Текст книги "Польша в ХХ веке. Очерки политической истории"

Вторым серьезным вызовом, посеявшим настоящую панику в польском политическом классе и обществе, стали Локарнские соглашения октября 1925 г.[299]299
  Интересная с точки зрения восприятия и реальных последствий для Польши этих соглашений западноевропейских держав с Германией оценка содержится в работе: Бабенко О. В. Польско-советские отношения в 1924–1928 гг.: от противостояния к сотрудничеству. М., 2007. С. 95–146.


[Закрыть] Их суть сводилась к тому, что Франция, получив международные гарантии неприкосновенности своей границы с Германией, скорректировала свои союзнические обязательства перед Польшей и Чехословакией. Эти действия в Польше восприняли как измену Францией данному ей в 1921 г. слову придти немедленно на помощь в случае неспровоцированной агрессии со стороны Германии. Договоренности в Локарно существенно меняли статус польского государства на внешнеполитической арене. Из субъекта региональных международных отношений Польша становилась объектом в политике европейских держав, ее безопасность теперь обеспечивалась не договором прямого действия с Францией, а сложной процедурой, предусмотренной Уставом Лиги наций. Фактически Локарно завершило период французской гегемонии на континенте, расчеты на прочность которой лежали в основе польской внешней политики.

Заметными внешнеполитическими шагами правительства были урегулирование в 1925 г. с Чехословакией вопросов, связанных с двусторонними отношениями, в особенности с разделом Тешинской Силезии, а также заключение в том же году конкордата с Ватиканом{31}31
  Согласно договору, административное деление Польской римско-католической церкви устанавливалось в полном соответствии с государственными границами, а центры диоцезов (епархий), местонахождения епископов, могли располагаться исключительно в пределах государства. Это положение являлось для Польши, границы которой были только что установлены и признаны, особенно значимым. Конкордатом определялись принципы взаимоотношений светской власти и церкви, в том числе: невмешательство государства во внутреннюю жизнь церкви и ее отношения со Святым престолом; право церкви на участие в образовательной, воспитательной и социальной сферах жизни общества; неприкосновенность церковной собственности; содержание священнослужителей за счет бюджета. За Ватиканом закреплялось право рукоположения иерархов католической церкви после предварительных консультаций с правительством, в том числе и на предмет политической благонадежности кандидатов. Такого привилегированного места и роли в обществе не получил ни один другой вероисповедный институт в Польше.


[Закрыть].

13 ноября 1925 г. правительство В. Грабского подало в отставку. Непосредственным поводом для этого послужил отказ Польского банка в валютной интервенции для поддержания курса злотого, мотивированный отсутствием средств.

Неучастие политических партий в правительстве вовсе не означало, что они согласны на консервирование подобной ситуации до следующих парламентских выборов. Важность будущих выборов помимо прочего определялась и тем, что сейм второго созыва имел право пересматривать конституцию. Наиболее активно проблему желательных изменений в конституции обсуждали национальные демократы. Начиная примерно с 1921 г. в лагере национальной демократии наметились две тенденции, принявшие достаточно определенные формы в 1924 г. Первую представляли лидеры Народно-национального союза, в частности С. Гломбиньский, С. Грабский и др. Будучи приверженцами парламентских методов достижения политических целей, они по-прежнему делали ставку на создание коалиции «польского большинства» с участием центристских партий, включая Национальную рабочую партию.

С такой коалицией они связывали решение как ближайших, так и перспективных задач. Отсутствие у правых и центристов квалифицированного большинства в парламенте лишало их возможности изменить конституцию. Но зато они, обладая простым перевесом голосов, могли скорректировать закон о выборах. О намерении сделать это партии коалиции заявили еще в Ланцкоронском пакте.

На протяжении 1924–1925 гг. в ходе оживленной дискуссии национальные демократы пришли к выводу о необходимости отказаться от принципа пропорционального распределения мандатов на выборах, ввести избирательный порог, чтобы не дробить польские голоса, изменить нарезку избирательных округов в районах со смешанным населением. Эти меры позволили бы правым и центристам увеличить свое представительство по сравнению с 1922 г. как минимум на 10 мандатов, которых им не хватало, чтобы на законных основаниях произвести ревизию конституции.

В числе будущих изменений в конституции чаще всего назывались усиление исполнительной вертикали, уравнение в правах сейма и сената. Но каких-то конкретных решений руководство ННС в тот момент не принимало, поскольку полномочия сейма первого созыва заканчивались лишь в ноябре 1927 г.

Другое течение формировалось вокруг Р. Дмовского, духовного и идейного лидера лагеря национальной демократии. Дмовскии крайне скептически воспринял создание ННС, не был его членом, отказался вступить в его фракцию в учредительном сейме. Анализ происходивших в Европе и мире политических процессов привел его к выводу, что парламентская демократия и либерализм себя изжили и им на смену идут режимы сильной власти, опирающиеся на массовую общественную базу. Особой симпатией Дмовского пользовался итальянский фашизм, он считал его образцом для подражания[300]300
  Borejsza J. W. Mussolini był pierwszy… Warszawa, 1989. S. 176–181,185-189.


[Закрыть]. Весной 1926 г. Дмовскии посетил Италию, встречался с идеологами итальянского национализма Э. Коррадини и Ф. Копполой, которых считал предтечами Б. Муссолини. В 1925 г. польским послом в Риме был назначен его единомышленник С. Козицкий, до этого часто выступавший с хвалебными статьями о фашистской Италии.

Дмовскии утверждал, что старшее поколение национальных демократов не способно перестроиться применительно к новым временам и веяниям, поэтому сделал ставку на членов организации Всепольская молодежь. Особенно эффективным был обращенный к молодым эндекам его призыв «Не будьте талмудистами!». Свою главную задачу он видел в объединении всех «здоровых» общественных сил, которым дорога Польша как национальное государство поляков и для поляков[301]301
  См. подробнее: Матвеев Г. Ф. Зарождение фашистских тенденций в лагере польской национальной демократии (1919–1926) // Проблемы истории кризиса буржуазного политического строя. Страны Центральной и Юго-Восточной Европы в межвоенный период. М., 1984.


[Закрыть]. С 1924 г. Дмовскии и его сторонники вели активную пропаганду этих идей, но к их практической реализации они приступили лишь в конце 1926 г.

Таким образом, национальные демократы, главная сила польской политической сцены, в 1924–1925 гг. демонстрировали полное разочарование в существовавшей политической системе и желание заменить ее другой.

Центристы в своих взглядах на характер власти в Польше проходили эволюцию, схожую с лидерами ННС. В краткосрочной перспективе это вселяло в последних уверенность в возможности создания более прочной правоцентристской коалиции, поскольку «Пяст» очистился от ненадежных элементов и сплотился вокруг В. Витоса.

Непримиримыми противниками существовавшей политической системы были коммунисты, требовавшие установления власти рабочих и крестьян. Их парламентская фракция в 1924 г. увеличилась до 6 человек за счет депутатов от Украинской социал-демократической партии. Они тесно взаимодействовали с Независимой крестьянской партией (создана в 1924 г. вышедшими из «Вызволения» депутатами) и набиравшей силу Белорусской крестьянско-рабочей громадой (Громада).

Левые партии оказались в двойственном положении. С одной стороны, они по-прежнему собирались созидать в Польше общество социальной справедливости. О необходимости строительства социалистической Польши говорилось в решениях XX конгресса ППС, работавшего на рубеже 1925–1926 гг. ПСЛ «Вызволение» в принятой в марте 1925 г. программе подчеркнуло, что право на власть имеют только трудящиеся, а буржуазия и помещики должны быть лишены их доминирующих позиций в государстве. При этом вызволенцы, так же как правые и центристы, ратовали за изменение конституции. Они были сторонниками ликвидации сената и увеличения властных полномочий президента, избрания его путем всенародного голосования, чтобы сделать главу государства реальным противовесом сейму. Сходные идеи высказывались лидерами и других левых партий, лагерь которых в начале 1926 г. пополнился Крестьянской партией, созданной выходцами из рядов других людовских партий.

Важно отметить, что все левые политики говорили о своей приверженности демократии, но при этом отказывали правым и центристам в праве на создание правительства, даже если это произойдет в полном соответствии с конституцией. Тем самым они готовили общественное мнение к тому, что новый кабинет «Хъены» – «Пяста» будет неправомочным. От этой констатации был только один шаг к поддержке антиправительственных выступлений пилсудчиков, в том числе и военного путча.

Существуют свидетельства, правда, не подкрепленные архивными материалами, что в 1924 г. оформилась некая конспиративная группа политических и хозяйственных деятелей второго плана с целью подготовить военный переворот. Все они были масонами. Первоначально у них не было единого мнения относительно того, кто будет диктатором, – В. Сикорский или Ю. Пилсудский. В конечном счете остановились на маршале как более влиятельном в армейской среде. Постепенно были установлены контакты с близким окружением Пилсудского[302]302
  Подробнее см.: Garlicki A. Józef Piłsudski… S. 291, 321.


[Закрыть].

В 1925 г. Ю. Пилсудский стал вести себя заметно активнее. Свою государственную пенсию он отдавал на благотворительные цели, а жил за счет публикации статей на исторические и военные темы, высокооплачиваемых интервью, а также публичных лекций. Маршал долго воздерживался от открытого вмешательства в политическую жизнь, отслеживал только судьбу закона о военном командовании. Он сумел явочным путем принудить правительство согласовывать с ним свои проекты такого закона. В 1923 г. Пилсудским был торпедирован проект К. Соснковского, спустя год – В. Сикорского. В момент отставки правительства В. Грабского он начал, пользуясь его терминологией периода Первой мировой войны, «игру на повышение ставок». 14 ноября 1925 г. маршал лично предостерег С. Войцеховского от игнорирования «моральных интересов армии» при формировании нового кабинета и возможного назначения военным министром генералов С. Шептицкого (брат львовского униатского митрополита А. Шептицкого) или В. Сикорского. Более того, потребовал от президента письменного подтверждения факта получения декларации, что Войцеховский и сделал. Тем самым Пилсудский практически узаконил себя в качестве субъекта политической сцены, равного партиям. Демонстрацией этого статуса стало празднование седьмой годовщины его возвращения из магдебургского заключения, устроенное верными ему военными, правда, не 10, а 15 ноября 1925 г. В состоявшейся по этому поводу манифестации перед виллой «отшельника из Сулеювека» участвовало, по разным данным, от 400 до 2 тыс. военных, в том числе большая группа генералов. От имени участников торжества выступил генерал Г. Орлич-Дрешер, призвавший Пилсудского не оставаться в стороне от переживаемого страной кризиса, «делая сиротами не только нас, твоих верных солдат, но и Польшу». Он также заверил маршала, что «мы вручаем тебе кроме наших благородных сердец и надежные, отточенные в победах сабли». Все эти демонстративные шаги маршала и его сторонников в армии служили одной цели – демонстрации политическому истеблишменту и обществу силы Пилсудского. И, как показали дальнейшие события, эта цель была достигнута.

В марте 1925 г. лагерь Пилсудского пополнился собственной политической организацией в парламенте, занявшей место на левом фланге политической сцены. Это был Клуб труда – группа из 6 депутатов сейма и 4 сенаторов. Ее создали главным образом выходцы из парламентской фракции ПСЛ «Вызволение» и Крестьянское единство, принадлежавшие к уже упоминавшейся конспиративной группе гражданских лиц. Формально свой шаг они объясняли несогласием с принятым съездом «Вызволения» требованием о безвозмездной конфискации помещичьей земли.

Правые и центристские партии, наученные горьким опытом 1923 г., в ноябре 1925 г. не торопились с созданием кабинета польского большинства. Ведь для преодоления кризиса нужны были жесткие меры, которые негативно сказались бы на их популярности и повысили авторитет левых и пилсудчиков. После ряда консультаций лидеров партий с президентом, в ходе которых рассматривалась даже возможность отставки президента и роспуска парламента, была достигнута договоренность о создании большой коалиции в составе национальных и христианских демократов, ПСЛ «Пяст», НРП и ППС. Существовала надежда, что подобный состав облегчит получение зарубежных кредитов, переговоры о которых начало еще предыдущее правительство. Образованный 20 ноября кабинет во главе с графом Александром Скшиньским известен как правительство национального единства. ПСЛ «Вызволение» и Клуб труда от участия в коалиции отказались.

Новое правительство не могло быть прочным из-за принципиального расхождения целей его участников и стоявших за ними сил. Если левые намеревались преодолеть кризис за счет имущих классов, то правые предлагали меры, которые в первую очередь затрагивали интересы лиц наемного труда.

Единственным положительным результатом создания коалиции можно считать принятие 28 декабря 1925 г. долго ожидавшегося крестьянами закона об аграрной реформе, проект которого был подготовлен еще правительством «Хъены»-«Пяста». Законодатель устанавливал размер ежегодной парцелляции – не менее 400 тыс. моргов (200 тыс. га) частновладельческих, государственных и части церковных земель, продаваемых по рыночным ценам всем категориям крестьян. Предусматривалось принудительное изъятие земли у крупных собственников в случае, если в какой-то год предложение по парцелляции будет ниже установленной квоты. Размер земельного максимума колебался в зависимости от месторасположения поместья (300 га в восточных районах и 180 га в прочих) и производственного характера (до 700 га в поместьях, владельцы которого имеют промышленные предприятия). Средства на покупку земли обеспечивались из личных накоплений крестьян и кредитов Государственного аграрного банка. Покупка пахотной земли на непроизводственные цели запрещалась. Фактически сейм узаконил сложившуюся к тому времени практику стихийного перераспределения помещичьей земли в пользу мелких собственников и исключил возможность ее безвозмездной экспроприации или покупки ниже рыночной стоимости, чего добивались левые крестьянские партии. Всего по этому закону к крестьянам могло перейти 2,5 млн га, что конечно же не решало земельную проблему. Если бы вся эта земля досталась малоземельным, то площадь их хозяйств увеличились бы только на 15 %. А ведь были еще безземельные и зажиточные, вступающая во взрослую жизнь молодежь, и все они также хотели приобрести землю.

С начала 1926 г. появились первые симптомы улучшения хозяйственной конъюнктуры, прежде всего рост экспорта. Этому способствовали и усилия правительства, и позитивные тренды в мировом хозяйстве. Но эти положительные сдвиги не сразу были замечены обществом и политиками, тем более что безработица продолжала расти. Если в конце 1925 г. было 185 тыс. зарегистрированных безработных, то в феврале 1926 г. уже 362 тыс., а в мае около 500 тыс. Широко практиковалась неполная рабочая неделя. Поэтому министр финансов Е. Здзеховский (национальный демократ) продолжал настаивать на сокращении расходов государственного бюджета и повышении косвенных налогов. Ответом трудящихся были забастовки, а также демонстрации безработных. Опасаясь выхода ситуации из-под контроля, власти решительно пресекали проявления недовольства, в ряде мест не останавливаясь перед применением оружия.

Не дремал и Пилсудский. Он навязал президенту и премьеру своего кандидата на пост военного министра. Новый министр генерал Л. Желиговский без промедления отменил приказы Сикорского о наказании военных, участвовавших в чествовании Пилсудского в Сулеювеке в ноябре 1925 г., провел ряд кадровых перестановок на ключевых постах в армии в пользу людей, преданных или лояльных маршалу.

Имел ли Пилсудский в конце 1925 г. план государственного переворота? Однозначно на этот вопрос ответить невозможно, сам «отшельник из Сулеювека» об этом предпочел публично не высказываться. Правда, есть важное свидетельство К. Свитальского, входившего в ближайшее окружение маршала. 15 декабря 1925 г. он записал в дневнике: «План Коменданта: следующий правительственный кризис стараться преодолеть без сейма. Попасть в армию. Выступить, скорее всего в роли министра военных дел, резко и брутально против сейма. Сейм не распускать, но реже его собирать. Заседая в кабинете (министров. – Г.М.), присматриваться к его членам для ориентации, с кем можно идти, а с кем нет. К власти эвентуально прийти осенью 1926 года. Тогда можно пойти на избирательную кампанию»[303]303
  Świtalski K. Diariusz 1919–1935. Warszawa, 1992. S. 152.


[Закрыть].

Конечно, это не план государственного переворота в точном смысле этого слова, а скорее некий итог размышлений Пилсудского на тему, как оздоровить политическую систему образца 1921 г., не разрушая ее. Маршал считал необходимым вернуться в реальную политику, ограничить контрольно-распорядительные функции сейма, сформировать правительство из доверенных людей, а затем провести парламентские выборы. Он явно видел себя в роли независимого от сейма центра силы, способного оздоровить политическую систему.

Пилсудский действительно имел возможность влиять на курс правительства Скшиньского. Помимо Л. Желиговского, его сторонниками были также министры от ППС Е. Морачевский и Б. Земенцкий. 7 января 1926 г. на заседании Совета министров Морачевский в соответствии с инструкцией маршала поставил вопрос о возможности возвращения Пилсудского к активной политической деятельности. Правительство решило просить маршала сейма ускорить работу над законом о высшем военном командовании. И тут же раздался голос Пилсудского, подвергшего разгромной критике соответствующий проект, подготовленный еще Сикорским, как позорный и вредный для вооруженных сил и государства и лишавший его возможности вернуться в армию «даже в момент наивысшей опасности для существования нашего государства»[304]304
  Piłsudski J. Pisma zbiorowe. T. VIII. Warszawa, 1937. S. 251.


[Закрыть].

В начале февраля Морачевский предложил руководству ППС выйти из коалиции, но не встретил поддержки. Не помогла его собственная отставка, вместо него партия делегировала в состав кабинета Н. Барлицкого, не относившегося к числу записных почитателей маршала. Затем о желании освободить министерское кресло заявил Желиговскии, но премьер отставки не принял. Все эти демонстративные шаги людей Пилсудского вносили нервозность в деятельность правительства и не способствовали стабилизации и без того непростой политической обстановки в стране.

Поддерживавшая пилсудчиков пресса задавала тон в нагнетании напряженности в обществе. Она много писала о якобы готовившемся правыми государственном перевороте с целью установления «фашистской диктатуры», запугивала угрозой со стороны Германии и СССР. Особенно популярными стали темы коррупции депутатов и государственных служащих, их некомпетентности, низкого профессионального уровня армейских генералов, не связанных с Пилсудским.

Всей этой грязи, непорядочности, моральному разложению властных институтов в прессе противопоставлялся образ маршала: скромный, ездит в вагонах второго класса, отказался от маршальского жалования, одевается в серый мундир легионера, думает только о судьбе страны и общем благе, хочет оздоровить («санировать») государственную жизнь.

19 марта по всей стране необычайно торжественно, почти как главный государственный праздник, отметили именины Пилсудского. Его восхваляли и славили, внушая полякам мысль, что Польша должна жить не по конституции, которая плоха, а по разумению «дедушки» (так пилсудчики стали называть своего кумира) – единственного человека, знающего, что нужно делать[305]305
  Пропаганда давала ожидаемые результаты, что видно из писем в адрес Пилсудского. Так, 25 апреля некто Вокульский из Ловичского повета писал: «Любимый пан Комендант. Ради Господа Бога войди в правительство председателем кабинета, разгони эту банду и правь нами жестоко, по-божески, чтобы и волки были сыты, и козы целы. Народ будет тебе за это благодарен…». – РГВА. Ф. 476к. Оп. 2. Д. 4. Л. 7об.


[Закрыть]. В обществе активно пропагандировалась легенда о демократизме маршала. Весной 1926 г. представители лагеря пилсудчиков вступили в переговоры с ППС, КПП и другими рабочими партиями, зондируя почву относительно возможного взаимодействия в случае углубления политического кризиса[306]306
  Tymieniecka A. Polityka Polskej Partii Socjalistycznej w latach 1924–1928. Warszawa, 1969. S. 123–124; Kolebacz B. Komunistyczna Partia Polski. Problemy ideologiczne. 1923–1929. Warszawa, 1984. S. 128.


[Закрыть].

Как и рассчитывал Пилсудский, разразился новый, уже четвертый за три с половиной года существования сейма правительственный кризис, и поводом к нему стали не происки пилсудчиков, а предложенный Е. Здзеховским 14 апреля план ликвидации бюджетного дефицита. Он предусматривал ряд экстренных мер: временное 10-процентное повышение всех налогов, кроме имущественного и таможенных пошлин; введение налога на помол зерна и осветительные электроприборы; снижение заработной платы госслужащим, пенсий и пособий инвалидам; увольнение из армии части офицеров и сокращение 18 тыс. железнодорожников[307]307
  Archiwum akt nowych. Posiedzenie Rady Ministrów. Pos. 22. Т. 33. R. 81–83.


[Закрыть].

Социалисты отвергли план Здзеховского и предложили свой: увеличить поступления от налога на имущество; уменьшить расходы на армию; сократить продолжительность срочной службы в два раза; расширить масштабы общественных работ для безработных. В отличие от стремившегося к укреплению национальной валюты Здзеховского, социалисты в целом придерживались инфляционной стратегии в борьбе с кризисом. Поскольку правые и центристы не поддержали социалистов, ППС 20 апреля вышла из коалиции и правительства. С этого момента коалиция утратила большинство.

Подал прошение об отставке и Скшиньский, но президент ее не принял, попросив «правительство-обрубок» исполнять обязанности, пока не будет сформирован новый кабинет. В течение полумесяца после этого президент и партийные лидеры искали формулу нового кабинета. Были озвучены все варианты. Теоретически весьма хорошие шансы были у внепарламентского правительства. Однако на предложение С. Войцеховского еще раз поручить его формирование В. Грабскому последовала резко отрицательная реакция и правых, и маршала[308]308
  Piłsudski J. Pisma zbiorowe. T. VIII. S. 332. Советский полпред в Варшаве П. Л. Войков писал в Москву 10 мая 1926 г.: «…Пилсудский убил всякую возможность для Владислава Грабского образовать внепарламентский кабинет по типу прежнего кабинета Грабского. Пилсудский заявил, что военный министр, которого можно было бы предложить, не сможет работать с Грабским». – АВП РФ. Ф. 09. Оп. 1. П. 8. Д. 81. Л. 8.


[Закрыть]. Делались такие предложения и Пилсудскому, последний раз – социалистами 8 мая. И каждый раз он в характерной для него грубой форме отказывался и от премьерства, и от кресла военного министра, явно не желая способствовать стабилизации политической ситуации. Видимо, к этому времени он уже отказался от своего прежнего намерения войти в правительство и заняться подбором членов будущей команды[309]309
  5 мая 1926 г. вновь назначенный посол Франции в Варшаве Ж. Ларош нанес визит Пилсудскому. После беседы у него сложилось такое впечатление: «Он [Пилсудский] кажется убежденным, что парламентаризм почти везде переживает кризис, единственным средством против которого является внепарламентское правительство. То, которое он желает… было бы не разновидностью фашизма, а диктатурой левых сил; он точно имеет намного больше общего с Гарибальди, чем с Муссолини… В Польше в данный момент существует проблема Пилсудского. Маршал с каждым днем все ближе к власти. Если его противники захотят помешать ему излишне брутальным образом, он, видимо, попытается обеспечить ее себе силой». – Цит. по: Borejsza J. W. Mussolini był pierwszy… S. 150.


[Закрыть], полагая, что далеко зашедшая дестабилизация политической ситуации предоставляет ему уникальную возможность по-иному, без торга и неизбежных компромиссов с ненавистными ему партиями, вернуться во власть. Поэтому он даже не проявил интереса к внесенному 4 мая Желиговским в сейм новому проекту закона о высшем военном командовании, учитывавшему часть его пожеланий.

9 мая в прессе появилось интервью В. Витоса с призывом к Пилсудскому «выйти из укрытия» и вместе со всеми «творческими силами», которым дорого благо Польши, создать правительство. Часть интервью не была напечатана, а в ней Витое прямо сказал: если за Пилсудским стоит армия, то пусть он возьмет власть силой – лично он сделал бы это, не колеблясь. Если же маршал этого не сделает, то это будет означать, что армия его не поддерживает[310]310
  Rataj M. Pamiętniki… S. 365.


[Закрыть].

В истории затянувшегося правительственного кризиса, казалось, наметилась позитивная перспектива, правые и центристы наконец-то договорились о создании коалиции, позволявшей им сформировать правительство во главе с В. Витосом. В него вошли национальные и христианские демократы, «Пяст» и Национальная рабочая партия. Имевшегося у коалиции большинства мандатов было достаточно для принятия всех обычных законов, в том числе и изменения закона о выборах. Учитывая позитивные тенденции в экономике, и особенно шанс резко увеличить экспорт угля, подаренный Польше английскими шахтерами, начавшими 5 мая генеральную забастовку, кабинет Витоса мог вполне рассчитывать на долгое существование. Многие дипломатические представители в Варшаве, внимательно наблюдавшие за развитием кризиса, пришли к выводу, что с этого момента обстановка в Польше начнет стабилизироваться. Так, итальянский посол Д. Майони 10 мая писал Б. Муссолини: «Правительство… хотя и не располагает сильным большинством, но считается, что необычайная парламентская ловкость премьера обеспечит ему жизнь»[311]311
  Цит. по: Borejsza J. W. Mussolini był pierwszy… S. 133.


[Закрыть].

Левые отреагировали на новое правительство незамедлительно, назвав его вызовом польской демократии со стороны реакции, кабинетом эксплуатации трудящихся, поражений во внешней политике, краха обороноспособности государства, не способным восстановить экономику страны. В связи с этим они объявляли правительству «непримиримую борьбу и самую решительную оппозицию»[312]312
  Źródła do dziejów Polski w XIX i XX wieku… T. III. S. 241–242.


[Закрыть]. Это была достаточно традиционная и, видимо, ожидаемая правоцентристами риторика, которой вполне можно было не придавать особого значения.

Но в этот момент активзировался Пилсудский. В интервью от 10 мая он заявил, что создание кабинета вовсе не означает окончания правительственного кризиса, поскольку Витое игнорирует моральные интересы государства. Маршал уверял читателей, что это будет правительство коррупции и злоупотребления властью, созданное ради партийной и личной корысти, что особенно сильно пострадают вооруженные силы и обороноспособность страны, что его вновь лишают возможности вернуться в армию. Поэтому он объявляет войну надругательству утративших чувство меры партий над Польшей, забвению ценностей высшего порядка ради материальных выгод. Был намек и на то, что правительство Витоса готовит на него покушение[313]313
  Piłsudski J. Pisma zbiorowe. T. VIII. S. 333–336.


[Закрыть].

Это интервью было обращено к офицерам, многие из которых чувствовали себя неуверенно в связи с намерением Здзеховского сократить офицерский корпус, а также к интеллигенции, чуткой к моральным аргументам. С политической точки зрения оно являлось открытым вызовом конституции, в полном соответствии с которой было сформировано правительственное большинство. Таким образом, проводя с конца 1925 г. политику «повышения ставок в игре», маршал достиг Рубикона. В конце первой декады мая 1926 г. у него оставалось только два пути – навязать свою волю парламенту и правительству или проиграть, и на этот раз, скорее всего, окончательно.

Правительство приняло вызов маршала, конфисковав 11 ноября тираж «Курьера поранного» и двух еврейских газет, поместивших текст его интервью. Но немалая часть тиража все же дошла до варшавских читателей и спровоцировала бурную реакцию. Особую активность проявили пилсудчики. Весь вечер они группами переходили из одного кафе в другое, провозглашали здравицы в честь маршала, демонстративно заказывали музыкантам свой неформальный гимн «Первая бригада», заставляя посетителей слушать его стоя, требовали отставки правительства.

В тот же день новый военный министр Ю. Мальчевский освободил от должности близкого маршалу полковника Б. Перацкого, управлявшего делами военного министра, ограничил свободу передвижений генерала Г. Орлича-Дрешера. Он также отменил отданный Желиговским 18 апреля приказ о проведении в окрестностях Варшавы военных учений под командованием Пилсудского. Инициатором маневров был полковник Б. Венява-Длугошовский, многолетний адъютант маршала. Стараниями выполнявших приказ пилсудчиков на учения оказались привлеченными только верные их кумиру воинские части. В условиях, когда Пилсудский не имел за собой безоговорочной поддержки войск Варшавского гарнизона[314]314
  АВП РФ. Ф. 09. Оп. 1. П. 8. Д. 81. Л. 13–14.


[Закрыть], только таким образом он мог получить необходимый ему весомый аргумент в конфликте с правительством. Не случайно, что большинство командиров задействованных в учениях частей проигнорировали приказ Мальчевского о возвращении к местам дислокации и остались со своими подразделениями в непосредственной близости от столицы.

Поведение этих офицеров было своеобразной демонстрацией правительству того, что маршал не блефует, а действительно пользуется поддержкой армии, и поэтому с его мнением следует считаться. По сути дела Пилсудский добивался согласия президента и лидеров политических партий на корректировку существующей политической системы путем признания за ним особого, не предусмотренного конституцией, статуса гаранта безопасности страны и единственного выразителя интересов вооруженных сил. Самое интересное, что правительство и президент (как, впрочем, и советские дипломаты[315]315
  Для советского полпреда Войкова, внимательно отслеживавшего развитие политического кризиса в Польше, переворот оказался, по его собственному признанию, неожиданностью. В своем отчете в НКИД он даже высказал мысль, что Пилсудский «выступил под влиянием подстрекательства окружения». – АВП РФ. Ф. 09. Оп. 1. П. 8. Д. 81. Л. 15–16, 34–37.


[Закрыть]), были уверены, что Пилсудский и на этот раз не пойдет на решительные действия и ограничится лишь громкими заявлениями в прессе. Поэтому никаких упреждающих действий правительство 11 мая не предприняло.

Между тем 12 мая утренние газеты ошеломили читателей известием, что ночью неизвестные люди обстреляли виллу маршала в Сулеювеке. А поскольку конфликт между Пилсудским и правительственным лагерем имел публичный характер, то ответ на вопрос о вероятном организаторе покушения напрашивался сам собой. Это была провокация, оправдывавшая запланированную акцию устрашения президента и правительства. Лишь самые доверенные люди из окружения «отшельника из Сулеювека» знали о том, что в ночь с 11 на 12 мая он отдал приказ командирам верных ему частей двигаться к Варшаве. Руководство военной акцией маршал поручил генералу Г. Орличу-Дрешеру, в помощь ему были направлены генерал С. Бурхард-Букацкий, полковники А. Коц и Ю. Ульрих, подполковники Юзеф Бек, А. Минковский и др. Утром 12 мая Пилсудский отправился в Бельведер, чтобы потребовать от президента отставки правительства Витоса. Но ничего не подозревавший глава государства Войцеховский незадолго до этого уехал в загородную резиденцию. Возникла странная ситуация: долго вынашивавшийся план мог сорваться только из-за того, что некому было изложить свои требования. И Пилсудский решился идти ва-банк. Орлич-Дрешер получил приказ овладеть мостами через Вислу, чтобы военная группировка путчистов могла войти в левобережную часть города, где находились все правительственные здания. Сам маршал во главе военной колоны выступил из Рембертува в направлении Варшавы, на помощь подтягивались и другие части, дислоцированные в окрестностях столицы.

Левые партии незамедлительно поддержали Пилсудского и потребовали отставки правительства Витоса. Более того, социалисты приступили к формированию рабочего батальона, чтобы помочь путчисту.

Какими соображениями руководствовались левые политики, выступившие как защитники демократии от фашизировавшихся правых сил? Во-первых, пониманием того, что правоцентристская коалиция приходит к власти всерьез и надолго, что она произведет такие изменения в законе о выборах, которые окончательно и бесповоротно закроют им легальный путь к власти. Во-вторых, надеждой, что Пилсудский разгонит ненавистный парламент с правоцентристским большинством, а новые выборы принесут успех левым. В-третьих, в рядах левых партий действовало немало преданных Пилсудскому людей, лично заинтересованных в том, чтобы их кумир вернулся к власти.

Поддержали переворот и коммунисты, правда, с оговоркой, что их «цели идут дальше». В перевороте они увидели возможность подтолкнуть революционный процесс в стране. Идеологи КПП еще раньше пришли к заключению, что Пилсудский является представителем мелкой буржуазии, своего рода польским А. Керенским. Придя к власти, маршал не сможет долго ее удерживать без взаимодействия со своими вчерашними противниками – крупной буржуазией и помещиками. И как только он пойдет на соглашение с ним, массы от него отшатнутся и обратятся к подлинным врагам старого порядка – коммунистам, которые поведут их на пролетарскую революцию.

Пришел в движение и правительственный лагерь. Военный министр Мальчевский вызвал в Варшаву верные правительству войска и организовал штаб обороны во главе с генералом Т. Розвадовским. Президент, узнав о передвижении войск, немедленно приехал в Варшаву и включился в работу кабинета министров. Правительство и глава государства потребовали от бунтовщиков подчиниться властям, призвали армию сохранять верность законной власти[316]316
  Źródła do dziejów Polski w XIX i XX wieku… T. III. S. 239–240.


[Закрыть]. В Варшаве, Варшавском и части Люблинского воеводства вводился режим чрезвычайного положения.