Текст книги "Столпы мудрости"

Лаоцзы
Поток жизни
(из книги «Даодэцзин»)

1

Если Дао могут высказать, Дао не является незыблемым; если могут назвать имя, имя не является незыблемым. Безымянность – вот начало Неба и Земли, в наличии же имени таится мать десяти тысяч вещей. Незыблемое неналичие – желаю поглядеть на скрытые в нем чудеса; наличие в незыблемости – желаю осмотреть его окраину. Выходит эта пара вместе, но именами различается. Даю одно им имя сокровенного. За сокровенным – сокровенное, врата множества чудес.

2

Когда все в Поднебесной знают, что прекрасное прекрасно, то вот и безобразное; когда все знают, что добро является добром, то вот и зло. Наличие и неналичие друг друга порождают, трудное и легкое друг друга образуют, короткое и длинное друг друга формируют, высокое и низкое взаимно соотносятся, тона звучат в гармонии, переднее и заднее друг за другом следуют. Вот почему Премудрый человек пребывает в деле недеяния, проводит в жизнь учение, невыразимое в словах. От десяти тысяч вещей, хотя они и возрастают, он не отказывается; чему дает жизнь, не имеет, что делает, на то не опирается, свершая подвиги, к себе их не относит. Лишь потому, что не относит, и остается с ними неразлучен.

3

Когда не возвышают лучших, в народе нет соперничества; когда не ценят редкие товары, в народе не бывает воровства; когда устраняют все соблазны, сердце народа не находится в смятении. Вот почему Премудрый человек при наведении порядка делает сердца людей пустыми, а желудки полными, стремления слабыми, а кости крепкими. Он неизменно побуждает народ пребывать без знаний и желаний. А на знающих влияет так, что они не смеют действовать. Когда приводят в действие бездействие, то неизбежно добиваются порядка.

4

Дао совершенно пусто, но при пользовании им его, пожалуй, не наполнить. Как оно глубоко! Это прародитель десяти тысяч вещей. Оно притупляет свою остроту, смиряет всю свою запутанность, смягчает силу своего сияния, делает единой свою пыль. И как же оно скрытно! Но существует, кажется, на самом деле. Я не знаю, чье оно дитя. Похоже, что предшествует Владыке.

5

Небо и Земля не человечны. Они видят в десяти тысячах вещей лишь соломенных собак; Премудрый человек не человечен, он видит в ста фамилиях лишь соломенных собак. Промежуток между Небом и Землей – это как кузнечные мехи: они пусты, но не иссякают, а движутся и все больше производят. Многоречивость для числа – тупик, лучше придерживаться середины.

6

Душа долины не подвластна смерти и зовется сокровенной самкой. Врата же сокровенной самки – это корень Неба и Земли. Она, такая непрерывная, вроде существует. При ее использовании не требуется никаких усилий.

7

Небеса с Землею долговечны. Небо и Земля могут быть долговечны, так как не живут сами по себе, и поэтому они способны вечно жить. Вот почему Премудрый человек предпочитает находиться сзади, а оказывается впереди и, отстраняясь от себя, себя сохраняет. Не потому ли это, что у него нет личного? Но именно поэтому он может свое личное осуществить.

8

Высшее добро сходно с водой. Добро воды состоит в том, что она приносит пользу десяти тысячам вещей и при этом не соперничает. Место, где она пребывает, ненавистно для толпы, поэтому она и близка к Дао. Добрым местом обитания является Земля, добром для сердца выступает глубина, добро в общении составляет человечность, добро в высказывании – это искренность, добро в правлении исчерпывается порядком, добро деяния заключается в способности, добро движения есть время. Не соперничает и поэтому не вызывает осуждения.

9

Наполнить до краев, придерживая, чтобы не разлить, – не идет в сравнение с тем, когда уже пусто. Не сохранить надолго острым то, что натачивают все острее. Когда забита вся палата златом и нефритом, никто не сможет их сберечь. Кто гордится тем, что знатен и богат, сам обрекает себя на несчастье. Дао Неба в том, чтобы успешно завершить свои труды и удалиться.

10

Возможно ль, сохраняя душу и в объятиях с единым, с ними не расстаться? Возможно ль, как младенцу, сосредоточивать дыхание и быть предельно мягким? Возможно ли избавиться от недостатков, если добиться чистоты и зреть сокровенное? Возможно ли без знаний любить народ и управлять страной? Возможно ли без самки открыть или закрыть Небесные врата? Возможно ль, находясь в бездействии, все ясно понимать? Рождать и взращивать, чему давать жизнь – не иметь, на свои действия не опираться, быть старшим, но не властвовать – это зовется сокровенной добродетелью.

11

Ступицу окружают 30 спиц, но пользоваться повозкой позволяет пустота отверстия в ступице. Мнут глину, чтобы вылепить сосуд, но пользоваться сосудом позволяет его пустота. Строя дом, проделывают дверь и окна, но пользоваться домом позволяет его пустота. Приносит пользу то, что в них имеется, но пользоваться ими позволяет то, чего в них нет.

12

Пять цветов ведут к утрате зрения, пять тонов ведут к потере слуха, пять ощущений вкуса расстраивают вкус, охотничий азарт приводит к умопомрачению, редкие товары делают людей преступниками. Именно поэтому Премудрый человек заботится о чреве и пренебрегает тем, что можно лицезреть очами. Он отбрасывает то и берет это.

13

Благоволение сменяется позором наподобие того, как конь трепещет. В знатности, как в нашем теле, заключено великое несчастье. Что подразумеваю, когда говорю: благоволение сменяется позором наподобие того, как конь трепещет? Благоволение проявляют к низшим. При обретении его они походят на вострепетавшего коня, и походят на вострепетавшего коня, когда лишаются благоволения. В этом смысл высказывания: благоволение сменяется позором наподобие того, как конь трепещет. Что значит в знатности, как в нашем теле, заключено великое несчастье? Я потому страдаю от великого несчастья, что у меня есть тело. Но разве испытаю я несчастье, если у меня не будет тела? Кто своим телом станет Поднебесной, когда знатен, тому можно ее поручить. Кто своим телом станет Поднебесной, будучи любимцем, тому можно ее вверить.

14

На что гляжу, но не могу увидеть, называю ровным; что слушаю, но не могу услышать, называю редким; что пробую схватить, но никак не удается, называю крошечным. Эти три расследовать нельзя, и потому создам из них одно, смешав. Что у него вверху, то не блестит, а что внизу, то не тускнеет; оно бесконечно и ему нельзя дать имени. Все время возвращается к отсутствию вещей. Это вид невидного, образ отсутствия вещей. Оно расплывчато, неясно. При встрече с ним не видят его спереди, а следуя за ним, не видят сзади. Владеют Дао древности, чтобы править нынешним наличием; в способности знать древнее начало заключена разгадка Дао.

15

Искусные мужи древнего времени были тонки, чудесны, сокровенны, проницательны. Их глубины не различить. А раз не различить, то опишу их через силу внешне. Они выглядят такими нерешительными, словно зимою переходят реку. И такими неуверенными, словно боятся окружающих соседей. Своей учтивостью напоминают гостя. Расхлябанны, как лед перед началом таяния. Они просты, как дерева обрубок, и просторны, как долина. У них все смешано, словно в грязи. Кто может, успокаиваясь, постепенно добиваться чистоты в грязи? Кто может при посредстве вечного движения постепенно воскрешать в покое? Кто сберегает это Дао, не стремится к полноте; ведь потому лишь, что не полон, он в состоянии, не прибегая к новому, достигнуть совершенства в ветхом.

16

В пределе достижения пустоты неколебимо сберегается покой. В возрастании десяти тысяч вещей я зрю их возвращение. Вещей несметно много, и каждая возвращается к своему корню. Возвращение к корню называется покоем. Это означает возвращение к судьбе. Возвращение к судьбе делает незыблемым, знание незыблемого называется просветом. В незнании незыблемого – зло бессмысленного становления. Знание незыблемого емко, в емком общее, общее есть царь, царь – это Небо, Небо означает Дао, а если – Дао, значит, вечен и в безопасности всю жизнь.

17

Наивысший – это когда низшие лишь знают о его существовании; ниже его тот, кого с любовью хвалят; еще более низкого – боятся, самого же низкого – презирают. Кто не способен доверять другим, тому не доверяют. С какою неуверенностью наивысший относится к словам! Он ими дорожит! Когда же свершены дела, достигнуты успехи, то все в народе говорят: «Я самостен».

18

Лишь стоит пренебречь великим Дао, приходят с человечностью и справедливостью. А возникает мудрость, и появляется большая ложь. Когда враждует вся родня, то начинают исповедовать сыновнюю почтительность с родительской любовью. Страна объята распрей, и тогда жалуют преданные подданные.

19

Когда отринут мудрость и отбросят знания, от этого народу польза возрастет во много раз. Когда отринут человечность и отбросят справедливость, в народе воцарятся вновь сыновняя почтительность с родительской любовью. Когда отринут изощренность и отбросят выгоду, то воры и разбойники переведутся. Эти три дают лишь лоск и не годятся, поэтому проникнись главным: будь безыскусен, неразлучен с первозданным, уменьши свое личное, умерь желания.

20

Не ведаешь заботы, когда перестаешь учиться. Как мала разница между словами «да» и «ладно»! И как же связаны между собой прекрасное и безобразное! Чего страшатся люди, не может не страшить. Какое запустение! Нет этому конца! Толпа находится в веселье, словно на пиру или на празднике весны. Один я только пребываю безучастным и ни в чем себя не проявляю, как новорожденный, который еще не научился улыбаться. Я выгляжу понурым как бездомный. В толпе у каждого имеется какой-либо излишек, и лишь у одного меня – словно все утеряно. Какое сердце у меня, глупца! В нем столько безрассудности! Обыденные люди отличаются понятливостью, один я только ничего не смыслю. Обыденные люди дотошно во всем разбираются, один только я остаюсь невеждой. Какое у меня спокойствие! Оно напоминает океан. Несусь как ветер в вышине! Словно не могу нигде остановиться! Каждый из толпы находит себе применение, один я являюсь ни на что не годным неучем. В отличие от остальных людей, я дорожу лишь тем, чтобы меня кормила грудью мать.

21

Все вмещается великой добродетелью, и в этом она следует лишь Дао. Дао в смысле вещи всецело смутно и расплывчато. И в нем, таком смутном и расплывчатом, есть образы! И в нем, таком расплывчатом и смутном, есть вещи! И в нем, таком глубоком и неясном, есть сгущенность! Его сгущенность обладает высшей подлинностью. В нем все является реальным. Издревле и доныне не исчезает его имя. Так оно собирает множество великих. Откуда мне известно, каким видом обладает множество великих?

22

Изогнутое цело, кривое прямо, пустое полно, ветхое ново, в малом обретают, при многом заблуждаются. Поэтому Премудрый человек держит в объятиях единое и в этом выступает образцом для Поднебесной. Себя не видит и поэтому находится в просвете; не считает себя правым и поэтому заметен; не хвастается и поэтому заслужен; не зазнается и поэтому всех старше. Он не соперничает и поэтому никто не может с ним соперничать. Разве не имеют смысла сказанные в древности слова о том, что изогнутое цело? К истинно целому и возвращаются.

23

То слово самостно, что редко. Поэтому-то вихрь не буйствует все утро, ливень не хлещет целый день. Кто это делает? Небо и Земля. Коль даже Небо и Земля ничего не в силах делать вечно, то человек тем паче. Поэтому и предаются Дао. У кого Дао, тот ему тождествен; добродетельный тождествен добродетели, утративший тождествен утрате. Кто отождествляет себя с Дао, того Дао тоже обретает с радостью; кто отождествляет себя с добродетелью, того добродетель тоже обретает с радостью; кто делает себя тождественным утрате, того утрата тоже обретает с радостью. Кто не способен доверять другим, тому не доверяют.

24

Долго на носках не устоять, далеко широким шагом не пройти. Кто себя видит, тот не ведает просвета; кто считает себя правым, не заметен; кто хвастается, не заслужен; кто зазнается, тот других не старше. У кого Дао, тот этого не делает, ибо такое поведение, согласно Дао, равняется тому, когда переедают или впустую ходят, а этого не любит, кажется, никто.

25

Существует одна вещь, совершенная по смеси. Она родилась прежде Неба и Земли. О, как она безмолвна и бесформенна! Стоит одна и неизменна, ходит кругом, и ей ничто не угрожает. Она может быть для Поднебесной матерью. Мне не известно ее имя. Наделяю эту вещь прозванием «Дао» и через силу отыскиваю для него имя «Великое». Великим называю уходящее, уходит – значит далеко находится, а далеко находится – значит возвращается. Поэтому-то Дао и велико, велико Небо, велика Земля, велик и царь. Во вселенной пребывают четверо великих, и место одного из них занимает царь. Примером для людей является Земля, для Земли примером служит Небо, для Небес примером выступает Дао, Дао свой пример находит в самости.

26

Тяжесть составляет корень легковесности, покой есть государь поспешности. Вот почему Премудрый человек, даже когда он целый день идет, не разлучается с тяжелою поклажей. И даже разместившись в царственных чертогах, он остается беззаботен и далек от мира. Да и как может властелин десятка тысяч колесниц относиться к себе легковеснее, чем к Поднебесной? При легковесности утрачивают корень, из-за поспешности теряют государя.

27

Умелая езда не оставляет следа, от умелых слов не остается крапин, умея сосчитать, не прибегают к счетным биркам; когда умело запирают дверь, не применяют никаких замков, но ее не отпереть; когда с умением завязывают узел, не используют веревки, но его не развязать. Так и Премудрый человек проявляет неизменное умение спасать других, и потому нет брошенных людей; умеет с неизменностью спасать вещи, и потому они не брошены. Это зовут внезапно набегающим просветом. Поэтому-то добрый человек недоброму наставник, недобрый же для доброго опора. Когда не дорожат своим наставником и не щадят своей опоры, то пусть бы были даже и умны, но пребывают в тяжком заблуждении. В этом заключается вся суть и тайна.

28

Кто, зная о своем мужском начале, сберегает в себе женское, становится ущельем Поднебесной? А став ущельем Поднебесной, не разлучается с незыблемою добродетелью и возвращается к младенцу. Кто, зная, что он светел, сберегает свою темноту, становится для Поднебесной образцом. А став для Поднебесной образцом, не вносит изменения в незыблемую добродетель и возвращается к бескрайности. Кто, зная что он славен, сберегает свою опозоренность, становится долиной Поднебесной. А став долиной Поднебесной, преисполняется незыблемою добродетелью и возвращается к тому, что первозданно. Первозданное же рассыпается на чаши. Когда Премудрый человек для них находит применение, то становится главой чинов. Великое кроят не разрезая.

29

Кто вознамерится взять Поднебесную и ею заниматься, на мой взгляд, это ему не удастся. Поднебесная – чаша душевная, и сформовать ее нельзя. Формуя, ее только портят, владея же, утрачивают. Средь сущего одни ведут, другие следуют; одни выдыхают медленно, другие – быстро; одни становятся сильны, другие чахнут; одни поднимаются, другие гибнут. Именно поэтому Премудрый человек отбрасывает крайность, отвергает неумеренность, отказывается от излишества.

30

Кто помогает государю на основе Дао, не подминает Поднебесную оружием. В противном случае лишь ожидает крах. Где стоит войско, там растут колючие кустарники. После прохода большой армии настают голодные годы. У искусного сбывается, и только! Он не смеет брать оружием и подминать. У него сбывается, и он не зазнается; сбывается, и не кичится; сбывается, и не гордится; сбывается как неизбежное; сбывается при том, что он не подминает. На смену возмужалости, когда находятся в расцвете сил, приходит старость. Это значит действовать вопреки Дао. А тому, кто действует вопреки Дао, конец приходит рано.

31

Отличное оружие – несчастья инструмент. Его, кажется, никто не любит. И им не ведает, у кого Дао. Благородный муж обычно самой ценной стороной считает левую, когда же он берется за оружие, то ценит правую. Оружие – несчастья инструмент, и благородный муж его своим не признает. Он пользуется им лишь по необходимости. Считает наилучшим сохранять невозмутимость и не восторгаться победой на войне. Ведь ею восторгаться – значит радоваться убиению людей. А кто радуется убиению людей – не может быть главою Поднебесной. В праздничной обрядности дорожат левой стороной, в траурной предпочитают правую. Подчиненные военачальника находятся на левой стороне, сам он занимает место справа. Значит, они размещаются согласно погребальному обряду, и им при множестве убитых следует оплакивать их с горечью и скорбью. Победа на войне заслуживает погребального обряда.

32

Дао, будучи незыблемым, не имеет имени. И хоть первозданное ничтожно, никто под Небесами его сделать своим подданным не в силах. Если владетели и царь смогут ему следовать, все десять тысяч вещей сами сочтут себя гостями, Небеса с Землей соединятся и снизойдет сладчайшая роса. Народ, не получив ни от кого приказа, сам меж собою уравняется. С началом кройки возникает имя; а возникает имя, узнают, когда остановиться. Узнав, когда остановиться, можно избежать опасности. Дао Поднебесной напоминает горную долину со стремящимся по ней в реку к морям потоком.

Лаоцзы.

Лаоцзы по преданию родился в 604 г. до н. э. Большую часть своей жизни он служил хранителем императорского архива и библиотекарем в государственной библиотеке. Уже в раннем даосизме Лаоцзы становится фигурой легендарной и начинается процесс его обожествления. В его краткой биографии сказано, что он прожил 160 или даже 200 лет.

В 517 году до н. э. произошла знаменитая встреча с Конфуцием. Лаоцзы тогда сказал ему: «Оставь, о друг, своё высокомерие, разные стремления и мифические планы: всё это не имеет никакой цены для твоего собственного я». В преклонном возрасте Лаоцзы написал текст «Даодэцзин», после чего ушёл; неизвестно, как и где он умер.

33

Знающий людей умен, знающий себя находится в просвете. Одолевающий других обладает силой, одолевающий себя становится могучим. Кто знает то, что для него достаточно, – богат; кто действует с настойчивостью, когда могуч, тот обладает волей. Кто не утрачивает своего места, долговечен; кто не уходит, когда умирает, продолжает жить вечно.

34

Какая широта в великом Дао! Он может находиться слева, справа. Опираясь на него, вещей родится десять тысяч. И от них он не отказывается. Но его заслуги не приносят ему славы. Дает одежду, пищу всем вещам, но не становится их господином. У него незыблемо отсутствие желаний, и он может находиться в унижении. Все вещи к нему возвращаются, но он не становится их господином и может получить имя великого. Он потому может осуществить свою великость, что не признает себя великим.

35

К держащему великий образ уходит Поднебесная. Уход к нему не причиняет ей вреда, но приносит мир, спокойствие и благоденствие. Музыка и яства останавливают проходящих странников. Но как же пресно, как безвкусно Дао, когда источается из уст! Глядя на него, в нем не вполне найдешь, чего увидеть; слушая его, в нем не вполне найдешь, чего услышать; когда же пользуешься им, его не исчерпать.

36

Прежде чем что-либо сжать, следует сначала его растянуть; прежде чем что-либо ослабить, следует сначала его укрепить; прежде чем что-либо низринуть, следует сначала дать ему подняться; прежде чем у кого-либо отнять, следует сначала ему предоставить. Это зовут неуловимым крошечным просветом. Мягкое и слабое одерживает верх над твердостью и силой. Рыбе не годится выплывать из глубины. Бразды правления не следует показывать.

37

Дао, будучи незыблемым, находится в бездействии, но оно при этом непременно действует. Если владетели и царь смогут ему следовать, то десять тысяч вещей сами же преобразуются. Когда они, преобразовываясь, пожелают возрасти, я их укрощу посредством приведения к безымянной первозданности. В состоянии безымянной первозданности не появится желаний. А при отсутствии желаний и в покое Поднебесная сама придет к стабильности.

38

Верх добродетели – ее не проявлять и потому быть добродетелью проникнутым. При низшей добродетели стараются ее не упустить и потому не обладают добродетелью. При высшей добродетели бездействуют и лишены намерения действовать. При низшей добродетели берутся за дела и преисполнены намерения действовать. При высшей человечности берутся за дела, но лишены намерения действовать. При высшей справедливости берутся за дела и преисполнены намерения действовать. При высшей ритуальности берутся за дела, и если не встречают отклика, то тащат с пылом за собой. Поэтому с утратой Дао и обретают добродетель; с утратой добродетели овладевают человечностью; с утратой человечности усваивают справедливость; с утратой справедливости вверяют себя ритуалу. Ритуальность составляет мелочь в проявлении преданности и доверия. В ней заключается начало смуты. Различать заранее – это цветок Дао и начало глупости. Именно поэтому великий муж довольствуется сутью и не гонится за мелочами, предпочитает плод цветку, отбрасывает то и берет это.

39

Есть издавна обретшие единое. Благодаря ему Небо и делается чистым, Земля хранит устойчивость, души обретают чудотворность, долины наполняются, вещей родится десять тысяч, владетели и царь становятся для Поднебесной образцом. Достигнуть этого им помогает именно единое. Когда у Неба нет того, что доставляет чистоту, оно, пожалуй, разломается; Земля, не обладая тем, что придает устойчивость, пожалуй, станет шаткой; души, не имея того, что сохраняет чудодейственность, пожалуй, перестанут проявляться; долины при отсутствии того, что позволяет им наполниться, пожалуй, пересохнут; десяти тысячам вещей по неимению того, чем можно жить, не избежать, пожалуй, истребления; владетели и царь, не обладая тем, что обеспечивает знатностью и высшим положением, пожалуй, этого лишатся. Знатность коренится в худородстве, высокому основой служит низкое. Именно поэтому владетели и царь называют себя: «сирый», «вдовый» и «убогий». Не значит ли это, что в худородстве заключается их корень? Разве не так? Отсюда и выходит, что все части, из которых состоит повозка, повозкой еще не являются. Не стремись быть редким словно яшма или многим как простые камни.

40

В обратном ходе заключается движение Дао, в слабости – его использование. Десяти тысячам вещей под Небесами жизнь дает наличие, а само наличие рождается от неналичия.

41

Высший из мужей, слыша о Дао, усердно претворяет его в жизнь; средний из мужей, слыша о Дао, пребывает в замешательстве; низший из мужей, слыша о Дао, над ним насмехается. Над чем не смеялись бы, то не было бы Дао. Поэтому есть веские суждения. Дао уясняют, словно помрачаются; по нему идут вперед, как пятятся назад; оно ровно, будто все в ухабах; верх добродетели напоминает впадину долины; пречистое походит на запятнанное; бескрайность добродетели уподобляется изъяну; добродетель делают незыблемой как бы невзначай; безыскусная правдивость кажется чем-то превратным. У великого квадрата нет углов, великое изделие не скоро создается, великая мелодия является беззвучной, великий образ не имеет формы. Дао скрытно, у него нет имени, но лишь оно умеет дать взаймы и довести до самого конца.

42

Дао порождает единицу, единица родит двойку, два рождает тройку, три дает жизнь десяти тысячам вещей. Все вещи, прислоняясь спиной к Тени (Инь), обнимают Свет (Ян), и дыхание (ци) пустоты приводит их к гармонии. Что людям ненавистно – это оказаться «сирым», «вдовым» и «убогим», но так зовут себя цари с князьями. Выходит, что ущербность может доставлять прибыток, прибыток – приносить ущерб. Такое наставление я получаю от людей. И я их тоже наставляю: за произвол, насилие ждет преждевременная смерть. Это будет моим самым главным наставлением.

43

Мягчайшее под Небесами проскакивает сквозь твердейшее. Неналичие проходит в то, что не имеет промежутка. Именно поэтому я знаю о полезности бездействия. В Поднебесной редко кому удается овладеть учением, невыразимым в слове, и полезностью бездействия.

44

Милее славу заиметь или живым остаться? Ценней живым остаться иль разбогатеть? Больней приобрести или утратить? Это объясняет, как дорого приходится расплачиваться за свою привязанность, и сколь велик убыток, приносимый накопительством. Кто знает то, что для него является достаточным, не подвергается бесчестью; кто ведает, когда остановиться, пребывает в безопасности и может долго жить.

45

Верх совершенства кажется изъяном, но польза от него не умаляется; верх полноты напоминает пустоту, но польза от нее не иссякает. Верх прямоты походит на извилистость, верх мастерства напоминает неуклюжесть, верх красноречия уподобляется косноязычию. Поспешность преодолевает холод, покой одолевает жар. Покой, невозмутимость – главное в Поднебесной.

46

Когда Дао в Поднебесной есть, то скакунов отводят унавоживать поля; когда Дао в Поднебесной нет, то боевых коней растят в походах. Нет худшего несчастья, чем незнание того, что для тебя является достаточным; нет тяжелее бедствия, чем страсть к приобретению. Когда же ведают о том, что то, чего достаточно, является достаточным, находятся в незыблемом достатке.

47

Знают Поднебесную, не выходя за дверь, и видят Дао Неба, не подглядывая из окна. Чем далее уходят, тем меньше знают. Именно поэтому Премудрый человек не делает ни шагу, а все знает, он прозревает в то, чего не видит, и добивается успеха, находясь в бездействии.

48

Когда учатся, имеют каждый день прибыток, а занимаясь Дао, ежедневно терпят умаление. Умаление следует за умалением, и так доходят до бездействия. Но в состоянии бездействия непременно действуют. Поднебесную берут незыблемо посредством недеяния. А кто при помощи деяний собирается взять Поднебесную, тому для этого их никогда не хватит.

49

Премудрый человек не ведает незыблемости сердца. Сердцем для него являются сердца простых людей. С добрыми я добр, но и с недобрыми я тоже добр. К добру приводит добродетель. Кто честен, тем я доверяю, но и нечестным я тоже доверяю. К честности приводит добродетель. Премудрый человек под Небесами беспристрастен, при нем все по-детски улыбаются.

50

Выходят, чтобы жить; входя обратно, умирают. Из каждых десяти лишь три вступают в жизнь и три, уж находясь в конце ее, вышагивают к смерти. И те, чья человеческая жизнь является лишь местом смерти, по которому им двигаться, тоже составляют три из десяти. Чем это объясняется? Тем, что они всего превыше ценят жизнь. Говорят, есть человек, умеющий заботиться о жизни. Когда идет по суше, на него не нападает носорог и тигр, вступая в войско, он не запасается оружием и латами. Носорогу некуда его ударить рогом, тигру негде в него впиться когтями, мечу некуда в него вонзиться острием. Чем это объясняется? Тем, что в нем нет места для смерти.

51

Дао рождает, добродетель взращивает, вещь оформляется, обстоятельства приводят к завершению. Поэтому-то среди десяти тысяч вещей нет ни одной, которая не почитала бы Дао и не ценила добродетель. Чтить Дао, ценить добродетель – это не чей-либо приказ, а незыблемая самость. Дао рождает, добродетель взращивает. Она растит, лелеет, совершенствует, делает зрелым, содержит, укрывает. Чему давать жизнь, не иметь, на свои действия не опираться, быть старшим, но не властвовать – это называют сокровенной добродетелью.

52

У Поднебесной есть начало, и оно становится ей матерью. Дитя, только окажется пред матерью, и мать сразу же его узнает, а узнает, и дитя вновь будет ее слушаться и до скончания жизни не изведает опасности. Закрыв отверстия и заперев врата, до самого конца избавишься от тягот, а если распахнешь их и возьмешься за дела, не испытаешь никогда спасения. Видеть малое значит быть в просвете, в сбереженной мягкости заключено могущество. Пользуясь сиянием Дао, вновь возвращаются в его просвет и не причиняют себе зла. Это называют навыком к незыблемому.

53

Знай я совсем немного, вступил бы на Великий Путь и лишь боялся бы с него сойти. Великий Путь отменно ровен, но людям нравятся тропинки. Когда дворец блещет убранством, поля заполоняют сорняки и житницы стоят совсем пустые. И надевать при этом яркие наряды, носить отборные клинки, чревоугодничать, купаться в роскоши – это зовется воровской кичливостью. В ней все противоречит Дао.

54

Умеющего крепко встать не шелохнуть, умеющего охватить не оторвать. Сыновья и внуки будут непрестанно поминать их жертвами. У того, кто это совершенствует в себе, добродетель делается подлинной; у того, кто это совершенствует в семье, добродетель достигает изобилия; у того, кто это совершенствует в селении, добродетель возрастает; у того, кто это совершенствует в уделе, добродетель процветает; у того, кто это совершенствует и в Поднебесной, добродетель делается всеобъемлющей. Поэтому-то зрят себя собою, семью семьей, селение селением, удел уделом, Поднебесную всей Поднебесной. Откуда мне известно истинное состояние Поднебесной? Отсюда.

55

Кто преисполнен добродетели, походит на младенца. Его не ужалит ядовитая змея, не схватит лютый зверь, не заклюет пернатый хищник. Его кости слабы, сухожилия мягки, но держит в горсти крепко. Хотя ему еще неведома связь самца и самки, он всецело развит. Его сгущенность совершенна. Он может целый день кричать и не охрипнуть. Гармония в нем совершенна. Знание гармонии зовут незыблемым, знание незыблемого называется просветом. Становиться взрослым, отходя от состояния младенца, значит предрекать себе несчастье. Когда сердце властвует дыханием, это говорит о силе возмужалости. Но ей на смену спешит старость. Это значит действовать вопреки Дао. А тому, кто действует вопреки Дао, конец приходит рано.

56

Кто знает, тот не говорит; кто говорит, не знает. Закрыть свои отверстия и запереть свои ворота, умерить свою остроту, смирить свою запутанность, ослабить силу своего сияния и сделать единой свою пыль – это значит находиться в сокровенном тождестве. Кто в нем, того нельзя приблизить, нельзя и отдалить, нельзя сделать ему что-либо полезное, нельзя и навредить, нельзя его возвысить и нельзя принизить. Поэтому он в Поднебесной и становится превыше всех.

57

Порядок в княжестве наводят прямо, в военном деле прибегают к хитрости, Поднебесную берут посредством недеяния. Откуда это мне известно? Отсюда. В Поднебесной множатся запреты, и народ все более беднеет; в народе много острого оружия, и в стране усиливается разлад; у людей искусность увеличивается, и каверзы становятся в почете; законы и приказы возрастают, и воров с разбойниками появляется все больше. Поэтому Премудрый человек и говорит: «Я нахожусь в бездействии, и народ сам преобразуется; я предаюсь покою, и народ сам исправляется; я пребываю в недеянии, и народ сам богатеет; у меня не появляется желаний, и народ сам обретает первозданность».