Автор книги: Константин Арановский
Жанр: Юриспруденция и право, Наука и Образование
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
7. Практика правовой жизни как целевой ориентир и критерий мероприятий правовой политики (В. В. Трофимов, В. В. Чижиков)
Правовая политика охватывает широкое пространство общественно-правовой жизни: формы ее реализации присутствуют в сферах правотворчества, применения права, в сфере правоотношений и иных областях, где на переднем плане находится непосредственное взаимодействие государства и общества. Но было бы принципиальной ошибкой полагать, что обществу в вопросах правовой политики должна быть отведена второстепенная роль. Государство, осуществляя функции организующей стороны в этих отношениях, должно обеспечить взаимодействие с обществом на паритетных началах, основываясь на всестороннем учете взаимных интересов и притязаний. Источник концептуальных предпосылок формирования российской правовой политики следует видеть не только в тех социальных процессах, которые опосредованы государством и выведены им в сферу своего влияния, но и в более глубинных, латентных отношениях внутри социума, которые носят неявный характер и зачастую противостоят правовым. Социальная материя испытывает на себе воздействие большого числа факторов, не поддающихся учету в рамках правовой статистики; их выявление возможно только с изменением концептуальных подходов в формировании правовой политики на основе равноправного диалога государства и общества[243]243
«В настоящее время существует необходимость модернизации общей парадигмы в отношениях государства и общества, в которой на смену этатистским представлениям должны прийти образы того, что это прежде всего партнеры, совместно решающие общие задачи. В ином случае государство и общество, существующие в социокультурном контексте как полюса дуальной оппозиции, а потому как противоречивое единство взаимопроникновения и взаимоотталкивания, могут оказаться в ситуации, при которой в силу преобладания последнего процесса начнут развиваться потоки дезорганизации или энтропии, т. е. разрушения всеобщего культурного основания соответствующей дуальности. Такая угроза может быть снята лишь единственным способом, а именно: активизацией процесса взаимопроникновения, что возможно лишь через диалог между полюсами, рассматриваемый как альтернатива монологической форме взаимоотношений власти с обществом… Связь с обществом в процессе определения тактики и стратегии современной правовой политики – это дополнительная гарантия того, что в ходе ее формирования социальные правообразующие факторы найдут свое отражение, будут максимально полно учтены и согласованы интересы всех и каждого, а принимаемые правовые решения будут отличаться качеством, общественной значимостью и эффективностью» (см.: Малько А. В., Трофимов В. В. Правовая политика в современной России: проблемы доктринального понимания и формирования // Государство и право. 2013. № 2. С. 12).
[Закрыть]. «Совершенно очевидно, – отмечает Н. П. Колдаева, – что эффективность взаимодействия между факторами, социально обусловливающими право и уходящими своими корнями в сферу общественных отношений, и практической правотворческой деятельностью зависит от того, как построен механизм, который должен создавать организационные предпосылки для такого взаимодействия»[244]244
Законодательная социология / отв. ред. В. П. Казимирчук и С. В. Поленина. М., 2010. С. 67.
[Закрыть].
Вместе с тем общественную жизнь необходимо рассматривать как отражение действительного состояния правового регулирования, поскольку реальная жизнь и поведение людей, возможность их взаимодействия исключительно в правовом поле являются практическими критериями эффективности правовой политики. В конечном счете практическая реализация правовых идей и целей стратегического характера является содержанием государственной правовой политики[245]245
См.: Проект концепции правовой политики в Российской Федерации до 2020 года / под ред. А. В. Малько. Саратов, 2010. С. 79.
[Закрыть]. «Формируемые правовые решения должны быть «жизненно» (социально) применимыми, т. е. признаваемыми непосредственными участниками правовой жизни (субъектами гражданского общества) и предрасположенными к воспроизводству в социально-интерактивных правовых субъектах»[246]246
Малько А. В., Трофимов В. В. Указ. соч. С. 10.
[Закрыть]. «Правильное понимание и отражение объективных закономерностей требует глубокого анализа ситуаций, выявления тенденций развития и поиска средств воздействия на общественные отношения. Закон используется в проблемных ситуациях для разрешения противоречий и решения новых задач общественного развития. Именно на этой стадии углубляется оценка факторов правообразующей «предзаконодательной деятельности». Вместе с тем важным условием (предпосылкой) принятия научно обоснованного решения являются учет и анализ последующей правоприменительной практики»[247]247
Законодательная социология. С. 67.
[Закрыть].
Понимание того факта, что правовое поле не определено лишь границами государственно-волевого принуждения, а представляет собой сферу более значительного масштаба, внутри которой помимо правовых явлений действует сложный комплекс социальных взаимодействий, привело к поиску метасистемной правовой концепции. Парадигмальный поворот в гуманитарных науках ХХ в., повлекший смещение акцентов с традиционной онтологии материального физического мира на принципиально новую онтологию, имеющую своим центром мир человека, способствовал появлению различных социально-философских подходов, отвечающим новым требованиям непрерывно развивающейся и меняющейся реальности. Концептуальной основой новых подходов стало единство онтологического и гносеологического, поиск закономерностей общественного бытия в движении социальной материи с помощью субъективного опытного знания. «На место единства и самотождественности субстанции ставится единство процесса, – характеризует данную тенденцию П. П. Гайденко. – Процессуальность – вот теперь самая глубинная характеристика бытия. Процессуальность дается нам в опыте; опыт – единственно адекватное средство постижения процесса. Опыт никогда не может быть завершен, он неисчерпаем, всегда таит в себе неожиданное и непредвиденное»[248]248
Гайденко П. П. Постметафизическая философия как философия процесса // Вопросы философии. 2005. № 3. С. 130.
[Закрыть].
Указанные тенденции затронули и сферу правовых исследований. Теоретический инструментарий догматической юриспруденции оказался явно недостаточным для познания правовых явлений и процессов, берущих свои истоки вне пространственно-временных рамок позитивного права[249]249
«Опыт правовой истории достаточно убедительно доказывает, что изучение права исключительно в рамках догматической юриспруденции не дает критериев для определения пригодности «положительного» права в настоящем и тем более в будущем. Право, познаваемое таким способом, становится «вещью в себе», приблизиться к открытию которой не представляется возможным» (см.: Малько А. В., Трофимов В. В. Теоретико-методологическое значение концепции «правовой жизни» // Государство и право. 2010. № 7. С. 5).
[Закрыть]. Вместо изучения логических абстракций и статичной структуры правовая наука обратила свой взор туда, где присутствует сама жизнь: на постоянно меняющуюся правовую реальность, в центре которой находятся общество и человек. «Живое право – то, чего придерживаются стороны в жизни», – писал основоположник концепции «живого права» О. Эрлих[250]250
Эрлих О. Основоположение социологии права. СПб., 2011. С. 487.
[Закрыть]. «Право есть там, где люди убеждены в том, что оно есть, – полагает А. В. Поляков. – В этом суть когнитивного переворота в юриспруденции, который затронул и юридический неопозитивизм»[251]251
Поляков А. В. Российская теоретико-правовая мысль: опыт прошлого и перспективы на будущее // Наш трудный путь к праву: Материалы философско-правовых чтений памяти академика В. С. Нерсесянца. М., 2006. С. 116.
[Закрыть].
В этой связи закономерным и своевременным представляется обращение правовой науки к понятию «жизнь», которое нашло свое выражение в концепции, предлагающей совокупность всех форм юридического бытия выразить понятием «правовая жизнь». Понятие «жизнь» обладает наиболее емкими социальными характеристиками и способно заключить в себе всю совокупность явлений и процессов в их непрерывном движении и становлении, отразить в своем содержании и статику, и динамику социальных явлений. По определению С. Л. Рубинштейна, «жизнь – это уходящая вглубь, в бесконечность способность находиться в процессе изменения, становления, дления – пребывания в изменении»[252]252
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. Человек и мир. СПб., 2003. С. 304.
[Закрыть]. «Ключевые для философии процесса понятия – развития, эволюции, истории – нередко объединяются в одном, которое кажется охватывающим их все: в понятии жизни», – справедливо полагает П. П. Гайденко[253]253
Гайденко П. П. Указ. соч. С. 131.
[Закрыть].
Правовая жизнь в целом для правовой политики является как источником концептуальных идей, так и сферой их воплощения. Динамику правовой жизни поддерживают постоянно действующие субъекты, взаимодействие которых содержит в себе основу жизни, начало ее становления и развития. Подобно тому как жизнедеятельность – это способ существования биологического организма, так и правовая жизнедеятельность – это способ существования цивилизованного, правового общества. Если жизнедеятельность организма протекает в постоянном контакте со средой обитания, черпая в ней жизненные силы, то правовая жизнедеятельность представляет собой непрерывное взаимодействие государства с обществом, субъектов правовой жизни друг с другом и прочими индивидами во всем многообразии социальных ролей.
Динамическое наполнение правовой жизни обеспечивается непрерывной деятельностью ее субъектов, осуществляемой на различных уровнях социально-правовых отношений. Деятельность является одной из сторон общего социального опыта, который, по мнению М. И. Пантыкиной, выступает социально-философским измерением правовой жизни. «В повторениях социального опыта, – пишет автор, – выражена устойчивость проявлений правовой жизни, а соотношение с тем или иным образцом поведения или типовой ситуацией является условием идентификации субъекта права… В контексте социального опыта правовая жизнь предстает как многоуровневая система норм и ценностей, которая строится не только на рациональных, но и на иррациональных основаниях… Социальный опыт представляет процессы как преобладающие формы бытия права. Это связано с тем, что социальный опыт – это форма развертывания схемы деятельности в пространстве и времени… В этом контексте правовая жизнь предстает как длительность продолжающихся идей и действий, которая сама же создает условия для их продолжения»[254]254
Пантыкина М. И. Феномен правовой жизни: социально-философский аспект исследования // Среднерусский вестник общественных наук. 2009. № 4. С. 50.
[Закрыть]. «Социальный опыт – это всегда опыт деятельности, взятой со стороны проявлений субъекта. Он закрепляет потенциал практически действующего и мыслящего субъекта, придает и процессу, и результату деятельности ценностный характер. Будучи формой освоения действительности, опыт аккумулирует в себя не только эмоциональные и интеллектуальные переживания по поводу деятельности, но и содержит в себе ее схему… Кроме того, социальный опыт в одной из своих граней предстает как горизонт интенциональной жизни индивидуального и общественного сознания, наполненного множеством смысловых оттенков, в которых он может быть описан и как результат синтеза противоречий «опыта меня самого» и «опыта чужого», и как целевая форма освоения действительности, или опыт практической и духовной деятельности, и как результат повторяющейся деятельности и аккумулятор деятельностных способностей субъекта права, и как форма хранения схем правовой деятельности и мера освоенного/неосвоенного в правовой действительности»[255]255
Пантыкина М. И. Феноменологическая методология: опыт исследования права. Екатеринбург, 2008. С. 170–171.
[Закрыть].
Для того чтобы яснее понять динамику правовой жизни и ее соотношение с участвующими в ней субъектами, целесообразно обратиться к концепции, предлагаемой П. Штомпкой. Используя диалектический и структурно-функциональный подход, П. Штомпка различает два уровня социальной реальности: уровень индивидуальностей и уровень общностей. Первый, по мнению автора, представляют отдельные люди или члены конкретных коллективов, второй – абстрактные социальные целостности надындивидуального типа, представляющие своеобразную, специфическую социальную реальность (общества, культуры, цивилизации, общественно-экономические формации, социальные системы и т. д.). Первые рассматриваются как деятели, вторые – как структуры. Структуры могут рассматриваться как потенциальные возможности, раскрывающиеся в деятельности, деятели – как потенциальные возможности, реализующиеся в действии. Структуры, по мнению П. Штомпки, «оперируют», имеют собственную динамику с неожиданно возникающими свойствами; действия же, хотя и входят в эту динамику, обладают определенной самостоятельностью и независимостью от динамики структур, способностью осуществляться «против течения». «Заимствуя термин у Маркса, Грамши и Лукача, – пишет П. Штомпка, – мы можем назвать действительные проявления социальной фабрики, текущие социальные события термином «практика». Практика есть «место встречи» операций и действий; диалектический синтез того, что происходит в обществе, и того, что делают люди. В практике сливаются оперирующие структуры и действующие агенты, практика – это комбинированный продукт момента оперирования (на уровне тотальностей) и направления действий. Другими словами, практика обусловлена «сверху», т. е. фазой функционирования, достигнутой обществом в широком смысле, и «снизу», т. е. поведением индивидов и их групп»[256]256
Штомпка П. Социология социальных изменений. М., 1996. С. 268–274.
[Закрыть].
Изложенное приводит нас к убеждению, что деятельность субъектов правовой жизни, как активная сторона правовой жизни, как процесс освоения действительности и синтез различных видов опыта, является по своему существу практической. Как отмечает А. А. Павлович, «в практике действуют противоречия объективного и субъективного, опредмечивания и распредмечивания, сознательного и бессознательного, материального и идеального и такие, которые, может быть, еще специально не выделены и не исследованы. Они задают динамику движения практики»[257]257
Павлович А. А. Очерки праксеологии философии. Пермь, 1999. С. 19.
[Закрыть].
Исходя из этого под практикой правовой жизни следует понимать всю совокупность действий индивидов, как носящих правовой характер, так и тех действий, которые в определенном смысле «стремятся» перейти в правовое поле, обладая для этого особой «предправовой» формой в виде столкновения интересов, притязаний, конфликтов и т. п. Противоречия, возникающие в результате такого взаимодействия, разрешаются на качественно новом уровне: появляется некая новая информация, которая занимает определенное место как в структуре правовой жизни (в виде юридического правила), так и в индивидуальном и общественном сознании (в виде опыта). Обмен данной информацией происходит с помощью коммуникационных связей субъектов правовой жизни, в число которых входят как участники профессиональной юридической деятельности, так и те индивиды, чьи интересы требуют правового вмешательства.
Практика имеет в своем содержании важную функциональную составляющую – это сфера непосредственного воплощения правовой политики в жизнь и вместе с тем источник ее концептуальных предпосылок. Правовая политика должна исходить не только из учета тех явлений, которые происходят в области «юридического», т. е. социально-правового взаимодействия государства и общества, но и из учета более глубоких социальных процессов, в которых начинает действовать индивид, вступающий в правовую жизнь. Момент непосредственного включения индивида в правовую жизнедеятельность следует искать в индивидуальных и общественных потребностях, как объективной необходимости существования социума и его элементов. Механизм возникновения потребностей – это «отражение субъектом соотношения между необходимым и наличествующим, которое может выступать в форме инстинкта, или ощущения, или рассуждения, или идеала. Следовательно, потребность есть полагание отсутствующего необходимым»[258]258
Каган М. С., Маргулис А. В., Хмелев А. М. Постановка проблемы потребностей в современной науке // Проблемы потребностей в этике и эстетике. Л., 1976. С. 10.
[Закрыть]. Осознанная человеком необходимость удовлетворения сложившихся и развивающихся потребностей проявляется в таком качестве, как интерес[259]259
«Интерес можно определить как единство выражения внутренней индивидуальной сущности человека и отражения объективного мира, определяющего его социальный статус, выраженное в осознанной необходимости удовлетворения сложившихся и развивающихся потребностей в рамках существующих общественных отношений» (см.: Малько А. В., Субочев В. В. Законные интересы как правовая категория. СПб., 2004. С. 25).
[Закрыть]. Помимо роли индивидуального интереса как стремления удовлетворить определенные потребности совокупность взаимных интересов служит основой социальной коммуникации. «Интерес – вот что сцепляет друг с другом членов гражданского общества, – писал К. Маркс. – Реальной связью между ними является не политическая, а гражданская жизнь… Только политическое суеверие способно еще изображать в наше время, что государство должно скреплять гражданскую жизнь, между тем как в действительности, наоборот, гражданская жизнь скрепляет государство»[260]260
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 2. С. 134.
[Закрыть]. Г. Е. Глезерман отмечает, что для понимания интереса необходимо различать следующие последовательные этапы в развитии данной категории: формирование интереса как объективного явления; отражение интересов в сознании людей; реализация интересов в практической деятельности людей[261]261
См.: Глезерман Г. Е. Интерес как социологическая категория // Вопросы философии. 1966. № 10. С. 19.
[Закрыть]. «Право вытекает прежде всего из интересов людей и способов, которыми последние пытаются их воплотить в жизнь, – полагают А. В. Малько и В. В. Субочев. – Необходимость закрепления сложившегося порядка удовлетворения вновь появившихся интересов – вот гносеологическая предпосылка существования самого права»[262]262
Малько А. В., Субочев В. В. Указ. соч. С. 31.
[Закрыть]. Для воплощения в жизнь интерес обретает форму социальных притязаний, которые, по мнению М. Г. Смирновой, представляют собой «требования, возникающие в обществе, отражающие интересы, на которые правовая система должна реагировать признанием, ограничением, примирением и защитой»[263]263
Смирнова М. Г. Социальные притязания в праве: автореф. дис. … д-ра. юрид. наук. СПб., 2011. С. 3.
[Закрыть]. Социальные притязания нуждаются в объективации, поэтому их развертывание происходит в непосредственной практической деятельности. Способы удовлетворения социальных притязаний могут носить как правовой, так и противоправный характер, но так или иначе именно этот момент является точкой входа индивида в правовую жизнь. Здесь начинается обеспечение баланса частных и публичных интересов со стороны государства, непосредственное взаимодействие индивидов с правом. «Роль права, – пишет М. Г. Смирнова, – и заключается в том, чтобы примирять конфликты и поддерживать порядок в обществе, одновременно создавая возможности для его развития и изменения… Право появляется и существует там и тогда, где и когда человек ощущает себя способным реально претендовать на что-то, требовать чего-то. Социальные притязания – это основа права, которая затем облекается законом в ту или иную форму»[264]264
Смирнова М. Г. Социальные притязания в праве: автореф. дис. … д-ра. юрид. наук. СПб., 2011. С. 3.
[Закрыть].
Включаясь в правовую жизнедеятельность, индивид становится активным звеном в цепи социально-правовых коммуникаций, поскольку обмен информацией выступает необходимым условием практической деятельности – тем, что в обыденной жизни называется обмен опытом. Кроме того, суть коммуникации, как полагает Т. Шибутани, заключается в «установлении такой кооперации, когда поведение каждого изменяется и в известной степени регулируется фактом участия других индивидов». Коммуникация – это такой обмен, который обеспечивает кооперативную взаимопомощь, делая возможной координацию действий большой сложности[265]265
Шибутани Т. Социальная психология. Ростов н/Д, 1999. С. 129.
[Закрыть]. Коммуникативный вид общения, по словам М. С. Кагана, играет огромную роль во всех видах деятельности, поскольку социальная природа человека делает общение людей условием труда, условием познания, условием выработки систем ценностей[266]266
Каган М. С. Избранные труды: в 7 т. Т. 2. Теоретические проблемы философии. СПб., 2006. С. 46.
[Закрыть]. «Общение – это практическая деятельность, – пишет автор, – так как контакты между людьми предполагают воплощение передаваемой информации в той или иной системе знаков, которые ее материализуют, объективируют, дабы передать реципиентам. Какой бы характер не имела сама эта информация – физический, как в спортивной игре, или интеллектуальный, как в дружеской беседе, – сам процесс ее кодирования и отправления получателю (равно как процесс ее получения и декодирования) есть род практической деятельности»[267]267
Каган М. С. Избранные труды: в 7 т. Т. 2. Теоретические проблемы философии. СПб., 2006. С. 48.
[Закрыть].
Правовая жизнь устанавливает необходимые коммуникационные связи не только между самими социальными субъектами, но также «между социальными субъектами и правовой нормой»[268]268
Малько А. В., Трофимов В. В. Указ. соч. С. 10.
[Закрыть]. Коммуникация – это двусторонний процесс, что справедливо в том числе и для отношений «субъект – правовая норма». Практическое освоение правовой нормы преодолевает ее абстракцию, изначальное статичное состояние, вводя норму в сферу реального правового действия. Данный практический этап охарактеризован А. А. Соколовой как процесс социализации правовых норм: «В процессе социализации правовых норм индивид как субъект права, потенциальный участник правовых отношений, выполняет основную роль в их осуществлении, адаптации к реальным жизненным обстоятельствам»[269]269
Соколова А. А. Социальные аспекты правообразования. Минск, 2003. С. 145.
[Закрыть]. А. А. Соколова выделяет следующие этапы социализации: получение правовой информации; ее осознание, оценка; формирование образа права; формирование правовой позиции; социальное действие[270]270
Там же. С. 139.
[Закрыть]. С помощью социального действия индивиды дают окончательный ответ на вопрос, что является правом. «Оценка последствий социализации правовых норм, – отмечает А. А. Соколова, – их адаптации к реальным жизненным условиям, воплощения правовых предписаний в правовом поведении индивидов и социальных групп позволяет дать окончательный ответ на вопрос, какова их природа, соответствуют ли они принципам права, правообразующим интересам и факторам, разумным потребностям общественного развития, признанным обществом ценностям. Иными словами, являются ли принятые нормотворческими органами нормативно-правовые акты правом, как таковым?»[271]271
Там же. С. 146.
[Закрыть]
Находясь в процессе взаимодействия с нормой, субъект правовой жизни одновременно познает правовую действительность, приобретает необходимые правовые навыки, которые аккумулируются в виде практического опыта. Данный аспект взаимодействия рассматривается в литературе как правовая (юридическая) социализация личности. «Юридическая социализация, – полагает Ю. И. Гревцов, – это многогранный, сложный процесс опосредованного взаимодействия человека с правовой культурой, правовыми ценностями, институтами и нормами общества, находящегося на определенном уровне правового развития. В ходе такого взаимодействия человек постепенно овладевает навыками оперирования правовыми категориями и понятиями, самостоятельного ориентирования и действования в юридической среде в рамках той или иной социальной роли и в интересах достижения желаемой цели (мобилизации возможностей права в интересах собственного развития), включая самостоятельное воздействие на социально-правовую среду в целях ее преобразования»[272]272
Гревцов Ю. И. Социология права: курс лекций. СПб., 2001. С. 68.
[Закрыть]. По мнению В. П. Казимирчука и В. Н. Кудрявцева, «значительно проще понять правовую социализацию как накопление различных видов опыта, гармонично дополняющих и обогащающих друг друга»[273]273
Казимирчук В. П., Кудрявцев В. Н. Современная социология права. М., 1995. С. 106.
[Закрыть]. Таким образом, правовая социализация – это одна из сторон практики правовой жизни, имеющая своим итогом совокупный опыт.
Практический опыт является широким понятием, и его можно рассматривать как «сплав» всевозможных сведений о настоящей жизни[274]274
См.: Корнеев П. В. Жизненный опыт личности. М., 1985. С. 15.
[Закрыть], результат объединения познания и практики, единство чувственного, практического и теоретического моментов человеческой деятельности[275]275
См.: Панов В. Г. Чувственное, рациональное, опыт. М., 1976. С. 204.
[Закрыть], «умение или искусство жить», как механизм осуществления преемственности в общественном развитии. «По своей логической структуре, – пишет С. П. Щавелев, – опыт включает в себя все формы аккумуляции знаний – идеи, принципы, подходы, рецепты, методики, стили поведения и пр. Но к их простой сумме опыт вряд ли можно свести. Сама систематизация, своеобразный гносеологический резонанс, необходимая дополнительность отдельных элементов методологии, суммативный эффект их комплексного освоения и применения людьми составляют специфику именно этой предельно сложной структуры метода науки и практики. Искушенность, опытность, умелость относятся к числу интегральных качеств личности или же социальной группы»[276]276
Щавелев С. П. Метод практики: природа и структура. Курск, 1996. С. 89.
[Закрыть]. Практический опыт правовой жизни включает в себя коллективный и индивидуальный, специальный (правовой) и обыденный (повседневный), позитивный и негативный опыт. Негативный опыт является важным показателем ошибочного знания. Как полагает С. П. Щавелев, «одним из критериев истинности практического знания является добро, а ошибочности – зло, доставляемые с помощью этого знания. Можно ли говорить об опыте опошления жизни или еще худшего его уродования? Скажем, преступником, циничным политиком или просто обывателем в плохом смысле этого слова. Полагаем, да – подобный «антиопыт» присутствует в реальной практике. Он должен считаться не истинным, а ложным, поскольку искажает общечеловеческую систему ценностей жизни и культуры»[277]277
Там же. С. 96.
[Закрыть].
Исходя из указанных соображений можно предположить, что итогом практики правовой жизни может выступать не только правовой опыт (опыт участия в юридической деятельности), но и жизненный опыт вообще – те навыки, которые человек применяет в повседневной жизни, «опривычивание» определенных действий, которые человек совершает регулярно либо планирует совершить в будущем. При этом вполне допустимо, что некий «опривыченный» опыт имманентно содержит в себе определенные правовые признаки. Межличностная коммуникация предполагает, что «опривыченные» одним индивидом действия становятся доступны для других индивидов, и взаимная типизация (в терминологии П. Бергера и Т. Лукмана[278]278
См.: Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: Трактат по социологии знания. М., 1995. С. 92.
[Закрыть])«опривыченных» действий является признаком институционализации. Тем самым «опривыченные» действия могут приобретать институциональный, в том числе и правовой, характер. Иными словами, вполне возможна ситуация, когда определенные схемы деятельности на основе их регулярного воспроизведения становятся достоянием не только одной общественной группы, но и многих других, и признаются ими в виде правил. Затем эти правила на основании общего признания способствуют появлению новых социальных институтов, в числе которых могут быть и правовые институты.
Правовая жизнь – понятие несравнимо большее, чем собственно юридическая сфера, поэтому она осуществляется как на системном, регламентированном уровне, так и в ходе естественного взаимодействия субъектов правовой жизни[279]279
«Необходимо, по всей видимости, в правовой жизни различать два уровня: естественный, или собственно жизненный мир, и сознательный, или системный мир. Жизненный мир права – это сфера правовых взаимодействий, сфера реализации потребностей и правовых интересов, а также поиска вариантов правовых возможностей, выбора правовых средств, осуществляемого в зависимости от всех деталей и нюансов конкретного правового взаимодействия, от характеристик и качеств участников взаимодействия (субъектов правовой жизни). Системный мир – это сфера официальных легитимированных и осознанных правовых форм, опосредующих извне изначально заданный людям порядок, задающий разумные рамки возможного и должного. Жизненный мир представляет собой совместный (коммуникативный) процесс конструирования права в соответствии с конкретными интересами и целями действий участников определенной правовой ситуации – ситуации, в которую заложена необходимость получить ее юридическое разрешение, в каковой существующие обстоятельства требуют именно права – правового решения» (см.: Малько А. В., Трофимов В. В. Указ. соч. С. 12).
[Закрыть]. Поэтому следует отграничить собственно юридическую практику от иной практики правовой жизни, отнеся первую к системному уровню, а последнюю – к уровню «жизненного мира», который, в терминологии Э. Гуссерля, представляет собой «царство изначальных очевидностей»[280]280
Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. СПб., 2004. С. 175.
[Закрыть]; мир, действительно данный в восприятии, познанный и познаваемый в опыте[281]281
Там же. С. 74.
[Закрыть].
В теории права было выработано устойчивое определение юридической практики, как диалектического единства двух сторон: юридической деятельности и опыта этой деятельности[282]282
Леушин В. И. Юридическая практика в системе социалистических общественных отношений. Красноярск, 1987. С. 132.
[Закрыть]. Юридическая практика нормативна, поскольку деятельность ее субъектов обеспечена правом и в большинстве случаев процессуально регламентирована. «Юридическую практику следует видеть там, где человек принимает решение о правах и обязанностях, внешне выраженное, документально оформленное», – полагает В. И. Леушин[283]283
Сеушин В. И. Юридическая практика в системе социалистических общественных отношений. Красноярск, 1987. С. 27.
[Закрыть]. Несколько иначе понимает юридическую практику В. М. Сырых: «Юридическая практика охватывает всю предметно-практическую деятельность общества и государства по созданию норм права и их переводу на уровень конкретных правоотношений. В нее входят процессы правотворчества и формирования права, правоприменения и реализации норм права действиями граждан и иных субъектов гражданского общества, направленными на возникновение, изменение или прекращение конкретных правоотношений. Понимаемая подобным образом она составляет ту правовую реальность, которая выступает непосредственным объектом правоведения»[284]284
Сырых В. М. Логические основания общей теории права. Т. 1. Элементный состав. М., 2001. С. 124.
[Закрыть]. Данное определение вполне можно применить для выражения всего объема юридической практики как выражения системного уровня правовой жизни.
Иное содержание имеет практика жизненного мира. Ее субъекты действуют вне определенной правовой формы, руководствуясь правилами, явившимися результатом «опривыченных» действий; в рамках схем, выработанных «житейским» опытом. Для отражения содержания практики жизненного мира целесообразно обратиться к определению И. Д. Невважая, охарактеризовавшим правовую жизнь как «неотрефлексированный слой человеческого опыта, имманентно содержащего правовые феномены, «фундирующие» теоретически осмысленные, юридически оформленные структуры»[285]285
Невважай И. Д. Социально-философские основания концепции правовой реальности // Философско-правовая мысль: альм. Вып. 4. Саратов, СПб., 2002. С. 41.
[Закрыть]. Используя данное определение и диалектическую конструкцию понятия юридической практики, практику жизненного мира можно рассматривать как деятельность субъектов правовой жизни, осуществляемую вне определенной правовой формы, взятую в единстве с неотрефлексированным опытом (совокупностью знаний и навыков), имманентно содержащим в себе признаки правовых феноменов.
Таким образом, практическое освоение пространства правовой жизни происходит на двух уровнях: в регламентированной сфере юридической практики и в свободном поле жизненного мира. Имманентные нормы возникают и осваиваются в пространстве жизненного мира, приобретая в процессе практики новое качество, которое способствует переходу таких норм, а вслед за ними и практики на системный уровень освоения. Процессы саморегуляции и самоорганизации, происходящие в глубинах социальной системы, действуют на основе собственных закономерностей, не затрагиваемых правовым регулированием, и самостоятельно формируют имманентные нормы. На данную особенность обращает внимание Г. В. Мальцев: «Саморазвитие означает не что иное, как активное действие внутренних сил, вовлеченных в данный процесс, их самоорганизацию и постоянное переформирование на базе собственных закономерностей данного процесса, имманентных ему норм, сокрытых в нем собственного смысла и истины… Проблема отношения права (юридической нормы) к этой имманентной норме саморазвивающегося, саморегулирующегося, самоорганизующегося процесса, которая до сих пор, по-видимому, мало беспокоит юридическую науку, становится теперь для нее одной из главных и жизненно важных. От ее теоретического решения и соответствующих практических выводов зависит, какое место займет право в самоуправляющемся обществе, как совместится оно с социальными ценностями, порождаемыми новой информативной стадией научно-технической революции»[286]286
Мальцев Г. В. Понимание права. Подходы и проблемы. М., 1999. С. 371–372.
[Закрыть].
Имманентная норма, выраженная как некое правило, как средство внеправового регулирования общественных отношений, в ходе практического применения приобретает отчетливый характер. Задача правовой политики – с помощью научного аппарата выявить такие имманентные нормы и придать им правовую форму. Вместе с тем подобная «юридизация» вновь подвергается неизбежной «социализации», поскольку актуальные мероприятия государственной политики в области права в ходе практического применения испытывают воздействие всего массива факторов, обусловливающих саморегуляцию общества. Здесь отчетливо проявляется функциональный аспект практики: она способна не только выявлять «предправовые» процессы в ходе совокупной деятельности участников правовой жизни, но и подвергать своеобразному испытанию любые изменения в правовой политике государства. Только в таком двуедином процессе закрепляется окончательный вариант того, что должно именоваться правом – правом, которое способно существовать не только в абстрактном выражении, но и являться необходимой частью жизни каждого гражданина.
Практика обнажает те стороны общественных отношений, которые либо нуждаются в правовом регулировании, либо свидетельствуют о несовершенстве закона. Подобными «маяками» выступают прежде всего правовые решения. Это те случаи, когда сходные по своим фактическим обстоятельствам правовые ситуации получают совершенно различное разрешение в правовых актах уполномоченных органов. Отсутствие единообразной практики свидетельствует о серьезных упущениях в механизме правового регулирования. При этом факторами, обусловливающими подобные разночтения, выступают самые различные обстоятельства – от несовершенства законодательства до пресловутого «человеческого фактора». Стремление к формированию единообразной судебной практики отчасти нашло свое выражение в законодательстве в виде упоминания о «единстве судебной практики» (ч. 3 ст. 377 ГПК РФ) и «единообразии в толковании и применении арбитражными судами норм права» (п. 1 ст. 304 АПК РФ)[287]287
Позиция Президиума Верховного Суда РФ о единстве судебной практики выражена следующим образом: «Полномочия Президиума Верховного Суда РФ в отношении дел, рассмотренных Судебной коллегией по гражданским делам Верховного Суда РФ в порядке надзора, строго ограничены. Президиум Верховного Суда РФ как надзорная инстанция рассматривает дела, представляющие особую важность для обеспечения единства судебной практики, нарушенного Коллегией… Для Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда РФ нарушением единства судебной практики может считаться вынесение определений, противоречащих постановлениям Пленума Верховного Суда РФ, содержащим разъяснения по вопросам судебной практики; постановлениям Президиума Верховного Суда РФ, определениям Судебной коллегии по гражданским делам и Кассационной коллегии Верховного Суда РФ по конкретным делам, содержащим толкования норм материального и процессуального права; материалам официально опубликованных Верховным Судом РФ обзоров судебной практики и ответов на возникшие у судов вопросы в применении законодательства» (см.: постановление Президиума Верховного Суда РФ от 23 марта 2005 г. № 25-ПВ04 // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2005. № 9).
[Закрыть]. Поэтому текущая практика выступает здесь как способ индикации отношений, нуждающихся в полном либо дополнительном правовом регулировании; она обнажает те моменты, где требуется вмешательство государства в лице законодателя или исполнительного органа.
Кроме того, индикация неурегулированных сторон правовой жизни происходит на уровне правоотношений. Взаимодействие индивидов, реализующих свои права, предваряет роль государства в подобной индикации, приводя в действие имманентные нормы и выявляя коллизии таких норм с нормами, установленными государством. «Поскольку и логически, и исторически право предшествует закону, изданному государственной властью, постольку последняя не может играть роль творца юридической формы, – полагают М. С. Ошеров и Л. И. Спиридонов. – Правоотношение – та форма, которую при определенных условиях принимают общественные, в первую очередь производственные, отношения, и в качестве таковой оно обусловливает и содержание закона, принятого государством. Последний, конечно, имеет существенное значение как фактор или способствующий функционированию юридической формы, а стало быть, и общественного отношения, в ней представленного, или препятствующий этому процессу. Государство использует законодательство и для развития угодных ему общественных отношений, и для препятствования или полного изживания неугодных»[288]288
Ошеров М. С., Спиридонов Л. И. Общественное мнение и право. Л., 1985. С. 37–38.
[Закрыть]. Частноправовые стороны правовой жизни являются наиболее концентрирующим полем всевозможных коллизий. Именно в глубинах повседневного взаимодействия рождаются те отношения, которые вплотную сближают жизненный мир человека с системным миром права. Причем не всегда такие отношения, в том числе и конфликтные, стремятся обратиться в правовую сферу, зачастую разрешаясь на основе повседневной практики, привычек и обычаев. Данные обстоятельства были образно отмечены В. В. Бибихиным: «В практически всякой без исключения конфликтной ситуации при наблюдаемом состоянии нашего общества будет тенденция, более или менее заметное желание или искушение не вступать в область права, суда, судопроизводства и договориться по душам. Нежелание говорить формальным языком воспринимается как более естественное и человечное. Оно статистически более часто, чем приглашение к правовым отношениям, что кажется менее человечным»[289]289
Бибихин В. В. Введение в философию права. М., 2005. С. 4.
[Закрыть]. Роль государства здесь состоит в том, чтобы максимально тактично ставить вопрос либо о переводе таких отношений в правовое русло, либо о сохранении текущего положения, поскольку социальная стабильность в конечном счете является основной задачей правового регулирования.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?