Текст книги "Ранняя осень. Книга первая. Изгнанник"

IV

Клеверов подошел к иллюминатору, повернул рычаг. Двойное массивное бронестекло ушло в сторону. В каюту ворвался холодный ветер, залетели капли дождя. Он постоял, прислушиваясь к шуму ночного леса, оглянулся на Тера, лежавшего у порога. Пес поднял голову. Его глаза уже не горели дьявольским огнем. В них была смертная тоска о том, своем мире, где он родился, где жили существа подобные ему.

– Бедный Тер, – тихо сказал Клеверов. – Ты еще более одинок.

Горло вдруг перехватило, он судорожно вздохнул. Пес вскочил и подошел ближе, с удивлением гладя на хозяина.

– Глупый Тер, – с горькой улыбкой произнес тот. – Со мной все нормально.

Он опустился на колено и обхватил рукой могучую шею пса. Да, все нормально… Просто мстили за себя сотни бессонных ночей, когда жгла подушка и колотилось сердце…

Он принял контрастный душ, закончив его ледяной водой, которую агрегаты скафа качали прямо из скважины. Лег на жесткую кушетку, укрывшись легким одеялом, и выключил свет. Усилием воли заставил себя уснуть, но тут же очнулся от забытья. Повторил еще и еще, и все с тем же результатом. Так он долго лежал без сна; прошел час, может быть, чуть больше. В открытый настежь иллюминатор по-прежнему шел холодный воздух. Дождь кончился, в каюту заглянула луна. Ему показалось… Впрочем, наверное, это уже был сон… Створка двери медленно ушла в сторону. Тер поднял голову и тут же положил ее на лапы вновь. В лунном блике неслышно скользнула тень. Кто-то остановился у изголовья кушетки. Клеверов почувствовал на лице легкое дыхание, но не открыл глаз – он и без того знал, что во всем мире лишь один человек мог переступить через Тера, чтобы подойти к его спящему хозяину. А девушка продолжала стоять на коленях у кушетки, так близко… Нет, это не могло быть явью. Медленно, словно пробуждаясь от бесконечно долгого сна, небывалый покой овладел молодым человеком, и он наконец полетел куда-то ввысь в прекрасной безмятежной невесомости, к холодным звездам…

Спал он недолго – пять-шесть часов, как, впрочем, и всегда.

Но сейчас чувствовал себя особенно отдохнувшим. Быстро поднялся, надел спортивный костюм и вышел из скафа. До рассвета было еще далеко, но по земле уже стелился туман. Холодно… Там, за деревьями находился маленький спортивный городок, а дальше беговая дорожка в несколько тысяч метров длиной. И вот вновь, как на протяжении пятнадцати лет, начиная с ранней юности, изо дня в день, из года в год, и в дождь, и в мороз, Клеверов начал выполнять утренний комплекс физических упражнений. Подойдя к турнику, он с легкостью подтянулся несколько десятков раз подряд, переведя дыхание, выполнил еще три-четыре упражнения на перекладине. А потом бег на десять тысяч метров. Он бежал легко, чуть касаясь земли, по едва различимой в темноте лесной тропинке. Тер неслышно несся следом. К концу дистанции дыхание стало судорожным, часто, но ровно колотилось сердце. Теперь упражнения в статике и динамике для развития силы, гибкости, быстроты и точности движений. Долго, свыше двух часов. А потом опять бег на пять тысяч метров. Специальные многолетние тренировки развили его тело до совершенства, позволили сохранять психофизическое равновесие, уже теперь выглядеть значительно моложе своих лет, и, наконец, просто побеждать в любых условиях, при любых обстоятельствах.

Клеверов подошел к обрыву реки. Сбросив тренировочный костюм, несколько минут постоял, глубоко и часто дыша. Затем прыгнул в холодную воду. Он плыл искаженным английским кролем, высоко держа голову над водой, довольно быстро; Тер, впрочем, и тут не отставал от хозяина.

Через четверть часа они вернулись в скаф. Клеверов опять принял контрастный душ, оделся и прошел на камбуз. Открыл холодильник, постоял в раздумье, достал большой кусок мяса и положил его в чашку Тера. Себе же налил полстакана молока и взял большое яблоко. Это и был его завтрак. Не на каждый день, разумеется. Зачастую он ел не меньше других людей и даже прекрасно готовил сам, но все же сильно ограничивал себя и здесь. Это тоже было одним из эффективных средств продления молодости. Ну, а Тера приходилось кормить как на убой – едва ли бы он понял хозяина, если тот вздумал бы урезать его рацион. Пес с явным удовольствием съел мясо, выпил почти литр молока и проглотил поданное яблоко. Он не отказывался ни от чего, чтобы ни предлагал хозяин. Клеверов вымыл чашку пса, несколько минут в раздумье постоял у кухонной раковины, вытирая руки, отложил салфетку и вышел в коридор.

Индейцы ждали его на поле. По знаку Клеверова они начали обработку пашни. Странное это было зрелище – краснокожие воины, бредущие за плугом. Подошел Черный Орел. Долго и внимательно смотрел на вспашку.

– Синеглазый мудр, – сказал он. – Не может ли он придумать железного коня, который один потащит двадцать плугов?

Клеверов рассмеялся – как же быстро они потребовали трактор!

– Черный Орел сказал что-то не так? – насторожился индеец.

– Нет. Синеглазый поражен мудростью вождя. Сейчас он и вождь пойдут к Железному Томагавку и расскажут ему, как сделать плуг с двадцатью лезвиями.

– У Синеглазого найдется конь, способный тащить такой плуг?

– Что-нибудь придумаем, вождь.

Они вернулись в поселок – стойбищем это уже назвать было нельзя. Вдоль единственной улицы тянулись большие бревенчатые дома. За околицей располагались обширный скотный двор и вместительные амбары. Черный Орел и Клеверов остановились у почти готового сруба. Двое рослых индейцев, неловко выбирая паз, возились около толстого бревна. Клеверов подошел ближе, знаком велел плотникам отойти, поднял топор и несколькими точными и сильными ударами выправил паз. Взялся за конец бревна, кивнул индейцам. Оба схватились за другой конец, с трудом приподняли и, согнувшись от тяжести, забросили его на верхний венец. Черный Орел покачал головой:

– Синеглазый сильнее моих воинов.

Клеверов не стал объяснять индейцу, что дело здесь совсем не в силе. К ним подошел коренастый воин с могучими плечами.

– Синеглазый звал Железного Томагавка?

Молодой человек кивнул индейцу, достал из кармана куртки блокнот и тут же начал рисовать ему схему нового плуга. Кузнец был толковым парнем, ему ничего не требовалось повторять дважды. Он осторожно взял протянутый листок, стараясь не коснуться руки белого – все знали, чем это грозит. Клеверов с топором в руке обошел сруб, покачал головой.

– Синеглазый недоволен работой моих воинов? – спросил вождь. – Тогда пусть он еще раз покажет им, как нужно строить вигвам из бревен.

Когда после полудня Аленка и Князева разыскали Клеверова, он уже рубил последний венец. Неподалеку лежал Тер, индейцы обходили его стороной. Собаки иногда решались приблизиться к чужаку на десяток шагов, но стоило Теру лишь приподнять голову, как они сразу шарахались к ближайшему укрытию. Клеверов в расстегнутой до пояса рубашке с закатанными выше локтей рукавами, стесывал топором бревно.

– Андрей Николаевич! – окликнула его Елена.

Клеверов кивнул девушкам и, обернувшись к индейцам, указал им на бревно. Плотники приподняли и бросили его на стену. Молодой человек поднялся на сруб, посадил бревно на шипы, ударил топором, чтобы ладнее село, и соскочил на землю.

– Воины должны работать, – сказал он индейцам. – Много работать, и тогда они научатся управляться с железным томагавком не хуже Синеглазого.

Индейцы склонили головы в знак согласия. Клеверов поднял куртку и подошел к девушкам.

– Едва разыскали, – улыбнулась Аленка, восторженно глядя на него.

Впервые она увидела своего спасителя в простой одежде 21 века. Клеверов был затянут в брюки и рубашку темно-синего цвета, на ногах – высокие кожаные сапоги. Расстегнутый ворот открывал загорелую – и Елене показалось это странным для конца весны – грудь. Наверное, он казался бы худым – все ребра можно сосчитать, но на груди и руках рельефно выступали стальные мускулы, да и весь торс казался выточенным из кости.

– Что-нибудь случилось?

– Конечно, случилось, – весело ответила Аленка. – Вы опять не завтракали и не обедали.

– Скоро от вас останется одна тень, – добавила Князева.

Они шли через поселок индейцев. Елена с удивлением оглядывала дома.

– Андрей Николаевич, может быть, все это излишне, ведь они привыкли к своим вигвамам?

– Да, – согласился Клеверов. – Но дискутировать на эту тему уже поздно – я слишком много успел им дать. Вероятно, напрасно… Когда я умру, они не сумеют обойтись без меня. Они обратились ко мне за помощью в суровую голодную зиму, и я не мог им отказать.

Ярко светило солнце – все же близилось лето. Они остановились за окраиной. Елена оглянулась на рубленые изба индейцев и покачала головой.

– Как в старинной русской деревне, – тихо сказала она.

– Прежде вы видели ее только на экране, – улыбнулся Клеверов.

– Только на экране, – эхом повторила Елена, думая о другом. Затем взглянула на Клеверова и вдруг спросила. – Вы думаете остаться здесь навсегда?

– Я не могу вернуться назад в силу целого ряда причин.

– Поставили перед собой очередную задачу?

В голосе Князевой появились нотки злой иронии. Но Клеверов не ответил тем же.

– Этот народ доверился мне, и теперь я до конца жизни в ответе за его судьбу.

– Там, в нашем мире, с вашими способностями вы принесли бы значительно больше пользы.

– Кому? – холодно спросил молодой человек.

– Людям, – ответила Елена. – А не этим… человекообразным.

– Эти «человекообразные» по объему и организации мозга ничуть не уступают вам. И не их вина в том, что они стоят на начальных ступенях цивилизации. Я уверен, многие из них, получив хорошее образование, превзошли бы бестолковых специалистов вроде вас.

– Вам следует поселиться в вигваме и взять в жены трех индианок… Ну хорошо, вы остаетесь здесь. А как же мы с Крейгом?

– В течение лета я подготовлю посадочную капсулу, и вы полетите на «Квант».

– Вы говорили с Вейчлом?

– Разумеется. Но он сейчас слишком занят.

– Догадываюсь… Ветрова – темпераментная девушка. Боюсь, что Вейчл не выполнит ваших указаний и не отдаст ее под суд.

– У вас, Лена, одно на уме…

– Андрей Николаевич, – вдруг сказала молчавшая до сих пор Аленка и, забывшись, коснулась руки Клеверова.

В то же мгновение где-то рядом раздался страшный оглушительный рев. Вековые деревья дрогнули и поплыли в призрачном голубом сиянии, а среди них то появлялись, то исчезали смутные очертания каких-то необыкновенных огромных растений. Прямо перед людьми на узкой тропинке выросло исполинское чудовище и тут же открыло ужасную пасть с несчетным числом длинных острых зубов.

– Тираннозавр, – спокойно сказал Клеверов, с интересом разглядывая ящера, и вдруг резко крикнул. – Стоять!

Девушки замерли, но команда прозвучала для Тера, бесстрашно бежавшего к чудовищу, которое, тяжело ступая на двух колоссальных ногах, направилось к ним. Клеверов схватил спутниц за руки и увлек за собой в чащу. В результате на тропинке появился еще один хищный динозавр раза в полтора крупнее первого. Где-то рядом ударили молнии. Все вокруг закружилось в зловещей фиолетовой мгле, а над лесом стали носиться небольшие птерозавры, шурша кожистыми крыльями и щелкая зубами.

Один из тираннозавров, наконец разглядев людей в хаосе берез и древовидных папоротников, неловко переваливаясь, двинулся вперед. Клеверов рванул кобуру лучевого пистолета. Но тут сквозь ящера вдруг стали видны деревья, силуэт его потерял свои очертания, а через несколько секунд и вовсе исчез. Мир принял свой прежний облик. Девушки без сил опустились на траву. И ту, и другую била нервная дрожь.

– Андрей Николаевич, – справившись с собой, спросила Елена. – Если бы вы… если бы вы убили чудовище…

– Остались бы мы с вами тогда в эпохе динозавров, – ответил Клеверов и, взглянув на Аленку, улыбнулся. – Славно пошалила, девочка?

– Я не хотела… – пролепетала Аленка.

– Ничего, это произойдет еще не раз, – вздохнул Клеверов.

Они подошли к скафу. На ступеньках лестницы сидел Крейг и оживленно беседовал с князем, устроившимся на деревянной скамье напротив.

– Вы что-нибудь слышали? – спросила у них Елена.

– Только кукушку, – ухмыльнулся Крейг.

– Неужели? – искренне изумилась Князева.

Клеверов, поднявшись на несколько ступенек, оглянулся на нее:

– Очаровательная наивность! Берусь утверждать, что Крон подскочил на месте, лишь только ящер подал голос.

Князева в несколько слов объяснила, что произошло.

– И часто вы посещаете мезозой? – спросил Крейг, с иронией глядя снизу вверх на Клеверова.

– Случалось, – тонко и многозначительно улыбнулся молодой человек.

– Где же сувениры?

– Вон они, – указал Клеверов куда-то вниз.

Бортинженер посмотрел себе под ноги и, шарахнувшись в сторону, слетел с лестницы. Придерживая кожистые крылья, на ступеньки карабкалось отвратительное создание, покрытое редкой щетиной.

– Господи, какая-то волосатая нечисть! – содрогнулся Березин.

– Вы правы, князь, – усмехнулся Клеверов. – Это рамфоринх-сордес, ваше определение в переводе на латынь.

Крылатый ящер щелкнул зубастыми челюстями и попытался ухватить Клеверова за каблук сапога. Тот небрежно спихнул его с лестницы. Ящер затрепыхался, шлепнулся на землю и, обиженно квакая, заковылял к ближайшему дереву.

– А где же громы и молнии? – поднимаясь и отряхивая с одежды прошлогодние сухие листья, спросил нимало не смущенный Крейг. – Вы безнаказанно дали ему пинка.

– Должно быть, у меня с ним много общего, – ответил Клеверов, входя в скаф.

Сордес, неловко цепляясь за ствол березы, поднялся до первых сучьев и бросился вниз, круто спланировав, с шелестом резко набрал высоту и скрылся за вершинами деревьев.

V

Как-то сразу пришло лето. В лесу стало душно и жарко. Вечерами на свет слетались тучи комаров, однако близко к скафу подлетать не решались – Клеверов установил на аппарате мощный мультивибратор, а чуть позднее выдал всем по аналогичному наручному прибору.

Крейг и Березин целыми днями бродили по всей округе и успели ужасно надоесть индейцам, которые не желали видеть в своем поселке других белых помимо Синеглазого. Ходили на охоту с кремневыми ружьями, возвращались, впрочем, неизменно без дичи; вечерами вели долгие беседы. Словом, они отлично сошлись: инженер-механик ракетных кораблей ХХIII века и русский дворянин, родившийся на несколько веков раньше. Аленка много читала, смотрела видеозаписи, немало времени проводила с Князевой. Клеверов пропадал целыми днями, с утра уходил к индейцам или куда-то уезжал на катере. Возвращался всегда усталый, осунувшийся. Тем не менее, вечером всегда проводил вторую тренировку, а после ужина еще долго сидел в своей каюте, делая записи и вычисления.

Индейцы регулярно приносили в скаф горы продуктов, отчего Елена и Крейг, воспитанные в обществе, где никакие блага не доставались даром, чувствовали себя неловко. Березина это обстоятельство волновало меньше всего, Аленку только-только, ну, а Клеверов делал для индейцев так много, что они, вероятно, молились на него своему индейскому богу.

Случалось, Князева и Аленка с шумом врывались в каюту Клеверова, засыпали вопросами, которые появлялись у юной княжны за те дни, когда она не видела молодого человека. Клеверов тогда откладывал карандаш (работал им по старинке), выключал компьютер. Отвечал поначалу односложно, тихим, усталым голосом, но постепенно увлекался и начинал рассказывать сам, да так, что девушки слушали, затаив дыхание. После к ним присоединялись князь и бортинженер, а Тер неизменно ложился у ног хозяина. Клеверов говорил и говорил о древних разрушенных городах на берегах величественных рек, о прекрасных необитаемых островах, о далеких вечных льдах полюсов планеты. Говорил, в сущности, о простых вещах, известных Елене и Крейгу с раннего детства, но передавал все так, что они слышали это словно впервые. Клеверов избегал говорить о себе, хотя девушки неоднократно задавали такого рода вопросы. Лишь однажды, когда Аленка спросила о тех первых месяцах его жизни после прибытия на планету, Клеверов улыбнулся, взглянул девушке в глаза и, когда она смущенно опустила их, посмотрел на остальных своих слушателей.

– Иногда мне кажется, что все это было очень давно – так много порой событий вмещают в себя несколько лет жизни, будто прошла вечность, – задумчиво сказал он. – Да и дни те были необыкновенны – впервые я почувствовал себя свободным от желаний и стремлений других людей, что прежде определяло мою судьбу. Я знал, что суровая природа этого края не простит мне бездействия, тем более что я был с ней один на один. Весна шла к концу, но уже пора было думать о холодной долгой зиме. Я корчевал столетние деревья, расчищая поляны под высокоурожайные плодовые растения, семена которых имелись в комплекте звездолета, копал землю, рубил нескончаемые корни, сажал, поливал и удобрял почву сильнейшими биостимуляторами. По утрам, как и прежде, я выполнял всю трехчасовую тренировку – ведь это моя религия, а после работал целый день. Так, что к вечеру иногда едва хватало сил добраться до своей каюты. Многое я не знал, многого не умел, почти всему пришлось учиться. Следовало подумать и о питании энергосистемы скафа – на нем, помимо двух реакторов, установлены турбогенераторы, рассчитанные на любой вид органического топлива. Не особенно полагаясь на работу этих агрегатов, я решил построить небольшой бревенчатый дом с хорошей печью. И снова я валил лес, пилил, строгал, рубил полтора месяца, одновременно ухаживая за своим садом-огородом. Было что-то в этом примитивном труде, приносящее особое удовлетворение. Так мало прежде я создавал своими руками! Где-то в средине лета уже заметно подросший Тер пригнал к скафу дикую козу с козленком. Испуганное животное забилось в угол почти готового сруба, – Клеверов улыбнулся. – Так у нас появилось первое домашнее животное. Дни стали заметно короче – приближалась осень. Плантация наша дала неожиданно большой урожай, и мне пришлось долго возиться с ним, помимо того, готовя деревья и кустарники, фантастически быстро выросшие за лето, к предстоящей зиме. В разгар осени я сделал попытку найти нефть, используя миниаппаратуру – все-таки древесина была неважным топливом для турбогенераторов, а, кроме того, для газовой турбины катера мощностью в восемьсот киловатт требовалось жидкое горючее. Мне повезло – я нашел нефть еще до первых морозов, слой оказался небогатым – основные объемы находились на нижних горизонтах, но, учитывая мои потребности, его было достаточно. Некоторое время я готовил резервуар: выкопал огромную яму и выложил стенки глиной, скрепив ее полимерными добавками, а чуть позднее сделал и крышу. Так что в моем распоряжении появилось вместительное хранилище. Скоро выпал снег, пришли первые морозы. Я выстрогал себе широкие охотничьи лыжи и подолгу бродил по зимнему лесу. Было в этой свободе что-то ошеломляющее, и я даже забыл, насколько она может быть опасна. Помню, в лютый мороз мы с Тером шли вдоль берега реки. Псу исполнился, наверное, уже год, и он вырос до размеров хорошего теленка, но ум, к несчастью, все еще оставался щенячьим. Шалости ради он выскочил на лед и провалился сквозь подмытый теплым ключом тонкий слой по самые уши. Вытаскивая его, я вымок с головы до ног. До скафа еще оставалось километров пятнадцать. В такой мороз идти было безумием. Я сделал попытку развести огонь и обнаружил, что оставил лучевой пистолет в каюте скафа. У нас было лишь несколько минут. Покрытая коркой льда одежда стесняла движения. Тер вовсе превратился в сосульку. Я наломал хворосту, скинув рукавицы, выдернул из обоймы винтовки патрон и вынул пулю. Торопливо вложил вместо нее скомканный бумажной лист из моей записной книжки. Выстрел воспламенил бумагу, а через несколько секунд занялся и хворост. Потом я срубил стоящее поблизости сухое дерево. До темноты мы с Тером грелись и сушились возле костра и лишь в сумерках решились идти домой. Где-то в середине зимы я встретил индейцев. Племя голодало. До весны я снабжал их свежим мясом, ежедневно ходя на охоту с Тером, который настолько окреп, что мог без труда унести на спине оленя. С окончанием холодов я начал обучать индейцев основам земледелия и скотоводства. Надеюсь, вы не предполагаете, что это было вызвано какими-либо соображениями гуманности. Просто я хотел по возможности высвободить собственные руки. Дело шло не столь гладко, мешала и бедность их языка. Но следующая зима далась индейцам на удивление легко, и они поняли необходимость рекомендуемых мною мер. Теперь у меня появилось много свободного времени, и я стал совершать длительные прогулки на катере. Уходил далеко, порой за тысячи километров – насколько хватало топлива. Наблюдал нравы и обычаи людей, но больше предпочитал необитаемые места…

Клеверов умолк. Взгляд его стал отрешенным – теперь он уже был далеко. В открытый иллюминатор доносились крики птиц, шелестела листва… Крейг первым нарушил молчание.

– Андрэ, почему вы торопитесь избавиться от нас?

– Просто потом для вас обратной дороги уже не будет. А кроме того, – Клеверов чуть улыбнулся, – плохо, что вы и Елена не нашли общего языка в отличие от Вейчела и Ветровой.

– Когда вы думаете отправить нас?

– Вероятно, осенью. Капсула почти готова, но необходимо выполнить расчет полета сквозь пространственно-временной тоннель, образованный Рубином.

– А если в будущем мы воспользуемся вашими расчетами?

– Исключено. Расчет этот – для частного случая. А Рубин через год-другой завершит переход и тоннель закроется. Любой астрофизик посмеется над вами, увидев мои вычисления.

– У меня к вам просьба, Андрей Николаевич, – сказала Елена. – Вы так интересно рассказывали об этом мире. Покажите нам его, хоть немного. Нельзя же нам его покинуть просто так.

Клеверов поднялся. Подошел к иллюминатору. Постоял, прислушиваясь к шуму вечернего леса. Солнце уже скрылось за горизонтом, и по всей западной части неба разлилось серебристое сияние.

– Завтра будет хороший день… – задумчиво сказал Клеверов. – Давайте-ка для начала совершим небольшую прогулку по реке.

День действительно оказался чудесным. Утром Елена пришла к маленькому бревенчатому причалу катера. Клеверов с помощью ручной лебедки и деревянных катков спускал катер на воду. Аленка и Крейг стояли рядом. Березин еще с вечера отказался сопровождать их, сославшись на недомогание.

Вскоре катер закачался на легких волнах. Аленка первая забралась в рубку и устроилась на переднем кресле рядом с водителем. Клеверов сел последним. Катер круто развернулся у самого берега и, быстро разгоняясь, пошел вверх по реке. Крейг и Елена было о чем-то заговорили, но тут же умолкли – скорость у катера оказалась сумасшедшая, просто дух захватывало. Только хороший пилот мог управлять им. На цифровых экранах пульта мелькали данные о скорости течения реки, глубине, ширине, о подводных препятствиях на несколько километров вперед. Трудно было уследить за всей этой информацией. Иногда на приборном щите вспахивали красные лампы, и тогда Клеверов делал крутой вираж, обходя опасное место. Мимо неслись крутые обрывистые берега с огромными рухнувшими кронами в воду деревьями, а навстречу все чаще попадались какие-то немыслимые жуткие коряги. Водитель искусно объезжал их, не снижая скорости. Аленка спокойно сидела рядом, Князева тоже не выказывала страха, Крейг же заерзал на сиденье и наконец, не выдержав, сказал:

– Андрэ, я верю, что вы прекрасный водитель, но мне кажется…

Он внезапно умолк – Клеверов сделал такой поворот, что катер чуть ли не лег на борт… Теперь они уже шли по одной из многочисленных проток. На табло эхолота мелькнула цифра в одну десятую метра.

– Сейчас мы с вами останемся без днища, – заверил Крон.

Клеверов промолчал. Чуть слышно свистел гидрореактивный привод – теперь катер делал едва ли пятьдесят узлов. Вскоре, свернув в маленький приток, Клеверов почти совсем убрал газ. Низко склоненные ветви буйного кустарника опустились до самой воды. Утреннее солнце еще не заглянуло в этот зеленый коридор, но яркие блики уже бегали по недалекому песчаному дну.

– Удивительная река, – тихо сказала Аленка.

Медленно-медленно проплывали берега, казалось, водитель не хотел нарушать изумительную гармонию природы. Речушка сужалась, становилась почти ручьем. Аленка, отодвинув стекло, ловила рукой упругие ветви. Тихо-тихо журчала под килем вода, а катер все плыл и плыл вперед, по-прёжнему оберегая покой леса.

– Это мир моей юности, – задумчиво произнес Клеверов на родном языке – лишь Крейг не понял его. – Я дарю его вам, Аленушка и вам, Лена. Не навсегда. На один день.

– Мир грез, – прошептала Аленка.

Впереди появилось небольшое, метров сорок в поперечнике, озеро. У самого истока катер мягко сел на мель. Клеверов кивнул бортинженеру, и они оба, выбравшись из рубки, спрыгнули в воду. Взялись за бортовые рымы, медленно провели катер через мелководье. Дальше дно резко пошло вниз. Видимо, здесь было глубоко, хотя берега образовывал пологий песчаный пляж. Потому катер остановился в двух-трех метрах от суши. Девушки выглянули из рубки. Князева, обутая в сапожки, с помощью Крейга спустилась в воду и вышла на берег. Аленка остановилась на носу катера и в растерянности посмотрела на свои туфельки.

– Разуйтесь, Алена, – посоветовал Крейг, отходя на несколько шагов.

Девушка как-то беспомощно взглянула на Клеверова. Молодой человек быстро подошел к катеру и протянул руки. Аленка, не колеблясь, подала свои… Мгновенье – и Клеверов подхватил девушку на руки. Князева и бортинженер замерли, ожидая катастрофы. И были удивлены. Нет. Скорее, поражены тем, что произошло. Потому что ничего не произошло, просто совсем ничего…

Молодой человек без малейшего усилия перенес девушку на сухой песок, а она, придерживаясь за его руку, наклонилась и поправила ремешки на туфлях.

– Да, – сказал Крейг и умолк – добавить оказалось нечего.

– Далеко ли мы уехали? – спросила Князева, стараясь заполнить паузу.

– Километров триста-четыреста, – ответил Клеверов. – Разве это важно?

Из катера наконец выбрался сонный Тер. Долго и старательно лакал прохладную родниковую воду озера.

– Чем вы накормили его, Аленушка? – спросил Клеверов, все еще не выпуская руки девушки.

– Кажется, чуточку пересолила, – сразу смутилась Аленка.

Потом они все вместе несколько часов бродили по удивительному лесу, молчаливо восторгаясь совершенству этого уголка Земли. Клеверов привел их на поляну, окруженную голубыми елями, в тени которых мягкая пушистая трава приобретала фиолетовый оттенок.

– Как во сне, – сказала Аленка.

– Несколько лет назад здесь был обычный смешанный лес, по которому невозможно было пройти без топора, – тихо произнес Клеверов и, помолчав, продолжил. – Местность до сих пор хранит следы посадочных амортизаторов звездолета… Я просчитался, затормозив перед самой землей. От вспышек параболоидных рефлекторов деревья и кустарники обращались в пепел. Пожар бушевал три дня; мне удалось потушить его плазменными разрядами, но все вокруг, в радиусе десятка километров, превратилось в безжизненную черную пустыню. Я увел звездолет и вернулся лишь осенью на маленьком ракетоплане. На всю площадь, с помощью аппаратура машины, я распылил семена земных трав и деревьев, заимствованные из комплекта звездолета. И уже к осени следующего года не узнал местность. Очевидно, земля оказалась заражена фотонными двигателями, деревья и трава же, как и всякая биологическая система, подвержены мутациям. Результат у вас перед глазами.

Его спутники с изумлением рассматривали стройные ели с неимоверно длинными иголками и огромными шишками, от которых гнулись тонкие упругие ветви. Где-то дальше стояли березы с листьями размером в ученическую тетрадь, а местами среди травы виднелись ярко-красные мячики земляники и кое-где поднимались исполинские грибы, под которыми можно было скрываться от дождя.

– Жизнь этих растений будет недолгой. Они быстро погибнут, исчерпав генетические резерва роста, когда на них со всех сторон будет наступать сильный, здоровый лес.

После полудня, голодные и усталые, они вернулись к озеру. Солнце стояло высоко, было душно и жарко, а озеро так манило своей хрустальной водой! Князева сбросила свой полупрозрачный комбинезон. Ее примеру последовал и Крейг. Клеверов взглянул на Аленку.

– Я не могу, Андрей Николаевич, – покачала головой девушка.

– Ну, что вы там! – крикнула им Елена уже с средины озера.

Разделся и Клеверов. Бортинженер посмотрел на него и пожалел о том, что решился купаться у всех на глазах. Крон, впрочем, был статен и довольно высок, а Клеверов… Глаза искали изъян и не находили…

Аленка, оставшись на берегу одна, нерешительно сняла платье, оставшись в белом купальнике. Чувствуя на себе взгляды, девушка, не поднимая глаз, подошла к воде.

– Рот, – вдруг сказала Князева бортинженеру. – Рот закройте.

Клеверов оглянулся на Аленку и быстро отвел глаза. Князева поняла, что его бросило в жар… Он оказался не таким уж холодным, да и девушка все же была чертовски хороша.

Вдоволь накупавшись, они выбрались на берег. Бортинженер вынул из багажника катера несколько поролоновых ковриков и расстелил их на песке.

– Вам холодно? – спросил он Аленку, невольно задерживая взгляд на длинных стройных ногах девушки, а затем в который раз оглядывая всю ее безупречно-женственную фигуру.

Аленка вся дрожала, но не от холода… Клеверов понял, достал из сумки легкое покрывало и набросил его на плечи девушки.

– Успокойтесь, дитя мое, – тихо сказал он, усаживая девушку на коврик.

Князева легла неподалеку. Прикрыла лицо локтем.

– Андрей Николаевич, – заговорила она. – Отчего бы вам с Кроном не затеять научный спор? Знаете, как уютно будет лежать и слушать умный мужской разговор…

Крейг усмехнулся.

– Хорошо, если Андрэ расположен говорить. У меня-то к нему вопросы всегда найдутся.

– Спрашивайте, Крон, – с улыбкой ответил Клеверов. – Постараюсь дать вам ответ на любой вопрос.

– Тогда… Скажите только откровенно… Как вы жили здесь?

– Страшно жил, Крон. Впрочем, как всегда.

– У меня мало сведений о вас. И мне непонятно, откуда вы черпаете эту неимоверную силу, ведь у вас, простите, нет никого и ничего во всем мире.

Клеверов несколько минут молчал, отрешенно глядя на зеркальную гладь озера. Потом устало произнес:

– Просто я стоик, Крон. И моя жизнь шла по жесткой, крайне рациональной программе. Вы, люди, были всегда далеки от меня, я не понимал ваших слабостей, ваших желаний и мне ничего не нужно было от вас.

– Тем не менее вы сделали для людей невероятно много. За одно уничтожение организации Мелана вы могли просить любой награды.

– Награда? – Клеверов рассмеялся. – Крон! Это была моя работа, и я выполнял ее, как должен был выполнять.

– А сейчас? Почему вы не хотите вернуться назад? Боитесь уцелевших людей Мелана?