Текст книги "Психология и психопатология кожи. Тексты"

На следующем сеансе у него были мысли о девушках, ковыряющих свои лица, беременных женщинах и подарке, преподнесенном ему мужчиной. У него были страхи по поводу конкуренции с мужчинами, вне отношений с аналитиком. Была сделана интерпретация его желания иметь ребенка от отца или аналитика и соперничества с женщинами. Ребенок походил бы на ребенка, каким он сам когда-то был – когда был самым младшим, любимчиком отца, восхваляемым и с восхищением выставляемым напоказ. Он говорил, что вроде признает это.

После этого сеанса он ужасно наелся, у него болел живот, его тошнило, и он сознательно почувствовал соперничество с женщинами. Он смотрел на перспективу завершения анализа как на развод. И тогда же он подумал, что работает очень быстро и авторитетно.

Вскоре после этого дела в бизнесе вынудили его оставить анализ на несколько недель. За это время он многого достиг, заложил хорошее начало в своей профессии и выявил убедительное побуждение преуспеть в деловых отношениях. Его кожа оставалась совершенно чистой. Он был удивлен дружелюбному приему своих усилий со стороны коллег. Опыт еще больше убедил его в своих способностях и дал уверенность в их использовании. За этим последовал период анализа позитивного эдипова конфликта, характеризующегося интенсивными бессознательными сексуальными побуждениями по отношению к матери и враждебности к соперникам-мужчинам.

С этого времени его кожа оставалась чистой и остается таковой вот уже свыше года.

Расчесывание

Расчесывание и зуд были важными особенностями данного заболевания. Как можно было видеть, пациент сильно расчесывал себя. Расчесывание представляло эротизированный способ справиться с агрессией по отношению к отцовским фигурам (мастурбацией, ограблением, мазохистским эксгибиционизмом). Чтобы довести до сознания пациента лежащие в основе расчесывания эмоциональные конфликты, аналитику понадобилось активное его обсуждение.

Данное исследование выявляет существенный момент, касающийся расчесывания: расчесывание происходит во время сна, т. е. имеет место ночное расчесывание. В раннем периоде анализа он расчесывал себя во сне, когда сталкивался со страхом вытесненной ярости по отношению к отцовским фигурам. Когда эта ярость приближалась к сознанию, например, в сновидениях об обезьяне и жертвах огня, агрессивные тенденции направлялись на себя путем расчесывания кожи, настолько сильного, что он пробуждался.

Основные его конфликты можно суммировать в следующей схеме:

Динамика регрессивных компонентов

В данном случае динамика регрессии к кожному эротизму выделялась отчетливее по сравнению с предыдущими случаями. Этот пациент регрессировал от анально-пассивных желаний в отношении отца и инфантильного желания иметь от него «анального ребенка» к смещению данных побуждений с ануса на кожу (Lewin, 1930). Бессознательным значением симптомов пациента было желание быть запятнанным и опозоренным отцом и забеременеть через кожу, а также идентификация как с больными, сифилисом или раком, так и неполноценными беременными женщинами и грудным ребенком. Эти бессознательные желания четко выявлялись в сновидениях и фантазиях; здесь нет возможности изложить их, однако достаточно перечислить некоторые из основных тенденций. Много раз ему снились такие вещи, как уступать место в туалете, идентифицироваться с молоденькой девушкой, недавно вместе с любовником обвиненной в убийстве ее родителей (случай на самом деле был описан в ежедневной прессе, и девушку осудили за внебрачную беременность). В сновидении пациента лицо девушки было покрыто пузырчатыми прыщами. В другой раз ему приснилось, что его лечат от зуда заднего прохода рентгеном. Прозвища, даваемые им людям, были связаны с пачканьем и кожей.

Резюме

Подробное психоаналитическое изучение данного случая нейродермита подкрепляет многие данные, имеющиеся в литературе. Специфическим способом регуляции вытесненной агрессии по отношению к отцовским фигурам была атака на себя посредством кожи, а также проявление бессознательной пассивной феминной установки. Регрессивные фантазии, связанные с феминной установкой, были выражением ранних инфантильных садистических установок к женским фигурам и идентификации с ними и представляли собой попытку справиться с проблемой агрессии к членам мужского пола своей семьи.

Плач со страхом и яростью на фрустрацию конкурентных установок был вытеснен с самого детства, однако эти эмоции выражались в приступах кожной болезни, возникавших при торможении агрессии к более сильным мужчинам.

Расчесывание имело тенденцию становиться рефлекторным методом выражения ярости и фрустрации, и его контроль со стороны пациента был важен с терапевтической точки зрения. Расчесывание во время сна прекратилось, когда в анализе смогла быть выражена связанная с ним агрессия.

Несмотря на то, что аллергическое состояние в данном случае было налицо, оно не было специфическим и, как оказалось, менялось с эмоциональным состоянием. Семейная история предполагает наличие наследственного фактора.

Приступы зуда, бляшки нейродермита появлялись, когда в текущей ситуации мобилизовывалась агрессия по отношению к отцовским фигурам; до анализа же, когда этот конфликт был хроническим на протяжении длительных периодов, он вызывал постоянное напряжение, разряжающееся на коже. Выяснилось также, что был задействован еще один механизм – истерическая конверсия. Например, сыпь вокруг пупка, появившаяся в ответ на высказанную возможность прервать анализ, и пузырек на руке после сновидения об атаке на вагину жены и т. д.

Библиография

1. Ackerman, N. Personality factors in neurodermite: a case study // Psychosom. Medicine. – 1939. – Vol. I. – P. 366–375.

2. Allendy, R. A case of eczema // Psychoanalytic Review. – 1932. – Vol. 19. – P. 152–163.

3. Barinbaum, M. Eine vorlaeufige Mitteilung über die Bedeutung der Freud’schen Psychoanalyse für die Dermatologie // Derm. Ztschr. – 1932. – Vol. 95. – S. 1066.

4. Bartemeier, L. A psychoanalytic study of a case of chronic exudative dermatitis // P. Q. – 1938. – Vol. 7. – P. 216–231.

5. Becker, S. W., Obermayer, M. E. Modern dermatology and syphilology. – Philadelphia, Lippincott, 1947.

6. Blaisdell, J. H. Mental allergy: report of a case of seborrheic eczema with recurrences dependent on emotional background // Arch. Derm. Syph. – 1932. – Vol. 25. – P. 205–212.

7. Cormia, F. E. Psychosomatic factors in dermatoses // Arch. Derm. Syph. – 1947. – Vol. 55. – P. 601.

8. Deutsch, F. Emotional factors in asthma and other allergic conditions. Paper read at the meeting of Amer. Assoc. Med. Social Workers, New Engl. Dist., Feb., 1938.

9. Freud, S. Three contributions to the theory of sex. – N. Y.: Nerv. & Ment. Dis. Pub. Co., 1930.

10. Gillespie, R. Psychological aspects of skin diseases // B. J. D. – 1938. – Vol. 50. – P. 1–15.

11. Greenhill, M., Finesinger, J. Neurotic symptoms and emotional factors in atopic dermatitis // Arch. Derm. Syph. – 1942. – Vol. 46. – P. 187–193.

12. Halliday, J. L. Practitioner. – 1944. – P. 152.

13. Heise, W. Ein Beitrag zur Frage des akuten Ekzemes mit psychischer Aetiologie // Neurol. Zentralbl. – 1914. – Vol. 33. – S. 492.

14. Lewin, B. Excrement, smearing, menses and feminine superego // I. Z. P. – 1930. – Bd. 16.

15. Menninger, K. Observations of a psychiatrist in a dermatology clinic // Bulletin of the Menninger Clinic. – 1947. – Vol. 11. – P. 141–147.

16. Miller, M. L. A psychological study of a case of eczema and a case of neurodermatitis // Psychosom. Medicine. – 1942. – Vol. IV. – P. 82–93.

17. Miller, M. L., McLean, H. V. The status of the emotions in palpitation and exlrasystoles with a note on «Effort Syndrome» // P. Q. – 1941. – Vol. 10. – P. 545–560.

18. Mittelman, B. Psychoanalytic observations on skin disorders // Bulletin of the Menninger Clinic. – 1947. – Vol. 11. – P. 169–176.

19. Mohr, F. Psychophysische Behandlungsmethoden. – Leipzig: Hirzl, 1925.

20. Obermayer, M. E. Functional factors in common dermatoses // Journal of the American Medical Association. – 1943. – Vol. 122. – P. 862–864.

21. Pearson, G. H. Some psychological aspects of inflammatory skin lesions // Psychosom. Medicine. – 1940. – Vol. II. – P. 22–33.

22. Stokes, J. H. The effect on the skin of emotional and nervous states, masochism and other sex complexes in the background of neurogenous dermatitis // Arch. Derm. Syph. – 1930. – Vol. 22. – P. 803–810.

23. Stokes, J. H. The complex of eczema: a diagnostic and aetiologic analysis // Journal of the American Medical Association. – 1932. – Vol. 98. – P. 1127f.

24. Stokes, J. H., Beerman, H. Psychosomatic correlations in allergic conditions: a review of problems and literature // Psychosom. Medicine. – 1940. – Vol. II. – P. 438–458.

25. Sulzberger, M. B. Discussion of paper by Stephen Rothman «The role of the autonomic nervous system in cutaneous disorders» // Psychosom. Medicine. – 1945. – Vol. VII. – P. 90–96.

26. Sulzberger, M. B., Goodman, J. The relative importance of specific skin hypersensitivity in adult atopic dermatitis // Journal of the American Medical Association. – 1936. – Vol. 106. – P. 1000–1003.

27. Walsh, M. N., Kierland, R. R. Psychotherapy in the treatment of neurodermatitis // Proceedings of the Staff Meeting of the Mayo Clinic. – 1947. – Vol. 22. – P. 509–512.

Макс Шур
Хронический экссудативный дискоидно-лихеноидный дерматит (синдром Сульцбергера-Гарбе): анализ случаев[61]61
  Доклад был прочитан на 16-м Международном психоаналитическом конгрессе в Цюрихе в августе 1949 года.


[Закрыть] (1950)[62]62
  Источник: Schur, M. Chronic, exudative, discoid and lichenoid dermatitis (Sulzberger-Garbe’s syndrome): case analyses // International Journal of Psychoanalysis. – 1950. – Vol. 31. – P. 73–77. Публикуется с разрешения © Blackwell Publishing. Все права сохранены.


[Закрыть]

В данной работе предлагается рассмотреть два случая кожного заболевания, характеризующегося приступами раздражающего зуда, интенсивным расчесыванием и обширными кожными поражениями. Обосновывается гипотеза о значимости эмоциональных факторов в этиологии дерматозов. В роли источников кожного расстройства выдвигаются конфликты вокруг нарциссизма, эксгибиционизма, агрессии, мастурбации и компульсивных тенденций. Поднимается вопрос о выборе кожи в качестве органа выражения эмоциональных конфликтов. Подчеркивается значение психоанализа в терапии дерматологических расстройств.

Данная статья основана на исследованиях, проводимых в нью-Йоркском университете и посвященных изучению случаев из кожного отделения нью-Йоркского госпиталя Bellevue. Ее цель – установить в этиологии дерматозов связь эмоциональных факторов с генетическими и внешними факторами, предполагая, что в некоторых случаях эмоциональные факторы могут преобладать. В качестве метода я выбрал анализ репрезентативных случаев исследуемого заболевания, сопровождаемый обширными интервью, а также наркоанализ большого числа случаев.

Обсуждаемое мною заболевание касается только мужчин в возрасте от 25 лет. Основная жалоба – приступы раздражающего зуда, главным образом, по ночам. Начинаясь всегда около пениса, он распространяется на все тело. Помимо постоянных поражений, поначалу экссудативно-дискоидных, а затем лишайных, часто похожих на грибовидный микоз, существует фаза крапивницы. Этиология описывается как неизвестная; состояние является хроническим, имеет ремиссии, однако считается неизлечимым.

Из двух анализируемых случаев более детально я представлю один, все еще находящийся в лечении.

Тридцатисемилетний служащий, заболевший в возрасте 1,5 лет и по большей части находящийся на излечении в госпитале, – один из тяжелейших случаев в нашем отделении. У него специфическая внешность: высокий, худощавый, осанка чересчур прямая или очень сгорбленная, лицо ригидное, глазам недостает нормального движения, он не способен ассоциировать или говорить свободно. Случай, ускоривший приступ, был таков. Он скопил 200 долларов, которые его жена хотела послать своему отцу. Столкнувшись с выбором «отказаться от своей безопасности» или обидеть тестя и жену, после бесконечных споров он все же уступил, испытывая при этом ужас. Через несколько дней у него появились первые поражения на пенисе, вскоре распространившиеся по всему телу.

После нескольких сессий пришло признание: «Поражения появились на моих руках, потому что я украл; на моем пенисе – потому что был неверен». Несколько лет назад он украл деньги, предназначенные для Фонда маленьких парализованных детей. Почему? «Они были нужны ему для безопасности».

Теперь его жалобы сместились на глаза. Они не двигались свободно, в особенности не поворачивались направо и вверх. Это началось в подростковом возрасте. Почему? Выдавливание угревых прыщей на носу напрягало его глаза. После женитьбы началось ухудшение. Он оставил работу, и его жене пришлось подрабатывать, пока он коллекционировал разные очки в различных глазных клиниках. Теперь симптом вернулся. Мое предположение о функциональном торможении подтвердил офтальмолог. Я начал подозревать глубоко вытесненную зрительную травму. К моему удивлению, вопрос: «С кем он делил свою комнату, будучи ребенком?» принес следующую историю. Будучи самым младшим из семи детей, он вплоть до 6-летнего возраста спал в одной кровати с родителями, сам он – у стены, а мать – между ним и отцом. Во время полового акта родителей ему полагалось лежать на левом боку лицом к стене. Изредка во время полового акта мать поворачивала свою голову к стене. Чтобы видеть, ему приходилось смотреть вправо и вверх. Он часто наблюдал их половой акт, совершаемый, как он считал, по большей части, в позиции сзади, что описывалось им как «через прямую кишку». Он притворялся, что спит, пытаясь задержать дыхание и уменьшить биение сердца, изредка мочась в кровать или пуская газы.

Большинство из его симптомов можно проследить до этой серии первичных сцен, имевших место на протяжении всех фаз инстинктивного развития и развития Эго. Часть из них очевидна даже для пациента. Он осознавал, что был околдован большим пенисом отца, своим интересом к прямой кишке, желанием, чтобы отец делал с ним то же самое, а также страстным желанием своей матери. Покинув родительскую постель, он спал со старшим братом, который начал манипулировать его прямой кишкой. Он, в свою очередь, играя в доктора, делал то же самое с маленькой девочкой. Мастурбируя в подростковом возрасте, он не мог достичь разрядки. Он смог достичь ее в 17 лет, разглядывая картинки с изображением полового акта или женщин сзади. Он «обнимался», но избегал полового акта по трем причинам: из страха дефлорировать девушку, из-за своей неспособности к разрядке и – представим новый симптом – из-за своей худобы. После неудач с проститутками он преуспел с пережитым разводом. Женился он в 25 лет. Он привык получать удовлетворение, только когда начинал в позиции сзади – называемой им «через прямую кишку» – или вылизывая вагину. Затем он начал вступать в гомосексуальные связи со случайными знакомыми в туалетах метро: сначала – пассивный ректальный половой акт, позднее – фелляция.

Третьим важным симптомом была худоба. Он плохо ел и был худым ребенком, и его прозвали «кожа да кости». Ярость и унижение переполняли его, когда его так называли. Он боялся стричь волосы, как будто это значило увидеть свою худобу в зеркале. Чтобы скрыть худобу, в середине лета он носил несколько свитеров. Прикосновения жены, а особенно пребывание со своей семьей заставляли его чувствовать себя худым. Ничто не могло убедить его, что он не аномально худой. Будучи ребенком, он привык прятать свой пенис, когда мать купала его. Спал он на животе, иначе жена могла бы увидеть его пенис в неэрегированном состоянии. Переживание худобы приводило к проекции, особенно после приступов кожного заболевания. Озабоченность своей внешностью контрастировала с пренебрежением к одежде и опрятности. На время эта озабоченность сосредоточилась на проблеме роста усов с бесконечными обсуждениями своего внешнего вида. Эти симптомы достигли своей кульминации в следующей большой компульсивной сцене: «Однажды несколько лет назад я поглядел в зеркало. Внезапно я почувствовал и услышал, как хлопают мои глаза, так что я смог ясно увидеть себя. Я стоял очень прямо, с расправленными плечами. Но затем воздух вышел из моей системы, и мои плечи начали опускаться все ниже и ниже». Он на самом деле пустил газы и отрыгнул. На вопрос о том, как низко опустились его плечи, он дал такой ответ: «Вы не понимаете, им пришлось упасть совсем». Исходом было отчаяние по поводу худобы. Эта повседневная сцена позднее была заменена бесконечными осмотрами своих поражений.

В этой компульсивной сцене, конденсации всего его невроза, помимо очевидной связи с первичными сценами, репрезентируется анальный элемент через извержение газов и акцент на воздухе, выходящем из его системы. Было обилие и других анальных симптомов. Когда он был ребенком, купание означало для него потерю грязи; ему говорили, что вода вредна для кожи, так что он не мылся неделями. Вдобавок после полового акта его сильно беспокоили движения в кишечнике. Беспокойство насчет денег ускорило его болезнь. Он воровал деньги ради своей безопасности. У него была навязчивость в отношении точности часов. Предпосылка к этому – частые клизмы в детстве.

Однако только его тревога дает понимание этой путаницы симптомов. Она касается всех функций. Теперь он сосредоточился на коже: он боялся ночи – она означала зуд и расчесывание. Если он видел поражения у других пациентов или другие люди видели его поражения, он начинал паниковать. Бритье было суровым испытанием страха. Вид крови приводил его в обморочное состояние. Мочеиспускание и испражнение ослабляли и опустошали его. Солнечный свет выдавал его худобу, ходьба по снегу издавала ужасный звук – как будто идешь по тараканам. Он боялся тараканов, клопов, вшей, которых было полно в его детстве. Он боялся мороженого – оно означало удаление миндалин, быть без матери. В его по большей части нескрываемых инцестуозных сновидениях весьма значительной была кастрационная тревога. Но здесь его защиты были непоколебимы. Он был уверен, что теперь его боятся из-за его кожи, глаз, худобы, чего не было, когда он был ребенком. Воспоминание о том, как в 5 лет дядя грозился отрезать ему пенис, когда он играл с ним, оставило его невозмутимым: «Почему маленький мальчик должен пугаться шутки?» – таким образом иллюстрируя свою способность к психической блокаде.

После восемнадцати месяцев лечения его кожа очистилась от постоянных поражений, но у него все еще были частые приступы зуда. Симптомы с глазами стали незначительными, особенно после того, как он однажды сказал: «Думаю, глазам приходилось зажмуриваться, когда пенису приходилось эрегироваться, это утомляло их». Его гомосексуальность бездействовала. Однако сохранялись навязчивость по поводу худобы, амбивалентность и недостаток понимания влияния инфантильной ситуации и значения кожных симптомов. Он знал только, что страхи заставляли его испытывать зуд.

Начал появляться удивительный материал в отношении другого брата, воспоминание о котором он полностью подавил. С психическим дефектом, параличом и атрофией правых конечностей, нарушением речи и эпилептическими приступами тот по-прежнему жил в учреждении. Пациент рассказал об этом с огромной неохотой и тревогой.

У его отца сейчас был коронарный тромбоз. На протяжении нескольких недель пациент воспринимал этот факт вполне нормально, обсуждая возможность своей смерти и свои проблемы соперничества, враждебности и переживаний вины. На многих сессиях он обсуждал только свои усы. Но в один день он увидел катетер в пенисе отца. Пенис выглядел очень маленьким, был покрыт кровью; моча была кровянистой. Он развил очень глубокую тревогу. На следующий день ему приснилось: «Я в глубоком долгу перед мужчиной. У него фигура, как у моего отца, но он доктор. Я считаю, есть только один способ выразить ему свою благодарность – позволить ему засунуть пенис в мою прямую кишку. Я вижу его гениталии; они довольно старые и маленькие». В конечном итоге, отец здесь – человек с маленьким пенисом, однако пациент не смог одержать триумф.

Данный факт иллюстрируется последовавшим вслед за этим драматическим крещендо. В приведенном сновидении он жертвовал своей мужской сексуальностью. В следующем сновидении он видит: «Я – девушка и ищу мужчину с большим пенисом». Однако сновидений было недостаточно. Он сбрил прежние усы. Эта напрасная жертва лишь усилила тревогу. После панической ночи он «заработал» поражения на пенисе, как в начале болезни. Вот так в свете аналитической ситуации мы видим развитие, равное по своей валидности любому клиническому эксперименту.

Вскоре после этого отец умер. Пациент провел ночь в доме матери, в панике, испытывая зуд, расчесывая себя, переживая крайнюю худобу. Было очевидно, что худоба была не только опасным унижением, но и необходимой защитой.

Он рассказывал больше сновидений, наполненных всеми аспектами и корнями его кастрационного страха, главным образом, в связи с открытием женских гениталий; также появлялось больше материала о брате Исааке. Он был живым подтверждением всех страхов. Паралич и атрофия объясняли значение худобы. Теперь он понял, почему украл деньги из Фонда маленьких парализованных детей, понял свой страх умопомешательства, названный им худобой ума. Это обилие материала вызвало сокрушающую тревогу. У него стало больше поражений на коже, каждое локализовалось со своей детерминацией. Много сессий он провел в полуступоре. При отчетливой угрозе полного психотического распада я должен был помочь ему восстановить некоторые защиты. Его пришлось госпитализировать дважды за несколько недель. Со временем он смог возобновить свой аналитический прогресс. Воспоминания и отыгрывания обнаружили значимый материал о матери и выявили важность его эксгибиционизма – все в связи с его симптомами. Первое интервью: «С меня отшелушивают кожу. Отшелушивание означает мастурбацию. Я играл с какими-то детьми, они стянули с меня штаны, увидели, какой маленький у меня пенис, и пошлепали по нему. Весы, моя мать взвешивает меня, бранит за недобор, я чувствую себя таким худым». Он попытался раздеться передо мной, чтобы я мог сказать ему, какие худые у него плечи. На мой отказ он отреагировал депрессией и ступором, но потом все-таки отважился высказать свое негодование и враждебность. После этого он как-то сказал: «В известном смысле я заменял родителей зеркалом, я хотел, чтобы оно сказало мне, что я не худой». Мать, помимо непринятия его эксгибиционизма, поворачивала его лицом к стене, когда спала с его отцом, и делала ему клизмы. Ему делали тесты бляшек в отделении. Рассердившись на доктора, он неистово расчесал себя, вызвав серьезные повреждения. На вопрос, почему, он сказал: «Мне пришлось показать ему, что он сделал со мной», а затем: «Это похоже на то, как я отказывался есть, когда сердился на мать. Может быть, я также хотел показать жене и ее отцу, что они сделали со мной, взяв мои деньги». Во время последующего периода проработки оставшиеся поражения зажили.

При реконструкции своего развития он был чрезмерно фиксирован на анальном уровне, испытывая огромную тревогу по поводу анальной кастрации; отмечались устойчивость ануса в качестве эрогенной зоны, амбивалентность, нарциссический катексис стула и его производных. Первичная сцена вначале вызвала неартикулируемую панику, затем стала источником постоянной сексуальной стимуляции. На ранней фаллической фазе по-прежнему доминировали анальные влечения, одновременно с восхищением отцовским пенисом и желанием заменить им потерянные фекалии. Оральная фиксация и биологические потребности также вызывали страстное желание своей матери. Скоптофилия и эксгибиционизм были сверхкатектированы. Угрозы за мастурбацию и открытие женских половых органов вызвали после слияния с прежде приобретенными тревогами чрезмерное переполнение кастрационной тревогой. Данный факт подчеркивался судьбой брата. Униженное сравнение своего пениса с пенисом отца вынудило пациента сделать пенис субститутом всего своего тела. Теперь все идет в двух направлениях: худоба – это унижение, но также и существенная защита. Подглядывание есть искушение; его надо затормозить. Каждая защита приносит новые Эго-ограничения и новую тревогу. Сцена с зеркалом – это повторение первичных сцен и своих реакций. Он отваживается взглянуть. Все его тело участвует в эрекции. Он желает и боится провала отцовского пениса. С пусканием газов приходит разрядка напряжения, его плечи оседают, они опускаются; итог – ярость и отчаяние.

Когда конфликт достигает невыносимой интенсивности, открыты только два пути: полный психотический распад или органические поражения. В соответствии с самым примитивным Супер-Эго любой подъем агрессивных или сексуальных влечений создает не только переживания вины, но и глубочайшую тревогу возмездия извне, переживаемую как кастрационную тревогу. Симптомы со всей их самодеструкцией – не только самонаказание, они также соответствуют магическому жертвоприношению. Поражения на пенисе, подобно худобе или гомосексуальности, есть жертва pars pro toto[63]63
  Pars pro toto (лат.) – часть вместо целого – прим. ред.


[Закрыть]. Данный механизм жертвоприношения применим и к другим изучаемым случаям различных дерматологических заболеваний. На другом уровне самодеструкция также есть деструкция объекта в соответствии с глубочайшей идентификацией: «Если я не ем, я наказываю свою мать». Но поражения выражают и нечто еще: цитируя пациента, «мои пальцы на руках зудели, я взглянул на них, мое сердце забилось, мурашки побежали по моей коже и затем я увидел, как появляются новые поражения». Рассказывая о первичных сценах, он использовал те же самые слова. Так, в сцене с зеркалом мы видим в поражениях постоянное формирование новых эрегированных органов. Каждое поражение надо было расчесать, что повторяло бифазическое принуждение к эрекции и провалу. Поражения на лице легче всего было выставить напоказ, исчезали они тоже последними. Теперь нам понятна столь распространенная при дерматозах проекция: «Все должны заметить это».

Представим лишь небольшой набросок второго случая. Это случай мужчины-еврея в возрасте 48 лет, его жена – католичка. Их отношения характеризуются его утверждением: «Я не дал ей достаточно денег, она не дала мне достаточно секса». Он начал играть на скачках, по большей части проигрывая. Он решил рискнуть последними 25 долларами на Йом-Кипур[64]64
  Йом-Кипур – День искупления – иудейский праздник, который отмечается осенью – прим. ред.


[Закрыть], День искупления. Он поставил все на лошадь, полагаясь только на внешнюю удачу. Та пришла первой, но вместо оплаты 50:1 была дисквалифицирована. После двух недель ярости и отчаяния появились поражения на пенисе, на том месте, где в подростковом возрасте у него было болезненное припухание после мастурбации. Доктор диагностировал чесотку. Подумав, что это венерическая болезнь, он развил страх, а вскоре после этого распространенную по всему телу сыпь.

Подоплека травматической сцены – 25 долларов. После смерти матери отец женился снова в 64 года. Вскоре оставшись без денег, он умолял пациента дать ему 25 долларов. Его отказ спровоцировал большую сцену, после чего мачеха оставила отца, который вскоре умер.

День искупления. Отец, набожный еврей, поддерживал отношения пациента с теперешней женой, приводя их в качестве примера на своей фабрике. Однако, когда они поженились, он бросил их. У них был сын, болевший пневмонией. Дедушка отказался помочь им, и ребенок умер в День искупления.

Прежние невротические симптомы: клаустрофобия в 33 года, ускоренная финансовыми трудностями, конфликты с отцом и простатит, угрожающий внутриуретральными манипуляциями и вынужденной сексуальной фрустрацией со стороны того же самого доктора, который диагностировал чесотку. В подростковом возрасте – длительный период компульсивной озабоченности смертью своих родителей.

Теперь он приносил обильный материал о раннем соблазнении, взаимной мастурбации со своими братьями и различных аспектах кастрационной тревоги в связи с конфликтом с отцом. Вот некоторые примеры: воспоминания о летнем отдыхе на даче, когда ему было 7 лет; мать беременна, отец навещает их каждый выходной, приезжая на том, что называлось упряжкой буйволов. Очевидно аудиальное, возможно, визуальное наблюдение первичной сцены. Затем внезапная цепь ассоциаций: змея на крыльце дома, он бежит в комнату матери, защемляет свой палец в двери, очень сильно идет кровь. После ассоциирования Евы со змеей пришла странная реплика из легенды о Дедале и Икаре. В 6 лет он посещал хедер – еврейскую начальную школу. Ребенок спросил учителя об Иисусе Христе. Учитель ответил: «Я не так много знаю о нем, я расскажу тебе другую историю. Был один замечательный ученый, заявивший, что он может показать чудо полета. Он попытался – но Бог послал ангела, который убил его, помочившись на него». Он побежал к своему отцу спросить, возможно ли такое. Поставленный в тупик, отец сказал, что учитель прав. Он ненавидел отца, учителя, еврейскую религию. Другой важный корень к сцене Йом-Кипур.

Какое-то время поражения преобладали на его ногах – пока он не вспомнил, как, когда ему было 6 лет, отец заболел и не мог ходить. Во время купания мать сказала ему: «У тебя ноги как у отца», таким образом, вызвав у него панику. Сновидение о гробах принесло следующие воспоминания: когда ему было 5 лет, город сразила эпидемия. Из многих домов выносили гробы с мертвыми детьми, матери рыдали. Мать заставляла его носить маленькую сумочку с ужасно пахнущей камфарой в качестве дезинфицирующего средства. После этого он высказал ассоциацию со своей кроватью, испачканной мазями и отшелушенной кожей, и внезапно вспомнил, как он, живя тогда в трущобах нью-Йорка, покрылся кожной сыпью, вероятно, скарлатиной. Доктор назначил клизмы, в сновидениях репрезентированные атомной бомбой. Как-то вечером при тусклом свете горящей свечи отец крепко держал его и пытался заставить проглотить противное лекарство. Когда он отказался, отец ударил его по плечу, нанеся кровоточащую рану. Его шелушащаяся кожа теперь принесла еще более ранние воспоминания. Ему было 4 года, когда он видел, как мать счищала с картофеля кожуру острым ножом. Когда он захотел делать то же самое, его тетя взяла нож, угрожая снять с него кожу. И у него были достаточные основания бояться этой тети. Холодным зимним днем, когда ему было всего 2,5 года, та же самая тетя держала его обнаженным над кухонной плитой, чтобы согреть его. Она уронила его, и он сильно обжегся, понадобились недели перевязок и наложения мазей.

Анализ этого инфантильного материала и его связи с травматической сценой и его кожной сыпью принес полное выздоровление. Он оставался здоровым в течение двух лет.

В похожей на сценарий фильма травматической сцене были все элементы конфликта. Он потерпел неудачу в финальной, самой большой азартной игре. Опять та же последовательность: ярость, унижение, возрастающая враждебность, невыносимое усиление тревоги с тем же самым исходом – органическим симптомом. Снова магический элемент жертвоприношения.