Текст книги "Польша в ХХ веке. Очерки политической истории"

«Брестские выборы» приблизили Пилсудского к озвученной после переворота цели – установлению сильной власти[380]380
  Piłsudski J. Pisma zbiorowe. T. IX. S. 11–12.


[Закрыть]. Наконец-то были созданы условия для «тесного взаимодействия» правительства и сейма по мысли диктатора. В ближайшие пять лет он мог не думать о том, как управляться с непокорными законодателями. О чем не преминул заявить 18 ноября 1930 г. на совещании у президента с участием Свитальского, Славека и Бека. Обратившись к вопросам функционирования исполнительной власти в новых условиях, он заявил об уходе с поста премьера, назначил главой кабинета В. Славека, затем перечислил необходимые кадровые изменения в правительстве, дал директиву во внешней политике Польши сосредоточить основное внимание на восточном направлении, т. е. на Советском Союзе, и в связи с этим провести необходимые кадровые изменения в аппарате МИД[381]381
  На апрельском совещании 1931 г. эта мысль была выражена еще определеннее: «…Во внешней политике комендант всегда считает, что наше поле деятельности на востоке – там мы можем быть сильными, и комендант всегда считает бессмысленным слишком поспешное втягивание Польши в западные международные отношения, потому что там нас ждет только одно – оказаться у Запада в заднице. Зато на востоке Запад будет абсолютным нулем, потому что у нас есть штыки». – Świtalski K. Diariusz… S. 608. На это высказывание следует обратить внимание не для того, чтобы подтвердить агрессивные замыслы Пилсудского против СССР. Оно важно как показатель не совсем адекватной оценки Пилсудским истинной силы соседей, хотя соратники пытались обратить его внимание на происходившие изменения. Так, он оставил без внимания слова Свитальского, что общественное мнение опасается усиления СССР в случае успешного выполнения первой пятилетки, но зато живо отреагировал на второстепенный аспект отношений с Германией. – Ibid. S. 593.


[Закрыть]. Учитывая, что на должность руководителя восточного отдела МИД был рекомендован бывший начальник II отдела Главного штаба польской армии полковник Т. Шетцель, переориентация внимания на СССР означала также усиление на этом направлении подрывной деятельности в рамках так называемой политики прометеизма[382]382
  Подробнее об этой политике см.: Mikulicz S. Prometeizm w polityce II Rzeczypospolitej. Warszawa, 1971; Матвеев Г. Российско-польский конфликт в планах польской дипломатии и военных кругов в межвоенный период // Россия – Украина: история взаимоотношений. М., 1997.


[Закрыть].

Тогда же было решено сделать маршалом сейма Свитальского. Его, как и Славека, Пилсудский обстоятельно проинструктировал относительно будущей деятельности: с самого начала «нагло использовать численный перевес», изменить регламент работы сейма, по вопросу о нарушениях на выборах и об условиях содержания узников режима в Брестской крепости сохранять полное спокойствие, отвести на обсуждение этих проблем один день и не оправдываться. Все должны понять, что ББ не хочет отвлекаться от подлинно государственной работы.

Получили сотрудники маршала указания и относительно того, как следует решать конституционный вопрос, а также по более частным вопросам. Соратников обязали сконцентрироваться на борьбе с национальными демократами, вновь объявленными главными противниками, и т. д.[383]383
  Świtalski K. Diariusz… S. 524–529.


[Закрыть]

24 ноября, на следующий день после выборов в сенат, на свободу до суда под денежный залог вышли первые узники Брестской крепости, накануне доставленные из Бреста в Варшаву. Последний из этой группы арестантов был освобожден только в конце декабря 1930 г. Обществу стала известна правда о пережитом ими за эти месяцы. С разных сторон раздались возмущенные голоса, протесты, требования наказать виновных. Национальные демократы внесли предложение о парламентском расследовании «Брестского дела». С запросом к правительству обратились партии Центролева, подробно описавшие отношение тюремщиков к арестованным. Насилие над узниками Бреста активно осуждали университетские профессора, люди творческих профессий, врачи и адвокаты, профсоюзы и общественные организации. В очередной раз жизнь опровергала официальную мифологему о режиме как образце высокой морали.

Пилсудский не придавал особого значения этим проявлениям возмущения. Главное было сделано: после выборов у режима наконец-то появилась третья надежная опора. Конструкция обрела необходимую устойчивость, чтобы не рухнуть и после его ухода из политики. Он абсолютно исключал возможность негативных последствий скандала вокруг узников Бреста. Поэтому 15 декабря спокойно уехал в более чем трехмесячный отпуск на португальский остров Мадейру, откуда не было «горячей линии» связи с Варшавой. Такого же мнения был и Славек, о чем заявил на совещании в президиуме Совета министров 18 декабря 1930 г., а затем и на заседании сейма.

Перед отъездом Пилсудский сделал важные назначения. Ю. Бек стал вице-министром иностранных дел, что исключало возможность неконтролируемых действий главы ведомства А. Залеского. К его деятельности «полковники» давно имели претензии, но Пилсудский к ним пока не прислушивался. В Генеральном инспекторате его подменил К. Соснковский, которому Пилсудский, несмотря на охлаждение отношений, по-прежнему полностью доверял.

К моменту возвращения диктатора в Польшу 29 марта 1931 г. в политической жизни стали заметны существенные подвижки. На первый взгляд могло показаться, что противники режима повергнуты окончательно и поднимутся не скоро: Центролев в новом сейме прекратил свое существование, не достигнув цели, ради которой создавался; режим не только устоял, но и, нанеся мощный удар по оппонентам, упрочил свои позиции. Но поражение Центролева не означало провала идеи консолидации противников «санации» на платформе защиты демократии. Более того, взаимодействие в рамках Центролева положительно сказалась на межпартийных отношениях, повысилась степень доверия партий друг к другу, они четче осознали, что главный противник – это «санация».

Погром оппозиционных сил в 1930 г. положил конец господствовавшей на протяжении всех 1920-х годов дезинтеграционнои тенденции в крестьянском движении. В марте 1931 г. Крестьянская партия, «Вызволение» и «Пяст», преодолевая сопротивление сторонников сохранения статус-кво в политическом облике польской деревни, объединились в единое Стронництво людовое (Крестьянскую партию).

Сложные процессы приспособления к работе в новых условиях переживала ППС. Репрессии властей в отношении политических противников сказались на ее численности. Ряды членов ППС сократились с 51 тыс. в 1921 г. до 31 тыс. в 1931 г. Несколько ее руководителей – Н. Барлицкий, С. Либерман, С. Дюбуа – находились под следствием, И. Дашиньский по состоянию здоровья отошел от политики, X. Диаманд скончался. В ППС заметно усилилось левое течение, что стало заметным, в частности, на ее XXII конгрессе в мае 1931 г., когда представители левых настаивали на переходе к тактике революционной борьбы с властью.

В Национальной рабочей партии и среди христианских демократов, ощутимо терявших позиции в рабочей среде, росло понимание необходимости тесного взаимодействия друг с другом, а не с национальными демократами, в рядах которых все громче заявляли о себе откровенные враги демократии и парламентаризма.

В КПП в 1929 г., после длительной дискуссии об ответственных за «майскую ошибку» 1926 г., сменилось руководство. Во главе партии встали представители так называемого «меньшинства» во главе с Ю. Лещиньским-Леньским, полностью разделявшие курс Коминтерна на форсирование революционного процесса и создание единого пролетарского фронта снизу, без соглашения с руководителями ППС и социалистических партий национальных меньшинств. В результате наиболее активная в политическом отношении часть трудящихся оказывалась в стороне от борьбы за восстановление демократической политической системы, которую вели левые и центристы.

Ситуация в народном хозяйстве не внушала оптимизма. Польская экономика с конца 1929 г. вместе с другими капиталистическими государствами погружалась в небывало тяжелый и продолжительный кризис. Промышленность стала выходить из него в 1933 г., а сельское хозяйство лишь в 1935 г. Между тем аграрный сектор оставался основным в польской экономике, в нем было занято более 60 % населения и производилась львиная доля валового национального продукта (в 1929 г. 71 %).

Кризис имел не только экономическое, но и политическое измерение. Режим больше не мог приписывать себе успехи в экономике, как он это делал ранее, в 1926–1928 гг. Правительства, возглавляемые «чистыми» политиками, которые за время существования диктатуры приобрели богатый опыт борьбы с оппозицией, были бессильны перед обрушившимся на страну кризисом. Мешала принятию радикальных мер по стабилизации положения и зависимость Польши от иностранных капиталов. Например, до конца 1930 г. Польша не могла вводить валютных ограничений, поскольку по условиям стабилизационного займа она обязывалась не менее трех лет обеспечивать свободный обмен злотых на золото или на валюты с золотым обеспечением и их свободный вывоз за границу. Относительно характера возникших в польской экономике трудностей среди членов кабинета и правительственных экспертов не было единства. Долгое время они рассматривались как временные, легко преодолимые{61}61
  Популярным был анекдот: Пилсудский в бытность его премьером в ответ на сообщение о том, что в Польше кризис, отдал по-военному четкий приказ: «Арестовать кризис!».


[Закрыть], а призывы оппонентов и оппозиции выработать антикризисную программу игнорировались. Официально наличие кризиса было признано лишь в 1931 г., а комплексная программа борьбы с ним появилась годом позже и стала вводиться в жизнь только в 1933 г.

Пилсудский, отсутствовавший в стране более 100 дней, не сразу почувствовал изменение ситуации. Он был вполне доволен политическими действиями премьер-министра Славека. Тот достаточно легко провел через сейм бюджет и, добившись от парламентариев подтверждения законности превышения государственного бюджета 1927–1928 гг., закрыл неприятное для маршала «дело Чеховича». Правительство активно использовало полицию для взимания недоимок по налогам, в борьбе с выступлениями безработных, в преследовании радикальных левых партий. В конце 1930 г. были задержаны руководители Сель-Роб-левицы, в феврале 1931 г. арестованы делегаты II съезда ППС-левицы, а партия запрещена. В мае 1931 г. был арестован депутат сейма от Объединения крестьянской левицы «Самопомощь» Ф. Ткачев, а сама эта организация, возникшая после запрета Независимой крестьянской партии в 1927 г., поставлена вне закона. Диктатор мог констатировать, что его соратники вполне справляются с оперативным управлением страной. Наступало время для создания предпосылок успешного функционирования режима после того, как он уйдет из политики. 29 апреля 1931 г. на совещании в Бельведере с участием Мосьцицкого, Славека, Свитальского, Прыстора и Бека Пилсудский заявил, что за прошедшие после переворота годы он существенно изменил внутренние отношения в стране. Главное теперь, по мнению диктатора, конституционный вопрос, но его следует решать в рамках закона, для чего и были проведены досрочные выборы в парламент. В случае, если и теперь не получится, то он не остановится перед применением силы, но доведет дело до конца[384]384
  Ibid. S. 604–609.


[Закрыть].

Окончательное решение этого вопроса Пилсудский поручил Славеку, освободив его с этой целью 26 мая 1931 г. от должности главы кабинета министров. Премьером стал А. Прыстор. Произошли изменения и в правительстве. Наиболее неожиданным стало назначение министром финансов Я. Пилсудского, не имевшего опыта государственного управления. На посту министра внутренних дел генерала Славой-Складковского заменил 36-летний полковник Бронислав Перацкий. В правительстве появились и другие новые люди, все без исключения из окружения маршала. Он явно считал, что подготовил достаточный собственный кадровый резерв государственного уровня, чтобы не прибегать к помощи людей со стороны.

На долю Прыстора выпало завершение «Брестского дела», доставлявшего режиму определенные неудобства. С этим нужно было спешить, пока общество, озабоченное выживанием в условиях кризиса, мало интересовалось политикой. В октябре 1931 г. в варшавском окружном суде начался процесс над 11 узниками Брестской крепости, обвиненными в намерении силой устранить законное правительство. Им запретили говорить об условиях содержания в Брестской крепости. Но обвиняемые, ободренные широкой общественной поддержкой, сразу же превратились в обвинителей режима за нарушения им конституции и законодательства. Процесс был проведен весьма оперативно, 55 заседаний завершились в январе 1932 г. Все обвиняемые, кроме одного, были признанны виновными и осуждены на различные сроки заключения. Окончательно разбирательство в судах разных инстанций завершилось лишь в октябре 1933 г. утверждением первоначального приговора[385]385
  Материалы процесса см.: Sprawa brzeska. Dokumenty i materiały. Warszawa, 1987.


[Закрыть]. Процесс показал, что режим подмял под себя и судебную систему. Пятеро из осужденных, в том числе В. Витое, не желая отбывать несправедливый приговор, эмигрировали.

В 1931 г. вновь дало о себе знать украинское националистическое движение в Восточной Галиции. 29 августа на курорте в Трускавце боевиками ОУН был убит Т. Голувко, один из идеологов «санации» и творцов Беспартийного блока, его вице-председатель, депутат сейма, эксперт по украинскому вопросу. Это политическое убийство свидетельствовало о переходе непримиримого крыла украинского национально-освободительного движения к физическому террору против представителей режима и полном провале акции «умиротворения» осени 1930 г. Символично, что жертвой террористов стал пилсудчик, настойчивее других искавший пути государственной интеграции украинцев в Польше.

На долю правительства Прыстора пришлись разработка и принятие ряда законопроектов, а также президентских распоряжений в социальной области с целью упрочить позиции исполнительной власти и уменьшить социальные обязательства государства. «Санация», пользуясь полученным большинством в сейме, как бы наверстывала упущенные возможности законотворчества в то время, когда существовала гибридная форма политической системы. Перечень законов и декретов был весьма пространен. В августе 1931 г. ввели новый тюремный устав, лишавший политических заключенных особых прав, а в сентябре декретом президента – ускоренную процедуру судопроизводства. В течение двух лет было приведено в исполнение 116 смертных приговоров, 40 человек были помилованы. В 1932 г. начали действовать закон о собраниях (властям предоставили право контролировать собрания и закрывать их по своему усмотрению), а также об обществах, затруднявший процедуру их регистрации. В том же году лишились независимости суды, министр юстиции получил право переводить судей с места на место, а также освобождать от должности председателей судов и их заместителей. Произошло подчинение адвокатских коллегий административным органам. Начал действовать новый уголовный кодекс, сохранявший смертную казнь. Реформы 1932–1933 гг. в области школьного и университетского образования затруднили получение высшего образования детям из крестьянских и рабочих семей, а также отменили вузовскую автономию. Изменения в системе социального страхования ущемляли интересы трудящихся. Увеличилась продолжительность рабочей недели до 48 часов, сократились в два раза оплаты за сверхурочную работу. Отсутствовал лишь прогресс в конституционном вопросе, хотя Пилсудский регулярно напоминал своим сотрудникам о необходимости его скорейшего решения[386]386
  Основная трудность заключалась в том, что у «санации» не было квалифицированного большинства в 2/3 депутатов сейма, чтобы легально провести новую конституцию через сейм. Режим мог добиться своего либо путем октроирования нового Основного закона, либо с помощью «трюка». Например, внести какие-то поправки в текст действующей конституции, хотя бы переставить запятые, и передать этот документ в сенат, где у «санации» было необходимое большинство. Сенат под видом поправок мог полностью переписать конституцию и возвратить ее как проект обычного закона, для принятия которого достаточно было простого большинства. Но оппозиция знала о таком «трюке» и готова была ему противодействовать. – Świtalski К. Diariusz… S. 624–625. «Санацией» была избрана тактика выжидания благоприятного момента и поиска лазейки в законодательстве, чтобы создать видимость законности новой конституции.


[Закрыть].

Главной задачей было создание системы, делавшей своеобразным «Пилсудским» всякого, кто возглавил властную пирамиду, и исключавшей любую возможность легального прихода к власти оппозиции. Сам маршал конституционным вопросом глубоко не занимался. Лично для него звучание конкретных статей, разработанных в соответствии с отданной директивой, не имело особого значения. Чего нельзя сказать о соратниках диктатора: их будущее напрямую зависело от того, каким будет новый Основной закон. Они могли обеспечить правовые гарантии власти «санации» только при жизни Пилсудского, используя его имя. Наблюдая быстрое физическое дряхление маршала, члены его политического штаба понимали, что времени на это у них не так уж и много.

Наконец, в феврале 1931 г. Беспартийный блок внес в сейм проект Основного закона. После обсуждения на пленарном заседании 3 марта проект был передан в конституционную комиссию, которая провела его правовую экспертизу. В конце августа 1931 г. Пилсудский вновь напомнил Славеку, Свитальскому и Прыстору о важности вопроса и порекомендовал уделить больше внимания пропаганде в обществе основных положений новой конституции.

В 1931–1933 гг. обсуждение проекта конституционной комиссией продолжалось во время очередных сессий парламента. Летом 1932 г. было проведено совещание, посвященное будущей конституции. Различные совещания и обсуждения, в том числе и в СМИ, имели место и в дальнейшем.

Богатым на политические события оказался 1933 г. Особенно заметным на политической сцене стало крестьянское движение. Начало протестной активизации крестьянства, прежде всего в Малой Польше, относится ко второй половине 1931 г. Заметно возрос приток новых членов в Стронництво людовое, причем в ряде случаев запись в партию проходила прилюдно, на глазах у полицейских, как демонстрация недовольства властью. Новым для крестьянства стало заимствование форм борьбы, свойственных скорее рабочему движению. Одной из них были забастовки, начавшиеся в первые месяцы 1932 г. в Малой Польше, во время которых прекращался подвоз продовольствия в города. Вначале крестьяне требовали только снижения рыночных сборов, и чаще всего добивались своего. К концу года в перечень их требований вошли отмена картельных цен и повышение цен на сельскохозяйственную продукцию, прекращение конфискации имущества за долги и т. д. Забастовки сопровождались жестокими, со смертельными жертвами, столкновениями с полицией и повальными арестами активистов. Успех массовых акций с отчетливой политической окраской подталкивал руководство СЛ к проведению общепольской крестьянской забастовки. В декабре 1932 г. главный совет партии одобрил забастовочную тактику борьбы с властью.

Первая половина 1933 г. прошла в атмосфере обострения политической обстановки в стране. В апреле-мае по разным поводам в ряде регионов произошли крестьянские выступления, выливавшиеся в стычки с полицией[387]387
  По наблюдению Я. Борковского, «это были некоординированные, стихийные беспорядки, движущей силой которых были настроения крестьян, по рожденные нищетой и санационным правлением. Их разбудили оппозиционные партии, особенно Стронництво людовое, а искрой, которая их воспламенила, стало поведение местной администрации». – Borkowski J. Nastroje na wsi i aktywność polityczna chłopów… S. 140.


[Закрыть]. В них погибло 30 крестьян, несколько десятков были ранены. Жертвы были и среди полицейских. В атмосфере нараставшего протестного движения руководство СЛ приняло в мае решение провести всеобщую крестьянскую стачку{62}62
  За решением не последовала организационная подготовка. В руководстве крестьянского движения было немало противников обострения борьбы с режимом, опасавшихся, что ситуация может выйти из-под контроля. В результате стачки имели локальный характер.


[Закрыть]. Со второй половины года крестьянская активность пошла на спад. Тем не менее, впервые после 1926 г. «санация» столкнулась с сопротивлением не только со стороны партийных лидеров и депутатов сейма, но и широких слоев крестьянства, выступавшего под политическими лозунгами.

Еще один вопрос, оказавшийся в 1933 г. в центре внимания окружения диктатора, касался кандидатуры в кресло президента, т. е. на место реального приемника Пилсудского. Срок полномочий И. Мосьцицкого истекал в начале июня 1933 г. По договоренности с президентом премьер Прыстор назначил заседание национального собрания на 1 июня, но 25 апреля маршал неожиданно для всех заявил президенту, что выборы нужно провести на месяц раньше, умолчав, останется ли Мосьцицкий во главе государства. Соратники диктатора оказались в полной растерянности, ибо летом 1932 г. Пилсудский говорил, что хотел бы видеть президентом В. Славека. Спустя несколько дней он назвал кандидатом действующего президента. Депутаты от оппозиции и национальных меньшинств бойкотировали заседание национального собрания, а коммунисты демонстративно предложили кандидатуру своего лидера Ю. Лещиньского-Леньского, но нужного количества подписей для его формального выдвижения собрать не смогли. 8 мая 332 из 343 участников национального собрания послушно проштамповали решение маршала.

В 1933 г. случилось шокировавшее политический штаб Пилсудского событие. 2 мая 1933 г. на совещании со Славеком и Свитальским маршал неожиданно для них негативно оценил деятельность Прыстора как премьер-министра. Сопоставив достижения и недостатки двухлетнего пребывания во главе кабинета своего друга со времен боевой организации ППС и верного соратника, он констатировал, что негатива больше, поэтому Прыстор должен уйти в отставку под предлогом переизбрания президента. Диктатор подчеркнул, что если премьер не прислушается к совету, то он займет по отношению к нему позицию «недоброжелательного нейтралитета»[388]388
  Świtalski K. Diariusz… S. 648. Оценка Пилсудским Прыстора была воспринята Свитальским и Славеком как приговор. Пожалуй, впервые они попытались переубедить патрона, но безуспешно. Показателен вывод Свитальского: «Комендант отшельник, отгораживается от людей и обречен на мнения или даже замечания своих случайных собеседников, которые коменданту искажают реальную картину внутренних отношений». – Ibid. S. 649.


[Закрыть].

В связи с отставкой Прыстора возник вопрос о новом премьере. У Пилсудского было два выхода: назначить главой кабинета кого-то из полковников, прежних премьеров, или найти нового человека. Президент представил список кандидатов в составе Ю. Бека, В. Славека и Я. Енджеевича. Маршал указал на последнего, как обычно не согласовывая заранее с кандидатом вопрос о назначении.

В решающую стадию конституционный вопрос вступил осенью 1933 г., когда лидер Беспартийного блока В. Славек поручил С. Цару и Б. Подоскому (юрист, член ПОВ, депутат сейма от ББ) изложить главные принципы будущего Основного закона в виде конституционных тезисов. В декабре 1933 г. парламентская фракция ББ рассмотрела 63 тезиса и передала их в конституционную комиссию сейма. Оппозиция заседания комиссии бойкотировала, понимая, что у нее нет ни малейшего шанса повлиять на содержание документа. 11 января 1934 г. без особых проволочек тезисы были одобрены комиссией. 26 января 1934 г. они стали предметом обсуждения на пленарном заседании нижней палаты парламента.

Депутаты оппозиции, заявив о несогласии с изменением конституции, покинули заседание. Эта непродуманная демонстрация позволила «санации» совершить «трюк», о возможности которого говорили еще в 1931 г. Его суть заключалась в принятии сеймом ускоренной процедуры рассмотрения проекта. Регламент работы сейма не оговаривал, что эта процедура не распространяется на Основной закон. В отсутствии оппозиции такая лазейка давала возможность легко получить голоса квалифицированного большинства участников заседания. При участии оппозиции в заседании «трюк» бы не удался. Правда, и в случае успеха не обошлось бы без нарушений, главным образом процедурного характера, поэтому можно было сделать вид, что право соблюдено полностью.

Для придания «трюку» видимости законности В. Славек, К. Свитальский, С. Цар, Б. Подоский решили принимать не текст конституции, а конституционные тезисы. Чтобы продемонстрировать оппозиции свое желание играть по правилам, они даже приказали служащим аппарата парламента предупредить социалиста М. Недзялковского, который в тот момент якобы должен был находиться в здании сейма, о том, что после обеда будет приниматься важное решение. Но оппозиция в зале заседаний сейма так и не появилась, за исключением представителя национальной демократии С. Строньского, «Трюк» с принятием конституции прошел гладко, депутаты от Беспартийного блока единогласно проголосовали и за ускоренную процедуру, и за конституционные тезисы в качестве проекта конституционного закона. Свитальский закрыл заседание, а депутаты от партии власти пропели «Первую бригаду». Началась длившаяся более года процедура придания конституционным тезисам законченной формы[389]389
  Окрыленные успехом авторы «трюка» тут же позвонили Пилсудскому, надеясь, что он немедленно захочет их увидеть, чтобы похвалить за решение вопроса. Но реакция была холодной, он согласился их принять через пять дней. Вот как Свитальский описывает эту встречу: «Я формально доложил коменданту о случившемся 26 января. Отношение коменданта к этому факту в принципе не было негативным, но он сразу согласился со мной, что принятие конституционного закона с помощью шутки и трюка нельзя считать здоровым… этот трюк следует прикрыть и нейтрализовать путем детального обсуждения и изменения в сенате… Затем поправки следовало бы принять в сейме… Комендант добавил, что единственным оправданием нашего трюка является то, что вообще конституции в истории никогда не принимались в точном соответствии с формальными требованиями… Что касается сути конституции, то комендант признался, что конституционных тезисов не читал… Комендант молча выслушал мое принципиальное замечание, что нужно конструировать такое устройство, в котором бы и президент, и правительство имели максимальную свободу рук, а не создавать орган, который мог бы доставлять трудности и хлопоты исполнительной власти». – Ibid. S. 653–655. Реакция Пилсудского становится понятной, если принять во внимание, что он все же стремился соблюдать видимость конституционности большей части своих действий. Но он понимал и безвыходность положения своих приближенных, для них принятие новой конституции во что бы то ни стало было вопросом не только выполнения приказа «коменданта», но и собственного политического будущего. Предложенная им тактика закрепления результатов «шутки и трюка» должна была показать, что режим не торопится с введением в действие новой конституции, а также ослабить остроту восприятия произошедшего обществом


[Закрыть].