Текст книги "О крокодилах в России. Очерки из истории заимствований и экзотизмов"

ДУХ ПРОСВЕЩЕНИЯ

История других появившихся в эпоху Петра экзотических продуктов питания также может служить примером социальной и культурной эффективности символических ценностей. Особый интерес в данном случае составляет история кофе. Слово «кофе» фиксируется в русском языке с середины XVII века239239
  «И яствы снесли и паки пили кофе с сахаром» (Суханов А. Проскинитарий. 1649 – 1653). Другие примеры: Словарь русского языка XI – XVII вв. М., 1981. Вып. 7. С. 387


[Закрыть]. В годы петровского правления словоформа «кофе» варьируется («кофий», «кофей», «кохей», «кефа», «кофа», «кофь», «кафе») в возможном соответствии с аналогиями в западноевропейских и восточных языках (голландский koffie, арабский gahwa, немецкий Kaffee, итальянский cafe, польский kawa, турецкий kahve). Для лингвистов наибольший интерес представляет в данном случае родовое оформление слова «кофе», получившее в русском языке мужской род вопреки формальному показателю финали «-е»240240
  Розенталь Д. Э. Практическая стилистика русского языка. М., 1968; Гимпелевич В. С. О роде слова кофе // Русская речь. 1972. № 2; Маргарян Б. А. История слова кофе // Русская речь. 1972. № 2; Картоев М. У. Почему «кофе» мужского рода? // Русский язык в школе. 1991. № 4; Демьянов В. Г. Иноязычная лексика в истории русского языка XI – XVII веков. Проблемы морфологической адаптации. М., 2001. С. 89 – 93.


[Закрыть]. В спорах о причинах этого одни лингвисты опираются на родовую характеристику этого слова в возможных языках заимствования (муж. род – в немецком, голландском и итальянском), а также на контекстуальную связь употребления слова «кофе» в ряду слов «овощ», «напиток». Согласно другому мнению, муж. род слова «кофе» следует считать наследием старой формы – кофей, соответствовавшей морфологическому ряду слов с йотовым исходом – чай, ручей, лицей, улей. Как бы то ни было, кофе – единственное слово мужского рода из числа неизменяемых, пример задержавшегося в своей морфологической адаптации случая социально ориентированного на внешний источник выбора рода241241
  Демьянов В. Г. Иноязычная лексика в истории русского языка XI – XVII веков. С. 93. Автор не сомневается, что рано или поздно слово «кофе» изменится в своем родовом согласовании и будет склоняться как существительное на – е.


[Закрыть]. Для историка культуры лингвистические наблюдения над историей слова «кофе» важны, однако, не столько в собственно лингвистическом отношении, сколько в их психолингвистических и социолингвистических импликациях. Очевидно, что для носителя языка, в котором определенное слово должно морфологически функционировать в соответствии с нормативными языковыми нормами, нарушение таких норм – пусть даже в единичном случае – является постоянным фактором «эпистемологического беспокойства», требующего соотносить «свое» и «чужое». Сам факт, что идеологически рекомендуемый (нормативный не с грамматической, но с этикетно-речевой точки зрения) выбор должен делаться в данном случае в пользу «чужого» (а именно – в пользу мужского рода для слова, которое должно было бы склоняться по среднему роду), указывает на выделенность этого слова в речевой коммуникации, оправдывающей такую выделенность социальными и культурными, а не языковыми обстоятельствами.

«Официальная» история кофе в России начинается, по общепринятому мнению, с 1665 года. В этом году придворный лекарь предписал Алексею Михайловичу рецепт: «Вареное кофе, персианами и турками знаемое, и обычно после обеда, изрядно есть лекарство против надмений, насморков и главоболений». Тридцатью годами позже заморский напиток уже предлагался к обязательному употреблению на введенных Петром ассамблеях. По известному анекдоту, сановные соотечественники, принужденные «хлебать кофе», втихомолку окрестили горькое новшество «зельем» и «сиропом из сажи», но были вынуждены подчиниться приказу Петра (пристрастившемуся к кофе во время своего первого путешествия по Европе) «не возводить напраслины на достойное кушанье». В 1720 году в Петербурге открылся первый кофейный дом «Четыре фрегата». В 1724 году камер-юнкер Ф.В. Бергхольц, описывая гуляние 1 мая в Семеновской роще, отмечает беседу императора с доктором Бидлоо и подношение его домочадцами кофе и конфет императрице242242
  Дневник камер-юнкера Ф. В. Бергхольца. М., 1903. Ч. 4. С. 30 – 31.


[Закрыть].

В 1726 году Антиох Кантемир переводит «с итальянского на французский язык некоего итальянского писма, содержащего утешное сатирическое описание Парижа и французов», один из пассажей которого посвящен нетривиальному пристрастию французов к кофе: «чоколат, чай и кофе весьма употребительны, но кофе паче обоих других: понеже содержится за некое лучшее лекарственное питие противу печали. Недавно случилося, что некая дама, услышавши, что мужа ее убили на баталии, возопила: “о как несчастна я бедная, скоро подайте мне кофе” (и как выпила) тотчас и утешилась скорбь ея»243243
  Сочинения, письма и избранные переводы кн. Антиоха Дмитриевича Кантемира. СПб., 1868. Т. II. С. 382. Тот же анекдот позднее будет включен в «Письмовник» Н. Г. Курганова (Письмовник, содержащий в себе науку российского языка со многим присовокуплением разного учебного и полезнозабавного вещесловия. Изд., вновь исправленное… профессором и кавалером Николаем Кургановым. СПб., 1790. № 19). Елиза Малек учитывает его в «Указателе сюжетов русской нарративной литературы XVII – XVIII вв.» (Lodź, 2000. № 169. С. 165), без отсылки к Кантемиру. См. также: Рак В. Д. Русские литературные сборники и периодические издания второй половины XVIII века. Иностранные источники, состав, техника композиции. СПб., 1998. С. 273.


[Закрыть]. Четыре года спустя кофепитие представляется Кантемиру уже вполне «обрусевшим», чтобы увидеть в нем сатирический атрибут привычного для русского дворянина начала дня: «Зевнул, растворил глаза, выспался до воли, / Тянешься уже час-другой, нежишься, ожидая / Пойло, что шлет Индия»244244
  Сочинения, письма и избранные переводы кн. Антиоха Дмитриевича Кантемира. СПб., 1867. Т. I. С. 40.


[Закрыть]. В устранение читательских сомнений в примечаниях к сатире Кантемир поясняет, какое именно «пойло» он имеет в виду: «Кофе или шоколад. Лучший кофе приходит из Аравии, но и во всех Индиях тот овощ обилен. Всем уж у нас известно, что тот овощ, сжарив, смолов мелко и сваря в воде, вместо завтрака служит, и прихотливым – в забаву после обеда. Шоколад есть состав из ореха, какао называемый, который растет в Индиях Западных, из сахару и из ванильи, другаго пахучего овоща той же Индии. Тот состав варят в воде или молоке, и пока варится оный, часто болтают, чтобы пить горячий с пеною, и то пойло вместо завтрака принимается во всей почти Европе»245245
  Там же. С. 55 – 56. Называя кофе овощем, Кантемир следует, как можно думать, сложившемуся обыкновению: в «Описании Санктпетербурга» А. И. Богданова кофе и шоколад упоминаются как предметы торговли в «Овощном ряду» Гостиного Двора.


[Закрыть]. А. Т. Болотов, чья юность пришлась на 1750 – 1760-е годы, тридцатью годами позже опишет их в своих воспоминаниях как время, когда «все, что хорошею жизнью ныне называется, тогда только-что заводилось, равно как входил в народ и тонкий вкус во всем»246246
  Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. М.; Л., 1931. Т. 1. С. 169.


[Закрыть]. Среди примет «хорошей жизни» и «тонкого вкуса» особое место отводится «кофию» и шоколаду – атрибутам входящего в моду европейски-облагороженного быта247247
  Там же. Т. 1. С. 375, 461; Т. 2. С. 51, 83.


[Закрыть]. Болотов, проживший несколько лет в Кенигсберге, смог оценить при этом и те социокультурные коннотации, которые вольно или невольно связывались с распространением все еще нового для Европы напитка.

Лиотар Ж. – Э. Шоколадница. 1744

Уточнение символического контекста, сопутствовавшего распространению в Европе кофе и какао, позволяет говорить о том, что кофе в целом представляет к концу ХVIII – началу XIX века ценности буржуазной культуры, тогда как шоколад и какао – ценности аристократического быта248248
  Schivelbusch W. Tastes of Paradise: A Social History of Spices, Stimultants, and Intoxicants. New York: Pantheon, 1992. P. 3 – 14. Об истории кофе в Европе: Kaffe im Spiegel europäischer Trinksitten./Hrsg. D. U. Ball. Zürich: Johann-Jacobs-Museum, 1991; Heise U. Süße muß der Coffee sein!: drei Jahrhunderte europäische Kaffeekultur und die Kaffeesachsen (Begleitbuch zur Austellung 28.4 – 12.6.1994, Stadtgeschichtliches Museum Leipzig). Leipzig, 1994.


[Закрыть]. Для России того же времени эти различия не столь существенны: важно, что и кофе, и какао, и шоколад ассоциативно связываются с заморским импортом, включающим в себя неизвестные ранее пряности и растения, и вместе с тем с цивилизаторскими достижениями европейского и ориентирующегося на него русского Просвещения. В 1751 году В. К. Тредиаковский негодовал на переводчика Академии наук асессора С. Волчкова за диковинное словосочетание «черносливные бобки» в переведенном Волчковым словаре Ж. Савари де Брюлона для обозначения «зерен так называемого деревца Какао»249249
  Пекарский П. История Императорской Академии наук в Петербурге. СПб., 1873. Т. 2. С. 162; Василевская И. А. Лексические новшества в русской литературной речи XVIII в. // Русская литературная речь в XVIII в. М., 1968. С. 185.


[Закрыть]. Священник Спасского собора и учитель кадетского корпуса Иван Алексеевич Алексеев, предпосылая своему переводу «Исторической библиотеки» Диодора (1774) «Предуведомление к читателю», оговаривался, что имена некоторых деревьев, трав, животных, рыб и птиц остались непереведенными, так как «на нашем языке нет еще ни Дендрологического, ни Ботанического, ни Зоологического, ни Ихтиологического, ни Орнитологического лексиконов, чтобы пользоваться в таких случаях ими было можно»250250
  Диодора Сикилийского историческая библиотека. Переведа с греческого на российский язык Иваном Алексеевым. Часть первая. СПб., 1774. С. 10. Практика оставлять без перевода иностранные слова, не находящие предметных соответствий в русском языке, была узаконена в «Словаре Академии Российской», давшем место транслитерированным названиям «произведений как естественных, так и художественных, отъинуда приводимых» (Словарь Академии Российской. СПб., 1789. Т. I. С. Ч.)


[Закрыть]. В «повести» В. А. Левшина «О новомодном дворянине», включенной в собрание «Русских сказок» (1783), невежество героя объясняется тем, что отец из скупости не нанял ему учителя-француза, поскольку французы «без чаю и кофе жить не могут», а такой расход излишне дорог251251
  Руския сказки, содержащия древнейшия повествования о славных богатырях, сказки народныя, и прочия оставшияся чрез пересказывание в памяти приключения. М., 1783. Ч. 4. С. 125. В отзыве на 5 – 10-ю части «Русских сказок», опубл. в «Московских ведомостях» (1783. № 83. 18 окт. С. 661 – 662), их издателем назван М. Д. Чулков, что, по-видимому, дезориентировало В. В. Сиповского, решившего, что Чулков и был их автором. Убеждение в авторстве Чулкова не помешало вместе с тем тому же Сиповскому проницательно отметить стилистические и идейные отличия чулковского «Пересмешника» от «Русских сказок» (Сиповский В. В. Очерки из истории русского романа. СПб., 1910. Т. 1. Вып. 2. С. 219, 221 – 222). Об авторстве Левшина: Историческое сказание об выезде, военных подвигах и родословии благородных дворян Левшиных. М., 1812. С. 121 – 125.


[Закрыть]. В 1786 году в комедии Хераскова «Ненавистник» Грублон самодовольно восклицает: «Все лепятся вкруг нас; и только день настанет,/ То всякой кофе, чай, вино и пиво тянет;/ Чего в быту своем не видывал иной»252252
  Российский Феатр или собрание всех Российских феатральных сочинений. СПб., 1786. Ч. 1. С. 41.


[Закрыть].Комедийные рассуждения о дороговизне кофе, впрочем, преувеличены. Иван Дмитриев, юность которого прошла в те же годы в захолустном Симбирске, предвидел удивление читателя середины 1820-х годов, вспоминая как раз о доступности заграничных товаров: «фунт американского кофе – кто ныне тому поверит? – продавался по сороку копеек»253253
  Взгляд на мою жизнь. Записки действительного тайного советника И. И. Дмитриева. М., 1866. С. 20.


[Закрыть]. Дело, вероятно, было поэтому не столько в цене, сколько в репутации, связывавшейся с иноземным продуктом: провинциальный обыватель по-прежнему предпочитает ему сбитень и квас. Характерно, что в разъяснение «свойств чая и кофе; так же и тех прозябаний, которые вместо чая и кофе можно с пользой употреблять» в 1787 году выходит русский перевод ученого сочинения К. Меера254254
  Испытание свойств чая и кофе; так же и тех прозябаний, которые вместо чая и кофе можно с пользой употреблять. Труды г. Клара Меера, Римской имп. Академии естествоиспытателей, так же Венского, Немецкого и Берлинского общества члена / Пер. с нем. [П. П. Острогорского]. Во граде св. Петра, Имп. тип., 1787.


[Закрыть]. Новизна кофе, какао и шоколада вполне осознается вплоть до конца века.

Репутация кофепития балансирует между представлением о Востоке и Европе: с одной стороны, оно атрибут восточной экзотики, с другой – европейской культуры. Молодой А. С. Шишков в записках о своем плавании из Кронштадта в Константинополь (1776 – 1777 гг.) специальное место отводит описанию турецких кофеен255255
  Записки адмирала А. С. Шишкова, веденые им во время путеплавания его из Кронштадта в Константинополь. СПб., 1834.


[Закрыть]. В 1786 году в «Уединенном пошехонце» печатается статья «Примечание о кафейном дереве и плоде онаго, растущего в щастливой Аравии»256256
  Уединенный пошехонец. 1786. С. 671 (курсив мой. – К. Б.).


[Закрыть]. Еще одно подробное описание кофейного дерева со слов некоего путешественника по восточным странам будет опубликовано в 1803 году в «Вестнике Европы»257257
  О кофе // Вестник Европы. 1803. № 3. С. 264 – 267.


[Закрыть]. О кофейных деревьях и кофейнях, как отличительной черте восточного быта, будут писать авторы и последующих травелогов258258
  Напр.: Базили К. М. Босфор и новые очерки Константинополя. СПб., 1836. Т. 1. Гл. 1; Константинополь в 1798 и 1839 годах (письмо к редактору «Отечественных записок») // Отечественные записки. 1840. Кн. 3. С. 95 – 101. Во второй половине XIX века в описаниях восточных кофеен начинает доминировать тема опиума: Березин И. Н. Блаженство мусульмана (к физиологии сумасшествия) // Русский вестник. 1867. № 1. С. 269 – 317.


[Закрыть]. В то же время кофепитие связывается с расширением границ европейской культуры и цивилизационными успехами Просвещения. Русский читатель переводного романа Прево д’Экзиля уже в 1765 году мог узнать, что «кофейные домы и другие общественные здания суть истинныя обитатели Аглинския вольности»259259
  Прево д’Экзиль А. Ф. Приключения маркиза Г… или жизнь благородного человека оставившего быт / Пер. на рос. яз. В. Лукиным. СПб., 1765. Ч. 5. С. 69.


[Закрыть]. Россия идет по тому же пути: у Г. Р. Державина упоминание в «Фелице» (1782) о кофе, наряду с табаком, служит панегирическому прославлению безмятежной жизни, гарантированной правлением Екатерины:

 
А я, проспавши до полудни,
Курю табак и кофе пью260260
  Сочинения Державина. С объяснительными примеч. Я. Грота. СПб., 1864. Т. I. С. 135.


[Закрыть].
 

Качество «русского кофе» определяется мерой патриотического энтузиазма. Путешествующий в 1784 году по Европе Д. И. Фонвизин раздражен увиденным: европейские города грязны, вонючи и развратны. Плохо все, в том числе и кофе: «Я спросил кофе, который мне тотчас и подали. Таких мерзких помой я отроду не видывал – прямо рвотное»261261
  Фонвизин Д. И. Собрание сочинений: В 2 т. М.; Л., 1959. Т. 2. С. 515 (письмо от 11 сентября 1784 года из Боцена, Германия).


[Закрыть].

Тимоти Мортон в работе, посвященной социальным и культурным обстоятельствам, сопутствовавшим импорту в Европу экзотических пряностей, цитирует Сэмюэля Кольриджа, сатирически оценивавшего в 1795 году заморские продукты (в том числе кофе и какао) как вполне избыточные для человека европейской культуры: не будь, по Кольриджу, импорта из Вест-Индии, люди не стали бы от того хуже одеваться, питаться и жить262262
  Morton T. The poetics of Spice. Romantic Consumerism and the Exotic. Cambridge: Cambridge University Press, 2000. P. 176.


[Закрыть]. Но Кольридж рационально ригористичен: сентиментальное культивирование естественности и экзотической пасторали придает новому продукту привкус полузабытой Аркадии. В России оппонентом Кольриджа мог бы стать чувствительный П. И. Шаликов, воспевающий кофепитие в «Путешествии в Малороссию» (1803), где он сформулировал свою версию пасторального «Еt in Arcadia ego»: «Спросите у меня, что более всего ласкает вкусу? Ответствую: хороший кофе после хорошего моциона. – Божественный нектар! ты усладил вкус мой, обоняние и освежил силы моего духа!». А это уже достаточный повод к философствованию (извинительному, как надеется автор, даже во мнении великого Канта) о счастии души – может ли оно зависеть «от чашки кофе, от теплоты желудка, от приятности вкуса». Судя по всему – да; другое дело, что мир несовершенен: «Ах! Если бы кофе мой был содержанием новых диспутов в полном собрании старых схоластиков – друзей!»263263
  Цит. по: Ландшафт моих воображений. Страницы прозы русского сентиментализма. М., 1990. С. 524, 525. Менее сентиментальный герой-путешественник из безымянной повести «Вояж моего друга» (1798) также довольствуется кофе на фоне деревенского пейзажа, но здесь привезенный из города напиток – единственное, что может предложить ему слуга, тщетно пытавшийся найти в нищей деревне молоко и курицу (Приятное и полезное препровождение времени. 1798. Ч. XVII. С. 101).


[Закрыть]

Остается гадать, о чем могли бы диспутировать друзья Шаликова. Не исключено, что о кофейном цвете, только что вошедшем в моду в Париже264264
  Вестник Европы. 1804. № 23. С. 235 – 239 («Мужчины продолжают носить короткие кафтаны с высоким лифом и рукавами весьма широкими»).


[Закрыть]. С другой стороны, в дискуссиях европейских интеллектуалов начала XIX века кофе и какао – повод к разговору о колониальной политике и, в частности, о работорговле265265
  Morton T. The poetics of Spice. P. 204.


[Закрыть]. Отголоски таких споров докатываются и до России. Н. Радищев в «Путешествии из Петербурга в Москву» в главе «Пешки» саркастически упоминает о кофе («Я, по похвальному общему обыкновению, налил в чашку приготовленного для меня кофия и услаждал прихотливость мою плодами пота несчастных африканских невольников»), чтобы усугубить его другим куда более насущным для русского читателя сравнением: «Не слезы ли крестьян своих пьеш» – восклицает на той же странице крестьянка, поминая господ, смакующих заморские яства, тогда как их крепостные довольствуются отрубями и мякиной266266
  Радищев А. Н. Полное собрание сочинений. М.; Л., 1938. Т. 1. С. 377.


[Закрыть]. В отличие от Радищева, Державин в стихотворении, написанном в 1805 году по поводу дебатов в английском парламенте об отмене работорговли, резонерствует об опасности поспешных решений, повторяя аргументы европейских защитников рабовладения и, в частности, авторитетных критиков концепции «естественного права» (концепции, связываемой с наследием энциклопедистов и ужасами Французской революции)267267
  Во мнении русских интеллектуалов конца XVIII – начала XIX века особую роль в критике «естественного права» сыграли сочинения Л.К. де Сен-Мартена, и прежде всего его трактат «О заблуждениях и истине» (Suite des Erreurs et de la Verité): Вернадский Г. В. Русское масонство в царствование Екатерины II. СПб., 1999. С. 219 и след.


[Закрыть]. Рабство, по Державину, оправдано изначальным культурным неравенством человечества, избирательной способностью людей к просвещению и усвоению достижений цивилизации. В ряду таких достижений следует оценивать и кофе – напиток, отличающий избранных потребителей от прочих:

 
Прекрасно, хорошо, и можно подтвердить,
Чтоб дать невольникам от их работ свободу;
Но прежде надобно две вещи разрешить:
Льзя ль просвещенный ум привить всему народу
И в равенстве его во всей вселенной зреть?
Коль можно, то с зверьми должно в норах сидеть
И лес звать городом, а пить за кофе воду268268
  Сочинения Державина. С объяснительными примечаниями Я. Грота. СПб., 1866. Т. III.. С. 386. Сообщения о парламентских дебатах печатались и в русской периодике; см., напр.: Вестник Европы. 1805. № 9. С. 75 – 79.


[Закрыть].
 

Одобряли современники Державина соответствующие сравнения или нет, но «просветительские» ассоциации, связываемые резонерствующим поэтом с кофепитием, им были определенно ясны: к концу XVIII века такие ассоциации поддерживались, помимо прочего, сравнительно устойчивой репутацией кофеен как мест, где встречается и дискутирует образованная публика. Россия не знала такого расцвета публичного «кофепотребления», какой наблюдается в последнее десятилетие XVIII века в Европе и особенно во Франции, где кофейни приобрели функцию чисто политических клубов269269
  Лотман Ю. М. Сотворение Карамзина. М., 1987. С. 155. Занятно, что традиция европейских кофеен в этом отношении близка давним традициям ближневосточных культур: Hattox R. S. Coffee and coffeehouses: the origins of a social beverage in the medieval Near East. Seattle: Univ. of Washington Press, 1988.


[Закрыть]. Но отношение к публичному кофепитию было и здесь не лишено представления об общественно значимых дискуссиях. В описании городского быта второй половины XVIII века кофейни подразумевают упоминания о студентах, преподавателях и шумных спорах270270
  Напр.: Страхов П. И. Краткая история Академической гимназии, бывшей при Императорском Московском университете. М., 1855. С. 40.


[Закрыть]. Н. Тургенев вспоминал о московском профессоре А. Ф. Мерзлякове, что «в кофейной он говорит так же, как и на кафедре»271271
  Матвеев Н. Москва и жизнь в ней накануне нашествия 1812 года. М., 1912. С. 119. Напомним попутно о схожем значении кофеепития в дискурсе ленинградского андеграунда 1970 – 1980-х годов: кафе «Сайгон» и т.д.: Савицкий С. Андеграунд. История и мифы ленинградской неофициальной культуры. М., 2002.


[Закрыть]. В конце 1810-х годов лицеист Кюхельбекер прославляет кофе в стихотворном панегирике как «нектар мудрецов» и «отраду для певцов»:

 
Пусть другие громогласно
Славят радости вина:
Не вину хвала нужна! <…>
Жар, восторг и вдохновенье
Грудь исполнили мою —
Кофе, я тебя пою;
Вдаль мое промчится пенье,
И узнает целый свет,
Как любил тебя поэт.
 

Юный поэт упоминает здесь же и о неких врачах – противниках кофе, но их предостережения, конечно, напрасны:

 
Я смеюся над врачами!
Пусть они бранят тебя,
Ревенем самих себя
И латинскими словами
И пилюлями морят —
Пусть им будет кофе яд272272
  Кюхельбекер В. К. Избранные произведения: В 2 т. М.; Л., 1967. Т. 1. С. 77, 78. Впервые в журн.: Невский зритель. 1820. Ч. 1. С. 91.


[Закрыть].
 

О тщете медицинских наставлений в глазах современников Шаликова и Кюхельбекера можно судить, впрочем, не только по литературе. Начальник Особенной канцелярии министерства полиции М. Я. фон Фок доносил главе министерства полиции А. Д. Балашову городские слухи о положении дел в Москве с началом войны 1812 года: «Многие здешние купцы закупали сахар и кофей и отправляли сии товары обратно через Ригу, Либаву и Готенбург в Гамбург, от чего цена на оные весма возвысилась»273273
  Война 1812 года и русское общество («Осведомительные письма» тайной полиции) / Публ. С. Н. Искюля // Русско-французские культурные связи в эпоху Просвещения. Сб. памяти Г. С. Кучеренко. М., 2001. С. 283 (Донесение от 2 июня 1812 г.).


[Закрыть].

СТАРОВЕРЫ И СУЕВЕРЫ

Как и картофель, кофе входит в русский быт не без религиозных филиппик. В глазах старообрядцев это лишний пример сатанинских новшеств, занесенных в Россию Петром из враждебной Европы274274
  Ryan W. F. The Bathhouse at Midnight. Magic in Russia. University Park: The Pennsylvania State UP., 1999. P. 250, 270.


[Закрыть]. Известна старообрядческая поговорка, апеллирующая к (псевдо)этимологическому аргументу: «Кофий пить – налагать ков на Христа»275275
  Серов С. Я. Комментарии // Мельников-Печерский П. В лесах. М., 1989. Кн. 1. С. 605; Лутовинова И. С. Слово о пище русских. К истории слов в русском языке. СПб., 1997. С. 224. Очень сомнительна «фольклорная» загадка о кофе, приводимая в сборнике К. Г. Евлентьева (1864) и включенная в современное академическое собрание загадок: «Мучат меня горящими угольями, колесуют, льют воду на мой прах и, удовольствовав оною свое чрево, оставляют в презрении» (Евлентьев К. Г. Сборник народных загадок, расположенных в азбучном порядке // Псковские губернские ведомости. 1864. С. 430. См. также: Загадки / Изд. подгот. В. В. Митрофанова. Л., 1968. С. 131).


[Закрыть], а также наставительное сочинение «в защиту древнего благочестия» «О табаке, о чаю, кофии» («Аще кто от православных христиан»)276276
  Богословский П. С. Материалы по народному быту, фольклору и литературной старине (тексты и заметки). X. О табаке, картофеле, чае и кофе // Пермский краеведческий сборник. Пермь, 1924. Вып. 1. С. 79 – 80; Волкова Т. Ф., Понырко Н. В. Повести о табаке // Словарь книжников и книжности древней Руси. Вып. 3 (XVII в.). СПб., 1998. Ч. 3. С. 46.


[Закрыть]. В светской литературе осуждение кофепития в устах старообрядцев стало, напротив, предметом вышучивания в популярном «Житии господина NN» неизвестного автора (пять изданий с 1779 по 1791 год). Герой этой сатиры – фанатичный старик-раскольник, предающей анафеме беззаконные новшества, умирает от потрясения, застав своего ученика попивающим кофе и покуривающим трубку277277
  Житие господина NN., служащее введением в историю его в Царство мертвых. СПб., 1779; второе изд. – 1781; другие издания (1780; 1788; 1791) вышли под названием «Жизнь некоторого мужа».


[Закрыть]. Занятно вместе с тем, что ставшее вполне расхожим к 1770-м годам представление о кофе как о напитке, принятом в цивилизованном быту и отсылающем к европейскому Просвещению, не препятствует распространению магической практики гадания на кофейной гуще. Символизация кофе как атрибута гадания не имеет непосредственного отношения к «теологическому» осуждению кофепития со стороны старообрядцев, но любопытна тем, что светские импликации экзотического продукта не только не исключали внутриконфессионального комментария, но могли и в самом деле служить обновлению таких культурных практик, которые такого комментария традиционно требовали.

Магическое гадание практиковалось в России издавна. Судя по материалам судебных дел XVII – XVIII веков, рукописные гадательные сочинения (вместе с гадательными жеребейками, костями и бобами) часто становились поводом к обвинению в колдовстве, сыску и жестокому наказанию278278
  Смилянская Е. Б. Волшебники. Богохульники. Еретики. Народная религиозность и «духовные преступления» в России XVIII в. М., 2003. С. 68. Стоит отметить, что для ХVII века название «бобы» в практике гаданий указывало, по всей видимости, не на «зерна бобовых растений», а на шестигранные кости, на плоских сторонах которых вырезались точки («зернь»). В ЧVIII веке возникает гадание на настоящих бобах: Мордовина С. П., Станиславский А. Л. Гадательная книга ХVII в. холопа Пимена Калинина // История русского языка. Памятники ХI – XVIII вв. М., 1982. С. 324 – 325.


[Закрыть]. Гадание на кофейной гуще может считаться в этом случае новшеством (среди ранних упоминаний о гадании на кофейной гуще – донос дворового на своего помещика, сделанный в 1747 году)279279
  Смилянская Е. Б. Волшебники. Богохульники. Еретики. С. 70 – 71.


[Закрыть], которое проблематизировало «пенитенциарный» контекст традиционных гадательных практик. Гадание осуждается, но гадание на кофейной гуще выглядит менее предосудительным, чем способы гадания с помощью жеребеек и бобов. Правление Екатерины II ознаменовало эпоху сравнительного послабления в отношении «духовных преступлений». Начиная со второй половины 1760-х годов в России появляются первые печатные гадательные книги (единственным исключением для предшествующей эпохи был Брюсов календарь 1709 года)280280
  Wigzell F. Reading Russian Fortunes: Print Culture, Gender and Divination in Russia from 1765. Cambridge, 1998.


[Закрыть]. А в 1772 году в «Живописце» уже сообщалось о легкости, с которой можно «целый лист госпож, девиц и мужчин предъявить, кои при приключившихся случаях за кофейницами посылают»281281
  Живописец, еженедельное на 1772 год сочинение. СПб. С. 127.


[Закрыть], имея в виду женщин, которые, «смотря на разные черты и виды приставшего к бокам чашки вареного кофея, в удовлетворение суеверных на требования или сумнения их делают разные угадывания объяснения», как объясняет слово «кофейница» Словарь Академии Российской282282
  Словарь Академии Российской. СПб., 1792. Ч. 3. Стлб. 882 – 883. Здесь же приводится предостережение, выделенное курсивом: «Постыдно верить предсказаниям кофейниц». См. также второе издание словаря: СПб., 1814. Ч. III. Стлб. 358.


[Закрыть]. О самой процедуре гадания на кофе можно судить по его описанию в «Сказаниях русского народа» И. Сахарова (1837):

«Кофейницы свою ворожбу производят открыто, одною густотою вареного кофея. Принимая к себе посетителей, они эту густоту кладут в чайную чашку, накрывают чайным блюдечком; потом опрокидывают чашку вверх для того, чтобы кофейная густота пристала к стенкам чашки. За сим снимают блюдечко, чашку ставят поодаль на столе, на блюдечко наливают воды; взявши чашку за дно, опускают на блюдечко, погружая троекратно, при произношении слов: верность, дружба и согласие. После этого поднимают чашечку, и начинается гадание сообразно теням и знакам, отражающимся на кофейной густоте. Тени и знаки, как приметы условные, изъясняются следующим образом. Тень человека имеет два значения: влюбленным предсказывает свидание, лишенным имущества вечную пропажу. Тени зданий всегда предсказывают: богатым счастливые предвещания, бедным худые ожидания, щедрым нечаянное обогащение. Тени земель и растений предсказывают: вечные раздоры, худые замыслы, разрыв любовных связей, неудачи в делах, худые обороты, тоску, грусть. Тени животных предсказывают: опасность от злых людей, неблагоприятную дорогу, огорчительные письма, известия о расстройстве имений, опасность за друзей и влюбленных»283283
  Сахаров И. Сказания русского народа. СПб., 1841. Т. 1. Кн. 2. С. 61 (гадание на кофе, поясняет здесь же Сахаров, – городской, а не деревенский обычай: «Гадание на кофее образовалось в городах и из них еще не перешло в селения»). Иллюстрацией к описанному Сахаровым гаданию может служить картина О. А. Кипренского «Ворожея» (1830, Гос. Русский музей). На этой (малоудачной, по мнению искусствоведов) картине изображен полный набор «профессиональных» средств гадалки: подсвечник на гадательной книжке, прикрывающей кофейную чашку; рядом с чашкой – колода игральных карт (об истории картины: Орест Адамович Кипренский (1782 – 1836). Каталог по материалам выставок в Ленинграде, Москве и Киеве (1982 – 1983). Л., 1988. С. 211; Зименко В. М. Орест Адамович Кипренский. М., 1988. С. 306).


[Закрыть].

Многочисленные упоминания о гадалках-кофейницах в русской периодике и литературе второй трети XVIII – начала XIX века (в их ряду – ранняя комическая опера Крылова «Кофейница»)284284
  В. В. Каллаш полагал, что стимулом к созданию сюжета оперы Крылову послужил вышеупомянутый текст из новиковского журнала «Живописец» за 1772 год, где обсуждался вопрос о кофегадательницах, «столь много служащих к посрамлению человеческому» (Крылов И. А. Полное собрание сочинений / Ред., вступ. статья и примеч. В. В. Каллаша. СПб., 1905. Т. 1. С. 4). Фабульное сходство деталей повествовательного текста «Живописца» и «Кофейницы» рассматривает Р. Р. Гельгардт (Гельгардт Р. Р. Стиль писателя. Опыт восприятия и стилистической интерпретации произведений И. А. Крылова добасенного периода // Сборник докладов и сообщений лингвистического общества. Калинин, 1969. Вып. 1. С. 122 – 123). Сам Крылов вплоть до старости считал «Кофейницу» одним из своих наиболее удачных произведений, отражающих «нравы эпохи», списанные «с натуры» (Воспоминания Булгарина: Северная Пчела. 1845. № 6).


[Закрыть] свидетельствуют о распространении соответствующих практик не только в «низовой» мещанской среде, но и в кругах, которые могли считаться светскими285285
  См., напр.: Всякая всячина. 1769. Л. 4. С. 17 – 22; Смесь. Новое еженедельное издание. 1769. Л. 36. С. 281 – 285; Чулков М. Д. АБЕВЕГА руских суеверий идолопоклоннических жертвоприношении свадебных простонародных обрядов колдовства, шеманства и проч. М., 1786. С. 227; Астролог, или Новой оракул, Открывающий судьбу щастия и нещастия человеческаго, в зерцале Великаго Алберта, древних египетских мудрецов, знаменитых персидских волхвов, славных арабских кабалистов, ученых индейских знатоков, искусных китайских астрологов мудрых жидовских раввинов, с приобщением науки гадать картами, бобами и кофеем, для препровождения праздного времени / Иждивинием М. Глазунова. М., 1798. С. 227 – 231 («Кофейница, узнающая посредством кофе все подноготное, а особливо у любовников и любовниц») (в 1819 году выйдет 4-е издание этой книги); Страхов Н. И. Карманная книжка Для приезжающих на зиму в Москву старичков и старушек, невест и женихов, молодых и устарелых девушек, щеголей, вертопрахов, волокит, игроков и проч. или Иносказательныя для них наставления и советы / Писанныя сочинителем Сатирическаго вестника. М., 1791. Ч. 1. С. 93 – 99; Страхов Н. И. Переписка моды, содержащая письма безруких мод, размышления неодушевленных нарядов, разговоры безсловесных чепцов, чувствования мебелей, карет, записных книжек, пуговиц и старозаветных манек, кунташей, шлафоров, телогрей и пр.: Нравственное и критическое сочинение, в коем с истинной стороны открыты нравы, образ жизни и разныя смешныя и важныя сцены моднаго века. М., 1791. С. 129 – 143.


[Закрыть]. Более того, в 1799 году гадание на кофейной гуще стало темой столичных пересудов в связи с судебным делом лифляндского дворянина 35-летнего поручика Егора Карповича Кемпена, рассказавшего своим сослуживцам историю о цыганке, будто бы гадавшей на кофейной гуще императору Павлу и предсказавшей ему кончину. О рассказе Кемпена было донесено в Тайную канцелярию. Кемпен был допрошен и в наказание послан служить в полк графа Разумовского. Самое занятное в этой истории то, что Кемпен не выдумал свой рассказ, а пересказал слух, муссировавшийся в обществе и уже ранее записанный в Тайной канцелярии:

«/Н/е очень давно к государю пришла цыганка во дворец и говорила, чтобы об нею императору доложили, что та имеет важное дело сказать собственно ево величеству. Государь приказал позвать к себе… и цыганка, воидучи в комнату, говорила:

Я ворожея, государь, и когда угодно, то я узнаю, сколько будити вы царствовать.

На что государь изволил сказать: Хорошо, узнай.

Цыганка сказала: Прикажи подать кофию! – который был подан, и она… на кофейной гуще смотрела и сказала государю: Тебе только три года быть на царстве и что после етих трех лет окончить жить.

Государь, разгневавшись, приказал ее взять под караул, после она тотчас была ворочена, и государь изволил приказывать ей еще три раза ворожить, но вышло так, как и прежде, она была отведена в крепость, но как приходило время великой княгини разрешитца от бремени, то государь приказал оную цыганку привесть и изволил спрашивать у ней, что великая княгиня родит, цыганка будто бы все то узнала. Что совершилось правдой, и государь изволил приказать из крепости… выпустить и пожаловал ей 500 рублей»286286
  Цит. по: Смилянская Е. Б. Волшебники. Богохульники. Еретики. С. 154 – 155. О деле Кемпена см. также: Клочков М. В. Очерки правительственной деятельности времени Павла I. Пг., 1916. С. 579; Эйдельман Н. Я. Грань веков: политическая борьба в России. Конец XVIII – начало XIX столетия. М., 1982. С. 174.


[Закрыть].

Как бы то ни было в действительности, легенда о цыганке-ворожее, гадающей Павлу I, могла казаться современникам императора вполне правдоподобной. Известно, что, посетив в Швейцарии Иоганна Каспара Лафатера, Павел попросил у прославленного физиогномиста составить его психологический портрет287287
  Strahlman B. Johann Caspar Lavater und die «Nordischen Herrschaften» // Oldenburger Jahrbuch. 1959. Bd. 58. Teil. I. S. 204 – 210.


[Закрыть]. В глазах конфидентов Н. М. Карамзина (который, по мнению Ю. М. Лотмана, был осведомлен о физиогномическом диагнозе «князя Северного» со слов самого Лафатера) составление психологического портрета было вполне равносильно гаданию – предсказанию судьбы, соответствующей прирожденным особенностям индивидуального характера288288
  Лотман Ю. М. Карамзин. СПб., 1997. С. 82 – 94.


[Закрыть]. Предположения о том, что гаданию на кофейной гуще доверяют лица, приближенные ко двору, высказывались и позже: по слухам, циркулировавшим в Петербурге в начале XIX века, министр иностранных дел при Александре I граф Иоанн Каподистрия просил некоего 95-летнего чухонца погадать о его судьбе на картах и кофейной гуще289289
  Woodhouse C. M. Capodistria. The Founder of Greek Independence. London, 1973. P. 71.


[Закрыть].

Символические коннотации кофе как экзотического новшества в России XVIII – начала XIX века на фоне приведенных выше сюжетов могут показаться парадоксальными. Кофе соотносится с атрибутикой петровских преобразований, этикетными и эстетическими ценностями европейского Просвещения290290
  Характерен контекст, объединяющий кофепитие и правила вежливости: «Они по своей учтивости пригласили меня за кофейный свой столик» (Ежемесячные сочинения и известия о ученых делах. 1763. Ч. I. С. 164).


[Закрыть], буржуазно-аристократическим досугом; и вместе с тем – с практиками, в определенном смысле противоречившими цивилизаторским усилиям петровских преобразований. В качестве осторожного решения этого парадокса, можно предположить, что в данном случае перед нами пример, когда светские ценности не исключают их (квази)ритуальной символизации. Буквальным примером такой символизации может служить мемуарное свидетельство священника Н. С. Ильинского (в записи П. И. Савваитова) о странном обычае, заведенном А. А. Аракчеевым в своем имении Грузене чтить память Павла I выливанием чашки кофе к подножию установленного в саду бюста императора: «Обязанный первоначальным своим возвышением императору Павлу Петровичу, Аракчеев до конца жизни глубоко чтил память своего благодетеля. В грузинском саду, неподалеку от дома, в котором жил Аракчеев, был поставлен бюст императора. В летнее время, когда Аракчееву угодно было приглашать к себе на обед грузинскую служебную знать, обеденный стол в хорошую погоду обыкновенно накрывался у этого бюста, против которого всегда оставлялось незанятое место и во время обеда ставилась на стол каждая перемена кушанья; в конце обеда подавался кофе, и Аракчеев, взявши первую чашку, выливал ее к подножию императорского бюста; после этого возлияния он брал для себя уже другую чашку»291291
  Граф М. М. Сперанский. Записки П. И. Савваитова // Русская старина. 1872. Т. 5. С. 471 – 472.


[Закрыть]. Перемена блюд, предназначенных отсутствующему императору, и выливание кофе к подножию его бюста равносильным традиционному для русской культуры «кормлению» покойника на поминках, но не лишены (как справедливо заметили по поводу сообщения Ильинского В. М. Живов и Б. А. Успенский) также античных реминисценций – инсценирования символического жертвоприношения сакрализуемому императору292292
  Живов В. М., Успенский Б. А. Метаморфозы античного язычества в истории русской культуры XVII – XVIII вв. // Античность в культуре и искусстве последующих веков. Материалы научной конференции («Випперовские чтения» – XIV) 1982 года. М., 1984. С. 228.


[Закрыть].

Давно замечено, что скепсис не исключает мистицизма293293
  О гносеологической связи скепсиса и мистики см. старое исследование Густава Ландауэра: Landauer G. Skepsis und Mystik. Versuche im Anschluss an Mautheners Sprachkritik. Leipzig, 1903.


[Закрыть]. Применительно к социальной действительности России XVIII – начала XIX века идеологически инициированный скепсис в отношении традиционных культурных ценностей, оправданно связываемый с эпохой петровских преобразований, выразился в поиске путей подспудной традиционализации социальных и культурных новшеств и, в частности, экзотизмов. Инновации, служащие ревизии традиционнных представлений, оборачиваются обновлением традиционализма, атрибуты секуляризации – ценностями квазирелигиозного порядка.

К 1820-м годам кофепитие теряет некогда присущий ему аристократический ореол, хотя и сохраняет некоторого рода «столичные» коннотации, усугубляемые традиционным противопоставлением Петербурга и Москвы. В статье В. Г. Белинского, предпосланной сборнику «Физиология Петербурга» (1845), страсть петербуржцев к кофепитию описывается как примета, отличающая даже «низший слой» местного народонаселения от московского. Притом, что «собственно простой народ», по Белинскому, «везде одинаков», «петербургский простой народ», «кроме полугара и чая, любит еще и кофе и сигары, которыми даже лакомятся простонародные мужики; а прекрасный пол петербургского простонародья в лице кухарок и разного рода служанок чай и водку отнюдь не считает необходимостью, а без кофею решительно не может жить»294294
  Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. М., 1955. Т. 8. С. 406.


[Закрыть]. Авторы-бытописатели середины века спешат воспользоваться тем же противопоставлением в живописании местного колорита Москвы и/или Петербурга: отныне «купеческая» Москва пьет чай, а «чиновный» Петербург – кофе295295
  «Кто знает Москву не понаслышке, не по беглой наглядке, тот согласится, что чай – пятая стихия ее жителей и что, не будь этой земной амврозии, в быте москвичей произошел бы коренной переворот <…> Во всякий час, во всякое время года у истого москвича чай предлагается каждому гостю, так что во многих домах, кроме обычных двух раз, утром и вечером, его пьют столько, что и счет потеряешь» (Кокорев И. Т. Чай в Москве // Русский очерк. 40 – 50-е годы XIX века. М., 1986. С. 445, 446).


[Закрыть]. Однако утрировать это противопоставление, во всяком случае, не стоит: это скорее дань литературной традиции, диктующей сложение «петербургского» и «московского» текстов русской культуры. В конце XIX века о городской, но уже однозначно «обывательской» репутации кофе напомнит А. П. Чехов, заставив героиню водевильной сценки «Юбилей» – вдову Мерчуткину, ходатайствующую о пенсии за покойного мужа, прибегнуть к последнему аргументу: «Кофей сегодня пила и без всякого удовольствия»296296
  Чехов А. П. Полное собрание сочинений: В 30 т. М., 1978. Т. 12. С. 214. Премьера этой пьесы Чехова, по словам газетных репортеров, шла «под несмолкаемый хохот публики»; «в ложах и в галерее <…> просто катались со смеху» (С. 398).


[Закрыть].