Текст книги "Война роз. Воронья шпора"

– Шшш, моя курочка! – попыталась успокоить ее Жакетта. – Твой муж сделает все возможное, чтобы избавить нас от этой напасти, и ты это знаешь. Он – настоящий мужчина! Теперь ты в безопасности, а это самое главное.

Они направились в глубь аббатства, предоставившего им убежище, и мать опустила руку на выпяченный живот дочери. Опустила – и, охнув, отдернула, словно обожглась.

– Роды…

– Начались? Да, думаю, так и есть, – кивнула королева. – Вся эта суета и беготня заставила его поторопиться.

К удивлению Элизабет, ее мать усмехнулась:

– Этот детина, твой муж, заслуживает сына. Наверняка будет мальчик. Вот что, пошлю я этого монашка за аббатом. Нам нужны повитуха и отдельная комната, в которой можно родить.

– Я боюсь, – проговорила королева дрогнувшим голосом.

– Почему? Разве я не родила четырнадцать живых детей? И о родах, моя голубка, знаю не меньше, чем любая повивальная бабка.

– Какое-то место неприятное… Тут так холодно и темно…

Они оказались у двери, и Жакетта открыла ее, пропуская вперед свою дочь и не размышляя о том, что за ней окажется, – просто потому, что впереди было светлее, чем в коридоре. Голоса ее внучек сделались более громкими, когда они оказались в обшитом деревянными панелями уютном кабинете, пропахшем воском, сальными свечами и потом.

– Похоже, это помещение нам подойдет, – сказала Жакетта. – Здесь как-то привычнее. И помни, что ты находишься на священной земле, любовь моя. Родиться в столь святом месте – великое благословение.

Элизабет охнула, ощутив новую схватку, и отдалась попечению матери.

3

Джаспер Тюдор спрыгнул с коня прямо посреди оживленной рыночной толпы и не оглядываясь пошел прочь. Краснорожий мясник рявкнул ему в спину, что негоже, мол, бросать лошадь прямо посреди чертовой дороги, однако не был удостоен ответа.

– Следуй за мной, парень, – окликнул Джаспер племянника через плечо. – Живо!

Генри перебросил поводья мяснику, заметив, как в крохотных глазках того зреет и копится гнев.

– Ой! Ну нельзя же… Эй! – Младший Тюдор торопливо спешился, не собираясь потерять дядю в толпе. Джаспер ушел довольно далеко вперед – размашистая походка и суровое выражение на его лице разгоняли по сторонам ранних торговцев, заполнявших рыночную площадь в Тенби. Как только взошло солнце, они высыпали на площадь отовсюду, с блюдами, полными свежевыпеченных хлебов или корзинами только что пойманной рыбы. Они как будто ощущали, что Джаспер готов пройти сквозь них – или по ним, если они не поторопятся отойти.

Генри услышал за спиной новые крики, не похожие на голоса торговцев: крики, полные возбуждения, голоса охотников, увидевших его – свою дичь. Юноша пригнул голову и плечи, стараясь убавить себе рост. Он считал, что в толпе им ничего не грозит. В конце концов, на булыжной мостовой не остается следов…

Сердце младшего Тюдора захолонуло от страха, когда он оглянулся и увидел головы людей в кольчугах и панцирях и с обнаженными мечами в руках. Яростные крики и грохот рушащихся прилавков, казалось, раздавались уже совсем рядом. Генри даже представилась чья-то рука, хлопающая его по плечу и останавливающая его. Подросток заставил себя признать, что у них остается неплохой шанс погибнуть как раз в тот момент, когда он начал считать, что им удастся ускользнуть. Но когда твоя жизнь в опасности, времени на желания и фантазии попросту не остается. Генри не мог позволить себе той слабости, присущей беднякам, мечтающим о справедливости, даже поднимаясь на эшафот, даже ощущая грубую удавку на своей шее. Он не позволит себе такой глупости. Их преследовали жестокие, безжалостные люди, и мальчик понимал, что они тысячу раз предпочтут вернуться к графу с бездыханным телом, чем с пустыми руками.

Часто дыша, Генри стремился вперед. Прошлый титул не предоставлял его дяде Джасперу никакой защиты со стороны закона. В качестве обыкновенного человека старший Тюдор мог быть арестован и отдан под пытку любым королевским офицером. Конечно, потом соберется суд, чтобы заслушать его обвинителей, однако, учитывая, что свидетельствовать против него будет граф Герберт, в приговоре можно не сомневаться. Но более вероятно, что дядю Генри зарубят преследователи или же он получит в спину арбалетный болт. Младший Тюдор рысил следом за человеком, полностью не знакомым ему во всем, кроме имени, взвешивая собственные шансы погибнуть вместе со своим спутником. И он решил, что пред самым концом у него все еще остается кое-какая возможность выжить. Настанет такой момент, когда ему представится шанс шагнуть в сторону и раствориться в толпе или даже сдаться одному из стражников графа, знающему его в лицо. К собственному удивлению, Генри обнаружил, что мысль эта очень неприятна ему. И все же он не был готов умереть за совсем не знакомого ему человека, пока существует возможность выжить и начать строить новые планы.

Генри не отрывал глаз от спины дяди, прокладывавшего извилистый путь в толпе. Наконец Джаспер, проходя мимо подмастерья, несшего на плече свиную тушу, толкнул его так сильно, что тот оступился. И когда подручный мясника повернулся, чтобы погрозить кулаком, младший Тюдор зашел ему за спину и звонко шлепнул по свиной ноге. Вознегодовавший ученик мясника начал поворачиваться в другую сторону, но Генри уже проскочил мимо, едва успев заметить, что дядя исчез за дверью аптекарской лавки.

Оказавшись у двери, мальчик помедлил и бросил взгляд на людную улицу. Стражники графа маячили вдалеке. Они были полны решимости продолжать погоню, и Генри показалось, что он слышит их крики. Он чувствовал, что может продолжать эту веселую пляску весь день, однако не имел особого желания выкладываться до изнеможения. Гавань находилась в нескольких сотнях ярдов отсюда – за утесами и рядком лавок у их подножия. А аптека явно представляла собой крысиную нору, из которой не было второго выхода. Люди графа поймают их. Генри глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. Возможно, уже пришло время сдаваться. Его ждут основательные побои, однако ему уже случалось переживать их…

Размышления его прервала жилистая рука, протянувшаяся из двери, ухватившая его за ворот и втянувшая в недра лавки. Юный Тюдор заворчал, рука его потянулась к поясу, к кинжалу, но тут он ощутила на ней сильные пальцы, а посмотрев вверх, увидел перед собой дядю.

– Неужели ты не мог не замирать перед этой дверью с открытым ртом, а, парень? – проговорил Джаспер; он покраснел и часто дышал, но улыбался, хоть и криво, и глаза его были веселыми. – Пошли.

Ощущая на руке ладонь дяди, Генри, неловко ступая, миновал ряды стеклянных посудин и бутылок, выстроившихся по обеим сторонам прохода. Полки были настолько заставлены всяким товаром, что и прохода, собственно, почти не было, и старший Тюлор то и дело отклонялся от прямого пути, чтобы попасть к прилавку. В помещении изрядно воняло уксусом или какой-то еще не менее едкой субстанцией. Генри старательно зажимал нос, стараясь не чихнуть, и вполуха прислушивался к голосам погони. Дядя заговорил с аптекарем, и юноша посмотрел на них.

– Мастер Амброз? – спросил Джаспер. – Доброго вам дня и Господнего благословения. Вы не забыли меня? Еще помните мое имя?

– Полагаю, что помню, милорд, – ответил аптекарь без особой радости на лице. Невысокий человек этот был лыс как коленка; его бледную, в веснушках, кожу выбелили годы, проведенные вдали от солнца, под крышей лавок. Он немного напоминал одну из тех странных рыбин, глазевших из закупоренных пробками банок, стоявших на верхних полках. Когда старик улыбнулся, Генри заметил, что у него очень короткие зубы, превратившиеся в пеньки, едва выступавшие над деснами.

– А это мой племянник, Амброз. Пожалуй, я был немного младше его, когда в последний раз заглядывал в твою лавку, – продолжал старший Тюдор, и Генри со стариком обменялись напряженными взглядами. Этого хватило, чтобы осторожность аптекаря всплыла на поверхность.

– Э… новый граф, как говорят, – мстительный молокосос, милорд, – проговорил старик, скривившись так, будто ему в рот попало что-то невозможно кислое. – Если меня обвинят в укрывательстве человека, объявленного вне закона, то отберут все – жизнь, лавку, все прочее имущество… Мне очень жаль, милорд. Я хорошо знал вашего отца и понимаю, что он хотел бы, чтобы я помог его сыну, но…

Многословие аптекаря вывело Джаспера из себя:

– Мастер Амброз, я ничего не прошу у вас, кроме того, чтобы вы посмотрели в другую сторону, когда мы воспользуемся вашей дверью в подземный ход.

Испуганный старик наморщил бледный лоб.

– Но эта странная дверь заколочена почти двадцать лет, – проговорил он, потирая рукой лицо, на котором начинали проступать капельки пота.

– Пусть так. Мастер Амброз, меня преследуют. Эти люди перекроют все подходы к гавани. Только так я смогу пройти мимо них к кораблю, который ждет меня. Вы не услышите больше обо мне, если только не возникнет возможность вознаградить вас за молчание. А теперь прошу вас отойти в сторону.

Шаркнув ногами, аптекарь сделал шаг в сторону и чуть поклонился Джасперу, когда тот приподнял подвешенную на петлях крышку прилавка и рванулся вперед, поманив за собой Генри.

– Занимайтесь своим делом, мастер Амброз. Меня здесь не было. – Старший Тюдор зашагал между штабелями деревянных ящиков и мешков, ожидавших своего часа. На ходу он прихватил с собой полоску железа, которой можно было воспользоваться как рычагом, и теперь вертел ее в руке.

Лавка оказалась удивительно длинной. Оштукатуренный потолок над головой беглецов сменился грубым камнем, как будто помещение было вырублено в скале. Поспешая за дядей, Генри кивнул в такт своим мыслям. Он слышал о том, что контрабандисты в Тенби пользуются подземными ходами. Да и старик явно не был удивлен просьбой.

Наконец, Джаспер оказался пред дощатой ветхой стенкой, преградившей им с племянником путь. Оба вздрогнули и примерзли к месту, когда из лавки до них донеслись громкие голоса.

Времени почти не оставалось. Старший из беглецов воткнул железку в щель между досками и навалился на нее, отдирая доски от гвоздей. Затем потянул оторванную часть перегородки на себя… и деревяшки развалились в его руке, подняв облако пыли… Дохнуло холодком, к которому примешивался запах плесени.

Открывшийся пред Тюдорами туннель зиял чернотой, а стенки его поросли скользкой на ощупь гнилью. Джаспер, не колеблясь, нырнул в темноту. Генри хватило времени, чтобы услышать за спиной крик: «Вон там! Сзади!», прежде чем он сорвался с места, дыша так часто, что у него закружилась голова. Время сдаваться еще не наступило, и спасение уже маячило впереди. Дядя его бежал вперед вслепую, не сворачивая, – сотню ярдов, затем другую, третью, как если б он был уверен в том, что они не могут наткнуться на поворот или на какую-нибудь преграду. Генри с трудом держался у него за спиной, хотя ужас наделял его ноги крыльями. Только б не отстать! Его дядя бежал, чтобы спасти свою жизнь, и не мог позволить себе расслабленности.

Первый поворот возник впереди так внезапно, что Джаспер врезался в грубый камень, лишивший его дыхания и заставивший вскрикнуть от боли. Генри услышал, как дядя прошипел под нос какие-то слова, а потом они снова двинулись по проходу, уже в такой темноте, что не видно было собственных рук, протянутых вперед и ощупывавших воздух.

Джаспер шел, негромко считая и ведя пальцами по стене, пока та не исчезла. Звуки погони постепенно стихли, а когда беглецы повернули еще раз, их буквально придавило безмолвие. Генри ощутил какой-то покой – здесь ничто не отвлекало его. Было прохладно и тихо, пахло камнем и глиной – это было место, лишенное жизни, лишенное звука… может быть, место смерти, но вместе с тем и покоя. Подросток улыбнулся в уединении, создаваемом тьмой, внезапно ощутив полное довольство собой. Его дядя к этому времени уже основательно запыхался, но все шел вперед, бормоча какие-то числа, и наконец Генри заметил какие-то серые линии в царившей впереди черноте. Впереди забрезжил свет, и Джаспер снова перешел на бег. В конце концов перед ними оказалась крошечная дверца, растрескавшаяся и заросшая папоротником и ежевикой. Она была заложена на засов, и старший Тюдор без малейших колебаний поднял его и настежь распахнул дверь.

Солнечный свет ослепил их с племянником. Если б в этот момент их поджидал выставленный возле двери караул, обоих беглецов похватали бы, словно цыплят. Тем не менее врагов рядом не оказалось, и Генри с удивлением уставился на галечный пляж. Дверь находилась в глубине узкой расселины в одном из окружавших гавань утесов, и ее было трудно заметить со стороны воды. Посреди гавани покачивалось на якорях с полдюжины судов. Под крики чаек над головой юноша и его дядя подобрались к краю скалы и осторожно посмотрели в сторону причала.

По нему расхаживали стражники: четверо, в ливреях дома Гербертов. Они были настороже и при оружии, однако больше посматривали на ведущую к городу дорогу. Генри ощутил на себе взгляд Джаспера и, посмотрев в глаза дяди, увидел в них веселье и облегчение.

– Видишь ту лодку? – проговорил старший Тюдор. – С вымпелом, на котором вышит олень-рогач? Это моя. Она доставит нас на тот вон славный корабль со шкафутом. Понятно?

Он дождался, пока племянник кивнет, и хлопнул его по плечу:

– А теперь вот что. Ты, наверное, уже заметил, что у двоих из них за плечами арбалеты. Так что бежать к лодке бессмысленно – они подойдут поближе и всадят в наши спины по болту, прежде чем гребцы спустят весла на воду. Значит, нам придется идти медленно, прогуливаться, может быть, по одному. Понятно?

– А откуда этот олень? – спросил Генри, заметив, что его дядя удивленно нахмурился, бросив новый взгляд на стражника, прохаживавшегося едва ли не в паре сотен ярдов от них.

– Это старый рогач, парень. Я, как и мой брат, твой отец, родился в Хартфордшире, стране оленей. Так пошли же!

Джаспер подтолкнул племянника вперед, однако тот остался на месте и с упрямым видом переспросил:

– Олень?

– Это герб графства! Ну, и небольшая шутка к тому же, потому что на меня всю жизнь охотятся, как на оленя. Как и сейчас – на тот случай, если ты об этом забыл. – Дядя еще раз подтолкнул племянника.

– Подожди, – отрезал подросток, отодвигаясь. – Моя мама была англичанкой. И если отец мой родился в Англии, то как я могу оказаться валлийцем?

Выражение на лице его дяди сделалось менее строгим, и при всем безумии ситуации, при том, что за ними гнались солдаты и на пристани их ожидали стражники, он рассмеялся. Но поскольку сын его брата говорил искренне, он ответил:

– Разве ты не знаешь? Место, где ты родился, ничего не значит. Ты есть то, из чего состоишь – из крови и плоти, к котором принадлежишь. А где ты родился… это важно лишь для того, чтобы платить подати. Мы, Тьюдуры, – валлийская порода, сынок. – Джаспер подчеркнул интонацией их имя, странное для слуха Генри. – Этим именем звали моего отца. Твои предки были рядом с Глендуром[7]7
  Оуайн, или Оуэн, Глендур (1349 или 1359 – ок. 1416), также Оуайн IV Уэльский, последний валлиец, носивший титул принца Уэльского. По линии отца Грифид ап Грифида Глиндур был потомком правителей древневаллийского королевства Повис, а по линии матери – Элен ферх Томас – потомком королей Дехейбарта.


[Закрыть], когда тот восстал против знамен с белым английским драконом. Поэтому я чту его память, хотя англичане и разбили его. Они всегда были жестоким народом. Ну а если место рождения действительно что-то значит, не забывай, что родился ты в замке Пембрук!

Заметив, что мальчик по-прежнему встревожен, дядя хлопнул его по плечу:

– Видишь ли, в твоих жилах течет та же самая кровь, что и в моих, – немного французской, немного английской, а в основном лучшая уэльская кровь, когда-либо проливавшаяся за правое дело. Ты уже пробовал бренди или ячменную?

Генри отрицательно покачал головой.

– Ну, тогда не стану объяснять тебе преимущества смешения. Помни одно: люди, в жилах которых текла твоя кровь, поднимали знамя короля Кадвалладра, знамя с красным драконом, Драйг Гох. Красным, словно роза Ланкастеров, – скажи, разве не поэтично выходит? И это важно, парень. Важно, чтобы ты не посрамил всех людей, носивших твое имя, своих родных, которые уже ушли отсюда и ждут нас обоих. И я не хочу, чтобы ты не мог смотреть им в глаза, когда мы увидимся с ними. – Генри с удивлением заметил слезы на глазах Джаспера. – Жаль, что тебя нельзя познакомить с моим отцом. Вот я смотрю на тебя, отважного молодого человека – последнего в своем роду. Гордись своими предками. Понятно? А теперь пора идти, готов ты к тому или нет.

Дядя еще раз высунулся из-за скалы, чтобы посмотреть на освещенный солнцем галечник и песок, на искрящееся светом синее море. Солдаты прошли чуть дальше и теперь находились в трех сотнях ярдов от того места, где стояли оба Тюдора. Джаспер улыбнулся:

– Мой брат, Генри, не был дураком. Он умел обыгрывать меня в шахматы, не приложив заметных усилий. И поэтому, когда я прикажу его единственному сыну бежать к лодке, этот сын побежит, понятно? Умный сын моего брата, этот юный Тюдор, не станет обсуждать приказ. Он побежит так, как если б все черти ада погнались за ним – что недалеко от истины.

– Ты же сказал, что я должен идти спокойно, – возразил Генри.

– Я передумал. Если ты будешь идти шагом, то наверняка снова начнешь возражать мне. Не думаю, что я сумею снести подобное оскорбление. – Старший Тюдор усмехнулся, однако в обращенных к нему глазах молодого человека ответного веселья не было: племянник внимательно вглядывался в его лицо.

– Тебе нужно идти первым. Ты устал, – сказал юноша. – И если нас заметят, ты окажешься слишком медленным.

– Спасибо за заботу… – начал Джаспер, но Генри решительно качнул головой:

– Это не забота. Я не уверен в том, что гребцы в твоей лодке примут меня, если ты не будешь рядом. Тебе следует идти первому.

Дядя с удивлением посмотрел на племянника и помотал головой из стороны в сторону, словно не веря собственным ушам. Наконец он сжал губы в тонкую линию, а потом произнес:

– Вот что, парень. Вперед. Беги, или, видит Господь, я сам убью тебя.

С некоторым усилием он вытолкнул Генри на освещенный берег. Раздражению Джаспера еще больше поспособствовало то, что мальчишка почти немедленно заметно опередил его, словно заяц, бросившийся к кустам. Пожилой беглец не смел оглянуться, чтобы посмотреть на бредущих по берегу стражей. Встревожить их мог уже сам звук бегущих ног. Вот оно! За спиной его раздался крик.

– Отчаливайте! – крикнул старший Тюдор, обращаясь к своим людям. Первый помощник немедленно бросился перепиливать смолёный канат, привязывавший суденышко к железному столбу, и шлюпка едва не опрокинулась, когда все шестеро моряков бросились разбирать весла. Корабельный катер был узок, строили его скорости ради.

Отстававший шагов на десять Джаспер увидел, как Генри бросился всем телом вперед и ждущие руки подхватили его в воздухе. «Парню повезло уже в том, что он не проломил борт и не потопил всех нас», – промелькнула шальная мысль в голове старшего беглеца, переполненной страхом и возбуждением. Дыхание его скрежетало, ноги отяжелели и сделались неловкими. Он буквально кожей ощущал топот сапог по камню за спиной и рассчитывал в любое мгновение получить болт между лопаток. Оказавшись на краю причала, Джаспер последовал примеру племянника и слепо бросился вперед. Плавать он не умел, поэтому ему показалось, что он завис в воздухе на целую вечность.

Борт шлюпки встретил его крепким ударом в живот. Ноги старшего Тюдора свесились в холодную воду, и матросы с криками одобрения потянули его к себе. Они не могли грести, пока часть его тела покоилась в воде. Джаспер рухнул на дно шлюпки, задыхаясь и хохоча от того, что над ним ползли белые облака по синему небу, и он видел их, будучи живым и здоровым.

– Гребите! Только пригнитесь! – прокричал он.

На берегу тупо щелкнули тетивы арбалетов, и один из его французских гребцов с криком схватился за грудь. Выпавшее из рук этого человека весло стукнулось о весло следующего гребца. Джаспер ощутил, как дернулась в сторону лодка, понимая, что она вот-вот подставит борт под прицел арбалетчиков, превращаясь в идеальную мишень.

Он приподнялся, заметив, что племянник взял за плечи умирающего, опустил его на дно лодки, взялся за освободившееся весло – и немедленно принялся грести быстрыми и аккуратными движениями, окуная весло в воду и сохраняя на лице полное спокойствие.

Сидевший за ним матрос ругался в бессильной ярости, впрочем, не бросая грести, отметил Джаспер. Очевидно, этот парень дружил с пострадавшим. Оставаясь на грани гнева и слез, француз старательно налегал на весла вместе со всеми остальными, не забывая при этом костерить Генри Тюдора.

Раскачивавшийся на волнах нос лодки вернулся в правильную сторону, и Джаспер заметил, как скользнул под воду рядом с бортом пущенный с берега болт, оставив за собой пузырящийся след. Гребцы превосходно знали муки и лихорадку, ожидавшие их в случае попадания, и поэтому уходили от пристани длинными гребками, пригнув побагровевшие лица.

Полежав на спине, Джаспер Тюдор приподнялся на локте и, упершись рукой в банку, посмотрел вперед, на выраставший перед ними корабль. Судно было названо в его честь. За «Пембрук» платил французский король, и управлял им набранный из французов экипаж, однако Джаспер успел полюбить свое суденышко. От носа до кормы в нем укладывалось девяносто футов и шесть дюймов, а ширина составляла двадцать футов и четыре дюйма. Под большим треугольным парусом располагались скамьи для гребцов – на тот случай, если не будет ветра. Построенная во Фландрии галея была узкой и быстрой, и Джаспер не сомневался в том, что на всем валлийском берегу ни одно судно не сумеет поравняться с ней в скорости.

– Скажи, верно, красотка? – обратился он к племяннику, не отвлекавшемуся от гребли. Однако какой-то частью души старший Тюдор не забывал о глухой ярости, владевшей матросом, сидевшим позади Генри. Он, Джаспер, рисковал жизнью не затем, чтобы его племянник пал жертвой драки или подлого удара ножом. Тяжело вздохнув, старший Тюдор нащупал в кармане свой собственный нож – острый и короткий, чуть длиннее его большого пальца.

Со своего места у весла Генри мог видеть удалявшийся берег. Стражники, выставленные молодым графом, превратились в крохотные фигурки на причале, все еще смотревшие вслед шлюпке и, возможно, уже задумывавшиеся о собственных перспективах на будущее, после того как бежали оба Тюдора.

Джаспер заметил, что Генри улыбнулся и глубоко вздохнул, наполняя морским воздухом узкую грудную клетку. Мальчишка заметно устал, однако его дядя видел, что он хочет закончить взятое на себя дело, и не мешал ему. Когда они оказались рядом с корпусом «Пембрука», гребцы убрали весла, и им перебросили швартовочные концы. Лодку самым надежным образом закрепили у борта. Джаспер дал знак племяннику подниматься и тут же заметил, как, охваченный гневом, сидевший за Генри моряк вскочил с места и протянул руки к мальчику. Пока француз еще совершал свое движение, старший Тюдор толкнул его плечом. Матрос взмахнул руками и с шумным плеском полетел в воду.

– Все остальные – на борт! – рыкнул Джаспер. – И глядите за тем, чтобы с этим мальчиком, моим племянником, ничего не случилось – в жилах его течет королевская кровь. Внимательнее смотрите за ним – или будете болтаться у меня на рее.

Босые и сильные матросы быстро поднялись на борт. Старший Тюдор заметил, как они показывают Генри те места, где лучше прикасаться к канатам, чтобы грубая пенька не ранила его мягкую кожу.

Джаспер посмотрел за борт и с удивлением заметил там французского моряка, выгребавшего без признаков паники на лице. Плавать умели немногие из его людей, однако те из них, кто рос на берегу моря, часто еще в детстве научились плавать и нырять.

На лице моряка не видно было гнева. Он прекрасно понимал, кто именно толкнул его за борт, и темперамент его остудило море.

– Милорд, простите меня! – обратился он к Тюдору. – Я оступился, но больше не обеспокою вас.

Джаспер отметил, что матрос правильно считает себя виноватым, возмутившимся против капитана корабля, между прочим. Однако, что он там думает, было не важно. Какое-то мгновение старший Тюдор намеревался позволить ему уплыть к берегу, однако там по-прежнему маячили стражники графа. Матрос знал все: откуда пришел и куда идет их корабль, знал их сторонников и их возможности. Джаспер протянул руку, чтобы помочь моряку забраться в лодку, но когда тот ухватился за нее, своим коротким ножом полоснул его по горлу. Вода мгновенно окрасилась кровью, и матрос осел вниз, в море, с недоуменным выражением на лице.

Тюдор немедленно отвернулся и снова привязал к поясу шнурок с ножом. Затем быстро влез наверх по канатам, обдирая костяшки пальцев о грубые доски, но вместе с тем радуясь свежему морскому ветерку и удаче. Он предпринял эту вылазку для того, чтобы спасти своего единственного кровного родственника, и вся рать Пембрука, все слуги, стражники, охотники и солдаты графа не сумели остановить его. Золото французского короля приятно отягощало его спину, и он похлопал по своей казне. Стыдно возвращать такой заем, когда впереди у тебя Лондон. A в Лондоне нетрудно составить себе состояние, если с умом вложить свои деньги.

– Поднимайте парус, плывем в Бристоль! – скомандовал Джаспер. – Приказываю это властью Генриха Шестого Ланкастера, английского короля.

Англичане и валлийцы из команды корабля разразились приветственными криками. Бретонцы и фламандцы просто пожали плечами и начали поднимать якорь, волочившийся по далекому морскому дну.