Текст книги "Польша в ХХ веке. Очерки политической истории"

Но правительство не исключало и возможности мирного завершения конфликта. Президент выступил с инициативой личной встречи с предводителем бунтовщиков. Пилсудский приглашение принял, надеясь склонить Войцеховского к отставке правительства. Его не тревожило, что президент, отстраняя правительство таким путем, нарушал бы конституцию и явочным порядком изменял существовавшую политическую систему.

В 17 часов на мосту через Вислу состоялась встреча двух бывших соратников. Она окончилась безрезультатно. Президент призвал маршала подчиниться и представить свои требования легальным путем. Пилсудский это требование отверг. И не потому, что боялся лично за себя, хотя, конечно, его политическая и военная карьера на этом бы завершилась. Но за ним пошли офицеры, и им противозаконное участие в бунте вряд бы простили[317]317
  Маршал был весьма щепетилен в отношении людей, которые связывали с ним свою судьбу. Например, осенью 1921 г. он чуть было не спровоцировал разрыв дипломатических отношений с советскими республиками из-за нежелания дать согласие на высылку из Польши Б. Савинкова, С. Петлюры и др. его союзников по польско-советской войне, что Варшава обязалась сделать по Рижскому миру. – См. подробнее: Матвеев Г. Ф. «Деньги в обмен на высылку». Из истории советско-польского дипломатического конфликта в 1921 году // Славянство, растворенное в крови… М., 2010.


[Закрыть]. С этого момента демонстрация кончилась, спор сторон теперь должно было решить военное столкновение.

Путчисты изначально имели в Варшаве почти двукратное превосходство в живой силе. К ним также присоединились около 800 членов Стрелкового союза, сведенных в 11 рот. Сформированному социалистами рабочему батальону Пилсудский оружия не выдал из опасения его бесконтрольного использования. На его стороне были также симпатии многих варшавян, особенно простых людей, наивно веривших, что он объявил войну правительству ради их интересов.

Пилсудский от непосредственного командования своей группировкой устранился, перепоручив это Орличу-Дрешеру и Беку. Войска маршала с боем овладели мостами через Вислу, и левобережная часть столицы на три дня превратилась в арену военных действий. Уже в первый день ими были взяты под контроль здания президиума правительства, Генерального штаба, городской комендатуры, министерства связи, окружной дирекции железных дорог, центральной телефонной станции, а также все железнодорожные вокзалы. Правительство осталось практически без телефонно-телеграфной связи со страной.

Сам же Пилсудский занялся политическим обеспечением переворота. Через маршала сейма М. Ратая он предложил президенту прекратить ненужное кровопролитие, поскольку перевес был явно на его стороне. Но Войцеховский остался непреклонным, надеясь на скорое прибытие подкреплений, в первую очередь из Познанского и Поморского военных округов. В тот же вечер Пилсудский обсудил с руководителем пепеэсовского профсоюза железнодорожников А. Курыловичем возможность организации забастовки на транспорте, чтобы помешать переброске в Варшаву верных присяге войск. Уже глубокой ночью состоялась импровизированная пресс-конференция Пилсудского, на которой он, в частности, сказал: «Я всю жизнь боролся за то, что называется imponderabilia — то есть честь, достоинство, мужество и вообще внутренние силы человека, а не за выгоды собственные или ближайшего окружения. Не может быть в государстве слишком много несправедливости по отношению к тем, кто трудится для других, не может быть в государстве – если оно не хочет погибнуть – слишком много беззакония»[318]318
  Piłsudski J. Pisma zbiorowe. Т. IX. S. 9.


[Закрыть]. Тем самым маршал, мотивируя свои противоправные действия не политическими, а моральными и социальными побуждениями, шел навстречу общественным ожиданиям. Это заявление обеспечивало ему поддержку и симпатии большинства граждан страны независимо от национальности. Большинство членов руководства ППС решило оказать перевороту полную поддержку и проголосовало за всеобщую стачку.

13 мая получившие подкрепление правительственные части сумели несколько улучшить свои позиции, но на следующий день военное счастье вновь улыбнулось путчистам. Им на помощь прибыли части из виленского гарнизона, а войска из Великой Польши с трудом продвигались к столице, поскольку железнодорожное сообщение на западном направлении было парализовано объявленной ППС забастовкой. А вскоре мятежники заняли расположенный в черте города аэродром. На последнем заседании кабинета с участием президента и военных по предложению Витоса было решено прекратить сопротивление. Премьер последнего конституционного правительства опасался возникновения широкомасштабной гражданской войны, а также возможного вмешательства Германии и СССР{32}32
  Этот аргумент до сих пор используется в научной литературе без особых на то оснований. Польские границы были гарантированы Лигой наций, и вряд ли слабые в военном отношении Германия и СССР решились бы на открытую агрессию против своей соседки.


[Закрыть], только что, в апреле 1926 г., заключивших между собой политический договор, который в Варшаве считали направленным против Польши. Министры согласились со своим председателем, после чего Войцеховский заявил, что слагает с себя полномочия главы государства. Согласно конституции, исполнение его обязанностей до выборов нового президента перешло к маршалу сейма. Затем аналогичное решение приняло правительство.

Хотя бои в столице длились целых три дня, провинция в целом, за исключением пожалуй Познани, отнеслась к происходящему выжидательно. В какой-то мере это можно объяснить результатом партийной пропаганды, направленной против модели парламентаризма образца 1921 г. Парадокс заключался в том, что в дни переворота существовавшую политическую систему защищали только правые и центристы, которые сформировали коалицию именно для того, чтобы в будущем ее радикально трансформировать.

Победа путчистов завершила демократический этап в межвоенной истории Польши. Оформленная конституцией 1921 г. политическая система показалась польскому обществу, охваченному настроениями социально-политического нетерпения, недостаточно эффективной, ибо не были обеспечены быстрое решение задач в области экономики и внутренней политики, безопасность страны от внешних угроз. В условиях, когда ни одна из влиятельных польских политических сил не считала эту систему заслуживающей безусловного сохранения[319]319
  Сотрудник советского прессбюро в Берлине С. Раевский 16 апреля 1926 г. следующим образом оценивал отношение политических партий Польше к парламентской демократии образца 1921 г.: «В сейме можно найти все разновидности сторонников сильной власти: от монархистов (группа Стронского-Дубановича) через сторонников правой диктатуры (НД, ХД, Пяст), опирающейся на „работоспособный сейм“, избранный на основании нового избирательного закона, до сторонников левой диктатуры Пилсудского (левые крестьянские группы и Национальная рабочая партия) бонапартистского типа. Меньше всего можно найти сторонников нынешней конституции. Кроме ППС вряд ли найдется какая-либо группа в сейме, не исключая национальных меньшинств, которая считала бы себя удовлетворенной нынешней формой правления». – АВП РФ. Ф. 566. Оп. 9. П. 115. Д. 39. Л. 76–77.


[Закрыть], у нее не было серьезных шансов на выживание и последующее эволюционное развитие.

Очерк III
На пути к квазипрезидентской республике

14 мая казалось, что победу одержали левые политические силы, ведь именно с ними в сознании многих поляков ассоциировалась личность Пилсудского. Однако маршал немедленно развеял эту иллюзию. Без консультаций с исполнявшим обязанности президента М. Ратаем и руководителями политических партий 15 мая Пилсудский поручил формирование правительства профессору Львовского политехнического института Казимежу Бартелю, одному из лидеров Партии труда и члену группы гражданских конспираторов. За собой он оставил пост военного министра. Маршал будет занимать его до смерти, так же как и реально руководить внешней политикой Польши. Все министры были людьми новыми в коридорах исполнительной власти. Полностью меняя правительственную команду, Пилсудский показал, что не чувствует себя обязанным победой каким-либо партиям. Он явочным порядком присвоил себе право назначать правительство без консультаций с парламентом. И политические партии с этим согласились. Таким образом, на следующее утро после переворота, стоившего стране 379 погибших и 920 раненых[320]320
  Garlicki A. Przewrót majowy. Warszawa, 1979. S. 269.


[Закрыть], Польша проснулась с новой политической системой, вскоре получившей анемичное название режима «санации» (оздоровления).

Кабинет К. Бартеля был немедленно утвержден М. Ратаем. В первую очередь правительство занялось преодолением раскола в армии. 15 мая Ратай декретом запретил дальнейшие военные действия[321]321
  Ю. Пилсудский еще 17 мая не исключал возможности продолжения борьбы в западных районах Польши. – Borejsza J. W. Mussolini był pierwszy… S. 137.


[Закрыть]. 16 мая представители противостоявших войск подписали соглашение о прекращении боевых действий и подчинении приказам военного министра. 22 мая Пилсудский издал приказ по армии, в котором интерпретировал майскую трагедию как братскую ссору. Он выразил пожелание, чтобы пролитая в столице кровь стала «новым посевом братства» и поставил задачу заняться «работой по укреплению и возрождению нашей земли»[322]322
  Piłsudski J. Pisma zbiorowe. T. IX. S. 10–11.


[Закрыть].

Маршал публично пообещал не преследовать вчерашних противников, но своего слова не сдержал. Командовавшие в дни переворота верными правительству войсками генералы Ю. Мальчевский, Т. Розвадовский, Б. Язьвинский и В. Загурский были арестованы и заключены в военную тюрьму в Вильно, а затем уволены со службы. Судьба Загурского после выхода из военной тюрьмы сложилась особенно трагично: он без вести пропал. Широко было распространено мнение, что к его гибели имел отношение Пилсудский. Всего к 1927 г. из армии уволили 37 генералов[323]323
  Halbersztadt J. Józef Piłsudski a mechanizm podejmowania decyzji wojskowych w latach 1926–1935 // Przegląd Historyczny. T. LXXI V. Z. 4. S. 685.


[Закрыть], в том числе прославившихся во время польско-советской войны С. Галлера, Ю. Галлера, М. Кукеля, С. Маевского, С. Шептицкого. Некоторые офицеры ушли в отставку по собственному желанию. Но большинство защитников законного правительства продолжили службу в Войске польском, а некоторые из них, например, В. Андерс, Г. Пашкевич, С. Гжмот-Скотницкий дослужились до генеральских лампасов.

Не забывал Пилсудский и о политической сфере. Многие ожидали, что он провозгласит себя диктатором и разгонит парламент. Но этого не случилось. Маршал не нуждался в сейме, сформированном по итогам новых выборов, тем более что он не был уверен в их результатах. На период укрепления режима его больше устраивал парламент униженный, не пользующийся авторитетом в обществе[324]324
  К. Свитальский зафиксировал следующее высказывание Пилсудского: «В данный момент он не идет на выборы. Сейм настолько непопулярен, что при помощи президента его можно бить по морде. Кроме того, могут обмануть существующие надежды на большой избирательный успех» – Świtalski K. Diariusz… S. 195.


[Закрыть]. Такой «ход» Пилсудского показал иллюзорность расчетов лидеров левых партий на приход к власти с его помощью.

Следующим шагом Пилсудского было заполнение вакантной должности президента. За две недели, которые отделяли завершение переворота от выборов президента, он ни разу не сказал, что не собирается сам баллотироваться на этот пост. Зато в ряде интервью достаточно откровенно излагал свое видение оптимального государственного устройства Польши: сильная власть, но не личная диктатура, как в Италии, а американская модель, приспособленная к польским условиям таким образом, чтобы президент представлял не какую-то партию, а всю нацию. В ряду необходимых изменений он называл наделение президента правом самостоятельно принимать решения по важнейшим вопросам государственной жизни и формировать правительство, ослабление роли парламента в пользу кабинета министров, упрощение законодательства[325]325
  Piłsudski J. Pisma zbiorowe. T. IX. 20–22.


[Закрыть].

Одновременно маршал психологически давил на парламентариев, запугивая правых и центристов тем, что если они не выберут «достойного» президента, то он, Пилсудский, не будет защищать их от возмущенной «улицы», и тогда поневоле придется править «с помощью кнута». Надежды левых были развеяны заявлением, что он совершил «нечто вроде революции без всяких революционных последствий»[326]326
  Ibid. S. 11–13,18, 31–32.


[Закрыть].

31 мая 1926 г., в третий раз после 1922 г., было созвано национальное собрание. ППС предложила на пост президента Ю. Пилсудского, национальные демократы и Национально-христианская партия – познанского воеводу графа А. Бниньского, не признававшего кабинет К. Бартеля. Это означало, что правые не собирались без сопротивления мириться с новой политической реальностью. Независимая крестьянская партия назвала своим кандидатом А. Фидеркевича, а коммунисты решили демонстративно голосовать за находившегося в заключении С. Ланьцуцкого.

В зале заседаний присутствовали 546 депутатов и сенаторов, одним из 9 отсутствовавших был В. Витое{33}33
  Воспитанный в австрийских традициях законности, свергнутый премьер не хотел участвовать в акте легализации переворота. Обычно сдержанный, он предложил позвонившему ему по поручению Пилсудского Бартелю поцеловать его в одно место. К тому же он знал, что большинство депутатов из его фракции собираются голосовать за Пилсудского


[Закрыть]. Результаты тайного голосования были следующими: Пилсудский получил 292 голоса, Бниньский – 193, а 61 бюллетень оказался незаполненным. Пилсудского поддержали левые, национальные меньшинства и значительная часть центра. Воздержались от голосования главным образом коммунисты, фракция Независимой крестьянской партии, часть белорусских и украинских депутатов.

Известие об избрании президентом вчерашнего путчиста молниеносно облетело всю страну. Повсеместно его почитатели организовывали митинги и шествия{34}34
  В Варшаве генерал Р. Турецкий с группой офицеров из военного министерства прошествовал по центру города к Саксонской площади и, встав по стойке смирно перед памятником наполеоновскому маршалу князю Ю. Понятовскому, доложил, что Первый маршал Польши Ю. Пилсудский избран президентом Речи Посполитой. Как по том шутили б Варшаве, Понятовский остался безучастным, зато заржал конь другого памятника, императору Марку Аврелию, который стоял за спиной начальника корпуса контролеров польской армии.


[Закрыть]. Однако Пилсудский в тот же день направил Ратаю письмо, в котором благодарил за происшедшую легализацию переворота и отказывался от поста президента. Свое решение он мотивировал тем, что не хочет становиться главой государства по воле сейма, к которому не питает доверия, что слишком хорошо помнит трагическую судьбу Г. Нарутовича, кроме того потрясен жестоким нападением на своих детей (имелся в виду мифический обстрел его виллы в Сулеювеке в ночь с 11 на 12 мая 1926 г.). К тому же он любит конкретную работу, а конституция его от такой работы «отстраняет и отдаляет»: ему пришлось бы «мучиться и ломать себя», чего ему его характер не позволяет[327]327
  Ibid. S. 33–34.


[Закрыть].

Логика поведения Пилсудского понятна. Согласившись стать президентом, он потерял бы непосредственный контроль над армией, которую считал своим любимым детищем, гарантом безопасности Польши и главной опорой создаваемого режима. Строго говоря, пост конституционного главы государства был ему не нужен. Имея в своем распоряжении тот самый «кнут» в виде армии и доказав политикам, что в любой момент может пустить его в дело, Пилсудский де-факто уже обеспечил себе место своеобразного «суперглавы» государства. Его больше устраивала роль «серого кардинала», остававшегося в тени, но при этом единолично принимавшего основные политические решения.

Вместо себя он предложил избрать президентом И. Мосьцицкого, в тот момент профессора химии Варшавского университета, соратника по социалистическому прошлому, человека, который давно расстался с политикой и сделал успешную научную и деловую карьеру[328]328
  О перипетиях появления этой неожиданной для всех кандидатуры см.: Nowinowski S. M. Prezydent Ignacy Mościcki. Warszawa, 1994. S. 44–46.


[Закрыть]. 1 июня кандидатура Мосьцицкого на пост президента была предложена национальному собранию К. Бартелем и М. Ратаем. Перед депутатами, отдавшими накануне свои голоса за Пилсудского, возникла дилемма: подчиниться прихоти маршала или голосовать против. Из партий, поддержавших автора переворота, только социалисты решились выставить собственного кандидата. В итоге национальному собранию были предложены три кандидатуры: Мосьцицкого, 3. Марека и А. Бниньского. После первого тура, который кандидат социалистов безнадежно проиграл (56 голосов), ППС приняла решение голосовать за Мосьцицкого, лишь на 4 голоса опередившего кандидата от эндеков. Во втором туре 281 голосами против 200, отданных за Бниньского, президентом избрали креатуру диктатора[329]329
  M. Ратай, пообщавшись с Мосьцицким после выборов, дал ему следующую характеристику: «…Мосьцицкий растворялся в Пилсудском, расплывался в каком-то религиозном поклонении…, нет речи о том, чтобы он мог быть для него критическим голосом, я уже не говорю о том, чтобы в случае необходимости ему воспротивиться». – Rataj М. Pamiętniki… S. 407.


[Закрыть]. Своим выбором парламент не только «отпустил грехи» путчисту, но и продемонстрировал высокую степень сервильности. Особенно неприглядно выглядели центристы, входившие в состав свергнутой правительственной коалиции. Лишь эндеки, украинские и белорусские депутаты, а также коммунисты и их союзники из Независимой крестьянской партии «сохранили лицо», хотя и руководствовались при этом разными мотивами.

4 июня президент был приведен к присяге. После того, как 8 июня глава государства утвердил представленный К. Бартелем новый состав правительства, завершился второй после замирения армии этап в становлении режима «санации». Парламент был деморализован, правые изолированы от своих потенциальных союзников из центра, левые и центристы признали право Пилсудского определять дальнейшее развитие страны.

Новая политическая реальность в Польше была воспринята как должное и за границей. Так, итальянский МИД указывал послу в Варшаве, почему следует без оговорок принять новую реальность в Польше: «Анализ развития событий показывает, что они [поляки] не выходят за конституционные рамки, не ведут к изменению режима, поэтому уполномочиваю Вашу Светлость установить нормальные отношения с этим правительством, избегая при этом какого-либо особого акта признания»[330]330
  Цит. по: Borejsza J. W. Mussolini był pierwszy… S. 138.


[Закрыть]. Пилсудский, после переворота сразу же взявший в свои руки внешнюю политику Польши, настойчиво убеждал аккредитованных в Варшаве дипломатов в своей приверженности миру и добрососедству. Он говорил в тот момент своим соратникам, что в ближайшие пять лет Польше не грозят какие-либо вызовы, требующие от нее радикальных действий. Для технического проведения своего внешнеполитического курса Пилсудский избрал А. Залеского, выпускника Лондонской школы экономических и политических наук, в годы Великой войны пропагандировавшего в странах Антанты пилсудчиковскую концепцию борьбы за независимость, в 1922–1926 гг. посланника в Риме. Залеский был известен как сторонник конструктивного взаимодействия с Лигой наций[331]331
  Kamiński M.K., Zacharias M. J. Polityka zagraniczna Rzeczypospolitej Polskiej 1918–1939. Warszawa, 1998. S. 91–93.


[Закрыть].

Итоги президентских выборов свидетельствовали о поражении сторонников концепции «польского большинства». Еще 20 дней тому назад они, казалось, имели шансы реализовать ее. Ценой отказа от парламентской политической системы Польша избежала участи стать, как того хотели национальные демократы и их союзники, государством только для поляков, в котором национальным меньшинствам была бы уготована роль граждан второго сорта.

Уже ближайшие дни и месяцы показали направление дальнейшей трансформации политической системы. Первым делом был решен вопрос отношений военного министра с президентом, правительством и сеймом. Пилсудский сам определил, как они должны выглядеть, а затем свое решение сообщил Бартелю в форме условий, на которых он готов занять во втором его кабинете кресло военного министра. Это лишь на первый взгляд странное поведение Пилсудского (ведь именно он решил, кто будет премьером и президентом) свидетельствовало, что маршал постарается внешне «соблюдать приличия», дабы укреплять авторитет высших должностных лиц в вертикали исполнительной власти. Таким способом он «приучал» общество и политический класс к тому, что главными институтами являются президент и премьер-министр, а не парламент. На своем первом заседании 9 июня кабинет министров принял все условия Пилсудского, в том числе восстановил действие декрета от 7 января 1921 г., противоречившего конституции, – об организации высшего военного командования.

Тогда же Пилсудский был утвержден председателем Узкого военного совета и провел через правительство решение о том, что все вопросы компетенции верховного командования, не отнесенные конституцией к прерогативам сейма, в дальнейшем будут регулироваться декретами президента, согласованными с военным министром. Таким образом, произошло правовое закрепление его исключительной позиции в армии.

Еще одним важным решением, принятым кабинетом 9 июня, было признание за президентом права прямого вмешательства в текущую деятельность правительства.

Одновременно готовились поправки к конституции. Свои проекты разработали правительство, а также правые и центристы, предлагавшие увеличить полномочия исполнительной власти, усилить роль сената и изменить закон о выборах в ущерб национальным меньшинствам. Столь солидарное желание разных политических сил ревизовать конституцию сулило успех правительственной инициативе. 5 июля сейм приступил к обсуждению проектов, и уже 2 августа 246 голосами против 95 принял закон о внесении 8 поправок в 6 статей конституции (так называемая «августовская новелла»). Против новеллы голосовали фракции ППС, КПП, НКП и значительная часть депутатов от национальных меньшинств.

Новый закон наделил президента правом распускать парламент по мотивированному представлению Совета министров (ранее для этого нужно было согласие сената), одновременно лишил сейм возможности самороспуска{35}35
  С этой поправкой случился казус. Сейм, рассматривая поправки сената, по инерции проголосовал против права самороспуска, тем самым полностью отдав свою судьбу в руки исполнительной власти.


[Закрыть]. За главой государства сохранялось право созывать, открывать, переносить и закрывать заседания парламента. Важным было разрешение президенту издавать распоряжения, имеющие силу закона с момента их оглашения, то есть декреты, если они не направлены на изменение конституции. Декреты утрачивали силу, не будучи представленными на рассмотрение законодателей в течение 14 дней с момента открытия сессии или же не получив их одобрения. Главной задачей депутатов на созываемой раз в год (не позже 1 октября) очередной сессии парламента становилось определение квоты призыва в армию и принятие государственного бюджета. Но если они не успевали сделать это до начала бюджетного года, президент утверждал бюджет в правительственном варианте. Таким образом, правительству было гарантировано своевременное бюджетное финансирование. Откликом на антикоррупционные заявления Пилсудского стало ужесточение ответственности депутатов за использование мандатов в корыстных целях[332]332
  Źródła do dziejów Polski w XIX i XX wieku… T. III. S. 244–247.


[Закрыть].

В тот же день был принят закон о полномочиях президента, определивший области государственной жизни, которые глава государства мог до 31 декабря 1927 г. регулировать своими декретами. Согласно ему, из ведения сейма исключались: приведение действовавшего законодательства в соответствие с конституцией и исполнение ее положений, предусматривавших принятие особых законов; реорганизация и упрощение работы органов государственной администрации; совершенствование правопорядка; судопроизводство и социальное обеспечение, а также меры по обеспечению бюджетного равновесия, стабилизации валюты и развитию экономики, особенно промышленности и сельского хозяйства. Одновременно законодатель запрещал президенту издавать распоряжения, касавшиеся полномочий местного самоуправления, бюджета, численности армии и очередного призыва, контроля над государственным долгом, амнистировать министров, привлекаемых парламентом к ответственности перед Государственным трибуналом, а также заключать без согласия сейма союзные, торговые, таможенные, кредитные договоры, менять правовой статус граждан страны или государственные границы.

Глава государства не имел права вводить новые налоги и сборы, повышать налоговые ставки и пошлины сверх предусмотренных законом норм, вводить новые монополии, произвольно увеличивать эмиссию разменной монеты, распоряжаться государственной недвижимостью, менять избирательное законодательство в парламент и органы местного самоуправления, изменять границы воеводств, языковые и школьные законы, антиалкогольный закон и семейное право[333]333
  Ibid. S. 247–248.


[Закрыть].

Пилсудский придавал огромное значение управлению с помощью декретов, что позволяло режиму беспрепятственно решать актуальные проблемы текущей политики и наращивать в интересах режима законодательную базу. Принятие новой конституции откладывалось до полного овладения всеми институтами государственной власти[334]334
  Świtalski K. Diariusz…S. 198.


[Закрыть]. Таким образом, одобренные сеймом поправки и законы продолжили процесс изменения польской политической системы. Существенно возросла роль президента, теперь он мог контролировать деятельность и правительства, и парламента. Сейм утратил свою неуязвимость и исключительную позицию, а исполнительная власть получила возможность вводить в действие подготавливаемые правительством законы, минуя парламент.

Пилсудский продолжал усиливать позиции режима и в армии. 5 августа 1926 г. было существенно увеличено жалование кадрового состава вооруженных сил. 6 августа президент подписал подготовленный Пилсудским проект декрета об организации верховного командования Вооруженных сил. Формально декрет предоставлял президенту как верховному главнокомандующему больше прав, чем прежде. Теперь он не руководил, а командовал вооруженными силами через военного министра, которому поручалось руководство армией в мирный период. Во время войны во главе вооруженных сил становился генеральный инспектор. Отношения между этими двумя должностными лицами были прописаны в самом общем виде. Необычным было то, что генеральный инспектор имел больше полномочий, чем военный министр, формально его прямой начальник. При жизни диктатора это не имело значения, поскольку он занимал обе эти должности одновременно. Генеральный инспектор был также референтом Комитета государственной обороны, созданного в октябре 1926 г. Без его согласия этот высший коллегиальный орган, отвечавший за все вопросы обороны государства, не мог принять ни одного решения.

Позиция генерального инспектора в Польше кардинально отличалась от статуса аналогичных ему должностных лиц в других странах, прежде всего – неподконтрольностью конституционным органам государственной власти. Несомненно, абсолютная свобода действий генерального инспектора, освобожденного от занятия текущими делами в военном министерстве, позволяла ему полностью сосредоточиться на боевой подготовке вооруженных сил. Но на практике этого не произошло, поскольку Пилсудский вплоть до своей кончины совмещал обе должности. В результате ему приходилось вплотную заниматься вопросами не только развития армии и оборонной промышленности, но и повседневной жизни вооруженных сил, военного бюджета, кадров и т. д. В числе последствий этого совмещения наиболее значимыми были, пожалуй, закрепление за армией статуса главной опоры режима «санации», а также возрастание роли военных в государственном аппарате и политической жизни[335]335
  Установлению полного контроля Пилсудского над армией служила проведенная реорганизация института инспекторов армии (во время войны они должны были стать командующими армиями). Со временем их количество возросло с 6 до 14. Был также введен институт генералов для работы при генеральном инспекторе вооруженных сил, будущих командующих оперативными группами. Эта реформа позволила маршалу отстранить с первых ролей не вызывавших у него доверия генералов и приступить к формированию собственной военной элиты, в которой все большую роль играли выходцы из польского легиона, особенно из первой бригады. Так, с 1928 по 1932 г. количество бывших легионеров среди генералов возросло с 44 человек (54 % общего числа генералов) до 54 (74 %), инспекторов армии – с 3 (44,4 %) до 7 (70 %), командующих военными округами – с 5 (50 %) до 8 (80 %). – Zarys dziejów wojskowości polskiej (1864–1939). Warszawa, 1990. S. 527.


[Закрыть].

Итак, за относительно небольшой срок, с 15 мая до 6 августа 1926 г. в Польше была создана и законодательно закреплена исходная модель режима «санации». Она представляла собой политическую систему, в которой наряду с личной диктатурой пользующегося симпатиями части общества Пилсудского, который контролировал армию и исполнительную власть, сохранялись существенные остатки парламентаризма в виде легально действующих политических партий и представительных органов. Последние, утратив ряд своих прерогатив в пользу исполнительной власти, все же имели возможность оказывать сопротивление диктатуре.

Несомненно, политической инициативой на этом этапе полностью владел Пилсудский. Он легко получил от парламента признание законности новых принципов государственного управления. Сейм добровольно{36}36
  Указание на это обстоятельство неслучайно. Никто не принуждал парламентариев голосовать в интересах режима ни при избрании президента, ни при внесении поправок в конституцию или принятии правительственных законопроектов, менявших политическую систему. Чем же тогда они руководствовались? Одни – убеждением в необходимости и полезности для страны таких решений, другие – слепой верой в гений маршала, третьи – нежеланием терять выгоды, связанные с депутатским мандатом. Лишь коммунисты и представители славянских нацменьшинств голосовали против всех предложений режима, но делали они это вовсе не из приверженности ликвидируемой политической системе.


[Закрыть] отказывался от своей центральной позиции в государстве в пользу президента и правительства; теперь уже не он контролировал исполнительную власть, а глава государства и кабинет министров определяли порядок и содержание работы парламента. Пилсудский, хорошо знавший менталитет своих соплеменников, считал бесперспективным правление только с помощью силы[336]336
  Świtalski K. Diariusz… S. 339–340.


[Закрыть]. Сохранение в Польше атрибутов парламентаризма (конституции, партий, оппозиции) было не прихотью диктатора или свидетельством слабости режима, а осознанным решением с целью избежать отчуждения власти от общества. Пилсудский хотел править при общественной поддержке, но без участия политических партий, эту поддержку вербализировавших.

Новая политическая система, совмещавшая институты диктатуры с остатками традиционного парламентаризма, очень быстро показала, что присущая ей двойственная природа не сулит легкой жизни ни режиму, ни партиям. Пилсудский явно просчитался в оценке степени деморализации политических партий. Оказалось, что они обладают значительным потенциалом адаптации к обстановке, способны менять тактику и даже стратегию своей деятельности. Установление режима усилило процессы дифференциации в их рядах, впрочем, никогда не прекращавшиеся и прежде. Но теперь от каждого лидера и члена партии жизнь потребовала определиться по отношению не к достаточно абстрактной идее оптимального общественного строя, а к вполне реальному режиму «санации», наглухо перекрывшему традиционным политическим силам доступ к власти, а тем самым и к реализации их программ. Но точно с таким же выбором столкнулись и все граждане Польши. И хотя для них выбор имел другой, личностный характер, но от него зависела ситуация на политической сцене.

Главными противниками режима вплоть до выборов в парламент второго созыва в марте 1928 г. Пилсудский считал национальных демократов. Эндеки сумели избежать раскола, что вовсе не означало, что они остались монолитом. Активизировались правые радикалы, недовольные руководством Народно-национального союза. Вскоре после переворота их лидер Р. Дмовский приступил к созданию Лагеря великой Польши (Obóz Wielkiej Polski – ОВП). Эта новая организация должна была сплотить все руководствовавшиеся национальными категориями партии и организации от «Пяста» до праворадикального студенческого союза Всепольская молодежь, а также отдельных граждан. Фактически речь шла о создании общенационального движения польских националистов. Помимо легальной работы, предусматривалась и конспиративная деятельность ОВП. Образцом для членов организации должны были стать Б. Муссолини и его фашистская партия.

Датой официального рождения ОВП стало 4 декабря 1926 г. Однако расчет Дмовского не оправдался, традиционные партии не пошли под крыло ОВП, свою организационную и идеологическую самостоятельность сохранил и ННС. Лагерь великой Польши со временем приобретал все более праворадикальную окраску, организовывал антисемитские акции и манифестации, добивался введения процентной нормы для евреев в университетах, пропагандировал необходимость ассимиляции славянских нацменьшинств, возвращения Польше захваченных у нее немцами в прошлом территорий. Образование ОВП не ослабило, а даже усилило лагерь национальной демократии, особенно за счет привлечения учащейся, рабочей и крестьянской молодежи, разделявшей националистические постулаты Дмовского и желавшей возрождения величия Польши. Численность ОВП приближалась к 300 тыс. членов, но с самого начала своей деятельности он стал подвергаться преследованиям со стороны властей.

А вот ближайшие союзники Народно-национального союза дрогнули, вступили в стадию метаний и расколов. Большая часть членов правой Христианско-национальной партии вошла в состав новообразованной Христианско-аграрной партии, поддерживавшей правительство. Колеблющуюся позицию занимали христианские демократы, находившиеся под сильным влиянием католического клира. 31мая их парламентская фракция голосовала за Пилсудского. Но ориентация на режим не стала в партии общепризнанной, сильным было стремление к сохранению союзнических отношений с идеологически близким ННС. В целом у христианских демократов просматривались три позиции – сотрудничества с режимом, борьбы с ним и нейтралитета. Наиболее оппозиционной режиму была силезская организация во главе с В. Корфанты.

На почве отношения к «санации» произошел раскол в Национальной рабочей партии, на базе лодзинской и части великопольской организаций была создана Национальная рабочая партия-левица, безоговорочно поддерживавшая Пилсудского. В «Пясте» многие не разделяли решительно антисанационной позиции своего лидера В. Витоса. В условиях, когда Витое после переворота временно отошел от непосредственного руководства партией, тон в ней стали задавать сторонники нахождения модус вивенди с «санацией» – М. Ратай, Я. Бойко и др. Но все же их влияния было недостаточным, чтобы радикально обрушить авторитет «войта из Вежхославиц» в партийных рядах.

Сложную эволюцию переживала ППС. Сначала социалисты безоговорочно поддержали переворот и даже предложили 31 мая кандидатуру Пилсудского в президенты. Партия довольно быстро, к концу 1926 г., перешла в оппозицию правительству, но одновременно воздерживалась от критики Пилсудского, искала возможности соглашения с ним на платформе борьбы с «буржуазной реакцией», т. е. бывшими партиями «Хъены»-«Пяста». Эту двойственную политику она будет проводить до выхода из ее рядов сторонников Пилсудского и создания ими в 1928 г. конкурирующей партии – ППС-бывшая революционная фракция. Недостаточно решительная оппозиция руководства ППС режиму спровоцирует еще один раскол и основание радикально настроенными социалистами ППС-левицы, тяготевшей к КПП.