Текст книги "Любовница Каменных Драконов"

Глава 5

Мэлани показалось, что мир замер, остановился, и живо только ее дыхание, слишком шумное, частое, похожее на вскрики попавшего в беду человека.

– Нет, нет, – шепчет она, – это невозможно, это невероятно!

Алан не отвечал.

Он стоял перед ней – обнаженный, высокий, угрожающий, –  перед маленькой испуганной Мэл. Холод, которым дышало раскрытое окно, жестко очертил мышцы на его широких напряженных плечах, коснулся подрагивающего живот с темной дорожкой волос.  Меньше всего сейчас он походил на нежного и страстного любовника. Было в его наготе  что-то варварское, первобытное, дикое и неукротимое, что лишало Мэл воли, заставляло ее голос затихнуть в ее груди.

Его руки осторожно касаются Мэл, распуская застежки ее изорванной, приведенной в негодность одежды. И это действие реально похоже на ритуал; неспешное, осторожное. Мэл видит, как каждая пуговка  под его пальцами расстегивается, аккуратно и неспешно. Как ее бюстгальтер, расстегнутый его осторожными горячими пальцами, спадает с нее; бретельки скользят по плечам. Он мог бы сдернуть ее одежду одним движением, дико растерзать, как в автомобиле, но сейчас, когда Мэл напугана, он не хочет травмировать ее психику еще сильнее.

– Я не могу ждать, Мэл, – взахлеб шепчет он ей на ушко, а затем опускается и осторожно стаскивая с нее им же разодранную юбку, сжимая ладонями ее гладкие бедра. – С каждым днем, с каждым часом искра, что горит в нем, все слабее. Поэтому нужно попробовать прямо сейчас. Возможно, для тебя все закончится сегодня. Возможно, тебе удастся то, что не удавалось многим. Очень многим. Сотням. Подумай об этом; если да, если все удастся, то я отнесу тебя обратно уже сейчас. Сразу же. К твоей дочери. Вытряхну твоего мужа из дома, сделаю для тебя все, что попросишь. Подарю тебе весь твой город. Все. Лишь бы ты отдала свою страсть нам… мне. Ему. Сможешь? Никакого насилия. Никакой боли, только страсть. Только наслаждение. Сможешь ли ты раскрыться перед нами обоими?

В его горячем, обжигающем, рокочущем  голосе хищника послышались умоляющие нотки, и Мэл задрожала всем телом, ощущая, как к ее ногам падает ее одежда.

Встав на колени, Алан снимает с ее ног чулки – по очереди аккуратно сжимает ладонями бедра, спуская золотистый капрон. Его губы касаются ее ног, оставляют теплые поцелуи на бедрах, коленях Мэл, и та замирает, трепеща в руках Алана.

Ветер, гуляющий по залу, коснулся ее кожи холодом, лизнул влагу на ее горячем лбу, острыми иглами наколол соски, ставшие острыми и маленькими. Алан, почувствовав холодный порыв, поднялся, заслонил собой женщину от ветра, распустил вновь пугающие ее крылья, обнял ими, горячими, живыми, заключая ее в теплый кокон.

– Не бойся, – его большой палец коснулся ее дрожащих губ, лаская. Его огненные глаза смотрели в ее, светлые, перепуганные, а в голосе его слышалась нежность. – Я сделаю тебе хорошо… Очень хорошо. Обещаю. Я умею. Не бойся…

Но Мэл не слышала его. В ее ушах звучал лишь собственный голос, который вскриками и всхлипами срывался с ее губ, и катался эхом под потолком. В нем было столько страха, что он пугал Мэл больше этой странной реальности, больше дракона и больше странной статуи за ее спиной. А потому Алан склонился над обнаженной девушкой и поцеловал ее, заглушая паническую дрожь в ее голосе. Его горячая ладонь легла на ее дрожащий живот и погладила – медленно—медленно скользя вниз, по лобку, между дрожащих ног, – и там, меж бедер, задержалась, чуткими пальцами отыскивая дырочку, вход в сжавшееся лоно.

От поцелуя у Мэл закружилась голова, от вкрадчивого касания ей показалось, что ее кипятком обварили; волна жара, перемешанного со стыдом и возбуждением, рванула по ее нервам вверх, к голове, топя в горячей крови разум, и Мэл заплясала на самых кончиках пальцев, постанывая, чувствуя, как его пальцы прижимают ее стремительно намокающее лоно.

– Да, так, – шептал в задыхающиеся губы Алан, увлекая ее на постель, пользуясь тем, что Мэл дезориентирована и мало понимает, что происходит. – Хорошо… Я хочу, чтобы ты меня желала… Так, хорошо…

Он уложил ее на спину, и под собой Мэл ощутила гладкий теплый мрамор. Статуя была теплой; как ее собственное тело. Как кожа Алана, склоняющегося над нею, исцеловывающего ее губы, вдыхающего в нее дикую, необузданную страсть.

– Хорошо…

Он почти шипит, и Мэл снова слышит свой голос, заметавшийся под потолком испуганными вскриками, когда он принуждает ее перехватить ее собственные ноги под коленями и бесстыдно раскрыться перед ним.

– Да, так, – шепчет он, любовно поглаживая ладонью раскрытое перед ним лоно, покрывая невесомыми поцелуями распахнутые нежные мягкие бедра, гладкий лобок и мягкие губки. – Так…

Он обхватывает бедра Мэл и приникает жадным поцелуем к ее раскрытому тайному местечку, дразня его языком, вылизывая сочащуюся влагу. Мэл вскрикивает, и ее полный испуга и наслаждения голос многократно повторяется эхом, превращаясь в симфонию желания и испуга, такого первобытного чувства; страх и страсть. Наслаждение и грех.

Алан лижет женщину, проводя длинным гибким языком от горящей желанием точки клитора до сжавшегося пятнышка ануса, а Мэл снова почти кричит, чувствуя, как горячим жжением наливается ее живот, и жгучим, неуемным желанием – ее промежность. Она виляет бедрами, но ей не спастись от горячих ласк Алана. Он целует и целует ее, чувствительно прихватывает губами мягкие набухшие лепестки, скрывающие ее лоно, и Мэл, зажмурившись, крепко ухватив себя под коленями, движется, бесстыдно виляя бедрами, ласкаясь об длинный змеиный язык дракона.

– Господи боже, – беспомощно шепчет она, чувствуя, как язык проникает в нее, в ее тело, толкается мягко внутри нее, затем выскальзывает, обвивает клитор и сокращается, мягко, но так чувствительно, доводя Мэл почти до обморока. – Го-о-осподи-и-и…

Жесткий мрамор толкается в ее сжавшийся анус; Мэл взвизгивает, но Алан не позволяет ей испугаться и сжаться сильнее. Он припадает губами меж ее поднятых ягодиц, целует и лижет там, на горячем темном сжатом пятнышке, касается, разглаживает пальцами, наполняя тело женщины желанием. До тех пор, пока Мэл не выкрикивает свое жгучее возбуждение.

Она вопит во все горло, едва не рыдая, нетерпеливо виляя бедрами, стараясь, вывернуться из-под его ласки, которая внушает ей желание, нестерпимое, непереносимое. Алан крепко удерживает ее, его пальцы впечатались в нежное белое бедро. Другой рукой он поглаживает пульсирующий анус Мэл, чуть касается его подушечками пальцев, доводя женщину до исступления, до поскуливаний.

– Ну, ну, – рыдает она, мечась, как в беспамятстве.

Она вся мокрая, она течет так, что его пальцы, пахнущие ее соком, легко погружаются в ее тело сзади, мучительно и приятно толкаясь все глубже и глубже. Алан снова обхватывает ее бедра, – бережно, мягко, – и тянет вниз, на теплый гладкий мрамор. Мраморный член входит в ее анус, Мэл вскрикивает болезненно, и Алан тут же припадает в ее лону губами, старательно лаская ее, заставляя забыть о боли.

Каменный член внутри нее; Мэл чувствует, как он медленно, мелкими толчками проникает внутрь нее с каждым ее вздохом, все глубже, глубже, наполняет ее тревожными сладкими ощущениями. Ее просто распирает; она ощущает каждую выпуклость, каждую каменную вену, округлую массивную головку, упирающуюся внутри ее тела в чувствительные точки. Длинный змеиный язык Алана ласкает ее, поглаживает ее бедра, вылизывает туго натянутую кожу вокруг погрузившегося в ее тело каменного члена, и Мэл снова шумно выдыхает свое предательское возбуждение. Дикая жажда рождается в ее животе, сочится ароматной смазкой из ее лона.

Он видит ее такую – распятую под его ласками, надетую на член, беспомощную и трепещущую, с разведенными покорно ногами – и это его возбуждает. Мэл ощущает его горячую ладонь на своем лобке,  слышит его жадное горячее дыхание, ощущает его жадные поцелуи, укусы на своих бедрах, на самой чувствительной их стороне. Алан дышит запахом ее возбуждения, пресыщается ее жалким животными стонами. Его пальцы теребят ее клитор и Мэл, сжавшись, откинув голову на каменное плечо статуи, кричит, виляя бедрами, безжалостно насаживаясь на каменный член уже без опаски, потому что все ее существо возбуждено, налито удовольствием до краев, и даже легкая боль не может его стереть, уничтожить. Мэл движется, чувствуя, как пот катится градом по ее коже, как каменный член проникает все глубже в ее тело, заставляя обмирать и верещать от возбуждения, а пальцы Алана все поглаживают ее возбужденный клитор меж ее широко разведенных ног. Алан любуется ее сокровенной женской красотой, беспомощностью, мягкостью, и Мэл краснеет, чувствуя, как любовно и нежно он оглаживает ее пальцами, лаская, рассматривая движущийся в ее теле каменный член.

И она покоряется, принимая мучающую ее ласку, дрожа всем телом, как загнанное животное. Алан отрывается он нее с видимой неохотой и усилием, дотягивается до ее губ и закрывает ее рот поцелуем, проникая в ее рот языком, лаская ее возбужденные губы, ее язык, глуша ее стоны, всхлипы и крики.

– Скажи, – выдыхает он, крепко сжимая ее бедра, – скажи, что хочешь меня.

– Хочу, –  стонет Мэл, чувствуя, как его возбужденный член трется о ее мокрое лоно.

Он закинул ее ноги себе на плечи и прижался плотнее к ее разведенным бедрам, пристраиваясь к ее раскрытому лону. Головка его члена входит в нее туго, осторожно, и Мэл вопит, потому что ей кажется – еще немного, и ее разорвет пополам. Острые ощущения переполняют ее, член Алана медленно погружается в нее глубже, и Мэл ощущает их вместе – камень и горячую плоть, – в себе. Алан стонет, изнемогая, потому что ему – узко, тесно, обжигающе хорошо, на грани страдания, и он дарит множество поцелуев Мэл, чье тело его принимает и мучает.

Он осторожно толкается раз, другой, затем – жестко, сильно, погружаясь в узкое тугое лоно, показывая свое желание, свою жажду. Чтобы она прочувствовала его, что бы приняла и покорилась его желанию, его возбуждению.

Мэл теперь кажется, что оба члена в ней движутся. Трутся друг о друга сквозь тонкую перегородку ее плоти. Массируют ее самые глубинные чувствительные точки так, что ее ноги дрожат, трясутся, и непроизвольно вытягиваются, напрягаясь. Она кричит, изнемогая, чувствуя, как все ее существо пульсирует наслаждением и слабостью. Тело Алана, жесткое, сильное, гибко и быстро движется над нею, его член выныривает и погружается в нее, тугую, узкую, жаркую. Наслаждение переходит грань страдания, Мэл вопит, чувствуя, как ее мышцы вибрируют от быстрого оргазма, сокращаясь на движущейся в ее теле плоти. И на камне, что берет ее сзади, с той же страстью и стой же силой, что живой член.

– Достаточно! – кричит она, чувствуя острое прикосновение к клитору, вырываясь и погибая от наслаждения. – Все, все!

Но каменные руки вдруг оживают. Они подхватывают ее ноги, прижимают ее колени к ее груди, делая  Мэл, натянутую на жесткий мраморный член, максимально раскрытой перед Аланом. Она кричит, но это уже не решает ничего; Алан наваливается на нее, входя максимально глубоко, мягко и настойчиво массируя ее бархатное донышко, и каменный член совершенно отчетливо толкается сзади в ее горячее нутро, доводя ее до безумия, до исступления, до сумасшествия. Мэл отчаянно бьется, зажатая между двумя мужскими телами, насаживаясь на оба члена по очереди, заставляя мужчин вскрикивать от острых ощущений, что дарит им ее жаркое тело.

Мэл жарко; нестерпимо жарко. Она мечется, рассыпав золотые волосы, кричит, стонет, пока ее губы не находят губы того, что зовется  Рэем. Он отпускает ее ногу, зарывается пальцами в ее золотые волосы, привлекает в себе и целует, сладко и жадно, не позволяя и пискнуть, до тех пор, пока она не кончает еще раз, забившись в сжимающих ее руках. Рэй прижимает ее к себе, властно, сильно, проникая в ее рот языком, пока Алан трудится над ее беззащитным телом, и пока оба близнеца не кончают в нее  – содрогаясь, вжимаясь в женщину до боли, утопая в наслаждении, лаская обе ее дырочки, по очереди исцеловывая ее разгоряченные губы.

Алан расправляет кожистые огромные крылья, обхватывая всех троих, и жар охватывает все три тела, словно огонь  металл в горниле.

Мэлани бьется и стонет, но пара губ снова целует ее по очереди, стирая вопли и крики, и безумие страсти медленно отступает, уступая  очередь усталости, неге и облегчению. Мужчины движутся неспешно, их ласки неторопливы, сладки и нежны.  Жар делает свое дело, Мэл ощущает, как каменные руки становятся живыми и мягкими, грудь – дышит, и живот Рэя становится мягким и упругим. Мужчина под Мэлани вздрагивает, шумно выдыхает, блаженствуя. Его крылья тоже оживают, он обхватывает ими крылья брата, прижимая теснее и Мэл, и Алана.

– Спасибо, – шепчет Рэй, жадно оглаживая обнаженное влажное тело дрожащей измученной женщины ладонями. -

Алан молчит; все его тело – мокрое, горячее, уставшее, – вздрагивает от бешеных ударов пульса, он отыскивает губы Мэл и целует ее так, что она почти теряет сознание.

***

Глава 6

Поутру Мэлани проснулась в мягкой теплой постели, в комнатке маленькой, но яркой, как шкатулка, набитая драгоценностями и красивыми безделушками. Солнечный свет дрожал на золотых узорах шелковых обоев на стенах, переливался в золотых кистях подушек…

Кто принес ее сюда, как она попала под полог из пестрых китайских шелков – она не помнила.  Кто положил ее сюда, голую, измученную, кто накрыл теплым покрывалом – не помнила. Зато подробности своего страстного свидания с близнецами  вспомнила мгновенно, в мельчайших подробностях. До самого тихого стона, до тончайшего прикосновения. Ей показалось, что руки драконов все еще глядят и обнимают ее, бесстыдно исследуя ее тело, разводя ее ноги и жадно проникая в ее горячее нутро жесткими пальцами.

Все тело Мэлани болело; каменные братья, при всей их деликатности, с которой они укрощали собственную силу и страсть, все же здорово помяли ее, наставили на белоснежной коже синяков. Потому Мэл, усевшись в постели, тихонько ругнулась, погладив нежные внутренние поверхности бедер, расписанные синими пятнами – следами, где ее держали, стискивали каменные пальцы.

Рэй ожил; это она могла сказать с полной уверенностью. Она помнила его безумные поцелуи, его жадные руки на своей груди, стискивающие нежную мякоть, толчки его члена в своем теле и стон удовлетворения – долгий, мучительный, сладкий, который он разделил с нею, шепча ей на ухо задыхающимся голосом какую-то нежную чушь… При воспоминании об этом, о страстной жадной дрожи, с какой касался ее этот незнакомый мужчина, Мэл обмирала, в животе ее словно повторялись сладкие спазмы, и меж ног, там, где все горело и припухло от чрезмерного внимания драконов-братьев, становилось мокро.

– Черт бы побрал этого каменного истукана, – ругнулась Мэл, краснея и сердясь на себя оттого, что эти воспоминания ей приятны. Не страшны, не противны – приятны. – Почему я тогда здесь?! Почему Алан не отнес меня домой, он же обещал!

Она столкнула одеяло, спустила ноги на пол, оттолкнула пестрые шелка… и замерла, оказавшись голышом перед служанками, выстроившимися рядком перед ее постелью и тотчас согнувшихся в глубоком поклоне, стоило ей только распахнуть занавес.

– Госпожа! – прошелестела одна из них смирным почтительным голосом, видимо, старшая прислужница.

Мэл была приятно удивлена, что никакого языкового барьера не существовало. Драконы? Они существа вездесущие. Могли выучить и язык ее страны, ее мира. Но то, что на нем изъясняются другие люди… Это дает некоторую свободу. Мэл ощутила облегчение, когда поняла, что может поговорить с кем-то, спросить о своем положении, да просто получить поддержку!

– Госпожа? – пробормотала она удивленно, оглядывая подобострастно кланяющихся девушек. От звука ее голоса они снова поклонились, еще ниже, едва ли не бухнувшись ей в ноги,  старшая прислужница сложила ладони в приветствии, так похожем на традиционные приветствия азиатов.

Она была одета богаче всех – в длинные одежды из шелка, перетянутые широким пестрым шелковым  поясом. Ее черные, словно смоляные, волосы были собраны в узел и закреплены длинными деревянными палочками, украшеными белыми цветами.

– Доброго утра, госпожа Великая Ведьма!

– Что?! – пробормотала Мэл, оторопев и даже позабыв прикрыться. – Почему я ведьма?! Почему?!

– Господин Рэй вашими усилиями возвращен к жизни, –  пошелестела прислужница так же почтительно и испуганно. – Это не удавалось никому, уже давно он существовал в виде камня, а вы… вы велики, воистину!

Она снова согнулась пополам, склоняя к ногам Мэл черноволосую голову, и Мэл вспыхнула от стыда, понимая, что все прекрасно осведомлены о способе, которым она «оживляла» Рэя. Однако, помимо стыда она ощутила еще и свербящее беспокойство.

Почему же Алан нарушил свое слово?!

«Неужто передумал? – думала Мэл, лихорадочно отыскивая на постели, чем бы прикрыться. – Решил меня тут оставить, развлекаться?! Забыл? Наплевал? Подумал, что я слишком жалкая, чтобы держать слово, данное драконом, перед какой-то ничтожной женщиной?»

– Я могу… –  нерешительно пробормотала Мэл, кое-как замотавшись в шелковое покрывало.– Могу я увидеть… драконов? Алана или Рэя… все равно кого… мне нужно поговорить… попросить…

Мэл трясло; от понимания того, что она находится далеко от дома, всецело во власти тех, кто – невероятно, невозможно! – оказался драконами. От понимания того, что даже сбежать отсюда она не может – куда бежать?! Это вообще другой мир! От мысли о том, что негодные хищные твари вполне могли причислить ее к разряду своих вещей, игрушек, и не думали даже ее отпускать, ей хотелось рыдать. А как же Алисия? Неужто Мэл никогда не увидит дочь?!

Ее слова, ее жалкий перепуганный, затравленный вид никак не вязались с почтением, которое ей выказывали прислужницы. Но главная над ними словно не замечала этой жалкости. Она снова важно поклонилась, весь ее вид говорил о том, что она горда тем, что прислуживает Великой Ведьме.

– Господин Дракон, – торжественно ответила она, – уже спрашивал о вас, Великая Ведьма! Он будет ждать вас за завтраком.

– Так надо скорее!.. – выкрикнула Мэл, спрыгивая с постели. Прислужница, вся светясь подобострастием, деликатно указала на Мэл, завернутую в одеяло, красивым пальчиком с аккуратным розовым полированным ноготком:

– В таком виде? – вкрадчиво произнесла она.  – Может, сначала принять ванную, смыть с себя усталость, мужской запах?..

Мэл покраснела, прекрасно понимая, о каком запахе говорит прислужница.

О семени драконов.

«Черт, – подумала Мэл, – тут все, буквально все знают, чем я занималась этой ночью… стыд-то какой! Как людям в глаза смотреть?! Все будут меня рассматривать, как…»

– Да, пожалуй, – пробормотала Мэл, отчаянно краснея. – Ванную…

Прислужница склонила почтительно голову.

– Зовите меня Цуу, – мелодично пропела она красивым голоском. – Господин дракон приставил меня к вам. Я вам помогу во всем! Помогу одеться и привыкнуть к нашему миру.

– Вы и об этом знаете? – поразилась Мэл. Цуу почтительно кивнула, прикрыла глаза.

– Великие Ведьмы, – веско заметила она, – родятся только в Свободном Верхнем Мире. У нас Великую Ведьму замечают еще с рождения и выпивают их дар… или присваивают. Очень скоро. Мы уже привыкли, что господин дракон Алан приносит женщин из Верхнего Мира.

– Их было много? – удивилась Мэлани.

– Очень много, – подтвердила Цуу. – И всех их он относил обратно почти сразу. Ни одна из них не была так велика, как того требовал ритуал.

По мановению красивой ручки Цуу прислужницы оживились, сдвинули шелковую красивую ширму. За ней обнаружилась ванна из крапчатого мрамора, парящая от горячей воды. В лицо Мэл дохнул аромат благовоний и эфирных цветочных масел, а прислужницы развернули перед ней, демонстрируя, алое шелковое одеяние, украшенное черными ветвями с розовыми распускающимися цветами, и раскрыли ларец с украшениями, массивными, блестящими.

– Господин дракон, – вкрадчиво произнесла Цуу, – выражает вам свою сердечную благодарность, уважение и искреннюю симпатию. Отныне ваши волосы будут расчесывать только золотые гребни, мебель будет только из палисандра и сандала, а тело ваше будут одевать только самые дорогие и красивые ткани!

– Ну, – пробормотала Мэл, одуревшая от великолепия драконьих подарков, – пусть будет так.

Прислужницы увлекли Мэл в ванную, щебеча как птички и сыпля комплименты без меры, как туча льет дождь. От горячей душистой воды все мышцы в теле девушки расслабились, Мэл вздохнула свободнее, тая от наслаждения, пока веселые служанки отмывали ее, массировали ее плечи, ступни, неспешно вычесывали золотые волосы Мэл.

Прислужницы то и дело раскрывали перед ее лицом многочисленные ларцы и коробочки, давали понюхать благовония, духи, розовую воду – стоит ли добавлять в ванную? А волосы чем надушить? А массаж сделать с лотосовым маслом или с сандаловым?

– От этого масла, – ворковала Цуу, – кожа станет мягкой и чувствительной! А от этого – белой, все раны и царапины заживут, как и не было…

Мэл краснела, и прислужницы капали в ее ванну чудо-снадобий, и тянущая боль уходила из ее натруженных ног, рук…

– Господин дракон хочет выглядеть благодарным и щедрым, – тянула свою вкрадчивую песенку Цуу, а у Мэл вдруг промелькнула мысль, что «господин дракон» ведет себя как мужчина, которому женщина понравилась, и он хочет украсить ее по-своему… для следующего раза. Для еще одной встречи. Дарит подарки, чтобы привлечь ее внимание. Чтобы завлечь, как мужчины обычно завлекают женщин.  От этой догадки Мэл краснела еще сильнее, и прятала лицо, одновременно пугаясь этого драконьего интереса и замирая в томительном сладком предвкушении.

«Зачем ему все эти ухищрения? – размышляла Мэл, пока прислужницы укладывали ее чуть влажные волосы в прическу, скалывая локоны многочисленными золотыми украшениями, устраивая живые орхидеи в ее прическе. – Он же дракон. Он же может взять силой…теперь-то мне бежать некуда. Я вся в его власти. Так зачем эти подарки, наряды? Зачем эти игры? Зачем делать вид, что ему не все равно, что я думаю и чувствую? Зачем изображать заботу?»

Выкупав Мэл, прислужницы завернули ее в нежную хлопковую ткань, осторожно промокая зарозовевшую от теплой воды кожу.

– Госпожа прекраснее утреннего розового рассвета, – щебетала Цуу, когда Мэл увлекали на массажный стол. – Мы приготовим вас ко встрече с господином драконом, и вы будете прекраснее всего, что видели его глаза, и сможете уговорить его на любое…

Мэл, растянувшись на столе, уткнула разгоряченное лицо в бархатную подушку с кистями, думая, что дракона «на любое» уговаривать не надо. А вот отпустить… Сердечко ее заныло. Ну, почему же он обманул?..

***

В столовой у драконов стоял длинный стол черного дерева, отполированный до безупречной мраморной гладкости. Во главе его, в пестром синем халате сидел сам дракон, с аппетитом уплетая весьма роскошный завтрак. Место подле него пустовало; и Цуу, подтолкнув оробевшую Мэл, зашептала, таинственно округлив глаза:

– Господин дракон оказывает вам великую честь, предлагая разделить с ним трапезу. Ну же, смелее! Это великая честь и большое счастье – есть из рук дракона.

Мэл, сглотнув ком, застрявший в горле, нерешительно шагнула вперед, босой ножкой по ковру из лепестков роз, не сводя взгляда с дракона. С первого взгляда она поняла, почувствовала, что перед ней не Алан – Рэй. Тот, кто вчера был мертвым камнем, сегодня радовался жизни.

«Значит, это спасенный решил быть благодарным и щедрым, – подумала Мэл, присаживаясь рядом с драконом на высокий стул из черного дерева, с красивой резной спинкой. – Как мило с его стороны!»

Тысяча мелочей, таких крохотных, едва заметных, говорили о том, что это не Алан. Невероятно похожий на брата, Рэй, однако, не был отмечен шрамом на щеке; кроме того, он казался намного мягче Алана, и неторопливее его. Он с аппетитом ел отменно приготовленное мясо с душистыми травами, и казалось, что каждый вздох доставляет ему удовольствие. Рэй пригубливал красного вина, сверкающего рубином в его бокале, и со вздохом откидывался на спинку стула, жмуря от удовольствия глаза. Каждый миг жизни, заново проросшей в его теле, доставлял ему невероятное удовольствие. Он смаковал – нет, не трапезу, жизнь, – с той же жадной радостью, с какой гурманы пьют коллекционное вино, и на лице его выписывалось что-то невероятное. Счастье, великое счастье.

– Какое это удовольствие, – пророкотал он, отпивая еще из своего бокала, – быть живым! Доброго утра, прекрасная золотая Мэлани, Великая Ведьма.

Он смотрел смеющимися сияющими глазами на Мэл, и та смутилась, стушевалась под его прямым оценивающим взглядом. Рэй рассматривал ее так откровенно, так бесхитростно и с таким восторгом во взгляде, что симпатию его Мэл ощутила так же ясно, как прикосновение. Как если б он обвел овал ее лица рукой, любуясь, словно совершенной статуей, сотворенной великим скульптором.

– Как тебе спалось? – поинтересовался Рэй, промокая красные от вина губы белоснежным поданным полотенцем, покуда перед Мэлани расторопно ставили тарелку, бокал для питья, клали столовые приборы.

– Хорошо, – прошептала она, не зная, куда спрятать глаза. – Я отлично выспалась и отдохнула спасибо…

– Масла должны были унять боль, – заметил Рэй, принюхиваясь к тонкому прекрасному аромату, исходящему от Мэл.  – Легче тебе?

– Да, благодарю, господин Рэй, – шепнула она, и горячая рука дракона накрыла ее ладонь.

– Это я тебя благодарю, – сказал он от всего сердца, склоняясь над ее рукой и горячо целуя ее пальцы. А затем – порывисто, внезапно, – перевернув ее кисть ладонью вверх, запечатлел горячий страстный поцелуй на ее запястье, на бьющемся пульсе, лаская кожу Мэлани губами неспешно, нежно, так, что ей показалась, что ей в кровь плеснули лавы, и та покатилась по венам, до самого сердца, сжигая на своём пути все, утопив в пожаре мысли, тревоги, страхи. – Ты меня спасла. Ты позволила мне родиться заново. Я благодарен тебе, наверное, больше собственной матери.

Рэй поднял на нее глаза – темные, глубокие, влажные, полные ласки, – и Мэл снова ощутила, как у нее замирает сердце и катится куда—то вниз, а дыхание обрывается, словно ее скинули из жаркого дня в ледяную реку. Дракон смотрел на нее со страстью; с желанием. С откровенными намерениями, с жаждой отведать ее тела еще. Возможно, он сделал бы это прямо здесь, на столе, если б…

– Я рада слышать, что вы в добром здравии, – пробормотала Мэл, не смея отнять у дракона свою руку и млея от второго его поцелуя, – но как же я? Что со мной?.. Алан обещал… он сказал, что отнесет меня обратно, как только вы выздоровеете…

Рэй слушал ее смущенные просьбы с улыбкой; глаза его сверкали, озорно и доброжелательно.

– Он непременно сделал бы это, – ответил Рэй. – Он не из тех, кто обманывает. Он дракон, а не ярмарочный жулик. Но видишь ли, Мэлани, – он произнес ее имя с удовольствием, словно оно ласкало ему язык так же, как самый изощренный поцелуй, – есть одна проблема.

Он небрежно откинул полу пестрого халата, и Мэл вскрикнула, увидев, что ноги его остались каменными. Словно выложенные серой каменной  чешуей. Он попытался двинуть ими, но это удалось ему с трудом.

– Немного не удалось, – тихо, с озорной улыбкой ответил он. – Не все сразу. Вряд ли я буду хорошим танцором в ближайшее время. Но ты ведь поможешь мне в решении этой проблемы?

Он снова поднес ее руку к губам, припал поцелуем к ее пальцам, лаская их языком более чем откровенно, да так, что Мэл не сдержала откровенного вскрика. Взгляд Рэя, обращенный к ней, был взглядом мужчины, который не просто жаждет – он возьмет свое.  И то, что он не может ходить, не делает его менее опасным. Откровенно говоря, Рэй на это плевал. Сила его желания была намного больше, чем каменная вынужденная неподвижность.

– Но я не могу сейчас, – пискнула Мэл, багровея до корней волос. – Я не могу…то есть… я так устала, и…

– Я понимаю, – мягко ответил Рэй, накрыв ее ладонь своей и укачивая ее руку в своих руках, вселяя этим простым, почти дружеским жестом покой в ее истерзанное сердце. – Ты должна отдохнуть. Я не тороплю, я не смею настаивать, хотя не скрою – я хотел бы тебя прямо сейчас. Еще раз. Но вместе с излечением наступит и разлука, – Рэй ослепительно улыбнулся, снова склонившись над ее ладонью, словно над замерзшей птичкой. Он по очереди перецеловал все ее пальчики, едва не постанывая от нетерпения. – А так… моя болезнь позволит нам поближе познакомиться… и мне побыть с тобой немного дольше…

– Я замужем, – выдохнула Мэл, из последних сил сопротивляясь магнетизму, влечению к Рэю, который, казалось, гипнотизировал ее своими сияющими глазами.

– А я знаю, – вкрадчиво ответил он, щуря опасные глаза. – Но разве это может кого-то остановить?..