хрипотой и боится рака шеи. Наконец, еще следующие важные моменты: в 3 или 4 года она перенесла дифтерит, во время которого ощутила на себе особенную нежность горячо любимой матери. Она знает интересную психологическую связь и для начала частых ангин. Тогда ей очень хотелось поехать к подруге. Поскольку ехать нужно было одной, мать долго упиралась. Наконец, мать все-таки уступила ее натиску, и чемоданы уже были упакованы. Тогда началась ее ангина, и поездка накрылась. Таким образом, болезнью она исполнила желание матери, большой жертвой укрепила ее любовь.

Во время психоанализа у нее довольно часто чешется кожа век, причем так сильно, что она вынуждена их тереть. «В последние месяцы беременности я также стала плохо видеть правым глазом. Однако врач объяснил, что все исправится, что действительно и произошло, только 2 или 3 недели назад. Почему у меня это было, я так и не знаю. В любом случае я тогда очень напрягала глаза и много занималась рукоделием, как это всегда делает моя мать. При этом я не могла к себе прикасаться, и мне было так скверно». – И тогда ваша природа помогла себе тем, что вы вдруг стали плохо видеть, и вам пришлось отказаться от рукоделия.

Одна из основных ее жалоб – постоянное чувство скуки, внутренней пустоты и безысходности. «Мне так ужасно скверно. Это остается у меня даже после коитуса». Супруга своего, отнюдь не импотентного, она беспрестанно терзает, что он, якобы, должен принести ей облегчение, сказать ей, чем заняться, однако при этом ни одно предложение ей не нравится. «Иногда я балуюсь, как маленький ребенок, тогда мне не скверно. Маленькой девочкой мне иногда позволялось это с гофмейстером моего брата или со слугами, и тогда я была совсем счастлива. Однако чаще всего мать препятствовала мне в телесном задействовании. Поскольку старший и предпочитаемый брат из-за болезни ноги должен был носить шины и не мог много ходить, мне, здоровой, тоже приходилось носить шины и довольствоваться ограничениями ходьбы, чтобы мы оба были в одинаковом положении. Когда я стала старше, так в 11 или 12 лет, мне опять не разрешалось бегать одной, на прогулке я должна была послушно идти рядом со своей толстой и медлительной мамой. Я никогда не могла по-настоящему побушевать. На даче, например, мне никогда не позволялось участвовать в больших вечеринках, повсюду она была со мной и останавливала меня: “Девушка должна оставаться рядом с матерью!” Она была для меня грузилом. Позднее у меня было больше возможностей выпустить пар в танце, и тогда я чувствовала себя совершенно довольной, только потом часто появлялось мучительное, давящее чувство вины, особенно в браке. Я очень страстная и выносливая танцовщица, и часто в танце я словно отдаюсь партнеру, и он словно действительно со мной совокупляется. При этом я ни с кем еще не ощутила любви, только время от времени словно чувство опьянения. Но чаще всего у меня было ощущение, что танец со мной заменяет партнеру коитус. Несмотря на свое чувство вины, сейчас я совсем не придаю этому значения и делаю это хладнокровно, хотя при этом сознаю, что роняю свое достоинство».

Пауль Шилдер
Заметки о психофизиологи и кожи[44]44
  Доклад был прочитан на секции неврологии и психиатрии и на секции дерматологии в нью-Йоркской Академии медицины 10 апреля 1934 года.


[Закрыть] (1936)[45]45
  Источник: Schilder, P. Remarks on the psychophysiology of the skin // Psychoanalytic Review. – 1936. – Vol. 23. – P. 274–285. Публикуется с разрешения © Guilford Press. Все права сохранены.


[Закрыть]

В данном тексте П. Шилдер на разнообразных клинических примерах показывает, как психосоматические конфликты выражаются в изменениях состояния кожи. Автор обращает внимание на то, что психогенные ощущения, вызванные на коже, имеют не только физиологическую причину, но и символическое значение. Это одна из ранних работ, совмещающая психоаналитический и психофизиологический подходы к анализу кожных проявлений.

Люди мало знают о том, что находится внутри их тела, однако им кажется, что они знают свою поверхность, свою кожу, им кажется, что они имеют о ней ясное представление. Они не только чувствуют ее как живую часть самих себя, но и получают постоянно идущие от нее ощущения, к тому же глаза видят кожу достаточно объективным образом. В действительности, согласно нашим с Вечслером исследованиям (Schilder, Wechsler, 1934), дети в возрасте от 4 до 5 лет могут сказать о коже и имеют довольно четкое представление о ней, в то время как то, что находится внутри их тела, они понимают просто как пищу, только что съеденную ими. Лишь двое из исследуемых нами детей на вопрос: «Что находится под кожей?» ответили: «Я». По-видимому, кожа представлялась им просто как нечто защищающее и окутывающее настоящее тело. Здесь дальнейшую помощь оказали наши с Хартманном исследования (Schilder, Hartmann, 1927). Когда взрослые закрывают глаза, они мало что знают о поверхности своего тела. Единственно отчетливое переживание относится к тем участкам кожи, которые натягиваются костями. На других участках тела кожа переживается как нечто неопределенное и неразличимое, с неоформленными границами, связанными с неясными ощущениями температуры. И даже прикасаясь к предмету, мы сначала чувствуем предмет и его поверхность, затем – пустое пространство, а после этого – массу тела, однако кожа не находится в поле непосредственного восприятия. Это как если бы тело находилось под кожей. Лишь когда мы слегка прикасаемся к коже, появляется ее реальное ощущение, но нам это снова кажется чем-то внешним по отношению к нам самим. В патологических случаях пациенты тот же самый принцип могут демонстрировать преувеличенным образом. Шестнадцатилетняя девушка с тяжелой хореей[46]46
  Хорея – нервная болезнь, проявляющаяся непроизвольными беспорядочными сокращениями мышц, которые прекращаются только во сне – прим. ред.


[Закрыть] с грустью жаловалась на тонкую резиновую мембрану, натянутую на ее тело. Она говорила, что та не была ее настоящей кожей, и заявляла, что могла бы выздороветь, лишь если бы с нее сняли эту кожу. Но даже оптическое восприятие не дает нам ясного переживания относительно нашей кожи. Мы не способны оценить ее вид правильно, и даже если мы видим обнаженные тела других, мы постоянно удивляемся цвету и структуре их кожи. Обнаженные тела купающихся на пляже снова и снова удивляют нас разнообразием цвета, и многие художники пытались передать эти неуловимые оттенки. Кажется, будто неизвестность в отношении собственной наружности предохраняет нас от ясного восприятия тел других. У нас нет статичного переживания в отношении своей кожи. Мы приобретаем знание о ней благодаря непрерывному динамическому процессу, с помощью которого устанавливаем границу между собой и внешним миром. Язык сохраняет эти различные установки в отношении кожи. «Любит свою кожу». «Выходит с невредимой кожей». «Защищает свою шкуру». А также «Лезет вон из кожи». В Германии также говорят: «Ich wehre meiner Haut» («Защищать свою шкуру») и «Das ist zum aus haut fahren» («Выводить из себя»). He стоит уходить в подобные дискуссии, если психологическая гибкость в отношении переживания поверхности тела не указывает на то, что активные динамические процессы выстраивают и конструируют знание о поверхности нашего тела. Поэтому в создании конфигурации внешней стороны тела постоянно будет задействован опыт всей личности.

Совокупный опыт состоит из восприятия и ощущений. Но существуют также образы и представления, и эта объективная сторона глубоко изменяется и переплетается с эмоциональными установками и проблемами индивида. Психические процессы это не простое дополнение к отчетливым переживаниям ощущений – установки индивида составляют неотъемлемую часть его чувственного опыта. Некорректно говорить, что эмоции изменяют переживания ощущений. Однако всякая эмоциональная установка одновременно является чувственным переживанием, а всякое переживание ощущений включает в себя эмоциональную установку. Двадцатичетырехлетний Джозеф Д. пришел ко мне в больницу в состоянии крайнего возбуждения, жалуясь на зуд во всем теле, особенно на участках с волосяным покровом. Он все время говорил: «Теперь у меня чешется нос, а теперь – бровь». Несколько месяцев тому назад он подхватил лобковых вшей в меблированной комнате, где жил. После чего излечился за один курс. А затем появилось это возбуждение. Он был убежден, что вши появлялись из перьев подушки. Он видел летающих вокруг вшей фантастических очертаний. Видел, как они устраивались на нем и ползали. Он видел приблизительно тридцать вшей одновременно. Они имели форму перьев; одни были изогнутые, другие – прямые, третьи – в форме маленьких дисков. Он считал, что следует заявить об этом доме в полицию, поскольку другие жильцы тоже могли заразиться. Примерно через десять дней его возбуждение стихло. Это был довольно легко возбудимый молодой человек, чувствующий себя несчастным в городе. Он вырос на ферме и хотел вернуться туда обратно. Он рассказал о своих переживаниях на ферме, особенно о тех, что были связаны с куриной фермой. Два года тому назад после уборки курятника он почувствовал зуд. Он подумал, что это из-за куриных вшей. Зуд исчез после того, как он почистился. Пациент в некоторой степени был озабочен своим внешним видом, гордился им, особенно цветом лица; он всегда был здоровяком.

Это – простой случай, но он ведет нас к основной проблеме. Во-первых, в этом случае было переживание ощущений. Ощущения поступали из внешнего мира. Ощущения поступали с периферии и изменили личность пациента. Его зуд с самого начала был специфическим зудом специфической личности. Во второй фазе переживание идет уже не с периферии в центр личности, а из центра личности к периферии. Это тот же самый процесс, но в обратном порядке. Можно сказать, что переживание ощущений имело последствие. И это последствие сделало возможным течение ощущений из центра к периферии. Однако мы имеем достаточное доказательство того, что такое влияние на периферию не является обязательным. Когда пациент начинал живо рассказывать о своем зуде, люди, окружавшие его, сами начинали испытывать зуд. Но верно и то, что зуд этих людей имел место не только в центральной нервной системе, он также передавался коже. Конечно, это было воображение, но оно было связано с физическими изменениями на периферии. Однако я сказал, что этот зуд был личным и индивидуальным зудом пациента. Это не только связанное с неопрятностью отвращение – это ощущение, воскресившее воспоминания о куриной ферме. Вши летали в воздухе, подобно куриным перьям, и имели ту же самую форму. Мой пациент хотел вернуться назад на ферму. Его прежний опыт является паттерном, в соответствии с которым чувственные данные принимают определенную форму. Но что можно сказать о зуде свидетелей? Они тоже должны были иметь реальные переживания до этого. Центробежный процесс привел их обратно к реальности, пережитой ими ранее. Воображение всегда приводит назад к реальности. Воображаемый мир и реальный мир в основе своей – один и тот же мир. Нет ничего нового в данном наблюдении. Психогенный зуд среди прочих наблюдали Клаудер (Klauder, 1924; 1925), Зак (Sack, 1926; 1933) и О’Донован (O’Donovan, 1927). Другой случай может помочь нам прийти к лучшему пониманию. Двадцатилетний е. М. (Schilder, 1931b), с огромным количеством неврастенических симптомов, жаловался на зуд пениса, ануса, кистей рук и ступней. А это те же самые части, которые находятся в центре сексуальной деятельности. Для этого пациента ступни имели определенное эрогенное значение: вид обнаженных ступней возбуждал его. В самых ранних его воспоминаниях важную роль играли анальные раздражения. Крайне важно отметить, что в самом раннем детстве пациент страдал чесоткой. Когда мать родила его младшую сестру, он вообразил, что доктор пытал ее и жесткой щеткой удалял ей на ногах ногти. Однако позднее он также имел возможность видеть, как отец растирал свои ноги, когда приходил домой уставшим; чуть позднее он наблюдал, как отец расчесывал свою спину из-за чесотки. Я не хочу уходить в психологические детали этого довольно полно проанализированного случая. Но здесь в заболевании мы обнаруживаем основу конверсионного симптома – либидинозную структуру всей личности. Конечно, такая структура никогда не представляется просто абстрактно, а только как часть жизненной ситуации индивида, особенно в отношении к эдипову комплексу. Однако в очень глубоких слоях мы также обнаруживаем органическое заболевание в раннем детстве, переживание ощущений. Но представляется, что и органическое заболевание другого, зуд и расчесывание отца, оказало важное влияние на окончательное формирование симптома. Поэтому я прихожу к утверждению того, что основой конверсионного симптома является: 1) органическое заболевание в прошлом самой личности, равно как и людей, с которыми у нее был либидинозный контакт; и 2) либидинозная структура в связи с жизненной ситуацией прошлого и настоящего. Такая формулировка остается верной не только для зуда и конверсионных симптомов кожи, но также для конверсионных симптомов в целом. Конечно, я не знаю, является ли обязательным наличие органического заболевания в прошлом. Мы вернемся к данной проблеме позднее.

Я выдвинул предположение, что психогенный зуд также связан с органическими изменениями на коже. Цитированные случаи не предоставляют четкого доказательства в этом отношении. Но я наблюдал 35-летнего мужчину, который жаловался, помимо прочих симптомов, на причиняющий беспокойство зуд заднего прохода. В раннем детстве у него был тромбозный геморрой. Он также жаловался на постоянную влажность вокруг ануса. Ряд сновидений, увиденных за одну ночь, может дать внешнее понимание его психосексуальной структуры:

1. «Я съеживаюсь. В конечном итоге, я – маленький ребенок, стоящий с обнаженными ягодицами. Это, главным образом, анус. Я думаю, это я. Позднее я чувствую, что меня моют, чистят и щипают мои гениталии два человека».

2. «Я останавливаю девочку, вонзая ей в спину нож. Ребенок кажется умершим, но он начинает плакать».

3. Его старший брат стал доктором. Он видит того оперирующим на крестцовой кисте. (Все сновидения короткие.)

Страх кастрации и желание быть кастрированным – вот характерные особенности психологии данного пациента. Он желает вступить в мазохистские, пассивные и гомосексуальные отношения с отцом и матерью. Я не могу здесь уходить в детали его психосексуальной структуры, находящейся в тесной связи с его ранней историей и установками родителей. В психологии его отца анальные элементы, по-видимому, также играли важную роль. Я упоминаю здесь этот случай кратко, потому что вокруг ануса существует не только зуд, но и влажность. О’Донован точно подчеркивает: «Когда приступ зуда прекращается, пациенты говорят (и это можно проверить), что местами кожа становится очень влажной, что указывает на существование местной неустойчивости вазомоторного тона и возникновение нервного возбуждения местных потовых желез». Следовательно, конверсия в данном случае сочетается с так называемыми органическими изменениями на коже. Могу добавить, что этот пациент вообще жаловался на потение и вазомоторные феномены после полового акта. Такие случаи предоставляют доказательство того, что центробежное направление, идя от центра личности к периферии, действительно является органическим процессом, оказывающим влияние на периферийный орган.

Я глубоко убежден, что более глубокого понимания конверсионных феноменов и психопатологических феноменов в целом можно достичь при изучении процессов воображения у нормального субъекта. Исходя из данного убеждения, я (Schilder, 1933) со своими коллегами Каннером (Kanner, Schilder, 1930), Бромбергом (Bromberg, Schilder, 1932) и Паркером преднамеренно вызывал мысленные образы при различных ощущениях. Здесь я, главным образом, сошлюсь на наши с Бромбергом исследования о тактильных образах и тактильных последействиях. Общая тенденция иррадиации формирования источника, вычеркивания определенных частей образов, построения и разрушения форм (гештальта), движений, изгибания линий и тенденция против восприятия углов в своих последействиях идентичны тенденциям, отмеченным при воображении. Бенусси путем удачного раздражения двух точек на коже провоцировал впечатление, будто объект передвигается из одной точки в другую. Конечно, необходимо, чтобы время между двумя прикосновениями было коротким. Согласно нашим исследованиям, те же самые феномены можно наблюдать при удачном воображении двух точек и в последействии двух прикосновений. Существует внутренняя связь между последействием восприятия, восприятием очень короткой продолжительности и мысленным образом. Мы не знаем, как мысленный образ достигает кожи. Зак говорит об антидромном[47]47
  Антидромный – противоположно направленный – прим. ред.


[Закрыть] раздражении, которое может привести к продуцированию гистамина или ацетилхолина. Но можно спросить, могут ли в данном отношении быть значимыми или нет вазомоторные феномены. Мы изучали с этой точки зрения случай крайней вазомоторной раздражительности у кататоника и обнаружили у вазомоторных феноменов тенденцию к иррадиации, блуждающую связь двух точек и вычеркивание острых углов. Связь между вазомоторными феноменами и тактильным последействием – больше подобие, нежели тождественность. Вазомоторные феномены могут быть отчасти параллельными центральным тактильным феноменам. Возможно и то, что вазомоторные изменения увеличивают активность тактильных образов, почти постоянно связанных с температурными ощущениями.

В цитированных экспериментах мысленные образы провоцировали ощущения на коже, которые осуществляли сознательное намерение воображения. Это не общее возбуждение, но это продукт специфического переживания на коже специфического значения. Поэтому сознательное желание может быть эффективным. В экспериментах, проводимых мною более пятнадцати лет назад, я предлагал испытуемым вообразить, что их руки увеличиваются в размере, становясь в два раза больше[48]48
  Schilder, P. Wahn und Erkenntnis. – Berlin: Springer, 1917.


[Закрыть]. Или что вторая рука вырастает из предплечья. Возникающие тактильные ощущения точно соответствовали предписанию. Они подчинялись специфическому значению предписания. Это заходило так далеко, что мужчины, которым предлагалось вообразить, что они обладают женскими грудями, переживали специфические ощущения, соответствующие такому изменению в их теле. Конечно, бессознательные проблемы и усилия ведут к еще более навязчивым ощущениям на коже. Один мой пациент чувствовал боль в фаллосе, руках, анусе и на нёбе (Schilder, 1931a). Он чувствовал боль в тех частях, к которым в его воображении прикасался пенис другого мужчины. Литература содержит много случаев о том, что преднамеренные или инстинктивные образы могут вызвать кровотечение или появление волдырей на коже. Я вспомню здесь хорошо известные эксперименты по гипнозу Мабия (Mabille, 1885), Дюмонтпаллера (Dumontpallier, 1885), Хеллера и Шульца[49]49
  Münchner Medizinischer Wochenschrift, 1909.


[Закрыть] и др. Особо упомяну наблюдение Шиндлера (Schindler, 1927), касающееся спонтанных кожных кровотечений психогенного происхождения. В случае Крайбиха и Соботки (Kreibich, Sobotka, 1909) волдыри крапивницы появились на теле пациента, когда он испытал неприятное возбуждение. Центробежный процесс не только спровоцировал ощущения на коже, но и вызвал ее фактические изменения.