Текст книги "Столпы мудрости"

58

При несведущем правительстве народ бесхитростен и добр, при въедливом правительстве народ корежит недовольство. В несчастье коренится счастье, в счастье укрывается несчастье. Кто знает их пределы? В них нет определенности. Прямолинейность переходит в хитрость, добро приносит пагубу. Люди заблуждаются уже очень давно. Вот почему Премудрый человек, квадратным делаясь, не режет; остер углами, но не колок, прям, но не задирист, ярок, но не затмевает.

59

Для управления людьми и службы Небу нет лучше бережливости. А бережливость – это когда загодя посвящают себя Дао. Загодя посвятить ему себя значит скопить вдвое больше добродетели. Кто скапливает ее вдвое больше, становится непобедим.

Когда становится непобедим, его предел перестает кому-либо быть ведом. А чей предел становится неведом, тот может иметь княжество. Мать, обладающая княжеством, может достигнуть долговечности, и это называется глубоким корнем, прочным основанием, Дао вечной жизни и нескончаемого видения.

60

Править великим государством – это как готовить кушанье из мелкой рыбы. Когда правят Поднебесной на основе Дао, души умерших не имеют чудотворной силы. Они не только не имеют чудотворной силы, но и не наносят вреда людям. Не только души не наносят вреда людям, но и Премудрый человек не причиняет вреда людям. А так как обе стороны друг другу не чинят вреда, их добродетели между собой соединяются.

61

Великая держава образует нижнее течение реки. Это скрепа Поднебесной, ее самка. Самке неизменно в состоянии покоя удается побеждать самца. Покой ей позволяет быть внизу. Когда великая держава ставит себя ниже небольшого государства, то она его берет; когда небольшое государство принижается перед великою державой, то оно ее берет. Так берут тем, что ставят себя ниже, либо находятся внизу. Не пожелай великая держава, когда что-либо захватывает, большего, чем взращивать людей, а небольшое государство – большего, чем вступить в то, где служат людям, то оба обрели бы исполнение своих желаний. Великому пристало быть внизу.

62

Дао – это святыня десяти тысяч вещей, сокровище для людей добрых и то, что берегут недобрые. Прекрасные слова могут найти непревзойденный спрос, почтенному поступку могут все последовать. Зачем отбрасывать людскую скверну? Ведь именно для этого поставлены Сын Неба и три его советника. Хотя они и выезжают на четверке лошадей с большой регалией из яшмы впереди, им лучше было бы сидя продвигаться в Дао. Почему же в древности ценили это Дао? Не потому ли, что, благодаря ему, успешно обретали то, к чему стремились, и избегали наказания, когда были виноваты? Поэтому нет ничего его ценнее в Поднебесной.

63

Действовать в бездействии, заниматься делом недеяния и наслаждаться вкусом не имеющего вкуса. Находить большое в малом, многое в немногом и воздавать добром за ненависть. Добывают трудное из легкого, создают великое из незначительного. Все, что в Поднебесной трудно делать, начинать легко, и все великие дела берут начало в самом незначительном. Именно поэтому Премудрый человек никогда не делает великого и потому он наделен способностью осуществить свою великость. Кто много обещает, тому мало доверяют. Большая легкость оборачивается великим затруднением. Вот почему Премудрый человек как бы во всем испытывает затруднение, но именно поэтому он никогда не затрудняется.

64

Легко придерживаться безопасного, легко замыслить еще не начавшееся, легко разъединять непрочное, легко рассеивать мельчайшее. Начинают заниматься тем, что еще не возникло; наводится порядок там, где он еще не нарушается. Дерево в охват рождается из самой малости, девятиярусная насыпь восстает из пригоршни земли, далекий путь берет начало в пяди под стопой. Кто действует, тот терпит поражение; кто чем-то обладает, тот его теряет. Вот почему Премудрый человек находится в бездействии и потому не знает поражения, ничем не обладает и потому не ведает потерь. В своих делах люди обычно накануне достижения успеха терпят поражение. Не терпят поражения, когда в конце бывают так же осторожны, как в начале. Поэтому Премудрый человек желает не иметь желаний и не ценит редкие товары, он учится быть неученым и возвращается к тому, что скопище людей минует. Помогая десяти тысячам вещей быть самостными, он не смеет действовать.

65

Кто в древности умел следовать Дао, с его помощью не просвещал народ, а делал глупым. Когда люди много знают, ими трудно управлять. Править на основе знаний для государства – это подлинное бедствие; когда в правлении не полагаются на знания, приносят государству счастье. Кто ведает об этой паре истин, тот постигает вечный образец. А знать неколебимо вечный образец – это называют сокровенной добродетелью. Она глубока, далека и со всеми возвращается. Но только так ей удается достигать великой слаженности.

66

Моря и реки потому способны царствовать над горными потоками, что умеют быть внизу. Только поэтому они способны царствовать над горными потоками. И при желании подняться над народом следует словесно перед ним принизиться, при желании быть впереди народа следует поставить себя сзади его. Именно поэтому, когда Премудрый человек встает над всеми, народу он не делается в тягость; когда он пребывает впереди, народу не наносится вреда. Все в Поднебесной с радостью его выдвигают и им не пресыщаются. А так как сам он не соперничает, никто и не способен с ним соперничать.

67

Все говорят о том, как сходство Дао моего велико с недостойным сыном. Но мое Дао потому-то и велико, что напоминает сына, не похожего на предков. А было бы похожим, то уж давно бы измельчало. У меня есть три сокровища, я их держусь и берегу. Одно зовется материнскою любовью, второе – бережливостью, а третье – тем, когда не смеют находиться впереди других. Люблю по-матерински и поэтому способен преисполниться бесстрашия, обладаю бережливостью и потому способен обрести широкость, не смею находиться впереди других и потому способен стать распорядителем готовых чаш. Кто отрекается любить по-матерински и предпочитает быть бесстрашным, отбрасывает бережливость и предпочитает широту, отказывается быть сзади и предпочитает находиться впереди, того ждет гибель. Когда сражаются, преисполняясь материнскою любовью, побеждают, а оборона с ее помощью становится незыблемой. Спасение грядет от Неба, дающего защиту с материнскою любовью.

68

Умеющий быть воином не ведает воинственности, умеющий сражаться – не бывает гневен, умеющий одерживать победу над противником с ним не вступает в схватку, умеющий использовать людей становится их ниже. Это называют добродетелью отказа от соперничества, способностью использовать людей и верхом сочетания с Небесной древностью.

69

Стратеги говорят: «Я смею быть лишь гостем, не хозяином, скорее отступлю назад, чем двинусь на вершок вперед». Это называют маршированием без маршировки, боевитостью без боевитости, завоеванием при неналичии противника, стратегией без войн. Нет большего несчастья, чем пренебрежение противником. Пренебрежение противником близко к утрате моего сокровища. Поэтому когда идут войною друг на друга, то побеждает тот, кто сострадает погибающим на поле боя.

70

Мои слова понять так просто, так просто выполнить. Но их понять никто не может, никто не может выполнить. У слов имеется исток, а у поступков то, что ими управляет. Их-то как раз не понимают и потому меня не знают. Коль редкостен, кто меня знает, то я ценен. Именно поэтому Премудрый человек таит под рубищем нефрит.

71

Знать о том, чего не знаешь, всего выше; а не знать, что знаешь, значит быть больным. Перестают болеть, лишь когда болеют о своей болезни. Премудрый человек не болен. Он болеет о своей болезни и потому не болен.

72

Когда народу не страшны угрозы, грозит великая беда. Не гнушайтесь его местом обитания, не пресыщайтесь тем, что он растит. Не пресытитесь, и вам не будет тошно. Именно поэтому Премудрый человек в своем самопознании себя не видит и при любви к себе не придает себе значения. Он отвергает то и берет это.

73

Когда смелы в том, чтобы сметь, предают смерти; когда смелы в том, чтобы не сметь, то воскрешают. В обоих случаях приносится иной раз польза, а иной раз вред. Кто знает, почему бывает Небу что-то ненавистно? Именно поэтому Премудрый человек как бы во всем испытывает затруднение. Дао Небес умеет без борьбы одерживать победу, умеет молчаливо откликаться, является само без зова, умеет неумышленно замыслить. Широко раскинута сеть Неба, и хоть она редка, но из нее не выскользнуть.

74

Когда народ не ощущает страха смерти, то как же можно смертью устрашать народ? И кто посмел бы это делать, если бы народ незыблемо боялся смерти, а тех, кто строят козни, мне удалось бы взять и предать смерти? В незыблемости пребывает ведающий убиением, который подвергает смерти. Убивать вместо него – это все равно как попытаться что-либо вытесывать, вообразив себя великим плотником. Скорей всего поранишь только свои руки.

75

Народ голодает, ибо стоящие над ним объедают его податями. Именно поэтому и голодает. Народом трудно управлять, ибо стоящие над ним привержены деянию. Именно поэтому и трудно управлять. Народ не придает значения смерти, ибо стоящие над ним всего превыше ценят жизнь. Именно поэтому не придает значения смерти. Но ведь не гонясь за жизнью сохраняют ее лучше, чем когда ею дорожат.

76

Человек, когда родится, слаб и нежен; умирая же он делается тверд и крепок. Вся тьма существ, деревья, травы при своем рождении нежны и слабы, когда же гибнут – засыхают. Твердое и сильное выступают спутниками смерти, нежное и слабое – спутниками жизни. Поэтому, когда могуче войско, оно победы не одерживает, когда крепким вырастает дерево, его срубают на оружие. Великое и сильное низки, а слабое и нежное высоки.

77

Не сходно ль Дао Неба с тем, как натягивают лук? Сгибают его верхний конец и поднимают в то же время нижний, отнимают от избытка и восполняют недостаток. И Дао Неба восполняет недостаток, отнимая от избытка. Людское Дао заключается в обратном: ущемлять лишенного достатка и одаривать живущего в избытке. Кто способен одарить своим избытком Поднебесную? Лишь тот, кто обладает Дао. Именно поэтому Премудрый человек не ищет для себя опоры в том, что делает, и не относит к себе совершенные им подвиги. Он не желает выставлять на обозрение свои достоинства.

78

Слабей и мягче, чем вода, нет ничего под Небесами, но в сокрушении твердости и силы ее не превзойти. В этом ее нечем заменить. Слабость побеждает силу, мягкость преодолевает твердость. Это известно в Поднебесной всем, но претворить в деяние никто не может. Премудрый человек так говорит: править страной – значит принять ее позор, царить в Поднебесной – значит принять беду своей страны. В правдивом слове есть подобие ему обратного.

79

Большая ненависть, когда ее смягчают, лишь делается затаенной. Как может это приводить к добру? Именно поэтому Премудрый человек дает по соглашению взаймы и, владея левой половиной бирки, счета никому не предъявляет. В ком добродетель, тот заботится о соглашении, в ком ее нет, следит за тем, чтобы взыскать. Дао Небес не ведает пристрастия и неизменно помогает добрым людям.

80

В небольшом и малолюдном государстве способствовать тому, чтобы таланты не использовались, даже если бы их было в десять, сто раз больше, чем обычно, и побуждать народ из почтения к смерти не ездить далеко. Появись там лодки и повозки, им не нашлось бы места для использования, появись там даже латы и оружие, их негде было бы расположить. Пусть люди снова бы завязывали на веревках узелки вместо письма и было бы им сладко есть, прекрасно одеваться, удобно жить и радостно изведывать свои обычаи. Со страною по соседству друг на друга бы глядели издалека и слушали бы друг у друга лай собак и крики петухов, но меж собою не общались бы до самой старости и смерти.

81

Нет красоты в правдивом слове, нет правды в сказанном красиво. Кто добр, не спорит, кто спорит, тот не добр. Пониманию чужда ученость, ученость далека от понимания. Премудрый человек не скопидом. Но он все больше обретает, всецело помогая людям, и неизменно богатеет, когда все людям отдает. Дао Неба, доставляя пользу, не вредит; Дао Премудрого человека действует без противоборства.

Комментарии

1. Программная глава, формулирующая цель создания «Потока жизни» – «Даодэцзина» – раскрыть тайну жизни. Используемое здесь слово «сокровенное» – сюань, помимо указания на непостижимое и таинственное, подразумевает также черный с оттенком красного цвет, Небо, глубину. Сокровенное значит беспредельно глубокое – к этому пониманию подводит определение Дао в главе 4. Здесь нет агностицизма. Только понять эту тайну, заглянуть в ее «бездну» обычным способом – путем чувственного восприятия и рационально – невозможно. Она открыта лишь мистической интуиции, внимательному всматриванию в нее всем своим существом. Тогда и понятен вывод главы в заключительной фразе: чем сильнее ощущение непостижимой глубины и таинственности, тем реальнее войти во «врата», то есть приблизиться к разгадке. Слово «врата» имеет еще значение средства, ключа к пониманию, овладению. Сама тайна распадается на «чудеса» и «окраину». В «чудесах» – спектр значений прекрасного, совершенного, утонченного, изумительного, необычного, глубокого, вполне соответствующий понятию сокровенного. «Окраина» буквально значит «граница» и вместе с «вратами» намекает на главную особенность философии Лаоцзы: ее пограничный, «пороговый» характер. Находиться в воротах, в дверях значит быть и не там и не тут, а на границе, на краю, по сути нигде и в то же время повсюду. Тайна заключена в пребывании на границе, в «воротах», или, как мы еще бы сказали, «на пороге». Раскрытию способа, используя который можно там оказаться, и посвящен весь «Даодэцзин».

У Лаоцзы стиль полностью совпадает с его философией. Композиция с первой же главы строится по принципу «пары», о котором здесь прямо и говорится. Основные понятия этой главы и всей философии Лаоцзы – Дао, имя, безымянное, наличие, неналичие находятся во взаимосвязи как пары противоположностей с акцентом на их тождестве. Разным по именам противоположностям пары дается одно название сокровенного. Получается удвоение сокровенного, как бы наложение одного на другое и создание их целостности: «за сокровенным сокровенное» выводит к «воротам», на порог. Когда первое сокровенное соединяется со вторым и получается третье – ворота, то это уже пара как триединство. С него и начинается первая глава, а значит, и «Даодэцзин» в целом, ибо первые четыре строки первой и главы 42, где Дао связывается с рождением «десяти тысяч вещей» через первые три числа, составляют между собой полную параллель.

У древнекитайского слова Дао широкий спектр значений: дорога, путь, способ, средство, искусство, технический прием, закон, принцип, истина, учение, мнение, основание, проводить, проходить, проистекать, говорить, выражать, приносить жертву духу дороги. Многие из них подразумеваются и обыгрываются в «Даодэцзине». В первой же фразе первой главы Дао используется в двух значениях: трансцендентной истины и ее словесного выражения.

2. Здесь главной является мысль о взаимном порождении противоположностей. Все в жизни состоит из противоположностей, в ней нет ничего что не было бы чему-то противоположным. И каждая противоположность возникает только «в паре» с соответствующей другой. «Узнавание» одной из них говорит о том, что уже наличествует ей противоположная. Ключевым в этой главе является слово «возрастание» – цзо. Из его древних значений на первый план выступают: вставать, подниматься, восход, подъем, рост. Имеется в виду эмпирическое становление вещей, их устремленность к силе зрелости, то есть предпочтение одной противоположности – силы другой – слабости. Взаимное обособление того, что не может существовать раздельно. Этому противопоставляется во второй части главы идеал «Премудрого человека». Суть его поведения заключается в пребывании на грани противоположностей. Последовательность в перечислении пар противоположностей и аспектов поведения мудреца соответствует структуре триединства. В их шести парах первой части она повторяется дважды, составляя пару уже в самом этом перечислении: удвоенную триаду пар противоположностей. Это следует из взаимосвязи и последовательности понятий. Наличие и неналичие означают степень наличия, наличность, которая есть вещность или единичность, единица. Трудное и легкое или степень трудности осуществления подразумевает возможность, потенцию. А что обеспечивает осуществление единицы, возможность ее наличия? Конечно, вторая «женская» позиция триединства, двойка как множество, на фоне которого только и вырисовывается единица. Длинное и короткое, длина ассоциируется с «пядью под стопой» – начальной точкой «далекого пути» (64) и соответствует третьей позиции, выводящей на грань этой «дали»

– множества вещей. Полна подобных ассоциаций со структурой триединства и вторая триада пар противоположностей. Что касается поведения мудреца, то в нем триада аспектов: рождать – делать

– совершать подвиги. Рождение вызывает прямую ассоциацию с рождаемой единицей, делание – с ее оформлением двойкой, создающей целостность пары, то есть уже единицу лиминальную, на грани первых двух чувственно воспринимаемых чисел; и совершение подвигов, означающих полную законченность «дела», указывает на окончательное оформление исходной единичности, выводящее ее на порог чувственного мира.

Каменная скульптура Лаоцзы, расположенная к северу от г. Цюаньчжоу, Китай.

Даосизм не был официальной идеологией – он представлял собой «школу наставников», которые нередко становились отшельниками, бросая вызов существующему обществу. Крестьянские бунты в Китае и восстания со свержением династий зарождались в недрах даосизма. Традиционалисты не уставали подвергать даосизм суровой критике как подрывающий общественную нравственность и моральные устои государства.

В то время, как в Европе даосская философия становится популярной уже с XVIII–XIX веков, в Китае реабилитация даосизма началась только со времени официального провозглашения курса реформ Дэн Сяопина в 1978 году.

3. Первые три положения начальной части главы образуют триединую структуру, где то, чем предлагается пренебрегать – «лучшими» людьми, «редкими товарами» и «соблазнами» (дословно: «желаемым», «вожделенным»), являются негативными аналогами трех ее позиций. Вторая часть строится по принципу парности, тоже с отрицательными параллелями: «желудку» (более точно: «чреву», «нутру») и «костям» противопоставляются «сердце» и «воля» («желание»). Сердце – эмпирическое дифференцированное сознание, «чрево» – суть человеческого существа, его цельность как «орган» мистической интуиции.

Под «костями» понимается прежде всего «скелет», намекающий на структуру триединства, которая незыблемо крепка, будучи самотождественной неразложимой «смесью» трех разных чисел – позиций. Ей противопоставляется «воля – желание», соединяющая ее обладателя с «редкими товарами» и «соблазнами». «Знать», то есть различать, и «желать» обладать различаемым также ведут к образованию «скелета», структуры, но уже не Дао, а эмпирического бытия. Тут же указываются другие важнейшие противоположности в учении Лаоцзы: пустота и наполненность, слабость и сила. Ведущим является образ наполненного чрева. «Наполнять» – ши означает также: «семя», «зерно», «плод», «истинное», «настоящее», «реальное», «факт», «деяние», «действительность». Зерно, плод символизируют источник жизни. Чье «нутро» полно, кто воспринимает жизнь «нутром», становится ее источником. Это и будет настоящим деянием, равнозначным приобщению к космической целостности – «действию в бездействии».

4. Это первая глава, всецело посвященная определению Дао как единичности. «Дао совершенно пусто» – «Дао чун», где чун в своем первоначальном значении есть то, когда «чаша пуста». Исходное определение Дао – пустота чаши. И потому в следующей фразе говорится уже о ее «использовании» – «наполнении». Отсюда и «глубина» Дао – емкости, которую «не наполнить», означающая буквально «пучину», «бездну», «бездонно глубокое». «Использование» отмечает пригодность и полезность, указывающие, в свою очередь, на вещность. Все это есть Дао как «вещь», то есть в качестве триединства или лиминальной единичности. В данном качестве оно вмещает, или, иначе говоря, творит абсолютно все, являясь «прародителем» сущего – «десяти тысяч вещей».

В четырех последующих положениях раскрываются этапы его становления как триединства. Слово «острота» – жуй означает прежде всего то, что сужается, сосредоточивается в одной точке и является лучшим, отборным, превосходящим остальное. Это есть Дао, «порождающее единицу». Его «притуплением» будет переход от единицы к двойке – множеству, «притупляющему» сосредоточенность на одном. На единицу указывает и «запутанность», равнозначная «смеси», смешению в одно, и потому «смирение», дословно означающее «расчленение», отмечает тот же переход к двойке, «расчленяющей» единицу. Слово «смягчать» буквально означает «привести к гармонии». Гармония у Лаоцзы есть смесь. Поэтому смягчение силы сияния соответствует тройке, создающей целостность пары, «смешение» ее первых членов – противоположностей. И на ту же третью позицию указывает приведение к тождеству «своей пыли» – «пыли» первых трех чисел, на которые «рассыпается» исходная единица. Получаются две пары высказываний, выражающие соответственно переходы от единицы к двойке и от двойки к тройке – структуру триединства.

В последней строке «Владыка» – верховное божество древних китайцев. Лаоцзы придает своим высказываниям в этой главе оттенок сомнения, чтобы подчеркнуть неуловимость переходного Дао, недоступного словесному понятийному определению.

5. Главный вопрос этой главы – соотношение единого и многого. Дао как единичность предстает в образах «промежутка между Небом и Землей», «кузнечных мехов» и «середины». В промежутке граница совпадает с пустотой, в кузнечных мехах подчеркивается «неиссякаемость» и пустоты, то есть ее беспредельность, и сочетание пустоты, тождественной покою, с движением – творчеством. Многозначительна семантика слова «середина», особенно такие его значения как: «центр», «промежуток», «средоточие», «главное», «внутреннее», «глубинное», «душа», «нутро». Все это подводит к пониманию лиминальной единицы как бытийной емкости – пустоты, неиссякаемого творческого источника жизни. Ключевой здесь является предпоследняя строка: «Многоречивость для числа тупик». Возможны другие варианты перевода: «Многословие приводит к частым неудачам» или: «Многоречивость оборачивается плохим концом». Именно этим вариантам отдается предпочтение в переводах «Даодэцзина». Но Лаоцзы нередко прибегает к нарочитой многозначности, используя то или иное слово в его широком семантическом спектре. Это относится к слову ту, которое имеет значения: «число», «количество», «счет», «арифметика», «считать», «перечислять», «несколько», «много раз», «частый», «плотный», «быстрый», «искусство», «игра», «принцип», «правило», «судьба», «рок», «осуждать». И чисто грамматически, и исходя из контекста «Даодэцзина», в котором числу придается трансцендентный смысл (27, 42), шу в данной фразе указывает не только на часто происходящее или на судьбу, а одновременно может пониматься и в своем основном значении числа. По Лаоцзы, многое избегает уничтожения, конца, тупика, составляя только единое целое, единицу. Так сберегается бытийное число, тождественное бытию и сущности числового ряда. Не случайно оно ставится, как и в главе 27, сразу же после упоминания о слове. Функция множественности иносказательно раскрывается в ее сравнении с соломенными чучелами собак, которых в Древнем Китае использовали в качестве очистительной жертвы духам и в конце обряда, как уже совершенно ненужную вещь, попирали ногами и сжигали. Множественность не имеет самостоятельного значения и служит лишь достижению единичности.

6. «Дух долины», «сокровенная самка» – иносказания единичности или триединства. «Сокровенная самка» как «корень Неба и Земли» тождественна «безымянному» (1). Небо и Земля – пара противоположностей; являясь ее «корнем», «началом», «самка» и «безымянное» образуют целостность пары, связующее звено противоположных членов, тождественное промежутку между ними, их грани, границе. Слово «самка» означает еще «замочную скважину» и «русло горного потока» или «ущелье», и эти значения здесь тоже подразумеваются в связи с тем, что «самка» выступает определением «души долины». И в долине, и в самке на первый план выходит образ ограниченной пустоты, порожней емкости, творящей мир. «Непрерывность» указывает на нераздельное единство, тождество составляющих пару противоположностей. «Самка», женское начало, оказывается ведущим, главным в образовании такой пары, самого принципа парности, совпадающего с триединством. Поскольку это грань, нечто ускользающее, трудно уловимое, то и кажется чем-то эфемерным, нереальным. Отсюда и оттенок сомнения: «вроде существует». Ее не требующее усилий использование – эквивалент «действия в бездействии», равнозначного пребыванию в нераздельной целостности со всем миром.

7. Сравнение «Премудрого человека» с «Небом и Землей» намекает на необходимость соблюдать космический принцип пары в человеческой жизни – жить только в паре, в нераздельном единстве с миром. В этом смысл «отстранения от себя» и самопринижения. Главная тема главы – связь долголетия, жизни вообще с понятием личности. В начале говорится о достижении вечной жизни, а в конце об «осуществлении личного». Уже чисто композиционно Лаоцзы подводит к мысли о тождестве личности и бытия. Пренебрежение «личным» подразумевает отказ от себялюбия, от противопоставления себя другим. «Себя» – перевод иероглифа шэнь – «тело», указывающий на вещественную единичность человека. Только при вхождении с миром в пару при создании ее целостности, равнозначном пребыванию на грани между собой и всем остальным, возможно «осуществление личного», становление подлинной личности, обретение своего «я».

8. Центральным в этой главе является слово шань, которое повторяется в девяти из тринадцати строк и ставится почти в каждой точно посередине. Его основные значения: «хороший», «добрый», «дружественный», «считать хорошим», «быть умелым, искусным в чем-либо», «хорошо владеть», «улучшать», «любить», «дорожить», «хорошее», «добро», «достоинство».

Добро есть искусство жизни, состоящее в умении находиться посредине мира, в промежутке, на границе между противоположностями (а из них образуется абсолютно все), то есть быть образующим целостность их пар вмещающим пустым местом.

«Добро» воды и определяется по «месту» ее пребывания, означающему устремленность вниз, приниженность. Вода является иносказанием Дао как единичности. И перечисление видов добра – от «места пребывания» до движения – раскрывает парную, а значит, и триединую структуру этой единичности, ибо заключено в рамки пары двух основополагающих противоположностей самого Дао: «пребывания на месте» – цзюй, подчеркивающим состояние неподвижности – покоя и движения. Ведь Дао как «вещь», то есть в качестве единицы, и «стоит одна» и «ходит кругом».

9. В этой главе богатство, знатность и обусловленная ими высокая самооценка, как то, что составляет цель и кульминацию в эмпирическом становлении людей, сближаются с физическими свойствами наполненности и остроты. Наполненный сосуд символизирует отход от Дао, образом которого является пустота чаши. Тут же возникает вопрос и о связи с бытием: «наполнить до краев» и бояться как бы «не разнить» намекает на опасность для жизни стремления к полноте эмпирического существования. В соответствии с Дао для сбережения жизни требуется не максимум, а минимум наличия, пребывание на грани наличия и отсутствия, представленного в образе того, кто «удаляется», то есть «отходит», «отступает», «возвращается домой», «успешно завершив свои труды».

В слове «острый», частично разобранном в комментарии к главе 4 «Даодэцзина», в данном случае, кроме сведения на нет и превосходства над остальными, на первый план выходят еще два значения: «острое оружие» и «спешка». Крайне отточенный – не просто острый, а предельно четкий, выявленный, отграниченный, подчеркивает выделение, выпячивание себя, противостояние другим, стремление в противоборстве с ними, будучи как оружие острым, в них «вонзиться», занять их место. В утверждении невозможности долго сохранять такую «заостренность» читается тот же намек на ее несовместимость с вечной жизнью и истинным бытием.

10. Вся глава представляет собой развернутое определение называемой в самом ее конце «сокровенной добродетели». В шести вопросах первой части (снова можно выявить пару триад в соответствии со структурой триединства) ключевым является понятие «способности» – нэн, переводимое здесь словом «возможно».

Особого внимания заслуживает тезис о «сосредоточении дыхания». Основные значения слова «дыхание» – ци: «газ», «пары», «дыхание», «дуновение», «воздух», «атмосфера», «климат», «погода», «сезон», «запах», «нюх», «энергия», «жизненная сила», «духовное состояние», «дух», «нрав», «темперамент», «материя». Из всех трех случаев его упоминания в «Даодэцзине» в двух оно связывается с младенцем (10, 55), а в одном – с пустотой, точнее с пустотой чаши (42).

В соединении с младенцем ци предстает как первое проявление жизни, принадлежность же к пустой емкости позволяет тогда отождествлять ци прежде всего с дыханием. Тут сразу возникает ассоциация с «кузнечными мехами» – иносказанием единичности, на которую намекает и образ младенца. Нагнетание, концентрация воздуха в мехах и его выпуск, как знак этого творящего мир единого, составляет прямую аналогию с концентрацией дыхания младенца.

Разные толкования в комментаторской традиции получает понятие «Небесных врат». Наиболее обоснованной версией является его отождествление с «вратами множества чудес» (I), то есть с самим Дао, взятым в качестве единичности. Это также и «врата сокровенной самки» (6). Небо у Лаоцзы часто связывается с Дао и может даже его заменять (67, 73). «Закрытие» и «открытие» этих «врат» соответствуют покою и движению Дао. И как покой совпадает с движением при счете до трех, который заканчивается на неизменной единице, так и «закрыто-открытыми» являются «Небесные врата». Оставаться пустым, в покое, закрытым значит становиться открытым, двигаться, вмещать, наполняться, творить. Следующая после вопросов заключительная часть почти полностью повторяется в главе 51, и два ее положения встречаются во второй. Она тоже вполне соответствует структуре триединства. Слово «властвовать» – цзай означает также «забивать скот», «разделывать мясо». В этой главе впервые в «Даодэцзине» приводится одно из главных его понятий «добродетель» – дэ. Его древняя семантика в качестве основных включает такие значения, как «добродетель», «высокая нравственность», «добро», «благодеяние», «доброжелательность», «качество», «дарование», «достоинство», «доблесть», «счастье», «благо», «быть признательным» и др.