Текст книги "Дом имён"

Голос взмывал, в нем была мольба. Орест понимал, что она обращена к богам.

Мужчина вопил от боли; все его тело содрогалось на земле, руки – у горла, словно он пытался вытолкнуть яд из гортани в рот, выдавить прочь.

Он попытался встать, изо рта показалась черная кровь, закапала в пыль. Глаза у него закатились, а боль, казалось, сместилась из горла в желудок. Какое-то время Орест с ужасом наблюдал, как мужчина хватается за живот и ревет от боли. Но следом у него изо рта забулькала пена. Мужчина подался к жене, та продолжала петь, держа ребенка, тот смирно сидел у нее на руках. Мужчина притих, а затем повернулся и лег на спину – так, чтобы обеими руками крепко взять жену за щиколотки.

Оба стражника пялились на эту сцену. Глаза у мужчины остались открытыми, так же и рот, но не доносилось ни звука – ни от него, ни от его жены. Песня закончилась, и Орест понял, что мужчина умер. Один из стражников позвал Ореста в дом. В главной комнате была фальшивая стенка из дерева, а за ней – лежанки и стол.

Они забрали всю еду, какую смогли, – хлеб, сыр и немного вяленого мяса. Нашли еще один кувшин воды, но стражник покачал головой, и даже Орест, пусть и ощущал жажду сильнее, чем та, что была с ним, пока они шли, к воде не притронулся. Они вышли из дома и двинулись по тропе обратно к дороге, а женщина осталась стоять с ребенком на руках, на земле перед ней – мертвый мужчина.

Орест со стражниками шли долго-долго и лишь потом остановились. Сели молча, развернули завязанную узлом тряпицу с едой. И хотя Орест страшно проголодался, его скорее мутило, чем тянуло к еде. Без питья добыча из того дома казалась заветренной и сухой. Орест наблюдал, как стражники отщипывают от хлеба, пытаются есть. Никто не притронулся ни к сыру, ни к вяленому мясу. В конце концов завернули еду и пошли опять, пока не выбрали место для отдыха на ночь, под сенью деревьев.

Назавтра добрались до глубокого быстрого ручья, оглядели его нерешительно, а затем один стражник сказал, что, если не напиться здесь, они умрут от жажды. Напившись, стражники искупались. И хотя звали Ореста с собой, снимать одежду при них он не пожелал. Наблюдал, как они резвятся в воде, и раздумывал, нет ли поблизости места, куда можно удрать и спрятаться, но понимал, что стражники не спускают с него глаз ни на миг, и не сомневался, что его поймают, если попытается улизнуть.

Теперь он осознал сильнее, чем когда-либо прежде, что, когда вернется во дворец – расскажет отцу об этих двоих, и, если они убегут, он попросит найти их, догнать, искать всюду, если придется, а потом привести во дворец в цепях и посадить в самое темное подземелье.

Еще два дня пути они по-прежнему избегали любых колодцев, какие им попадались, и Орест понял, что они уже недалеко от нужного места, чем бы то ни было. Теперь уж он не сомневался, что находится здесь не потому, что мать или отец приказали вести его навстречу им, что его и впрямь похитили, и ничего не мог предпринять, чтобы удрать, – пока эти двое с ним.

Хотя они стали вроде бы любезнее, и Орест думал, что, может быть, ему скажут, где они, раз уж почти пришли, но решил не спрашивать. Сам вскоре узнает, счел он.

На последнем отрезке им пришлось взбираться на гору, а когда тропа терялась, стражникам оставалось лишь гадать, куда идти дальше, они решали неправильно, не один раз, надо было идти обратно. Впервые за много дней они заметили нескольких коз, что карабкались среди скал. Вдали, когда забрались повыше, на равнине внизу Орест различил стадо овец.

А потом набрели на громадное ущелье в горе. Прошли по коридору с крутыми стенками, повернули туда, где в скале были вырублены ступени, ведшие вниз, к торцу некоей постройки. Никто, думал Орест, не сможет найти их на этих горных просторах. Когда подобрались к двери, стучать не пришлось: ее тихо открыл человек, не глядя на них, без единого слова.

Перед второй дверью сидел другой человек, он встал, завидев их, и тепло обнялся с обоими стражниками. Заулыбался и рассмеялся от одного лишь их присутствия – и прибытия с мальчиком.

– Будто у нас их тут мало, – весело проговорил он. – Может, у этого замашки поприятнее, чем у тех, что внутри. Ты глянь на палец у меня на ноге. Вколачиваешь в них приличия пинками, а когда не помогает, они вот что у меня пробуют.

Двое стражников рассмеялись, когда тот мужчина вскинул палку, что стояла с ним рядом, и рассек ею воздух.

– И к тому же прожорливые. Этот парень прожорлив?

– Ест как лошадь, – сказал один из стражников.

– Мы ему вложим ума, – сказал мужчина.

Он открыл дверь, за ней оказалась длинная комната, заставленная топчанами, несколько длинных окон, впускавших больше тени, чем света. Орест лишь через мгновение понял, что в комнате десять с лишним мальчишек, многие – примерно его лет. Тут же, увидев их, он понял, что здесь содержат тех самых похищенных детей. Вот что странно: хоть они и заметили, наверное, что открылась дверь, а перед этим слышали голоса и уж точно знали, что пришел кто-то новенький, ни один не взглянул, а когда кое-кто все же поднял голову – не изменился в лице, не показал, что увидел новенького.

Орест шел между топчанами, никто с ним не заговаривал. Постепенно Орест начал опознавать кое-кого, начиная с его знакомого – Леандра, внука Теодота.

Дверь закрыли. Стражники с ним не вошли. Он остался один на один с этой тихой, бледной братией. Вперившись в лицо одному из них, Орест увидел пустой взгляд, сделавшийся злым и обиженным. Двинулся к топчану Леандра и решил что-нибудь у него спросить, но Леандр отвернулся. В конце концов Орест сел на пол в конце ряда топчанов и оглядел комнату, раздумывая, когда уже кто-нибудь заговорит, или когда принесут еду, или вообще хоть что-нибудь произойдет. Тишину нарушал лишь чей-то кашель – хриплый, он, казалось, не давал хворому облегчения.

Ничего не происходило, пока из-под двери не потянуло съестным, из-за чего кое-кто из ребят сел на топчане. Но по-прежнему все молчали. Когда Орест вернулся к двери, все мальчики разом отворотились. Орест задумался, действительно ли они его не узнали – или решили, что он заодно с похитителями?

Когда дверь наконец отворилась, мальчики двинулись на нижний этаж, единой колонной, склонив головы. И лишь один прошел мимо Ореста, подняв голову, – Леандр. Мгновение он глядел на Ореста, а затем пожал плечами. Когда колона его миновала, Орест пристроился в хвост, спустился по узкой лестнице в тесный обеденный зал, где за одним длинным столом сидели почти все мальчишки, а у окна за маленьким столиком устроились еще двое. Один кашлял. Тот же звук, что Орест слышал наверху: он видел, что мальчик, которого не узнал, был чем-то расстроен и что кашель причинял ему боль, и из-за него во всей комнате было напряженно.

Орест наблюдал за дверью кухни, но никто не входил. Двое мальчишек явились с едой, ее передали вдоль стола. Орест занял место в самом конце и увидел, что мальчику, который кашлял, и второму, с ним рядом, за отдельным столом, ничего не досталось. Остальные ели молча. Орест сосредоточивался на каждом мальчике напротив себя, поочередно, старался вызвать хоть проблеск узнавания, хотя бы у одного, но те, кто замечал, что он пялится, возвращали ему омертвелый взгляд.

Поев, они встали и вышли колонной обратно в спальню, Орест – следом.

Поскольку топчана ему не дали, он устроился на полу. Ночью просыпался несколько раз – от звуков кашля и, наконец, под утро проснулся опять – из-за мальчишек. Когда спросил у одного из них, куда можно выйти облегчиться, тот не ответил, а те, кто был рядом, отодвинулись, словно бы не желая, чтобы он к ним обращался.

Подойдя к двери, Орест обнаружил, что она открыта. Стражник, которого он видел накануне, сидел снаружи.

– Ты, – сказал он. – Две мысли. Сегодня утром идешь мыться. Воняешь, как старая коза. Получишь свежую одежду вместе с остальными. Старую оставь здесь. И тебе нужна дощечка. Держи ее при себе постоянно.

– Зачем дощечка? – спросил Орест.

– Скоро поймешь, – хохотнул человек. – Так, ты, давай мыться, сейчас же.

– Где баня? – спросил Орест.

– По лестнице вниз, а потом еще вниз. И тебе, и всем будет лучше, когда с тебя смоют эту вонь.

Пройдя два пролета лестницы, Орест увидел в бане четверых ребят. Встал в жидком свете, сочившемся в прорезь в стене, смотрел на них, двое шептались, а двое других оживленно плескались и заглушали шепот. Поначалу Ореста не заметили, он тихо разделся. Когда собрался залезть в ванну, двое, которые перешептывались, отпрянули друг от друга. Все четверо уставились прямо перед собой. Орест хотел дать им понять, что он не расскажет стражнику, что они шептались, но до него дошло, что, если он заговорит, это лишь усилит их к нему враждебность. Вскоре все четверо выбрались из ванны, обтерлись в углу.

Домывшись и высушившись полотенцем, оставленным мальчиками, он взобрался наверх и нашел стражника, тот выдал ему одежду, кусок сланца и кусок мела.

Стражник прошел с ним в спальню, нашел свободное место и велел двум мальчишкам помочь принести снизу топчан для Ореста. Орест стоял в свежей одежде, с дощечкой для письма в руках, и тут несколько мальчиков обратили на него внимание наконец, вгляделись в него. Но, когда Орест кивнул кому-то из них, тот отвернулся.

Дни текли медленно и в основном безмолвно. Три раза в день мальчики спускались в трапезную. Раз в неделю могли помыться. В ванной двое плескались, двум остальным при этом можно было шептаться так, чтобы никто не слышал. Только в это время, насколько понял Орест, мальчики разговаривали друг с другом. Иногда по ночам Орест слышал, как дети скулят и плачут во сне, а иногда кашлявший мальчик испускал хриплые звуки, а затем громко пытался вдохнуть, и этот шум продолжался даже после того, как стражник, сидевший всю ночь снаружи у двери в спальню, не приходил и не тряс мальчика – он даже бил его.

А еще дощечка. Сланцевая дощечка для письма должна была находиться рядом с топчаном, чтобы ее было видно. За любое нарушение правил мальчику оставляли отметку на его дощечке, и эту отметку делал его собрат-узник, а рядом он же подписывался – символом. Оресту, чтобы во всем разобраться, понадобилась не одна неделя: он никогда не видел, как кто-то кому-то пишет на дощечке. Должно быть, это происходило ночами, понял он, однако даже ночами, когда он не спал, – не засекал.

Время от времени происходила проверка, ее вел стражник, которого Орест узнал первым, но, бывало, включался еще один или двое других. Они проверяли дощечки, а затем отбирали мальчиков, у которых имелись отметки, – для наказания. Этих мальчиков выводили наружу – или спускали в трапезную, или в баню, но иногда ставили прямо за дверью. Суровость побоев не совпадала с количеством значков на дощечке, а зависела от настроения стражников. Тем не менее множество пометок означало, что тебя, скорее всего, заберут, чем если дощечка чистая или на ней мало меток.

Однако, заметил Орест, как бы мало ни было меток у мальчика с кашлем, которого, как он выяснил, звали Митром, его выводили всегда. Когда возвращался, он ложился на топчан и плакал, а затем кашлял, пока оба звука не объединялись.

Постепенно на дощечке Ореста начали набираться отметки, но он не мог взять в толк, чей это символ рядом с ними. Отметки ему ставил всегда один и тот же человек, ночью. Наконец как-то утром, когда Орест изучал значок, он заметил, что на него смотрит Леандр. Орест нахмурился, а затем вскинул взгляд, словно спрашивая, Леандра ли это знак, и тот кивнул. Потом Орест несколько раз пытался перехватить взгляд Леандра, но тот не обращал на него внимания.

Стражники вроде бы радовались, глядя на дощечку Ореста, показывали друг другу значки и говорили о них, но в первые несколько недель Ореста не трогали. Не велели ему выйти вон – вплоть до четвертой недели.

Он стоял рядом с дрожавшим Митром, хотя до сих пор думал, что его и не тронут, – считал, что его положение в этом месте не такое, как у всех остальных. Он даже не размышлял, как будет действовать, если его вызовут наказывать. Когда его грубо вытолкали за дверь трапезной, он увидел, что у стражника в руке палка.

– Только тронь меня, – сказал Орест, – только тронь – и мой отец об этом узнает.

– Твой отец? – переспросил стражник.

– Мой отец об этом услышит.

– Не твоему ли отцу перерезали глотку? – уточнил стражник.

Орест отшатнулся на миг и вгляделся в насмешливое лицо стражника. А затем оглядел комнату. Окажись поблизости нож, он бы применил его к стражнику, но приметил он лишь стул у столика сбоку, сломанный, у него легко было оторвать ножку и наброситься.

– Только попробуй! – сказал он, размахивая ножкой от стула.

Стражник глянул на него и рассмеялся.

В тот миг кто-то из стражников, втихаря надвигавшийся сзади на Ореста, смог его скрутить. Завел ему руки за спину, а второй принялся лупить его по лицу, наотмашь, тыльной стороной ладони. Когда руки Оресту освободили и он упал наземь, оба охранника пнули его, а затем один спустил его в трапезную и прошептал на ухо:

– Отец твой тебе не помощник, а? Больше мы о нем не услышим, верно?

Оставили его. Погодя Орест добрел до спальни, заметив напряженную тишину, какая воцарилась, пока он хромал мимо остальных к своему топчану. В последующие два дня он не ходил в трапезную, брал только воду, оставался в постели, спать не мог, все пытался взять в толк, что могло случиться с отцом.

Ему представились мать с Эгистом. Орест не помнил, когда это случилось, но, должно быть, под утро, когда он пришел раньше обычного и в дверях нянька вытащила его обратно в коридор, но он все же успел увидеть мать с Эгистом, голых, и они шумели, как звери. Образ застрял в памяти, окреп там так же, как черты отца, – как оно озарилось, когда он вернулся, – как отцов голос и всеобщее ликование, как запах лошадей и мужского пота, как ощущение счастья, которое было у Ореста, когда отец дома.

В следующую неделю он оказался в бане с Леандром и подался прочь от него, начал плескаться с кем-то из мальчишек, чтобы Леандр и четвертый мальчик могли пошептаться спокойно. Однако Леандр потянул его в темный угол – пусть двое остальных прикрывают.

– Я хочу сбежать, – прошептал он. – Надо помочь сбежать и Митру, прежде чем они его прикончат. Один я удрать с ним не смогу. Хочу, чтобы ты мне помог.

– Зачем ты ставишь метки мне на дощечку? – спросил Орест.

– Кое-кто из ребят ненавидит тебя – из-за твоей семьи. Они меня попросили.

– За что они меня ненавидят?

– Не знаю. Не уверен. И я хотел посмотреть, что ты станешь делать, когда придет твой черед наказания. Ты храбрый. Я подумал, что на тебя можно полагаться – ты не забоишься.

– Как нам сбежать?

– Придет ночь, когда я тебя разбужу. Готовься. Начнется все с кашля Митра. Никому не говори – и перестань на меня пялиться без передышки.

– Не пялюсь я на тебя.

– Пялишься – прекрати это. Слишком много ты озираешься. Начинай вести себя, как все. Будь как остальные.

– Когда сбежим?

– Все, не болтаем. Отойди.

Назавтра и далее Леандр продолжил подрисовывать отметки Оресту на дощечку, но не чересчур много. Орест попытался следовать совету Леандра и перестать на него глазеть. Но давалось трудно, и Оресту было одиноко и боязно. Он начал тревожиться о побеге, о том, куда им податься, о замыслах Леандра и о том, что произойдет, если их поймают. Просыпаясь среди ночи или под утро, он думал, что, может, лучше бы остаться тут и надеяться, что их как-то спасут. Размышлял, есть ли безопасный способ дать Леандру знать, что он не хочет сбегать с ним и с Митром, но вне бани все помалкивали, а когда Орест отправился в следующий раз мыться, Леандра там не оказалось.

Однажды ночью, когда кашель у Митра усилился, Леандр подошел и потрепал Ореста по плечу. Орест открыл глаза, но разглядеть смог лишь силуэт Леандра. Митр начал хрипеть, Леандр зашептал:

– Одевайся и иди со мной к двери.

Орест попробовал было ответить, но Леандр уверенно прикрыл ему рот ладонью, чтобы не дать заговорить. Оресту отчаянно хотелось уснуть: он понимал, что, если они не сбегут, день назавтра будет тяжелым, но по крайней мере страхи, которые предстоит пережить, окажутся знакомыми и предсказуемыми. Он медлил, встревоженный и напряженный, пока Леандр не выволок его из постели и не встал рядом, пока Орест одевался.

Они направились к двери из спальни и стали ждать, кашель Митра делался все громче, пронзительнее и болезненнее обычного. Услышав, что дверь открывается, Леандр с Орестом скользнули в сторону. В спальню вошел стражник. Леандр вывел Ореста в коридор, где они перерыли предметы рядом с лежанкой. Леандр нашел нож и вручил его Оресту. Сам взял плоскую деревяшку. И они стали ждать, пока стражник в спальне зажал Митру рот и, похоже, как-то сделал ему больно: Митр исторг сдавленный вой, от которого все в спальне проснулись и подали голос.

Орест слышал какие-то звуки от стражника, уловил шаги – тот приближался к двери. Орест постарался не дышать. Он понятия не имел, каков точный замысел, но решил, что должен напасть на стражника и заколоть его, прежде чем тот позовет на помощь.

Они подождали, пока стражник закроет дверь. Он лег, зевнул и вроде бы собрался заснуть; Орест осторожно подкрался и, крепко вцепившись в нож, воткнул его изо всех сил в шею стражнику, а по голове ему мощно ударил деревяшкой Леандр. Стражник взревел, Орест вцепился ему в волосы и еще раз загнал нож в шею, вытащил и воткнул ему в грудь – так глубоко, что не смог выдернуть нож из кости. Леандр колотил стражника по лицу. И тут они оба замерли. Орест слушал, Леандр держал его за плечо. Ни звука – не считая кашля из спальни. Леандр обеими руками поставил Ореста у стенки, а сам вернулся в спальню.

Пока его не было, в призрачном свете с лестницы Орест смог разобрать в этом тесном пространстве очертания кое-каких предметов. Поглядывал на внешнюю дверь и раздумывал, где может быть ключ.

Он рылся в пожитках стражника, искал ключ, и тут появились Леандр с Митром. Леандр нашел ключ на притолоке и ринулся отпирать дверь, прошептав Оресту, чтоб поторапливался.

Оказавшись снаружи, Леандр запер дверь и повел их обоих прочь, в озаренный лунным светом проход в скалах, затем по ступенькам, а еще чуть погодя – на широкий простор. Они стояли и слушали, но ни единого звука погони не было слышно.

– Пойдем туда же, куда ветер дует, – сказал Леандр.

Митр опять закашлялся, Леандр подержал его, положив одну ладонь ему на грудь, вторую – на спину. Митра затошнило, он сложился пополам.

– Тебе станет лучше, когда мы уйдем отсюда, – проговорил Леандр.

– Нет, не будет, – прошептал Митр. – Оставьте меня. Быстро, как вы, я идти не смогу.

– Мы тебя понесем, – сказал Леандр. – Мы сбежали только ради тебя, а потому не можем тебя оставить.

Они спускались к равнине, Орест все время оглядывался, осознавая, что при таком ярком свете их видно с холмов, за ними могли пойти. Поскольку Митру не по силам бежать, Орест раздумывал, не мудрее ли будет найти место, где спрятаться на несколько дней, но Леандр рвался вперед с такой холодной уверенностью и решимостью, что Орест понял: перемены замысла он и обсуждать не будет. А потому Орест с Митром шли следом, Митр – свесив голову, как человек, заведомо побежденный.

Когда взошло солнце, Орест понял, что они идут туда, где оно вечером сядет. Решил, что Леандр с Митром захотят тут же вернуться к своим семьям, но они шли не тем путем, который, как виделось Оресту, привел бы их домой.

Он подождал до ночи, пока Митр не уснул, и спросил Леандра, каков его замысел.

– Назад нам нельзя, – сказал Леандр. – Никому. Нас опять похитят – по крайней мере, меня, да и Митра.

– Моя мать еще жива? – спросил Орест.

Леандр помедлил мгновение, а затем протянул руку и потрепал Ореста по плечу.

– Да.

– Откуда ты знаешь?

– Слыхал, стражники говорили.

– А Электра?

– Да. Она тоже.

– Но мой отец мертв?

– Да.

– Как он умер?

Леандр несколько раз порывался начать. Но в конце концов смолчал и не поднял взгляд.

– Ты знаешь, как он умер? – спросил Орест.

Леандр вновь замялся, завозился.

– Нет, – прошептал он, но на Ореста все еще не смотрел.

– Но ты уверен, что моя мать жива?

– Да.

– Почему она не послала меня искать?

– Не знаю. Может, и послала.

– А Эгист жив?

– Эгист? – Леандр вдруг вроде бы насторожился. Посмотрел на Ореста впрямую, словно озадаченный тем, что Орест мог задать такой вопрос. – Да, он жив, – наконец произнес Леандр тихонько. – Он жив.

И еще раз, как и со стражником, Орест почуял: придумать бы единственный правильный вопрос – и можно было б выяснить то, что хотелось. Но, понял он, никакой прямой вопрос не сгодится. А о чем еще спросить, ему в голову не приходило.

– Это Эгист убил моего отца? – внезапно спросил он, почти тут же пожалев об этом.

– Я не знаю, – быстро отозвался Леандр.

Орест вздохнул.

Утром Леандр объяснил им, как дальше действовать.

– Я знаю только одно: нам нельзя больше никого убивать. Несмотря ни на что. Это первое правило. Если убьем кого-нибудь, за нами погонятся. Нам надо найти себе место. Даже если на нас нападут, убивать нельзя.

Глядя на согласно кивавшего Митра, Орест хотел сказать, что у Митра сил не хватит убить и что у них в любом случае нет оружия, поскольку нож он оставил в груди у стражника.

– Придется носить при себе камни, которыми можно швыряться в людей, может, ранить их, чтоб оставили нас в покое. И еду нужно добыть, и питье – будем засылать Митра в дома, чтоб просил. Безоружный. Просто просил. От него никто не почует угрозы. На каждый дом будем смотреть внимательно. Если сочтем, что он нам опасен, – пройдем мимо.

– Колодцы могут быть отравлены, – сказал Орест.

Леандр рассеянно кивнул.

– Можно предлагать людям свой труд, – сказал он, – в обмен на еду и кров, но нигде поблизости оставаться не будем. Останемся – нас найдут. Двигаться нужно быстрее них. Может, Митр окрепнет. Если нет, тогда нам с тобой нужно окрепнуть, чтобы нести его – или хотя бы поддерживать часть пути. Будем идти каждый день, сразу как проснемся и пока не станет совсем темно. Не сможем – нас поймают.

Тон этого голоса напомнил Оресту об отце, в армейском лагере, среди других мужчин, когда он хотел, чтобы отец поиграл с ним или покатал на закорках, но отец тогда был слишком занят. Орест содрогнулся: подумалось, что безопаснее было бы в спальне, со всеми, и, возможно, даже приятнее. Было бы больше времени на размышления, на грезы о том, как он сражается на мечах с отцом или как приходит утром к матери, а она уже ждет его, или как он сидит между Электрой или Ифигенией, пока они разговаривают, или снует среди слуг и стражников.

Когда добрались до колодца, Орест задумался, не ему ли следует проверить, не отравлена ли вода. Если отравлена, не хотелось бы стоять и смотреть, как Митра начнет рвать, как он будет давиться и медленно умирать, а Леандр казался таким властным и сильным, ведя их вперед, что его отравление водой вообще не умещалось в голове. Может, им лучше попить всем троим сразу, думал Орест, но все же если он сам вызовется, это произведет впечатление на Леандра, станет признаком отваги.

Оставив Митра на обочине, они подошли к колодцу, Леандр набрал в ладони воды, понюхал ее. Выпрямился, огляделся.

– Давай я попью, – сказал Орест.

– Кому-то из нас придется, – проговорил Леандр.

Вновь опустил ладони в воду и, зачерпнув побольше, выпил, затем подал знак Оресту, чтоб тот последовал его примеру. Оресту привиделось, как они все трое корчатся от яда. Но не успел он выпить, впрочем, как почуял, что вода пригодна для питья. Подождали немного, черпали еще и еще, пили, и потом Орест пошел к Митру – сказать, что вода чистая.

Днем они наткнулись на человека со стадом коз.

– Пусть он видит наши руки, – прошептал Леандр.

Заметив, что человек встревоженно сдал назад, Леандр велел Оресту и Митру оставаться на месте. Он сам подойдет к этому человеку, сказал он. Они смотрели, как он медленно приближается, размахивая руками, легонько гладит коз по головам, проходя мимо.

– Ему все верят, – проговорил Митр. – Когда нас похитили, меня хотели бросить на дороге, потому что я хворый, а Леандр не дал. Стражники его послушались.

– Ты с ним знаком был до того, как вас похитили?

– Да, его дедушка приходил в дом к моему отцу. Его дедушка везде Леандра с собой брал. Пускали его послушать, как мужчины между собой разговаривают, старшие. Обращались с ним как с равным.

– Помню его, – сказал Орест. – Мы вместе играли, когда я был маленький, а тебя я не помню.

– Я слишком больной был, чтобы играть. Всегда сидел дома. Но твое имя я слышал. Я знал твое имя.

Они наблюдали, как Леандр с мужчиной при козах увлеклись беседой. Оресту хотелось сесть, но он подумал, что лучше будет, если они постоят, хорошо видимые.

– Как думаешь, за нами следят? – спросил он у Митра.

– Моя семья заплатит за меня, а семья Леандра отдаст за него все, чем владеет. Похитители наверняка знают про это. Им сейчас небось так, будто у них украли целое состояние – когда мы сбежали. Теперь им нас не продать обратно.

– Откуда ты знаешь, что они собирались нас продать? – спросил Орест.

– Иначе они бы нас убили, – ответил Митр.

– А чего мы тогда не остались и не подождали?

– Леандр сомневался, что я еще протяну, и беспокоился, что нас всех могут убить, если стражники подумают, что наши семьи послали людей нас спасать и эти люди близко.

– Почему они не послали нас спасать?

– Потому что за главного теперь Эгист. Ну или Леандр так говорит. Он слышал от стражников.

– За главного в чем?

– Во всем.

– Это он приказал нас похитить?

Митр помедлил немножко и поглядел на Леандра и человека с козами. Казалось, он делал вид, будто не услышал вопрос. Орест решил перейти на шепот и поглядеть, что будет.

– Это он приказал похитить нас?

– Я не знаю, – зашептал Митр в ответ. – Может быть. Спроси Леандра.

– Леандр сказал, что кое-кто из мальчишек ненавидит меня из-за моей семьи.

Митр кивнул, но больше ничего не добавил.

Они наблюдали, как Леандр остался при козах, а человек приблизился к ним.

– Вы, двое, готовы поработать? – спросил он.

Они кивнули, Орест постарался выказать пыл.

– Мне надо сараи вычистить, – продолжил человек. Всмотрелся в Ореста, следом – в Митра. – За это получите еду и кров, а когда закончите – уйдете.

Орест кивнул.

– За вами есть погоня? – спросил человек.

Орест осознал, что у него всего миг, чтобы решить, как ответить. Не хотелось бы, чтобы его слова противоречили тому, что́ мог сказать Леандр.

– Митру нездоровится, – сказал он тихо. – Может, мы с Леандром сделаем почти всю работу вдвоем.

Человек прищурился и глянул на Леандра поодаль.

– Мы вас хорошенько спрячем, если кто-то придет, – сказал он.

До самого заката они шли за человеком и его стадом и наконец добрались до небольшого домика и до сараев под деревьями. Леандр не отходил от человека, все время с ним разговаривал, а Орест с Митром брели позади. Орест размышлял, сколько еще терпеть, пока им достанется хоть какая-то пища – даже просто хлеб – и они смогут поесть, или сначала придется поработать, или подождать, когда этот человек соберется поесть и поделится с ними.

Они пришли; жена человека стояла в дверях и, казалось, была очень обеспокоена их появлением. Зашла в дом, подальше от них, муж – за ней. Когда он вернулся, велел трем громадным псам и нескольким помельче окружить мальчиков. Затем увел коз в сарай и вроде как не торопился оттуда выходить. Митр начал гладить одного пса и играть с ним, но остальные оказались менее приветливыми, защелкали челюстями у ног мальчиков. Проще простого, осознал Орест, задержать их с Леандром и Митром, охранять собаками, пока не явятся люди, что пойдут на их поиски. Орест попытался прикинуть, мог ли этот человек сообразить, что они стоят денег.

– Что ты ему рассказал о нас? – спросил он у Леандра.

– Правду, – ответил Леандр. – Ничто другое не сгодилось бы. Он видел кровь у меня на одежде. Я сказал, что была драка. Но что мы убили стражника, я не говорил и не сказал, сколько денег наши семьи за нас заплатили бы. Он не знает, кто мы.

– Он точно так же может нас продать, – сказал Митр. – Даже если подумает, что не задорого, все равно может смекнуть, что нас выгоднее продать, а не защищать.

– Не добудем еды – умрем с голоду, – сказал Леандр. – И тут ни единого дома в округе, на много часов ходу. Он сказал, что ближайший – больше чем в дне пути. А дальше – море. Тут ничего нет. Мы, наверное, не туда пошли.

Он был озабочен.

– Жене его мы не нравимся, – проговорил Митр.

Когда мужчина опять возник, он крикнул собакам, те окружили мальчиков еще теснее, а одна зарычала. Митр попытался погладить собаку, с которой успел подружиться, та ушла и села перед домом, виляя хвостом. Человек вернулся в дом и закрыл за собой дверь.

Они ждали, боясь шевельнуться, а день догорал. В последние полчаса света они смотрели, как ласточки и стрижи мечутся в воздухе, чуть ли не заглушая любые другие звуки.

Псы постепенно делались все настороженнее. И хотя Оресту хотелось облегчиться, он понимал, что псы откликнутся на малейшую перемену. Когда стемнело, он увидел, как в небе зажглись звезды, но луны пока не было.

– Не делайте ничего без моего слова, – прошептал Леандр. – Следите за мной. Договорились?

Орест сжал руку Леандра – показать согласие. Вскоре, когда вокруг них воцарилась тишина, Митр начал кашлять, отчего собаки залаяли громче. Орест с Леандром придержали его, чтобы не согнулся пополам.

– Просто не двигайся, – сказал Леандр. – Псы привыкнут к шуму.

Взошла луна, и тут из дома появился человек. Выкрикнул какие-то слова, псы угомонились.

– Можете идти, – сказал он. – Все трое. Мы решили, что вы нам тут не нужны. Слишком опасно.

– У нас нет еды, – сказал Леандр.

– Псы нападут на вас, если не уйдете, – отозвался человек. – А если даже подойдете потом близко, они вцепятся вам в глотки.

– Хотя бы хлеба? – попросил Леандр.

– У нас ничего нет.

– Куда нам лучше идти?

– Лучше тут некуда – только обратно в горы, откуда вы явились. Остальное все море.

– Кто живет в ближайшем доме?

– Его тоже стерегут собаки. Они даже не лают. Они порвут вас в клочья, когда унюхают кровь.

– А острова есть?

– Нет лодок. Они забрали наши лодки, воевать свою войну.

– Есть ли где вода?

– Нет.

– Ни родника, ни колодца? Ни ручья?

– Ничего.

– Кто живет в ближайшем доме?

– Неважно. Она старуха, но вы ее и не увидите. Ее псы – они как волки. Увидите только ее псов.

– Можешь дать нам воды на дорогу?

– Нет.

Человек нашептал что-то псам, еле слышно.

– Шагайте медленно, гуськом, – сказал он громче. – Не оборачивайтесь.

Орест заметил, что жена человека возникла в дверях, встала в тени рядом с тем псом, которого Митр гладил. Собака все еще виляла хвостом.