Текст книги "Родитель «дубль два»"

В ста километрах от нас, южнее, заправляются наши транспортники. Подождали их сорок минут и поднялись к ним. Восемь утра, уже светло. Машины разбились на звенья, сопровождаем самый ценный груз: своих техников. Через Тихвин, Сторожно и Морье идем к Лисьему Носу.

У Сторожно появляется четверка противника. Самолеты незнакомые, какие-то бипланы. Зато на борту знакомые знаки: голубая свастика в белом круге. Финны. Сами атаковать не решились. Петр запретил их атаковать сначала, но когда они попытались «потянуться сзади», их быстро причесало второе звено. На лобовой, не ввязываясь в маневренный бой. У Сухо понизу проскочили «мессера», с прямыми законцовками, старенькие «эмили». Восемь штук. Не ценят нас чухли. Расслабились. Камуфляж у них другой: желтых носов нет, корпуса «шарой» выкрашены, ее Россия в избытке оставила на старой базе линкоров. Желтый цвет только на самом кончике: кок и десяток сантиметров капота. Какие-то черно-белые полосы по верхней части фюзеляжа. Идут ниже наших транспортников на 500–700 метров. Мы молчим, и до этого команды отдавали белым шумом. Финны болтают, только треск стоит. Классифицировали нас неправильно, разрыв между этажами оценили в полтора раза больше. Видят только половину из 17 машин, если не считать транспортников. Считают, что летит большое начальство, и мы их не обнаружили. Впереди пара, сзади – три пары. Наши машины продолжают ходить «ножницами» и «качелями», не перестраиваясь и не реагируя на противника. Первая пара финнов пошла на боевой разворот, стремясь выйти в хвост четверке Ли-2. При перегрузке им сложно следить за остальным в воздухе, а ведущий нашего третьего звена с ведомым перевернулись и пошли на переворот, атакуя пару с 4/1, лобового верхнего левого сектора. Угол атаки примерно 30 градусов по горизонту и около 30 по вертикали. С таких углов обычные летчики не стреляют, цель быстро перемещается, дистанция изменяется стремительно. Это – как стрельба по тарелочке, когда она идет снизу-справа почти на тебя.

Мы с Петром и с Сашей Хабаровым отрабатывали стрельбу с любого ракурса по конусу. В каждом квартале один из них становился лучшим стрелком училища. Саша и своего теперешнего ведомого, старшего лейтенанта Николая Аврамцева, готовил по этой программе, пока было топливо в училище. Изо всех типов оружия. Здесь баллистику спиной чувствовать надо. В этот момент летчик сливается с машиной и, кроме двух точек, его ничего не интересует: положение своей машины и точка прицеливания, обычно это бортовой номер или, как у финнов, неудачно расположенная эмблема собственных ВВС. Трехпатронная очередь из ШВАКов, шесть трасс вырвались из пушек, щелчок выбора и шестипатронная очередь из БС. Саня с ходу пошел наверх, занять свое место в строю, а Николай чуть промедлил, желая убедиться, что трассы чертят нужную кривую, и тоже задрал нос вверх в косой петле. Передний «мессер» получил разрывы в районе фонаря, перевернулся и скользнул в озеро, а второй – точно в эмблему и по хвосту. Клюнул носом и, вращаясь через нос, рухнул. Атаку финны оценили. Так бьют только летчики-снайперы. Вместо иммельмана, проделали маневр «врассыпную», разойдясь веером со снижением. И, прижавшись к самой воде, пошли к Приозерску. До самого Лисьего Носа больше никто не мешал. Петр и начштаба сели на Бычье Поле. Требовалось получить «цэу» и представиться.

Петр передал свои высотные краги подошедшему технику:

– Заправить со смесью один и проверить масло. Боезапас полный.

– Есть. Именно лакированных авиационных гарантированных гробов в этом стаде хлама и не хватало.

– Язык придержи, сержант. Займись обслуживанием. Где начальство?

– Там. Смеси – нет. – Сержант пальцем показал в сторону, противоположную форту «Риф», к городу.

– Найди или не заправляй, это – разведчик, высотник.

– Есть, товарищ летчик. Прилетели, командуют. Где ее искать! – тихонько пробурчал не спавший несколько дней техник.

Петр вынул пачку папирос и протянул ее технарю. Тот взял папироску и вопросительно посмотрел на Петра, прося глазами вторую.

– Бери.

– Спасибо. Найду смесь. Не беспокойтесь.

Подошел Коростылев, которого поставили чуть дальше. Он уже куртку снял, чтобы нашивки были видны, видать, тоже с техниками ругался.

– Блин, бардак у них здесь! Никакого порядка.

– Ничего, привыкнете, товарищ подполковник. Это – шестьдесят первая бригада. Лучшая на Балтфлоте.

Петр куртку тоже снял и перебросил через плечо. Утро было жарким. Завыла сирена. Запыхали дымками двигатели «ишаков», из землянок выскочили летчики. Технари достали из-под крыльев их парашюты. Запуск двигателей осуществляли механики, чтобы сократить время вылета.

– Командир бригады на вылете. Командующий ВВС флота – вон там, за Кронверкским каналом, на Зосимова, в Южной казарме. Идите по Фортовой, не ошибетесь. Канал перейдете, там направо к «Петру Первому». Налет можете пересидеть здесь.

– Машина есть?

– Машины запрещено использовать для перевозки личного состава. Они грузы перевозят. Извините, товарищ подполковник, такой приказ. Вы поголосуйте по дороге, может, кто и подберет.

Загрохотали орудия, дежурный по штабу слегка побледнел, тревожно посматривая на накат блиндажа. Место это было раньше глухое, за окраиной города. Сразу за Фортовой дорогой то место, где заканчивали свой путь жители города со времен Петра, его основателя: кладбище, зажатое с двух сторон артиллерийскими «позициями»: складами со снарядами для кораблей и пушек крепости. В просторном блиндаже штаба, кроме дежурного, практически никого не было, только пара краснофлоток стучала на машинках какие-то бумажки, и лысоватый подполковник за столом что-то писал. Петр подтолкнул начштаба за рукав и показал ему рукой на выход. Картина маслом: плотные «девятки» «юнкерсов», двух типов, и «хейнкелей», под охраной немногочисленных «мессершмиттов» шла со стороны Гатчины над Рамбовом, их атаковали с разных сторон разрозненные пары и одиночные истребители И-16. Форты открыли заградительный огонь. Снаряды достаточно беспорядочно рвались на разных высотах. Их было много, но огонь был неорганизованным. Кто во что-горазд. Пара 88-х горела и отходила от города. «Ишаков» было мало. Боем никто не руководил. Его «исполняли» сами летчики. Били ведущих, уходили от атак «мессершмиттов», но атаковали только бомберов.

Многочисленные разрывы снарядов заставили противника начать маневрировать по направлению, еще несколько самолетов были повреждены, но противник прорвался. Часть самолетов пошла в пике, другие просто освобождали люки по команде ведущего. Столбы воды, взрывы. В трех километрах восточнее и в небе, и на море, и на земле был ад, который проигрывала авиация и ПВО города и флота. Настроение: сесть в самолет и броситься на помощь. Но от двух тяжелых высотных самолетов состав и результат боя не изменится. У штаба тормознула полуторка, два краснофлотца начали быстро выбрасывать из кузова пачки листовок и газет прямо в пыль. Они и вправду никому были не нужны здесь.

– Куда едете?

– Обратно в типографию.

– До штаба авиации добросите?

– Прыгайте в кузов, товарищи командиры, и помогите разгрузиться. Сейчас сюда зайдут.

Как только последние пачки бумаги вылетели за борт, водитель газанул, с визгом повернул на Фортовую, проскочил мост и тормознул. Петр и Денис Степанович выпрыгнули из машины, которая пошла прямо, а они, прижимаясь к домам справа, двинулись вперед. Выйдя из-за деревьев, Петр увидел мачты линкора, артиллерия которого вела зенитный огонь. На фок-мачте он увидел антенну РИФа. Она крутилась, но она была ОДНА!

– Пойдемте быстрее! – поторопил Петр начштаба.

Они прошли через пост, предъявили документы, и Петр побежал по трапам на третий этаж, потом выскочил на крышу. Там били 37-мм орудия и зенитные пулеметы. Но Петра интересовали только корабли. Второй линкор, стоявший на рейде за Морзаводом, антенн РИФа не имел. В доке стоял «Максим Горький» у него был полный комплект антенн, но они не крутились. Немцы отбомбились и уходили, истребители помогали друг другу отделаться от назойливых «мессеров» и спешили на посадку.

– Ты чего, Петр Васильевич?

– У линкора, ближнего, нет вертикальной антенны РЛС.

– Может быть, повреждена, а зачем она?

– Она замеряет высоту цели и подает сигнал об этом в СУАО и на орудия, по нему рассчитывается упреждение и выставляются трубки шрапнелей. Понимаете, ее нет. Она должна стоять справа от горизонтальной и чуть ниже на специальном вымпеле. Вымпел есть, а антенны нет. И в доке стоит «Горький», ведет огонь, но антенны у него не вращаются. Оху… ренеть! – Петр достаточно редко «выражался», для этого его требовалось сильно завести.

– Надо срочно связаться с командующим флотом. Бежим в штаб.

Влетели в кабинет, а там никого, ни души! Все в бомбоубежище, отбоя тревоги еще не было. Телефонный справочник подсказал позывной вице-адмирала Трибуца. Петр представился и попросил связать его срочно с адмиралом.

– Обращайтесь по команде, к командующему авиацией.

– Вопрос к авиации не имеет никакого отношения. Я – один из конструкторов радиолокатора РИФ. Во время отражения налета на Кронштадт ни один из локаторов нормально не работал. У линкора отсутствует вертикальная антенна, а на крейсере РЛС вообще не включена. Немедленно соедините с адмиралом. Или будем разбираться через Москву, через Верховного.

В трубке молчание, в кабинет входит генерал-майор Самохин:

– В чем дело, товарищи? По какому праву… Ба, кого я вижу! Денис Степаныч, сколько лет, сколько зим!

– Тсс, с Трибуцем говорит, выйдем, Миша, вопрос серьезный.

– А чё там, а чё?

– Не про авиацию, флот прокололся, фитиль может прилететь страшный, от Самого.

– Так какими судьбами, Денис Степанович?

– Да вот, прибыли, – и передал документы.

– А я не понял, он – командир? Капитан и командует тобой? Они что там, с дуба рухнули?

– Ну, ты тоже у меня ведомым был в эскадрилье, а теперь генерал.

– Так говорили вам, что на фиг вам это училище упало. Давно бы всей авиацией командовали.

– Кхым. На фронт-то еле отпустили, Петр сказал, что лучше начштаба, чем я – просто не найти. Андреев отпустил. Капитан – отличный мужик и командир. С руками и головой. Полк на формировании, первая эскадрилья села в Лисьем Носу. Пятнадцать модернизированных ЛаГГов и два высотных-разведчика. Переброшены из-под Чернигова, эскадрилья уничтожила более 150 самолетов в воздухе и на земле. А то, что капитан, так ему это звание второго сентября только присвоили. За данные о противнике на Южном фронте. Кузнецов же у вас служит? Он может рассказать тебе, как воевал под командованием Петра в Финскую.

– Не сможет он уже рассказать. Вечная ему память. Погиб на Ханко. Стоп, что-то он рассказывал о каком-то Ночных, изобретателе и прирожденном воздушном разведчике.

– Это он и есть, только фамилию сменил.

– Почему?

– Фамилия отчима, его мать с ним развелась.

– Постой, был такой полковой комиссар Ночных у нас, в восьмой БАБре, у Снеткова комиссаром был. Пропал без вести вместе с экипажем в январе сорокового года. Помню такого. Говорил он, что пасынок в Ейске учится.

Пока генерал и его бывший командир эскадрильи обсуждали Петра, тот выяснил, что вертикальную антенну с линкора «Марат» сняли по личному приказанию адмирала Трибуца во время подготовки к военно-морскому параду в Таллине 7 ноября прошлого года, «дабы видом своим мерзким флот не позорила» и симметрию не нарушала. Он приказал либо поставить их две, симметрично, либо выварить новый вымпел строго по диаметрали. И ему насрать, что теневые сектора возникнут. Второй антенны достать не смогли, и демонтировали имеющуюся. Тем более что возникли заморочки с подключением всех зенитных орудий в единую систему управления огнем, так как это требовало установки репитеров к каждому орудию. До ремонта, который планировался на осень сорок первого, решение отложили. На «Максиме Горьком» не удается запустить локатор, который установили в начале июля 1941 года. Вызывали специалистов из НИИ-9, которые в Таллин не долетели.

– Так вы говорите, что являетесь конструктором данной техники? Вот и разбирайтесь, что и как. Как я уже говорил, ни одной станции «Наяда» в городе нет. Были станции у ПВО на финской границе, но что с ними и где они, я не в курсе. Институт эвакуирован 4 июля в неизвестном направлении.

– Тащ адмирал, на форте «Риф» мы устанавливали локатор, опытный образец, вы его еще осматривали в начале декабря 1939 года. Где он? Вроде договаривались, что это будет постоянное место его базирования и совместно с институтом флот продолжит испытания и разработки.

– Точно-точно, капитан. Был там локатор. Перед самой войной видел, и он был исправен.

– Тогда, с вашего разрешения, я в первую очередь займусь им, и посажу туда своих операторов, потом «Горьким». И прошу вас отдать приказ об установке антенны на «Марате». Настроить станции я помогу.

Трибуц, который отчетливо понял, что такой прокол ему попросту не простят, и костоломы Берии уже ждут его с распростертыми объятьями, был сама любезность. Флот уже потерял кучу кораблей от действий авиации, враг напирал, адмирал лично просил главкома флота прислать отличившийся полк. Но выяснилось, что полк существует лишь на бумаге, и пока прилетело только 17 самолетов, а командир полка сразу доложил, что возможности доставить сюда необходимое ему оборудование у него не было. Станцию отгрузили из Ростова в адрес полка литерным поездом. Машины выгрузят и попытаются доставить их по Ладоге. В общем, все через одно место.

Чуть позже Петр представился Самохину, но их встреча была очень короткой. Прибыла машина с личным адъютантом комфлота, отданная Трибуцем для «ценного специалиста», и Петр укатил на форт. В 10.30 он позвонил уже оттуда и приказал доставить сюда всех локаторщиков, штурманов наведения, антенну и Ли-2, который будет исполнять роль радиостанции полка. Несмотря на то что РСБ-А было флотским изобретением, и весьма полезным, авиация Балтфлота еще не успела озаботиться его изготовлением. Поговорили и благополучно забыли. В 11.17 «Риф» вышел на режим, очертив невидимый круг радиусом 350 километров вокруг Ленинграда. Он гораздо мощнее «Наяды» и более точный. С нового командного пункта Петр поставил задачу Хабарову.

– Саша, РЛС заработала. Сейчас в воздухе никого, только в районе Волхова какие-то самолеты. Карта под рукой?

– Да.

– Значит, взлетаете, на малой высоте уходите в залив. Примерно до Песков, я подскажу. Там влево, на Копорье, с набором высоты. Держите шесть, если облачность позволит. От Копорья к Луге. Внимательно осмотреть аэродромы Торошковичи, южнее Луги, возле Череменецкого озера, второй аэродром может быть у Толмачева. Посмотри там всё. Немцы, истребители, базируются в Красногвардейске и в Сиверской. Держись повыше, чтоб тебя видно было. Они привыкли, что истребители здесь больше часа не летают, и ожидают подхода только с севера, напрямую. А ты их удиви, от души. Сам бы пошел, но есть дела, в ближайшее время буду занят. Действуй.

– Есть, пощекочем гадов.

Четырнадцать машин ушло на маршрут. Подгадали они как раз вовремя: немцы начали взлетать и собираться для набора высоты. Саша снизился и зашел снизу-сзади. Ребята основательно проредили группе, свалив двадцать машин. Когда к ним на расстояние два километра подошли «детишки Траутлофта», они с ними сыграли в кошки-мышки: не давая приблизиться и не отпуская от себя. А те привыкли работать на коротком плече, и даже тот мизер, который у них был в баках по умолчанию, так и его не доливали: И-16 шустрые и разворотливые. Но уйти от противника им скорость не позволяла. Поэтому немцы себя максимально облегчали. Через двадцать минут такой игры они запросили себе поддержку, но неожиданно для них их канал зашипел, захрюкал и оказался забит белым шумом. Перешли на запасной, их у них только два, там – то же самое. Под ними – Ораниенбаумский пятачок, и тут ЛаГГи переходят в атаку. Немцы на вертикаль, а не тут-то было! Догоняют и расстреливают. Чуть покрутились, решили отрываться на пикировании. ЛаГГи не отстают и продолжают стрелять. А внизу солдатики и матросики бегают, так и ждут, когда белый натуральный шелк можно будет пустить на простыни да на портянки. В общем, Саша испортил немцам настроение на все сто, и ни одного немца из JG-54 назад домой не отпустил.

Сам Петр совершил первый вылет над Ленинградом только на следующий день. Все это время он занимался двумя имевшимися локаторами флота. Оказалось, что на обоих кораблях командиры 2-й группы (вертикальщики) ушли в морскую пехоту. На «Горьком» и командир локаторного поста, который был полностью неработоспособен, тоже ушел на фронт. Двоих нашли и вернули на корабли, а третьим стал обнаруженный в городе инженер Владимир Иванов. Какие-то личные дела не позволили ему выехать вместе со всеми, затем его на улице загреб патруль, когда он возвращался из лаборатории на Каменном острове домой. Его объяснения, что, да, институт уехал, но он работает в институте, никого не устроили, его отправили рыть окопы под Лугой, затем он отступал оттуда в Ленинград. Сидит без пайка, денег и работы. И что делать – он не знает.

– Собирайте здесь всё, дочиста. Я пришлю машины, грузитесь, и в Лисий Нос. Будете служить на крейсере «Максим Горький».

– Я же не годен по здоровью.

– Ну, хватило же его выбраться из-под Луги. Да, вот, килька в томатном соусе. Немного галет и шоколад, не ели ведь давно.

– Черт, ножа нет.

– Держите.

Это – локаторщик от бога, человек, который каждый блок станции знает наизусть, без схемы. Плюс, он был разработчиком программы для контрбатарейной борьбы. Три РИФа позволят накрывать любую батарею, как орудиями, так и пикировщиками. И не надо будет больше заниматься этими делами лично. Еще одной головной болью стало полное отсутствие запчастей к двигателям М-82 и к ЛаГГам. Балтийский флот этими моторами и самолетами не пользовался. Отдали заявку, но как и когда ее исполнят – неизвестно.

Немцы имели в этом районе примерно 120 истребителей Bf-109f-2, причем почти половина из них находилась на ремонте или имела предельный износ двигателя. К тому же эти машины были разделены на четыре «группе». Из-за интенсивности налетов, вызванной приходом в Кронштадт 30 августа всех судов и кораблей Балтийского флота, кроме задействованных в районах военно-морских баз Ханко и Порккала-Удд, силы немецким истребителям приходилось распределять на два фронта: в направлении Ленинграда и Кронштадта, и в районе Волхова. Причем на Волхове количество авиации у наших войск было бо́льшим, и воздушные бои там были более напряженными. Тем не менее для «штурма» Кронштадта немцами было выделено 34 истребителя, более половины имеющихся исправных самолетов. Зато бомбардировщиков Геринг и Гитлер для этого действа не пожалели: на город были брошены KG1, KG76, KG77 и подтянулась группе из Риги KGr.806. Кроме того, специально для уничтожения кораблей Балтфлота с Центрального направления на север была временно переведена штурмовая дивизия SG2 на пикирующих бомбардировщиках Ju.87. Именно этим обстоятельством наша первая эскадрилья и обязана своим успехом под Черниговом. Немцам было просто нечем заменить уничтоженные на земле и в воздухе пикировщики. Действия эскадрильи в глубоком тылу у немцев, помимо потерь в пикировщиках и истребителях, вызвали большие потери в «Юнкерсах-88» и у «Хейнкелей-111». Из выделенных 34 машин в налете приняло участие только восемнадцать. Остальные ушли «быстренько разобраться» с неизвестно откуда взявшимися «Ратте» у Луги, и назад не вернулись. Более ста пикировщиков сбросили бомбы под Лугой и вернулись на базы.

Так как Коростылев заранее поднял по тревоге все имеющиеся в наличии силы, как авиации флота, так и армейские машины, то дневной налет на город был отражен на расстоянии в 25 километров от Кронштадта, где авиация противника сбросила бомбы на свои войска. Артиллерия огня по воздушному противнику не открывала, работала по немцам под городом, так как фон Лееб, одновременно с люфтваффе, предпринял попытку штурма Ленинграда. Генерал армии Жуков, который именно в этот день возглавил оборону города, приказал контратаковать противника на всех участках фронта, измотать его и отбросить от города.

Резко возросшее сопротивление наших войск и тяжелые потери в авиации, плюс требование Гитлера немедленно перебросить войска в группу армий «Центр», поколебало решимость фон Лееба одним ударом завершить операцию по захвату города. Вечером 14 сентября штурм города отложили, немецкие войска отошли на исходные, оставив Красное Село и Дудергоф, где понесли серьезные потери, и переходили к обороне. В РСХА о своем решении фон Лееб сообщил, в мотивировке было упомянуто то обстоятельство, что резко изменилась обстановка в воздухе, судя по всему, русские перебросили сюда «большие крысы». По сообщениям пилотов SG-2, сбившие их летчики летели на машинах, которых никто из них никогда не видел.

Коростылев собирал информацию об имеющихся силах и средствах, чтобы наносить ночные удары по аэродромам противника. Петр же озадачил инженера полка майора Сивкова тем, чтобы он погрузил и отправил в Стаханово ящики, которые Петр привез из Кронштадта. В помещении на форте «Риф», там, где стояли передатчик и приемник РЛС, в ящике лежал не принятый Государственной комиссией самолетный локатор. Самостоятельно браться за дело он не стал, решил поручить его главному конструктору завода № 84 в Химках. Там выпускают Пе-3р.

Поздно вечером приехал Иванов, с тремя полными полуторками запасных частей, о нем перезвонили Трибуцу, который издал приказ о зачислении инженера Иванова на действительную воинскую службу с присвоением ему звания старший лейтенант корабельной службы. Его назначили на «Максим Горький», находящийся в ремонте, и нагрузили еще и «Маратом».

Денис Степанович за ужином резюмировал, что внезапно достать немцев не получится. Скорее всего, наблюдательные посты у них выставлены через каждые двадцать километров. Во всяком случае, активность их радиостанций говорит об этом. Работать не с кем.

– В Калище – четыре ДБ-3ф, битые и грабленые, но летают. 57-й полк передал двадцать шесть оставшихся самолетов-бомбардировщиков первому МТАБ, и находится на перевооружении и переучивании в Богодухово. Осваивает Ил-2. Боеспособна одна эскадрилья, машина полностью дневная, нет приборов, позволяющих исполнять слепые полеты. Это – по восьмой БАБр. Четыре дня назад расформировали десятую «смешную», оставшиеся части, не истребительные, вывели из города. Здесь остался один полк: 73-й. Передается восьмой, базируется у ЛесАкадемии. Площадка маленькая, взлетать с полной нагрузкой не могут. Машин практически нет.

– Где они там базируются, там же сплошной лес.

– Там заводской аэродром Опытного завода № 117[2]2
  Для ленинградцев и гостей нашего города: на месте общаг Политеха и станции метро «Площадь Мужества» располагался аэродром, где базировались разведывательные эскадрильи Ленфронта и Балтфлота, основным занятием которых была разведка и уничтожение артбатарей противника, обстреливающих город. Одной стороной он упирался в рощу ЛесАкадемии, второй – в Гражданский проспект. Всю войну его расширяли и удлиняли. А потом закрыли.


[Закрыть]. После передачи завода в Авиапром в 1939 году его построили, чтобы авиадвигатели вывозить самолетами. Ну и начальству летать. Больше для этого, – улыбнулся начштаба. – Я с ними связался, так как других полков в оперативном подчинении Балтфлота нет. У армии дела на том же уровне, машины они потеряли еще в августе, во время боев за Чудово и Любань. Напрягает то, что это никому не нужно. Подтекст читается, и отчетливо. Никто ни во что не верит. Только что молодежь и среднее звено, а начальство, похоже, для себя уже все решило. Кстати, «юнкерсов» нам не засчитали: нет подтверждения наземных частей. Так что, двадцать два в минусе. Миша уперся, он вообще-то, как бы это помягче сказать, редкостное дерьмо, и летать бросил давно, как только «начальником» стал. Был неплохой истребитель, Качу заканчивал. Но на паркете воевать готов. Ты ему не понравился.

– Что я, девка красная, чтобы нравиться?

– Да ладно, наведем мосты, позже. Но самолетов нам он так и не дал. Приказа для 73-го полка так и нет. У них есть восемь Пе-2, остатки четвертой эскадрильи. Он сказал, что они не боеготовы, а у меня – другие сведения.

– Ну?

– Их приказали держать заправленными, и экипажи находятся в готовности номер два. Всё понял?

– Да что тут не понять?

– Доклад, судя по всему, будет сугубо отрицательный. От нас кровищи ждали, а мы – чижика съели. Требовалось вступить в открытый бой на глазах у всех, вдохновить, обратить в бегство, с обязательными похоронами героически погибших летчиков. Достали меня сегодня, что ты без приказа, ни с кем не согласовав, главное, провел рейд по тылам противника. И бился Санька где-то над лесом, в стороне, можно сказать: бил из-за угла.

– Тащ полковник, вас к телефону.

– Иду!

Момент был прикольный, потому что спрашивали не Петра, Самохин, наверное. Вернулся за стол Денис Степанович, вытирая правый глаз:

– Что случилось?

– Давно так не смеялся! Понимаешь, опозорили мы флот сегодня.

– Что так?

– Сегодня вечером под Старой Руссой летчики 401-го полка вчетвером сбили одного из пары немцев. Так вот этот сбитый оказался немецким бароном: Петером фрейхер фон Малапет-Нойфвиллем. Тоже из 54-й эскадры. А у нас – сущее безобразие, одни австрийцы безродные, и из шестнадцати сбитых – тринадцать трупов.

– А кто звонил?

– Сербин, начПО 61-й. Да, кстати, сказал еще, что они готовят предложение в ГШФ и штаб авиации флота о переводе нас в состав 61-й бригады, чтобы покончить с партизанщиной и вылетами вне плана боевого применения. А это уже серьезно. Через пятнадцать минут – подаю сводку, пойдем, подпишешь, Петр Васильевич.

Они вошли в штаб, Петр подписал бумаги, и собирались уже расходиться, когда дежурный штурман наведения выдал данные о групповой цели на подходах к Раквере.

– Разомнемся? – предложил Петр Денису Степановичу. – Оба ведь весь день бумажками да разговорами занимались.

– А давай! Все равно скоро эта вольница казацкая прекращена будет. По коням! Свистать всех наверх! Поднимайте дежурное, – сказал он штурману.

Их снаряжение висело здесь, в штабе, кожаные меховые брюки и такие же куртки, капковые жилеты, шлемофоны и перчатки. Быстро одевшись, оба выскочили из домика. Сели в высотные ЛаГГи, рядом уже запускало двигатели и прогревало их первое звено: Пехов и Васильев, Звягин с Остряковым.

Зажглись огни на полосе, добро на старт, и машины в воздухе. Нельзя давать противнику возможности расслабиться. Высотные машины взяли потому, что на такой дальности точную высоту цели не определить. Справа – форт Первомайский, подмаргиваем АНО, дабы не долбанули чем сдуру. Затем Обручев, и в набор. Форты утыканы орудиями по самое не балуйся. Еще во времена Финской войны их начали перевооружать на новые «стовосьмидесятки» и «стотридцатки». Там же стояли 85-мм зенитки и 37-мм автоматы. Как выяснилось, за весь день ни флотские, ни авиационные начальники на форте «Риф» не появлялись. Наши локаторщики сидят там абсолютно автономно. Такое впечатление, что это никому не нужно и не интересно. Так, московские гости забавляются, а мы их колпачком прикроем, и будут сидеть под ним, как мухи, пока не подохнут.

Но мы вылетели. Здесь мы пока свободны, и топливо нам передали через Главный штаб флота. Не через ВВС КБФ. Сумеет ли Петр отстоять свое командование полком? Трудно сказать. Пока его вес в штабе флота равен нулю. С ним даже не разговаривают. И ничего переделывать на новый лад не хотят. Но мысли мыслями, а время летит. Пятнадцать минут полета, справа – Лавенсаари, там сидит эскадрилья 61-й бригады. Но высоколетящие цели ее мало интересуют. Кстати, и связи у них нет, только на ключе работают. Обходим Кургальский полуостров, там у немцев прожектора и зенитки, входим в Нарвский залив. Раздается голос Тенькова, который передал на туркменском пеленг на цель, ее высоту и дистанцию.

Цель оказалась выше, чем предполагалось. Девять отметок. Скорость 380 км/час. Тремя доворотами Теньков вывел нас на цель. «Юнкерсы-88». Интересно, куда это они так спешат? Отсюда до наших позиций всего 56 километров. Линия фронта проходит по реке Воронка. Девять минут звено шло за ними, а Петр не давал команды атаковать, потому что курс шел точнехонько на Кронштадт. Машины какие-то пузатые. Противник приготовил какую-то «козу». Как только концевые машины пересекли линию фронта, раздалась команда:

– Рцы, иже.

Плавно прибавив обороты, но так, чтобы пламя не вырывалось из патрубков, пошли на сближение. Здесь умница Теньков дал дистанцию между отметками. Локатор-то артиллерийский.

– Наш! – подал команду Петр, и его ЛаГГ украсился сполохами выстрелов.

Он бил из мертвой зоны, «пузо» перекрывало этот сектор нижнему стрелку. «Юнкерс» накренился на левое крыло, еще одна очередь разворотила двигатель, вырвала элерон, и бомбер закрутился в штопоре. Вторую атаку было построить сложнее, действовать приходилось уже под огнем противника, но группа немцев строй не сомкнула, поэтому Коростылев с Петром атаковали с разных сторон один бомбардировщик. У него появилось пламя, и нижний стрелок прекратил огонь, поднырнув под машину, Петр дал короткую из пушки в район кабины. Его МП-6 выпустила только три снаряда и прекратила огонь. Пулеметы! Вниз, и перезарядка пушки. Мимо пронеслась трасса. Немец падал, горел, но продолжал бить из носового пулемета. Петр дал ногу, резко перевалил машину и дал очередь по попавшей в прицел следующей. Фугасный снаряд взорвался у двигателя, вырвав консоль крыла. Строй противника по курсу кончился, и Петр встал на вираж. Впрочем, увидев со стороны, что шестерка «заканчивает» возиться с последней машиной, понял, что бой окончен. Зажег огни, обошел, на вираже чуть выше, «юнкерс», по которому било четыре пушки. И покачал крыльями, давая сигнал «сбор». Запрос Тенькову.

– Семь отметок, одна резко теряет высоту.

– Место уточни, здесь линия фронта кривая.

– Готово, тринадцать, переносим с планшета на планшет.

«Дома» всех ждал разнос от «начальства». К моменту приземления штаб ломился от обилия звезд и шпал на петлицах и поражал шириной нашивок на рукавах. Не поленились ведь среди ночи притащиться.

То, что у нас «гости», было понятно сразу. Дежурный по аэродрому на СКП говорил сухими уставными фразами, что на него, вообще, не было похоже. Сели, зарулили на стоянки, идем гурьбой в штаб, на ходу обсуждая, что каждый из шести делал и сделал. Делились впечатлениями. У штаба шесть «легковушек». Входим, докладывать не дают, пытаются атаковать в лоб и сбить на взлете.

– Кто разрешил вылет? – задал вопрос Самохин.

– Я, – ответил Петр и собирался продолжить доклад.

– Вам доводили приказ об экономии топлива? Вы что, не понимаете, что город в блокаде, и каждая капля бензина на учете? Люди за него жизни свои кладут. Топливо необходимо, чтобы отбивать налеты авиации противника.

– А чего ж нас тогда вчера дважды посылали впустую барражировать над городом? Четыре летных часа на пятнадцать машин, шестьдесят часов моторесурса и два раза по 620 литров топлива на каждую машину. Это 18 600 литров. Впустую! Ни одного самолета противника.